«Я не могу видеть чистого пера без того, чтобы не испытывать желания немедленно окунуть его в чернила», — честно признавалась Екатерина II в своих мемуарах, которые были запрещены в царской России (даже Николай I впервые ознакомился с ними, лишь получив после смерти Пушкина хранившуюся у того копию). И только в 1865 году Герцен опубликовал мемуары императрицы в Лондоне, а полностью они стали доступны отечественному читателю лишь в начале ХХ века. До наших дней дошел невероятный архив, оставленный Екатериной Великой, составляющий десятки томов, в котором сохранились ее записки и письма, а также публицистика, пьесы, исторические и философские произведения. В данное издание вошла поздняя редакция «Мемуаров» (охватывают период с 1744 до 1758 г.), а также «Избранные письма» императрицы.
Я могла узнавать о нем только украдкой, потому что спрашивать о его здоровье – значило бы сомневаться в заботе, которую имела о нем императрица, и это могло быть принято очень дурно. Она и без того взяла его в свою комнату, и, как только он кричал, она сама к нему подбегала, и заботами его буквально душили.
Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, запеленавши во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом черно-бурой лисицы; его покрывали стеганным на вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное, розового цвета, подбитое мехом черно-бурой лисицы.
Я сама много раз после этого видела его уложенного таким образом: пот лил у него с лица и со всего тела, и это привело к тому, что когда он подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал
Его Императорское Высочество со своей стороны только и делал, что пил с теми, кого находил, а императрица занималась ребенком.
В городе и в империи радость по случаю этого события была велика. Со следующего дня я начала чувствовать невыносимую ревматическую боль, начиная с бедра, вдоль ляжки и по всей левой ноге; эта боль мешала мне спать, и притом я схватила сильную лихорадку. Несмотря на это, на следующий день мне оказывали почти столько же внимания; я никого не видела, и никто не справлялся о моем здоровье; великий князь, однако, зашел в мою комнату на минуту и удалился, сказав, что не имеет времени оставаться
Обо мне и не думали. Это забвение или пренебрежение по меньшей мере не были лестны для меня; я в это время умирала от усталости и жажды; наконец меня положили в мою постель, и я ни души больше не видала во весь день, и даже не посылали осведомиться обо мне