Оглавление

Часть 1

«ЧУЖИЕ»
Глава 1

Когда, это было? Давно! Наверное, у каждого человека все бывает в первый раз и бывает давно. И граница между этим настолько мизерна, что человек порой и сам не замечает, как, сделав шаг вперед, оставляет за собой целую вечность. Жил себе человек, любил, работал, творил, и вдруг в один миг все это кончилось, и жизнь уже не та, и человек не тот. В такой момент человек становится открытым как на ладони. Как жил, что делал, каким воздухом дышал? Человек и сам еще не знает, что жизнь уже подводит черту. У него все хорошо, у него большие планы, а черта уже медленно ползет слева направо, и ее уже не остановить, человек еще не знает, что он стоит уже на глазах у всех словно на «страшном» суде, на самом высоком холме, чтобы всем было видно кто он, и какой он. И сколько он не молит и не просит, сколько он не говорит о гуманности и прощении, избавления нет, и не будет. Жизнь нам дана одна и дается нам только один раз, ее на чистовик не перепишешь, и как в компьютерной игре не перезапустишь. Что у тебя в руках? Ты стоишь на высоком холме, окруженным добродетелями смелостью, честью и достоинством, понятиями в наше время смешанными и туманными. Или ты стоишь у позорного столба с ворохом из проклятий людских, с завистью, подлостью и гордыней, в обнимку с множеством скелетов из твоего шкафа.

Солнце. Ничего живого вокруг. Все исчезло, испарилось, перевоплотилось и спряталось от нещадной жары. Жалкий вид выгоревшей от солнца каменной пустоши сам по себе уже не давал никакого повода хоть для какой-нибудь жизни. Опаленные и прожаренные солнцем камни, словно в сухой и жаркой бане сами превратились во множество пышущих жаром излучателей. Пыль превратилась в какой-то невесомый порошок, и предательски взлетает вверх и медленным удушливым облаком опускается под ноги, обжигая пальцы даже в обуви. Жара даже издавала какой-то неясный удручающий звон. Неожиданно один из валунов легко отвалился и наружу вышел человек. Он аккуратно придержал валун, сразу выдав закамуфлированный под желто-грязный камень брезент. Пройдя несколько шагов, он поправил оружие и обернулся.

— Ты скоро там?

— Бегу уже, — из проема выскочил еще один человек, который бодро догнал первого, — Печет-то как, товарищ капитан! Куда летим-то?

— Вечно ты возишься, — не оборачиваясь, пробурчал капитан, продолжая идти.

— Так ведь это как посмотреть, товарищ капитан.

— Ну, пошла молоть деревня, — улыбнулся капитан.

— Придем вовремя, комбат спросит, что случилось? — он улыбнулся.

Капитан хмыкнул, и они, не торопясь, пошли по каменистой тропе. Пройдя не более двухсот шагов, они остановились перед небольшим, но ухоженным бараком. Хотя на барак это строение теперь было похоже мало, обложенное и прикопанное по скатам землей, песком и камнями, оно напоминало больше оборонительную точку. Капитан показал сержанту, где тот должен его ждать и, поправив панаму, вошел внутрь.

— Товарищ майор! Капитан Тихонов!

— Привет, Виктор, садись.

Тихонов присел на край стула и начал осматривать стены комнаты, как будто видел их впервые. Наспех отремонтированные стены сборно-щитовой казармы смотрелись смешно на фоне огромного полированного невесть откуда принесенного солдатами стола. На стене почему-то висит картина «Три богатыря», вместо какого-либо начальника. Виктор знал секрет этой картины, знал, как лицо с особым доверием «самого». Комбат ему сам рассказал эту историю. Однажды, когда тот был еще молодым ротным, к нему с проверкой приехал, какой-то незнакомый полковник. По причине того, что на пятой минуте проверки, полковник случайно обронил в унитаз свои часы, он возненавидел единственного свидетеля произошедшего, которым естественно был ротный. Громко распекая его за различные незначительные огрехи, полковник зашел в канцелярию и наткнулся на висящую на стене картину, на которой бельмом виднелось бледно-серое пятно. Вне себя от бешенства, он схватил кусок тряпки и, проговаривая в сторону ротного новые «неведомые» строки из его личных качеств, и начал тщательно тереть картину. Однако бледное пятно не исчезало. Только после нескольких безуспешных попыток полковник заметил, что это не пятно и не пыль, а вклеенная на лицо Ильи Муромца фотография ротного. Скандал был страшный, но ротный фотографию не снял, и только на картине со временем рамку подправил. С тех пор уже прошло несколько лет, и Иван Иванович Батрак превратился с начала в отличного ротного, потом в толкового начальника штаба, и вот теперь в прижимистого строгого комбата. Но, Тихонова он любил, и любил прежде всего за отношение того к делу, и главное, к происходящему вокруг. УВиктора никогда не было мелочей, никогда и ни в чем. Солдат Тихонов любил больше, чем Батрака, этого для комбата было более чем достаточно. Шестнадцать «боевых» выходов без потерь! Майор просто не мог быть недовольным Тихоновым.

— Тебе сколько человек нужно?

— Десять! — твердо ответил Тихонов и посмотрел прямо в глаза комбата.

Комбат улыбнулся и встретился глазами с Тихоновым. «Ухарь, какой! Десять! Хоть бы спросил куда, зачем, а то сразу десять! Эх, сорвиголова». Уж он-то знал Тихонова. Тихонов тоже знал комбата, если что серьезное, он бы сразу сказал, сколько брать и куда идти, а если не говорит, значит, ерунда. Они обменялись взглядами и улыбнулись.

— Возьмешь две коробочки, отвезешь продукты и боеприпасы на вторую. Только не тяни, пока тихо, а то мало ли чего. На складе я распорядился, документы все готовы.

Вторая застава, настоящая огромная кость в горле душманов. Взвод солдат под командой лучшего друга Виктора. Вани Беленького, несокрушимой стеной стал на пути караванов с оружием и наркотиками. К каким только уловкам не прибегали душманы и подкупом и обещаниями, и угрозами пытались они снять заставу. Часовые минометные обстрелы, сменялись ночными атаками, все тщетно, застава стояла как скала. Во время обстрелов над заставой взметался красный флаг, доводя до бешенства душманских минометчиков, и словно по команде на врага обрушивался огонь ствольной и реактивной артиллерии, а ночью их штурмовые группы неизбежно попадали на восстановленные при обстрелах минные поля и губительный огонь пулеметов. Беленький оказался отличным стойким солдатом, и талантливым командиром. Вторая застава, это и головная боль наших командиров, она самая дальняя, самая высокая, самая боевая. В дни затишья поездка туда похожа на увеселительную прогулку, но чаще бывают дни, когда доставка туда боеприпасов и продовольствия, это отдельная боевая задача с привлечением значительных сил батальона, зачастую с засадами, прорывами и десантированием. Сегодня было спокойно и можно не беспокоиться за транспорт.

— Почему, я?

— А, кто? — комбат прищурился.

— Нашли занятие разведчикам, — Виктор скривил недовольную гримасу.

— Ладно, ты! Разведчик «недоделанный». Думаешь, я не знаю, что Беленький мясо уже замариновал? А? — комбат ухмыльнулся и, состроив комичное строгое лицо, смотрел на Тихонова.

— Откуда, мясо-то? — Виктор опустил глаза, стараясь не встречаться с взглядом комбата.

— У начальника штаба на столе «пилюля» мне лежит. Сегодня утром радиоперехват принесли, и когда я вас «обормотов» отучу уже открытым текстом в эфир шпарить? В общем, по «строгачу» обоим, для профилактики, ну и в качестве приправы к шашлыку конечно.

— Есть строгий выговор, ясно, — Тихонов разочарованно покачал головой.

— Ну, вот и хорошо, и еще госпиталь с собой прихватишь, в полку сдашь из рук в руки.

— На кой мне эти бабы, Иван Иваныч, на кой мне этот полк? Чего я тут буду раскатывать, как на параде? Я на «цыпочках», чуть дыша, напрямик. Разрешите? Завтра же транспорт большой и наши и агитотряд пойдут, пусть с ними и едут, — Виктор прямо и эмоционально смотрел на командира.

— Чего-о? — комбат удивлено уставился на него, — не стыдно тебе? Бабы? Стыдись, капитан.

— Мне без разницы, товарищ майор, только мне их еще не хватало, итак табор насобирали, словно на свадьбу, а не в бой.

— Нет, никакого боя, понял? Нет, и не будет! Потерпишь часок, ничего с тобой не случится. Еще благодарить будешь, — комбат улыбнулся, глядя на удивленного и нахмурившегося Виктора, — там сама Маркова.

— Кто? Иваныч, мне хоть королева, без разницы.

Он вышел из казармы и сладко потянулся. Что-то грустное навело его на раздумья, он внимательно прислушался к своим мыслям, и ощутил пустоту. «С чего бы?» Вдруг вспомнились бессонные ночи в хирургическом отделении, потом похороны жены. Да, сейчас это ярко всплывает в памяти, а тогда в те дни, это было страшной депрессией. Сумасшествие медленное и верное. Вспомнился и тот выстрел, один единственный не на войне. Он успел поговорить с этим парнем и назвал себя, тот плакал и извинялся, хотя минуты его были сочтены. А, так ли уж сочтены? Ведь мог он ему помочь. Мог! Но не стал, не смог протянуть руку умирающему, пусть виноватому в гибели жены, но умирающему молодому парню. Тогда он решил, что места среди людей ему нет. Он пришел к командиру и честно во всем признался. Тот пожалел молодого офицера, пережившего недавно такое большое горе, как смерть беременной жены. Посоветовал ехать в Афган. Все прошло как не странно гладко, и вскоре уже Тихонов убыл к новому месту службы. Он похудел и в конец извелся, в душе считая себя убийцей. К месту службы он доехал с твердым убеждением и намерением получить свою пулю, как можно быстрее. Он так и ответил своему новому начальству, на вопрос «зачем ты сюда приперся?» Однако вместо ожидаемых боев он получил под начальство… полковой клуб. Промучившись две недели, сотчаянием и слезами на глазах провожая в бой своих товарищей, он снова предстал пред «грозные очи» начальства. Что говорил командир, Виктор вспоминать не любил, но только после разговора он твердо пообещал выбросить все из головы. Через неделю он принял свой взвод. Семнадцать будущих «тихоновцев» встретили его настороженно, но первые же бои показали, что Тихонов родился с командирскими погонами. И снова перед глазами похороны, ярко красный гроб, плачущий и причитающий люд, и он среди них мрачный и окаменевший, ни слова, ни слезинки. Потом он выплачется, потом он в пьяном угаре будет кому-то рассказывать о судьбе и душевной боли, а тогда девять дней он не сказал никому не слова.

— Пасечник!

— Я! — сержант вырос, словно из-под земли.

— Готовь две коробки, полный боекомплект, боеприпасы по наряду, остальное, как всегда.

— Сколько человек?

— Я десятый, — задумался Тихонов, — со мной Степанов, остальные кого придумаешь, мне все равно. Коля? Ты ничего не чувствуешь?

— Не понял, — сержант осторожно посмотрел на командира, — вы, о чем?

Тихонов неопределенно пожал плечами. Пасечник удивленно посмотрел на Тихонова. Таким он видел его впервые. Впервые с той поры как «желторотым» салажонком сделал свой шаг, отделивший его привычную жизнь непреодолимой вечностью от жизни сегодняшней. С тех пор много воды утекло, но для Коли Пасечника, без Тихонова, не представлялось уже никакой жизни. Он был главным свидетелем восхождения счастливой звезды Виктора Тихонова. Шестнадцать! Шестнадцать боевых выходов без потерь, ни убитых, ни раненных. Из всех передряг солдаты Тихонова выходили словно заколдованные. Весь полк окрестил Виктора счастливчиком, но уж Пасечник-то знал, что стоило счастье Тихонову и его бойцам, он-то видел, как молились солдаты после боя. Молились не в переносном смысле, а в прямом. Уж он на своей шкуре испытал подготовки ротного к выходам. Ничего лишнего, ни капли, все что было у него под руками он использовал для подготовки, сотни литров пота своих солдат не пожалел ротный для этой сложной науки выживания в бою. Казалось, в Тихонова вселился бес, все смеялись над ним, все, но не его солдаты. Пасечник не раз слышал, как командир батальона выговаривал ротному за его строгость и придирчивость, не обходилось и без взысканий. Но Виктор упорно стоял на своем и неизменно приводил солдат живыми. Можно спросить у солдата, нужна ли ему в бою отеческая забота, или материнская ласка. Просто спросите. Ему нужно немного еды, боеприпасы и умный подготовленный командир. Материнской ласки солдат вдохнет вдоволь и после войны, но до этого «после» нужно еще дожить. Солдаты души не чаяли в своем командире. И вот теперь Николай не узнавал Тихонова. Сейчас он был удивлен и просто поражен.

— Виктор Иванович? А, куда идем-то? Вы так и не сказали.

— Да? Разве? — Тихонов пожал плечами, — на вторую…, через полк.

— Куда…? — Николай, широко раскрыв глаза, смотрел на капитана, — вдесятером? На вторую?

— Ну, а что не так? Может тебе дивизию выделить?

— Оставайтесь, товарищ капитан, — Пасечник пытался убедить командира, — чего там ехать, мы быстренько туда-сюда, а вы отдохните пока.

— Все сказал? — капитан строго посмотрел на сержанта, — собирайтесь и ничего не забудь, сам проверю. Придумает же.

— Есть, товарищ капитан, — Пасечник поспешил выполнять поручения.

Капитан присел на камень и вновь погрузился в раздумья. Когда Пасечник прибежал к своему бараку, солдаты медленно никуда не торопясь выбирались из барака, чтобы умыться. Степанов стоял под легким ветерком, подняв руки пытался хоть как-то отогнать жару, и закрыв глаза блаженно говорил лежавшему на лавке Архипову.

— А, что Диман, ты как мыслишь? Попремся мы сегодня, куда-нибудь?

— Наверняка, — улыбнулся, не открывая глаз Архипов.

— Вот я зык у тебя, накаркаешь, ещё сейчас!

— Да причем здесь мой язык, Толян, примета верная, если Степа свою коробку шаманит, жди подарков.

— В натуре, — оглянулся на него Толик, — и чего я такой ненормальный?

— Ты, Толя не ненормальный, — Архипов приподнялся на лавке, — ты, ефрейтор Степанов лучший «мехвод» полка! Понял? Да и мы тут не с деревянными автоматиками бегаем.

— А, ты хотел бы?

— Что?

— Ну, с деревянным?

— Веришь, Толян? Сплю и вижу, как в классики с девчонками играю, — улыбнулся Архипов.

— Трепло, ты, — обиделся Толик.

— Вон, Колька летит, пошли собираться.

Степанов внимательно посмотрел на Пасечника, пытаясь по его поведению определить предстоящее задание. Настороженный и торопливый вид сержанта не внушал оптимизма. Степанов махнул рукой.

— Сглазил чертяка, никак в самую пасть к духам полезем.

— Степаныч, хватит тарахтеть, с ротным поедешь.

— Еще, кто? — спросил Архипов.

— Хочешь?

— Нет, — честно признался Дмитрий.

— Никак, Дима, я тебя не пойму. Шутки твои глупые давно ребятам не нравятся. Смотри, доиграешься.

Ругнулся Николай больше до приличия, кем-кем, а трусом Архипов никогда не был. А, болтовня его, это ничего, это от обычного солдатского безделья.

— Я же правду сказал.

— Мне, правда, твоя, Дима, как зайцу стоп-сигнал, мне твой ствол нужен. Понял? Иди, собирайся. Еще шесть правдолюбов есть?

— А, куда? — сзади подошел Седых и тронул Николая за рукав.

— Ты, чего? На базаре? Куда, зачем? Идешь?

Седых кивнул головой и отошел. Вскоре девять человек весело переругиваясь и подгоняя на ходу снаряжение, спешили к машинам. БМП встревожено фыркнули и «обиженно» надрываясь, прогревали движки. Солдаты поудобнее устраивались на броне. Через полчаса машины уже подкатили к артскладу. Тут Пасечника неожиданно окликнули.

— Товарищ сержант? Вы… Пасечник?

Николай удивлено оглянулся. Перед ним стояли три девушки. Одна из них шагнула вперед. Он с восторгом расплылся в улыбке и, поправив панаму, спрыгнул с брони, и отошел в сторону, увлекая девушек за собой, чтобы шум двигателей не мешал разговору.

— Да, я Пасечник, а, вы? Вы, кто? — он светился как «новая» копейка.

— Куда нам цепляться? — спросила одна из них.

— Как вам сказать? А, вы разве не знаете?

— Что? — нахмурилась девушка.

— Ну, куда девушки вообще цепляются?

— Сержант! Ты оборзел?

— Извините, — улыбнулся Николай, — вам кого?

— С вами разговаривать не очем, я вижу, у вас одна извилина, да и та след от панамы, — девушка зло отчитывала его, — где ваш Тихонов?

— Вон он загорает, а нам извините не досуг, — Николай указал на сидящего на камне капитана.

Девушка отправились дальше.

— Товарищ капитан, капитан Маркова.

Виктор удивленно поднял глаза, он силился что-то вспомнить, но его ощущения не давали его памяти вырваться наружу. Похороны, одни похороны. Гроб, вынос, невыносимые участливые взгляды, его снова унесло в тот страшный день. Даже тогда в больнице он верил, что можно еще, что ни будь придумать, решить, исправить, и все образуется. Безвыходных положений не бывает. Нет! Ничего нельзя придумать, человек просто умирает и все, его просто нет. И Лены просто нет больше на свете, и ребеночка нашего нет. Нет и все! Как бы ты этого не хотел, как бы ты этого не желал. А, эта девушка перед ним вовсе не Лена, а другая, как сотни других, а может тысячи. Наконец он осилил какую-то новую ступень и обронил.

— Почему без бронежилета?

— Что? — девушка удивленно посмотрела на него, а потом на своих девушек, — они походу все тут солнышком ударенные.

— Пасечник! — позвал Виктор, не обращая внимания на выпад Марковой.

Николай быстро подошел и, бросив сердитый взгляд на девушек, застыл перед командиром.

— Девушки с нами, зацепите их коробки. Что с делами?

— Все тип-топ, мы готовы.

— Выходим через пятнадцать минут, я в голове. Архип, здесь?

— Да с нами.

— Пусть ко мне садится. Все по коням.

— А, як же, — улыбнулся и развел руками Николай.

Виктор посмотрел на Маркову. «А, она совсем ничего». Он тут же одернул себя. «Не смей! Ты приехал за пулей, вот и получи ее. Эта девушка может осчастливить кого угодно, а ты просто убьешь ее своим занудством».

— Вам где удобней? — повернулся он к Марковой.

— А, вам? — обиделась она.

— Хорошо, пойдете с нами на броне. И прошу вас не опаздывать.

— Сейчас еще скажите, что без нас уйдете.

— Без вас я не уйду, у меня прямой приказ непосредственного командира вас доставить. Но по некоторым соображениям лучше бы нам уйти вовремя.

«Дундук, какой-то, хоть спросил бы как звать. Приказ у него. Тихонов, Тихонов. Чурбан, какой-то! Бу-бу-бу, бу-бу-бу» Когда она подошла к своей машине, водитель доложил, что машина готова и прицеп прицепили. Она хотела было пожаловаться своим девушкам на мрачного капитана, но в это время призывно рыкнули боевые машины, и солдаты дружно полезли на броню. Она тут же забыла обо всем.

— Вика, старшей в машину! Марина на вторую, я на головной. Осторожней там у меня, — помахала она им пальцем и поспешила к головной машине, откуда ей уже призывно махал Тихонов.

Колонна медленно тронулась на подъем и вскоре скрылась за поворотом. Тихонов торопился, он хотел максимально использовать короткую передышку на заставе и успеть вернуться до того, как душманы одумаются о такой невиданной наглости десятка «шурави». Прислушиваясь к мерному гулу двигателей, он внимательно всматривался в скалы. За каждым поворотом он ждали засады, свои утренние ощущения он связывал с ожидающей их опасностью. Его тревога постепенно передавалась солдатам, они с опаской заворочали головами. Пытаясь хоть как-то отвлечься от одолевающих его мыслей, он протянул руку к Мельникову и призывно постучал ему по уху. Солдат протянул ему телефонную гарнитуру.

— Девятый, я пятый прием! Белый, прием!

— Я девятый, сейчас покличу! — откликнулся эфир, на заставе Тихонова знали, знали и ждали.

— Я, девятый! Как делишки? — отозвался Беленький.

— Мы идем, что видишь? — Тихонов отпустил тангенту.

— Нормально все, еще утром все убрались!

— Что-то верится с трудом, — засомневался Титов.

— Да, говорю тебе, убрались, гони спокойно.

— Я, Беркут, прекратить переговоры, вы что! — вмешался какой-то посторонний голос.

Виктор снял головные телефоны и удовлетворенно растянулся на броне. Беленькому он верил. А, это значит, что их ждал сытный обед и спокойный маршрут. Маркова осторожно потрогала его за плечо. Тихонов открыл глаза и подмигнул ей.

— Как вас зовут?

— Ольга! — Она склонилась к нему ближе, — что докладывает разведка?

— Разведка? — он удивленно посмотрел на нее, — разведка приглашает на шашлык.

— Очень остроумно, — Ольга отпрянула.

— Может и неостроумно, зато наверняка вкусно.

— Нашли время желудки набивать, нам ехать нужно. Вы, что не понимаете, что все от вас зависит? — она зло ткнула его в плечо.

— Хорошо, что не от вас, а то наверняка остались бы голодными, усмехнулся Виктор, он приподнялся и положил ей руку на плечо, — Оля, доверься мне, ладно?

От этих слов у Ольги сразу прошел весь гонор. Душа свернулась в комок под этой рукой, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ольга, опомнившись, поспешила отодвинуться.

Глава 2

Из кустарника на высоте склона колонна, втягивающаяся в небольшое ущелье, была видна как на ладони. Снайпер Али рассматривал солдат в оптический прицеп, но вместо выстрелов шептал слова проклятий в их адрес. Сверху к нему спустился его командир Ахмед. Али со смехом смотрел на его расширенные зрачки, он прекрасно понимал, что так испугало Ахмеда.

— Все ли ты видел Али?

Али молча, кивнул головой. Он видел русские машины, видел он и солдат, которые на них едут, но также он видел, кто командует этими солдатами.

— Ты разве не будешь стрелять? Знаешь, сколько нам заплатят за его голову?

— Знаю! А, еще я знаю, что если выстрелю, то за нашу голову не дадут ничего. Эти солдаты такие же шайтаны, как и их командир, нам не уйти от них Ахмед. Да и нас всего трое, нам не справиться.

— Наверное, ты прав, пусть этот шайтан попадется кому-то другому, а мы заработаем на ком-нибудь другом. Слава Аллаху у шурави много солдат, и они не все так хороши и внимательны как эти.

Али молча, кивнул в ответ и снова склонился к прицелу. Неожиданно тишину прошила пулеметная очередь. Али от испуга вжал голову в плечи. Неожиданно с гор обрушился целый шквал огня и из автоматического оружия. Ахмед залег рядом с Али, и они с ужасом следили за происходящим. Они видели, как русские соскочили с брони и спрятались за обочиной дороги. Но спустя некоторое время они вернулись обратно в машины. Дорогу постепенно заволокло дымом, они отчетливо видели, как обе БМП и Урал сползли в пропасть и пропали. Когда дым рассеялся, от русских машин не осталось и следа.

— Что, это Али?

Али дрожащими руками пытался прикурить дорогую сигарету. Судорожно выпустив дым, он испуганно уставился на Ахмеда.

— Эти гиены, что-то явно задумали! Клянусь Аллахом, это их новое секретное оружие.

— Поспешим, Али, — Ахмед толкнул его в плечо, — надо поспешить поведать братьям об увиденном.

****

Стремглав слетев с брони, Виктор изготовился к бою. Осмотрев свое воинство, он остался доволен его готовностью, даже девушки вели себя относительно спокойно. Огонь заметно усилился, но что-то странное не давало покоя капитану. «Что это за хр…» Он выглянул из-за борта и осмотрелся. Солдаты ждали его команды, а он не мог дать никакого объяснения происходящему. Он ясно слышал плотную стрельбу, он даже видел огневые точки противника, но никаких результатов стрельбы не было. По откосу к нему на четвереньках приполз Пасечник, он был явно чем-то напуган.

— Чего приперся? — зло бросил ему Виктор.

— Командир, а чего, это у нас тут происходит? Куда они шпарят, а?

— Не знаю, не понял пока, — пожал плечами Виктор.

— Нет, ну такого быть не может, — Пасечник продолжал сидеть с испуганным видом.

— Коля! Я здесь столько же, сколько и ты! А, ну на место сержант! — Виктор вконец разозлился, глядя на уползающего Николая.

— Что не так? — Ольга, придерживая рукой каску, смотрела на него полными ужаса глазами, — почему мы не стреляем?

— Хочешь пострелять? У тебя, что…? И, оружие есть? — Виктор скривил лицо, глядя, как по дороге стал быстро расползаться густой туман.

Поймав глазами взгляд Пасечника, он коротко махнул двумя руками через плечи, и первым бросился сначала на броню, а потом внутрь. Спустя мгновение рядом с ним буквально влетел Степанов, затем Архипов аккуратно помогая одной рукой Ольге, а другой, сжимая оружие, последним заскочил в десантный отсек Мельников, и вопросительно посмотрел на командира. Вызвав по радио Пасечника, Тихонов поинтересовался как у них дела и, получив ответ, что ничего не происходит, приказал ему трогаться вслед за ними, водитель госпиталя, также доложил ему, что все приборы в полном порядке, но видимость совсем «нулевая». Тихонов прильнул к триплексу, туман был, просто не проницаем. Он толкнул в плечо Степанова. Мотор взревел, но машина не тронулась. Степанов выдал долгую перегазовку, и вновь попытался тронуть с места многотонную машину, но все было тщетно. Тоже самое капитану докладывали и другие машины. Он потянулся к Мельникову и взял телефонную гарнитуру.

— Беркут! Я, пятый!

— Я, Беркут! — радист сразу откликнулся.

— Беркут! Попал в засаду! Большая развилка, у входа в ущелье! Веду бой!

— Вас понял, пятый! Помощь выходит! Как принял, прием!

— Да, понял, я… понял, — Виктор вернул гарнитуру связисту, — Архип? Ты скалу слева помнишь, такую как бы тремя колоннами?

— Да, товарищ капитан, помню, — отозвался солдат.

— Два снаряда огонь! — скомандовал Тихонов.

Ольга вскрикнула от неожиданного резкого лязга затвора пушки, и прижала голову к коленям. Пушка выстрелила еще раз, и Архипов с улыбкой посмотрел в прицел.

— Куда, палим, командир?

— Понятия не имею, — нервно хохотнул Тихонов, — добавь еще парочку.

Пушка БМП выстрелила еще раз, с соседней машины длинными очередями работал пулемет.

— Заметил кого, Колян? — Тихонов по радио вызвал Пасечника, — куда поливаешь?

— А, вы куда? — вопросом на вопрос ответил сержант.

— Содержательный ответ, — пожал плечами Тихонов, он подмигнул в ответ, на испуганный взгляд Ольги, — как думаешь, док, могут все сойти с ума одновременно?

Ольга оставила его вопрос, без ответа буквально обдав его полным ужаса взглядом.

— Вот я и так же думаю, — он вдруг начал быстро оглядываться.

— Горим, что ли? — он посмотрел на туман, заволакивающий отсеки БМП.

— Это не дым, — отреагировал Архипов, — не пахнет ничем.

Тихонов сквозь туман как во сне смотрел, как все постепенно теряли сознание. Проваливаясь в этот туман, как в невесомость, он из последних сил старался оставаться в сознании, но голова сама клонилась в бок и вскоре замерла, откинувшись на один из ящиков с запасным инструментом. В эфире еще неслись призывные крики полковых радистов, но им уже никто не отвечал. Рассеивающийся туман оставил дорогу пустой и безлюдной.

— Пятый! Пятый! Витя! — надрывался Беленький.

После нескольких безуспешных попыток он сорвал голос. Пнув ногой бесполезную гарнитуру, и ничего не замечая вокруг, опустошенно уставился на истерзанный афганскими пулями серый большой валун. Солдаты, понимая, что произошло, не лезли с утешениями и расспросами. Счастливчик был их командиру другом, они называли друг друга братьями. И вот опять, как сотни раз, это дурацкое слово «был». Был, а теперь его нет. Сколько молодых душ сожрала эта война? А сколько еще сожрет? Сколько матерей и жен будут проливать слезы по своим близким. Боль на куски разрывает душу, нет места словам. Над второй заставой воцарилось тишина.

Глава 3

Батрак сидел за своим идиотским полированным столом и молча пил чай. Рядом виновато топтался начальник штаба и подливал ему погорячее. Комбат был в таком отвратительном настроении, что никто не решался зайти к нему в кабинет, только начальник штаба стоял рядом, да и то больше из-за специфичности своего положения, ему по роду службы полагалось быть рядом с командиром. Остальные виновато прятались за дверью и старались подслушать, что говорит комбат. Батрак никогда не был сентиментальным человеком. Конечно, исчезновение отряда Тихонова наложила свой отпечаток на его поведение, но причиной его злости была совсем не засада, устроенная «духами» его ротному. Только, что вернулась резервная группа, командир которой старший лейтенант Максимов, добросовестно доложил «Следов гибели колонны нет! Следов боя нет! Убитых, нет! Раненых нет! Следов рукопашных схваток и крови нет!» Комбат фыркнул, вспоминая этот доклад, командира второй роты. «И этот негодяй, еще смеет пожимать при этом плечами?» Но Батрак не был и самодуром, если Максимов говорит, что следов нет, то это значит только одно, своими собственными глазами следов боя он не видел. И пенять тут не на кого. Стакан со всего маха летит в стену и разбирается на сотни мелких осколков. Комбат вскакивает из-за стола и тут его взгляд упирается в начальника штаба.

— А-а! И ты здесь? Ну, доложи мне, где Тихонов?

— Не знаю, товарищ майор.

— Да какой ты начальник штаба, если не знаешь где твои офицеры?

— Иван Иваныч, сейчас вернется вторая группа, может и прояснится что-нибудь.

— Это пока она еще вернется. А сейчас зазвонит телефон? — Батрак ткнул пальцем в стоящий на столе полевой телефон, — вот эта трескучая балалайка звонит и спрашивает. Что шумишь, Батрак? И при этом этому бездушному мерзавцу коричневого цвета, ему же непременно поиздеваться нужно, он же не твоим голосом будет у меня спрашивать, а непременно голосом командира полка, или еще кого повыше. И, что я скажу? Да, ничего товарищ полковник, послали мы тут немного народишку на вторую заставу. Зачем послали? Так пару банок тушенки отвезти, да и добра разного понемногу, гранаток, да патронов. Они и пошумели немного. А, чего шумели-то? Да, бог их знает, товарищ полковник чего они расшумелись. А, на чем они убыли спросит голосом полковника телефон? Пешком, поди, деспоты отправили? Ну, как можно, товарищ полковник, аккурат на двух БМП, да еще один грузовичок с прицепчиком, малюсенький такой грузовичок трехосный, передвижной госпиталь называется, все чин чинарем как же можно над людьми измываться. А, машины с боекомплектом? А как же, по самую, твою мать крышечку. Ну и где же они сейчас? В каком направлении двигаются? Какой рубеж прошли? Хрен его знает, товарищ полковник, заплутали где-то. Закричит телефон, матерными словами, расскажет мне много нового, того, что я о себе сам не знаю, расскажет, зачем я на свет такой уродился, и как я неправильно жил все это время. И по сути будет прав, потому, что дороги у нас только две. И как в них можно заблудиться непонятно даже штабному офицеру, потому как две, это одна на восток, другая на север, они даже не пересекаются. А, люди спросит. Что, люди? А, что люди, товарищ полковник? Пришла коровушка и слизала своим шершавым языком десять душ воинских православных, а к ним еще в придачу трех баб, и гору боеприпасов с госпиталем.

Батрак на секунду остановил свой шутовской доклад и прислушался.

— Слышишь? Бурлаков возвращается.

Он первым рванулся из кабинета. У казармы уже спрыгивали усталые солдаты и прятали от комбата потухшие глаза. По одному только взгляду Бурлакова, комбат сразу понял, что вторую группу можно было не отправлять.

— Ничего?

— Пусто, следы только до входа в ущелье.

— Улетел он, что ли, по-вашему? Куда он мог деться?

Бурлаков виновато развел руками. Он сделал все, что мог. Не лучше и не хуже других.

— Какие предложения, Коля? — повернулся комбат к начальнику штаба.

— Как можно скорее усилить вторую заставу.

Батрак нахмурился каким-то своим мыслям. Постояв несколько мгновений, он повернулся к Максимову.

— Собирайся, Паша, через час ко мне. Пойдешь на вторую. Дырку они от бублика получат, а не Ваню Беленького.

— Есть, — ответил ротный и поспешил к своему бараку.

Через два часа колонна уже быстро шла по дороге, поднимая траками гусениц и колесами машин стену грязно-желтой пыли. Начальник штаба согласовывал с полком участки сосредоточенного огня артиллерии, и количество вылетов вертушек в случае атаки второй заставы. Выполняя свою военную работу, они и представить не могли, что у противника происходили не меньшие удивление и суета.

***

— Все ли ты видел?

— О-о! Это сущая правда. Спросите у Али, мы все видели своими глазами. Как только мы собрались открыть огонь, они улетели в пропасть.

— Куда?

— Был сильный дым! Шурави давно научились хорошо прятаться, но мне кажется, что мимо заставы им не пройти.

— Почему?

— Мы не видели транспорта, его давно не было. Люди на заставе ничего не ели с утра.

— Это правда, Али?

— Да, я смотрел на них в прицел, — Али подобострастно поклонился.

— Поднимайте всех людей, к вечеру от этой проклятой заставы не останется камня на камне. Неверные нам заплатят сполна. И американцы тоже, — все вокруг засмеялись.

— Беркут! Беркут! Я девятый! Духи занимают позиции! Пришлите вертушки!

— Девятый! Помощь на подходе! Третий в полном составе! Укажите по кодировке места скопления противника!

— Какая к черту кодировка! Их тут как в муравейнике! Виноват…, докладываю по кодировке карты! Духи от меня повсюду, — он коротко засмеялся в микрофон.

Начальник штаба и радист переглянулись и улыбнулись друг другу. Если находит силы и время шутить, значит не все так плохо. Капитан снял трубку.

— Товарищ майор, у Беленького началось.

— Как ты догадался? — задумчиво спросил Батрак.

— Не знаю, — офицер пожал плечами и задумчиво посмотрел на телефонную трубку, — наверное, свершилось чудо, и вы, наконец, научили нас воевать.

— Максимов успеет?

— Пусть только попробует не успеть. По докладу Беленького там большое скопление «духов», хорошо бы их сразу всех накрыть.

— Что предлагаешь?

— А, чего тут предлагать? Сейчас накроем артиллерией и вертушками, а потом Максимов с Бурлаковым с разных направлений зачистят все до последнего камушка. Я сейчас выдвигаюсь с Бурлаковым.

— Хр…, ты куда выдвигаешься, — хохотнула трубка, сам пойду, а ты лучше поторопи вертушки и «арту», потом догонишь.

— Это не честно.

— Может и не честно, зато разумно.

Когда застава отбила третью атаку, Беленький уже мысленно похоронил и себя, и себя и своих людей. Мясорубка была не мыслимой. Дважды на склоне его люди сходились в рукопашную с противником. На заставе осталось меньше десятка человек, оставшихся невредимыми, остальные все были ранены. Сам Беленький легко ранен был дважды, но из боя не вышел. В живых на заставе оставалось двадцать шесть человек. Нолюдей страшило не это. На всех оставалось всего две гранаты, и не более двух десятков патронов на каждого. Становилось ясно, что заставу оборонять просто нечем. Видя в глазах людей отчаяние, Беленький примкнул штык-нож к автомату, и подмигнул одним глазом солдатам.

— Они уже близко. Я чувствую, как от страха у них трясутся поджилки, — он размахнулся и бросил камень.

— Где? — солдаты доверчиво потянулись к брустверам полуразрушенных окопов.

— А, вон! — весело засмеялся Беленький, показывая на разбежавшихся за укрытия «духов».

Солдаты громко засмеялись. Услышав, этот смех, противник из далека, открыл огонь. Несколько пулеметных очередей вспороли многострадальные брустверы. Смех стал еще громче. Из-за укрытий в сторону заставы понеслись проклятия. Беленький, кривясь от боли и усталости поднялся и оперся на стену окопа.

— Вы уж простите меня, родные мои, не смогу я у матерей ваших извинения попросить, за вас прощенья. Тут мое место рядом с вами.

Он, шатаясь, пошел вдоль окопа к брустверу. Солдаты готовились к рукопашной, видимо последней в их жизни. Лица их напряглись, губы побелели, но движения были обдуманными и решительными, они двинулись вслед за командиром.

— Наши! Товарищ старший лейтенант! Наши, «вертушки»! Смотри, командир! — один из солдат радостно замахал, указывая рукой на приближающиеся в небе четыре точки.

Беленький оглянулся и уже сам видел, как вертолеты быстро приближались и уже разбились на пары. Чувство неописуемой радости охватило его, нервный комок подкатил к горлу, глядя, как радуются и обнимаются его бойцы. Вдруг в его мозгу «щелкнул» командир, который замахал руками на солдат и громко закричал, чертыхаясь в душе на себя.

— Дымы! Вашу мать! Дымы! Накроют сейчас всех! Сафонов! Где дымы?

Солдаты, опомнившись с глазами полными ужаса, пригнулись и разбежались в окопах, прижимаясь к стенкам. В разных местах вспыхнули и быстро разрослись язычки оранжевого дыма. Где-то дальше левее по склону задымил еще один. Беленький только сейчас заметил еще три дыма, сверху на склоне. Только теперь он увидел, как там, на склоне желто-грязные фигурки быстро продвигались, прикрывая друг друга огнем из автоматов и пулеметов. «Успел, Максимыч, успел». Беленький сел на дно окопа и откинул голову на мешок с песком. Вертолеты, заметив свой «передний» край, обозначенный дымами, сделав небольшую горку, без всякой подготовки и облетов сразу атаковали и разметали атакующие группы «духов». После первого залпа они, сделав круг, и повторили заход. Над Беленьким выросла, казавшаяся с бруствера огромной фигура комбата.

— Что, Ваня? Вспомнил меня тут крепким словцом, пока ждал?

— Иван Иваныч, а можно я потом вам расскажу, что я о вас тут думал. После дембеля, — Беленький слабо обессилено улыбнулся.

— Думал, бросим, тебя? Признавайся!

— Я думать перестал уже как два часа.

— Третий! Паша! Стой! Вертушки еще заход сделают, потом арта, потом мы. Скажи своей обезьяне слева, что он сейчас вместе с духами в огневой мешок залезет! Паша!

— Понял, понял уже! Выполняю, — сказала гарнитура голосом Максимова и отключилась.

В окопы сноровисто прыгали солдаты роты Бурлакова, и аккуратно отодвигая удивленных солдат Беленького, занимали места у бруствера. После того как вертолеты улетели, артиллерия открыла огонь накрывая густыми взрывами подножие холма. Беленький отсюда прекрасно видел, как «духи» в беспорядке бросая оружие разбегались за камни и не дожидаясь новых взрывов убегали прочь от высоты, к выходу из двух небольших ущелий. Батрак опустил бинокль и потянулся к гарнитуре.

— Ну, теперь и нам пора, — комбат улыбнулся Ивану добрыми глазами, — Паша! Мне бы пару, тройку пленных, сделаешь? Да, на хр…, мне твоя сотня? Пару мне хватит.

Иван устало смотрел на колдовавших около него медиков, на севший неподалёку от края пропасти транспортный вертолет, на кружившую сверху пару «вертушек», на солдат, которые стаскивали к вертолету раненых. Он устало опустился на плащ-накидку и молча, смотрел в небо, когда его бережно несли к вертолету. Через пару часов все стихло. Очередной день на второй заставе закончился. Комбат удовлетворенно хлопнул по плечу Максимова, который привел к нему двух пленных.

— Хороши, голубчики. Допрашивал?

— Кто? Я? — удивился Максимов, — когда? И, зачем?

— Давай в штаб, их. Срочно! Может про Тихонова расскажут, чего! Понял?

— Алиев? Алиев? — крикнул куда-то в сторону ротный, — иди сюда! Бегом!

— Ты же говоришь по-ихнему? — улыбнулся комбат солдату, — спроси про Тихонова. Пусть расскажут все, что знают. Будут молчать, положу их прямо здесь!

Солдат начал говорить с пленными. Комбат удивленно смотрел на пленных, которые сразу оживились и начали что-то быстро объяснять, кивая головой. Он нетерпеливо смотрел на Алиева, который задавал вопросы пленным. Наконец закончив быстрый допрос солдат повернулся к комбату. Максимов махнул рукой охране, приказывая грузить «духов» в вертолет.

— Они видели колонну Тихонова! — обрадовано сказал Алиев.

— Керим? — Максимов схватил солдата за руку, — давно? Давно видели? Где?

— Часа четыре назад, на развилке.

— Точно! — обрадовался комбат, — он в последней передаче, он так и указал, про развилку. Куда свернул?

— Никуда, — развел руками солдат, — они сказали, что колонну накрыл туман, густой и плотный туман, а потом они пропали в этом тумане. Совсем пропали.

— На них никто не нападал? — удивился Максимов.

— Нет, не нападал. Пленные слышали стрельбу, но сами пленные сказали, что стрельба была не настоящая. Они в один голос сказали, что видели какое-то наше секретное оружие.

— Какое оружие? Не понял, — комбат, удивленно раскрыв глаза, смотрел на солдата, — ты ничего не перепутал? Какое еще оружие?

— Они так рассказали, они даже подумали, что вы на заставу везете секретное оружие, поэтому организовали эту атаку, они считали, что это такая маскировка, и Тихонов уже на заставе.

— Он не должен был поворачивать на заставу, он медиков вез в лагерь полка, — удивился Максимов.

— Ну…, им, по-видимому, были неизвестны планы Тихонова, — улыбнулся солдат.

— А, нам? — задумался комбат, — а, нам планы Тихонова известны?

— Судя по всему пока нет, — Максимов пожал плечами, — ну, они их тоже убитыми и ранеными не видели.

Они оглянулись на улетающий с пленными вертолет, который медленно набирал высоту. Комбат махнул рукой и пошел вдоль окопов, отдавая указания, что и как нужно сделать.

Али сидел, прижавшись к стенке вертолета, и затравленно смотрел на своего охранника. Он несколько раз пытался перехватить взгляд Ахмеда, но тот упрямо не поднимал глаза. Наконец их взгляды встретились, Али кивнул ему на охранника, который сидел на краю лавки, и тут же указал взглядом на своего. Ахмед отрицательно кивнул головой, чем сильно разозлил Али. Один из охранников начал медленно засыпать, и Али решился на свой план завладеть оружием. Главное было добраться до ножа и пистолета. Он столкнул своего охранника с лавки и бросился всем телом на охранника Ахмеда. Однако, несмотря на дремоту солдат, встретил его быстрым ударом ноги, и ему на помощь тут же подоспел успевший подняться с пола второй солдат. Борттехник, вышедший из кабины взглянув на происходящее, осуждающе помотал головой. Он скрылся в кабине и через мгновение вышел вновь. Аппарели десантного отсека начали медленно открываться. Али увидел далеко внизу очертание холмов и небольших долин. Ощутив сильный толчок, он со страшным криком полетел навстречу, этой красоте, нелепо размахивая руками. Ахмед вскоре вылетел из отсека следом за ним, повторяя его движения. С душераздирающими криками они летели вниз. Он пережил своего друга Али всего на несколько секунд.

Глава 4

«Небо! Небо! Вокруг одно лишь небо. Неохватная ширь небесной сини». Он приоткрыл глаза, а потом снова закрыл. «Дышится легко и свободно. Кажется, кислород сам забирается в легкие и наполняет их. Я жив? Ну, конечно жив! Я цел? Да, я цел! Значит плен? Почему так? Лучше бы сдохнуть. Ноги руки целы?» Тихонов пошевелив сначала ногами, а потом руками нащупал автомат. «Мама дорогая! Это не плен! Я жив и не в плену. Ну и, что же произошло? Ты, наверное, проклят, что ли? С тобой ничего не происходит. Вообще ничего!» Виктор поймал себя, что так и лежит с закрытыми глазами, он просто боялся их открывать. Он осторожно открыл глаза. Над ним зависла птичка. Казалось она несколько мгновений, смотрела на него с удивлением, а потом залилась удивительно знакомой трелью. «На жаворонка похожа. Что? Какой тут к черту жаворонок?» Виктор вскочил на ноги и вскинул автомат. Его взору открылась ровная как стол степь. Не кошенная, не паханная целинная трава поднималась до колен. Редкие молодые деревца, где по одному, где небольшими группками причудливо торчали из степи невзрачными островками. Чуть впереди него стояли две БМП и грузовик с прицепом. От них отделилась фигурка и побежала к Виктору.

— Товарищ капитан! — Тихонов узнал Пасечника.

Они обнялись и долго хлопали друг друга по спине.

— Докладывай, Коля.

— А не хр… докладывать, командир, — пожал плечами сержант, — все живы, и даже девки тоже, боеприпасы в наличии, вас нашли, доклад закончен.

— Может, мы в раю, а? — задумчиво спросил Титов.

— Нее, — ухмыльнулся Николай, — девки же с нами, кто же их в рай пустит.

— Что, за тон, у тебя сержант? — Виктор улыбнулся шутке, — на гауптвахту тебя сдать, что ли?

— С великим удовольствием, Виктор Иванович, знал бы, где она, это гауптвахта, сам бы побежал.

Они подошли к машинам. Солдаты радостно приветствовали своего командира. Им казалось, что теперь все самое страшное позади. Поздоровавшись с каждым лично, Тихонов подошел к БМП и погладил броню.

— К осмотру, — отдал он короткий приказ.

Колонна словно встревоженный улей пришла в движение. Капитан отошел в сторону и нагнулся над травой. Сорвав несколько травинок, он вытащил карту и удивленно уставился в коричневое месиво из афганских гор и холмов. «Ну, что это такое? И где тут, эти горы?» со злостью швырнув карту в сторону, Виктор опустился на колени, поглаживая землю, он попробовал пожевать несколько травинок, и сплюнул их в густую траву.

— Можете не пробовать, она самая настоящая, товарищ капитан.

— А, ты откуда знаешь?

— Он уже целый стог сожрал, — засмеялся Степанов, свесив ногу из командирского люка.

— Да, я ничего, вон Колесо, ящерицу поймал, теперь ходит девчонок успокаивает.

Виктор оглянулся, Колесов стоял с небольшой ящерицей в руках, и что-то оживленно объяснял женщинам. Те в свою очередь его внимательно слушали, но близко не подпускали. Тихонов улыбнулся, не понимая, что могло привлечь женщин в обычной ящерке, помня их извечную любовь к пресмыкающемуся и земноводным. Виктор подошел поближе. Колесов показывал ящерицу и совершенно серьезным голосом объяснял.

— Типичный экземпляр! Просто, типичный!

— Это ни о чем не говорит, — возражали ему девушки.

— Как же не говорит? Теперь я точно знаю, динозавров тут нет, — он протягивал ящерицу в сторону девушек.

Они с интересом рассматривали ящерицу, но тут же отходили назад, не позволяя Колесу приблизиться со своей добычей.

— Ты, Колесов, думай, что говоришь! Какие еще динозавры? — Титов не на шутку разозлился, не желая разводить панику среди подчиненных.

— А, что? — Колесов пожал плечами, — кто ни будь, может точно утверждать, что тут нет динозавров?

— Да, может, — утвердительно ответил Виктор, и зло посмотрел на Колесова, — я тебе говорю, что нет никаких тут ни динозавров, ни бронтозавров, ни прочих всяких колесовозавров.

— Причем тут я, — попятился Колесов.

— Просто к слову пришлось, — Тихонов повысил голос, — марш к машинам солдат и займись делом, хватит тут панику наводить, все и так знают, что умнее рядового Колесова нет никого во всех наших Вооруженных Силах.

Колесов, отпустив ящерицу, стремглав побежал к машинам. Виктор улыбнулся ему в след, однако слова солдата заставили его задуматься. «Что же думают встретить здесь его солдаты, если вспомнили про динозавров.»

— Капитан?

— Что у вас? — Виктор обернулся к Марковой.

— Ой! Мы ужасно испугались! — она нервно улыбнулась, вспоминая пережитое.

— Я вас не об этом спрашиваю, я и сам испугался. Что с вашим госпиталем?

— Почему, вы так со мной разговариваете? — девушка не на шутку обиделась.

— Оля! Что с вашей техникой и медикаментами? — проигнорировав ее выпад, повторил вопрос Виктор.

— Все цело, — Маркова обиженно отвернулась.

— Они же переворачивались?

— Говорю вам, все цело! — она скрестила руки на груди, — не верите? Идите сами проверяйте!

— Странно все, это? Правда? — Виктор не обратил внимание на обиды Ольги.

Это подействовало на нее отрезвляюще. Она кивнула головой и испуганно оглянулась.

— Странно? Да, это просто ужас животный. Я первые минуты вообще ничего выговорить не могла. Только спустя некоторое время, так и не осмыслив происходящее, начала хоть что-то соображать.

— И…? Что? — улыбнулся Виктор.

— Где мы? — испуганно спросила Ольга.

— И действительно, — Виктор улыбнулся и развел руками.

— А, вы разве не знаете? — глаза Ольги расширились еще больше.

— Даже примерно, и приблизительно не представляю, — покачал головой Титов.

— Но…, ведь…, а как же…

— Тоже не знаю, — прервал он ее лепет.

Ольга испуганно села на брошенную капитаном карту с афганскими горами и ущельями. Подошел сержант Пасечник и загадочно подмигнул Тихонову.

— Все в норме, все на месте, машины на ходу, только вот…

— Что?

— Горючка, товарищ капитан!

— Что с ней? — Ольга подошла поближе.

— Ну, как вам сказать, товарищи офицеры, — пожал плечами сержант, — когда выезжали я капнул по четвертинке, думал все равно через полк ехать, опять же Тихонов, а Тихонова все равно заправят, а…, как известно на халяву и уксус…

— Короче! — Виктору был знаком этот треп.

— Если короче, то у нас полные баки, — выпалил скороговоркой Пасечник.

Ольга ойкнула и схватилась руками за грудь. Тихонов улыбнулся и взглянул на небо. Он долго смотрел на быстро бегущие облака, пытаясь рассмотреть там какую-то неведомую силу, так щедро помогающую им. Они подошли к выстроившемуся в одну шеренгу отряду. Пасечник стал на правый фланг, Ольга заняла место на левом. Виктор внимательно всмотрелся в серьезные лица солдат, на испуганных девушек. Шумно выдохнув, он достал из-за «горки» карту и резким движением разорвал ее на мелкие кусочки.

— Что головы повесили, чудо-богатыри? Мы теперь новую карту нарисуем. Сами. Вопросы есть? — ответом ему была полная тишина.

Никаких вопросов не было, и тем для вопросов тоже не было.

— Сержант Пасечник, назначается моим заместителем, капитан Маркова заместителем по тылу. Проводников назначить из местных, — улыбнулся Виктор.

Строй дружно рассмеялся, все повернулись друг к другу и, увидев улыбки, вдруг как-то начали успокаиваться и приходить в себя. Тихонов прокашлялся и махнул рукой.

— Если у нас есть гора боеприпасов, полные баки бензина, то чего бы нам не пошарить по округе. Не с пустыми же руками возвращаться? По местам! Боевой порядок прежний!

Десант, выполняя команду, быстро бросился на броню. Солдаты подгоняли оружие, и устраивали себе места. Суета и страх, как не раз это бывало, сразу пропали вместе с первыми спокойными и четкимиприказами командира.

— Степаныч, трогай! — махнул рукой Тихонов.

Колонна медленно двинулась по степи, приминая траками гусениц высокую траву. С начала они ехали в гору, потом начали двигаться под небольшой уклон. Небольшая высотка открывала перед ними широкую степь, изрезанную небольшими очень жидкими массивами сравнительно молодого смешанного леса. Жидкие рощицы виднелись повсюду, но степные районы простирались далеко на север и на северо-восток. Красивый, практически волшебный пейзаж заворожил всех без исключения. Виктор остановил колонну. Он достал компас и вызвал по радио Пасечника. Тот быстро прибежал к его машине и забрался на броню.

— Буду держать на север! Вон к тому леску, точнее к рощице. Видишь? — Тихонов протянул руку с компасом в нужную сторону.

— Да понял.

— Двигайте за мной, только в полной готовности. Понял.

— Да, командир, я все понял, — Пасечник кивнул, — хотите анекдот?

— Ну, — Тихонов и Ольга внимательно смотрели на него.

— Ночи я не помню, а тут вот какое дело, — Николай уверенно указал на восходящий диск солнца, и усмехнулся, — так, что теперь у нас утро.

— И где смеяться? — махнула на него рукой Ольга.

— А, вот тут, — протянул им руку с командирским «Востоком», «за отличную службу», который аккуратненько показывал на