Глава 1

Как испортить друг другу жизнь

Я помнила, что перед той жуткой дракой пообещала испортить мерзавцу жизнь. «Я – черная туча, которая превратит твою жизнь в сущий мрак» – вот мои слова. Впоследствии я поняла, что мыслила однобоко.

С расквашенными лицами, в синяках, мы преклонили колени перед Нефритовым императором [10]. Когда старина император узнал, что мы спутали красные нити судьбы в храме Лунного Старца, то надолго окаменел, а потом выдал какую-то чушь о том, что «согласие дороже всего» [11] и «совершившим ошибку не избежать наказания». После чего холодно отчеканил:

– Вы двое разрушили будущее всех влюбленных и будете наказаны. Вам предстоит испытать любовные страдания в семи перевоплощениях. Может быть, между делом ваша взаимная ненависть угаснет.

– Постойте… – Юноша, преклонивший колени рядом со мной, с риском для жизни перебил императора. – Вы хотите связать меня… с ней? Хотите, чтобы я семь раз воспылал страстью к этой… этой девке с нравом неотесанного мужлана?

Его голос дрогнул. Похоже, он был не на шутку напуган.

Я тоже пришла в ужас. Выпучив глаза, словно мертвая рыба, я потрясенно уставилась на Нефритового императора. Когда он утвердительно кивнул, мое тело обмякло. Надежды на благополучный исход рухнули. Лишь теперь я осознала: не только я буду маячить зловещей тучей на чужом горизонте. Негодяй тоже превратится в темную мглу и омрачит мою жизнь. Наше столкновение породит молнию и обернется грозовой бурей.

– Сяо Сянцзы, раз ты прислуживаешь Лунному старцу, его вмешательство нежелательно. – Нефритовый император ненадолго задумался. – Где небесный страж Ли, Хранитель пагоды? [12]

Верзила с золотой пагодой в руках сделал три шага вперед.

– Здесь! – гаркнул он, почтительно поклонившись.

Нефритовый император погладил длинную бороду и спокойно сказал:

– Отлично. Поручаю тебе это дело.

– Слушаюсь!

Бравый голос заставил сердце бешено заколотиться. Я сделала глубокий вдох, подняла голову и посмотрела на небесного стража Ли. Беззаботная жизнь в Небесном царстве наложила на него отпечаток – он оброс жирком. Будто почувствовав мой взгляд, Хранитель пагоды повернулся ко мне. Его улыбка, скрытая за густой бородой, была настолько широкой, что добродушное лицо собралось в глубокие складки. Небесный военачальник улыбался так мило… У меня сжалось сердце, и я поспешно прижала руку к груди, глубоко дыша. На здоровье я никогда не жаловалась, но в этот миг мне показалось, что я вот-вот умру…

Нефритовый император удовлетворенно кивнул:

– Тебе есть что сказать, Сяо Сянцзы?

Я хотела возразить, что Лунный старец все равно соединял красные нити судьбы как вздумается, когда напивался. Раз они перепутались, пусть снова свяжет их как попало. Зачем же меня так жестоко наказывать?

Я оглянулась на понурого Юэ Лао в ряду сановников, выстроившихся у правой стены Небесного чертога. Лунный старец жалобно смотрел на меня, всем своим видом умоляя не выдавать его. Я вновь повернулась к императору и, не переставая глубоко дышать, медленно произнесла:

– А выругаться можно?

– Нельзя.

– Тогда… мне нечего сказать.

Нефритовый император снова удовлетворенно кивнул, и его взгляд остановился на юноше рядом со мной.

– Чу Кун желает что-то сказать?

Вот, оказывается, как его зовут… Выходит, этот мальчишка – старший из двенадцати небесных посланников звездного владыки Мао Жи и отвечает за первый месяц каждого нового года. Только теперь я узнала, с кем мне придется пройти семь испытаний любовью. Я подняла голову и поглядела на роскошный расписной потолок Небесного чертога. Воистину мир полон иронии!

Юноша долго молчал, пока я с любопытством не уставилась на его бледное лицо. Тогда он заговорил:

– Мы оба виноваты в том, что перепутали красные нити судьбы в храме Лунного Старца, но я готов поклясться звездному владыке Мао Жи в том, что эта девушка спутала намного больше нитей. Поэтому можно ли сделать так, чтобы в каждом перевоплощении она страдала больше меня?

Я пришла в ярость, и мне снова захотелось сорвать с подлеца штаны! Но небесный страж Ли положил мне на плечо тяжелую руку и удержал на месте.

– Я оценю заслуги и вину каждого по справедливости, – спокойно сказал он.

Хотя небесный военачальник раздался в теле, его праведный и непоколебимый характер не изменился. Я ощутила признательность и с тяжелым сердцем кивнула, думая, что мир не так уж и плох.

После вынесения приговора все отправились по домам. Когда мы вышли из ворот Небесного чертога, я издалека услыхала раскатистый хохот небесного стража Ли:

– Люблю поглядеть, как несчастная женушка бегает за муженьком! Ха-ха-ха!

Под шелест ветра я замерла, обратившись в одинокую, скорбную тень.

Юэ Лао проводил меня до врат, ведущих в Загробный мир, похлопал по плечу и тяжело вздохнул:

– Сяо Сян…

Я бросила на старика свирепый взгляд, и тот предусмотрительно проглотил последний слог. Потом он снова вздохнул:

– После твоего ухода храм надолго останется без присмотра. Что же мне, старику, делать?

Я скривила губы:

– Если будешь пить меньше вина, приумножишь число моих добрых дел [13].

Юэ Лао с грустным видом пощипывал седую бороду. Я даже жалостью к нему прониклась. Хотя старик был прижимист, рассеян и непредсказуем, он хорошо ко мне относился, не бранил и не поколачивал меня по примеру других божеств, которые издевались над своими прислужниками.

Смягчившись, я попыталась утешить его:

– День на Небесах равен году в мире смертных. Я пройду семь испытаний самое большее за год и скоро вернусь.

Юэ Лао со вздохом покачал головой, сгорбился и печально побрел прочь.

Когда его скорбная фигура растворилась во мраке, я повернула голову и смерила взглядом высокую арку с пугающей надписью «Загробный мир». Сняв с пояса кувшин, я глотнула крепкого вина и шагнула вперед.

Я подумала, что бояться нечего. Просто мне дали шанс повидать мир.

Души умерших прибывали день ото дня и послушно выстраивались в шесть ровных шеренг перед мостом Найхэ [14]. Шестеро служителей раздавали душам отвар забвения, а исполинская тетушка Мэн [15] сидела невдалеке и дремала.

Я наугад выбрала одну из шеренг, встала в ряд чин по чину и медленно зашагала вперед. Мне вот-вот должны были выдать отвар, а паршивец Чу Кун так и не объявился. Пока я размышляла, не переродился ли он раньше меня, во мраке внезапно сверкнул золотистый луч, такой ослепительный, что у духов и призраков голова закружилась. Я оглянулась и увидела напыщенную фигуру в красном наряде. Пожаловал, сволочь!

Парня сопровождала девушка в розовом платье. Чу Кун нежно поглядывал на спутницу. Куда подевался свирепый вид, с которым негодяй лез со мной в драку? В мертвой тишине Загробного мира, где не раздавалось ни звука, кроме журчания реки Забвения [16], голос Чу Куна достиг ушей каждого:

– Не волнуйся, Ин Ши, я скоро вернусь. Небесный страж Ли не даст меня в обиду. Как-никак мы с ним оба мужчины.

– Как бы то ни было, будь осторожен, братец Чу Кун. Говорят, у Сяо Сянцзы из храма Лунного Старца странный характер. Будь рядом с ней начеку, мало ли что…

Глядя в небо, я старательно размышляла: что же я натворила, раз эта девица, нежная, словно белый цветок, так обо мне отзывается?

Служитель дважды неприветливо кашлянул, намекая, что пора бы забрать чашу. Я смущенно улыбнулась и уже собиралась покорно выпить отвар, как вдруг этот паршивец Чу Кун выдал очередную порцию чуши:

– Успокойся. Нрав у злой девки, конечно, не сахар, но ни умом, ни силой она мне не ровня. Она не причинит мне вреда.

На моем лбу вздулись вены. Я прищурилась и повернула голову, чтобы посмотреть на эту скотину, внешне похожую на человека.

Чу Кун между тем не унимался:

– Вот вернусь после семи перевоплощений, погоняв Сяо Сянцзы, как дворцового евнуха…

Слово «евнух» задело меня за живое, и чаша с отваром в руке задрожала.

– И отправлюсь с тобой во дворец Утренней звезды, чтобы небесными светилами любоваться, – пообещал Чу Кун.

– Да пошел ты со своими звездами… – взревела я и на глазах у ошарашенного служителя запустила чашу с остывшим отваром прямо в голову негодяя.

Отвар расплескался, а чаша попала подлецу по скуле. Он глухо охнул и прижал ладонь к лицу. Ин Ши испуганно вскрикнула. Я указала на синяки, которыми разукрасила мерзавца во время стычки, и насмешливо заметила:

– Стоишь тут, похожий на панду, и врешь напропалую. Не боишься снова получить ниже пояса?

Чу Кун притих, стараясь унять боль, а потом вскинул голову. Его глаза пылали яростью. Ин Ши в розовом платье щебетала рядом, разглядывая лицо парня с таким выражением, будто это ее ударили. Я презрительно фыркнула. Чу Кун по-прежнему пялился на меня, скрипя зубами от ненависти. В его руке скопилась духовная сила, словно он собирался прихлопнуть меня одним ударом. Я внутренне сжалась. Надо признать, что, если дело дойдет до состязания в магии, я проиграю.

В этот момент служитель внезапно очнулся от оцепенения:

– Ты… ты расплескала отвар тетушки Мэн! Взбунтоваться решила?!

Тетушка Мэн дремала, пуская пузыри из носа. Пронзительный крик заставил один из пузырей лопнуть, и гигантское тело зашевелилось. Похоже, богиня собиралась проснуться, из-за чего вековой мрак, пропитавший Загробный мир, всколыхнулся. У меня, маленькой благовещей тучки, подкосились ноги, а внутри все похолодело от страха. Я быстро взмахнула рукой, указав на Чу Куна:

– Это он! Он решил взбунтоваться. Паршивец не хочет пить отвар. Он угрожал мне. Хотел узнать, как накажут того, что не выпьет отвар забвения. Меня заставили!

– Что? – Охрипший после сна женский голос разнесся по темному Загробному мира раскатистым эхом; глухой и тяжелый, голос будто давил на грудь, не давая вздохнуть. – Кто посмел пролить мой отвар?

Служители мгновенно вытянулись в струнку, трепеща от ужаса. Тетушка Мэн поднялась во весь свой исполинский рост – не менее двух чжанов. Ее тень накрыла мост Найхэ целиком.

Как только взгляд богини упал на чашу у ног Чу Куна, она жутко разозлилась:

– Кто посмел отказаться от моего отвара?! Я усердно готовлю его каждый день, а вы, паршивцы, не цените моих усилий?

Тетушка Мэн с громким топотом устремилась к Чу Куну, сминая служителей, оказавшихся на пути. Несмотря на размеры, двигалась она невероятно быстро. Ин Ши побледнела и застыла от ужаса. На лице Чу Куна тоже отразился испуг.

Служители, объятые паникой, бросились врассыпную.

Я же огляделась и, убедившись, что никто не обращает на меня внимания, быстро, как струйка дыма, пересекла мост Найхэ и помчалась к Шести путям перерождения [17].

Прежде чем ступить на один из них, я обернулась и увидела, что перед мостом Найхэ царит настоящий хаос: суета, крики и пыль столбом. Тетушка Мэн схватила Чу Куна и яростно отчитывала, брызжа слюной ему в лицо, а мерзавец пристально глядел на меня с такой ненавистью, словно был готов разорвать на куски.

Я помедлила, чувствуя себя слегка виноватой…

Прежде чем погрузиться в круговорот перерождений, я показала парню поднятый вверх большой палец, а потом резко опустила палец вниз. Лицо Чу Куна, зажатого в крепких руках тетушки Мэн, исказилось. Я хлопнула себя по заднице и радостно прыгнула вперед.

Теперь-то Чу Куну уж точно придется выпить отвар тетушки Мэн. Я успею переродиться раньше, чем он. У меня останутся воспоминания о прошлой жизни. Я буду сильнее. Иными словами…

Готовься к смерти, мелкий ублюдок!

* * *

– Барышня! Ах, моя маленькая госпожа!

Пронзительный голос испуганной служанки звучал все ближе и ближе.

Солнечный свет проникал сквозь веки. Я лениво зевнула и перевернулась на другой бок, ощущая такой же уют, как в те беззаботные дни, когда была тучкой: греться на солнышке было моим главным делом, а сладко спать – любимым занятием. Я не знала ни забот, ни прижимистого Юэ Лао, ни тягостных попыток скопить деньги на веер, ни злобного небожителя в красных одеждах…

Юноша в красном…

Я открыла глаза, и мое лицо исказилось в гримасе асура [18]. Мысль о Чу Куне портила настроение и прогоняла сон. Я села, и вопль охваченной ужасом служанки резанул по барабанным перепонкам:

– Барышня, не двигайтесь! Цуйби вас спасет! Нет! Цуйби позовет кого-нибудь, чтобы спасти вас!

У подножия высокого дерева стояла бледная от страха служанка и оглядывалась в поисках помощи.

– Я могу слезть сама, – небрежно ответила я.

К детскому писку, исходившему из моих уст, я до сих пор не привыкла, поэтому прочистила горло, чтобы голос звучал чуть более хрипло, по-взрослому:

– Эй, посторонись, я спрыгну.

Лицо Цуйби посинело в мгновение ока.

– Ма… ма… маленькая госпожа, не… не… не пугайте меня! Не дразните Цуйби! Я же трусиха!

Не обращая на служанку внимания, я ловко полезла вниз, хватаясь за сучья.

Прошло пять лет с тех пор, как я переродилась дочерью первого министра. Меня холили и лелеяли. Я не стирала, не заправляла постель, не подметала полы и не готовила еду. Даже когда я забиралась на дерево, служанка стояла внизу с таким видом, словно готовилась пасть ради меня смертью храбрых.

Я терялась в догадках: как, интересно, небесный страж Ли будет разыгрывать спектакль с женушкой, которая бегает за собственным мужем?

Мой будущий муженек наверняка еще отбывает наказание в Загробном мире. Я хищно усмехнулась в душе, вспомнив, с какой ненавистью глядел на меня Чу Кун сквозь брызги слюны тетушки Мэн, и мое настроение сразу улучшилось. Все-таки месть – величайшее наслаждение!

Когда до земли оставалось совсем немного, я спрыгнула. Цуйби, обливаясь холодным потом, осыпала меня упреками.

– В чем дело? – невозмутимо спросила я.

Служанке потребовалось немало времени, чтобы взять себя в руки и объяснить:

– Господин министр велел вас найти. Он изволит посетить генерала и хочет взять вас с собой.

– А-а, – небрежно протянула я и вытерла перепачканные руки о платье Цуйби; та скрипнула зубами, но промолчала. – Скажи отцу, чтобы шел один. Дом генерала я и сама найду.

По слухам, нынешний император, мой отец Сун Циньвэнь и генерал Лу Лян дружили с детства, причем двух последних связывала особенно крепкая дружба – все вокруг только диву давались. Усадьба генерала находилась прямо напротив нашей. Каждый день двое мужчин вместе отправлялись на утреннюю аудиенцию к императору, а вечером, завершив дела, вместе возвращались домой. Их домочадцы в свободное время ходили друг к другу в гости. В общем, я знала дорогу в дом генерала так же хорошо, как путь в свою спальню, и в провожатых не нуждалась.

Цуйби озадаченно нахмурилась:

– Господин министр сказал, что сегодня должен пойти вместе с вами…

Старики, посвятившие жизнь политике, вечно выдумывают всякую чушь. Я скривила губы и беспомощно пробубнила:

– Ладно-ладно, иду.

Когда я вернулась домой, отец сидел на почетном месте в переднем зале. Оглядев меня с ног до головы, он тяжело и устало вздохнул:

– Что ж, пусть растет дикаркой.

Я одернула платье, не понимая, что не так с моим внешним видом. Моя нынешняя одежда была гораздо приличнее той, что я носила в храме Лунного Старца. С чего вдруг отец придирается?

По пути к дому генерала отец начал рассказывать мне давнюю историю. По его словам, когда я находилась в утробе матери, жена генерала тоже ожидала ребенка. Две семьи горячо поклялись: если дети родятся одного пола, то будут почитать друг друга как братья или сестры; если же разного – то поженятся. Увы, никто не ожидал, что жена генерала по неосторожности упадет, потеряет ребенка и больше никогда не сможет зачать…

Я прервала трогательное повествование отца:

– Ничего подобного. На днях я видела жену генерала, у нее уже очень большой живот.

Внезапно у меня зародилось дурное предчувствие. Отец с глубокой нежностью посмотрел на меня и кивнул:

– Да, сегодня жена генерала родила сына. Ты сможешь увидеть своего будущего мужа, Юньсян.

Я подняла голову, увидела в свете солнца улыбку отца и с глазами, полными слез, серьезно спросила:

– Ты когда-нибудь видел альпаку? [19]

Отец растерялся. Я понурила голову, схватилась за сердце и прошептала:

– Знаешь, каково это – когда десять тысяч альпак со свистом проносятся мимо? [20] Нет… тебе не понять.

Вытерев слезы, я уставилась на отца пустым и безжизненным взглядом дохлой рыбы:

– Ладно, веди меня к нему.

Когда мы вошли в дом генерала, слуги почтительно нам поклонились. Их приветственные слова заглушили мое мрачное замечание:

– …Паршивец, который пожаловал слишком поздно.

Радостная весть о рождении генеральского сына разлетелась очень быстро. Едва мы с отцом уселись в главном зале, как в дом потянулась вереница крупных и мелких столичных чиновников с подарками. Пока отец обменивался любезностями со своими сослуживцами, я незаметно выбежала на задний двор. В доме генерала меня все знали и поэтому не остановили. Притворяясь наивным ребенком, я добралась до женской половины дома и с порога услышала слабый смех жены генерала:

– А-Лян [21], сын очень похож на тебя.

Грубый голос генерала звучал нежно и кротко, словно журчание ручейка, поэтому я с трудом расслышала его слова:

– Нет, он похож на тебя.

Я не позволила стражам доложить о моем появлении, тихо скользнула внутрь, притаилась у входа в опочивальню и высунула голову, заглядывая в комнату. Рядом с женой генерала лежал туго спеленатый сверток. Неприкрытым оставалось только лицо. Из-за двери я видела сморщенный носик и глазки в окружении складок кожи. По моему глубокому убеждению, супруги ошибались. Очевидно же, что их малец напоминает баоцзы [22]. В лучшем случае – пельмешек. Как тут разобрать, на кого он похож, а на кого – нет?

Будто почувствовав мое присутствие, генерал повернул голову и посмотрел на меня. Затем он прищурился и с улыбкой сказал, ущипнув малыша за щечку:

– Успех у женщин тебе обеспечен, парень. Еще глаз не открыл, а невеста уже у дверей дожидается. Ну-ка, давай на нее посмотрим!

После этих слов прятаться дальше было неловко, поэтому я без стеснения вошла в опочивальню и поприветствовала хозяев:

– Здравствуйте, генерал. Здравствуйте, госпожа.

Генерал кивнул и обратился к жене:

– Девочке не терпелось увидеть нас. Наверное, ее отец и остальные гости уже заждались. Отдыхай, а я выйду к гостям.

Госпожа слабо кивнула, а мужчина, проходя мимо, бесцеремонно потрепал меня по голове.

– Иди. Погляди на моего сына и твоего будущего мужа.

Сказав это, он широким шагом направился к двери.

Я тоже не стала церемониться, подбежала к кровати и улеглась на краю, чтобы посмотреть, как выглядит Чу Кун в своем первом перевоплощении. Морщинистый комочек был на редкость уродлив. Я покосилась на жену генерала, не смея прикасаться к ребенку без ее разрешения.

– Можно потрогать его, госпожа? – смиренно спросила я, хлопая глазами.

– Конечно.

Я протянула указательный палец и ткнула малыша в щечку – поразительно мягкую. Трудно было представить, что свирепый злыдень в красных одеждах, хлеставший меня по заднице, переродился в такого малютку. Я удивленно распахнула глаза: вот что значит перерождение. Все начинается заново. Прошлая жизнь исчезает, оставляя после себя чистоту, которая внушает благоговейный трепет.

Заметив сжатый кулачок малыша, я с любопытством ткнула пальцем и в него. Неожиданно для меня младенец раскрыл ладошку, ухватился за мой палец и потянул к ротику. Я застыла в изумлении. Мягкая маленькая ручка, казалось, согрела мне сердце. Малютка был просто невероятным.

– Ты ему нравишься, Юньсян. – Жена генерала ласково погладила сына по щечке и тихо спросила: – А он тебе нравится?

Мое сердце дрогнуло. Если бы я призналась, что мечтаю унизить паршивца, меня поразила бы молния. Поэтому я покорно кивнула:

– Да!

В этот миг малыш засунул мой палец себе в рот и начал нежно его посасывать. У меня защемило сердце, и я застыла в оцепенении.

– Очень нравится… – пробормотала я, словно зачарованная.

Мягкое прикосновение малыша дарило больше неги, чем теплый ветерок от веера Небесной Ткачихи.

– Как хорошо! Отныне вы сможете держаться вместе всю жизнь до глубокой старости, – медленно произнесла жена генерала. – Не беда, что ты старше его на несколько лет. Сейчас ты защищаешь его, а когда он вырастет – будет защищать тебя.

Ее тихий голос растворялся в воздухе. Слово «муж», прозвучавшее в голове, вернуло меня к действительности. Оглушительный хохот небесного стража Ли, покидавшего Небесный чертог, отразился от стен раскатистым эхом. Я невольно поежилась, словно от холода, и потрясла головой, отчетливо осознавая, что сюжет о несчастной женушке, которая бегает за собственным мужем, скоро начнет воплощаться в жизнь. А я, идиотка, позволила врагу очаровать себя внешним видом! Полный провал и настоящий позор…

Я не помню, как вернулась в тот день домой, сбитая с толку. Помню только, как после ужина отец погладил меня по голове и сказал:

– Постарайся поладить с Хайкуном, Юньсян.

Он говорил так, будто уже передал меня в чужие руки.

– Хайкун – это кто? – растерянно спросила я.

– Сын дядюшки Лу. Ты сегодня видела его. Он ведь тебе понравился?

Я ошеломленно кивнула:

– Понравился. Дядюшка Лу выбрал хорошее имя. Оно звучит очень… воинственно. Достойное имя для выдающегося генерала.

Ведь правда же Лу Хайкун звучит величаво?

С того дня колесо судьбы завертелось. Ночью, когда я очнулась от кошмарного сна, мне привиделся небесный страж Ли, склонившийся над письменным столом. Зловеще ухмыляясь, он возбужденно водил кистью, расписывая мою судьбу. Мне показалось, что я – кусок мяса, насаженный на бамбуковую шпажку. Писчая кисть небесного военачальника, смоченная в соевом соусе, водила по моему обнаженному телу, покрывая его мазками…

Я натянула на голову одеяло и плотно укуталась, пытаясь вытеснить из сознания отвратительную картину. Только когда мне стало нечем дышать, я сбросила одеяло и резко села.

Нет! Если я покорюсь судьбе, мой запас хитрых трюков и коварных замыслов пропадет впустую. Тьфу! В Небесном царстве я жила припеваючи за чужой счет, а теперь просто смирюсь? Нет уж, я буду бороться!

Грызя палец, я мрачно размышляла о будущем. Есть ли способ избавиться от паршивца Чу Куна раз и навсегда?.. Внезапно меня осенило. Небесный страж Ли расписал наши судьбы в семи перевоплощениях и обрек на любовные страдания. А что, если один из нас преждевременно умрет и переродится раньше? Когда второму придет срок умирать и перерождаться, время будет упущено, и наши пути разойдутся. И в последующих жизнях мы просто не встретимся!

Осознав это, я так разволновалась, что подбежала к бронзовому зеркалу и крепко расцеловала свое отражение. Я – дочь министра и могу жить беззаботно в свое удовольствие. Разумеется, раз уж мне улыбнулась удача, я не покончу с собой. Поэтому…

Я пристально посмотрела на свое пухлое угрюмое личико в зеркале и зловеще расхохоталась:

– Дорогой Лу Хайкун, ради нашего счастья в следующих жизнях не мог бы ты умереть?

Несколько дней я тщательно обдумывала план действий, а потом поспешила в дом генерала. Так вышло, что в детской никого не оказалось. Это был идеальный шанс нанести удар.

Лу Хайкун тихо лежал в колыбели. По сравнению с тем, каким я его видела прежде, он похорошел. Его кожа стала белой и нежной, а ресницы – густыми и длинными. Не вытерпев, я склонилась над люлькой и потыкала пальцем в пухлые детские губы. Я не ожидала, что младенец проснется от прикосновения.

Он захлопал своими огромными, невообразимо прекрасными глазами и выразительно уставился на меня. Мое сердце затрепетало, и я снова ощутила постыдный приступ умиления.

– А, – бессмысленно пискнул он и потянулся слюнявой ручонкой к моей косичке, свисавшей над колыбелью.

– Ай!

Младенец дернул меня за косу с такой силой, что у меня заболела кожа на голове. Этот мерзкий жест сразу напомнил мне о злобном небожителе в красных одеждах из прошлой жизни.

Подавив умиление, я схватила младенца за шейку. Она была такой нежной и хрупкой, что мне показалось: стоит слегка надавить – и она сломается. Все-таки в колыбели лежал не тот здоровяк, которого я знала раньше…

Глядя в невинные глаза младенца, я опять смягчилась. Малыш ведь даже не догадывался, что я хотела его задушить. Он отпустил косу, снова вцепился в мой палец, сунул его себе в рот, как будто это доставляло ему наибольшее удовольствие, и радостно засучил ножками. Мне захотелось затопать ногами в ответ. Не будь таким милым, сукин ты сын! Как мне убить тебя?!

Пока я медлила в нерешительности, дверь распахнулась и в комнату вошла кормилица в сопровождении служанок.

– Ай-я-яй, почему дочка министра здесь?

– Я… – Кашлянув, я невозмутимо пояснила: – Я пришла проведать своего будущего мужа.

Все вокруг многозначительно заулыбались, а кормилица вдруг заявила, смутив окружающих:

– Мы как раз собирались купать маленького господина. Может быть, госпожа Сун хочет остаться и посмотреть?

– Нет-нет, я, пожалуй…

Стоило мне убрать руку, как Лу Хайкун скрипуче захныкал. Я в изумлении посмотрела на него. Через мгновение он разрыдался в голос, из его глаз и носа ручьями хлынули слезы и сопли. Малыш выглядел таким несчастным, что на него было больно смотреть.

Меня это ошарашило. В Небесном царстве никто не плакал так душераздирающе у меня на виду. Не раздумывая, я снова сунула палец в рот малышу. Как только он обхватил губами мой палец, то сразу успокоился и зачмокал со счастливым выражением на лице.

Я молчала, а кормилица с улыбкой сказала:

– Хорошо-то как! Маленький господин не желает расставаться с госпожой Сун.

Я уставилась на глупых людей пустым взглядом дохлой рыбы.

Затем я стала невольной свидетельницей того, как Лу Хайкуна раздели догола и выкупали. Зрелище вовсе не выглядело красивым и трогательным. Оно скорее напоминало мытье свиной шкуры: белый, мягкий комок мяли и терли, радуясь неизвестно чему.

Как бы то ни было, я понимала, что расчувствовалась и упустила идеальный шанс прикончить Лу Хайкуна из-за собственной слабохарактерности.

С тех пор я каждый день прибегала в дом генерала и виделась с Лу Хайкуном, но кормилица и служанки больше не спускали с малыша глаз и не оставляли нас наедине.

Я решила дождаться, пока он подрастет и начнет выходить из дома один на прогулку. Тогда я прикончу его.

Кто же знал, что ждать придется пять долгих лет. За это время я настолько устала от ожидания, что каждый раз при виде Лу Хайкуна мои глаза зеленели от злости.

Жена генерала и сам генерал часто подшучивали надо мной:

– Неужели Хайкун тебя приворожил? Ты так часто приходишь к нему. Не переживай, вам предстоит провести вместе всю жизнь!

Целая жизнь – это слишком долго. Мне дорог каждый миг. Если избавлюсь от «муженька», то заживу спокойно.

Когда мне исполнилось десять лет, я окончательно перестала слушаться. Отец совершенно отчаялся и махнул на меня рукой. Я же, пользуясь его попустительством, развернулась на полную катушку и заработала прозвище Демоницы Грозы Небес, наводя ужас на всю столицу.

На пятый день рождения Лу Хайкуна я наконец-то смогла одурачить няньку со служанками и тайком вывести мальчика из дома.

Я рассуждала так: в доме генерала возможности убить «муженька» не представится, а вот за пределами усадьбы – хоть отбавляй! Что мешает ребенку поскользнуться у речки или неудачно упасть с надломившейся ветки? В любом месте его подстерегает опасность.

Воодушевленная этой мыслью, я потирала в предвкушении руки, но Лу Хайкун прильнул ко мне и тихо сказал:

– Давай вернемся, Юньсян. Папа говорил, что на улице кого только не встретишь. Это небезопасно.

Мальчика с детства воспитывали в строгости и берегли как зеницу ока. Всякий раз, когда он покидал усадьбу, его сопровождала многочисленная свита. Лу Хайкун никогда не выходил со двора без охраны, как обычный человек. При виде рыночного столпотворения и суеты он растерялся и занервничал.

Пока я прикидывала, где бы подстроить несчастный случай, Лу Хайкун встревоженно потянул меня за рукав:

– Пойдем домой, Юньсян.

– Не шуми.

Он послушно закрыл рот и обеспокоенно огляделся.

– Юньсян, – жалобно позвал мальчик и протянул мне свою пухлую ручку. – Возьмемся за руки.

Я непроизвольно исполнила его просьбу, и тут меня озарило:

– Эй, малец, хочешь сходить в горный храм Таньчжэ? [23]

На окраине города рядом с храмом мало людей, а дорога в гору узкая и крутая – ребенку поскользнуться легче легкого.

Хайкун задумчиво поводил глазами из стороны в сторону и заметил:

– Это же далеко и опасно.

– Да ладно, мы скоро вернемся.

Мальчик упрямо качал головой. Я поразмыслила и удрученно вздохнула:

– Жаль… Сегодня же твой день рождения. Я хотела пойти в храм и попросить для тебя защитный амулет. Говорят, амулеты из храма Таньчжэ очень сильные. – Я с разочарованным видом отпустила мальчишескую руку. – Ну что ж… Не пойдем, раз не хочешь.

– Юньсян… – Хайкун запаниковал, снова вцепился мне в руку, поколебался и сказал: – Давай сходим.

Мое притворное разочарование моментально сменилось радостью, и я потянула малыша за собой:

– Отлично! В путь!

Ах, Чу Кун, Чу Кун… Не вини меня за жестокость. Это лучший выход для нас обоих. Не спрашивайте, почему я сама не отправлюсь на тот свет. Убить себя – слишком жестокий поступок, а у меня мягкое сердце…

Чтобы попасть в храм Тяньчжэ, нужно было пройти через оживленный столичный центр. Лу Хайкун никогда здесь не был и с любопытством оглядывался:

– Юньсян! А это что?

Я посмотрела, куда он показывал, скривила губы и пояснила:

– Засахаренные фрукты на палочке. Жесткие и приторные, ничего особенного.

У Лу Хайкуна загорелись глаза:

– О, еда!

Я подумала, что это, вероятно, станет последним лакомством в жизни мальца. По логике и по совести, мне не стоило жадничать из-за такой ерунды, как засахаренные фрукты. Поэтому я великодушно достала кошелек с личными сбережениями, выудила медную монетку и с горделивой улыбкой направилась к продавцу.

Когда я жила в Небесном царстве, мне даже не снилось, что я разбогатею. А теперь я могу покупать лакомства, когда захочу! Воистину жизнь меняется непредсказуемо… Пока я размышляла, кто-то неожиданно налетел на меня и сбил с ног. Я пошатнулась и упала на землю.

– Юньсян! Тебе больно? Больно? – в панике закричал Лу Хайкун, придерживая меня за спину.

Я потрясла головой, приходя в себя, и поняла, что кошелек-то пропал! Вспомнила, как прозябала в нищете, пока жила в Небесном царстве. Меня мгновенно обдало жаром, а в голове загудело от злости. Эти деньги я копила долго и упорно! А их просто украли! Это еще хуже, чем когда Чу Кун сломал мой веер!

– Ах ты сволочь! – Я засучила рукава и вскочила на ноги. – Воровать вздумал? Да чтоб ты страдал от запора всю жизнь! Стой, воришка!

С этими словами я бросилась в погоню, не оглядываясь на Лу Хайкуна, который явно не поспевал за мной на своих коротеньких ножках. Видимо, вор не ожидал, что десятилетняя девчонка посмеет его преследовать. Он занервничал и бросился наутек. На рынке толпилось много людей. Вор ломился вперед, не разбирая дороги, я же – маленькая и юркая – ловко проскальзывала между торговцами и покупателями и быстро настигла его.

После перерождения я лишилась духовной силы, но кое-какие навыки рукопашного боя не растеряла. С мастером боевых искусств я, конечно, не справлюсь, но с мелким воришкой легко разделаюсь. Он оказался мужичком средних лет, гораздо крупнее меня. В честном поединке один на один мне такого сходу не одолеть, поэтому по пути я прихватила у торговца скалку. Когда до мошенника оставалась пара шагов, я взмахнула скалкой снизу вверх. Послышался глухой звук удара, который пришелся воришке по самому уязвимому месту. Мужичок застонал, подвывая, и рухнул – прямой как палка. Хватаясь за пах, он корчился на земле, как червяк. Я не остановилась и пару раз хорошенько пнула его между ног. У бедолаги ртом пошла пена, и он потерял сознание. Я отбросила скалку и вытащила из его кармана свой кошелек.

– Ха! Посмел украсть у меня деньги? Смерти искал?

Тщательно пересчитав монеты в кошельке и убедившись, что ничего не пропало, я торжествующе улыбнулась:

– Пойдем купим фрукты на палочке, Лу Хайкун!

Вокруг царила тишина. Я огляделась, хлопая глазами, и увидела незнакомые лица, полные ужаса и изумления.

– Э?

Я растерялась. Где Лу Хайкун?

Глава 2

Несчастная женушка бегает за муженьком

На самом деле мой изначальный план был куда страшнее, чем потерять Лу Хайкуна. Но, когда мальчик пропал, я перепугалась. Меня преследовали мрачные фантазии о том, что с ним могло случиться. Если бы Лу Хайкун погиб, на этом бы все и закончилось. А что, если его поймал какой-нибудь преступник? Заставит заниматься тяжелым трудом, продаст в рабство или же… в публичный дом?! Подобная мысль чуть не свела меня с ума.

Если бы такое произошло, я уверена, что Чу Кун, даже находясь в Загробном мире и рискуя полным уничтожением собственной души, обязательно отыскал бы способ сжить меня со света. Никогда нельзя доводить дела до крайности.

Я шла вперед и звала Лу Хайкуна. Никогда прежде я не желала так сильно, чтобы он появился передо мной живым и невредимым. Увы, за целый день я так и не нашла его.

Наступил вечер, и стражники начали запирать городские ворота на севере, юге, западе и востоке. Если кто-то увел Лу Хайкуна, он, скорее всего, уже скрылся за городом, и одна я его не найду. Я вспомнила, что Лу Хайкун как-никак сын генерала, который наверняка может воспользоваться особыми привилегиями, чтобы найти сына. С этой мыслью я помчалась домой.

У ворот генеральской усадьбы горели два больших красных фонаря, а стражники стояли навытяжку. Я собиралась броситься к ним, но увидела, как отец с виноватым лицом выходит из дома генерала вместе с самим генералом.

– Все потому, что я плохо воспитывал эту дрянную девчонку, – покачал гловой отец. – Дошло до того, что она натворила такое. Брат Лу, когда я найду ее, то притащу сюда просить прощения!

У меня екнуло сердце. Неужели с мальчиком действительно что-то случилось? Забыв о страхе перед наказанием, я рванула вперед.

– Папа, генерал, Лу Хайкун… Что с ним?

Прежде чем генерал Лу успел заговорить, его опередил мой отец, у которого даже борода затряслась от злости:

– Что с ним?! Ты еще смеешь спрашивать, негодница! Я чересчур тебя баловал, а ты потеряла всякую меру и границы приличия! Сегодня я лично тебя проучу!

Он схватил меня за руку и потащил к дому напротив.

– Старший слуга Чжао! Готовь орудие для ритуального наказания! – крикнул он перед тем, как войти.

Отец впервые решил меня выпороть. Я боялась порки, но продолжала допытываться:

– Папа, что, Лу Хайкуна продали?! Неужели так быстро успели?! А почем продали? Сколько выручили?

Отец задрожал от гнева:

– Вот бы продать тебя.

– Брат Сун, – вмешался генерал Лу. – Юньсян еще ребенок. Неудивительно, что она не осознает последствий своих поступков. Раз уж мой сын серьезно не пострадал, давай позабудем об этом.

Не дожидаясь ответа отца, я сразу же вклинилась в разговор:

– Значит, Лу Хайкун цел? Но он все-таки пострадал?

Генерал Лу беспомощно посмотрел на меня и вздохнул:

– Какие-то… негодяи схватили его. К счастью, моя личная тайная стража вовремя подоспела. У мальчика откололся кусочек зуба, он получил пару царапин. Но все же, Юньсян, уводить его из дома без разрешения было неправильно.

Услышав, что с Лу Хайкуном все в порядке, я с облегчением выдохнула. Не обращая внимания на генерала, я повернулась к отцу и сказала:

– Папа, смотри, все в порядке. Хайкун не лишился ни жизни, ни целомудрия.

Отец несколько раз сменил цвет лица: он то покрывался смертельной бледностью, то синел. Генерал Лу, который что-то ему толковал, после моих слов сделал паузу и пристально поглядел на друга:

– Десять лет – это не так уж мало. Твоя дочь скоро достигнет брачного возраста. Решение заняться ее воспитанием вполне разумно. Не смею вам больше мешать.

Я догадалась, что ляпнула лишнее, и собиралась загладить вину, но отец резко дернул меня за руку, отчего я пошатнулась.

– За мной! – грозно рявкнул он.

Я вспомнила про ротанговые розги из семейного храма предков, и мой зад заранее начал ныть. Подвергнуться порке без магической защиты крайне неприятно. Я скривила губы, и мои глаза заблестели от слез.

– Папа, я была неправа.

Отец даже не дрогнул:

– Я слишком тебя баловал, вот ты и выросла такой распущенной! Сегодня тебе наказания не избежать. Хоть кровавыми слезами обливайся – все равно тебя выпорют!

– Папа! – Слезы и сопли ручьем полились у меня по лицу, совсем как у Лу Хайкуна в младенчестве, когда он был расстроен. Я упала на колени и, крепко обняв отца за ногу, хрипло закричала: – Я правда осознала ошибку! Больше никогда не буду уводить Лу Хайкуна из дома без разрешения! Я буду тебя слушаться! Буду каждый день сидеть дома, читать книги и вышивать!

Отец холодно усмехнулся:

– Хм! Этот трюк ты в прошлом месяце уже разыгрывала. – Его лицо стало суровым, а голос – мрачным и низким. – Хватит устраивать сцены на улице. Хочешь, чтобы над нашим домом смеялись?

Если он говорил таким тоном, значит, разозлился по-настоящему. Я поняла, что избежать наказания не удастся, поэтому вытерла слезы и уже собиралась подняться, как вдруг ворота, ведущие в усадьбу генерала, резко распахнулись. На пороге стоял маленький мальчик – без верхней одежды, с покрасневшими глазами и перебинтованным лбом. Очевидно, на лбу были царапины, о которых упоминал генерал.

Когда Лу Хайкун увидел, что я сижу на коленях с унылым лицом, вцепившись в ногу отца, – застыл как вкопанный. Ведь для него я была воплощением могущества и силы. Я разжала руки и села прямо, гадая, зачем мальчик вышел. Тут его губы скривились, а из глаз брызнули слезы. Я озадачилась, а няня со служанками, которые выбежали следом, принялись наперебой утешать малыша. Лу Хайкун заупрямился, яростно их оттолкнул и, неуклюже перебирая ножками, бросился ко мне, размазывая по щекам слезы.

– Юньсян… у-у-у… у-у-у… – Одной рукой малыш тер глазенки, а другой схватил меня за волосы. – Ты бросила меня… Ты меня бросила! Я бежал за тобой, а догнать не смог!

У меня дернулся уголок рта, и я наобум выпалила, оправдываясь:

– Я за фруктами на палочке побежала…

Лу Хайкун на миг перестал плакать. Его блестящие глаза стали еще больше, а потом из них снова ручьем хлынули слезы.

– У-у-у… Все из-за меня! Я захотел фрукты на палочке, и теперь тебя будут бить… Это я виноват! Я плохой! Я не смог защитить Юньсян! Я глупый! Только проблемы тебе создаю!

Малыш обнял меня за шею, размазывая по коже слезы и липкие сопли. Он плакал так горько, словно порка грозила ему. Его слезы пропитали одежду на моем плече, затекли за ворот и заструились по коже – сперва прохладные, а затем теплые. Я с удивлением поняла, что вовсе не злюсь на мальчишку из-за испачканной одежды.

– Не плачь, – сказала я и осторожно провела рукой по его волосам, вдруг осознав, зачем тетушка Мэн раздает душам умерших отвар забвения на мосту Найхэ.

Кем бы ты ни был в прошлой жизни – человеком или божеством, после перевоплощения жизнь начинается заново, невзирая на прежние обиды и чувства. Я не знаю тебя. Ты не знаешь меня. Смертным не дано сохранить свою связь после перерождения…

Лу Хайкун обнимал меня и плакал довольно долго. В итоге отец сдался первым:

– Хватит! Довольно! Я не буду тебя пороть. Но ты всю ночь простоишь на коленях в храме наших предков и поразмыслишь о своем поведении!

Той ночью Лу Хайкун остался со мной в семейном храме предков и проспал до утра, сладко посапывая. Я прислонилась к столику для благовоний, а мальчик устроился у меня на коленях. Утром я проснулась и увидела, что Лу Хайкун таращит на меня глазенки, прижавшись к моей груди. Он протянул мне свою влажную ладошку:

– Юньсян, посмотри! Ты пускала слюни во сне, а я их вытирал. Даже рукав промочил.

Я приподняла брови и легонько постучала его по лбу:

– Не смущай меня.

Он послушно кивнул и сел прямо.

– Я не попрекаю Юньсян. Мне все в тебе нравится.

Мои губы сами собой скривились. Я тебе нравлюсь, потому что ты мал. Посмотрим, как ты запоешь, если кое-что вспомнишь. Пока я мысленно бранила паршивца, Лу Хайкун крепко обнял меня за шею и, широко улыбаясь, прижался щекой к моему плечу.

– Когда я вырасту, Юньсян больше не будут наказывать. Никто не посмеет тебя наказать, что бы ты ни натворила. Я буду тебя защищать.

Я презрительно усмехнулась:

– Надо же, защитник нашелся… Не перенимай у бабников глупые речи, чтобы обманывать девушек.

Лу Хайкун не ответил, его руки по-прежнему обвивали мою шею. Солнце светило так мирно и благостно, что на короткий миг мне вдруг захотелось крепко обнять мальчика и расцеловать.

После этих событий все в генеральском доме заметили, что юный господин переменился: он меньше шалил, раньше вставал, а к учебе и боевым искусствам начал относиться куда серьезнее. «Может, малец разгадал мой коварный план и принимает меры предосторожности? Или… он правда решил стать мне защитником?» – ломала я голову. Смех да и только! Я потратила уйму усилий, чтобы убить мальчишку, а он хочет меня защищать! Если бы это услышал Чу Кун, то растерял бы от хохота волосы.

Так или иначе, первым, кого я теперь видела по утрам, был маленький вспотевший сорванец. Он пристраивался у края кровати и взволнованно рассказывал, как провел утро, пока я спала. Сообщал, сколько стихов успел выучить наизусть и сколько времени провел за тренировками. Слушая его ежедневные доклады о совершенных подвигах, я стискивала запястье в порыве досады. «Так быть не должно… Если это продолжится, как же я буду с тобой бороться, мелкий ублюдок?!»

Беззаботные дни неспешно тянулись вплоть до того года, когда Лу Хайкуну исполнилось десять, а мне – пятнадцать. Я, Сун Юньсян, дочь первого министра, достигла брачного возраста.

Именно в этом году, в седьмом месяце по лунному календарю, отец вдруг с серьезным видом сказал, что отныне мне не следует встречаться с Лу Хайкуном наедине. Я решила, что это очередные причуды министра, приверженца косного конфуцианского воспитания, и отмахнулась от его слов. Однако за целый месяц мне так и не удалось увидеть Лу Хайкуна.

В ночь Праздника середины осени [24], когда на небе сияла полная луна, в наш дом проник странный запах. Я повернула голову и увидела, что над усадьбой генерала поднимается столб густого дыма. Спустя миг к небу взметнулось пламя, затмив ярким заревом лунный свет. Я захлопала глазами, вспомнив серьезное выражение на отцовском лице и загадочное исчезновение Лу Хайкуна. «Ах, вот оно что! – догадалась я. – Видимо, при дворе императора что-то случилось».

Я стряхнула с губ крошки лунного пряника, поднялась из-за стола и сразу услышала окрик отца:

– Куда собралась?

– К себе в комнату. Я наелась.

Отец нахмурился и приказал стражам, стоявшим подле него:

– Присмотрите за ней. Сегодня вечером ей нельзя выходить из дому.

Я развернулась и направилась к себе в комнату. Рядом такой сильный пожар, а отец даже не вышел взглянуть! Кто бы посмел поджечь великого генерала и героя империи без приказа свыше? Лу Хайкун наверняка обречен. Спустя десять лет. Наконец-то! Он перевоплотится раньше меня, и мы больше не будем связаны цепью любовных испытаний длиной в семь жизней.

Минуя семейный храм предков, я вспомнила, как Лу Хайкун, прильнув к груди, глядел на меня сияющими глазами и говорил, что мои слюни промочили ему рукав. Хм! Мелкий засранец! Кто у нас мастер пускать слюни?..

Скривив губы, я хотела пройти к себе, но не смогла сдвинуться с места. Может быть… стоит забрать его тело? Как-никак мы столько лет состязались в мужестве и смекалке…

С моим опытом я легко обманула глупых охранников и перелезла через стену заднего двора. Сделав большой крюк, добралась наконец до задних ворот генеральской усадьбы. За стеной полыхал пожар, клубился дым и стояла мертвая тишина, если не считать треска пламени.

Я долго смотрела на закрытые ворота, размышляя: «Если я просто войду и столкнусь с убийцами, которые успешно выполнили работу, получится крайне неловко. Труп Лу Хайкуна вынести не смогу, да к тому же своей жизни лишусь. Даже пытаться не стоит». Вдруг я вспомнила про собачий лаз у восточной стены. Место укромное, его трудно заметить, вряд ли убийцы туда заглянут. Но вот беда: после стольких лет жизни среди людей я свыклась с мыслью, что ползать через собачьи лазейки – занятие недостойное. Я давно туда не забиралась и не знала, сможет ли пятнадцатилетняя девушка протиснуться.

Подойдя к восточной стене, я обнаружила нечто поистине удивительное: в собачьей лазейке застрял человек. Тот самый, за чьим трупом я шла. Лу Хайкун. Одна половина его тела торчала снаружи, а другая осталась внутри. Глядя на его нелепую позу, я кивнула и задумчиво пробормотала:

– Ну, теперь ясно, что я бы туда не пролезла.

Однако сейчас было не время об этом печалиться.

Лу Хайкун услышал мой голос и медленно поднял голову. Его лицо, обычно чистое, было наполовину залито кровью, а глаза, всегда ясные и сияющие, потускнели, словно их припорошило пылью. Он смотрел на меня пустым взглядом, безучастный, как кукла. Я присела на корточки и при свете колеблющихся отблесков пламени увидела, что правый глаз мальчика обожжен – белок и глазное яблоко смешались в сплошное мутное пятно.

Положение Лу Хайкуна было комичным, но мне было не до смеха. Я протянула кончики пальцев к лицу мальчика и впервые в жизни замялась, не решаясь прикоснуться к нему.

– Лу Хайкун.

Он не отозвался, оцепенело уставившись на меня. Я моргнула, не понимая, что за странное щемящее чувство поселилось внутри, и осторожно ткнула ребенка пальцем в лоб.

– Ты живой?

– Юньсян. – Его голос был слабым и полным растерянности. – Я живой…

Казалось, он не отвечал, а задавал вопрос.

Странное чувство в груди нарастало. Я не удержалась и погладила мальчика по голове. Его волосы оказались липкими, вероятно, он выбрался из лужи крови. За одну ночь он лишился семьи и дома – невероятно жестокий удар для десятилетнего ребенка.

– Ты еще жив. – В его уцелевшем левом глазу отразилась моя фигура; похоже, правый глаз мальчику больше не пригодится.

Он долго смотрел на меня, а потом спросил:

– Ты здесь, чтобы спасти меня?

– Я пришла, чтобы забрать твое тело.

Лу Хайкун помрачнел и кивнул.

– Но теперь я решила тебя спасти. – Я взяла его за руку и уточнила: – Крепко застрял?

Он непонимающе уставился на меня, будто не верил своим ушам. Но прежде, чем он успел ответить, его тело дернулось назад, словно кто-то за стеной схватил мальчика за ноги и попытался втащить обратно. Глаза Лу Хайкуна распахнулись от ужаса. Он в испуге таращился на меня и не мог выдавить ни слова. Я тоже растерялась и поспешно вцепилась в мальчишку.

– Ему помогают снаружи, – послышался голос из-за стены.

– Так отруби ему ноги, чтоб не сбежал.

Убийц было двое! Они собрались отрубить Лу Хайкуну ноги!

Мое сердце затрепетало. Вдруг на меня снизошло озарение, и я завопила:

– Папа! Приведи стражу! Злодеи хотят отрубить Лу Хайкуну ноги!

– Это дочка министра!

– Демоница Гроза Небес? – Убийцы ненадолго притихли. – Уходим!

Я слегка опешила от внезапной победы. Кто мог подумать, что мой авторитет весит больше отцовского. Ощутив прилив гордости, я опять помрачнела… Если меня боятся даже убийцы, что же за образ я создала в глазах простых людей?..

Не тратя времени на раздумья, я решительно вытащила Лу Хайкуна, взяла его за руку и повела за собой:

– Спрячешься у меня дома.

Лу Хайкун остановился среди клубов дыма и тихо произнес:

– Я не могу пойти в дом министра, Юньсян.

– Почему? – удивилась я. – Думаешь, мой отец откажется защищать тебя?

Он опустил голову и не ответил. Передо мной стоял перепачканный грязью мальчишка, но я чувствовала, что он познал жизнь куда глубже, чем я, благовещая тучка, обернувшаяся облачной феей несколько столетий назад.

После долгого молчания Лу Хайкун сказал:

– Юньсян, мне нужно на север. Я должен бежать.

Мальчик говорил так решительно, что стало понятно – переубедить его не получится. Я догадывалась, что Лу Хайкун многое недоговаривал. В его жизни наметился перелом, и я осознала, что мне тоже предстоит тяжкий выбор: вернуться одной в дом министра или последовать за Лу Хайкуном на север.

Я подняла глаза к небу и горько вздохнула. Мне показалось, что я постигла замысел судьбы. Вот, значит, где ты подкараулил меня, небесный страж Ли! Ведь если бы я выпила отвар тетушки Мэн, то перевоплотилась бы в обычную девицу из знатной семьи. А если бы Лу Хайкун не провел в Загробном мире лишних пять лет, то был бы моим ровесником. Дети, помолвленные с младенчества, должны были искренне привязаться друг к другу. Дочка министра не позволила бы сыну генерала в одиночку бежать на север с грузом ненависти на плечах. Она бы добровольно отказалась от роскошной жизни и последовала за любимым. Первый акт горькой любовной драмы о несчастной жене, которая бегает за муженьком, разыграли без предупреждения!

Мой грустный вид заставил Лу Хайкуна задуматься. Потом он развернулся и в одиночестве зашагал по переулку.

– Еще увидимся, Юньсян!

Когда десятилетний ребенок, переживший столько страданий и бед, проникновенно со мной попрощался, мое сердце пропустило удар. Я раздраженно почесала в затылке и пробормотала:

– Ладно, ладно, сдаюсь. Не воспротивлюсь судьбе, чтобы потом не расплачиваться.

Молча уйти значило проявить непочтительность к отцу, поэтому я взяла обгоревшую палку и нацарапала на стене: «Папа, твоя дочь сбежала с любимым. Я здорова и полна сил. Не беспокойся обо мне». Не задумываясь о том, найдет ли отец мое сообщение, оставленное на задворках рядом с собачьим лазом, я отшвырнула палку и бросилась за Лу Хайкуном.

Обогнав его, я наклонилась и присела на корточки:

– Ты медленно идешь. Так убийцы могут догнать нас. Залезай ко мне на спину, я понесу тебя.

Лу Хайкун долго не двигался, а когда я обернулась, то увидела, что он смотрит на меня с непониманием. Я удивилась:

– Что стоишь? Залезай!

– Юньсян…

– Бежим вместе, парень! – ухмыльнулась я.

Он замер, но я его не торопила. Наконец Лу Хайкун молча обнял меня и прошептал:

– Спасибо…

Его худенькое тельце дрожало, и у меня поневоле задергались уголки рта.

– Я готова бежать с тобой. Можешь хвататься за шею, но лапать не вздумай, паршивец! Следи за своими руками!

Я полуприсела, а Лу Хайкун стоял прямо, но все равно был ниже меня на голову, поэтому его руки легли прямо на мою мягкую, еще формирующуюся грудь. Мальчик не смутился, спокойно переложил руки мне на плечи и обнял за шею. Я решила его не корить и взвалила на спину. Похоже, Лу Хайкун совсем вымотался. Он опустил голову мне на плечо и невнятно пробормотал:

– Ты защищаешь меня, Юньсян. Потом я обязательно буду защищать тебя.

Его слова напомнили мне о том, как десять лет назад жена генерала смотрела на спеленатого младенца нежным взглядом, напоминавшим рассеянный солнечный свет. Она сказала, что я старше Лу Хайкуна и буду его защищать, а потом наши роли поменяются… Я оглянулась на усадьбу генерала, где угасал пожар, и вдруг поняла, что больше никто не посмотрит на Лу Хайкуна с такой теплотой.

Небожители живут долго, не понимают горечь разлуки, не осознают боль утраты. Я вижу мир их глазами. Для меня чья-то смерть означает перерождение и не служит поводом для сожалений. Но для людей потеря близкого человека безвозвратна. Вместе с жизнью обрывается целая вечность. Пересказать прошлую жизнь не может никто, даже тот, кто ее прожил.

Однако кое-что показалось мне странным: мое безразличие к смерти объяснялось моей природой, но для Лу Хайкуна, который не плакал и не кричал, так вести себя было необычно. Я обернулась и посмотрела на спящего мальчика, чья голова покоилась у меня на плече… Возможно, за всю свою жизнь я не смогу постичь всю боль, которую Лу Хайкун перенес в ту ночь.

На другой день, как только открылись городские ворота, я вывела Лу Хайкуна из города. Через полдня после побега я вдруг сообразила, что допустила оплошность.

– Сун… Мой отец. Кажется, я его подвела, – призналась я мальчику, почесав голову. – Я так спешила тебя спасти, что подставила под удар семью. Наверное, нехорошо с моей стороны так поступать.

Пока я боролась с чувством вины, Лу Хайкун испытал настоящее потрясение:

– Ты что, ничего не знаешь? Ты сама себе веришь?

– Чего я не знаю?

Лу Хайкун долгое время ошеломленно молчал, а затем покачал головой. В его зрячем глазу отразились беспомощность, насмешка, а также нечто неуловимое. Мальчик понурил голову, впился зубами в маньтоу [25] и пробубнил с набитым ртом:

– Не переживай, первый министр Сун не пострадает.

Его уверенный тон немного меня успокоил, но я все равно не понимала, что именно произошло в императорском дворце.

Мы с Лу Хайкуном продолжили путь на север. Примерно спустя две недели из столицы пришло известие: император умер, на трон взошел его преемник. Им неожиданно оказался не наследный принц, а его дядя – младший брат покойного императора – принц Чжихоу. Большинство высокопоставленных сановников лишились должностей. Кто-то из влиятельных лиц был отправлен в отставку и вернулся на малую родину, а кто-то скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах. Единственным, кто сохранил высокое положение, был мой отец, первый министр Сун Циньвэнь, потому что он первый поклонился новому императору.

Мы с Лу Хайкуном как раз сели передохнуть в придорожной чайной. Несколько сюцаев [26] за соседним столиком тяжко вздыхали наперебой. Я не разделяла их благородных тревог за судьбы страны и народа, но внезапно подробности той странной ночи, когда сгорел дом генерала, сложились для меня в единую картину.

Пока Лу Хайкун молча пил чай, я в тишине приводила в порядок хаотичные мысли. Отец, генерал Лу и ныне покойный император были друзьями. Потом отец завел дружбу с младшим братом императора, а к старым друзьям охладел. Когда император захворал, его брат позарился на престол. Отец поддержал узурпатора, а генерал Лу сохранил верность наследному принцу. Поэтому дом генерала сгорел. И Лу Хайкун не посочувствовал мне, когда я сокрушалась, что втянула отца в неприятности. Потому что за убийствами и поджогом стоял мой отец! Мое появление застигло убийц врасплох. Они убежали не потому, что испугались меня. Они торопились доложить обстановку отцу. Вот почему Лу Хайкун спрашивал: «Ты здесь, чтобы спасти меня?» Вот почему он удивился тому, что я по неведению спутала планы отца. Вот почему наутро после пожара мы без помех вышли за городские ворота и до сих пор нам никто не препятствовал. Похоже, отец тайком оберегал нас. Как-никак я была его дочерью, а Лу Хайкун рос у него на глазах. В конце концов… предательство друга, с которым отец был близок десятки лет, далось ему непросто. Вероятно, он позволил Лу Хайкуну уйти, поддавшись добродетельному порыву, свойственному ученым мужам.

Я уставилась на Лу Хайкуна, спокойно пьющего чай, и снова вспомнила его поведение той роковой ночью. Все, что мне оставалось, – это тяжко вздохнуть. Прежний Лу Хайкун в силу возраста не смог бы понять происходящее. Сейчас он постепенно взрослеет, становится умным и сдержанным. Пережив такую