Такаси Нагаи

Колокол Нагасаки

Главный редактор — Полина Бояркина
Выпускающий редактор — Елена Васильева
Переводчик — Марк Тульчинский
Обложка — Павел Алексеев
Литературный редактор — Алина Карпова
Корректор — Анастасия Сонина

Text copyright © Nagai Takashi 1949

Bookmate Originals
2022

Предисловие к изданию на русском языке

Сразу оговорюсь, что я не специалист по Японии, хотя меня, как российского человека, всегда интересовали взаимоотношения СССР и России с нашими соседями. Тем более что у нашей семьи есть печальный опыт контакта с милитаристской Японией — отец моей супруги участвовал в войне против Квантунской армии в 1945 году. Слава богу, он остался жив, но воспоминаниями делился.

Но одно событие в истории Японии не давало мне покоя со школьных лет и студенчества, когда мы изучали так называемую гражданскую оборону. В 1950-х–1960-х годах прошлого века школьники и студенты подробно изучали основы поведения в условиях применения оружия массового поражения, преимущественно ядерного.

А единственным примером применения такого оружия были бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 года. Как будущие медики, мы уже более углубленно изучали последствия ядерного взрыва, но все равно это оставалось чем-то теоретическим и далеким от реального восприятия.

Но затем судьба распорядилась так, что мне, молодому доктору наук, посчастливилось войти в круг первых врачей-ученых СССР и США, которые в самый тяжелый период противостояния двух великих ядерных держав решились в 1980 году на создание Международного движения «Врачи мира за предотвращение ядерной войны».

В основу идеологии движения была положена концепция недопущения ядерного противостояния, которое могло (да и сегодня может) уничтожить человечество. А основными доказательствами как раз и послужили материалы немедленных и отдаленных последствий атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Были опубликованы монографии на эту тему на разных языках, и врачи начали поднимать общественность, чтобы заставить политиков приступить к переговорам.

Большую роль в этом сыграла активность японских врачей и «хибакуся» (пострадавших от ядерных взрывов), которые эмоционально рассказывали о личных ощущениях во время и после взрывов. К сожалению, свидетельств японских врачей, которые оказывали практическую помощь пострадавшим вблизи эпицентра взрывов, почти не было, так как многие врачи либо погибли сразу, либо умерли от последствий лучевой болезни в последующие несколько лет и не дожили до 1980-х.

Существовали несколько ограниченные свидетельства врачей Красного Креста и свидетельства американских врачей, по понятной причине большей частью засекреченные.

Но одно яркое свидетельство все же есть — это воспоминания врача и преподавателя университета Нагасаки Такаси Нагаи, который сам пережил ядерный взрыв 9 августа 1945 года и впоследствии помогал пострадавшим.

К сожалению, его воспоминания не были изданы на русском языке и российских туристов не водили в его мемориальный дом. Естественно, в СССР и России он не был известен. Да и в Нагасаки редкие российские граждане и туристы, несмотря на то, что там есть кладбище российских моряков, почти не заглядывали. Я же попал в Нагасаки впервые в 1985 году как руководитель делегации СССР на Международный фестиваль молодежи и культуры «Сокка-Гаккай Интернэшнл» (Sokka-Gakkai International). Этот город поразил меня своей самобытностью, вниманием к памяти о наших соотечественниках и тем что, как ни странно, там не делали акцент на ядерную бомбардировку и редко упоминали о роли США в этих исторических событиях.

Может быть, это связано с тем, что в Нагасаки существовала влиятельная христианская община, внявшая основному посылу Такаси Нагаи, который воспринял ядерную бомбардировку как искупление грехов японской военщины, то есть фактически полностью снял с США ответственность за то тяжкое преступление.

Но это же, я думаю, было причиной нежелания переводить его очень эмоциональную и фактологичную книгу в СССР, а в новейшей России такие книги, к сожалению, уже не представляли коммерческого интереса.

Между тем, кроме эмоционального посыла, книга Такаси Нагаи дает возможность понять психологию японской интеллигенции и студентов в дни капитуляции Японии, их жертвенность и как врачей, и как патриотов Японии, размышления их как университетских ученых о будущем науки. Даже в те тяжкие дни они дискутировали и анализировали вероятные источники и возможности применения ядерной энергии, демонстрируя подлинно научный дух.

Наследие Такаси Нагаи в Японии живет, и многие японские врачи присоединились к антиядерным движениям, чтобы не допустить апокалипсиса. По сути, Такаси Нагаи и его книга и есть тот колокол, который звонит в Японии и других странах до настоящего времени, напоминая не только об ужасах ядерной войны, но и настоящем самопожертвовании, характерном для врачебной профессии.

Я хотел бы поблагодарить Марка Тульчинского и всех, кто его поддерживал, за то, что он перевел книгу и сделал ее доступной для российского (вернее, русскоязычного) читателя.

Сергей Иванович Колесников, академик РАН, в 1991–2012 годах — сопрезидент международной организации «Врачи мира за предотвращение ядерной войны», в 2002–2012 годах — сопрезидент международной организации «Парламентарии за ядерное нераспространение»

Глава первая. Непосредственно перед тем, как…

Четверг, 9 августа 1945 года. Как и всегда, солнце взошло из-за горы Компира, и великолепный Ураками [1] приветствовал последнее утро. Расположенные вдоль реки военные заводы выпускали в небо белый дым. Черепичные крыши торгового района по соседству с главным шоссе напоминали фиолетовые волны. Со стороны жилого района поднимались струйки дыма, рассказывающие о счастливых семьях, собравшихся вместе за завтраком. Террасные поля на склоне горы поблескивали, как роса на клубне картофеля. К самому крупному христианскому собору Азии [2] стекались празднично одетые прихожане. Люди молились, еще не зная о том, что очень скоро они примут на себя грехи всего мира.

В медицинском университете Нагасаки лекции начинались ровно в восемь утра. «Сражайся и учись!» — таков был лозунг народного добровольческого корпуса [3]. И здание каждой клиники, каждый учебный класс, каждый факультет были мобилизованы и выполняли определенную функцию. Профессора и студенты в защитных костюмах, с комплектами первой медицинской помощи посвящали себя учебе и лечению больных. В случае авианалета уже через несколько мгновений все стояли на постах, готовые оказать помощь пострадавшим. Воздушные налеты не были редкостью. За неделю до начала описываемых событий университет бомбили. Три студента погибли мгновенно, а более десяти оказались серьезно ранены. Но благодаря решительным и слаженным действиям студентов и медсестер ни один пациент университетской клиники не был даже ранен.

Завыла сирена воздушной тревоги. Из лекционных залов студенты бурной рекой устремились в коридоры, объединились в группы и разошлись по постам. Кто-то из штаба гражданской обороны с громкоговорителем пробежал по коридорам, выкрикивая команды. Сегодня, как обычно, ожидался массированный авианалет на юг острова Кюсю. Сирена воздушной тревоги продолжала реветь. Я поднял голову и посмотрел в ясное утреннее небо, мой взгляд зацепили мигающие блики высоко-высоко в облаках. Вражеские самолеты приближались. Одна за другой, тут и там, еще громче завыли сирены, пронизывая пространство невидимыми звуковыми волнами. Мне был до боли знаком этот звук, и я бы многое отдал, чтобы его больше никогда не слышать.

Ярко алели цветы сарусубэри [4]. Такими же ярко-красными были и цветы олеандра. И канны были алыми, словно кровь. Там, среди красных цветов, на своем посту возле входа в больницу, притаившись стояли студенты-медики первого года обучения. Юноши и девушки держали носилки, готовые к эвакуации больных и раненых.

— Интересно, как там на самом деле идет война? — спросил молоденький студент из Кагосимы. — Многие из моих одноклассников на фронте.

— А где наши самолеты? Чем они занимаются? — послышался из укрытия голос другого студента, выдававший в его обладателе уроженца Осаки. — Как-то это все затянулось! Какая польза от сопротивления? Какие у нас шансы?

Никто не ответил. Я уже не раз слышал такие разговоры. Но разве у нашей родины — Японии — оставался какой-то выбор, кроме жизни и смерти? Наши правители начали эту войну, чтобы выиграть ее. Когда они поднимали занавес для разыгрывания этой трагедии, то делали это, чтобы победить. И все же после падения Сайпана [5] тексты военных сводок Генерального штаба изменились. Самые проницательные студенты быстро почувствовали изменившийся привкус риторики. Он стал отдавать гнильцой.

— Фудзимото! Что вы скажете? Чем закончится война? — Красное лицо парня, говорившего на осакском диалекте, показалось в узком входе в убежище. На нем были очки Ллойда [6], и выглядел он словно осьминог, высматривающий что-то из своего укрытия.

Фудзимото, староста класса, стоял под деревом аогири [7] неподвижно, со скрещенными руками, пристально глядя в небо. Фудзимото был невысокого роста, с железными нервами. Весь его внешний вид, начиная со стального шлема и заканчивая крепко-накрепко завязанными черными шнурками на ботинках, был идеальным, а манеры — безупречными. Много раз он выносил раненых из-под бомбежек, тем самым завоевав доверие и уважение товарищей. Когда они видели, как этот хрупкий юноша кидался в облако дыма и огня, следовали за ним без колебаний. Фудзимото всегда носил с собой бинокль, полученный от отца. И, когда в небе слышался шум, Фудзимото с помощью него следил за вражескими самолетами и сообщал об их перемещениях, предупреждая товарищей.

— Чем же закончится война? — не мог угомониться юноша из Осаки.

— Чем же закончится война? — переспросил Фудзимото, словно подавляя настоящие мысли, и продолжил: — Наша судьба не определяется войной. Напротив, это мы решаем судьбу войны. Что имеет значение, так это сила и настойчивость молодых японцев или молодых американцев. В соответствии с этим будет определен победитель.

— Но ситуация очень драматичная. Разница в материальных ресурсах колоссальная. Наши жалкие усилия просто бессмысленны, — не унимался «осьминог» в очках.

— Может быть, это и так. Но, если прямо сейчас бомбы начнут падать на наш город, что за польза от твоих разговоров? Надо будет действовать без колебаний. Я собираюсь исполнить свой долг до конца, — Фудзимото говорил твердо и решительно.

Но юноша из Осаки, похоже, остался при своих сомнениях.

В этот момент появился заместитель старосты с огромным брусом. Парень был выпускником школы Кокура, человеком, который делал свою работу, не тратя время на разговоры. Теперь его задача состояла в том, чтобы укрепить наблюдательный пункт. Он трудился один, пот лил с него градом.

«Осьминог» переключился на заместителя старосты:

— Если враг действительно явится сюда, что мы будем делать?

— Есть время жить и есть время умирать, — прозвучал ответ. Выпускник школы Кокура достал из-за пояса веер и стал им обмахиваться, затем продолжил: — Живем мы или умираем, мы не хотим быть посмешищем для всего мира.

Снова воцарилась глубокая тишина. Цветы сарусубэри, олеандра и канны, красные и неподвижные, выглядели как застывшая кровь. В воздухе висел пульсирующий стрекот цикад, сидящих на камфорных деревьях вокруг храма Санно [8].

В тот день было мое дежурство, и, как инструктор по противовоздушной обороне, я должен был проверить готовность людей и оборудования к ликвидации последствий воздушного налета. Войдя в больницу с центрального входа, я прошел по широкому коридору до запасного выхода. У каждой больничной палаты уже стояли студенты и медсестры, одетые в униформу. Ведра были заполнены водой. Пожарные рукава растянуты. Пожарные багры, лопаты — все было готово к борьбе с зажигательными бомбами. Перед рентген-кабинетом я столкнулся со студентом третьего курса по имени Уэно. Какой мужественный парень! Несколько дней назад, когда от зажигательной бомбы загорелось отделение гинекологии, он дежурил на крыше соседнего дерматологического корпуса. Когда мы побежали к горящему корпусу, чтобы тушить его, вражеские бомбардировщики начали пикировать вниз, но Уэно смело стоял под падающими бомбами, давая нам указания:

— Они снижаются! Бомбы падают! В укрытие! Опасность!

Потом наконец сообщил:

— Вражеские самолеты улетели! Всё в порядке. Выходите из укрытия! Огонь не потух!

— Храбрец, — сказал я, приветствуя его. И Уэно застенчиво почесал голову.

— На днях мама отругала меня, — ответил он. — Она учила меня не делать чего-либо только для того, чтобы привлечь внимание людей: «Ты больше не ребенок», — сказала она.

Люди, работавшие с ручными насосами, собрались возле задних ворот. Мы хорошо подготовились и могли справиться с последствиями падения зажигательных или обычных бомб. Довольный увиденным, я отправился в восточное крыло больницы. В отделениях отоларингологии, хирургии и гинекологии беспорядок от недавних бомбежек пугал сильнее, чем раны и увечья пациентов. Вокруг зданий, как кровь, алели олеандры, а в воздухе отчетливо ощущался запах карболки [9]. Нервная дрожь пробежала по моему телу.

Рассеивая сомнения и страх, прозвучал звонок на урок. Когда я вернулся в аудиторию, студенты с шумом расстегивали ремни стальных шлемов. Медсестра Иноуэ, отвечавшая за информирование, склонила голову набок. Ее глаза засверкали ярче, чем обычно, когда она сделала объявление: «Нет больше самолетов противника над Кюсю». Она повторила то, что услышала по радио. Пот слегка выступил на ее раскрасневшихся щеках, к которым прилипли пряди волос.

«Немедленно приступить к занятиям!» — поступила команда из ректората, и гонцы снова побежали по коридорам, выкрикивая распоряжение. Учащиеся вернулись в аудитории на лекции. Университет вновь стал башней из слоновой кости, заполненной учеными и студентами в поисках истины. В поликлинике амбулаторные больные толпились у стойки регистрации, в то время как студенты, одетые в белые халаты, смешались с ними, ожидая проверки своих знаний и навыков. Из отделения внутренних болезней, располагавшегося в противоположном конце коридора, доносился приятный голос ректора университета, профессора Цуно. Начались занятия.

Глава вторая. Атомная бомба

Тимото-сан косил траву на склоне горы Кавабира. В трех километрах на юго-западе виднелся прекрасный Ураками. Предполуденное летнее солнце чуть лениво смотрело на город, обещая жаркий день. Вдруг Тимото услышал знакомый, но пока еще слабый звук приближающегося самолета. С серпом в руке он выпрямился и посмотрел в небо. Оно было чистым, но прямо над головой проплывало большое облако, по форме напоминавшее ладонь. Звук самолета доносился именно оттуда, из-за этого облака. На кончике среднего пальца облака-руки появился маленький мерцающий серебристый самолет — это был Б-29 [10]. Он находился на высоте около восьми тысяч метров. Кажется, от него отделилось что-то черное, узкое, продолговатое. Это бомба! Тимото бросился на землю. Пять секунд, десять, двадцать, минута. Пока он лежал, затаив дыхание, он потерял счет времени.

И вдруг — вспышка. Ослепляющая, ужасная, всепронизывающая, но при этом бесшумная. Тимото с опаской приподнял голову. Это в Ураками. И где-то в районе над храмом он увидел огромный столб белого дыма, который стремительно поднимался вверх и становился тем больше, чем выше он полз. Но настоящий ужас в сердце Тимото вселило то, что за взрывом последовал ураганный вихрь, который направился прямо на Тимото. Смерч появился из белого облака, он несся по холмам и полям с дикой скоростью и разрушительной мощью. Дома, деревья — все, что было на его пути, — опрокидывались на землю, разлетались в клочья еще до того, как смерч настигал их. Островки деревьев исчезали на глазах, когда эта чудовищная разрушительная сила устремилась вверх по склону горы Кавабира. Что это? Тимото мог думать только об одном — об огромном невидимом бульдозере, который двигался к нему и ровнял с землей все на своем пути: «Меня сейчас сотрет в порошок». Молитвенно сложив руки, он обратился к Богу и бросился на траву, вжавшись в нее. Затем услышал оглушительный шум, его подбросило в воздух, отшвырнуло метров на пять и ударило о кирпичную стену. Наконец он открыл глаза и огляделся. Стволы деревьев как будто срезали. Вокруг не было ни ветвей, ни листьев, ни травы. Все исчезло. В воздухе повис запах смолы.

***

Фуруэ-сан возвращался на велосипеде из Митиноо [11] в Ураками. Когда он проезжал мимо завода боеприпасов, ему показалось, что он слышит странный звук. Посмотрев наверх, он увидел огромный огненный шар над кварталом Мацуяма примерно на высоте горы Инаса [12]. Шар излучал красный свет, как при горении стронция в громадном фонаре, но свет был не таким ослепительным, чтобы на него невозможно было смотреть. Шар опускался все ниже, и свет приблизился к земле. «Что бы это могло быть?» — подумал Фуруэ. Он приложил руку козырьком над очками и сощурил левый глаз, чтобы лучше рассмотреть, но все озарила ослепительная вспышка, напоминавшая взрыв магния, и Фуруэ подбросило вверх. Много часов позже, придя в сознание, он понял, что лежит на рисовом поле, придавленный велосипедом. Фуруэ обнаружил, что полностью ослеп на правый глаз.

***

В школе Когакура, что в семи километрах от Ураками, Тагава-сэнсей сосредоточенно составлял отчет об утренней воздушной тревоге. Он обернулся к окну, и его взгляд застыл: ослепительная вспышка озарила подножие горы и голубое небо над гаванью Нагасаки. Полуденное солнце в разгар лета, казалось, стало темнее по сравнению с тем, каким оно было мгновением раньше. Свет от этой вспышки был, безусловно, во много раз ярче солнца. «Они стали использовать зажигательные бомбы в дневное время?» — пробормотал Тагава-сэнсей про себя и наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Он увидел странное и пугающее зрелище. «Смотрите! Смотрите!» — крикнул он. И все учителя, которые были в учительской, бросились к окну. В небе над районом Ураками в Нагасаки висело нечто, похожее на белое движущееся облако, которое росло. «Что это? Что это?» — в страхе закричали все, когда облако превратилось в огромный гриб диаметром в километр. А затем ударил порыв ветра невиданной силы. Здание сотряслось до самого фундамента. Все, кто был в учительской, оказались на полу, засыпанные осколками разбитого стекла. «Бомба! Прямое попадание в школу! В укрытие!» — крикнул Тагава-сэнсей во весь голос, когда смог подняться и пойти в укрытие, обустроенное в холме за школой. Сидя в укрытии на холодной земле, Тагава-сэнсей не знал того, что было известно одному только Богу, — а именно, что в это время у него дома, в Ураками, его жена и дети звали его на помощь, и это были их последние слова.

***

К югу от гавани Нагасаки на склоне горы Хатиро, в восьми километрах от Ураками находился район Оояма. Отсюда можно было увидеть долину, где лежал Ураками, а чуть дальше из дымки вырисовывался Нагасаки. Молодой Като вел корову на пастбище. На зеленом лугу он увидел землянику и принялся собирать ее и есть. А потом все озарила вспышка. Корова, видимо, тоже ее увидела и подняла голову. В небе над Ураками повисло густое белое облако, как огромный клубок хлопка, — и этот клубок становился все больше и больше. Это было похоже на огромный бумажный фонарик, завернутый в хлопок. Внутри белого облака будто сияло что-то, напоминающее гирлянду из электрических лампочек, и постоянно поблескивало. Цвет внутри этого фонарика становился то красным, то желтым, то фиолетовым — гирлянда играла всеми возможными цветами.

Затем облако приняло форму мандзю — небольшого пирожка. А потом этот пирожок постепенно растягивался вверх, пока не стал похож на гриб мацутакэ

...