Оглавление

Александр Боярский

СЕРЕНАДА СОЛНЕЧНОГО ЛЕТА

Иллюстрация Валерия Барыкина

роман (июнь 2017 года)

Эпиграф

Однажды утром у одного из нас закончилась чёрная краска;

так родился импрессионизм.

Пьер Огюст Ренуар

Глава 1. Счастливая электричка

Жарким солнечным маем по раскалённым рельсам, постукивая на стыках, средь бела дня, из Москвы в пригород спешила обычная зелёная электричка. Днём в вагоне было совсем немного пассажиров. Бабушки с кошёлками, студенты с учебниками, молодые мамы с детьми — кто-то с кем-то разговаривал, люди обменивались разными новостями из газет, дети ели мороженое, и только одна девочка лет пяти от роду не ела мороженое, а смотрела в сторону девушки, что сидела у окна напротив и читала большой журнал. Ее взгляд привлекла цветная обложка, на которой была изображена молодая женщина в красивом платье. Малышка переводила свой взор то на обложку, то на девушку, которая рассматривала фотографии в журнале и не обращала на нее никакого внимания. Тогда девочка стала корчить смешные рожицы, но девушка словно не замечала никого и ничего вокруг. Жаль, но девчушка ещё не умела читать, но считать до десяти уже могла и даже знала, какими цифрами пишется 1959 год. Именно их она и увидела в углу обложки журнала и обратилась к своей маме, сидящей рядом: — Мама, а что за журнал смотрит вон та тётя у окна?

Мама на секунду отвлеклась от пейзажа за окном поезда и посмотрела туда, куда показывала ей дочка. И она увидела вовсе не тётю, а милую и очень красивую молодую девушку в модном белом платье в синий горох с тонким пояском на талии и в симпатичных плетёных босоножках на высоком каблуке, которая, склонив голову с модной причёской чуть набок, держала в руках новый журнал «Рижские моды». Она была настолько увлечена содержанием журнала, что даже не услышала разговор мамы с дочкой.

— Девушка читает журнал мод. Там показывают новые модели платьев. И не смотри ты так пристально, это просто неприлично для маленькой девочки.

— А что прилично? — малышка удивлённо посмотрела на маму и стала чесать левую коленку. — Не чеши коленку! — мама поправила подол платья и посмотрела в сторону девушки, которой было на вид лет чуть за двадцать. «Симпатичная», — подумала она и, быстро окинув незнакомку взглядом с головы до ног, снова отвернулась к окну. В это время в конце вагона из распахнутых дверей появился молодой человек выше среднего роста в белой в синюю полоску рубашке с короткими рукавами и в белых тонких летних брюках с белым ремешком и круглой пряжкой. Белые туфли и белые носки дополняли его летний гардероб. У парня была вихрастая шевелюра, которую он часто по инерции поправлял правой рукой. В левой он держал средней толщины кожаную папку. Чувствовалось, что у него было хорошее настроение, а его голубые глаза светились лучезарной улыбкой. Он шёл довольно размашистым шагом по вагону, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, и вдруг, увидев девушку у окна, остановился, посмотрел на неё сверху вниз и понял, что невозможно было не изумиться, как изящны, хрупки и прекрасны очертания её нежных плеч, а милые часики на запястье обнажённой руки придавали ей необыкновенную женственность, от которой просто невозможно было отвести взгляд и тем более пройти мимо. Эффектно, с какой-то молодецкой удалью развернувшись на каблуке, парень уселся на свободное деревянное сиденье напротив девушки и, увидев цветные рисунки и фотографии с красивыми девушками в модных платьях, сквозь стук колес громко, произнёс:

— А что, у нас уже продаются рижские журналы мод? — и посмотрел на девушку, ожидая её реакции. Та спокойно подняла голову и, словно не понимая сути вопроса, произнесла:

— И не только «Рижские моды», но и таллинский «Силуэт» и даже «Банга» из Вильнюса. А вы что, интересуетесь модой? — она опустила журнал на колени и стала рассматривать молодого человека, отвлёкшего её от интересного занятия. Парень был симпатичный с голубыми глазами. Даже не курносый. Это она отметила сразу. И любит всё белое. Ну что ж, для лета это более чем подходящая одежда.

— Ну, не сказать, что я прям уж так интересуюсь. Это скорее вы, девушки, этим больше занимаетесь. Так, просто интересно. Я больше по машинам. Могу не только водить, но и ремонтировать, — и он посмотрел девушке в глаза, — если понадобится, конечно. А у вас это увлечение?

— Нет. Просто я сама шить люблю. Ну и по работе, конечно.

— Вы создаёте модели одежды? — парень даже немного был удивлен таким откровением девушки.

— Да, а что в этом такого удивительного?

— Нет. Ничего. Хотя удивительно то, что я вот, — и тут он слегка напел в стиле Рашида Бейбутова: «Я встретил девушку, полумесяцем бровь» и как ни в чём не бывало продолжил, — которая сама себе шьёт платья, а не покупает их в магазине.

— Правда, у меня на щёчке родинки нет, но… зато я люблю экспериментировать. Меня этому в институте учили.

— В институте? — и он таинственно улыбнулся. — В каком, если не секрет?

Девушку стал забавлять молодой человек.

— Не секрет, в текстильном. Мне это с детства нравилось. Однажды мама показала, как надо шить, вот с тех пор и тренируюсь.

— А мы с ребятами только в футбол тренируемся играть. И то для себя. А как вас зовут?

— Меня? — она удивилась и слегка улыбнулась. — Нарываетесь на знакомство? Однако. Смелый!

— Мы не в бане, чего стесняться. Меня, например, Сергеем зовут, а вас?

— Прекрасная незнакомка. Этого достаточно?

— Вот и познакомились, — он усмехнулся и покачал головой, — даже и не знаю, с чего теперь начинать. А вы в Москве живёте или работаете?

— А вас что больше интересует: где я живу или где работаю? В её глазах явно поселилась хитринка, и она отложила в сторону журнал мод. — Всё-то вы Сергей хотите сразу узнать, а о себе и пары слов не сказали. Вот я о вас пока ничего не знаю, а вы хотите сразу и всё. Это даже как-то нечестно. Вы комсомолец?

Он даже удивился этому вопросу и прямо посмотрел ей в глаза.

— А причём тут это, комсомолец или нет? Ну, предположим, комсомолец, и что, это как-то может повлиять на наше знакомство?

— А вы что, уже хотите со мной познакомиться?

— А мы разве ещё не познакомились с вами?

— А вы не торопите события, Сергей?

— А что в этом плохого? — удивился он. — Я хочу с вами познакомиться. Вы мне очень понравились, и я хочу также понравиться вам. Разве это противозаконно?

— Нет, я этого не сказала.

— Тогда будем знакомы, — и он протянул руку девушке, но она даже не успела в ответ подать ему свою, как из динамика раздалось:

— «Следующая станция Подольск, конечная».

Сергей механически повернул голову и посмотрел в окно:

— Кажется, подъезжаем…

Колёса электрички застучали по рельсам железнодорожного моста, разделяя взгляд, словно на отдельные кинокадры, мелькающими чёрными стальными фермами, проносясь над текущей внизу рекой Пахрой.

— Пора на выход, — и он стал вставать с сиденья. Девушка свернула в трубку журнал мод и положила в рядом стоящую плетёную сумку, которую взяла в руки и, повернувшись, сделала шаг в сторону выхода.

Сергей, оставшись стоять с протянутой для знакомства рукой, лишь успел негромко сказать: — Вы убегаете, так и не сказав своего имени? Он с надеждой посмотрел в глаза этой прелестной незнакомке, с которой ему ну никак не хотелось расставаться. Он понял, что она ему очень понравилась, и скорость мышления не позволяла так быстро и прямолинейно действовать с ней, как ему в данный момент хотелось. Он стал осознавать, что девушка может и не ответить на его призыв познакомиться ближе, а ему совсем не хотелось её терять из виду. Девушка грациозно прошла к дверям вагона, раздвинула их и вышла в тамбур. Электричка приближалась к платформе. В окнах дверей мелькнуло старинное здание вокзала, на фронтоне которого красовалась надпись в классическом виде — чёрными буквами на белом фоне — «Подольск». Зелёная электричка с жёлтыми линиями по бокам стала притормаживать и скоро остановилась у платформы. Девушка открыла дверь вагона и, спустившись по ступенькам, ступила на чистый, ещё утром вымытый асфальт платформы. Следом она услышала знакомый голос молодого человека:

— Девушка! Простите, вы так категорически спешите, что у меня складывается впечатление, что вы просто боитесь со мной познакомиться? Я разве такой страшный?

— Нет! Что вы. Вы очень даже симпатичный. Просто я думаю.

— О чём, если не секрет?

— Секрет! Можно я промолчу. Я — девушка. Мне можно.

— А имя девушки узнать можно? — решился на сей раз Сергей.

— Можно. Но осторожно.

— Итак, она звалась?..

— Наташа, так меня зовут! — и она посмотрела в его глаза, продолжая свой неспешный шаг по платформе.

— А меня Сергей, — он ещё раз произнёс своё имя, словно напоминая для того, чтобы Наташа его не забыла.

— Спасибо, Сергей, я запомнила! — она слегка улыбнулась, продолжая шагать по асфальту, и уже вышла на привокзальную площадь, где стояли рейсовые автобусы. Больше всего было красных с желтой полосой ЗиСов, которые после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году так и прозвали — «Фестивальные!

— Наташа, а вам далеко ехать до дома?

— А мне ехать никуда не надо. Я люблю пешком ходить.

— И далеко так любите ходить?

— До самого перекрёстка у клуба Лепсе.

— А чего там знать? Иди прямо и не промахнёшься. Там ещё на углу с Рабочей летнее кафе-мороженое находится. Мы туда с друзьями перед кино любим ходить.

— Вы любите кино?

— А кто его не любит? Я лично таких не знаю. А вы его не любите?

— Нет, я такого не говорила. Я люблю кино, и даже очень! Особенно комедии.

— Наташа, вы мороженое хотите? — они проходили как раз мимо стоящего на углу деревянного киоска, в котором продавалось мороженое разных сортов. Наташа глянула на киоск и машинально посмотрела налево, в сторону привокзального Тишинского рынка, куда обычно спешили женщины прикупить там к обеду или ужину что-то вкусненькое. Рядом возле самого рынка возвышалась огромная водонапорная башня знаменитого советского архитектора Шухова, почти такая же, как его телебашня в Москве на Шаболовке. Яркое солнце ударило в глаза, и Наташа опустила голову.

Они вошли на тротуар в тень больших американских клёнов, которые росли на проспекте в два ряда вдоль всего зелёного газона, огороженного низкими чугунными изгородями со звёздами, выкрашенными в зелёный цвет. Слева располагались частные разноцветные одноэтажные домики, с зелёной травой и кустами душистой сирени за заборами, но было одно отличие от всей остальной части проспекта: здесь стояли два удивительно высоких дерева, тем самым резко выделяясь среди других. Слева у одного из домов росла, чуть ли не в три обхвата, высокая и стройная липа. А немного подальше, за этим домом, метров через двадцать возвышался над тротуаром огромный и очень высокий старый тополь.

Наташа всё так же лукаво посмотрела на Сергея и нарочно переспросила его:

— Сейчас? Нет. Но не откажусь, если вы меня пригласите в наше летнее кафе.

— Договорились. Я вас приглашаю. Сегодня. Вечером!

— Спасибо, Сергей. Я принимаю ваше приглашение.

— Вы разрешите вас проводить до дома?

— Окажите честь! — Наташа улыбнулась Сергею. Они шли по самой известной улице города, Революционному проспекту, в просторечии «Ревпроспект», по которому все любили гулять по вечерам. Из рупоров на столбах звучала музыка, иногда передавали какие-то сообщения и городские новости, в общем, идти было совсем не скучно в тени растущих в два ряда американских клёнов. Подольск был очень зелёным городом, и горожане этим гордились. Сергей и Наташа шли медленным шагом. Им явно было интересно друг с другом, Сергей что-то стал рассказывать, размахивая левой рукой, ведь в правой руке он держал кожаную папку. Наташа улыбалась. Она то смотрела на Сергея, то отворачивалась в сторону и больше молчала, чем говорила, думая о чём-то своём.

Её каблучки мягко ступали по нагретому асфальту, оставляя на гудроне следы лёгких вмятин.

Глава 2. На перепутье двух дорог

В тот день небо на горизонте было серое, невзрачное, словно совсем не весеннее. Сергей садился в скорый поезд, который должен был его увезти из провинциального областного города в самом центре Сибири, где, к его сожалению, у него не сложилась карьера после окончания института. Иногда так в жизни бывает: надеешься, что на новом месте жизнь повернётся к тебе лицом, и ты найдёшь для себя то, к чему так долго стремился, учился, с кем-то спорил, кому-то что-то пытался доказать, а потом вдруг раз, и вместо всего этого тебе вручают обратный билет, и ты возвращаешься обратно в свой дом, откуда ты совсем недавно уехал, веря в то, что на новом месте у тебя будет новая жизнь. Так думал Сергей, сидя у окна в купе поезда, который набирал ход, стуча на стыках рельс, увозя его из этой недолгой номенклатурной жизни, в которой он оказался после получения распределения в Главк… — его мысли оборвал голос девушки-соседки по купе: — Вы чай будете? Вам заказать? Сергей повернул голову от окна и увидел напротив себя молодую девушку с косами и белыми бантами, на вид лет семнадцати, не больше. — Видно, только школу закончила, — подумал он, глядя ей в глаза, и тут же машинально ответил: — Да, конечно, буду! Спасибо вам!

Он оглядел купе и был приятно удивлён, что другие два места оставались пустыми. Даже странно. Обычно все билеты бывают распроданы, а тут целых два места, две верхних полки были свободны. Поезд идёт на Москву, и вдруг свободные места, такое точно бывает редко. И девушка, словно прочитав его мысли, добавила: — Проводница сказала, что через пару остановок к нам подсядут двое военных, так что недолго нам оставаться вдвоём.

— И вы из-за этого переживаете? — удивился Сергей, глядя на эту курносую девушку в ситцевом платьице с белым воротничком под самое горло. Её карие глаза смотрели на него с любопытством. В это время открылась дверь купе и появилась проводница с подносом в руках, на котором стояло много стаканов с чаем в мельхиоровых подстаканниках.

— Вам два стакана? — машинально спросила она, глядя то на парня, то на девушку. Девушка снова опередила Сергея и ответила сразу за двоих: — Да, нам, пожалуйста, два стакана. Проводница поставила на столик два стакана со свежезаваренным чаем и положила две упаковки сахара-рафинада, пояснив при этом: — Оплата после.

— Благодарю вас! — теперь уже Сергей внёс свою лепту в разговор и, подвинув один стакан к себе, стал разворачивать сахар. Девушка тоже не заставила себя ждать и проделала аналогичную процедуру и, бросив два куска сахара в чай, стала размешивать его ложкой. — Вы только чай будете пить, или мы приступим к завтраку? — спросила она и полезла в рядом стоящую сумку, из которой достала большой свёрток, и, положив его на столик, стала разворачивать. Перед Сергеем развернулся стандартный набор всех путешествующих на поездах: варёные яйца, чёрный и белый хлеб. Белый, кстати, в виде сложенных маслом друг к другу бутербродов напоминал ароматный сэндвич. Рядом лежала нарезанная кружочками краковская колбаска, пара помидоров, соль в кулёчке из бумаги и пара бутербродов с сыром. Всё это вызывало приступ аппетита у Сергея. Он просто не ожидал, что вот так сразу придётся начинать в поезде «утренний моцион», но в принципе был готов к этому и тоже полез в хозяйственную сумку за завтраком, который мало чем отличался от уже выложенного на стол: те же яйца вкрутую, та же соль и помидоры, хлеб и нарезанный сыр с докторской колбасой.

— Да, нас словно собирали на одной кухне, — усмехнулся Сергей, глядя на продукты на столе.

— Мама постаралась, провожая меня в дорогу. Я ведь первый раз еду в Москву. Буду поступать в театральный, — гордо заявила попутчица. — А вас как зовут? Давайте знакомиться! Вы ведь до самой Москвы едете? — выпалила она, словно из пулемёта, звонким голосом. Сергею нравились такие острые на язык девчонки. Он улыбнулся в ответ и сказал очень просто: — Да, до самой столицы. Меня зовут Сергей!

— А меня Марина! Вот школу закончила и решила поехать поступать! Я с десяти лет в театральной студии занималась. Почему люди не летают, как птицы! — вдруг произнесла она фразу из известного монолога и уставилась на Сергея, словно ожидая его реакции.

— Любите театр? — он отхлебнул из стакана чай и стал чистить яйцо. — И уже решили в какое училище будете поступать? — и посмотрел с улыбкой в её карие глаза. Она после этого макнула в соль яйцо и откусила кусочек, прожевала и лишь потом, махнув головой, ответила:

— Мне советовали сразу во все документы подавать, а там, как получится. А вы зачем в Москву едете? — теперь уже она спросила Сергея, пытаясь оценить молодого парня в светло-сером костюме и белой рубашке, но без галстука с расстёгнутой верхней пуговичкой. — На студента вы вроде не похожи. По работе едете?

— Почти, — ответил он немного нехотя, стараясь не вдаваться в подробности своей поездки.

— Это как это, почти? — удивилась Марина. — В отпуск что ли?

— Можно сказать, что и в отпуск. Живу я там.

— А, так вы здесь были в командировке? Как интересно! Так вы коренной москвич. Везёт же вам! — она излучала столько энергии, что Сергей сразу понял, что такая даже в Москве не пропадёт, а, возможно, даже и поступит в какое-нибудь театральное училище, если останется такой же бойкой и на приёмных экзаменах.

— И долго вы у нас были в командировке?

— Почти год, — ответил Сергей.

— Ничего себе командировочка! — удивилась Марина. — Что-то строили?

— Да нет, я не строитель, — отшутился Сергей, но Марина была неумолима:

— А кто же вы тогда, если не строитель, чтобы почти на год уехать из Москвы?

— Инженер-конструктор.

— А, понятно, на каком-то заводе что-то собирали, да?

— Да вы прямо всё хотите знать в первые пять минут. Так жить будет не интересно, Марина! — он хитровато прищурился и стал сверлить её глазами: — А может, вы не в театральный собираетесь поступать?

— Ну, ещё во ВГИК попробую, — не поняла она подвоха, уплетая колбасу и запивая чаем.

— В кино хотите сниматься? А что, вам кожаная куртка и красная косынка очень подойдут, ещё и маузер дадут!

— Маузер? — удивилась Марина, — зачем мне маузер?

— Чекиста будете играть! И белых офицеров допрашивать! Я думаю, вам это очень подойдёт! С напором и азартом! Горячее сердце! — Сергей явно иронизировал, но молодая девушка это не сразу поняла, но когда поняла, то покраснела и чуть не поперхнулась: — Ой! Вы меня извините, я по- простому, совсем без задней мысли, — и она засмущалась.

— Ну хорошо, если без задней мысли!

— Простите, я не специально.

— Да я понимаю. Ничего. Бывает. С таким напором, я думаю, у вас при поступлении проблем не будет!

— Ой, да какой напор, — она махнула рукой. — Одно дело наша студия и совсем другое театральный. Там такие педагоги! Такие артисты!

— Главное, не стушеваться! В свои силы надо верить всегда, иначе зачем ехать в Москву и поступать в театральный, если у вас нет уверенности в своих силах?!

— А вы что про меня подумали? — вдруг переспросила Марина.

— А что можно подумать про молодую девушку, которая завалила незнакомого парня своими вопросами? — теперь уже удивился Сергей, продолжая есть свой бутерброд с сыром. — Или у вас папа в органах работает, или вы в своей театральной студии переиграли всех чекистов!

— Что? Вы серьёзно так подумали про меня? — теперь уже удивлялась Марина, смотря чуть испуганным взглядом на Сергея. — Неужели я так агрессивно выгляжу со стороны? — и она с непривычки стала вдруг оглядывать себя: — Я что, на самом деле такая агрессивная, да? — она чуть не заплакала. — Говорила мне мама, что я слишком много всегда вопросов задаю.

— Ничего, я думаю, в театральном это пригодится! — улыбнулся Сергей.

— Вы так думаете, Серёжа?

— Ну а что, вполне! С комсомольским напором, грудью дорогу проложим себе! — и Сергей так убедительно ещё и кулак сжал, словно показывал весь этот напор молодой и красивой девушке, что та аж зарделась от его слов, особенно про грудь, которая у неё была вполне даже очень для её семнадцати лет, и, словно чего-то устыдившись, она низко наклонила голову и замолчала, и тут как раз две толстые косы упали ей на грудь.

«Совсем девчонку засмущал», — подумал Сергей и выпил чаю.

За окном мелькали сибирские пейзажи. Этот разговор с молодой девчонкой его немного отвлёк от мрачных мыслей, что так хотели завладеть окончательно его вниманием. Он, если честно, без особого сожаления покидал город, в котором прожил практически целый год после того, как в институте получил направление на работу. По идее он должен был ещё два года тут отработать в Главке, изучать всю местную технологию в области, составлять планы для фабрик и заводов, но только не заниматься своим любимым делом. И это его стало угнетать. Так как он рисовал с детства, то стал в свободное время рисовать местные пейзажи, а на фоне этих пейзажей всегда появлялись мужчины и женщины в красивой одежде. Больше всего ему нравилось рисовать трикотажные изделия — свитера, шапочки, кардиганы, шарфы, даже перчатки и однажды, не выдержав однообразия местной трикотажной фабрики, которая только и могла, что выпускала серые и совсем невзрачные свитера для технических работников, для которых главное было тепло, а не красота, высказал всё, что об этом думает, начальнику Главка. Начальник был мужик крепкий, серьёзный, которого жизнь побросала из одной крайности в другую, хорошо, что под репрессии не попал, хотя один деятель и написал на него донос, но слава богу, что в тридцать девятом там не стали пороть горячку и рубить с плеча, а внимательно разобрались и посадили за клевету того, кто этот пасквиль накатал, а ему доверили целый главк. И хоть во время войны сколько он ни писал докладных, чтобы его отправили на фронт, никто его даже не думал туда отпускать: кому-то надо же выпускать одежду для фронта, а тёплое бельё и свитера ещё никто не отменял, тем более на флоте. Так в тридцать девять лет он из директора трикотажной фабрики стал руководителем целого главка. И это было символично. Когда к нему на приём пришёл молодой выпускник вуза, представился Сергеем Петровичем Николаевым и чётко изложил суть своего вопроса, то начальник только одно у него спросил: — Сергей Николаевич, вы в армии служили?

— Так точно, в пограничных войсках! — Сергей даже встал со стула.

— Ты садись, садись, чай, не в армии! — начальник махнул ему рукой. — Это сразу чувствуется! — уточнил Громов Владимир Николаевич. — Ты смотри-ка, у нас с тобой отчества одинаковые. Так редко бывает. Ну что я могу сказать: мне всё ясно, творческая душа рвётся внедрить у нас новые разработки и выпускать их на местной фабрике, но не получится! Увы!

— Почему, Владимир Николаевич? Это же хорошая перспектива. В городе реально особо нечего купить, особенно молодым людям. Ну не всё же время нам делать только всё для армии и флота.

— А что тебя не устраивает? Армию кто-то должен одевать, и сам пойми, им там не на танцы ходить, а выполнять боевые и учебные задания. А для этого им красота не нужна, им качественные и надёжные вещи нужны. А главное — тёплые! А серые они или цветные, им это сам понимаешь, до лампочки! — Начальник говорил очень убедительно, и Сергей это тоже понимал, но он понимал и то, что если он не будет заниматься по своему основному профилю, то достаточно быстро потеряет свою квалификацию. Что он сможет предложить нового, если они каждый год изо дня в день шьют только то, что заказано армией и флотом, и гражданские вещи здесь выпускать нет необходимости. Тогда зачем он здесь нужен? Без него вполне могут и обойтись. Может, он тогда в другом месте, на другой фабрике будет честно отрабатывать свои годы и набираться опыта, раз государство потратило свои деньги на его обучение, и он должен их вернуть сторицей? Они долго общались в этом начальственном кабинете, и в итоге Громов принял для себя и для Сергея компромиссное решение, но сначала его спросил: — Ты хочешь вернуться в Москву? Домой потянуло?

— Дело не в Москве и не в доме! — чётко ответил Сергей.

— А в чём тогда? Мама соскучилась?

— Мама тут совсем ни при чём!

— А что причём? — удивился Громов.

— Для меня главное — приносить пользу нашей стране и самому творчески развиваться. А развиваться я смогу только тогда, если на той фабрике, где буду работать, я смогу воплощать свои идеи! Иначе зачем нас тогда учат этому? Для того чтобы шить всю жизнь серые свитера и военные шарфы, не надо быть модельером-конструктором, вот что я скажу вам, уважаемый Владимир Николаевич! Как комсомолец скажу!

— Ты думаешь, я тебя не понимаю? Понимаю, сам таким был в молодости, но где мне взять в нашем городе, да и во всей области такую тебе фабрику. А в Москве между прочим мест нет! Да, да, я узнавал между прочим, ты не думай Сергей! Узнавал! Ты ещё только ко мне собирался, а я уже знал, по какому вопросу ты идёшь.

Сергей от неожиданности даже привстал со стула. Эти слова его просто поразили. Да, он написал докладную и шёл на разговор, словно на Голгофу, но вот такого ответа от начальника Главка он точно не ожидал. Да и где это видано, чтобы начальник Главка вникал в такие вопросы? Кому это надо? Думал, будет разнос по полной программе, но ему очень хотелось отстоять свою позицию, а тут вдруг ни с того ни с сего начальник отнёсся к нему с полным сочувствием и пониманием. На фабрике его совсем не понимали, и все его предложения воспринимали как блажь молодого инженера и не более того: думали, годок другой поработает и перебесится и будет себе спокойно работать, женится, а потом дети пойдут и будет ему уже не до этого. Но не тут-то было. Сергей встал, как говорят, в позу и со своего пути свёртывать не собирался. Директор его совсем отказывался понимать и собирался «пропесочить» на комсомольском собрании, чтоб тот глупостью не маялся.

— Вот что Сергей, садись давай, в ногах правды нет. Сам знаешь. Я тут кое-что разузнал, так вот, есть одно место, которое может тебе подойти, но оно не в Москве, сам понимаешь. Но рядом.

— Не в Москве, это где, Владимир Николаевич? — спросил Сергей и ожидал услышать про какой-нибудь город, где-нибудь в другом конце страны.

— Рядом, всего в сорока километрах от столицы, в Подольске. Там есть трикотажная фабрика, которой нужен новый модельер-конструктор. Старый на пенсию ушёл, а нового пока не нашли. Правда, у них ассортимент тоже не шибко богатый, но директор тобой заинтересовался. Так что, если тебя это устраивает, пиши заявление, я подпишу, исправим тебе распределение, и будешь там работать. Ну, вот только ездить тебе из Москвы туда придётся каждый день на электричке, сам понимаешь, — и начальник улыбнулся. — Ну как, согласен?

— Спрашиваете. Конечно, согласен. А электричка мне не пригодится, — и он улыбнулся совсем по-детски, словно что-то или кого-то вспоминая.

Когда он вышел с чемоданом в руке на Вокзальную площадь в Подольске, окинул её своим широким взглядом, то за автобусами увидел несколько свободных такси. Кофейного цвета «Победы» ожидали своих пассажиров. К середине апреля снег уже сошёл полностью, почки на деревьях набухли, и скоро должны были появиться первые зелёные листочки. Солнце слепило вовсю. В Сибири он ходил в пальто, а тут ему даже жарко стало. Он выбрал ближайшую машину и, договорившись о поездке, погрузив свой чемодан в багажник, сел на переднее сиденье рядом с водителем. На вид ему было лет сорок, не меньше. Тот завёл мотор и лишь потом уточнил: — Так куда мы едем, молодой человек, а то вы так и не сказали?

— На Малую Ивановскую, у реки, — уточнил Сергей и расстегнул пуговицы на пальто и тут же стал открывать окно, крутя ручку на двери машины: — Вы не против? — спросил он у водителя.

— Да нет, не против. Понимаю, вам жарко, вы так тепло одеты. Издалека к нам приехали?

— Да, из Сибири. Там ещё прохладно, — уточнил Сергей и стал смотреть в окно. На углу, у самого поворота на проспект стоял огромный стенд, на котором была укреплена афиша нового кинофильма, который скоро выходил на экраны. Он прочитал название «Сверстницы». Три молодые девушки словно куда-то бежали. Он не успел только разглядеть надписи и кто играл главные роли, как машина выехала на широкий проспект и стала набирать скорость. Красивые канадские клёны стояли в два ряда с набухшими почками. Как давно он здесь не был, подумал Сергей. Ревпроспект, так его все звали, поистине самый крупный ансамбль центра города вновь поразил его. Красивые четырёх- и пятиэтажные дома, густые кроны деревьев, аккуратные стриженые газоны, чистый вымытый асфальт на тротуарах: «Стильно, очень стильно, ничего не скажешь! — подумал он, — давно я здесь не был». Он улыбался солнечному дню и тому пониманию, что у него начиналась новая жизнь. Дорога была пустынная, лишь изредка навстречу ехали городские автобусы, да такие же одинокие такси.

Когда они подъехали к деревянному дому с мезонином по накатанной просёлочной дороге, на которую съехали после асфальтового покрытия, и остановились, Сергей попросил водителя посигналить и стал выходить из машины. Через некоторое время открылась калитка, и из неё показалась средних лет довольно ещё симпатичная женщина и, увидев Сергея, бросилась к нему со словами: — Сережка, ты приехал! Как я рада тебя видеть! — Она обняла его и расцеловала в щеки. Она не могла на него насмотреться. Сколько лет прошло, когда она его видела в последний раз — перед самым уходом в армию, вихрастого мальчишку остригли, как тогда говорили «под Котовского», и его лысая голова сверкала на солнце. А теперь перед ней стоял взрослый молодой мужчина, красивый, ухоженный, с добрыми весёлыми глазами, какие она помнила ещё с детства, когда племянник к ней приезжал иногда во время каникул вместе с матерью отдохнуть и покупаться в Пахре, благо река была под боком. Это было сразу после войны. Господи, подумала она, как быстро летят годы.

— Я тоже рад вас видеть, тёть Свет!

Водитель уже вытащил из багажника чемодан и поставил его у ног Сергея.

— Это все твои вещи? — удивилась тётушка, окидывая взглядом нехитрый багаж племянника. Сергей только тряхнул головой и протянул таксисту деньги, расплатившись за поездку.

— Ну, пойдём домой, племянничек ты мой! — обняла она его за плечо и поцеловала в щеку.

Подхватив свой чемодан, Сергей с тётей Светой пошли в дом, где их ждал уже накрытый стол с бутылкой вкусной вишнёвой наливки домашнего приготовления.

Глава 3. Соседи разные бывают, а тёти свои

Наталья вошла в подъезд своего дома, где их квартира находилась на третьем этаже и уже поднялась на второй, когда открылась входная дверь одной из квартир и на лестничной площадке появился молодой человек лет тридцати в очках с короткой стрижкой и в сером костюме. Увидев свою соседку, тут же поздоровался с ней:

— Рад вас видеть, Наташа! Вы как всегда неотразимы! Гуляли? — он остановился, преградив ей путь.

— Гуляю я по вечерам с подругами, Володя! А вы куда-то собрались в субботу? Или снова на работу? — она хотела его обойти, но он стоял, как памятник на постаменте, да ещё и с распростёртыми объятиями, словно хотел её обнять. Наталья это оценила, но промолчала, глядя на соседа и ожидая, что скажет он в ответ.

— Да вот, решил в кино сходить, а вечером на танцы и вас хотел бы пригласить…

Наталья не дала ему договорить: — Володя, вас, как Остапа, понесло, идите лучше в цех, которым вы руководите, а я уж как-нибудь сама решу, с кем мне в кино сходить!

— Наташ, ну чего ты выпендриваешься? Я к тебе со всей душой! — чуть не взвыл Володя.

— Володь, мы с тобой уже, кажется, говорили на эту тему — найди себе другую девушку, или у вас на заводе всех красавиц разобрали? — она отвела руку Владимира в сторону и спокойно обошла его и снова стала подниматься по лестнице в свою квартиру.

— Наташ, ты мне очень нравишься!

— Володя, ты же не хочешь, чтобы я тебя куда-то послала по известному адресу. Давай останемся нормальными людьми и будем общаться, как соседи. «Не обижайся, но ты не в моём вкусе», — сказала она просто, совсем без злобы и, отвернувшись от него, застучала каблучками по лестнице. Володя смотрел ей вслед и лишь пожал плечами, потом почесал голову и как-то нехотя для себя стал спускаться по лестнице вниз. Эта девушка оказалась ему не по зубам, и сколько он ни пытался в прошлом привлечь к себе её внимание, всё оказалось пустой затеей: он встречал её и с цветами, и с бутылкой шампанского, с шоколадными конфетами, но она оставалась неприступной крепостью. Даже мать его уже отчитала за то, что он не давал Наталье прохода: — Ну сколько ты будешь себя унижать? Ты же видишь, она на тебя даже не обращает внимания!

— Мама, ты ничего не понимаешь! Она мне нравится! — восклицал он в сердцах.

— Мало ли, кто кому нравится, — и она усмехнулась, глядя на своего сына, который безуспешно уже целый год пытался сойтись с Натальей, но эта соседка оказалась крепким орешком. «Девка молодая, но себе на уме!» — А ты что, начальник цеха, на заводе себе никого не можешь найти? Или у вас там все девки кончились, а? Чего ты за неё уцепился? — она сыпала вопросами, а он молчал, слушал, пока не взорвался от этого пулемётного треска своей матери: — Отстань! Я сам знаю, кто мне нужен!

— Если б ты был ей нужен, она бы сама к тебе прибежала! А раз она от тебя бегает, забудь! Найди себе другую девчонку. Сходи вон в парк на танцы, там девок молодых полным-полно. Сейчас вон все танцуют буги-вуги, и ты танцуй, наверняка из цеха есть подруги, не майся дурью, брось её, забудь! Она тебе не пара, вот в чём суть! — учила сына мать, но быть всегда послушным он не собирался, уж тридцать лет, как слушал он её. Вот и сейчас смотрел Наталье в след, спустившись по ступеням, и, может, в этот лишь момент он понял: она ушла, и, возможно, навсегда! А, может есть ещё попытка? Ответа, к сожаленью, не нашёл, он вышел из подъезда и в кино пошёл. Как хорошо, ДК им. Лепсе был рядом, он поискал афишу взглядом, увидел — новое кино, он не смотрел пока его, и вдруг его окликнул женский голос, он обернулся и застыл: бухгалтер из расчётного отдела пытливо на него глядела: — Володя, ты в кино собрался? Составь компанию, сегодня я одна. Одной в кино ходить я не привыкла, девчонок нет, не хочется скучать, а ты, смотрю — один!

Он молча осмотрел её и лишь сказал: — Привет! — губами тихо улыбнулся, почти сквозь зубы произнёс: — Возможно ты права! Сегодня я один! — и тут он подумал, смотря на девчонку из бухгалтерии, которую, конечно, видел на работе часто, но особого значения не придавал. А тут, бывает же, он посмотрел на неё повнимательней и решил вдруг для себя — «Почему бы и нет!». Валентина была стройной упитанной девчонкой лет двадцати шести, точно не помнил, с простым лицом и уже поднадоевшей причёской, в просторечии прозванной «венчик мира» за уложенную в кружок косу на голове.

— А ты смотрела это кино? — и он махнул головой на афишу.

— Неа, — совсем по-девчоночьи ответила она и подхватила Владимира под руку. — Мороженым угостишь?

— Пойдём билеты купим в кассе для начала, — предложил Володя, и они вдвоём пошли за угол, где находились билетные кассы. Пока он ещё для себя не решил, нравится ему эта Валя или нет, но в кино сходить стоит, мороженое не проблема, можно выпить и вина, а после и в парк на танцы пойти. Может быть, мама и права, подумал он, с Валентиной будет проще найти общие слова…

Наталья вошла в квартиру, сняла туфли и тут услышала знакомую мелодию. Она заглянула в комнату. Мама сидела на диване и смотрела по телевизору фильм «Весна» с Любовью Орловой и Николаем Черкасовым в главных ролях. Орлова как раз пела песенку про весёлые ручьи. Увидев это, Наташа только и смогла произнести: — У них ещё весна, а у нас уже жаркое лето! Привет, мам! Отдыхаешь. А я думала, ты на дачу уехала, а ты дома сидишь!

— Тебя ждала, чтобы вместе поехать!

— А я сегодня не смогу! Мне ещё платье надо дошить, да и вечер у меня сегодня будет занят.

Мама от такого ответа даже бросила смотреть телевизор и уставилась на дочь: — А ты мне ничего не говорила про вечер. Я тебя ждала. Бабушка вечером обещала блинов напечь. И мне что теперь, на ночь глядя на дачу ехать?

— Мам, ну, в конце концов, мне не пятнадцать лет, могут у меня быть и свои личные дела, тем более в субботу. Я и так весь день в Москве проторчала в библиотеке. Я не отдыхала, сама понимаешь. Это всё по работе мне необходимо, — и она уселась на диван рядом с мамой, обняла её и, положив голову на плечо, улыбнулась: — Ты стала забывать, что я уже не маленькая девочка, мне двадцать три года, и у меня вполне может быть своя, личная жизнь… — и, посмотрев маме в глаза, дополнила, — которую кстати, надо устраивать!

Мама чуть отстранилась и даже немного удивлённо посмотрела ей в глаза: — Ты что, замуж собралась? И кто твой избранник? Володя со второго этажа?

— Кто? — нахмурив брови, теперь уже удивилась Наталья.

— Как кто, наш сосед со второго этажа, Володя! Мне кажется, он в тебя давно влюблён! Разве не так?

— Нет, мам, не так! За Володю я никогда замуж не выйду. Не мой типаж! В журналах мод и то ребята интересней.

— А тебе что, красавчик из журнала нужен?

— По крайней мере, там красивые ребята!

— Так это только на картинках, сама знаешь! — мама была непреклонна в этом вопросе, видно, порой забывая, какой сама была в молодости, хотя для своих сорока пяти лет она выглядела даже очень молодо и всегда модно одевалась. Постоянно посещала салон красоты, которые в последнее время стали появляться в парикмахерских, а голову всегда украшала модная стрижка. Поэтому Наталья маму никогда в жизни не видела растрёпанной и в неглаженом домашнем халате. Во-первых, работа в отделе главного конструктора обязывала, а во-вторых, именно с неё Наташа брала пример, как надо одеваться. Именно мама приучила её шить на машинке, однажды в детстве показав, как это надо делать. И Наташе это понравилось, тем более она смогла со временем сама себе шить обновы, иногда даже перешивая старые бабушкины платья, которые та уже в силу своего возраста не носила. Собственно, это и привело её к тому шагу, что она закончила после школы Московский текстильный институт и вот уже как год работала в ателье на Февральской напротив пятой школы. Она теперь сама и закройщица, и платья шьёт, а совсем недавно, как девушку с высшим образованием, и как самого лучшего в городе художника-модельера назначили заместителем заведующей ателье. И это в 23 года. Не всем выпадает такая удача! Наталья Викторовна Чижова, так официально её называли на работе в ателье, это прекрасно понимала, что делается всё с дальним прицелом, чтобы через год, максимум два её назначить полноценной заведующей ателье. Оно и понятно, за это время опыт она наберёт, а вот такого образования у нынешней заведующей нет. Хотя у неё и прекрасные отношения с Тамарой Леонидовной, но та тоже прекрасно понимала, что век её в качестве заведующей не вечен и на пенсию всё равно придётся когда-то уйти, тем более, что ей уже шёл пятьдесят восьмой год. И поэтому она заранее готовила себе замену, благо видела, что Наташа даже не пытается её подсиживать, а спокойно работает, отлично шьёт и имеет кучу своих уже постоянных клиентов. Это и для ателье хорошо, тут тебе и план выполняется, и претензий ни у кого нет; за модой следит, что в последнее время даже стало как-то актуально, то ли действительно времена изменились, и женщины стали больше уделять внимания себе, то ли реально стали отвыкать от войны и думать о мирной жизни и как выглядеть красиво. Недаром к ней стали выстраиваться в очередь и девушки и женщины, чтобы пошить себе новое платье. Мало того, что она частенько ездила в библиотеку, чтобы там посмотреть новые журналы мод, так ещё и тётя у неё жила в Риге, и та присылала ей самые свежие журналы, тем более что в это время в конце пятидесятых годов в стране сразу стали выпускать свои журналы мод и в Москве, и в Ленинграде, а также в Риге, Таллине и Вильнюсе. Поэтому Наташа не ленилась, всё изучала, и в работе это всё было ей нужно, просто необходимо. Да и социалистическое соревнование пока никто не отменял, и переходное Красное Знамя победителя социалистической потребкооперации им постоянно вручали, и саму её периодически отмечали не только почётными грамотами, но и денежными премиями. Поэтому и дома у них был полный достаток — трёхкомнатная квартира, дача, мама хорошо зарабатывает, папа занимается наукой и весной на всё лето уезжает в командировку на Север. Присылает им деньги. В квартире есть всё: и новый телевизор «Рекорд-Б», и радиола с пластинками, на кухне стоит новенький холодильник «ЗиС-Москва». Проблем с питанием нет, покупается всё, что душе угодно, благо и в магазинах всё есть — от чёрной икры, которую при тебе наложат в банку до свежей осетрины, ну разве что бананы и мандарины бывают только к Новому году, и то в последнее время и бананы стали чаще появляться в магазинах. Хорошие вина и коньяки тоже свободно продавались. Был большой выбор папирос и сигарет, а многие парни даже повадились курить модные тогда сигары, которых выпускалось великое множество, и в городе часто можно было среди разных плакатов увидеть и рекламу каких-нибудь «Капитанских» сигар. Многие девушки любили курить дамские тонкие сигареты «Дюшес», но Наталья не любила запах табака и потому никогда даже не пробовала курить, хотя мальчишки и предлагали ей попробовать, когда они подростками бегали на Пахру купаться и прыгать с «тарзанки», но ей это было совсем не интересно.

И, конечно, она вспоминала, как в детстве её все мальчишки, да и девчонки в классе звали просто, сокращая её фамилию с Чижовой на «Чижик». Мальчишки во дворе часто кричали ей: — «Чижик, пошли купаться на „тарзанку“?» И весёлой ватагой убегали на Пахру, пропадали там до самого вечера. И никто ведь не искал! Вот жизнь раздольная была. Но юность пролетела очень быстро, и она сама не заметила, как стала взрослой девушкой, и мама стала частенько расспрашивать, как у неё дела на любовном фронте, на что Наталья лишь отнекивалась да смеялась, что, дескать, жених для неё пока не созрел. Как созреет, так обязательно покажет. «А сама она созрела?» — задавала она этот вопрос сама себе, и порой доходило до смешного… — задумывалась Наташа над таким непростым и своеобразным вопросом, который так часто стал возникать в её жизни. «Не помню, кто мне сказал, но сказал, кажется, верные слова: не стоит об этом думать специально! А я и не думаю. Время придёт, и само всё появится! Значит, ещё не пришло моё время!» — Наташа улыбнулась и сама себе подмигнула, глядя в зеркало: «А может, и пришло!» — и, осмотрев себя со всех сторон, добавила: — Я сегодня на свиданье пойду в новом платье!

Тётя Света накормила Сергея от души, и теперь они сидели за столом и продолжали длинный разговор, который у них случился в этот радостный день приезда её племянника.

— Вкусная наливочка! Крепкая! Я даже не ожидал. — Сергей продолжал закусывать, чтобы только быстро не хмелеть. Картошечка с укропчиком, грибочки, мочёные помидоры и, конечно, маленькие и такие хрустящие огурчики-корнишоны, от которых он просто сходил с ума. Всё так, домашний стол всегда отличался от любого ресторанного, каким бы прекрасным он ни был. Он с любовью смотрел на свою любимую тётушку, которую так давно не видел, отправляя в рот маринованные грибы.

— Кушай, кушай, не стесняйся! Здесь ты как дома. А если захочешь, я, конечно, могу поговорить с Ириной… — она не успела закончить фразу, как её остановил племянник.

— Не стоит, тёть Свет! Не стоит. Слишком разные мы стали за эти годы, это ещё с армейской службы началось, когда я там стал учиться на шофёра. Она так этого не хотела, словно я собирался всю свою жизнь работать на машине.

— Ну и что? Даже если бы это было и так, что здесь такого? Нормальная специальность для мужика, и заработок хороший.

— Ну да, если учитывать, что ещё больше её расстроил мой выбор специальности и учёба в текстильном. Был бы жив отец, он меня, конечно, поддержал бы. — Он хмыкнул и покачал головой: — Немужская профессия. И шофёром плохо, и это для неё ни то, ни сё. В общем, пусть живёт как хочет, а я буду строить свою судьбу самостоятельно.

Он немного помолчал и лишь потом добавил: — Ладно, не будем о грустном. Войну мы ещё долго все будем помнить.

— Это уж точно. Я особенно, — словно подвела итог тётя Света. — Сколько лет прошло после войны, жили не тужили, где только ни побывали с моим Петей на машине: и наше Подмосковье всё изъездили, и в Тулу, и в Коломну мотались, даже Золотые ворота Владимира посмотрели, а в Угличе он мне шикарный подарок сделал, золотые часики купил, — и она с любовью посмотрела на своё запястье. — Вот. А потом в Ростов Великий съездили, и в Ярославль, даже на Плещеево озеро заглянули, чтобы и посмотреть, и искупаться. Это было так здорово!

— На машине? И что, всего за один отпуск столько объехали? — удивился Сергей. — И кто вас возил? На такси столько не объедешь, да ещё и за один отпуск.

— Да не за один, конечно. Мы так несколько лет катались. Отдыхали и смотрели все красоты. Старина очень впечатляет. А Петя сам водил, на войне научился, а потом очень хотел купить машину. Вот и купил «Москвич». Всё хотел машину с открытым верхом, чтобы летом было нежарко ездить. Он в Москве у кого-то впервые такую увидел, так прямо загорелся себе купить. Грезил ей. Стал деньги собирать. Благо зарабатывали мы хорошо. А машина, сам понимаешь, как признак хорошего тона. В Москве даже очередь стала образовываться на покупку. Мы иногда туда на Бакунинскую улицу в автомагазин ездили смотрели, но там таких не было. Это сразу после войны, когда они только появились в продаже, почти никто не стремился покупать, потому что гаражей не было, и где её держать? На улице под окном? Сейчас по-другому на это стали смотреть. Всё-таки время лечит. Вот Петя и решил. Многие стали покупать после войны себе машины. Конечно «Победа» подороже стоила, но нам и этой за глаза хватало. И вот в пятьдесят третьем как-то поехал он по работе в командировку в Сухуми и увидел там в магазине такой «Москвич». Здесь они не продавались, в основном только в южных республиках и на Кавказе, ибо зимой в нём, конечно, было бы холодно кататься, а вот летом — самое оно. А там они свободно продавались. Когда деньги есть — почему бы и не купить? Раз с детьми не сложилось, надо же их куда-то тратить? Что их без толку хранить. Дом у нас и так уже был, сам знаешь. Родить я, конечно, очень хотела, и Петя очень этого ждал. Но не сложилось. До войны: то учёба, то дом строили, потом началась война, и нас всех, и замужних и не замужних девчонок, каждый день гоняли на лесозаготовки пешком за несколько километров от города, а там ещё надо было напилить несколько кубометров дров, да так каждый день и зимой, и летом. Пару раз даже в госпиталь попадала то с переохлаждением, то с недоеданием, а после войны как-то не получилось. Видно, это всё на мой организм подействовало, а потом и просто поздно уже стало, хотя вроде и нестарая ещё была… Да ладно, что об этом говорить, короче, ну вот он и попросил, чтобы я перевела ему деньги телеграфом, — она посмотрела Сергею в глаза, — ты представляешь, туда перевести восемь тысяч рублей, — она даже взмахнула руками, словно вспоминая всё это. — Ну что делать?! Он захотел, я и перевела. Так представляешь, он сам оттуда на ней и приехал домой! Оттуда! Нет, ты представляешь Серёж, из Сухуми домой на машине! Да тут все соседи с ума посходили! — Она улыбнулась, может быть, впервые за прошедшие годы вспоминая всё то время, что они прожили вместе со своим любимым Петей, и Сергею стало тепло на душе. Он всё понял.

— Хорошо, что у нас сарай большой, было куда её ставить. Короче, он в сарае для неё гараж устроил.

— Так у вас в сарае машина стоит? — удивился уже Сергей, — «Москвич-кабриолет»? Ничего себе! И она что, на ходу?

— На ходу или нет, я не знаю, после того как Петя умер, я в неё не садилась. Я же не умею водить, да и прав у меня нет. И вообще, это не моё — водить машину. Так и стоит в сарае, пылится.

— Так это же здорово, тёть Свет! Я её приведу в порядок. А посмотреть-то можно? — и он с надеждой взглянул на тётю.

— Конечно! Почему нельзя. Пойдём, я тебе её покажу, — и она тут же встала из-за стола.

Когда Светлана открыла дверь в сарай и включила там свет, то мощная лампочка под потолком осветила не только само помещение, переделанное под гараж, но и машину, покрытую тонким брезентом с налётом пыли. Сергей посмотрел оценивающим взглядом: чего здесь только не было — и разные запчасти, и даже запасные колёса, верстак с тисками, и тут он увидел лежащий на столе карбюратор, он взял его, повертел в руках и, положив его снова на верстак, повернулся.

— Я сниму брезент? — спросил он тётю.

— О чём ты говоришь, Серёж, конечно, снимай!

Осмотрев машину, он медленно, чтобы не пылить, стянул с неё брезент, отложил его в сторону, в угол сарая. И перед ним предстал кофейного цвета «Москвич-400-420» — кабриолет с брезентовой крышей, слегка запылёнными стёклами и хромированными колпаками на колёсах.

— Какой красавец! Я представляю, как вы летом на нём катались с открытым верхом! Потрясающе! А завести его можно?

— Сейчас не получится.

— Почему?

— Ты карбюратор в руках держал. Да и всё-таки он два года без движения тут простоял, я думаю, его проверить надо, а может, и отремонтировать, чтобы он снова ездить стал, — и она протянула ему ключи от машины. — Это хорошо, что ты в них разбираешься. А то я уже думала, что придётся его продавать. Мне-то одной он зачем? Без своего Пети я ни за что не села бы за руль.

— Прости, тёть Свет, а что всё-таки случилось?

— Осколок был у него с войны под сердцем. И ведь не тревожил. Он уже и почти забыл про него. А тут стал ремонтом заниматься, взялся ключом откручивать карбюратор, чтобы промыть его да заодно свечи зажигания проверить и промыть, если что, наклонился и, видно, неудачно. Я в саду была и не сразу услышала, как он охнул. Окликнула его, а он молчит. Я в сарай. Как зашла, так сама от неожиданности охнула и застыла в проёме двери. Сразу всё поняла.

Тётя Света стояла, смотрела молча на машину, потом провела рукой по капоту и тихо добавила: — Так вот одна и осталась. И сына не родила, и мужа потеряла. Хорошо, вот ты ко мне приехал! Всё легче, чем одной.

Сергей подошёл к любимой тёте, обнял её и тихо прошептал: — Всё у нас будет хорошо! Я машину отремонтирую, и мы ещё покатаемся вместе!

Тётя Света слегка улыбнулась. Наконец-то в её доме появился мужчина. Молодой и красивый, а главное — любимый племянник. И ей стало намного легче жить и дышать.

Глава 4. Как становятся друзьями, или Театр начинается с бокса

Как и почему ребята вдруг становятся друзьями? Если им задать этот вопрос после определённого времени знакомства, то боюсь, что они и сами не смогут на него ответить: а, действительно, почему? Случайная встреча двух парней, наличие общих интересов, взглядов, решение каких-либо проблем, всё это порой незаметно объединяет людей в микроколлектив союзников. И если их и в дальнейшем ничего не провоцирует на разрыв отношений, то они очень долго, если не всю оставшуюся жизнь, будут идти вместе рука об руку. Как пишут в книгах — крепкая мужская дружба. Вот и Сашку с Лёшкой свела, как говорят, однажды судьба. И была та судьба молодой девчонкой на танцах, с которой Сашка стал танцевать. Собственный рост в метр семьдесят с небольшим его вполне устраивал, а крепкие рабочие руки никогда не подводили и крепко держали девушку за талию. Его светлые волосы, голубые глаза и добрая улыбка редко кому могли не понравиться. Как говорят в таких случаях, традиционное русское лицо молодого парня. Тем более он не любил грустить и всегда пытался шутить. Но что-то еще было в нём такое, что притягивало к нему как парней, так и девушек. Он умел дружить и ценил дружбу и верность дружбе. А это всегда все уважали и ценили в парне. Но сам Сашка не любил этим ни бравировать, ни злоупотреблять. После службы в армии он заметно повзрослел и возмужал, да и сама работа не позволяла ему расслабляться. Старался держать себя в тонусе, хотя никогда особо спортом не занимался: считал, что ему и так хватает спорта на работе, главное, чтобы не только руки умели молоток в руках держать, но и голова тоже думать должна, недаром от неё в итоге зависит, кем ты будешь в этой жизни. Поэтому Сашка ещё не до конца решил, кем же он хочет быть. Но одно он знал точно — девушка у него должна быть. Может быть, не самая красивая в городе, но симпатичная однозначно. На другое он был не согласен. И тут на танцах в парке он встретил её, такую же смешливую, как и он сам, заговорил с ней в танце и вдруг понял, что ему с ней необыкновенно легко и тепло. Именно тепло. От неё веяло не прохладой, не холодом Снежной королевы, он слава богу на таких насмотрелся за свои неполные двадцать шесть лет, а лёгким и приятным теплом человека, девушки, с которой ему захотелось не просто потанцевать в парке, но и проводить домой. Она сама была такая вся воздушная, лёгкая, непринуждённая и в то же время где-то даже серьёзная. Как он это понял, он и сам догадаться не мог, но каким-то шестым чувством осознал, что это его девушка, и он её никому уже не отдаст. Для него это было впервые, даже сердце как-то стало биться чаще, чего давно, уж точно не было. Он смотрел на неё и не мог отвести глаза. И Тоня тоже это почувствовала. Она рассматривала этого парня и вдруг неожиданно для себя стала что-то про себя рассуждать. О, это были какие-то совсем для неё непривычные мысли: она никогда раньше до этого не опускалась — подумаешь, парень на танцах просто вгрызается в её глаза, рассматривает её лицо, и чувствовала она, что и глаза его не только бегали по лицу, но уж точно мысленно пробежали по всей её стройной фигуре в тонком платье из крепдешина, задержались на ложбинке между двух грудей. А почему бы и нет? В конце концов она молодая девушка, недурна собой и вполне имеет право нравиться парням. Подружки у неё и так есть, ещё со школы, а вот парня, который бы ей нравился по-настоящему, у неё пока не было. Да, она одевалась очень скромно, особой модницей не была, хотя уже и понимала, что с юношеской застенчивостью во взрослой жизни пора и заканчивать, иначе так и старой девой недолго остаться. Хотя… для своих двадцати трёх лет она ещё так и не определилась до конца, стать ей актрисой и покинуть родной дом, правда, для этого ещё надо поступить в театральный, или во ВГИК, чтобы потом сниматься в кино, как, к примеру, Людмила Гурченко, которая для неё уже успела стать кумиром после просто грандиозной комедии «Карнавальная ночь», где она так замечательно пела про пять минут. Тоня и танцевать любила и потому с удовольствием ещё со школьной скамьи ходила в театральный коллектив в ДК им. Лепсе, что был рядом со школой. Они с Наташкой несколько лет занимались. Вот только Наталья потом в текстильный институт поступила и после окончания стала работать в ателье, а она провалилась и пошла работать на завод. И всё равно она ещё мечтала поступить в театральный или другой какой, но это её уже тянуло. А может, это и есть её судьба, думала она иногда, отправляясь в очередной раз на репетицию в коллектив, где было много интересных друзей и подруг, но вот такого парня, в которого бы ей захотелось влюбиться, там пока не было. А тут вдруг на танцах встретился он, весь такой озорной, и видно, что не зануда по жизни, благо, что терпеть она таких не могла, да и не хотела. И был-то он всего на полголовы выше её, но его крепкие руки так прихватили её за талию, что она и думать о другом как-то вдруг перестала и устремила свой взгляд на него, улыбалась, а сама рассматривала его, словно со всех сторон. И Сашка это понял. Девушка ему понравилась, вот только, видимо, кому-то не понравился он сам, из-за слишком пристального к ней внимания. И за танцевальной оградой сразу нарисовалась компания из трёх человек, которая решила проучить наглеца, решившего проводить эту самую девушку вечером до самого дома. И, как бывает в таких случаях, поводом придраться стали спички с сигаретой, чего в карманах куртки Сашки не водилось отродясь. Он просто не курил, вот и всё. Антонина закричала на ребят, когда один из них так ударил Сашку, что тот сразу кубарем улетел на газон, так и не успев дать сдачи своему обидчику. И тут, словно из ниоткуда появился высокий парень в белой фуражке с крабом и с размаху так врезал незадачливому обидчику, что тот аналогично улетел на землю, проскользив по траве. Двое остальных попытались вместе наброситься на парня, но, получив по зубам прямо-таки боксёрским апперкотом только смогли охнуть и схватиться за свои подбородки. Они тут же, подхватив своего упавшего товарища, рванули от неизвестного в темноту улицы, лишь крикнув на ходу: «Ещё раз с ней увидим, пеняй на себя!» и троица молодых балбесов улетучилась в темноте.

Тоня склонилась над Сашей, пытаясь привести его в чувство. Парень тоже стал помогать. Вдвоём они подняли молодого человека на ноги. Тоня стала отряхивать одежду Саши, а тот лишь стоял и слегка покачивался из стороны в сторону.

— Да, сильно он тебе вмазал. Жив? Голова не болит?

— Да вроде нет. — Он поднял голову и в полумраке вечера попытался рассмотреть своего спасителя. — Спасибо тебе! Меня Сашкой зовут, а тебя? Давай знакомиться, — и он попытался улыбнуться, но скула ещё болела от удара, и протянул спасителю правую руку.

— А меня Алексей! Рад знакомству! — и он в ответ протянул свою.

Они пожали друг другу руки. Улыбнулись.

— А ты моряк? — сразу спросил Саша, подняв свой взгляд на краба, что украшал форменную фуражку.

— Почти, — усмехнулся Алексей, — помощник капитана теплохода «Виктор Талалихин».

— Это катер, что у нас по Пахре людей катает до Дубровиц?

— Ну, да. Вообще-то он теплоход, хотя вот и ты его катером назвал… — он помолчал, а потом добавил для ясности, — в Москве такие называют вообще речными трамвайчиками, но я не обижаюсь. Мне нравится по реке ходить.

Тут молчавшая до поры Антонина вдруг сказала: — А я вас узнала, мы как-то с подругой на вашем теплоходике катались по реке. Очень даже мило было, и вы, кажется, на гитаре играли, — она благодарными глазами смотрела на Алексея, а он в ответ пытался отшутиться и лишь сразу попросил: — Ребята, у меня к вам будет только одна просьба, — услышав это, Саша с Тоней словно по команде уставились на Лёшу, а он продолжал:

— Давайте не будем на «вы», а будем на «ты» общаться? Вы не против?

— Мы, не против! — хором ответили Саша с Тоней, и все засмеялись.

— Будем дружить?! — и Алексей снова протянул руку. Саша с удовольствием её пожал, и тут Тоня своей рукой накрыла их руки и дополнила, весело улыбаясь, словно и никакой драки уже и не было пять минут назад: — Как три мушкетёра! Один за всех — и все за одного!

Так они стали друзьями.

После той встречи, которая переросла в крепкую дружбу, прошло несколько недель. Этим вечером Саша с Лёшей договорились встретиться после работы, чтобы погулять, сходить на танцы, тем более что у Саши был какой-то вопрос к Алексею, но какой именно, он об этом не говорил, предупредил только, что Антонины с ними сегодня не будет. Лёша не стал ничего выпытывать у друга. Втроём хорошо, но только Антонина всё же больше уже склонялась к Саше в своей привязанности, и Лёша это уже начинал чувствовать. Он пока не был третьим лишним, но скоро мог им стать, хотя Антонина ему тоже нравилась, но он как-то не решался её отбить у своего нового друга. И вдруг Сашка захотел его о чём-то попросить? Странно, о чём это он? Но молчал, и Лёша понял, что Саша искал какой-то повод. И Алексей для себя решил: захочет, сам скажет.

Они шли по улице и ели мороженое. Рабочий день позади. Сашка уже успел забежать домой и переодеться после смены на заводе, а Алексей как сошел с теплохода «Талалихин» в своей форменной фуражке с крабом, так домой не поехал, а встретился с Сашкой, с которым они уже давно подружились, и расставаться им не хотелось. Медленно бродили теплым майским вечером и думали, чем бы им заняться: то ли в кино пойти, то ли чуть позже снова в парк на танцы знакомиться с девушками. А девушек Лёшка любил, как мороженое — лизнёшь, и благодать! Но тут его лирические мысли прервал голос друга, он аж вздрогнул и чуть не подавился сливочным кусочком.

— Лёшка!

— Чего? — откликнулся Алексей на возглас друга.

— Слушай, ты говорил, что знаешь тренера по боксу.

— Ну знаю. В ДК им. Лепсе, а тебе зачем?

— Хочу драться научиться.

— Ну, бокс, это не драка, пойми. Там свои правила, и просто так в жизни, боксёры не дерутся, — Лёшка был удивлён этому вопросу друга. И что на тебя нашло? Зачем тебе бокс? Кому рожу начистить захотел?

И он продолжал с удовольствием облизывать сливочное мороженое, держа пальцами за хрустящие вафли.

— Да так, просто хочу чувствовать себя защищённым в некоторых ситуациях, понимаешь меня? — и он вопрошающим взглядом уставился на друга, ища в нём поддержки.

— Это, чтобы Тоню защищать от хулиганов? — чуть усмехнулся Леша, но, увидев решительный взгляд друга, смеяться передумал.

— Ну, хотя бы, а что, не имею права?

— Сань, ты перестань ерепениться, я всё понимаю. Ну хочешь, так хочешь, я не против. Только если тебе там нос разобьют, я в этом не виноват, ты уж прости меня. Договорились?

— Да, договорились. Пошли!

Когда Сашка приоткрыл тяжелую дверь и заглянул в спортзал, то увидел много ребят-спортсменов, которые тренировались в паре друг с другом, в боксе это называлось — спаркой. Один атаковал, другой защищался и наоборот, так ребята отрабатывали удары, и только двое находились в центре ринга за канатами, и рядом с ними был судья-рефери, а недалеко на скамейке сидел тренер и наблюдал за ребятами на ринге. Сашка сделал несколько шагов и замер, наблюдая за спортсменами. Следом за ним в зал вошел и Лёшка, которого Сашка затащил за собой, ибо один он стеснялся идти в боксёрскую секцию. Лёшка посмотрел на эти танцующие пары в боксёрских перчатках и, увидев на скамейке тренера, направился сразу к нему. Среди шума и постоянных ударов боксёров Лёшкиных шагов тренер не услышал и был немного удивлён, когда прямо перед собой увидел знакомого помощника капитана с катера «Талалихин», высокого и красивого, а потом и стоявшего за ним молодого парня в клетчатой рубашке, ниже его ростом и немного смущенного своим появлением в секции бокса. Виктор Петрович это сразу почувствовал и только удовлетворённо сказал, потирая руки: — Кого я вижу, Лёша! Какими судьбами? Ты здесь чего забыл? Это вроде не твоя епархия, — и, протянув свою мозолистую правую руку, поздоровался с Лёшей.

— Да вот, с другом зашли в твои пенаты. Полюбоваться на твоих орлов! Против не будешь?

— Для тебя, всегда пожалуйста! Не уж-то сам решил заняться боксом? А что, у тебя рост позволяет! И фигура подходящая, — он похлопал Лёшу по плечу и осмотрел его с головы до ног. Ну ка, встань в стойку, я посмотрю на тебя со стороны, — тренер ходил вокруг него и обдумывал, как лучше использовать такого новичка, но тут вдруг Алексей, словно отстранился в сторону и, показывая рукой на своего товарища, произнёс: — Что вы, Виктор Петрович, я совсем не по этому вопросу.

— Не понял? — удивился тот и остановился, внимательно посмотрев на Алексея.

— Я вот друга привёл, Александром звать, — Лёша взял друга за плечи и придвинул его к тренеру. Сашка послушно сделал пару шагов в сторону тренера и замер. Тот был крепким мужчиной, лет пятидесяти, коренастым, с короткой стрижкой на голове, в просторечии названной «ёжиком», тем более сам ещё до войны занимался боксом, был чемпионом города и потому сейчас спокойно так осмотрел маленького парня удивлённым взглядом и снова посмотрел на Лёшу, а тот, словно ничего не заметив, продолжал:

— Вот он как раз хочет попробовать себя в этом виде спорта, а то ему явно решительности не хватает в определённых ситуациях. Так что, сами понимаете, вам и карты в руки, чтобы проверить его, так сказать, годится он стать боксёром или нет. Поможете? — и вопросительно взглянул на Виктора Петровича, ожидая от него хоть какого-то ответа. Тот посмотрел на Сашу, взял его рукой за подбородок, повертел то в одну, то в другую сторону и сказал: — Сделай вот так, стань в стойку, — и показал ему, как надо было встать и занять боксёрскую позицию. Саша повторил и встал так же, держа кулаки перед лицом.

— Хочешь себя попробовать, да? — решительно спросил тренер и ткнул своей рукой в его кулак.

— Хочу! А можно?

— На ринг рвёшься? А не боишься?

— Когда-то надо начинать! — у Сашки появилась какая-то молодецкая удаль и уверенность в себе.

Тренер даже немного удивился, но не придал решающего значения его словам и, словно поддержав его, добавил: — Ну что ж, давай попробуем! Лиха беда начала. Одевай перчатки и на ринг. Пару ударов я тебе покажу, а там посмотрим, на что ты годишься, — Виктор Петрович улыбнулся такому напору парня и потер пальцами свой большой нос. — Паша, дай свои перчатки на время молодому человеку, — обратился он к одному из бойцов, который бился в спарке со своим партнером у самого ринга.

Ребята остановились, услышав призыв тренера, и молодой человек, подойдя к стоящим, стал стягивать с себя перчатки, протянув одну руку тренеру, чтобы тот помог развязать шнуровку, иначе перчатку было не снять. Саша смотрел на эти действия зачарованными глазами, ему уже виделись победные бои и поднятая вверх рефери его рука. Боксёр подошел к Александру и стал помогать одевать ему перчатки. И уже через минуту Сашка стоял посреди ринга, и Виктор Петрович показывал ему, как правильно надо бить и как защищаться в бою. Сашка утвердительно кивал головой, и чувствовалось, как он рвался в бой, доказать свою смелость, которой ему так подчас не хватало в критических ситуациях. В напарники тренер поставил опытного бойца, попросив его не сильно боксировать, ибо молодой человек только пришёл в секцию, а всего лишь устроить ему показательный бой. Парень махнул в знак согласия головой и занял позицию. Виктор Петрович выполнял роль рефери. Сашка был готов сражаться на равных.

— Готовы? — обратился тренер к бойцам, и те только утвердительно махнули головами. Все ребята, что присутствовали в зале, оставили свои поединки и стали наблюдать за новичком.

— Бой! — громко сказал тренер и отскочил в сторону. Сашка сразу ринулся в бой на своего соперника, махая кулаками в перчатках и лупя чуть ли не со всей силы по перчаткам своего соперника. Боец спокойно отбивал плоские удары, которые ему не грозили никакой опасностью, и легко стал наносить ответные удары, которые не доходили до груди молодого парня, а застревали в тех же перчатках. Сашка чувствовал, что напарник не хочет с ним бороться в полную силу, и пошёл вперёд, нанося много ударов подряд, но парень отскочил в сторону, и Сашка словно провалился вперёд, вдруг получив снизу резкий удар в лицо. Перчатка соперника просвистела вскользь его перчаток, и он только успел понять, что его по голове что-то резко ударило, и впал словно в забытьё, а наблюдавшие за боем только и успели увидеть, как боец нанёс Сашке быстрый нокаутирующий удар снизу, и парень словно подкошенный, по какой-то дуге, пролетел по воздуху и рухнул на ринг, потеряв сознание. Лёшка метнулся к рингу, стараясь помочь другу, но ребята его остановили. Виктор Петрович резко бросился к парню и отогнал бойца в сторону.

— Ты с ума сошел, так его бить? — он крикнул парню, но тот от растерянности сам стоял словно не свой и не сводил удивлённого взгляда с лежащего на ринге парня. Схватив с каната мокрое полотенце, Виктор Петрович стал обтирать лицо Сашки и махать им, как веером, пытаясь привести его в сознание. Лёшка, всё же оттолкнув ребят, быстро забрался на ринг и наклонился над другом: — Сашка, ты живой? Ну ты даешь, парень, — и он посмотрел на бойца немигающим взглядом, но без злости, понимая, что тот видно сам этого не ожидал, — он же первый раз в жизни боксёрские перчатки одел, а ты ему так врезал.

— Да я не нарочно! Он сам полез, махая, а я по инерции ударил снизу. Удар то был вроде не сильный! — парень стоял и потирал перчаткой свой нос, который явно чесался, после такого короткого боя.

— Ситуация, как у меня в тридцать девятом на первенстве города, — начал издалека Виктор Петрович, смотря на лежащего Сашку. Лёшка его пытался потормошить, но тот вдруг приоткрыл глаза и увидел перед собой друга, что склонился над ним.

— Ну, наконец-то, — вздохнул Алексей и похлопал Сашку по щеке. — Раз глаза открыл, то будет жить! Встать сможешь, или тебе помощь медиков нужна?

— Руку дай! — тихо произнёс Сашка и попытался улыбнуться. — Кажется, я потерял сознание?

— Ага, после катапульты! Летел так красиво, хоть в кино снимай! — Лёшка явно ёрничал, чтобы хоть как-то смягчить атмосферу после такого удара, которого он явно не ожидал, придя в спортзал, чтобы проверить себя. Проверил.

— Сорок пять секунд, словно тот бой у меня сейчас перед глазами пролетел, — стал вспоминать Виктор Петрович. — Тогда народу собралось, море просто, все ждали финальный поединок. Как-никак первенство города! Красивого боя ждали, вы понимаете, ребята! А у меня тогда точно такая же ситуация сложилась, вот как сейчас, тоже рванулся на меня, ну я снизу и врезал. Слышал только свист перчатки по коже и удар, и всё! Даже не поверите, всего сорок пять секунд боя, и всё! Всё! Я его нокаутом уложил на ринг. Мне потом все говорили, что соперник, словно в замедленной киносъёмке, летел медленно на ринг. Потом только грохот упавшего тела, а я так же стоял как вкопанный и молчал! Зрители в зале просто взревели от дикого восторга! Некоторые, конечно, негодовали, ну ещё бы, пришли на финальный бой, а тут, на тебе, каких-то сорок пять секунд, и всё — бой закончился! Никто тогда не ожидал, что так получится, ни я сам, ни мой соперник. Ведь так хотелось посмотреть, но вы знаете, что именно нокаут спас мне жизнь в одном бою, — он немного помолчал, словно дух переводил, и продолжил, — только этот бой был во время войны. И тут все притихли. Сашка стоял на ногах словно пьяный и всё потирал разбитый нос и виски, чтобы боль быстрее прошла, но также слушал тренера, как и все ребята. Они уже сплотились вокруг Петровича и внимательно слушали его историю, которую он раньше никогда не рассказывал.

— Это как это, во время войны? — удивился Алексей, не понимая ещё что подразумевал под этим словом тренер, его старый знакомый, с которым он однажды подружился во время прогулки на катере, когда тот сидел один на скамейке и что-то вспоминал, смотря в одну точку, как показалось тогда Алексею.

— Это было во время рукопашной атаки подо Ржевом. Мясорубка там страшная была. В одном бою мы то наступали, то откатывались назад и вот уже под вечер, когда казалось, ничего не получится, плюнув на всё, рванули к немецким окопам, типа погибать, так с музыкой, орали что есть мочи, и тут выскочил прямо на меня один немец с карабином на перевес, и я только успел винтовкой отбить его карабин в сторону, да так, что моя винтовка улетела в другую сторону, так что мы даже не успели выстрелить. И тогда я по инерции, практически автоматически так врезал ему снизу в челюсть, что у немца, видно, сразу потемнело в глазах, и глухая безлунная ночь опустилась над ним, так что он, словно мешок с картошкой, полетел на землю, в полёте лишь успев как-то непонятно хрюкнуть и замолкнуть на очень длительное время, до тех пор, пока его не подобрала после боя похоронная команда наших, увидев, что унтер не покойник, а раз кряхтит — значит, живой!

Виктор Петрович закончил свой необычный рассказ. И тут все ребята зааплодировали своему тренеру, ставшему в один миг ещё и военным героем для них.

— Ну, Саша, пришёл в себя? — он потряс парня за плечо, смотря ему в глаза. Ты только не обижайся за этот удар, хорошо. Он же не нарочно! Ничего, шрамы украшают мужчин! — и похлопал его по плечу. Ничего, до свадьбы заживёт!

И все ребята по-дружески засмеялись. — Бывает! — только и сказал виновник «торжества», протягивая Сашке свою мускулистую руку уже без перчатки.

— Ну как, будешь у нас заниматься? — Виктор Петрович усмехнулся, смотря на Сашу, но тот сделал какое-то непонятное движение головой и тихо произнёс:

— Я подумаю! Спасибо! — он продолжал чесать свой нос и щёку, которая ещё горела после такого мощного удара.

— Я думаю, на сегодня хватит, — попробовал поддержать его Лёшка и, взяв друга за плечи, повел его на выход из зала, обернувшись, он сказал тренеру:

— Всё будет хорошо, Виктор Петрович! Спасибо вам!

Тот лишь в ответ кивнул головой и слегка улыбнулся, глядя им вслед.

— Не, я лучше в театральную студию пойду. «Там, хоть по морде бить не будут!», — сказал Сашка, не смотря Лёшке в глаза, и стал снова потирать фингал под глазом. — Сильный? — только и смог он спросить друга.

— Во! — Лёшка показал большой палец, подняв его вверх, — То, что надо! Его как раз там тебе и загримируют. Будешь огурчиком хрустящим, а не малосольным, — и вдруг рассмеялся от души.

Сашка только ехидно сам себе усмехнулся и поплелся по коридору. Лёшка обхватил его за плечи и пошел рядом с ним. Друзья всегда идут по жизни вместе, так уготовано судьбой!

И пошли они через служебный вход на второй этаж, где располагалась театральная студия: ну не бросать же друга, решил Лёшка, раз такой случай подвернулся, тем более он сам и на гитаре играл и пел, да и танцевать любил, а вдруг и это там пригодится? Сашка хочет, а я чем хуже? Чем чёрт не шутит — а может, во мне артист пропадает… — ухмыльнулся он, критически относясь к своим талантам. Ну не отступать же? Играть, так уж играть до конца, тем более, всем девчонкам нравится, как он играет и поёт под гитару. Кто там сказал, что искусство требует жертв? Это неважно. Вот и я так думаю, с Сашкой нам будет проще. И Лёшка решительным шагом подошёл к тяжёлой двери, распахнул её, и они оказались, как говорят в таких случаях, на пороге храма искусств — театральной студии оперетты: «Вот только водевиля в мой жизни не хватало!» — в глубине большого зала, где располагалась студия оперетты, среди других участников Алексей увидел Антонину. «Театр начинается!» — не успел он подумать, как за спиной захлопнулась тяжёлая дверь.