Можно говорить, по крайней мере, о двух проявлениях этой рефлексивности в практике городских историков. Первое из них связано с «пространственным поворотом» и вниманием к локальному контексту. Фокусом интереса для историка становится переживание города как места, воплощение этого переживания в повседневном опыте и фиксирующих его текстах и артефактах, присутствие городской мифологии в обыденной жизни людей. В более широкой перспективе предметом исследования становится формирование идентичности горожан, его связь с национальными, имперскими и космополитическими контекстами. Второй аспект этой рефлексивности связан с интересом к теме памяти.
Понятие „собственная логика города“ подчеркивает и своеобразие развития конкретного города, и вытекающую из этого развития творческую силу, с которой он структурирует практику. Это понятие подчеркивает устойчивые диспозиции, которые связаны с социальностью и материальностью городов» [70].
Полемизируя с идеями представителей новой городской социологии от Д. Харви и М. Кастельса до С. Сассен, авторы этой концепции предлагают отказаться от упомянутого выше представления о городе как арене социальных процессов, а также от презумпции существования общих моделей урбанизации [69] и обратиться к анализу конкретных городских контекстов и того, каким образом они детерминируют и материализуют специфику поведения и восприятия их жителей.