Владимир Владимирович Маяковский
Полное собрание сочинений в тринадцати томах
Том 9. Стихотворения 1928

В. Маяковский. Фото. 1928 г.

Стихотворения, 1928

Без руля и без ветрил*

На эфирном океане,
там,
 где тучи-борода,
громко плавает в тумане
радио-белиберда.*
Утро.
#8195;#8196;#8196;#8196; На столике стоит труба.
И вдруг
#8195;#8195; как будто
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; трубу прорвало́,
в перепонку
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; в барабанную
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; забубнила, груба:
«Алло!
#8195;#8195; Алло!!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Алло!!!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Алло!!!!»
А затем —
#8195;#8195;#8195; тенорок
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; (держись, начинается!):
«Товарищи,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; слушайте
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; очередной урок,
как сохранить
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и полировать яйца».
Задумался,
#8195;#8195;#8195; заволновался,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; бросил кровать,
в мозгах
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; темно,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; как на дне штолен.
— К чему ж мне
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; яйца полировать?
К пасхе,
#8195;#8195; што ли?! —
Настраиваю
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; приемник
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; на новый лад.
Не захочет ли
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; новая волна порадовать?
А из трубы —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; замогильный доклад,
какая-то
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; ведомственная
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; чушь аппаратова.
Докладец
#8195;#8195;#8195; полтора часа прослушав,
стал упадочником
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и затосковал.
И вдруг…
#8195;#8195;#8195; встрепенулись
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; восторженные уши:
«Алло!
#8195;#8195; Последние новости!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Москва».
Но то́тчас
#8195;#8195;#8195; в уши
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; писк и фырк.
Звуки заскакали*,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; заиграли в прятки —
это
 широковещательная Уфы
дует
 в хвост
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; широковещательную Вятки.
Наконец
#8195;#8195; из терпения
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; вывели и меня.
Трубку
#8195;#8195;#8195;душу́,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; за горло взявши,
а на меня
#8195;#8195;#8195; посыпались имена:
Зины,
#8195;#8195; Егора,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Миши,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Лели,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Яши!*
День
#8195;#8196;#8196; промучившись
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; в этом роде,
ложусь,
#8195;#8195; а радио
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; бубнит под одеяло:
«Во саду аль в огороде
девица гуляла».
Не заснешь,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; хоть так ложись,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; хоть ина́че.
С громом
#8195;#8195;#8195; во всем теле
крою
#8195;#8196;#8196; дедушку радиопередачи*
и бабушку
#8195;#8195;#8195;#8195;радиопочте́лей*.
Дремлют штаты в склепах зданий.
Им не радость,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не печаль,
им*
 в грядущем нет желаний,
им…
— семь с половиной миллионов! — не жаль!

[1928]

Даешь хлеб!*

Труд рабочего,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; хлеб крестьян —
на этих
#8195;#8195; двух осях
катится
#8195;#8195; время
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; на всех скоростях,
и вертится
#8195;#8195;#8195; жизнь вся.
И если
#8195;#8195; вдоволь
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; муку меля
советская
#8195;#8195;#8195; вертится мельница,
тебя —
#8195;#8195; свобода,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; тебя —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; земля,
никто
#8195;#8196;#8196;#8196; отобрать не посмелится.
Набег
#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; дворянства
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не раз повторен:
отбито
#8195;#8195; и сожжено —
лишь потому,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; что в сумках
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; патрон
с краюхой лежал,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; с аржаной.
Деревня
#8195;#8195; пошла
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; ходить в сапогах.
(Не лаптем же —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; слякоть хлебать!).
Есть сапоги.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; Но есть…
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; пока
рабочему
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; есть хлеба́.
Добреет крестьянство
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и дом его,
и засухой
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; хлеб
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не покаран.
Так в чем же заминка?
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; И отчего
хвосты
#8195;#8195; у наших пекарен?
Спокойствие.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Солнце
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; встает на заре,
а к ночи
#8195;#8195; садится на домики,
и глядя
#8195;#8195; на тишь,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; ковыряют в ноздре
некоторые
#8195;#8195;#8195; губ-комики.
Зерно
#8195;#8196;#8196;#8196; не посыпется в рот само,
гляди,
#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; чтоб леность
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; начисто смёл —
и голос надобен вкрадчивый.
Работу
#8195;#8195; удвой
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; на селе,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; комсомол!
Буди,
#8195;#8196;#8196;#8196; помогай,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; раскачивай!
Чтоб каждый понял,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; чтоб каждый налег,
чтоб за семь
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; ближайших суток
пошел
#8195;#8195; на ссыпные
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; сельхозналог,
скользнула
#8195;#8195;#8195; по снегу
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; семссуда.
Несись
#8195;#8195; по деревне
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; под все дымки́.
— Снимай,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; крестьянин,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; с амбаров замки!
Мы —
#8195;#8195; общей стройки участники.
Хлеб —
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; государству!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Ни пуда муки
не ссыпем
#8195;#8195;#8195; отныне
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; у частника!

[1928]

Три тысячи и три сестры*

Помните
#8195;#8195;#8195; раньше
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; дела провинций? —
Играть в преферанс,*
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; прозябать
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и травиться.
Три тысячи три,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; до боли скул,
скулили сестры,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; впадая в тоску.
В Москву!
#8195;#8195;#8195; В Москву!!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; В Москву!!!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; В Москву!!!!
Москва белокаменная,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Москва камнекрасная
всегда
#8195;#8195; была мне
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; мила и прекрасна.
Но нам ли
#8195;#8195;#8195; столицей одной утолиться?!
Пиджак Москвы
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; для Союза узок.
И вижу я —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; за столицей столица
растет
#8195;#8195; из безмерной силы Союза.
Где во́роны
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; вились,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; над падалью каркав,
в полотна
#8195;#8195;#8195; железных дорог
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; забинтованный,
столицей
#8195;#8195;#8195; гудит
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; украинский Харьков*,
живой,
#8195;#8195; трудовой
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и железобетонный.
За горами угля́
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и рельс
поезда
#8195;#8195; не устанут свистать.
Блок про это писал:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; «Загорелась
Мне Америки новой звезда!»*
Где раньше
#8195;#8195;#8195;#8195;су́шу
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; китов и акул
лизало
#8195;#8195; безрыбое море,
в дворцах
#8195;#8195;#8195; и бульварах
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; ласкает Баку —
того,
#8195;#8195; кто трудом измо́рен.
А здесь,
#8195;#8195;#8195; где афиши
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; щипала коза,
— «Исполнят
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; такие-то арии»… —
сказанием
#8195;#8195;#8195; встает Казань,
столица
#8195;#8195; Красной Татарии.
Москве взгрустнулось.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; Старушка, што ты?!
Смотри
#8195;#8195; и радуйся, простолицая:
вылупливаются,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; во все Советские Штаты,
новорожденные столицы!

[1928]

Дядя Эмэспэо*

Славлю,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; от восторга воя,
дядю
#8195;#8196;#8196; ЭМЭСПЭО я.
Видит дядя:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; вузовцы
в голод
#8195;#8195; знанием грузятся.
На голодных вузов глядя,
вдрызг
#8195;#8195; расчувствовался дядя.
Говорит,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; глаза коряча:
«Вот вам —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; завтрак разгорячий
Черноморских
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; устриц с писком
заедайте
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; супом-биском.
Ешьте,
#8195;#8195; если к дичи падки,
на жаркое
#8195;#8195;#8195; куропатки.
Рыбку ели?
#8195;#8195;#8195; Ах, не ели?
Вот
 на третье вам —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; форели.
А на сладкое
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; же
жрите
#8195;#8195; это бламанже.
Не забудете
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; века
завтрак
#8195;#8195; на два червяка*!»
Что ж,
#8195;#8195; я дядю не виню:
он
 привык к таким меню.
Только
#8195;#8195; что-то
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; вузовцы
не едят,
#8195;#8195; конфузятся.
«Что приуныли?
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Бокалы не пените?!
Жир куропатки
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; шампанским полей!»
«Добрый дядя,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; у нас
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; стипендий
только всего —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; 25 рублей!»
Ты расскажи,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; ЭМЭСПЭО, нам,
чтобы зажить
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; с комсомолом в ладах,
много ль
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; таких
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; расцветает пионом
в расканцелярских
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; ваших садах?
Опустили бы,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; мечтатели,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; головки
с поднебесий
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; на вонючие столовки.

[1928]

Екатеринбург — Свердловск*

Из снегового,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; слепящего лоска,
из перепутанных
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; сучьев
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и хвои —
встает
#8195;#8195; внезапно
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; домами Свердловска
новый город:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; работник и воин.
Под Екатеринбургом
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; рыли каратики,
вгрызались
#8195;#8195;#8195;#8195; в мерзлые
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; породы и ру́ды —
чтоб на грудях
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; коронованной Катьки
переливались
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; изумруды.
У штолен
#8195;#8195;#8195;#8195; в боках
корпели,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; пока —
Октябрь
#8195;#8195; из шахт
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; на улицы ринул,
и…
#8195; разослала
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; октябрьская ломка
к чертям
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; орлов Екатерины
и к богу —
#8195;#8195;#8195;#8195; Екатерины
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; потомка.
И грабя
#8195;#8195; и испепеляя,
орда растакая-то
прошла
#8195;#8195; по городу,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; войну волоча.
Порол Пепеляев*.
Свирепствовал Га́йда*.
Орлом
#8195;#8195; клевался
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; верховный Колчак*.
Потухло
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; и пожаров пламя,
и лишь,
#8195;#8195; от него
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; как будто ожог,
сегодня
#8195;#8195; горит —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; временам на память —
в свердловском небе
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; красный флажок.
Под ним
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; с простора
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; от снега светлого
встает
#8195;#8195;#8195;новоро́жденный
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; город Све́рдлова.
Полунебоскребы
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; лесами по́днял,
чтоб в электричестве
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; мыть вечера́,
а рядом —
#8195;#8195;#8195;#8195; гриб,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; дыра,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; преисподняя,
как будто
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; у города
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; нету
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; «сегодня»,
а только —
#8195;#8195;#8195;#8195; «завтра»
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; и «вчера».
В санях
#8195;#8195; промежду
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; бирж и трестов
свисти
#8195;#8195; во весь
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; широченный проспект.
И…
#8195; заколдованное место:
вдруг
#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; проспект
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; обрывает разбег.
Просыпали
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; в ночь
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; расчернее могилы
звезды-табачишко
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; из неба кисета.
И грудью
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; топок
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; дышут Тагилы,
да трубки
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; заводов
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; курят в Исети.
У этого
#8195;#8195; города
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; нету традиций,
бульвара,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; дворца,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; фонтана и неги.
У нас
#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; на глазах
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; городище родится
из воли
#8195;#8195; Урала,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; труда
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; и энергии!

[1928]

Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру*

Я пролетарий.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Объясняться лишне.
Жил,
#8195;#8196;#8196; как мать произвела, родив.
И вот мне
#8195;#8195;#8195; квартиру
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; дает жилищный,
мой,
 рабочий,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; кооператив.
Во — ширина!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Высота — во!
Проветрена,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; освещена
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и согрета.
Все хорошо.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; Но больше всего
мне
 понравилось —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; это:
это
 белее лунного света,
удобней,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; чем земля обетованная,
это —
#8195;#8195; да что говорить об этом,
это —
#8195;#8195; ванная.
Вода в кране —
холодная крайне.
Кран
#8195;#8196;#8196; другой
не тронешь рукой.
Можешь
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; холодной
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; мыть хохол,
горячей —
#8195;#8195;#8195; пот пор.
На кране
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; одном
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; написано:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; «Хол.»,
на кране другом —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; «Гор.».
Придешь усталый,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; вешаться хочется.
Ни щи не радуют,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; ни чая клокотанье.
А чайкой поплещешься —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; и мертвый расхохочется
от этого
#8195;#8195; плещущего щекотания.
Как будто
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; пришел
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; к социализму в гости,
от удовольствия —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; захватывает дых.
Брюки на крюк,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; блузу на гвоздик,
мыло в руку
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; и…
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; бултых!
Сядешь
#8195;#8195; и моешься
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; долго, долго.
Словом,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; сидишь,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; пока охота.
Просто
#8195;#8195; в комнате
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; лето и Волга —
только что нету
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; рыб и пароходов.
Хоть грязь
#8195;#8195;#8195; на тебе
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; десятилетнего стажа,
с тебя
#8195;#8196;#8196;#8196; корою с дерева,
чуть не лыком,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; сходит сажа,
смывается, стерва.
И уж распаришься,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; разжаришься уж!
Тут —
#8195;#8195; вертай ручки:
и каплет
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; прохладный
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; дождик-душ
из дырчатой
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; железной тучки.
Ну ж и ласковость в этом душе!
Тебя
 никакой
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; не возьмет упадок:
погладит волосы,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; потреплет уши
и течет
#8195;#8195; по желобу
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; промежду лопаток.
Воду
#8195;#8196;#8196; стираешь
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; с мокрого тельца
полотенцем,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; как зверь, мохнатым.
Чтобы суше пяткам —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; пол
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; стелется,
извиняюсь за выражение,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; пробковым матом.
Себя разглядевши
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; в зеркало вправленное,
в рубаху
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; в чистую —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; влазь.
Влажу и думаю:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; — Очень правильная
эта,
 наша,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; советская власть.

Свердловск

28 января 1928 г.

Император*

Помню —
#8195;#8195;#8195; то ли пасха,
то ли —
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; рождество:
вымыто
#8195;#8195; и насухо
расчищено торжество.
По Тверской
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; шпалерами
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; стоят рядовые,
перед рядовыми —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; пристава.
Приставов
#8195;#8195;#8195; глазами
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; едят городовые:
— Ваше благородие,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; арестовать? —
Крутит
#8195;#8195; полицмейстер
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; за уши ус.
Пристав козыряет:
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; — Слушаюсь! —
И вижу —
#8195;#8195;#8195; катится ландо,
и в этой вот ланде*
сидит
#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; военный молодой
в холеной бороде.
Перед ним,
#8195;#8195;#8195; как чурки,
четыре дочурки.
И на спинах булыжных,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; как на наших горбах,
свита
#8195;#8196;#8196;#8196; за ним
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; в орлах и в гербах.
И раззвонившие колокола
расплылись
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; в дамском писке:
Уррра!
#8195;#8195; царь-государь Николай,
император
#8195;#8195;#8195; и самодержец всероссийский!
Снег заносит
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; косые кровельки,
серебрит
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; телеграфную сеть,
он схватился
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; за холод проволоки
и остался
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; на ней
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; висеть.
На всю Сибирь,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; на весь Урал
метельная мура.
За Исетью*,
#8195;#8195;#8195; где шахты и кручи,
за Исетью,
#8195;#8195;#8195; где ветер свистел,
приумолк
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; исполкомовский кучер
и встал
#8195;#8195; на девятой версте.
Вселенную
#8195;#8195;#8195; снегом заволокло.
Ни зги не видать —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; как на зло̀.
И только
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; следы
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; от брюха волков
по следу
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; диких козлов.
Шесть пудов
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; (для веса ровного!),
будто правит
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; кедров полком он,
снег хрустит
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; под Парамоновым,
председателем
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; исполкома.
Распахнулся весь,
роют
#8195;#8196;#8196; снег
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; пимы.
— Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Мимо! —
Здесь кедр
#8195;#8195;#8195; топором перетроган,
зарубки
#8195;#8195; под корень коры,
у корня,
#8195;#8195; под кедром,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; дорога,
а в ней —
#8195;#8195;#8195; император зарыт*.
Лишь тучи
#8195;#8195;#8195; флагами плавают,
да в тучах
#8195;#8195;#8195; птичье вранье,
крикливое и одноглавое,
ругается воронье.
Прельщают
#8195;#8195;#8195; многих
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; короны лучи.
Пожалте,
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; дворяне и шляхта,
корону
#8195;#8195; можно
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; у нас получить,
но только
#8195;#8195;#8195; вместе с шахтой*.

Свердловск

[1928]

Сердечная просьба*

«Ку-ль-т-у-р-р-рная р-р-р-еволюция!»
И пустились!
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Каждый вечер
блещут мысли,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; фразы льются,
пухнут диспуты
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; и речи.
Потрясая истин кладом
(и не глядя
#8195;#8195;#8195; на бумажку),
выступал
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; вчера
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; с докладом
сам
 товарищ Лукомашко*.
Начал
#8195;#8196;#8196;#8196; с комплиментов ярых:
распластав
#8195;#8195;#8195; язык
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; пластом,
пел
 о наших юбилярах,
о Шекспире,
#8195;#8195;#8195; о Толстом*.
Он трубил
#8195;#8195;#8195; в тонах победных,
напрягая
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; тихий
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; рот,
что курить
#8195;#8195;#8195; ужасно вредно,
а читать —
#8195;#8195;#8195; наоборот.
Все, что надо,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; увязал он,
превосходен
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; говор гладкий…
Но…
 мелькали,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; вон из зала,
несознательные пятки.
Чтоб рассеять
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; эту мрачность,
лектор
#8195;#8195; с грацией слоновьей
перешел
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; легко и смачно —
на Малашкина
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; с луною*.
Заливался голосист.
Мысли
#8195;#8195; шли,
#8195;#8195;#8195; как книги в ранец.
Кто же я теперь —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; марксист
или
 вегетарианец?!
Час,
 как частникова такса*,
час
 разросся, как года…
На стене
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; росла
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; у Маркса
под Толстого
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; борода.
Если ты —
#8195;#8195;#8195; не дуб,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не ясень,
то тебе
#8195;#8195; и вывод ясен:
— Рыбу
#8195;#8195; ножиком
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не есть,
чай
 в гостях
#8195;#8195;#8195; не пейте с блюдца… —
Это вот оно и есть
куль-т-у-р-р-ная р-р-революция. —
И пока
#8195;#8195; гремело эхо
и ладоши
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; били в лад,
Лукомашко
#8195;#8195;#8195; рысью ехал
на шестнадцатый доклад.
С диспута,
#8195;#8195;#8195; вздыхая бурно,
я вернулся
#8195;#8195;#8195; к поздней ночи…
Революция культурная,
а докладчики…
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не очень.
Трибуна
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; у нас
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; не клирос.
Уважаемые
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; товарищи няни,
комсомолец
#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; изрядно вырос
и просит
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; взрослых знаний.

[1928]

Десятилетняя песня*

Дрянь адмиральская*,
пан
#8195; и барон*
шли
#8195; от шестнадцати
разных сторон*.
Пушка —
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; французская,
а́нглийский танк.
Белым
#8195;#8195; папаша
Антантовый стан*.
Билась
#8195;#8195; Советская
наша страна,
дни
#8195; грохотали
разрывом гранат.
Не для разбоя
битва зовет —
мы
#8195; защищаем
поля
#8195;#8195;#8196;#8196; и завод.
Шли деревенские,
лезли из шахт,
дрались
#8195;#8195; голодные,
в рвани
#8195;#8195; и вшах.
Серые шлемы
с красной звездой
белой ораве
крикнули:
#8195;#8195;#8195;#8195; — Стой! —
Били Деникина*,
били
#8195;#8195;#8196;#8196; Махно*,
так же
#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; любого
с дороги смахнем.
Хрустнул,
#8195;#8195;#8195;#8195; проломанный,
Крыма хребет*.
Красная
#8195;#8195; крепла
в громе побед.
С вами
#8195;#8195; сливалось,
победу растя,
сердце —
#8195;#8195;#8195;#8195; рабочих,
сердце —
#8195;#8195;#8195;#8195; крестьян.
С первой тревогою
с наших низов
стомиллионные
встанем на зов.
Землю колебля,
в новый поход
двинут
#8195;#8195; дивизии
Красных пехот.
Помня
#8195;#8195; принятие
красных присяг,
лава
#8195; Буденных
#8195; пойдет
#8195;#8195; на рысях.
Против
#8195;#8195; буржуевых
новых блокад
красные
#8195;#8195; птицы
займут облака.
Крепни
#8195;#8195; и славься
в битвах веков,
Красная
#8195;#8195; Армия
большевиков!

[1928]

Лозунги-рифмы*

Десять лет боевых прошло.
Вражий раж —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; еще не утих.
Может,
#8195;#8195; скоро
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; дней эшелон
пылью
#8195;#8195; всклубит
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; боевые пути.
Враг наготове.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Битвы грядут.
Учись
#8195;#8195; шагать
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; в боевом ряду.
Учись
#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; отражать
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; атаки газовые,
смерти
#8195;#8195; в минуту
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; маску показывая.
Буржуй угрожает.
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; Кто уймет его?
Умей
#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; управляться
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; лентой пулеметовой.
Готовится
#8195;#8195;#8195;#8195; к штурму
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; Антанта чертова —
учись
#8195;#8195;#8196;#8196; атакам,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; штык повертывая.
Враг разбежится —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; кто погонится?
Гнать златопогонников
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; учись, конница.
Слышна
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; у заводов
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; врага нога нам.
Учись,
#8195;#8195; товарищ,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; владеть наганом.
Не век
#8195;#8195; стоять
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; у залива в болотце.
Крепите
#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; советский флот,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; краснофлотцы!
Битва не кончена,
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; только смолкла —
готовься, комсомолец
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; и комсомолка.
Сердце
#8195;#8195; республика
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196; с армией сли́ла,
нету
#8195; на свете
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196;#8196; тверже сплава.
Красная Армия —
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195; наша сила.
Нашей
#8195;#8195; Красной Армии
#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8195;#8196;#8196;#8196; слава!

[1928]