Оглавление

От автора

Наверное, самым честным будет сказать, что сборник этот — а «Сага» это именно сборник, при чем не только прозы — возник совершенно сам собой, в точности так же, как и его предшественник, «Семиведьмие».

Все истории, что таятся под этой обложкой, написаны в самое разное время — поэтому я проставил даты под каждым из произведений: здесь есть рассказы и повести, есть песни и стихи. Впрочем, это гаэльские стихи, а значит, тоже в каком-то смысле песни.

Я, автор этих строк, не задумывал изначально в цикле о мире Атван ничего, кроме крупных форм — то есть, романов и длинных повестей. Но что-то, что неизбежно движет любым человеком в творчестве, помимо его собственной логики и стройных задумок, распорядилось иначе: стоило мне закончить работу над «Дорогой за горизонт», я понял, что в роман не смог вместить все то, что уже знаю о мире и героях, появившихся на его страницах. А оно требовало быть рассказанным. И тогда я принялся писать рассказы и малые повести, для начала просто для того, чтобы не растерять этот массив историй.

В них по большей части речь шла о Гаэли — возникшем из тумана некогда потерянном континенте Атвана, где и происходило действие трехтомной «Дороги за горизонт»

Больше того — Гаэль, Северная Гаэль долго не отпускала моих дум: мне казалось, я готов часами записывать песни и обычаи, истории родов; зарисовывать схемы клановых и жреческих татуировок; пересказывать хитросплетения судеб всех тех персонажей, о существовании которых я знал уже на этапе проработки «Дороги», но которым в рамках романа, увы, не досталось места больше, чем уже я сумел показать. Да и не может одна-единственная книга, пусть и в трех томах, вместить историю целого народа, в самом деле!

Гаэль завораживала меня — во многом как раз тем, что так долго пребывала в отрыве от прочего мира. Этакий артефакт древности, культурный изолят, детище Сокрытых Богов.

Народ, похожий и не похожий на своих собратьев — какие они? Как живут? Чем дышат? Эти думы и положили начало тому в моем творчестве, что потом мой брат назвал «этнографическим фэнтези». И это определение кажется сейчас мне исключительно точным, и им я и буду пользоваться и далее.

Этнографическое фэнтези — вот как стоит определить стилистику и «Семиведьмия», и «Саги о Горной Крови». И если «Семиведьмие» было сборником в основном именно сказок, страшноватых архаических преданий и этаких внутримировых быличек, историй о непостижимом даже для самих обитателей мира, то «Сага» — это именно что история о живых людях. Больше того — это семейная сага. Сага о горах Ардэйх — и крови от крови этих гор, о гаэльском клане, носящем в своем прозвании имя этих гор. Горная Кровь — так зовут тех, кто принадлежит старейшим кланам Гаэли. И это история о их жизни и судьбах.

О суровых, подчас жестоких, но неукоснительно соблюдаемых законах чести и справедливости в Гаэли. О том, что внутренняя сила человеческого существа подобна огню. О том, что подчас сердце мудрее разума.

И снова о том, что в нас, в живущих, если говорить языком Атвана, от рождения всегда поровну и звездного божественного света, и простой земной глины. А уж к какой части себя мы больше высказываем склонность — это выбор каждого. И делаем мы его каждый миг своей жизни.

События «Саги» — вполне себе законченное произведение, этакий длинный-предлинный полифонический роман в рассказах и повестях, и это главное отличие от «Семиведьмия», где истории объединены только общим тематическим ключом повествования и жанром. Хронологически «Сага» захватывает время и до событий «Дороги», и параллельно, и сильно после оного. Более того, часть повестей шагает даже за границу хронологии центральной части цикла, за события пока что находящегося в черновике романа «Наследие», заключительной книги об атванских всадниках.
Однако «Сага», по моему мнению, должна увидеть свет сейчас — сразу после «Дороги за горизонт». Эта книга — плоть от плоти работы над «Дорогой»: составляющие ее тексты выходили из-под моих рук и параллельно написанию романа, и после, но они никогда не были чем-то побочным, чем-то необязательным или, так сказать, придаточным: больше того, герои и их характеры в романе «Дорога» выплавлялись и строились во многом именно благодаря тому, что уже было в моей голове, и потом обрело жизнь на бумаге именно в виде малых прозаических форм.

Но — повторю — Гаэлью я был очарован все то время, что создавал эти тексты. Если вас, читатель, точно так же захватила история этих земель и народов, ее населяющих — «Сага» определенно то, что вам нужно.

А если предыдущие части цикла вы не читали — что же, этот сборник будет парадными воротами в гаэльские земли.

Друг однажды — друг навсегда

Весна в этом году выдалась солнечная, да ветреная.

— Братец, надень плащ! — на разгуливающего по двору в слишком легкой для такой ранней весны лейне паренька двенадцати зим от роду из одного из высоких окон падает свернутый плотный плащ пронзительно-яркой васильковой синевы. Тот его ловко подхватывает и, скроив недовольную физиономию, задирает голову вверх:

— Ну Мэльен! Мне не холодно же!

Но в окне уже нету той, кто запустил в мальчика плащом — она сейчас спускается сама во двор, следом за нею шествует старший брат мальчика, юноша по имени Киаранн, они с Мэльен близнецы, между прочим, и отец всех троих, лорд Сэйхэнн Ардэйх. Старшие мужчины одеты по-дорожному основательно, и видно, что собираются в путь, а Мэльен — в домашнем платье, кутается только в узорчатую накидку, даром что сама только что ворчала на младшего брата.

— Не передумал еще? — это отец спрашивает у младшего сына, под пристальным взглядом старшей сестры нехотя разворачивающего плащ.

— Пап, ну ты чего! Конечно нет! Сколько дома можно сидеть, я уже большой!

Отец только с улыбкой кивает — он и не думал, что его младший сын Уаллэн откажется от той поездки, в которую так долго напрашивался вместе со старшими, тем более что речь шла о Весенних Состязаниях. Всякий мальчишка хотел бы посмотреть на них, чего и говорить! И пусть до Гнезда Нэйт — большого поселения, где в этот раз пройдет это ежегодное собрание — ехать не одни сутки, а весенняя погода в горах непредсказуема — разумеется, младший не отступит. В прошлом году-то не поехал только потому, что под самую поездку провалился на озере под хрупкий весенний лед и был в приказном порядке оставлен Мэльен дома. Старшая сестра, да еще к тому же такая строгая — это вам не шутки! Она всегда была строгая, а уж после того, как отец троих отпрысков старшей семьи клана остался вдовцом — перечить Мэльен было себе дороже, особенно если тебе в два раза меньше лет.

— Хорошо. Бегом тогда в дом — одевайся как следует, и выезжаем сразу, у тебя не больше получаса, — кивнул Сэйхэнн.

Мальчик кивнул и умчался к себе.

Собираться ему было недолго — накинуть еще лейне сверху — из тонкой, но теплой шерсти, с вычурной красивой вышивкой — упихать в сумку охотничью куртку на всякий случай, в самом деле завернуться в плащ да переобуться. А уж всякую мелочь свою, что ему может потребоваться, он уложил еще вчера. О большом снаряжении для дороги и думать нечего — это взрослые тоже еще накануне все велели собрать да приготовить. Так что полчаса ему вовсе ни зачем не нужны. Скорее в путь!

На Состязаниях этих, чтоб понятно было, обычно всякие ловкие воины показывают свою удаль и сноровку, соревнуясь в чуть ли не десятке разных умений. Заявиться как участник туда мог любой юноша клана, возрастом от двадцати полных зим, или от шестнадцати — но уже с приложенным от любого старшего мужчины в семье письмом-рекомендацией. Победители и отличившиеся участники получали обычно всяческие дары, а не занявшие никаких почетных мест могли рассчитывать на место в воинстве любого из лордов — вплоть до хоть самого старшего, возглавляющего вообще весь клан — буде тому понравится удаль и сноровка соискателя. Вот потому на Весенние Состязания съезжалось всегда множество народу — попутно еще главы семей решали разные вопросы на своих собраниях, договаривались о важных для всего клана делах, заключали договоры межсемейные и деловые — в общем, ровно каждый год эти состязания становились поводом всекланового большого совета старших от каждой семьи практически по любому делу. Иногда приезжали даже из соседнего клана посланцы — редко, конечно, у них об эту пору свои такие же Состязания, но и так бывало, еще как бывало! Все это делало цель поездки очень и очень интересной, не говоря уж о том, что любому подростку мужского пола страх как интересны и сами Состязания — ведь придет со временем и их пора показывать свою удаль и силу, так отчего же не присмотреться, не понаматывать на пока что только умозрительный ус всякие хитрости? Вот то-то же, что, как ни поверни, а в добром уме и здравии ни один мальчик не откажется от такого приключения — и сын старшего лорда-главы клана Ардэйх не был исключением.

Вот и выехали, не откладывая — Мэльен долго еще махала родным с надвратной башни, провожая в добрый путь — дорога была неблизкая, и по братьям и отцу она еще как успеет соскучиться!

А тем что — тем в пути навряд ли будет скучно, и уж подавно и на самом месте ждут интересные дела. Так размышлял про себя младший Ардэйх, лениво придерживая поводья и попутно крутя головой по сторонам — для этой поездки для младшего лорда заседлали исключительно благонравную кобылу по кличке Фанну, в седле на ней можно было хоть спать и не свалиться, до того у нее был ровный шаг и покладистый характер.

Ох же и красивы горы в начале весеннего пробуждения земли, сколь не была бы коварна погода! Снег почти повсеместно сполз с солнечных склонов холмов, лежал лишь в низинах ноздреватыми пластами, которые копни — из мелких льдинок, что из хрустальной крошки, состоят. Седые древние скалы все еще кое-где укрыты снегом — да на вершинах он не тает и в жаркое лето, сверкая жгучей белизной, вот ровно как сейчас. Горы, полагал Уаллэ, прекрасны всегда, так от чего же ни быть им прекрасными сейчас, пусть и нет еще буйных летних красок кругом? Ветер холоден и студит щеки, нос, лоб и кончики ушей, а укрытым плащом плечам жарко — пригревает солнце, ух как пригревает! Надевать шапку мальчик, конечно, не станет — ветер ветром, а что он, маленький, что ли? Вон, брату и без шапки не холодно — и ему значит, нормально будет. К тому же — это меж скал ветрено. Скоро дорога стечет вниз, запетляет меж всхолмий, уже кое-где проклюнувшихся нетерпеливой первой зеленой травкой, и там и вовсе станет хорошо и тепло.

Небо синее, как их клановые плащи, изредка кое-где отмеченное легкими пуховыми облачками — что клочки пуха водяной птицы, кучерявые и легкие. И это славно, значит, не нагонит облаков со снежной крупой внезапно — ни сегодня, ни завтра. Вот если бы облака были тяжелые, да в синеватую густоту уходящие, или же — тонкие, длинные, расщепленные по краю, один в один как узкое перо из хвоста белого сказочного фазана — тогда да, жди метели, или града, или, если повезет — просто дождя. Да в пути и то и это не будет добрым спутником. Ночевать тоже лучше в шатре, поставленном на сухой земле, разумеется — ведь до жилья-то еще надо доехать, как минимум одна ночевка в походном варианте им предстоит.

Но погода сжалилась — или это боги благоволили всякому путнику, пустившемуся в дорогу в эти дни, и коварные облака-перья, узкие и длинные, показались на синем шелке неба только когда первая, она же неизбежная шатровая стоянка была позади. А обещанное ими непогодье затянуло небо и вовсе тогда, когда перед путниками замаячили уже крыши разномастных домов Гнезда Нэйт.

Гнездо следовало бы величать городом, по его размерам-то, но все еще слишком хорошо помнили, что когда-то это была только лишь усадьба семейства Нэйт-Ардэйх. Кстати — вон и крыша поместья, и через несколько домов — Общий Зал, место собраний, советов, пиров и размещения важных гостей. К нему-то они и направились, посыпаемые холодной снежной крупкой вперемешку с дождевыми каплями. Небо было уже изрядно темно не только из-за низких облаков, сколько из-за вечернего часа, путники — даже старшие — успели устать от дороги, и потому яркие огоньки окон большого дома казались особенно притягательными.

Встретили их шумно, народу в Зале было много, и их явно уже ждали со дня на день. Вперед выступил хозяин Гнезда — крупный мужчина с лихими усами и темной медной рыжиной в густой гриве волос. Церемонно поздоровался с лордами — даже с младшим, Уаллэном. Гости и хозяева расселись у широченного дубового стола, на котором постепенно начало появляться угощение.

В Зале было тепло, в очагах трепетали жаркие языки пламени, вкусно пахло можжевеловым дымком и чем-то съестным. Только умостившись на лавке за столом, Уаллэ сообразил, как же зверски он устал. Старшие о чем-то говорили — чем-то интересном, без сомнения, да только вот глаза уже почти слипались, и мальчик потихоньку начал клевать носом в кружку с чем-то горячим, медово-душистым и согревающим, подсунутую ему Киаранном, старшим братом. Отпить из нее он успел чуть больше двух третей, и, кажется, так и уснул, уронив голову на руки, сложенные на столе.

Кто и когда его отнес наверх, где были спальные места, и уложил под одеяло, мальчик не заметил. За это по утру стало как-то неловко, впрочем, Киаранн потом только посмеялся над досадой младшего брата, сообщив, что он в его возрасте, поехав с отцом так же далеко, вообще уснул в седле и едва не свалился на дорогу к вечеру третьих суток. Уаллэ только хмыкнул — с Киаранна сталось бы и выдумать, чтобы подбодрить его. Но и это он услышит позже, а сейчас вокруг не было видно никого из родни, да и вообще в Зале как-то слегка опустело по сравнению с вечером — все взрослые быстро разошлись кто куда по своим делам, даже Киаранн куда-то делся.

За окнами вовсю снова светило солнце — будто и не было вчерашней непогоды. Мальчику очень скоро стало слегка скучно, и еще больше досадно, что так долго провалялся под одеялом. Ладно, к обеду старшие все соберутся тут, там он уж и выяснит все пропущенные вчера и сегодня утром новости

Пока, пожалуй, можно походить да послушать самому всякого нового и интересного — вчера, не смотря на крайнюю усталость, он успел услышать, что сюда уже успели приехать многие гости издалека, и вот-вот вообще со всего клана народ съедется, а это значит — уже, возможно, завтра и начнутся сами Состязания.

Подумав, Уаллэ не стал наряжаться в теплую и богатую верхнюю лейне, да и плащ оставил дома — ветер вроде улегся, и солнышко пригревало просто замечательно. Умылся, собрал волосы так же, как обычно собирал Киаранн, цапнул со стола внизу кое-какой снеди из вчерашнего угощения — и пошел бродить. Заблудиться уж всяко не заблудится, все более-менее широкие улицы все равно стекались к гостевому дому, как во всех городах, выросших из семейных усадьб.

****

День у Лойхана, самого обыкновенного паренька из города под названием Гнездо Нэйт, как-то не особенно задался. Поутру мать задала ему взбучку за испорченную обувь — накануне Лойхе промочил ботинки, бросил их сушить на печи, да вовремя не снял, и те пришли в совершенную негодность, ссохнувшись и перекрутившись незнамо в какую фигуру. Обуваться поутру пришлось в старые и истрепанные ботинки, в которых только по сухим улицам ходить, потому что натянуть тайком отцовы сапоги мать ему опять же не позволила. Да и на улицу к приятелям удрал он тоже против материного наказа и рисковал потому остаться на время самих Состязаний под замком дома — если сегодня к вечеру не сделает наказанных ему дел. По-хорошему, ему сейчас следовало бы ими и заниматься, а не носиться по переулкам с приятелями — но уж больно тепло и солнечно сегодня было! Грех дома оставаться — ну а как снова занепогодит, как вчера к вечеру?

Лойхе, меж тем, думал — что же с ботинками делать? Новые ему еще когда отец справит, а то и еще всыплет в добавок к материному наказанию…

Финни, паренек из беленого дома с соседней улицы, попался Лойхе как нельзя вовремя. На нем всегда можно было сорвать неудачное настроение, а тут… Тут еще Финни угораздило выйти из дому поутру в новых ботинках. Крепких и славных — в таких сам Лойхе мог бы пойти с приятелями на поле состязаний — посмотреть, как там все обустраивают. Дорога туда сейчас, после вчерашнего, грязная поди, в дырявой старой обутке и лезть нечего! Или потащиться смотреть разлив ручья за домами! Или вон вообще на озерцо смотаться…

Но для этого нужно убедить Финни, что он очень хочет поменяться с Лойхе ботинками. Что ж, кажется, день начал выправляться! Для Финни же он, наоборот, обернулся самой неприязненной ухмылкой, какой только мог — как и всегда, когда Финни сталкивался с Лойхе и его приятелями. Что одним потеха — другим слезы, так часто бывает.

Впрочем, что день его обещает быть вполне ничего, Лойхе тоже думал ровно до тех пор, как из-за дома с краю не вывернул какой-то незнакомый мальчишка, беззаботно насвистывающий «Охотника и Луну». Этот мальчишка широко, ярко улыбнулся и предложил Лойхе и его приятелям отстать от Финни. Самоуверенно так предложил. Нагло и бесстрашно — словно за ним толпа товарищей в три раза больше собравшейся возле Лойхана была. Но нет — мальчишка оказался один как перст. Еще и одет как-то слишком легко, будто из дому только вышел, а меж тем, Лойхе в этой части Гнезда знал вообще всех своих сверстников, и этого паренька точно видел впервые.

Лойхана он с первого взгляда начал страшно раздражать.

Странный он был, этот мальчишка. Не старше самого Лойхана, а весь какой-то излишне серьезный… как взрослый. И прическа взрослая — волосы на макушке в узел собраны и косицей обвязаны. Ишь чего о себе мнит! Одеждой, правда, какой-то особо богатой не отличался, из чего Лойхе — а он все-таки не просто так был главный в собравшейся мальчишеской ватажке — сделал вывод, что паренек просто много из себя строит, но отнюдь не является тем, что строит. Правда, Лойхану отчего-то смутно не нравилось, как он, этот чужак, на него смотрит. Как говорит — не торопясь, чинно, будто ему никогда никуда спешить не доводилось. Голос при этом у незнакомца был звучный, точно специально поставленный, и громкий. И как держится — будто с высокой башни на всех смотрит. И как при этом обманчиво-открыто улыбается. Как расслабленно-мягко стоит — точно огромный кот, вышедший на крыльцо.

Все, короче, не нравилось. Лойхе начал злиться.

— А ты чего, думаешь, имеешь право указывать мне, как и с кем говорить?

— Полагаю, да.

Вот же стервец, подумал Лойхе. И какой-то кусок кабаньего навоза ему, Лойхе, на его родной улице будет указывать, что ему делать? Не задумываясь особо, он сообщил об этом незнакомцу, добавив, что ему лучше подобру-поздорову унести ноги, не то его мама родная не узнает, если он продолжит в том же духе.

Тот только холодно, как-то по-взрослому совершенно дернул бровью, посмотрел на задиру — и без лишних предисловий врезал тому по носу. Лойхан в долгу не остался. Мальчишки яростно сцепились, почти сразу покатившись по пропыленной дороге. Пришлый мальчишка драться умел — это было видно, при чем — гораздо лучше местного задиры. Да казалось, пареньку просто-таки феноменально везет, вдобавок ко всему прочему. Компанию местных драчунов это начало злить.

— Сейчас ты у нас получишь, сопля, — Лойхан, отпихнув противника, поднялся на ноги, утирая каплющее с носу, поворотился к приятелям:

— Ну, чего смотрите, олухи?

Все словно только того и ждали — кинулись в потасовку, образовав кучу малу. Не сплоховал незнакомец и теперь. Отшвырнул одного, коротко, резко врезал другому, сразу двоим подставил подножку, уклонился от еще одного — так, что тот потерял равновесие и получил еще и следом пинок под зад. Правда, чем дольше затягивалась драка, тем сильнее зверел этот странный паренек, державшийся так, точно все вокруг было лично его собственностью. До какого-то момента дрался, как обычно дерутся мальчишки. Да, со злостью — но без этой расчетливой, совершенно взрослой какой-то ярости — когда противника хотят не проучить, а уничтожить. Когда местные мальчишки схватили его за плечи, стараясь удержать, в нем словно демон проснулся. Рванулся с невиданной мощью, раскидал, не глядя, тех, кто пытался повиснуть на его руках, мешая свободе движений, налетел на Лойхе, как вихрь, буквально чуть ли не подмяв более рослого парня и вынудив того только закрывать голову руками и пытаться увернуться — на большее предводителя компании забияк не хватило. Приезжий незнакомец оказался каким-то в самом прямом смысле слова бешеным — приблизиться к нему, чтобы отвлечь от расправы над Лойхе, как-то ни у кого толком не получалось — несколько неуловимых тычков — и смельчак летит вперед головой прочь от озверевшего сверстника. К этому моменту все участники потасовки начали отчетливо понимать — что-то тут нечисто.

— Да он же фэйрэ! — испуганно крикнул кто-то из мальчишек, озвучивая только зарождающуюся мысль. Вскрик самого догадливого подействовал, как ушат воды на головы — почти все разом откатились от бешеного незнакомца. Правда, зачинщику, Лойхану, пришлось еще более несладко — даром, что пришлый мальчишка был помладше — ярости и силы в нем и в самом деле хватило бы на полдюжины взрослых. Теперь уже участники драки попытались хотя бы все вместе оттащить озверевшего незнакомца от Лойхе, но первый же, кто опасно приблизился, составил распростертому на песке Лойхе компанию.

— Убьет же! Он обоих убьет!

— Эй, парень, стой, все уже!

— Да не слышит он… и не услышит, если в самом деле фэйрэ!

— Ну так что теперь, стоять и смотреть, а?

— А что мы сделаем-то? Если фэйрэ — то пока запал не угаснет, бесполезно…

— За взрослыми беги, дурень!

— Уэйни побег, да только пока кто подоспеет!

— Точно убьет…

Когда появился еще один мальчишка — его звали Кинн — и почему он полез на крышу ближайшей постройки, никто не заметил и не сообразил. Крыша оказалась от приземистого сарайчика, и он с этой крыши натурально дикой рысью прыгнул на загривок обезумевшему пареньку-фэйрэ.

— Держи-и-ите! Я один не у-у-удержу-у! — только и успел прокричать Кинн, прежде чем сцепившиеся в рычащий комок, ровно в самом деле две рыси, мальчишки покатились по утоптанному песку. Против незнакомого парня и в самом деле как-то не помогало ничего из того, что Кинн умел — боли тот, казалось, не чувствовал, почти не обращал внимания на то, что ему зажимают шею в сгиб локтя, разве что клещом висящий противник несколько сковывал движения, и поэтому Кинну только и оставалось изо всех сил вцепиться в этого «бойца», не давая тому скинуть себя со спины.

Отхлынувшие было ребята снова навалились, ухватили беснующегося за руки и за ноги, прижали к земле:

— Уймись! Все уже, все! Свои тут все, уймись! Ты победил, ты, только угомонись!

Тот скалился по-звериному, ругался и бешено выдирался из цепких мальчишечьих рук, но на сей раз его держали крепко, хотя даже сейчас, не смотря на то, что на нем гроздью повис десяток ребят, он пытался лягнуть или укусить хоть кого-то.

Кинн вывернулся из свалки и припустил куда-то в боковую улочку.

Он живо сообразил раньше прочих, что эта петрушка может продолжаться долго — фэйрэ будет бесноваться, пока есть враги. А они есть — вон, облепили со всех сторон! А выпусти его сейчас — и в самом деле кого-нибудь до смерти забьет. Если рассказы старшего дяди про бойца-фэйрэ из их отряда были правдой, самому мальчишке этот фокус тоже потом даром не пройдет… Сомневаться в них Кинн даже не подумал бы. Опять же — по дядькиным рассказам он знал, что могло бы помочь. Затем и припустил.

Вернулся Кинн к дерущимся, волоча за собой здоровое ведро, полное колодезной воды.

— А ну р-р-разойдись! — рявкнул он, и приятели, не задумываясь, послушались окрика, отхлынув прочь, и в тот же момент и не думавшего униматься мальчишку, наконец освободившегося от их рук, накрыл поток ледяной воды. С рычащим воплем он рванулся вперед, вскочил на ноги, встряхнулся, заозирался. Шумно выдохнул, тыльной стороной ладони провел по лицу, убирая растрепавшиеся пряди волос назад. Медленно обмяк, словно перетек в нормальное состояние из напружиненной звериной хищной стойки.

Гнаться ни за кем, как все опасались, не стал, хотя мальчишки, увидев фэйрэ на ногах, брызнули прочь. Кинн только совершенно бесстрашно стоял рядом, с любопытством поглядывая на забияку:

— Свои все, ага? Ну что, отпустило?

Мокрый насквозь, тот только передернул плечами и мрачно зыркнул. Облизнул губы, задумчиво повозил языком во рту, уверился в целостности нижней части физиономии, грязной рукой еще раз обтер скулу, сплюнул под ноги бледно-розовым и, буркнув в пространство короткое «грязь придорожная», развернулся и пошел прочь от места драки. К колодцу, сообразил Кинн и потащился следом, снедаемый жгучим любопытством.

Он сам не видел начала драки, услышал только от пронесшегося вихрем мимо Уэйни, что, мол, какой-то мальчишка из приезжих там буянит, того и гляди Лойхе и Фрехара-мелкого убьет — но вывод сделал правильный. Лойхан ему, Кинну, не нравился, особенно эта его манера обращаться с теми, кто с ним не ходит компанией, как со вторым сортом… Парни в этой самой компании были ничего, но сам задира Лойхе… В общем, Кинну заранее нравился этот странный чужой мальчишка. Интересно, кто таков? Да еще и в самом деле фэйрэ! Считается, что, вообще-то, фэйр, буде мужчина этим даром наделен, проявляться начинает только годам к четырнадцати — а этому пареньку было, вероятно, как и самому Кинну, никак не больше дюжины лет.

— А ловко ты их, а… — Кинн попробовал завязать разговор.

Мальчишка не ответил, стянул с себя рубаху — мокрую, грязную, драную после драки. Бросил себе под ноги неопрятным комком. Закинул колодезную бадейку — грохотнула цепь, раздался всплеск, потом бадейка пошла вверх. Поднял, уставился на свое отражение, вздохнул. Скула ободрана, синяк под глазом, на лбу шишка… красавец, что и говорить!

— Слушай, ты приезжий же?

— Да. Ведро дай!

— Зачем? — брякнул от неожиданности Кинн, но ведро протянул.

Тот забрал ведро, пристроил на краешке колодца, опрокинул в него бадейку, зачерпнул в колодце еще раз — ведро было огромное.

— Топиться буду, — все так же неприязненно отозвался паренек и, не дожидаясь ответа, в самом деле макнулся головой в ледяную воду, полностью, по самый затылок. Запустил в воду руку, поболтал ею, вымывая из волос песок, вынырнул, отфыркиваясь, перекинул черную тяжеленную змеищу мокрого хвоста на плечо, наклонился, оторвал от рубашки рукав, выполоскал от песка все в том же ведре и стал смывать с себя остатки чужой крови и грязи.

Кинн поежился. Вода в колодце об эту пору еще с мелкими льдинками попадалась, а этот чудик плещется в ней, точно в летней речке!

— Бррр! Холодно же!

— Ну холодно. Но терпимо. Чего ежишься, тебя-то никто не макает… и не поливает.

Кинн засопел. Кажется, приезжий здорово обиделся. Помялся с ноги на ногу, зашел с другой стороны:

— Слушай, ты, выходит, правда фэйрэ!

— Кривда. Чего пристал? — тот с шипением потрогал бок, на котором расплывался багряный синяк, прижал холодную мокрую ткань ненадолго.

— Сильно больно?

— Вроде ребра целы… — неопределенно передернул плечами, снова даже не удостоив Кинна взглядом.

— Это хорошо, — авторитетно кивнул Кинн. — Тебе поди влетит, да? И это… может, тебе хотя рубашку дать? Не идти же так — ветер холодный, а ты промок насквозь!

— Еще чего! — незнакомый мальчишка надменно вскинулся, изогнув бровь, и впервые прямо посмотрел на Кинна — тоже, точно водой колодезной окатил. Тот тихонько про себя присвистнул — вот это гонор! Неудивительно, что Лойхан взъерепенился — кого-то встретить, кто на тебя смотрит так же, как ты на других!

— Мне бы влетело… — вздохнул Кинн, предпочтя отнести это его «еще чего» именно к первой фразе. Слушай, как тебя зовут?

— Отвали.

Так и не назвавший своего имени принялся выжимать волосы, потом нашарил в спутанной мокрой массе волос косичку с вплетенной бусиной-шипом, собрал, прямо как были, мокрые, волосы в узел, закрутил, обвил косицей, воткнул «шип» как шпильку. Шип был серебряным. А прическу такую Кинн видел раньше исключительно у взрослых.

— Ты это… извини, ага? Что вмешался.

Помедлив, тот кивнул. Кинн расцвел в искренней улыбке — парень этот ему в самом деле необъяснимо понравился, и потому не хотелось, чтобы тот затаил неприязнь или обиду.

— Мне от мамы всегда перепадает, когда я с кем подерусь, — Кинн сочувственно заглянул в лицо сверстнику. — Ладно бы она просто ругалась — а то причитает так, будто конец света настал…

— Сестра бы точно ругалась, — мальчишка вдруг смягчился. — Но сестра дома осталась. А отец — отец, конечно, тоже будет ворчать, но… в общем, разберусь поди. А вообще не твое дело.

Он подобрал и скрутил в узел ошметки рубашки, и вознамерился уйти прочь.

Кинн встал поперек дороги тому:

— Эй, стой! Как тебя все-таки зовут?

— Тебе зачем?

— Ну… просто. Я — Кинн. Кинн из семьи Нэйт. А твое имя хотя бы как?

— Уаллэ, — нехотя сообщил тот «хотя бы имя».

— Слушай, а из-за чего ты с этими связался? — Кинн пристроился с боку, потопал рядом.

— Да так… прицепились они к одному пареньку, я и ввязался. Сдуру.

— К Финни поди пристали, их с Лойхе никогда мир не брал… — Кинн покивал с пониманием дела, — Ну, отделал ты их так, что теперь бояться будут лишний раз к кому-то лезть!

— Паршиво все равно как-то получилось, — скривился Уаллэ.

— Да ладно, не убил же никого! Хотя эти олухи уже раскудахтались — убьет, убьет!

— А мог бы. И вот ты — чего полез? Бессмертный, что ли? Если бы зашиб?

— Ну не зашиб же! — Кинн легкомысленно махнул рукой, весело щурясь. — И потом, кто-то же должен тебя был в чувство привести! Это… ну, я слышал, когда фэйр вот так накрывает — это плохо… самому убиться недолго. Он силы и жизнь выжирает, если воин перестает себя вообще контролировать.

— Ишь ты…

— А у тебя раньше вот так вот, ну, я имею в виду, в драке — бывало?

— Именно так — нет.

— Уаллэ…

— Чего?

— Ты на меня не злись, ладно? Хоть и противный этот Лойхе, а все равно, голову ему проламывать за это как-то слишком, наверное…

— Я не злюсь.

— Врешь!

— Я не на тебя злюсь, — поправился Уаллэ.

— А на кого?

— По большей части на себя.

— За что?

— За то, что как дурак себя повел. Недостойно.

— Чего недостойного-то? Хочешь, я твоим расскажу, что ты очень даже достойно вступился за слабого и одолел один целую толпу?

— Не должно влезать в ситуацию, не подумав, как из нее будешь в случае чего вылезать… так отец говорит. Если бы ты не вмешался — хм… Спасибо, в общем.

— Не за что! Слушай, может, все же сначала ко мне зайдем? Дома сейчас все равно никого нету — обсохнешь нормально, переоденешься…

— Н-н-ну…

— Дава-а-ай, ну! Тут близко совсем уже!

Доспорить мальчишкам не дали — раздался взрослый голос за их спинами:

— Уаллэ! Ты почему в таком виде? Что происходит?

Мальчишки развернулись, как по команде.

— Киаранн? Ты меня ищешь, брат? А я тут…

— Ага. Подрался с кем-то уже, вижу. И с кем же — с вот этим молодчиком? — названный Уаллэ братом приблизился, сердито и насмешливо улыбаясь. Уаллэ мрачно вскинул голову, выпрямляясь, а вот Кинн наоборот, чуть ли не присел по-заячьи. Киаранна он узнал — вчера видел вместе с лордом Сэйхэнном, и помнил, что тот ему приходится сыном. Что у лорда Ардэйха Сэйхэнна двое сыновей, он тоже слышал. Сложил два и два в голове — и уважительно покосился на самого младшего лорда Ардэйха, переминающегося с ноги на ногу рядом с ним. Вот тебе и «незнакомец приезжий»! Вот и разгадка взрослой прически с серебряной заколкой. Заодно — и поведения, да. Кинн храбро вылез вперед, переборов нахлынувшую робость:

— Нет. Он с другой ватагой, вон там, подрался. Вступился за одного из наших мальчишек, а остальные… придурки, в общем.

— Эхе-хе-хе… все живы? — Киаранн вздохнул, присел перед мальчишками на корточки.

— Вроде да, — неуверенно кивнул Кинн, Уаллэ только пожал плечами.

— Кости целы? — Старший из братьев Ардэйх повертел младшего из стороны в сторону, не особенно-то интересуясь, что тот на этот счет думает.

— Угу, — буркнул тот.

— Ладно, вижу, все не так страшно… пойдем, придумаем, чего отцу скажем… — он поднялся, хлопнул брата по плечу, повернулся ко второму мальчику: — А ты, парень, кто таков, откуда тут взялся и почем знаешь, как все было, если при этом, судя по виду, сам-то не дрался?

Кинн набрал воздуху в грудь и принялся рассказывать. Он вроде бы и не соврал ни одного слова, а все равно Уаллэ слушал и ушам не верил — со стороны рассказчика глупая история эта выглядела чуть ли не как сказание древних геройских дней. Уже к середине этой истории Уаллэ принялся подпихивать болтуна в бок и тихо шипеть — чего, мол, заливаешь! Тот только во вкус входил, не обращая на тычки никакого внимания. Киаранн только тихо посмеивался, слушая эту историю.

Под конец мальчишки уже во всю друг друга перебивали, размахивая руками и споря.

— Сдается мне, брат, боги тебе верного товарища послали — с таким, по крайней мере, скучно не будет. И находчивый какой, а! — подытожил Киаранн.

— Угу, и ума лопата! — ехидно отозвался Уаллэ.

— Чего это лопата!? — возмутился Кинн.

— А чего ты мне под руки полез?

— А чего, надо было стоять смотреть, как те дурни?

— Молодежь, а ну цыц! — все еще смеясь, шикнул Киаранн, когда они уже стояли у дома, в котором обосновались старшие клана. — Братец, марш переодеваться. А ты, малый, чего хочешь за свою смекалку да сноровку? Пряжку, пояс, нож охотничий?

— А… — Кинн зажмурился от собственной дерзости, потом выпалил: — А возьмите меня в отряд, лорд Киаранн!

— Ого! А зим-то тебе сколько, пострел?

— Дюжина!

— Маловат еще, вот на четыре зимы поболее если б было…

— Лорд Киаранн, ну пожа-а-алуйста!

— Да ты чего ко мне пристал, вон, у младшего лорда спрашивай, возьмет он тебя к себе в отряд через четыре года, или нет!

Кинн просиял — уболтать Уаллэ взять его с собой он уж поди сумеет! Эх, подумал мальчик, вот бы получилось уже в этот год уехать! Кинну порой казалось, что стены домов, знакомых с раннего детства, все эти хоженые-перехоженые тропки меж холмов и знакомые до последнего камешка окрестные леса словно не дают ему полной воли — хотелось постоянно куда-то еще, больше земель, больше людей повидать, больше всего успеть! Лет ему, в самом деле, может, и немного, а уже тесно в знакомом до распоследней травинки гнезде. Место в княжьем воинстве — о чем еще мечтать мальчику в его годы? Мечта блистала впереди, как колдовское золото у подножия радуги, дразнила и манила, суля все то, о чем он так упоенно раздумывал в свои свободные часы — земли от одного берега моря до другого, вольный ветер дорог, подвиги и слава! По сравнению с этим, Кинна не прельщала даже идея стать одним из самых почитаемых воинов на своей земле. У его отца есть свои земли, есть и люди, признающие его старшинство, и вообще весь городок и села окрест — это их земли, земли семьи Нэйт. А все равно — не сидится на месте!

Тем более, что сейчас Кинн твердо уяснил, чего от него нужно, чтобы добиться своего.

Правда, все оказалось не так уж просто. Едва он вернулся домой в поместье — у домашних тут же сыскалась куча всяческих поручений для него. И на сегодня, и на завтра — вырваться снова куда-то на подольше, или даже просто банально удрать из дому, чтобы отыскать юного лорда Ардэйха и попробовать уговорить помочь ему, Кинну, с его задумкой, у него не получалось добрых три дня, Кинн на Состязания-то посмотреть и то еле успевал, и то все больше на бегу. В толпе таких же зрителей искать его Кинн, конечно же, тоже пробовал — да только дело это оказалось совсем безнадежное. И после — не получалось поймать Уаллэ все никак. Тот постоянно ходил везде с отцом, по каким-то важным делам, и снова держался степенно донельзя, совсем не напоминая с виду того отчаянного драчуна-забияку, с которым Кинн и свел знакомство. Гладко причесанный и нарядно одетый, мальчик-лорд казался с виду юной копией своего отца. Не смотря на то, что вообще-то семья Нэйт могла похвастать одними из самых близких родственных связей с главами всего огромного клана Ардэйх, Кинн понял, что откровенно робеет снова подходить к новому знакомцу.

Наконец, тот решил этот вопрос сам — заметив Кинна в толпе, просто окликнул его.

— Мне брат говорил, что ты в отряд просился. Я не против, — он улыбнулся приятелю. — Ты единственный, кто не испугался там по-настоящему, поэтому ты будешь добрым воином. К тому же… Кинн, мы вообще-то родичи, оказывается. Я не очень хорошо понял, что мне там брат объяснял, но, если твоя мать — Клими из семьи Эайн… Хозяин Гнезда тебе дядя же?

— Ага, — Кинн ошарашено кивнул, округлив глаза. — И про маму так, и про дядьку…

— Ну вот, тогда мы вроде как братья, четверного или тройного родства, я не очень разобрал. Наша мама тоже из Эайнов, так-то.

— Ой!

— Ну что ой, это же горы, мы тут все так или иначе друг другу родня, — усмехнулся Уаллэ. — Смотрю, ходишь кругами, точно боишься заговорить! Небось на загривок прыгать и то меньше страшился!

— Я тогда вообще ничего не боялся, — Кинн ухмыльнулся, поковырял носком ботинка песок под ногами.

— Даже так? — развеселился Уаллэ. — А если бы я тебя скинул?

— А я не думал про это, — честно сказал Кинн. — Я вообще не сильно-то раздумывал, если на то пошло!

Уаллэ громко рассмеялся:

— Слушай, мне определенно кажется, что боги чего-то напутали! Ведь так посмотреть — фэйрэ должен быть ты, а не я!

— Чего это?

— Потому что сила есть — ума не надо!

Кинн засопел, не зная, обижаться или смеяться тоже. Наконец не выдержал, прыснул. Юного лорда окликнули старшие, и он быстро свернул разговор:

— В общем, Кинн — когда я буду в праве командовать воинами, я буду рад видеть тебя среди своих товарищей. Но это будет через четыре года — отец уже говорил с твоим отцом, он не захотел, чтобы ты ехал сейчас… Вообще, конечно, я этого тоже знать не должен, обсуждали-то не при мне — но я знаю, поэтому заранее говорю. Ты не переживай — у вас тут вон как здорово-то, ты только посмотри!

— Скучно мне тут…

— Скучно ему… Да иду я! Смотри, передумать еще успеешь…

— Вот еще! Я запомнил, чего ты мне говорил!

***

Тогда они разошлись, и разговор двух мальчишек о будущей воинской их бытности завершился на этом. Отшумели и весенние состязания, разъехались из Гнезда Нэйт гости — и именитые, и простые. Младший из сыновей лорда Сэйхэнна, Уаллэн, еще должен будет многому научиться — в первую очередь, держать под контролем собственный дар и не позволять фэйру вот так же подчинить его, как это случилось в Гнезде в эту весну. На это уйдет без малого год.

Прежде, чем принимать ответственность за чужие жизни, поднимая командирский штандарт — нужно быть полностью уверенным и в самом себе — так же, как и в земле под ногами и небе над головой. Так сказал юному Уаллэну отец — и он был полностью прав, мальчик это понимал без лишних пояснений.

Кинну — учиться быть и в самом деле воином, а не уличным драчуном. И обоим — взрослеть, набираться ума и опыта.

Через четыре года одного и другого назовут взрослыми.

Через четыре года Кинн Нэйт-Ардэйх, мало чем напоминающий сегодняшнего вихрастого мальчишку — разве что ухмылкой от уха до уха да бедовым выражением зеленоватых хитрых глаз — будет разъезжать по горным тропам в составе отряда, которым будет командовать Уаллэн. Молодой лорд за это время еще больше станет похож на своего отца, столь спокойного и рассудительного с виду, да крутого нравом, а вот привычка иронично вздергивать бровь и надменно усмехаться тоже останется совершенно прежняя, из этих вот детских лет. А вот смотреть так, что от взгляда этого будет казаться, что льдинок за шиворот накидали — это к нему еще нескоро умение прирастет.

Впереди у этих ребят будет еще много всякого — хорошего, плохого, страшного, веселого, грустного… всякого. Однажды один из них станет ближайшим советником короля по военным делам и самым лучшим воином своего времени. Однажды один из них запомнится всем, как великий герой, сумевший побороть саму судьбу. Однажды случится так, что от воинского мастерства одного из них будет зависеть едва ли не судьба целой страны. Однажды одному придется мстить да другого — выполняя юношескую клятву, что скрепят они после первого боя под одним знаменем. Но до этого всего — бессчетно много лет, как показалось бы мальчикам, которым едва минуло по дюжине зим.

Сейчас же один махнет другому рукой — и на четыре года разойдутся их пути-дорожки. Только вот дружба, что уже успела прорасти за это недолгое время, выдержит все грядущие бури и перемены. Непременно — выдержит.

28.05.17

Цена чести

Темный, непроглядно-ночной шелк волос струится по плечам, рассыпается по светлому шелку платья — ловкие пальцы расплетают затейливо уложенные косы, нежно, вкрадчиво гладят укрытые пологом черных локонов плечи, скользят по тонким девичьим рукам.

Золотистый взгляд встречается со светло-серым, как весеннее предрассветное небо, взглядом девушки:

— Ты очень красивая. Я тебе нравлюсь?

— Да, Айлиген, — тихо отвечает она, улыбается слегка.

Ей в самом деле нравятся его солнечные, с яблочной зеленой искрой глаза, странные и непривычные, яркая красивая улыбка и мягкие волосы цвета темного пепла, рассыпанные сейчас по ее коленям. Айлиген красив, удал и весел — отчего бы ему ей не нравиться?

— А вот твоим родным, кажется, не очень, — проницательно замечает названный Айлигеном.

Мэльен — так зовут девушку — тихонько вздыхает.

— Старший брат так и вовсе бы, наверное, с замковой стены сбросил! — продолжает свою мысль молодой мужчина, бросая взгляд в сторону двери. Для этого ему приходится чуть повернуть голову, лежащую на коленях Мэльен, и та чуть заметно морщится — неудобно.

Впрочем, он снова поворачивается к ней — улыбается, ловит руку, целует в ладонь, не замечая, как мгновенно каменеет вся девичья фигура. Впрочем, тут же расслабляется — ухажер не собирается заходить дальше, чем ему позволит сама девушка, и она это видит.

— И младший не лучше… иногда мне кажется, что они за тобою неотступно следят!

— Но было бы странно, если бы им не было дела до того, что с их сестрой, — замечает Мэльен. — И кто — тоже.

— А я не боюсь твоих братьев! — весело смеется он, садится, касается губами ее виска. — Ради тебя…

— Зря не боишься, — она чуть отодвигается. — Уже поздно, Айлиген. Иди.

— Я тебя люблю, Мэли!

— И я тебя… но ступай, пожалуйста — я не хочу, чтобы о нас судачили излишне громко.

— Вот а как я тебя украду! И у отца, и у братьев! — весело подмигивает тот, подбирая вино-красный плащ, съехавший на пол, пока хозяин его возлежал на ложе подле своей возлюбленной.

— Посмотрим, — Мэльен лукаво улыбается. А про себя отмечает — ей не нравится это сокращение — Мэли. Но сказать как-то не поворачивается язык. Слишком хорош ее гость. Слишком жарко от его взгляда и улыбки в груди. Слишком она влюблена.

И даже все равно, что братья в самом деле не жалуют нового воина, служащего их отцу — не смотря на хорошую фамилию и долгий род гостя-наемника.

«Вот только — в самом деле, зря он их не боится».

— Если ты мою сестру тронешь — я тебе глаза вырву. И сычам скормлю, — Киаранн произносит это со скучающей легкой полуулыбкой, что никак не вяжется со смыслом сказанного, и на адресата своих слов даже не смотрит.

— Тут уж какова будет ее воля, — невозмутимо отзывается Айлиген. — Я бы посватался, но ваш отец…

— Возноси хвалу богам, Орэй-Мааркан, что отец дал тебе денег и принял на службу! Будь моя на то воля…

— Знаю, знаю, сычам бы скормил, — чуть усмехается тот. — Не гневайся, сын лорда, но твоей сестре я все же нравлюсь — в отличие от тебя. Не расстраивай ее — она такая красивая! Не к лицу красавице печаль!

— Помни, что я тебе сказал, — брат-близнец прекрасной Мэльен наконец удостоил собеседника взглядом, и тому понадобилось немало мужества, чтоб не измениться в лице.

Айлиген Орэй-Мааркан и его воины едва сводили концы с концами в плане денег — гордость гнала их прочь от родных земель, или же попросту то, что там было более спокойно, и никому не хотелось платить наемникам, покуда есть свои воины — было не слишком важно. Важно было лишь то, что ссориться с сыновьями лорда, все же давшего отряду кров и оплату, в любом случае было глупо — так полагал кузен Айлигена, Анрахан. Но командир крайне редко слушал чьих-то советов, а уж как дело касалось его собственных «хочу»… Анрахан нервничал.

Если его братец продолжит в таком духе — не поздоровиться может не только ему лично.

В отличие от Айлигена, он видел, насколько плохи шутки могут быть и с язвительным, переменчивым в настроении и скором на расправу Киаранном Ардэйхом, и с юным Уаллэном — пусть тому только вторая дюжина зим сровнялась, а нравом он даже покруче будет. Про лорда-главу, Сэйхэнна, и говорить нечего. Что все трое мужчин бдят за дочерью и сестрой, как ястребы из поднебесья, сомневаться не приходилось.

Воинам отряда их колкие взгляды сыпались крошеным льдом за шиворот, колючками волчеца, а командиру все как с гуся вода — удивительно!

Братья стояли на стене, смотрели — один на дорогу, другой, нарочито-скучающе, в небо.

— Что она в нем нашла? — досадливо вопрошает старший, щуря светло-серые глаза на легкую пену облаков. Склоняющееся к западу солнце уже успело их позолотить, но до заката было далеко — начало осени, дни еще долги, вечера теплы. Холмы вдалеке пылают лиловыми волнами — цветет вереск. По первому снегу эти иноземцы станут не нужны, и отец отправит их из замка — только бы до того дотерпеть!

— А ты думаешь, нашла? Или этот сам по себе петухом фазана по весне выплясывает? — Уаллэн чуть поворачивает голову, опирается на край стены, небрежно отставляя локоть, и смотрит на брата — не надо быть слишком наблюдательным, чтобы видеть, что Киаранн в последнюю дюжину дней буквально на взводе. Но, на беду свою, Уаллэн очень, очень внимателен к мелочам с самого детства.

— Вот в том-то и дело! — досадливо восклицает брат. — Я же вижу. Не нашла бы, так не дозволяла бы что ни вечер в беседке задницей лавки протирать напротив нее, да за руки брать! Я ему сказал — тронешь, глаза вырву.

— Глаза? Лучше бы… — Уаллэн с коротким смешком предлагает свою версию, услышав которую Киаранн прыснул, но снова поморщился:

— Так ему все нипочем.

— Наверное, это тогда и нашла, — пожимает плечами юноша.

— Мэльен — и какой-то первый попавшийся прохвост! О боги! Слов нет, — качает головой Киаранн. — Пришелец, чужак! Неужто ей так затмили разум его сладкие речи да бахвальство? Впервые увидела и…

— И еще вот это. Он нездешний.

— И что?

— А то. Необычно. Интересно, — Уаллэ пожимает плечами снова. — Ты думаешь, девушке сильно больше надо, чтобы лезть, как любопытная лисица за сыром?

— Откуда, интересно знать, такие познания? — ядовито интересуется Киаранн, но младшего смутить непросто, он лишь усмехается и напоминает:

— В нашей фианне есть такой замечательный персонаж — Кинн Нэйт. Не забывай, этот обалдуй мне названный брат.

— А. О. Ну да, — интонации у брата прорезываются совершенно непередаваемые. — Но делать-то что?

— Смотреть в оба, — Уаллэн снова поворачивается к дороге. — Осень отгорит быстро.

Про себя прибавляет — «я надеюсь».

Нестерпимо-яркий вересковый ковер словно подергивается золотой патиной близящегося заката.

Уаллэн долго смотрит в лиловеющую даль, вдоль пустынной дороги — словно силясь взглядом нырнуть за синюю зубчатую кромку гор вдалеке.

Ему тоже не нравится избранник сестры. Больше всего тем, что и не думает своим ухаживаниям придать хоть какой-то статус — просто игнорирует эту необходимость.

Отец же — братья знали — не хотел, чтобы дочь была несчастна. Потому же, покуда видел ее сияющие вдохновенные глаза, ничего не предпринимал.

Что Мэльен с отцом довольно честно и откровенно общается по любой теме, несколько успокаивало.

Старший продолжает:

— Меня Эйё слушать не стала, — так братья звали сестру, Эйё. — Тебя поди тоже не станет.

Киаранн, наконец отрываясь от созерцания неба, клокочуще вздыхает.

— Разумеется — я же младший, — Уаллэ чуть улыбается. — Тетю Этне бы послушала, кстати! Может, предложить Мэльен съездить в гости к ней, а?

— Предлагал отец уже. Отказалась.

Уаллэн длинно, заковыристо ругается.

— Ага, — соглашается Киаранн. — И я о том же.

В одном правы оказались братья — Мэльен в самом деле была влюблена в чужака большей частью потому, что он чужак. От его слов веяло ветром дальних дорог, он казался каким-то во всем не таким, не похожим, инаким по сравнению с прочими мужчинами и юношами, что видела прежде Мэльен. Она думала — три дюжины зим прошло, а я дальше, чем до материной родни, никогда не ездила.

Я всегда сидела дома, ждала отца с дороги, с воинских походов — сперва вместе с матерью, потом, когда ту ужалила болотная гадюка на охоте — вместо.

Ждала, проглядывая в ночь глаза, и понимала — как страшно остаться одной. Как страшно не услышать стука копыт в назначенное время.

Потом — отца и старшего брата. Теперь уже — и обоих братьев. Уаллэн, младше их с Киаранном на дюжину зим, уже взрослый мужчина, воин, предводитель своего отряда-фианны… время летит. Все меняется — не меняется лишь ее жизнь.

Айлиген казался сам — порывом ветра, что ворвался в комнату из распахнутого по весне окна.

Слова его пахли ветром, ладони — железом и дымом, и казалось ей — новая судьба стоит на пороге.

Только почему нет-нет да царапнет внутри коготком сомнения? Она… боится? Но ведь отец сам сказал — твой выбор. Какой сделаешь, такова и станет твоя судьба. Правда, это говорилось в том смысле — если Айлиген посватается… что-то не торопится, правда.

Ну да что уж — столько лет она жила ровно не для себя — так почему бы сейчас не…?

Мэльен не слишком знала, чего же она хочет. Но пока — пока она была счастлива.

Счастлива смотреть в золотистые глаза долгими вечерами — ни у кого не видела раньше она такого светло-янтарного цвета глаз!

Счастлива — как ей думалось.

Любить — это же счастье? И быть любимой! Он говорил бессчетно — люблю, люблю!

Вредный брат, старший близнец ее, полное отражение в зеркале богини Мианы, половинка души и плоть от плоти — безжалостно возражал: кто легко бросается словами любви, тот не ценит их. И не ценит стоящего на ними чувства.

Слушала и не понимала — неужели и она может быть столь же жестока, как и он? Наверное — они ведь одинаковы.

Киаранн не хотел ей ничего худого, она знала. И оттого еще печальнее становилось.

Грустно и с досадой порою смотрели на нее и братья, и отец. От этого тоже становилось печально.