Часть первая

Мина Картер

Глава I

Котам по душе снег

– Мина! Мина, негодная девчонка, вернись и оденься, как подобает леди! – крик миссис Тисл звучал из парадных дверей небольшого коттеджа, и я знала, что тучная гувернантка при всём желании не сможет меня догнать.

Поборов желание обернуться и показать ей язык, я продолжила бежать прочь от дома – к конюшням. Рано или поздно мне всё равно предстояло вернуться, а навлекать на себя ещё больший гнев гувернантки, у которой была очень тяжёлая рука, не особо хотелось. Хватало и того, что я выбежала на улицу в льняных штанах, которые обычно носили деревенские мальчишки, и заправленной в них тонкой ночной рубашке.

«Не леди ни разу, зато удобно, – мысленно усмехнулась я, не обращая внимания на то, как подросшая за лето грудь то и дело норовила показаться из распахнутого ворота. – Ещё и Финну наверняка понравится».

При мысли о тёплых руках сына местного конюшего, скользящих по моему телу, я почувствовала волну мурашек, пробежавших по спине. «Он обещал сегодня сделать меня женщиной… – Волнение, любопытство и нетерпение смешивались, подгоняя меня к месту свидания с Финном. – И почему конюшни так далеко от дома?!» Не глядя под ноги, я неслась по типичным английским полям к видневшимся вдалеке деревянным крышам стойл.

– Мр-м-я-я-яу! – яростное мяуканье заставило меня обернуться.

На бегу этого, конечно, делать не стоило – это я поняла, запнувшись о кочку и растянувшись на влажной после дождя земле. Рубашка тут же намокла, а в нос ударил резкий травяной запах.

– Вот дерьмо… – я тряхнула головой, отгоняя звон, ударивший по ушам во время падения. – Нао, ты меня убить захотел?!

Белоснежный кот – причина моего падения – спокойно сидел рядом, глядя на меня белёсо-голубыми глазами.

– Предупреждаю! – я села на колени и приставила палец к его холодному носу. – Если ты от меня избавишься, кормить тебя будет некому.

Кот лениво уклонился от прикосновения и, как ни в чём не бывало, принялся вылизывать лапу.

– Фу, ты же по мокрой траве ходил!

Взгляд, которым меня одарил Нао, красноречивее слов говорил: «И что?» Однако в следующую же секунду кот вальяжно подошёл ко мне, тыкаясь лбом в бедро. «Засранец, знает, что я готова всё простить его милой моське».

Рука и правда по привычке потянулась погладить белую шерсть, однако мысли о свидании с Финном были сильнее.

– Нет у меня времени тебя гладить, брысь домой.

Я встала, отряхивая с испорченной рубашки комки грязи и травы. Не сдаваясь, Нао принялся тереться о мои ноги.

– Пусти меня, – строго сказала я.

Кот команду проигнорировал. А попытку перешагнуть через него или обойти пресёк, впившись когтями в ногу.

– Ай! Больно же! – я попыталась поднять его на руки, но Нао выгнулся и зашипел. – Что на тебя нашло?!

Вспышка кошачьего гнева мгновенно сменилась покорностью. Пушистое чудо снова приникло к моим ногам, почти подталкивая обратно к дому.

– Нет, Нао. Брысь! Мне надо идти! Ты же вообще на улицу почти не выходишь, какого чёрта сегодня с тобой случилось?

Услышь меня сейчас миссис Тисл, наверняка ударила бы по губам за сквернословие, но вдали от дома я редко стеснялась в выражениях, которых понабралась у Финна. К сожалению, на Нао не действовали ни чертыхания, ни уговоры.

Я попыталась просто сбежать от него, но кот показал удивительную прыть, снова пуская в ход когти и оставляя на моей голени ощутимые царапины.

– Да прекрати же ты! – я упала на четвереньки, заглядывая Нао в глаза. – Мне хочется стать женщиной, понимаешь? Финн… Он… Он самый красивый парень во Флекни[4]. У нас вообще тут моих ровесников почти нет – все молодые уезжают в города или идут в солдаты. А мне уже восемнадцать! Половина деревенских девиц моего возраста уже замужем или просто были с мужчинами, чтоб узнать, каково это… Они мне всё-всё про это рассказали, и я тоже хочу!

Зачем я всё это говорила коту, который, очевидно, не мог понять моих переживаний, я не знала. Но Нао всегда казался умнее других животных, поэтому хотелось верить, что он успокоится из-за мягкого тона и позволит мне уйти.

– Мне всё равно замужество нормальное не светит, так почему я должна жить без любви? Нао, миленький, не знаю, что тебе от меня понадобилось, но потерпи чуточку. Я вернусь домой совсем скоро…

Хитрый комок шерсти подошёл ко мне и, поднявшись на задние лапы, упёрся передними мне в плечо. Это был настолько человеческий жест, что я почти уверовала в его разумность.

– Давай, мой хороший… Пусти…

Почесав кота за ухом, я поцеловала его в нос и быстро встала, не давая ему возможности впиться когтями в лицо.

– Мя-я-яу, – на этот раз мяуканье Нао было спокойным и даже немного грустным.

Остановить меня он больше не пытался, и я медленно, постоянно оборачиваясь, продолжила путь. Волнение и трепет в груди куда-то пропали.

«Вот ведь, зараза, такой момент испортил…» Я представляла свой бег по полям в распахнутой на груди рубашке очень романтичным. А теперь, измазавшись в земле, уже не чувствовала себя героиней какого-нибудь романа. Да и то, что я сказала Нао про любовь… Финн никогда не говорил со мной о любви. Точнее, он говорил, что любовь – это то, что обретается к старости, когда разум становится слишком слаб для рациональных и полезных мыслей.

Но я была уверена, что он просто стеснялся говорить о чувствах, а на самом деле был влюблён в меня. Иначе зачем дарил полевые цветы? Или покупал ленты на ярмарке? Или проводил со мной время в конюшне? «Вроде старше меня на год, а смущается своих эмоций, как ребёнок», – вот что я думала о словах Финна про любовь.

Прокручивая в голове подобные глупости и пытаясь оттереть зелёные разводы с рубашки, я дошла до конюшни. Официально они принадлежали моему отцу, но никто из живущих в коттедже Сакура не ездил верхом, поэтому большую часть времени они пустовали, а лошадей выводил на прогулки либо Финн, либо мистер Дэмсмол – его отец.

К счастью, старшего конюшего нигде видно не было. А вот высокую широкоплечую фигуру Финна я заметила сразу. Он полулежал на стоге отсыревшего сена, которое не пошло на корм лошадям.

– Финни! – крикнула я, подбегая и падая рядом с ним.

– Привет, птичка, – ухмыльнулся парень, открывая ряд не очень ровных и не очень белых, но всё равно самых красивых в деревне зубов.

От него пахло чесночным маслом, потом и лошадьми. Те редкие женщины из деревни, которые снисходили до общения со мной, примерно так и описывали настоящий мужской запах. А я… я уже научилась принимать его и даже почти любить. Финн притянул меня к себе, без лишних слов впиваясь в губы мокрым поцелуем. Целоваться с ним всегда было мокро, и я обычно старалась тайком вытирать рот, когда он отворачивался, чтобы под носом не пахло слюной. Это неудобство, конечно, не омрачало того факта, что я целовалась с мужчиной.

Семья Дэмсмолов служила на земле моего отца много поколений, так что мы с Финном были знакомы с детства. Правда, большую часть моей жизни он относился ко мне, прямо скажем, не очень хорошо. Я привыкла. Все дети из Флекни дразнили меня за отличающуюся внешность, называли «щурящейся старухой» за почти белые волосы и непривычный для англичан разрез глаз. С возрастом оскорбления в лицо стали шепотками за спиной, и только Финн – первый красавец Флекни, – на которого я лет с тринадцати заглядывалась без надежды на хоть какое-то общение, несколько месяцев назад внезапно сам заговорил со мной, пригласив на ярмарку.

Конечно, я согласилась. Сбежала из дома, впервые получив потом серьёзную трёпку от гувернантки, сходила на праздник под руку с Финном, получила от него в подарок дешёвую, но красивую ленточку, и стала самой счастливой девушкой во всей Англии.

Следующие несколько недель Финн приглашал меня наблюдать за его работой с лошадьми. Впервые поцеловались мы именно в конюшнях. Тогда же он объяснил мне, что честь леди, с которой носятся благородные дамы, на самом деле ничего не значит, и в наших отношениях нет ничего зазорного. Особенно с учётом того, что леди я была только со слов гувернантки, а по факту оставалась внебрачной дочкой не самого видного графа, которую в Лестершире буквально прятали от приличного общества.

Долго уговаривать меня на романтические эксперименты ему не пришлось. Я всегда интересовалась тем, что в спальне делали мама с графом в его редкие приезды в Сакуру. Но когда Финн первый раз залез рукой мне в вырез платья, я всё-таки испугалась. Даже не виделась с ним неделю. Однако потом, под его мягкими уговорами, всё же позволила гладить и грудь, и ягодицы, и даже несколько раз коснуться того, что было между ног. Это место Финну особенно нравилось. Он удивлялся тому, что у меня там нет волос, а я, гордо краснея, признавалась, что они у меня росли только на голове.

В общем, когда в это утро Финн быстро перешёл от поцелуев к выдёргиванию моей рубашки из-под пояса штанов, я была готова к тому, чтобы стать женщиной. По крайней мере, думала, что была готова.

– С-стой, – я упёрлась руками ему в грудь. – Мы что… Прямо на улице?

– Тепло же, – добродушно отмахнулся Финн, смахивая прилипшую к потному лбу рыжую прядь. – Я надеюсь, ты не передумала? Если передумала, скажи сразу, мне ещё работать надо.

– Конечно не передумала! – поспешно пробормотала я и, в доказательство своих слов, сама потянулась за новым поцелуем.

– Говорю же, времени мало. Давай сразу к делу, – увернулся от моих губ Финн.

Я неловко замерла, не понимая, чего именно он от меня хотел.

– Что мне надо сделать?

– Зачем штаны надела? В платье было бы проще, – нахмурился парень. – Ещё и рубашка вся в грязи, ты что, на земле валялась?

– Упала…

– Ладно, чёрт с ней, снимай штаны.

– А что ты?.. – закончить вопрос я не успела.

Парой движений Финн расстегнул пуговицы на бриджах и достал из них что-то маленькое, кожистое и сморщенное. Он уже объяснял мне, что это такое на примере коней, и даже показывал свой, как он назвал, «член». Но в тот раз он казался мне прямее и чуточку больше.

– Зараза, ты меня долго ждать заставила, – поморщился Финн. – А я готовился, между прочим. Теперь помогай.

Не дав мне сказать и слова, он схватил меня за руку, сунув член в ладонь.

– Сожми, только не сильно. И двигай вперёд-назад. Я бы предложил ртом помочь, но ты целоваться-то нормально не умеешь, так что…

Ведя мою руку, Финн наглядно показал, чего хотел. Его голос, последние месяцы бывший мягким и ласковым, вдруг стал жёстким и требовательным.

К горлу подкатил комок слюны. Внезапное отвращение и брезгливость заставили меня разжать ладонь.

– Не понимаю, чего ты хочешь, – выдохнула я, пряча руки за спину. – Если надо что-то сделать, делай сам.

– Сам так сам, – пожал он плечами и начал, пыхтя, водить пальцами, сложенными в кольцо, по члену.

Смотря на то, как его лицо покрывалось красными пятнами и потело, я испытала дикое желание вернуться домой. «Надо было послушаться Нао…» Но упрямство, в котором меня с детства упрекали все, кроме матери, брало верх над чувствами. «Я стану сегодня женщиной. Я хочу испытать любовь».

Спустя несколько минут член Финна немного увеличился и, судя по виду, стал твёрже. Видя, что я так и не сняла штаны, он сам стянул их с меня, уложив спиной на сено.

– Расслабься, если получится, – буркнул он, пристраиваясь между моих ног.

– Ты говорил, что это больно… – прошептала я, надеясь снова услышать мягкость в его голосе.

– Больно, конечно. Всем девкам больно первый раз. Потом привыкают.

«Девкам?..» Финн всегда говорил не так, как было принято в коттедже Сакура, но он никогда не называл меня девкой. Да и боль… Я слышала мамины стоны из-за двери, когда она проводила время с графом. Это были стоны удовольствия, которые никак нельзя было спутать со страдальческими. Однако возмутиться возможности не представилось.

Фин раздвинул коленом мои ноги и, направляя член рукой, втиснул его в меня.

– Стой! – закричала я, с силой отталкивая его от себя. – Это очень больно.

– Не хочешь – твоё дело, – рявкнул Финн.

– Ты что, злишься на меня? Что происходит?

– Я просто не люблю тратить время, – выдохнул он.

Летний ветер почему-то стал очень холодным, неприятно скользнув по голым ногам. Я не чувствовала стыда, лёжа перед Финном без штанов. Скорее злилась и не понимала, как чуткий и нежный парень внезапно мог стать таким злым дурнем.

– Эту твою штуку надо в меня вставить, чтоб сделать женщиной, верно? – прошипела я.

– А ты как думала? Не целовать же тебя там, – буркнул Финн.

– Отлично.

Я схватила его за ворот засаленной рубашки, которую он даже не потрудился расстегнуть, и повалила на сено.

– Ты чего творишь?! – взвизгнул он.

– Сама всё сделаю, – холодно ответила я.

Откуда взялась смелость – не знаю. Так всегда было, когда что-то шло не по-моему. Я злилась, но не выплёскивала гнев в слова или рукоприкладство, как это делала та же миссис Тисл. Я предпочитала действовать. Делать так, как считала нужным, не спрашивая ни у кого разрешения и, зачастую, не думая о последствиях.

Вот и сейчас, перекинув ногу через бёдра Финна, я оказалась почти верхом на нём. «Думаю, так должно быть меньше боли… Бёдра-то раскрыты…» Не давая себе времени передумать, а Финну – сопротивляться, я схватила его член и резко села на него, задыхаясь от рези внизу живота. «Чёрт, как больно!..»

– А ну, слезь с меня! – забрыкался парень, непроизвольно входя в меня ещё глубже.

– Не двигайся, – рявкнула я, упираясь ладонями ему в грудь.

– У тебя руки ледяные!

Писк Финна, вероятно, был правдой. Его грудь даже через рубашку казалась слишком горячей. «Это я так замёрзла, что ли?» – отстранённо подумала я, действительно чувствуя расползающийся по телу холод. Постепенно он подобрался к животу и ниже, приглушая боль.

А вот Финн почему-то закричал.

– Слезь с меня! Слезь! Твою мать, больно же!

– Я ничего не делаю, – тихо ответила я.

Финн всё-таки сумел столкнуть меня с себя. Его съёжившийся и посиневший член трясся так же, как и его руки, пока парень пытался застегнуть штаны.

– Дрянь, ты что со мной сделала? Намазалась там что ли чем-то?! Тварь!

– Почему ты позвал меня на ярмарку?

– Что?! – закричал Финн.

– Почему ты впервые позвал меня на ярмарку? – тихо повторила я.

Он смерил меня испуганным и одновременно злым взглядом.

– Потому что проспорил! В карты проиграл! Ясно?! Вот и пришлось окучивать седую бабку, которая глаза открыть нормально не может! – Финн сжал руками пах прямо через штаны и захныкал. – Да что ж так больно-то, как будто отморозил!

И, ещё раз рявкнув на прощание «Тварь!», он убежал.

Несколько минут я сидела на сене, не шевелясь. Холод, охвативший тело, был приятным и сдерживающим все мысли. Сдерживающим боль.

«Летом не должно быть так холодно, – думала я. – Может, заболела?» Будто в ответ на мои мысли, на нос упало что-то холодное и мокрое. Затем на щёку. На голые бёдра. Медленно протянув вперёд дрожащую ладонь, я заторможенно смотрела на снежинки, падающие на неё и не тающие. «Какой бред – снег в августе». Это было безумием даже для английской погоды.

Постепенно на улице становилось всё холоднее, а моё тело наоборот согревалось. И вместе с теплом в него возвращалась боль.

Я медленно натянула штаны, замечая несколько кровавых следов, оставшихся там, где я сидела. «Значит, женщиной я всё-таки стала. Вроде, кровь это означает. Хотя, может, мы просто всё сделали неправильно, и крови быть не должно…» Исполнение моего упрямого желания познать физическую сторону отношений мужчины и женщины не было утешением, да и чувства триумфа я, конечно, не испытывала. Ведь оказалось, что становление женщиной к любви не имело никакого отношения.

Когда я уходила с конюшен, снег ещё таял на прогретой летним солнцем земле. Но чем дальше становился злосчастный стог сена, тем холоднее был воздух, и всё чаще снежинки оставались белеть под ногами.

– Мяу?

Нао ждал меня там же, где я его оставила. Его белая шерсть, казалось, стала ещё более пушистой и блестящей. Я опустилась перед котом на колени, хватая его и прижимая к груди.

– Спасибо, что не пускал, Нао. А я глупая.

Кот замурчал, утыкаясь мордочкой мне в шею.

– Прости, что пришлось ждать под снегом, – прошептала я.

В ответ на это Нао опёрся на моё плечо и попытался поймать лапой снежинку. С третьего раза у него получилось, и он показал мне свои белоснежные клыки. Это выражение кошачьей морды было так похоже на улыбку, что мне самой захотелось улыбнуться. Так я и сделала, не пролив по Финну Дэмсмолу ни одной слезы.

Глава 2

Снежный сон в летний вечер

Коттедж Сакура был классическим английским домом, в котором с одинаковой вероятностью мог жить зажиточный сельский арендатор или второй сын какого-нибудь обедневшего аристократа. Правда, вся классика заканчивалась на каменном фасаде и прямоугольных окнах, а стоило шагнуть внутрь, как причины, по которым дом носил экзотическое название, становились понятны.

Хотя планировка двухэтажного коттеджа и оставалась типично британской, все двери внутри больше напоминали раздвижные ширмы из тонкой матовой бумаги. Ни в гостиной, ни в приёмной, куда гости (которых, к слову, у нас почти никогда не было) попадали через парадные двери, не было привычных англичанам излишеств в виде портретов, ковров, каминов, трофейных чучел и прочих элементов декора. Все помещения были обставлены аскетично: несколько цветочных композиций, которые мама называла икебанами, прятались от прямого взгляда в неглубоких альковах, перед камином стоял низкий квадратный стол, окружённый маленькими подушками, а на стене вдоль лестницы висело всего два акварельных пейзажа, изображавших горы.

Мама не раз рассказывала мне, что таким странным домом милостивый граф позволил ей сохранить в чужой стране кусочек своей родины. Мне было сложно понять её. Я никогда не была в Месте-Где-Восходит-Солнце и, по увиденным в окнах чужих домов интерьерам, считала, что намного удобнее было бы иметь нормальные диваны, кушетки и столы со стульями. Поэтому моя комната на втором этаже была, хоть и небольшой, но нормальной: с кроватью, приличными шкафами, письменным столом и примыкающей ванной. Мамина же комната сочеталась с другими помещениями: спала она на футоне – толстом матрасе – вместо кровати, вещи хранила в тансу – большом передвижном сундуке, а больше в её комнате никаких предметов и не было. Конечно, в доме была ещё спальня графа, где они с мамой проводили ночи, когда он приезжал, но о ней ничего особенного сказать было нельзя – она была обычной, как моя.

Кстати, о сакуре. Я такие деревья сама никогда не видела, но изображения веточек с розовыми цветами встречались почти в каждой комнате дома. Они были блёклыми и почти незаметными, но название коттеджа оправдывали.

Вернувшись домой с Нао на руках, я сняла у порога испачканные в земле туфли. Это тоже было уникальное правило коттеджа – внутри нельзя было ходить в уличной обуви. Только в носках или мягких тапочках.

– Вернулась, значит, – холодно сказала миссис Тисл, поджидавшая меня у лестницы. – Мало того, что пропустила наш урок каллиграфии, так ещё и слонялась непонятно где, одетая непонятно во что.

– Можно поговорить с вами в моей комнате? – тихо спросила я.

Гувернантка непонимающе нахмурилась, мигом растеряв весь грозный вид. Обычно наши с ней перебранки проходили на повышенных тонах, поэтому её удивление моему спокойному ответу было вполне логичным.

Однако я действительно нуждалась в миссис Тисл как никогда.

– Если ты хочешь извиниться, это не избавит тебя от наказания, – пробормотала она, так и не сумев придать голосу той твёрдости, с которой произносила первую фразу.

– Извиниться не хочу. Но мне нужен ваш совет и, возможно, помощь. А после наказывайте, как пожелаете.

– Мина, что случилось? И почему у тебя вся рубашка мокрая? – нахмурилась миссис Тисл.

– Там снег, – ответила я, отпуская Нао на пол.

– Глупости, лето же… – гувернантка выглянула в окно и через пару секунд издала странный звук: смесь оханья и кряхтения. – Кха… И правда снег.

– Так мы можем поговорить? – напомнила я о своём присутствии, пока не растеряла всю смелость.

– Ладно, пойдём, – всё ещё поглядывая в окна, ответила Тисл и медленно начала подниматься по лестнице.

По пути до комнаты я прокручивала в голове все варианты начала разговора. Поговорить мне, конечно же, нужно было о том, что случилось с Финном. Я знала, откуда берутся дети, но только в общих чертах, а уговаривая меня на открытость с ним, сын конюшего не вдавался в такие подробности. Возможно, его и не волновало, что будет со мной после того, как он исполнит то, что проспорил. Скорее всего не волновало. А мне нужно было знать, как избежать последствий своих опрометчивых поступков.

К маме с таким вопросом я пойти не могла. Она была тихой и робкой женщиной, почти никогда не говорившей со мной по душам. А вот миссис Тисл казалась неплохим доверенным лицом. «К тому же, она замужем, и у неё есть трое детей, так что она точно знает толк в таких вопросах». О возможной бурной реакции гувернантки на мою откровенность я старалась не думать.

Зайдя в свою комнату, я вежливо подвинула миссис Тисл стул, а сама села на край кровати, застеленной светло-голубым одеялом. Мне всегда нравился этот цвет, и даже в самые жаркие летние ночи казалось, что под таким покрывалом спать будет прохладнее.

– Что ты хотела мне сказать? – немного устало спросила женщина.

– Мне нужно знать, как избежать появления младенца, – быстро выпалила я.

Пожалуй, это был худший вариант для начала разговора. Миссис Тисл сначала побледнела, затем покраснела, а после начала заваливаться в бок, почти падая со стула. Я едва успела подбежать к ней и помочь снова усесться ровно.

– Простите! Простите, пожалуйста, не стоило вот так сразу…

– Сразу?! – едва дыша, пробормотала гувернантка. – Сразу! Мина, что ты сделала с собой? Или кто с тобой что-то сделал?

– Всё сложно, – прошептала я. – И у меня немножко трясутся колени, поэтому я лучше всё-таки присяду.

К чести миссис Тисл должно сказать, что шок и ужас на её лице быстро сменились мрачной сосредоточенностью. Она дождалась, пока я вернусь на кровать, и ровно проговорила:

– Рассказывай всё по порядку. И во всех подробностях, касающихся тела. Мне нужно понять, каковы риски, и что можно сделать.

– Вы ведь знаете Финна? Сына конюшего…

Я рассказала миссис Тисл всё. Начиная с того дня, как сбежала на ярмарку, и заканчивая тем, что произошло сегодня в конюшнях. Подробности дались мне легко, ведь стыда я не чувствовала. Только злость на Финна за такой подлый обман и раздражение на саму себя за легковерность.

– Говоришь, ему было больно? – спросила женщина, принимая всю мою историю со стоическим достоинством. – Ты ничем не натирала себя?

– Нет. Не знаю, почему так получилось. Может, ему действительно холодно стало, ведь примерно тогда и пошёл снег.

– И ты уверена, что он не делал много движений… в тебе?

– Уверена. Всё произошло за несколько секунд.

Миссис Тисл медленно встала и двинулась ко мне. Сначала я подумала, что она хочет меня выпороть. Но каково же было моё удивление, когда гувернантка села рядом со мной и крепко обняла.

– Мне очень жаль, моя девочка, – тихо сказала она. – Жаль, что тебя обманули. Жаль, что тебе настолько не доставало любви, что ты решилась поставить под угрозу своё тело.

– И репутацию? – сдавленно пробормотала я, наконец чувствуя жжение слёз в уголках глаз.

– Да пропади она пропадом эта репутация, – буркнула миссис Тисл. – Половина дам высшего света занимается таким до брака. Пока никто не видит и нет последствий, всем незамужним леди это сходит с рук. Дело не в мнении других, а в том, что тебе было больно. Ты не была готова. Тебя не любили в этот важный для любой девушки момент. Мне очень жаль, моя маленькая Мина.

– Я думала, что вы будете злиться, – уже совсем тихо сказала я.

– Буду обязательно. Но не на тебя.

– Только не делайте ничего с Финном.

– Жалко его? – строго спросила гувернантка.

– Да нет, – покачала я головой. – Хочу сама разобраться с ним.

Миссис Тисл глухо усмехнулась и ещё чуть крепче прижала меня к себе.

– Твоё право. Если помощь потребуется, только скажи. Я знаю один рецептик, от которого он ещё месяц не сможет ни к одной девушке подойти.

– Спасибо…

Гувернантка, разумеется, помогла мне не только утешениями. Хоть она и сказала, что вероятность беременности от произошедшего была минимальной, стоило принять несколько мер предосторожности.

Сначала миссис Тисл приказала мне принять ванну, а затем принесла отвар, который заставила выпить, и мазь, предназначавшуюся для того места, в котором побывал член Финна. По словам гувернантки, в них были травы, способные предотвратить появление всяких «срамных» болезней, если у сына конюшего такие были.

Урок каллиграфии всё-таки состоялся после обеда. Я была в кои-то веки за него благодарна, ведь выведение изящных буковок на бумаге позволяло отвлечься от мыслей о произошедшем. – Как закончишь этот лист, пойди поспи. Сегодня должен приехать граф, но, думаю, из-за погоды он задержится. Так что ужин может стать ночным, – сказала миссис Тисл, одобрительно кивая на написанные мной строки.

– Я думала, что он до начала сезона в Лондоне будет проводить время с семьёй.

– Вы тоже его семья, Мина.

– Разве? – беззлобно усмехнулась я. – Мне казалось, что мы просто отличное украшение для его экзотического коттеджа.

Миссис Тисл не стала ругать меня за язвительность. В конце концов, она понимала, что по прошествии лет мы с мамой действительно стали для графа скорее тяготящим имуществом, чем семьёй, пусть даже тайной.

Впрочем, несмотря ни на что, папу я любила. Маму, разумеется, тоже. И мне повезло довольно рано узнать историю их отношений, чтобы не строить ложных надежд на своё будущее и не обозлиться на некоторые поступки отца.

Девятнадцать лет назад граф Арчибальд Картер вернулся в Англию из экспедиции с командой фрегата «Фаэтон». Подробностей я не знала – только то, что они побывали в Месте-Где-Восходит-Солнце, и там на их корабль пробралась моя мама. По её словам, она сбежала от жестокой семьи, собиравшейся выдать её замуж за какого-то извращенца. Мама худо-бедно знала английский благодаря общению с приезжими голландцами и смогла убедить графа не выдавать её команде и не высаживать на берег. Эта часть истории – про английский – всегда казалась мне странной, учитывая, что по законам маминой родины общаться с пришлыми ей было запрещено. Но у неё и правда были способности к языкам, и теперь, по прошествии девятнадцати лет, она говорила аж на пяти, так что всё возможно.

Дальше всё было очевидно. Граф Картер заинтересовался необычной внешностью мамы, разделил с ней постель, пока скрывал в своей каюте, и по возвращении в Англию решил не бросать её на произвол судьбы, а поселил в небольшом коттедже в Лестершире. На тот момент он уже был помолвлен с подходящей по статусу женщиной, что не мешало ему регулярно посещать маму.

Моё появление на свет не изменило ровным счётом ничего. Граф, конечно, обрадовался, но сразу выставил строгие условия, по которым нам с мамой предстояло жить: никаких требований о моём признании, изолированность от общества, за исключением ближайшей к коттеджу деревни и, в целом, незаметное существование. При этом отец обещал взять на себя все расходы на наше содержание, дать мне приличное образование и выдать замуж, когда придёт время. Брак должен был стать договорным, с работящим человеком, которому за это самопожертвование и молчание о родстве с графом щедро заплатили бы. Однако после женитьбы отца на его официальной невесте всё изменилось.

Ему не удалось скрыть от неё наше существование – он никогда не был достаточно умён, чтобы хоть что-то утаить от женщины. А графиня Картер тоже умела ставить условия. Она позволила ему навещать нас, даже разрешила продолжать содержать, но вот заботиться о моём будущем запретила. По её наказу мы с мамой должны были всю жизнь провести в «Сакуре», как призраки, и так же тихо уйти, когда наступит наш срок. В противном случае графиня обещала учинить скандал, которого репутация мужа не пережила бы.

Я никогда не понимала эту женщину. В деревне и так ходили слухи о том, кто мы и кто нас навещает. Да и в Лондоне наверняка многие знали, что граф оплачивает чьё-то содержание. Моё замужество стало бы облегчением для всех, ведь таким образом я могла пропасть из их жизней. Но интерес графа к маме с годами не угасал, и потому его законная жена, вероятно, просто не могла смириться с ревностью. Да, ревность… Наверное, только этим чувством, которое я никогда не испытывала, можно было объяснить странную прихоть графини Картер. Вероятно, она думала, что, лишая меня будущего за пределами «Сакуры», причиняет моей маме боль. Но больно от невозможности хоть куда-то двигаться по жизни было только мне.

– О чём задумалась? – мягко спросила миссис Тисл.

– Да так. Вспомнилось, что папа когда-то обещал выдать меня замуж.

Гувернантка тяжело вздохнула, садясь по другую сторону письменного стола.

– Ты можешь сбежать.

Не сразу поняв, что именно она сказала, я сдавленно переспросила:

– Вы это серьёзно?

– Да. Тебя никто здесь не держит силой. Из дома ты и так сбегаешь с завидной регулярностью, так что, думаю, можешь и совсем покинуть нас.

– Не зная жизни за пределами этих полей? Я не дура, миссис Тисл. И не хочу оказаться в работном доме или ещё где похуже, – раздражённо выдохнула я. – К тому же, меня растили как дочь графа. Я не умею делать ничего, что помогло бы мне выжить за пределами «Сакуры».

– Значит, свободы ты не хочешь? – прищурилась гувернантка. – И найти человека по сердцу тоже?

Я вывела последнюю букву с красивым хвостиком, встала из-за стола и подошла к окну. На улице всё ещё шёл снег, теперь полностью покрывший ещё несколько часов назад зелёную лужайку перед домом.

– Сбежать у меня не выйдет. Я ценю комфорт. Мне нравится носить красивые платья, хоть иногда я одеваюсь во что попало. Нравится жить в тёплом, пусть и странном, доме, есть вкусную еду, которую приготовила не я, читать редкие книги, правильно говорить по-английски и заниматься с вами, как будто мне действительно пригодятся каллиграфия и французский. Такую жизнь мне не сможет дать ни один фермер или простой работяга. А все, кто на это способен, никогда не женятся на девушке без фамилии, так ещё и метиске.

– Если тебя всё устраивает, зачем же ты бунтуешь? – всё так же мягко спросила миссис Тисл. – Зачем ругаешься со мной, сбегаешь из дома? Зачем ищешь любовь у таких, как этот Финн?

– Не знаю, – честно ответила я. – Эти порывы я не могу контролировать. Иногда мне просто хочется что-то перевернуть с ног на голову. А любовь… Наверное, я читаю слишком много романов.

– Кто бы мог подумать… – протянула гувернантка. – Я всегда знала, что ты умна, мисс Мина. Но никогда не думала, что ты настолько прагматична и разумна.

– Значит, это была проверка? – нахмурилась я. – Вы хотели узнать, не думаю ли я о побеге, и рассказать отцу?

– Нет, конечно, – спокойно отмахнулась миссис Тисл. – Просто мне кажется, что каждый человек должен иметь возможность найти свой путь в мире. Если тебе подходит этот коттедж и ты готова провести в нём всю жизнь, то это хорошо. Я буду меньше переживать за тебя.

В словах гувернантки мне почудился странный подтекст. Как будто она одновременно одобряла и не одобряла то, что я ей рассказала. Однако разбираться в мнениях миссис Тисл у меня не было сил.

Коротко попрощавшись с ней, я решила последовать совету и поспать до ужина. Отец почти всегда приезжал ближе к ночи, а внезапный снег наверняка должен был отсрочить этот момент.

Оказавшись в комнате и не сняв голубого домашнего платья, в которое меня переодела миссис Тисл после купания, я упала на кровать. Нао, пробравшийся в спальню за мной, тут же запрыгнул на соседнюю подушку, и его голубые глаза с пугающей серьезностью следили за тем, как я расправляла одеяло.

– Ты сегодня чертовски странно себя ведёшь, шерстяной комок.

Ответом мне было красноречивое кошачье молчание.

– Не обижайся на «комок», ты самый красивый кот на свете.

На это Нао отреагировал уже благосклоннее и, сползя с подушки, устроился у меня под боком, тихо мурча.

– Зачем мне какие-то мужчины, если у меня есть ты? – прошептала я, осторожно обнимая кота. – Лучший мужчина на свете.

Он уткнулся носом мне в плечо и вальяжно положил пушистый белый хвост на талию. Под его мерное урчание я всегда засыпала быстро. Этот раз не стал исключением, и уже через несколько минут веки стали тяжёлыми, а голова лёгкой.

Мне снилась моя комната. Окно было открыто, и внутрь залетали блестящие в лунном свете снежинки. «Надо закрыть, – отстранённо подумала я. – А то простужусь…» Двигаться почему-то не хотелось. Да и холода я не чувствовала.

– Выспалась? – прозвучал удивительно мелодичный мужской голос прямо рядом со мной.

Я резко села, прижимая к груди одеяло.

– Кто здесь?!

– Сон.

Протерев глаза, я с ужасом уставилась на мужчину, сидящего в изножье кровати.

Первым порывом было позвать на помощь. «Вор?! Насильник? Разбойник!» – варианты, один хуже другого, крутились в голове. Но чем чётче я видела незнакомца, тем легче было поверить в то, что он действительно мне снился, потому что в жизни я таких мужчин никогда не встречала.

Даже сидя с вальяжно скрещенными ногами он казался высоким. Выше всех, кого я видела в деревне. Его волосы были белыми, как снежинки, оседающие на ковре, и длинными, как у женщины. Идеально прямые пряди аккуратно укрывали плечи и сворачивались в кольца на голубом одеяле.

Одет незнакомец тоже был странно – в длинный синий халат с белыми отворотами, похожий на те, что носила моя мама, называя «кимоно», и широкие штаны, видневшиеся из-под подола.

Но больше всего меня поразило его лицо. Бледное, как будто фарфоровое, с тонкими чертами, идеально ровным носом, выразительными губами и голубыми глазами с таким же разрезом, как у меня. Он, очевидно, не был британцем. Скорее земляком мамы.

Определить возраст незнакомца было сложно. В один миг он казался моим ровесником, а в другой – молодым мужчиной, возможно, лет двадцати пяти или чуть старше.

– Это точно сон? – прошептала я, боясь пошевелиться.

– Если не уверена, проверь. Ущипни себя за руку, – усмехнулся он.

Не сводя с него глаз, я осторожно сжала кожу на предплечье. Было немножко больно, и комната с незнакомцем подёрнулась дымкой. Пол стал потолком, из окна начало расти дерево сакуры, а на шкафу почему-то открылось не меньше десятка маленьких круглых нечеловеческих глаз.

«Нет-нет-нет! Только не кошмар!» – пытаясь вернуть мирное течение сна, я сосредоточилась на лице незнакомца.

– Убедилась? – спокойно спросил он.

– Похоже на сон, – кивнула я. – Кто ты?

– А ты не помнишь?

– Ты мне уже снился?

– Можно и так сказать, – как ни в чём не бывало, мужчина – или юноша? – выпрямил ноги и лёг на бок, вытянувшись вдоль кровати.

Я отпрянула, натягивая одеяло почти до носа. Почему-то стыд, который я не испытывала, даже лёжа перед Финном без штанов, настиг меня именно сейчас, хотя, в отличие от сцены на конюшнях, в этом сне на мне было более чем приличное платье.

– Зачем пошла к тому мальчишке? Чувствовала же, что он лжец, – тихо сказал незнакомец.

Судя по расслабленной позе и тому, как он подпирал голову рукой, ощущал он себя в моей постели вполне комфортно.

– Ты про Финна?.. – пробормотала я. – Откуда знаешь о нём?

– Так я же твой сон. А значит, я в твоей голове.

– Я не чувствовала, что он лжец. Даже не думала об этом.

– Всё должно было случиться не так. Снег выпал слишком рано, – напряжённо произнёс незнакомец. Его слова ещё раз подтверждали то, что он был сном. Непонятные и, казалось бы, никак не связанные утверждения были чем-то эфемерным и придуманным спящим разумом.

– Ты не говорила о произошедшем матери? – спросил он, пристально вглядываясь мне в глаза.

– Только миссис Тисл, моей…

– Гувернантке. Я знаю, – усмехнулся мужчина. – Мудрое решение. Я рад, что она стала тебе поддержкой.

– Стоит ли рассказать маме? – прошептала я, надеясь, что сон поможет разобраться в трудностях общения с родными.

Однако незнакомец только лениво потянулся, показывая тонкие бледные запястья из-под рукавов кимоно.

– Поверь, она уже знает, – без тени теплоты улыбнулся он. – Меня сейчас интересует другой вопрос. Что ты почувствовала, взяв желаемое от того мальчишки?

Поиск ответа занял какое-то время. К этому моменту я уже перестала прижимать одеяло к груди. Незнакомец, очевидно, не был угрозой. Да и что страшного могло случиться во сне? От любого кошмара я бы рано или поздно всё равно проснулась. Намного больше меня беспокоило возвращение эмоций, испытанных во время связи с Финном.

Наконец, собравшись с мыслями, я неуверенно ответила:

– Сначала было раздражение. Я надеялась, что всё произойдёт совсем не так.

– И что ты достойна большего? – мягко уточнил незнакомец.

– Не знаю. Может, в романах всё было ложью, а то, что произошло, – естественно.

Мягкие на вид губы мужчины сжались в тонкую линию, а крылья носа почти по-звериному раскрылись.

– К этому заблуждению мы вернёмся немного позже. Как и к тому, чего заслуживает Финн Дэмсмол, – холодно сказал он. – А пока расскажи, что