Я с тобой
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Я с тобой

Тегін үзінді
Оқу

Людмила Лаврова

Я с тобой!

© Лаврова Л. текст, 2025.

© ООО «Издательство АСТ», 2025.

* * *

Людмила Лаврова – российская писательница, лауреат премии «Писатель года» за 2022 год, а также автор канала Lara’s Stories. Благодаря теплым жизненным рассказам, основанным на реальных историях, страница Людмилы в Дзене занимает лидирующие позиции по количеству прочтений, а число ее подписчиков уже более 200 тысяч.

Беседка

– Это что за безобразие, Алексей Иванович? Что вы тут устроили? Здесь же дети гуляют! А у вас гвозди валяются, инструмент всякий! Вам делать больше нечего? Так посидели бы, газетку вон почитали, как другие, или в домино сыграли бы! А вы устроили непонятно что во дворе!

Вероника Матвеевна, пылая праведным гневом, отчитывала невысокого мужчину, который, не обращая на нее ни малейшего внимания, продолжал шлифовать доску. Другие лежали рядом, ожидая своей очереди.

– Я, кажется, с вами разговариваю?! – Вероника Матвеевна начала терять терпение. – Это, в конце концов, просто невежливо, так вести себя с женщиной.

Алексей Иванович вздохнул, отставил в сторонку готовую доску и спросил:

– Вероника Матвеевна, если память мне не изменяет, то у Гриши занятия через две минуты. А вы еще во дворе. Не опоздаете?

Женщина испуганно ахнула, глянув на часы, и поспешила к подъезду, тут же забыв о соседе и его непонятных делах. Внук ее жил по жесткому расписанию и отступить от него было сродни катастрофе вселенского масштаба. Особенно в той части, где дело касалось скрипки. Гриша, который скрипку терпеть не мог, пытался бунтовать, но бабушка была непреклонна:

– С твоими способностями ты можешь стать гениальным музыкантом. И потом мне скажешь спасибо за то, что я настаивала.

Расписание Гришиных занятий знали все соседи, так как Вероника Матвеевна очень гордилась своим талантливым внуком.

Гриша благодарить бабушку не спешил, но, стиснув зубы, пилил по нервам всему двору свои гаммы и дрался с пацанами, которые поднимали его на смех всякий раз, как он выходил во двор.

– Гришка! Беги домой! Пять минут осталось! Бабушка заругает!

Вот и сейчас ему очень хотелось пойти во двор и помочь Алексею Ивановичу, но, точно зная, что скажет по этому поводу бабушка, Гриша только вздохнул, отошел от окна и принялся настраивать инструмент.

Ему сейчас было вдвойне обидно, что придется заниматься вместо того, чтобы пойти во двор, ведь идея, над которой трудился сейчас сосед, была его, Гриши. С месяц назад болтаясь по двору, он увидел Алексея Ивановича, который сидел на скамейке, низко опустив голову, и вид у него был такой, что Гриша не раздумывая подошел и спросил:

– Вам плохо?

Алексей Иванович не ответил. Он так и продолжал сидеть, никак не реагируя на мальчика, а Гриша только сейчас заметил, что в руках у соседа поводок, а собачки, маленького Чарлика, который был похож на что угодно, только не на собаку, рядом нет.

– А где ваш Чарлик? – невольно вырвалось у Гриши, и Алексей Иванович вздрогнул, а потом поднял голову.

Объяснять больше ничего не надо было. Гриша и так все понял. Чарлик был старенький. Его завела когда-то жена Алексея Ивановича, чем насмешила всех соседей и мужа просто до слез.

– Собака? Это собака?

Глядя на нелепое тонконогое, дрожащее, тщедушное существо, хохотали все вокруг.

И только Нина Петровна, хозяйка Чарлика, не смеялась над своим питомцем. И запретила это делать мужу. Она гордо выносила «на травку» своего грозного охранника и глубоким контральто вещала на весь двор:

– Лучшего мужчины в моей жизни не было! Внимательный, ласковый, глаз с меня не спускает! Мечта любой женщины! А вы – завидуйте молча! Не всякой в моем возрасте выпадает столько внимания и ласки!

Алексей Иванович посмеивался, стоя рядом с женой.

– Блоха! Ха-ха!

Нина Петровна брала на руки Чарлика и показывала мужу язык:

– Мелко, мой дорогой! Мелко!

И в этом коротеньком разговоре было столько теплоты, что соседи невольно расцветали улыбками, ведь все знали историю этой пары.

Со своим мужем Нина Петровна познакомилась в военном госпитале, где работала старшей медсестрой. Она плыла по коридору, покрикивая на медсестричек, которые, по ее мнению, не торопились исполнять свои обязанности, когда столкнулась с зареванной, растрепанной пожилой женщиной. Та привалилась плечом к стене и плакала так, что дрогнуло даже суровое сердце Нины.

– Что такое? Что это за водопад? Чем я могу помочь?

Женщина подняла на нее глаза, и Нина поразилась, насколько они были глубокими, черными как ночь и глубокими как омут.

– Сын… Там сын мой… Жить не хочет… А я ничего сделать не могу… Он меня не слушает…

Женщина еще что-то говорила, но Нина уже махнула сестрам, чтобы принесли воды, а сама шагнула в палату, прикрыв за собой дверь. Этот бокс был на двоих, и она точно знала, что здесь пока только один пациент.

Нина смотрела на мужчину, который лежал на кровати, уставясь в потолок, и размышляла.

Из тяжелых, значит… Так в их отделении называли не тех, кто пострадал от ранения или перенес сложную операцию, а тех, кто отказывался бороться за жизнь. С такими пациентами было сложнее всего, ведь многое зависит от того, как человек будет бороться за то, чтобы встать на ноги.

Только этому пациенту на ноги становиться не придется… Точнее, если и придется, то только на ту, которая уцелела. Нина присмотрелась повнимательнее, а потом сделала шаг к кровати и загремела:

– Что? Плохо тебе? Разлегся тут! Жалеет себя! А мать не жалеешь? Все глаза выплакала! Думаешь, герой? Нет, милый, ни разу ты не герой! Воевать любой может, а вот жить после – это как раз подвиг настоящий! А ты что себе позволяешь?

Мужчина медленно повернул голову, словно не веря ушам своим, и удивленно спросил, как только Нина сделала паузу в своем монологе:

– Вы почему так кричите?

– Да мало ли! Я карточку не видела. Может, у тебя еще и контузия. Иначе бы мать услышал, хотя она у тебя тоже не тихая, как я заметила.

Голос ее звучал уже спокойнее, и мужчина разглядывал ее так внимательно, что Нина, суровая Нина, даже слегка поежилась.

– Странно! – задумчиво сказал, наконец, мужчина.

– Что?

– Вы первая, кто со мной здесь не миндальничает.

– Обойдешься! Вставать когда думаешь?

– А зачем?

– Надо! – отрезала Нина.

И почему-то это ее коротенькое: «Надо!» стало отправной точкой к выздоровлению Алексея.

Это потом его мать, Зоя, расскажет, как почти две недели после потери связи не знала, где ее сын, и искала его по всем возможным каналам, подняв на уши бывших сослуживцев мужа. Как ушла от Алексея жена, узнав, что ранения его тяжелые и он на всю жизнь останется инвалидом. Как прервала она беременность, а потом рассказала об этом, придя в госпиталь и популярно объяснив мужу, зачем это сделала. Как не ответила на вопрос бывшей уже свекрови, для чего все это ей понадобилось. И как Алексей, зажав в зубах подушку, кричал так, что белки глаз стали вдруг ярко-алыми, а слезы перестали приходить, словно высохнув на годы вперед от невозможности происходящего.

– Он дважды возвращался целым и невредимым, а в этот раз… Не хранила его любовь, видимо… Потому, что не было ее уже… И некому, кроме меня, было за него молиться…

Нина тогда удивленно глянула на эту женщину, которая так спокойно призналась в том, что верит во что-то большее, чем теория эволюции.

– Что, милая? Думаешь, что я с ума сошла? Нет. Знаю, что слышит меня небо. Иначе не вернуло бы мне сына. Пусть и такого. Зато – живой. А остальное… Время покажет.

Нина на время надеяться не стала. Алексея она поднимала, сама пока не понимая, зачем это делает. Ведь у нее была семья, был муж и своя, непростая и совсем невеселая жизнь. Болела мать, не получалось завести ребенка, а время безжалостно торопило, напоминая о возрасте при каждом взгляде в зеркало.

Когда «ее» пациент выписался, Нина обняла на прощание Зою и решила, что все закончилось. Алексей жив, а это главное. Дальше уже Зоя справится, а у нее, Нины, есть свои заботы.

Но все это оказалось лишь началом. Спустя полгода от Нины ушел муж, заявив, что устал ждать. И что он, вполне еще молодой и здоровый, нашел себе другую спутницу, которая ждет уже от него ребенка. А тратить свое время на «пустоцвет» он больше не готов.

А потом, спустя еще месяц, не стало мамы, и Нина с, одной стороны, потерялась в своем одиночестве, а, с другой стороны, выдохнула, потому что не было больше бессонных ночей и боли самого близкого человека, которую пропускаешь через себя всю до капельки, желая только одного – чтобы это поскорее закончилось и пришел покой. Не себе его желая, а тому, кому плохо…

Алексей появился перед госпиталем на следующий день после сороковин, как только узнал от Зои обо всем. Нина взглянула на него, стоявшего так прямо и спокойно, а потом кивнула молча, и они пошли к воротам, без слов все понимая и не желая разрушать, такую хрупкую пока, обоюдную надежду.

Расписались они очень тихо, не устраивая никаких торжеств, а потом уехали на Валаам, где давно хотели побывать оба. И именно оттуда «привезли» своего сына. Нина, которая не поверила сначала врачам, трижды пересдавала анализы, прежде чем убедилась, что ее мечта стала реальностью.

Они жили дыша друг другом. Найдя, наконец, того, с кем рядом было тепло и спокойно, до потери этого дыхания боялись упустить позднее свое счастье.

Сын рос, радуя родителей своими успехами, и Нина с Алексеем глазом моргнуть не успели, как их мальчик стал офицером и уехал к месту службы. Они остались одни. Именно тогда в маленькой их семье появился Чарлик, и Нина, отчаянно тоскующая по сыну, немного успокоилась.

Когда пришла весть о том, что сын женится, Алексей опасался, что жена покажет характер, ведь будущую невестку они ни разу не видели и знать не знали, что она из себя представляет. Но Нина и тут удивила мужа. Обегав все ювелирные в городе, она не нашла, что хотела, и, перерыв кучу каталогов, нашла мастера, который сделал на заказ два комплекта из кольца и серег. Эти украшения Нина повезла в качестве подарка будущей своей невестке и ее матери, которая жила в том же городе, где обосновался ее сын.

– Ниночка, невестке – понимаю, а зачем ее матери такой дорогой подарок? – Алексей разглядывал приготовленные бархатные коробочки.

– Затем, мой дорогой, что эта женщина теперь заменит меня рядом с мальчиком. Я хочу, чтобы она понимала – я ей доверяю и прошу о помощи.

Подарок будущая сватья оценила, но он оказался совершенно ни к чему. Зятя своего она и так приняла как сына сразу и безоговорочно. Дочь Зина поднимала сама, рано овдовев, и вложила в нее всю свою душу и сердце, надеясь сделать свою девочку счастливой. И когда поняла, что ее желание полностью совпадает с желанием зятя, сделала все, чтобы «дети» поняли – она рядом. И их счастье – это ее счастье тоже.

С Ниной они общий язык нашли как-то сразу и без лишних вопросов. И до самого ухода из жизни Нины общались очень тесно, став по-настоящему близкими подругами.

Ниночку свою Алексей Иванович потерял спустя всего год после того, как родилась их вторая внучка. Недомогание, которое она поначалу гнала от себя, не принимая всерьез, вылилось в серьезное заболевание, не оставившее ей шанса остаться рядом с любимыми. Она ушла тихо и быстро, стараясь не жаловаться, чтобы не беспокоить мужа и сына. Лишь перед самым уходом долго писала что-то, складывая в коробку, которую поставила на тумбочку у своей кровати. А после того как ее не стало, Алексей нашел в этой заветной коробке, в которую при жизни жены даже заглядывать боялся, письма, адресованные ему, сыну, невестке, Зине и обеим внучкам. Каждому из них Нина оставила свой привет и с каждым распрощалась вот так, оставив после себя на память кривоватые строчки, дышащие такой нежностью и любовью, что становилось легче дышать.

От Нины остались эти письма и Чарлик, ради которого Алексей Иванович вставал каждое утро и шел на прогулку, заставляя себя держаться. Сын звал к себе, но Алексей отказывался, не желая оставлять дом, где был так счастлив с Ниной, и опасаясь, что Чарлик, который безмерно тосковал по хозяйке, не выдержит переезда.

Так и жили они – человек и собачка, держась друг за друга и стараясь скрасить одиночество тому, кто тосковал рядом.

И когда Алексей проснулся как-то утром, понимая, что совершенно бессовестным образом проспал, а Чарлик не отзывается, тоска ударила его с такой силой, что он понял – пора что-то менять. Пора туда, где его ждут. Где просят его помощи уже давно, ведь в семье сына вот-вот появится еще один ребенок, и Зина уже не справляется с таким количеством внуков.

Именно в тот день Гриша и увидел Алексея Ивановича, который сидел на скамейке во дворе, стараясь понять, как продержаться до того времени, как приедет сын, чтобы забрать его к себе.

– Чарлика больше нет, Гриша.

– Вы поэтому так грустите?

– Да. Мне жаль, что я остался совсем один.

– Почему один? Вон, сколько людей рядом!

– Это все чужие люди, Гриша. У них своя жизнь, а у меня своя. Кто из них вспомнит, что я был здесь, когда я уеду?

– Вы неправы. Тетю Нину все помнят. Даже я. Хотя она мне болючие уколы делала. Помните? Когда я болел? – Гриша заерзал по лавочке, а Алексей слабо улыбнулся. – Она добрая была. И я всегда буду помнить, как она мне сначала конфету давала, а потом укол делала.

– Да… Ты прав. После нас остаются наши дела… – Алексей Иванович вдруг замер, о чем-то размышляя, а потом встал и подал руку Грише. – Спасибо! Ты мне напомнил об одной очень важной вещи и научил сейчас другой.

– Как это?

– Напомнил, что нужно думать не только о себе. Ведь так всегда делала моя Ниночка. А научил тому, что даже когда очень плохо, можно сделать что-то для других. И как знать? Может быть тогда станет легче? Эту теорию нужно опробовать. И именно этим я собираюсь заняться.

Приводя свои дела в порядок, Алексей Иванович параллельно начал зачем-то покупать стройматериалы, а потом сходил к своему приятелю сварщику, и скоро во дворе закипела работа.

Красивая беседка выросла в центре двора всего за две недели. Просторная, с лавочками, установленными возле нее, она стала для всех местом, где можно было провести время. Днем здесь играли дети, а вечерами собирались взрослые. В этой беседке мамы украшали столбики воздушными шарами, накрывали стол и праздновали дни рождения детворы. А старшее поколение устраивало турниры по шахматам и домино, азартно болея за финалистов на весь двор.

И никто не заметил поначалу, что Алексей Иванович куда-то запропал, ведь Чарлика выводить ему уже было не надо. И соседи уже не искали невольно глазами странную пару, чтобы поздороваться, когда выходили во двор. А когда кто-то спохватился и начал расспрашивать, то Гриша, пожав плечами, сказал, что Алексей Иванович уехал к сыну. И на охи и вздохи бабушки и ее подруг, сетовавших на то, что попрощаться бы все-таки не мешало и как-то не по-людски это, уезжать вот так, махнул рукой в сторону беседки:

– Оставил о себе вам на память. Разве мало?

Беседка эта простоит много лет. И когда молодой, но очень талантливый скрипач, в котором старожилы узнают-таки Гришу, приедет, чтобы навестить свою старенькую уже, но еще очень бодрую бабушку, он проведет по чуть рассохшимся перилам руками, присядет на лавочку и поздоровается шепотом с ней, как со старым другом:

– Привет! Помнишь меня? А Алексея Ивановича? Хороший был человек, правда?

Булыжник

– Булыжник ты, Сергеев! Самый настоящий! Каменюка бесчувственная! Есть в тебе хоть что-то человеческое? Да, о чем я вообще?! Нет и не было никогда! У тебя же на уме только работа и деньги! Больше ничего! Никто тебе не нужен! Ни жена, ни дети!

– Лен, у нас нет детей.

– А могли бы быть! Все из-за тебя! Я давно родила бы, если бы чувствовала, что рядом мужчина, на которого можно опереться! А ты? Только о себе и думаешь! Все! Хватит с меня! – Елена швырнула в чемодан очередную «тряпочку» и разрыдалась. – Я так тебя любила! Больше, чем кого бы то ни было! А ты…

– Я. Тебя. Любил.

Сергеев стукнул кулаком по стене бывшей супружеской спальни и вышел из комнаты.

Собственно, супружеской спальня перестала быть уже довольно давно. Елена, сославшись на то, что муж храпит просто безбожно, «отселила» супруга в кабинет.

– Так и тебе спокойнее будет, и я смогу выспаться. Ты же хочешь, чтобы я была молодой и красивой? А у меня после такого отдыха под глазами два мешка с картошкой! На косметологов не напасешься, Сергеев!

Расходы на косметолога меньше не стали, но спал теперь Сергеев в кабинете. Помаявшись пару ночей на неудобном кожаном диване, он съездил в мебельный и купил себе вполне приличный новый. Размер нового ложа позволял вытянуться во весь немаленький Сергеевский рост, а не сворачиваться калачиком, вспоминая далекое детство, когда мама, укрывая маленького Сашу, причитала:

– Сынок, что ж ты так свернулся? Прям кренделек! Тебе же неудобно!

Насчет удобства мама была неправа. Лучшей позы для сна Сергеев для себя так и не придумал. Он до сих пор, засыпая, сворачивался калачиком. Но читать перед сном или смотреть свои любимые комедии предпочитал, вытянувшись во весь рост. Именно поэтому кровать в его спальне была сделана на заказ, ведь найти готовую, где он поместился бы со своими двумя метрами с хвостиком, Сергеев так и не смог.

Девушка-консультант в мебельной фирме, где Сергеев заказывал свое ложе, восторженно ахнула, глядя на него:

– Богатырь! Вы просто из сказки пришли к нам!

Что ответить ей, Сергеев так и не придумал. Он просто покраснел, как было всегда, когда на него обращали внимание красивые девушки, и поспешил ретироваться, наскоро оплатив заказ и даже не уточнив, какого цвета должна быть кровать.

Впрочем, девушка оказалась весьма толковой, и гарнитур для спальни его вполне устроил.

Но теперь в этой спальне царила Елена, а ему пришлось искать для себя другие варианты. Дом у Сергеева был не слишком просторный, но продуманный до мелочей. Строил он его для себя, когда еще даже не думал жениться. Поэтому в доме было всего две спальни и кабинет, большая гостиная и кухня. Поскольку вторую спальню Елена после свадьбы оборудовала для приезда гостей и заходить туда Сергееву было строго запрещено, пришлось ютиться в кабинете.

Впрочем, Сергеев, как и его кот, Васечкин, не слишком печалились по этому поводу. Первому давно надоело выслушивать претензии в свой адрес, а второй просто терпеть не мог Елену.

Она мечтала избавиться от кота с тех самых пор, как появилась в доме.

– Не терплю кошек! Лучше собаку заведем. Большую!

– А Васечкина куда? – Сергеев смотрел на забившегося в угол кота. Взгляд кота не сулил Елене ничего хорошего.

– Пристрой куда-нибудь.

– Нет.

Голос Сергеева прозвучал очень спокойно, но Елена почему-то дернулась. Это был первый раз, когда этот мужчина посмел ей перечить. До этого момента все шло как по нотам. А тут – на тебе! Возражает! И из-за чего?! Тьфу ты, из-за кого? Из-за кота?! Странно…

Откуда же было знать Елене, что Васечкин появился в жизни Сергеева как раз тогда, когда все готово было пойти как раз «коту под хвост». Сначала не стало мамы… А потом дело, которое успешно развивалось до поры до времени, вдруг стало вместо прибыли приносить одни проблемы, а те, кто захотел отобрать его у Сергеева, были настырны и совершенно ничего не боялись. Однажды Сергеева даже подкараулили в подъезде, но навредить ему не смогли. Сказалась многолетняя мамина закалка. Не зря она гоняла сына на тренировки и искала лучших тренеров в городе. Медали и кубки она расставляла потом по всей квартире и улыбалась так, что Сергееву казалось, что по дому, нежно пульсируя и переливаясь всеми цветами радуги, разливается счастье. Ради этой улыбки Сергеев был готов на все. Он выходил на ковер и улыбался противнику, понимая, что вот-вот и его коллекция кубков пополнится, а мама снова рассмеется и скажет:

– Родила богатыря себе! Сыночек, ты у меня такой сильный! Весь в отца!

Отца своего Сергеев никогда не видел. Тот был летчиком-испытателем и разбился, выполняя очередной контрольный полет. Большая фотография, висевшая теперь в кабинете Сергеева, была единственным свидетельством того, что родитель его существовал. Впрочем, присутствие отца в своей жизни Сергеев ощущал постоянно. Мама не уставала повторять, как они похожи, и столько рассказывала об их с отцом недолгой семейной жизни, что Сергеев точно знал – вот такую семью он хочет. В которой люди не просто любят друг друга, а врастают в свою «половинку» так, что никакие обстоятельства, будь то даже долгая разлука, не могут изменить того факта, что с любимым все движется и все существует.

Мама у Сергеева была очень красивой женщиной, но так и не устроила больше свою жизнь. Она растила сына, и Сергеев не раз слышал, как она тихонько шепчет, разговаривая в ночи с тем, кого давно уже нет рядом:

– А Сашенька меня только радует, Митя! И тебя бы порадовал! Копия твоя! Такой же тонкий, нежный, ласковый и очень сильный. Спасибо тебе…

Став старше, Сергеев не раз задавал маме вопросы о том, тяжело ли ей одной. Но каждый раз в ответ слышал:

– Разве я одна, сынок? У меня ты есть! Как я могу быть одинока? А мужчины… После твоего отца лучшего не будет, а зачем жить с человеком, просто чтобы жить? Он ведь тоже не каменный, правда? Его любить надо. А я уже не смогу… Все папе твоему досталось…

Сергеев все это слушал и понимал, что есть что-то такое, чего ему пока не понять. Любовь это или что-то большее, определить было сложно, но он точно знал, что если встретит ту, которая вот так же как мама решит, что он для нее единственный, то никакие горы-косогоры будут ему уже не страшны.

Мама Сергеева очень ждала, когда он устроит свою личную жизнь. Мечтала о внуках, но так и не дождалась. Один за другим два инфаркта подряд унесли жизнь той, что была для Сергеева светом.

В тот момент ему показалось, что мир сошел с ума и просто остановился. Все словно замерло вокруг в томительной духоте. Он что-то делал, куда-то шел, решал какие-то вопросы, но в то же время ему казалось, будто он стоит на месте, никуда не двигаясь, и просто наблюдает, как все вокруг погружается в темноту.

Из этой темноты его вытащил как раз Васечкин.

Смешная вихрастая девчонка просто сунула котенка в руки Сергееву, который выходил из метро, и убежала, одарив его напоследок широкой улыбкой, в которой вдруг мелькнуло что-то мамино. Сергеев замер, не веря глазам своим, а когда опомнился, то уже стал хозяином маленького, изъеденного блохами комка, который жалобно мяукал и жался к его ладони.

Потом он часто думал, что было бы, не сломайся у него в тот день машина. Ведь в метро он ездил редко и вряд ли встретился бы с Васечкиным в другом месте.

Имя для кота пришло само собой. В детстве он очень любил фильм о двух неугомонных друзьях. Мама говорила, что он очень похож на Петрова. Такой же спокойный, надежный, мечтательный. А ему самому до чертиков хотелось походить на Васечкина – смелого, немного безрассудного и в то же время сильного.

Почему-то темные большие глаза котенка напомнили ему любимого героя, и кот стал Васечкиным. Со временем имя сократилось до «Васи», но Сергеев всегда помнил, в честь кого назван хвостатый друг, который вернул в его жизнь каплю света. Капля эта была малой, но она дала ровно столько, сколько нужно было, чтобы снова разглядеть дорогу у себя под ногами. И Сергеев медленно, но верно пошел вперед.

Васечкин через пару лет превратился в полосатого вальяжного здоровяка, чем-то напоминающего самого Сергеева. Теперь это был мощный, крупный кот типичной дворянской породы, но нес он себя, как и хозяин, с достоинством и никому не позволял с собой фамильярничать. Так было до тех пор, пока в доме не появилась Елена.

С Сергеевым Елена познакомилась случайно. Вообще-то, она никогда и ничего не делала спонтанно. Высокого, по-своему красивого мужчину она заприметила, когда тот приехал на какую-то деловую встречу в ресторан, где Елена работала администратором. Поразмыслив, она решила, что вариант не плох, и решила действовать. Дальше все было делом давно отработанной техники. Елена дважды до Сергеева успела побывать замужем. И хотя оба ее брака продлились совсем недолго, считала себя женщиной опытной и способной дать мужчине то, что ему нужно.

Не особо искушенный в любовных делах Сергеев на ее уловки попался сразу. Хрупкая, нежная Леночка словно создана была для того, чтобы желание защищать и оберегать ее просыпалось в мужчине после первой же встречи.

Точно рассчитав время сближения, ведь по математике у Леночки всегда была круглая «пятерка», уже через полгода она стала Сергеевой и принялась вить семейное гнездышко в доме мужа.

Задача эта оказалась непростой и со многими переменными. Начиная с кота и заканчивая мужем, который по факту оказался тем еще увальнем.

Лена, будучи девушкой современной и выросшей в семье, где ее интересы всегда ставились во главу угла, а мама с папой души не чаяли в дочери, никак не могла привыкнуть к тому, что приходится считаться с кем бы то ни было.

Поначалу это был Васечкин.

Избавляться от кота Сергеев отказался категорически. И Елена быстро поняла, что конфликт в этом случае может привести к крайне нежелательным последствиям. А потому решила, что кот не самое страшное зло, и тихо шпыняла Васечкина, забывая его кормить, когда Сергеев уезжал в командировки. Васечкин на это объявлял обычно Елене небольшую партизанскую войну, и она вопила, кляня на чем свет стоит хвостатого вредителя, когда обнаруживала плоды такой подрывной деятельности. После очередной пары выброшенных в помойку новеньких туфелек Елена решила, что с нее хватит. В доме появился щенок немецкой овчарки, но и тут Васечкин умудрился насолить той, что так его не жаловала. Щенок был обласкан, приручен и хвостиком ходил за своим кошачьим «папой», даже когда вырос.

Подобной «подлости» Елена от кота никак не ожидала. Она жаловалась мужу на «неправильных» животных, которые должны были бы держаться подальше друг от друга, как и предусмотрено природой, но тот только посмеивался:

– Леночка, разве плохо, когда кто-то кого-то любит?

Елена на это возмущенно фыркала, но не спорила. Она давно уже поняла, что спорить с мужем – занятие, заранее обреченное на провал.

Ругаться Сергеев не умел совершенно. Он просто молча уходил в другую комнату и прикрывал за собой дверь.

– Когда успокоишься, тогда и поговорим.

Эта фраза настолько выводила Елену из себя, что она, будучи от природы легкой и необидчивой, умудрялась дуться неделями, совершенно не понимая, что делать дальше.

Она с детства была очень эмоциональной. Могла закатить скандал на пустом месте, совершенно не разбираясь в поводах, но так же быстро остывала. Мило улыбнувшись, извинялась, если считала нужным, и восстанавливала мир, получив свою порцию «подпитки». Мама Лены, давно раскусившая свою девочку, качала головой:

– Вампир ты, Ленуся. Маленький такой, зубастенький вампирчик. Потерзаешь жертву и отпустишь, приласкав. И даже в голову тебе не приходит, что тому, кого ты потрепала, долго еще будет больно. Ведь тебе-то уже нет. Слила свое раздражение и все. Ты снова мила, прелестна, весела. Как на тебя сердиться? Что ж… Это твоя жизнь. Но будь осторожна. Не всякий готов терпеть это долго. Хорошо, что тебе повезло с мужем. Цени то, что тебе судьба подарила. Мне кажется, что Саша даже не всегда понимает, что происходит. Терпит тебя.

– Что ты такое говоришь, мама?! Терпит! Да пусть спасибо скажет, что я с ним до сих пор живу! Это же невозможный человек! Никаких эмоций! Даже поругаться по-человечески и то не может. Леночка, Леночка… Противно! Мне нужен тот, с которым все гореть будет синим пламенем! А Сергеев что? Само спокойствие! Такое впечатление, что я ему совершенно безразлична!

– Ох, Лена… Что имеем – не храним, а потерявши – плачем…

– Не велика потеря!

Об этих разговорах Сергеев, конечно, ничего не знал. Он обожал свою хрупкую жену, совершенно не понимая всплесков ее раздражения и списывая их на какую-то неустроенность и упущенные возможности.

С прежней работы Елена ушла сразу же после свадьбы.

– Ты что, хочешь, чтобы твоя жена продолжала бегать с милой улыбкой перед твоими деловыми партнерами? Сергеев, ты меня хоть немного уважаешь?

Вопрос был риторическим.

Размышляя о том, чем ей хотелось бы заниматься, Елена взяла паузу, а пока сидела дома, изводила претензиями милейшую Зинаиду Петровну, домработницу Сергеева, и страдала.

– Это невыносимо, Сергеев! Она же глупа как пробка! Я весь день хожу по дому и указываю ей на пыль по углам!

– Зачем?

– Затем, что убирать надо как следует! Неужели в таком возрасте она еще этому не научилась?

– Может быть, ты возьмешь тряпку и покажешь ей как надо?

Вопрос этот, в который Сергеев не вкладывал ничего, кроме искреннего недоумения, произвел такой эффект, что Васечкин удрал во двор и вернулся только на следующий день, предпочтя ночевку в будке приемного сына мягкой лежанке в кабинете хозяина.

Бушевала Елена почти неделю. Сергеев пожимал плечами на ее тирады и ловил на себе сочувственные взгляды Зинаиды. Та ставила перед ним тарелку со свежесваренным борщом, подвигала поближе плетеную корзинку с хлебом и осторожно спрашивала:

– Александр Дмитриевич, может быть, мне лучше уйти от вас? Елена Владимировна очень мной недовольна.

– Вас на работу брал я, а не Елена Владимировна. Поэтому работать вы будете столько, сколько сочтете нужным. А на второе что?

– Котлетки. Щучьи. Как вы любите.

– И о каком увольнении вы мне тут говорите? Забудьте! У вас котлеты и борщ как у моей мамы. Я вас никуда не отпущу!

Зинаида Петровна облегченно вздыхала и доставала из холодильника любимый компот Сергеева.

Она, как и Васечкин, нашла приют и покой в этом доме. И терять приобретенное совершенно не хотела. Зина жила в маленьком флигеле, стоявшем чуть в стороне от «большого» дома, и души не чаяла в своем «Сашеньке». Так она за глаза называла Сергеева.

История Зинаиды была проста и печальна. Оставшись вдовой с двумя маленькими детьми на руках, она поняла, что совершенно не готова к тому, чтобы стать в одночасье главой семьи. Выйдя замуж совсем молоденькой девушкой, она сосредоточилась на муже и доме, бросив учебу, и так и не получила профессии, которая могла бы помочь ей «поднять» детей. Поразмыслив, она устроилась работать дворником и принялась ходить по квартирам, помогая с уборкой и намывая бесчисленные окна, хотя с детства страшно боялась высоты. Работы всегда хватало, а вот времени на детей – нет. Зина, пытаясь сделать так, чтобы у ее детей все было «не хуже, чем у людей», упустила что-то очень важное. А когда спохватилась, было уже поздно. Ни сын, ни дочь не считали, что их мать сделала для них что-то сверхъестественное.

– Мы тебя просили нас рожать? Нет! Это было твое решение. Так чего ты теперь жалуешься? Ты должна, понимаешь?

– Что должна? – Зинаида чуть не плакала, глядя на тех, кого родила и пыталась хоть как-то воспитать.

– Помогать нам. Обеспечить наше будущее. Хотя… Что ты можешь? Полы мыть? Мама! Ты хоть с советами своими не суйся! Мы со своей жизнью сами разберемся!

Зинаида качала головой, но возражать даже не пыталась. Зачем? Они же ее дети…

В итоге сын ее уехал в другой город и не звонил даже по праздникам, словно напрочь забыв о том, что у него есть мать. Объявился лишь раз, чтобы забрать две редкие книги из отцовской библиотеки.

– Тебе-то они зачем, мама? Ты все равно в этом ничего не понимаешь. А мне нужны деньги на первый взнос по ипотеке. Скоро ребенок будет, надо поворачиваться.

– Сынок! Ты женился?! Когда?

– Тогда, мам. Можно без глупых вопросов?

– А свадьба?

– Все было. Просто у Маринки родители приличные. Я не знал, как они отреагируют, поэтому мы решили, что лучше будет, если ты не приедешь. Потом познакомитесь.

– Когда?

– Не знаю! Какая разница? Нет бы за меня порадоваться!

– Я рада, сыночек…

Дочь же Зинаиды в попытках устроить свою личную жизнь стала матерью аж трижды и то и дело пеняла ей на то, что помощи мало.

– Мама, это же твои внуки! А от тебя не то что копейки какой не дождешься, так еще и посидеть с детьми не допросишься!

– Доченька, я же работаю…

– Ну конечно! А я, по-твоему, что делаю?!

Зинаида нянчила внуков, помогала дочери по хозяйству, но вскоре поняла, что в собственной квартире стала лишней. Один за другим два зятя, которым она старалась угодить как могла, недовольно морщились, когда видели ее у плиты. И дочь нет-нет, да и ворчала, что в маленькой «двушке» стало слишком тесно.

Уйти Зинаиде было решительно некуда. Дом в деревне, оставшийся от родителей, она давно продала, поделив деньги между детьми, а больше у нее ничего и не было.

Сергеев появился в ее жизни как раз тогда, когда она мучительно решала, что же делать дальше. Жить с дочерью дальше было невозможно. Та прямо заявила, что Зинаида эгоистка, если думает только о себе, а не о малышах, которым нужна собственная комната. Почему жилищным вопросом не озаботился новый супруг дочери, Зина даже спрашивать боялась. Отец двух ее младших внуков человеком был угрюмым, неразговорчивым и частенько гонял по квартире Зинину дочку, грозно объясняя свою точку зрения. Связываться с ним Зинаида попросту боялась. А потому решила, что нужно искать другое жилье.

Она рассеянно толкала перед собой коляску с младшей внучкой, думая о том, куда податься, и не заметила, как вышла на дорогу прямо перед машиной Сергеева, не обратив внимания на сигнал светофора.

Реакции Александра хватило на то, чтобы вовремя затормозить. Коляска чуть дрогнула, но устояла.

В глазах потемнело, и последнее, что Зинаида успела увидеть, падая, было испуганное лицо мужчины, который успел-таки поймать ее до того, как она ударилась головой о бордюр.

Об этом прошествии дочь Зины так и не узнала. Сергеев отговорил Зинаиду от доклада.

– Все живы, здоровы. А будет большой конфликт. У вас и так не все гладко, насколько я понял. Скажите, чем вы занимаетесь? Могу я вам как-то помочь?

Так Зинаида стала хозяйкой в доме Сергеева. Почти неделю она приводила в порядок холостяцкую берлогу, в которую превратился дом после ухода мамы Сергеева.

– Простите. Совершенно некогда заниматься уборкой.

Сергеев виновато улыбался и просил добавки. Готовила Зина очень хорошо. Это было ее любимым занятием, и скоро Сергеев понял, что пора менять гардероб, потому что старые джинсы, которые свободно болтались на нем после того, как не стало мамы, стали тесны в поясе.

Маленький флигель, где Сергеев жил, пока шла стройка, вполне устроил Зинаиду в качестве жилья. И теперь у Сергеева всегда был порядок и горячая еда, а у Зинаиды был дом.

Небольшую однокомнатную квартиру, которую Сергеев подарил ей после пяти лет службы, Зинаида, по его же совету, сдала, ничего не говоря детям. И теперь баловала внуков гостинцами, потихоньку собирая деньги на их образование.

С Еленой отношения у Зины сразу не заладились. И, не желая быть предметом ссоры между мужем и женой, Зинаида то и дело порывалась уйти от Сергеева. Она отлично видела, что за человек рядом с Сашей, но вмешиваться не считала себя вправе. Лишь однажды, после очередного большого скандала, который Елена устроила, найдя клочок шерсти Васечкина под журнальным столиком в гостиной, Зинаида вздохнула, и совсем по-матерински похлопала Сергеева по плечу, чего до этого никогда себе не позволяла.

– Я готова, Саша. В любое время.

– Нет.

Сергеев на мгновение прижался щекой к теплой руке, лежавшей на его плече, а потом заглянул в глаза Зинаиде и повторил:

– Нет!

О том, что у Елены появился кто-то, Зинаида догадалась почти сразу. Растерявшись, она словно окаменела, пытаясь решить, что делать дальше. Сергеев перемену в ее настроении увидел сразу, но спрашивать не спешил, зная о том, как непросто складываются отношения Зинаиды с детьми. Знал, что она сама все расскажет, если захочет. Но Зинаида молчала, и он уже начал было беспокоиться, но тут жизнь все расставила по своим местам.

Рейс, которым Сергеев должен был улететь в длительную командировку, несколько раз задерживали, а потом и вовсе отменили из-за погодных условий. Помаявшись еще пару часов в аэропорту, он решил, что проще будет обменять билеты, благо, слишком срочных дел на ближайшие сутки запланировано не было. Он плохо переносил перелет и всегда оставлял себе денек на то, чтобы «акклиматизироваться».

Дом, где его совсем не ждали, стоял темным, и только в спальне горел ночник. Сергеев погладил выскочившего навстречу Васечкина и на цыпочках прошел по коридору к дверям спальни. Он любил смотреть на спящую Елену. Она была красива в покое как древнегреческая статуя. И он иногда приходил среди ночи, чтобы просто полюбоваться на свою жену и помечтать о том, какие красивые у них получатся дети.

Но Елена не спала…

Сергеев, мельком глянув на то, что происходит в спальне, так же тихо вышел из дома, стукнул в дверь флигеля и спросил у Зинаиды:

– Давно?

– Не знаю, Саша. Сегодня впервые привела домой.

– Почему ты ничего не сказала мне?

– Боялась…

– Чего?

– За тебя боялась… Не трогай ее, сынок! Не порти себе жизнь! Она этого не стоит!

Сергеев обернулся, долго смотрел на окна спальни, а потом все-таки кивнул:

– Не стоит…

Ту ночь он провел на крохотной кухне Зининого флигеля. Она молча подливала ему чай и так же, как и Сергеев, ждала рассвета.

Когда рано утром машина, стоявшая у ворот дома, наконец уехала, Сергеев так же молча поднялся и прошел в дом.

Развод дался ему очень тяжело. Как ни крути, а Елену он любил. Как мог, как умел. И то, что случилось, стало для него настоящим откровением. Получалось, что, если человек говорит, что любит, это вовсе не значит, что так оно и есть… И верить сказанному нужно далеко не всегда.

Он прекрасно разбирался в людях, когда дело касалось бизнеса, но совершенно ничего не понял в собственной жене. И это почти уничтожило его.

Снова пришла темнота. И теперь уже ни Васечкин, ни Зинаида, не могли отогнать от Сергеева эту тьму.

Он снова ходил на работу, что-то делал, как-то жил, но все это на автомате, не задумываясь о том, что будет завтра. Спасало то, что сотрудники Сергеева ценили место своей работы, а начальника по-настоящему уважали и, видя, что с ним происходит, старались лишний раз не беспокоить вопросами. Фирма продолжала работать, несмотря на то, что фактически осталась без главы.

Сергеев жил теперь в однокомнатной квартирке Зинаиды, попросив ее присматривать за домом и не решаясь вернуться туда, где еще совсем недавно был счастлив.

Он спал на стареньком диване, где едва помещался, даже свернувшись калачиком, и компанию ему в эти дни составлял только Васечкин, который устроил настоящую голодовку, поняв, что хозяин куда-то исчез. Через неделю после ухода Сергеева из дома Зинаида отвезла кота в ветеринарную клинику и уже оттуда позвонила Александру.

– Саша, с Васечкиным беда…

Сергеев примчался через час и забрал кота. И снова, как когда-то, он носил хвостатого на руках, уговаривая поесть и не бросать его одного.

– Совесть имей! У меня, кроме тебя да Зины, никого! Дик еще, но Елена его забрать грозилась. Вась, пожалей хоть ты меня, а?

Васечкин изображал из себя умирающего лебедя и позволял хозяину кормить себя чуть ли не с ложки почти две недели. Сергеев возил его в клинику, где ветеринары уже откровенно посмеивались над симулянтом, но по настоянию Сергеева кололи коту витамины.

– Он вас троллит.

– Что делает? – Сергеев удивленно смотрел на молодого ветеринара.

– Простите за сленг. Разыгрывает. Ваш кот уже давно в порядке. Просто беспокоится о вас. Зачем-то ему надо, чтобы вы думали, что ему плохо.

– А что, так бывает?

– Иногда животные умнее людей. У них все на инстинктах. Они чувствуют, а не думают. Вот и ваш кот чувствует, что с вами не все в порядке. Потому и ведет себя так.

– И что делать?

– Успокойте его. Смените обстановку, придумайте что-нибудь, чтобы он понял – с вами все хорошо.

Почему-то именно в этот момент Сергеев понял, что с него хватит. Можно всю жизнь убиваться по несбывшейся мечте, а можно попробовать жить дальше. И если кот это понимает лучше, чем он сам, то…

Зинаида приезду Сергеева совсем не удивилась. Поставила на стол тарелку с домашней лапшой и спросила:

– Как жить дальше будем, Саша?

– Хорошо будем. Как следует. Ремонт будем делать.

Ремонтом Сергеев не ограничился. Сам не понимая пока – зачем, он решил перестроить дом. Теперь в доме вместо двух спален стало четыре, а сам дом подрос на целый этаж.

– Хорошо, Сашенька. Отлично! – Зинаида отмывала пол после строителей и гоняла Васечкина. – Уйди отсюда! Мыться тебя не уговоришь, а ты уже грязный как не знаю кто! Брысь!

Разобравшись со строительными работами, Сергеев поехал в уже знакомый мебельный, чтобы купить новую кровать.

– Здравствуйте!

Рыжеволосая девушка, лучась улыбкой, шагнула ему навстречу, и Сергеев попытался вспомнить, где ее раньше видел.

– Вам снова кровать нужна?

– Да. Новая.

– А вы не сбежите как в прошлый раз? Я ведь тогда так и не успела спросить у вас, как ваше имя. Вы же только адрес дали. Доставку оформляла и гадала. Алексей?

– Почему так?

– На Илью вы не тянете. Мне кажется, вы не из тех, кто будет на печи лежать. А Добрынями в наше время малышей называют. Раньше это имя не так распространено было. Если только мама у вас затейница была.

– Меня Александр зовут. А мама у меня была прекрасной женщиной.

Первую свою дочь Сергеев назовет в честь матери. Его жена возражать не станет.

– Люба, Любушка… Хорошее имя, Саша! Правильное. А сын?

– Что сын?

– Сына как назовем?

Сергеев зароется носом в рыжие кудряшки своей половинки, прижав к себе маленький сверток с посапывающей дочкой, и пойдет сиять и переливаться по дому счастье, разом разогнав тени по углам и разбудив мирно дремлющего Васечкина.

Кот потянется лениво, потрется о ноги хозяина, тронет лапой хозяйку и пристроится у детской кроватки на коврике. Счастье ведь охранять надо. Мало ли… Оно такое. Капризное и шустрое… Только лови! А уж если поймал – держи крепче, не упусти! И тогда рядом будут те, кто тебя любит. Кому ты нужен и важен таким, каков ты есть. И кто о тебе подумает прежде, чем о себе самом.

Василий

– Василий, не смей! – Ксюша замерла в дверях, глядя на хвостатое свое чудовище.

Кот не повел даже ухом в ее сторону. Дернув раздраженно хвостом, он снова примерился и все-таки прыгнул.

Елка, высокая, пышная, полностью украшенная уже Ксюшей и Вадиком, на что был потрачен вчера весь вечер, величаво дрогнула и пошла вниз.

– Васька! – Ксения рванула через комнату, но это было уже лишним. Ойкнув от боли, она схватилась за щеку, по которой прошлась колючая ветка.

Вадим прибежал из кухни и, оценив масштаб бедствия, гаркнул на Ксюшу:

– Не двигайся! А то порежешься! Стой, где стоишь!

Ксения не любила ходить дома в тапках. Вот и сейчас на ней были тонкие пуховые носочки, которые связала бабушка.

Бабушка! Ксюша схватилась за голову. Беда! Вчера они с Вадиком уговорили ее разрешить украсить елку старыми игрушками и вот… Что они теперь ей скажут? Ведь там каждая просто драгоценность! И даже не потому, что редкие и стоят немало. Это Ксения точно знает, так как видела стоимость таких игрушек на аукционной площадке. А потому, что каждая из них – это память. Бабушка доставала коробку каждый год, перебирала их и снова складывала обратно, не решаясь повесить на елку.

Ксения всхлипнула и разревелась, грозя пальцем невозмутимо восседающему на диване Василию.

– Поросенок! Вот ты кто! Не кот! Порядочные коты так себя не ведут! Говорила же вчера Вадику! Надо было привязать елку к турнику! Тогда бы не упала! Что я теперь бабушке скажу?!

Вадик вернулся в комнату с веником и тапками.

– Держи! – он осторожно переступил через осколки и подошел к Ксюше. – Ого! Это тебя приложило, когда она падала?

Ксюша приложила пальцы к щеке и болезненно поморщилась.

– Ага! Ничего, это пройдет. А вот что теперь мы бабушке скажем? Нет! Ну это надо?! И главное, как вовремя!

– А я тебе говорил, что это чудовище хвостатое еще потреплет тебе нервы. Так нет же, все равно взяла!

– А как я могла его там оставить? Ты же видел, в каком он был состоянии! Еще немного и не стало бы такого красавца… Жалко!

– И почему ты у меня такая добрая? Где таких берут?

– Где было, там уже нету. Все вышли! Вадька, что делать-то? Бабушку Сергей к вечеру привезет, а тут такое! Представляешь, как она расстроится? Это катастрофа!

– Даже спорить не буду. Давай-ка, мы вместо того, чтобы ахать и охать, оценим лучше масштаб бедствия. Иди сюда! – Вадим подхватил Ксюшу на руки и отнес на диван. – Сиди тут!

Елка, осторожно поднятая, снова уперлась макушкой в потолок, а Ксюша изумленно ахнула. И было от чего! Почти все игрушки были целы, кроме двух.

– Это потому, что вся она упала на ковер, а макушка, видишь, на то место, где он закончился. Да-а-а, не повезло зайчику. – Вадим осторожно смел ладонью осколки в кучку. – Василий! Обормот! Вот кто тебя просил, а?

Пушистый виновник скандала восседал с видом, которому позавидовал бы и сам Далай-Лама. Презрение к двуногим, которые подняли такой шум из-за какого-то пустяка в виде дерева, притащенного ими в дом непонятно для каких целей, было настолько явным, что Ксюша с Вадимом рассмеялись.

– Нет, ты посмотри на него! Меня все чаще посещает мысль, что это я у него живу, а вовсе не наоборот!

Ксюша протянула руку, и кот милостиво соизволил ткнуться в ее ладонь носом.

– А помнишь, какой он был, когда мы его увидели в приюте?

– Ага. Страшный, как смертный грех! Я даже испугался!

Ксюша задумчиво почесала кота за целым ухом. Второе, потрепанное, порванное, было меньше почти вполовину. Да и шерсть там отросла немного странной. Жестковатой и короткой. На этом месте был тот страшный ожог, который достался Василию после пожара.

Историю этого кота Ксюша услышала от Сергея, своего брата. Тот работал пожарным и часто делился с сестрой и ее мужем подробностями дежурств.

– Представляешь, выехали сегодня на вызов. Двухэтажка старая. Знаешь, что на окраине, у вокзала? Сама понимаешь, там просто рай для огня. Перекрытия старые, дерево везде. Полыхнуло мгновенно просто. Люди повыскакивали в чем были. Ор, истерика, ну, как обычно все. Работаем. И вдруг оттуда – кот! Выскочил прямо на Сашку, который собирался внутрь идти, чтобы проверить, все ли вышли. Представь, Саша делает шаг к подъезду, а из огня на него шар такой черный летит и орет. Картина… Даже фильм ужасов покажется детским мультиком по сравнению с ней! Сашка в сторону шарахнулся, а кот за ним. Вцепился и вопит! Сашка его от себя отшвырнул. Кот метнулся к подъезду и опять к Сашке. Бегает туда-сюда и кричит так, что сразу ясно стало – зовет.

– Хозяин там остался?

– Хозяйка. Она лежачая была. А никто из соседей про нее и не вспомнил.

– Сереж…

– Нет, нормально все! Успели. Вытащили, скорая приехала. А она, представляешь, говорит, что нет у нее кота. И никогда не было!

– Как это?!

– А вот так! Правда, странно? Ведь он нас прямо к двери ее привел. Надышался, конечно. Откачали кое-как и забрали с собой. Саша его в приют отвез потом. Забрал бы, но ты же знаешь, что у него ребенок недавно родился, да и живут они в маленькой квартире с родителями.

– А больше никто не захотел взять?

– Ксюх, нам сказали, что у него шансов почти нет, а в приюте уход и… ему там не больно будет… Ну, ты понимаешь…

Вадим тогда даже не стал ничего спрашивать. Просто взял ключи от машины и спустился вслед за Ксюшей и Сергеем вниз.

Кот, которого они увидели в приюте, был настолько страшным, что Вадима даже передернуло. Обгоревший, ободранный, он и раньше-то, видимо, не был образчиком красоты кошачьего брата, а теперь… Лежа на боку в просторной клетке, он тяжело дышал и даже не отреагировал, когда Ксюша коснулась его лапы, бессильно вытянутой вдоль длинного тела.

– Девушка, он совсем плох. Честно скажу, я не думаю, что он выживет.

– Неважно. Сереж, а почему он так сильно обгорел?

– Мы его поймать не могли. Он метался по этажу, кричал под каждой дверью, пока мы все не проверили. Только тогда ушел на улицу. В руки так и не дался, все сам. Вышел под подъезд и рухнул. Тогда и подобрали.

Кот шевельнулся, открывая зеленые, как крыжовник на солнышке, глаза. Увидев этот взгляд, подернутый болью, Ксюша больше не думала.

– Я хочу его забрать!

– Ксюх, ты точно уверена? – Сергей переглянулся с Вадиком.

– Точно. Как нам его довезти до клиники? Он выдержит?

– Не знаю, – честно признался волонтер, который оглянулся в поисках чего-то по сторонам, а потом ушел в другую комнату. – Вот! Лучше на этом. Переноска вам не понадобится, а так хоть не придется его там вынимать из клетки и тревожить лишний раз.

Большая, порванная в нескольких местах собачья лежанка была такой большой, что кот на ней просто потерялся. Мужественно вытерпев перемещение из клетки на это импровизированное ложе, он тихо мяукнул только тогда, когда Ксюша попросила:

– Продержись еще немножко! Мы постараемся!

Подруга Ксении, в клинику которой был доставлен кот, всплеснула руками, а потом покрутила у виска пальцем:

– Ксюха! Ты того? Или этого? Что прикажешь мне с ним делать?

– Лечить, Лен! Давай! Время идет!

Лена глянула на ребят, тронула за обожженное ухо кота и вздохнула:

– Везунчик просто! Попробуем. Только, чур, я ничего не обещала!

Это «чур» прозвучало так знакомо, почти по-родному, что Ксения улыбнулась сквозь слезы. Сразу вспомнилось, как они носились по двору всей их бедовой компанией, играя в «лова».

– Чур, я в домике! – то и дело слышалось возле старого куста сирени.

Нет уже ни этого двора, ни куста, служившего им защитой и прибежищем. Теперь на месте их старенькой пятиэтажки – высотки, а компанию разбросало по свету так, что и не соберешь. Из всех в городе остались только Ксения с Сергеем, Вадим и Лена. Остальные разъехались кто куда. Правда, год назад, на Ленкиной свадьбе собрались почти все, и они тогда здорово провели время, вспоминая детство и свои проказы. И побеги на речку, когда все матери во дворе были полностью уверены в том, что их чада гуляют «за домом». И футбол на большом стадионе, откуда их не раз гоняли, но они приходили снова и снова, ведь там были настоящие ворота. И «казаки-разбойники», в которых играли двор на двор, поливая потом презрением проигравшую сторону до следующей игры: «Где уж вам! В носу не кругло!»

Лена сделала все возможное и невозможное. Кот выжил. Только ухо, которое пострадало так сильно, что подруга Ксюши только развела руками, пришлось оставить как есть. Оно заживало особенно долго, и Василий очень возражал, когда Ксения доставала флакон с зеленкой.

– Цвет не ваш, величество? Ну, извините!

Вадик, который уже привычно доставал две старые прихватки, чтобы держать «пациента», посмеивался:

– А у него характер!

– У меня тоже!

– Битва титанов! Ставлю на кота!

– Только попробуй! Давно с зеленым носом не ходил?

Василий под эту сурдинку умудрялся вывернуться из рук Ксюши, и начиналась погоня по всему дому.

Ксюша нарекла приемыша Василием и, заметив, что он совершенно не реагирует на простонародное «Васька», величала его только полным именем.

– Василий, радость моя, походишь немножко зелененьким, зато потом болеть не будет! – пыхтела она, зажимая вырывающегося кота и размазывая зеленку по нему, по себе и по Вадику заодно.

Через какое-то время и Ксюша, и Вадим пришли к выводу, что без кота их жизнь явно была несколько пресной. Если раньше они приходили с работы и без сил падали на диван, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм и пообщаться, то теперь Василий делал все, чтобы им не было скучно даже полминуты. Сюрпризы, которые он тщательно и со вкусом готовил почти каждый день, заставляли сначала ругаться, а потом вздыхать, чередуя проклятия с уборкой или скачками за неуловимым хвостатым по всей квартире. Но неизменно, после того как все успокаивались, кот появлялся совершенно невозмутимый и усаживался в «позу Будды», как говорила Ксюша. Его вид был настолько комично-торжественен, что сначала Ксения, а потом и Вадик начинали смеяться, тут же забывая о том, что натворил этот злодей.

Угомонился Василий, когда к Ксении переехала бабушка. Валентина Андреевна сдавала все больше, и сама уже не справлялась. Кроме Ксюши, других вариантов, где «преклонить голову», у нее не было. Сергей жил один, дома почти не бывал, пропадая то на работе, то в компании таких же, как и он, байкеров. С ними Сергей исколесил почти всю страну и, возвращаясь из своих путешествий, твердил сестре:

– Ксюшка, лучше, чем дома, не бывает нигде! Точно тебе говорю!

Он заикнулся было о том, что бабушку заберет сам, но и Ксения, и сама Валентина Андреевна только рассмеялись в ответ.

– Гуляй, пока молодой! А мы уж как-нибудь сами. Девочками!

– И мальчиками! – Вадим притворно хмурился, за что тут же получал сразу два поцелуя. И от жены, и от бабушки, которая ее воспитала.

Родители Ксении и Сергея ушли один за другим в течение года. Сначала отец, который молчаливо боролся со страшной болезнью, терпя боль и стараясь не омрачать свои последние мгновения с семьей. А потом ушла и мать, не найдя в себе сил жить без любимого мужа. Резко обострившиеся проблемы с сердцем дали о себе знать, и Ксения с братом осиротели.

Валентина Андреевна не раздумывала даже минуты. Несмотря на возраст, она подняла все свои связи, которых у нее, как у лучшего эндокринолога города, было немало, и добилась, чтобы детей отдали ей, а не отправили в детдом. Единственная дочь, которую Валентина Андреевна родила почти в сорок лет, подарила ей сразу два счастья – внуков. И отдать их кому-то на воспитание для Валентины Андреевны было подобно предательству.

Бабушку Ксюша любила как никого на свете. Она звала ее к себе с того самого дня, как они с Вадимом поженились, но Валентина Андреевна отнекивалась:

– Молодые вы. Поживите сами. Зачем вам такой мухомор, как я, рядом?

– Ба!

– Не делай мне голову, Ксения Александровна! Ее есть кому сделать и без тебя! Придет время, и я вам еще успею надоесть. А пока радуйтесь тому, что у вас есть возможность побыть вдвоем.

Время пришло чуть раньше, чем планировала Валентина Андреевна, но ноги уже плохо слушались, зрение подводило, и справляться даже с несложными домашними делами становилось все труднее. Ксюша махнула рукой на бабушкины возражения и перевезла ее к себе.

– Бабуленька, и мне, и Вадиму очень далеко от тебя на работу. Так бы мы к тебе перебрались. Я понимаю, что ты не хочешь переезжать. Но я обещаю, мы будем тебя привозить в гости к подругам.

– Да разве я об этом переживаю?

– А о чем?

– Что помешаю вам…

– Бабушка! Ты не о том переживаешь!

– Вот скоро придет мое время…

– Да чтоб ты сто лет еще здорова была! – сердилась Ксюша. – Что за глупости?! Бросить меня хочешь? Нет уж! Дудки! Кому я своих детей доверю, а?

– Да куда уж мне, Ксюшенька?!

– Туда! Береги себя! Ты мне очень нужна! И Сергею тоже! Мы его так с тобой никогда не женим, если будем только и делать, что тебя жалеть!

– Найти бы ему девушку хорошую…

– Вот и займись! И выброси из головы всякие глупости!

Появление в доме Валентины Андреевны Василий воспринял поначалу настороженно. Как уж они договаривались, Ксения не знала, но сюрпризы по вечерам прекратились, и кот теперь строил из себя домашнего питомца, мирно полеживая на коленях у Валентины Андреевны и подставляя ей больное ухо.

– Ба, а почему он терпит, когда ты ему уши чешешь? Мне руки кусает.

– Может, потому, что мы симбиоз с ним?

– Почему?

– Он мне боль снимает, а я – ему. Не спрашивай меня, как это получается. Я не знаю и, как ученый, отвергать должна подобные теории, но ведь работает же! Мне становится легче, и, судя по всему, Васеньке тоже.

«Васенька» умильно жмурился, загоняя когти в плед, лежащий на коленях бабушки, а Ксюша только пожимала плечами – если так, то и ладно. Все лучше, чем землю из цветочных горшков по всему дому собирать.

При бабушке Василий был паинькой, а вот без нее…

Сегодня случился как раз такой день. Валентину Андреевну с утра забрал Сергей, чтобы «прокатить» по подругам, дав возможность поздравить их с Наступающим. Вадим, ради такого дела, одолжил шурину машину и остался дома помогать жене с подготовкой.

Убрав последние осколки, Вадик сокрушенно покачал головой. Починить не получится. Ксюша тихо плакала, вертя в руках остаток стеклянной Снегурочки. Фигурка раскололась на несколько частей, и голова в кокошнике теперь лежала на ладони Ксении.

– Жалко… Это Снегурку, кажется, дедушка бабуле подарил.

Она о чем-то задумалась, а потом сорвалась с места.

– Вот я… балда!

Быстро включив ноутбук, Ксения защелкала мышкой.

– Смотри!

На экране была точно такая же Снегурка, как та, что разбилась.

– Я же помню, что видела что-то похожее. Смотри, Вадик, она такая же!

– Здорово! Это аукцион?

– Да! Я здесь продавала дедушкину табакерку. Помнишь ту, от которой бабушка попросила избавиться?

– Ага.

– Вот! А здесь целый раздел с такими игрушками. И владелец живет в нашем городе! Это же такая удача! Вадик… Только вот…

Ксюша нахмурилась и разочарованно вздохнула.

– Чего ты?

– Она стоит…

– Дорого?

– Очень! Это какая-то редкая игрушка. Не знаю, почему у нее такая цена, но сам видишь.

Увидев цифры на экране, Вадим присвистнул:

– Ничего себе! Целое состояние! Слышишь, Василий? Ты угробил целое состояние! На эти деньги можно купить много-много таких котиков как ты.

Кот не повел даже ухом в сторону невнятных претензий. Как может какая-то стекляшка стоить дороже, чем он? Он единственный и неповторимый! Странно, что эти люди не понимают таких элементарных вещей.

Вадим немного постоял, глядя на расстроенную жену, а потом решительно шагнул к тумбе, на которой стоял телевизор.

– Здесь хватит!

Небольшая коробка, которую Вадим достал из ящика, на мгновение заставила Ксению оживиться, но потом она снова сникла.

– Нет, Вадик, мы же эти деньги на отпуск копили…

– И что? Подумаешь, отпуск! Что важнее, праздник без нервов с любимыми людьми или отпуск, который еще непонятно когда будет? Поедем в какое-нибудь место попроще. Не все ли равно куда? Главное, что вместе и к теплому морю. Разве я неправ?

Ответом ему были такие объятия, что Вадим не устоял на ногах и рухнул на диван вместе с Ксюшей, которая целовала его, приговаривая:

– Всегда знала, что выберу самого лучшего мужчину на Земле!

Владелец игрушки оказался бодрым старичком лет восьмидесяти, который прочел целую лекцию о том, какие игрушки были в ходу в царской России, а какие – в период СССР. Ксюша так заслушалась, что совершенно забыла о времени и спохватилась только тогда, когда Вадим коснулся ее руки.

– Ой! Простите, ради Бога! Вы так интересно рассказываете! Но нам нужно спешить! Игрушку необходимо вернуть на елку до того, как бабушка ее хватится.

– Простите, милое дитя, я думал, что вы коллекционируете подобные раритеты. Но теперь понимаю, что это не так. Позвольте полюбопытствовать, а зачем вам эта игрушка?

Ксения рассказала Михаилу Ивановичу и про кота, и про елку, и про то, как много эта игрушка значит для ее бабушки. И, когда она окончила свою речь, Михаил Иванович улыбнулся чуть лукаво и ушел в другую комнату. Маленький деревянный ящичек, выстланный ватой, который он отдал Ксении, заставил ее удивленно поднять брови:

– Это она?

– Да. Берегите ее! Обещайте мне!

– Конечно! Я теперь Василия даже близко к елке не подпущу! Вадим…

Вадик достал было конверт, но Михаил Иванович покачал головой:

– Нет, молодой человек! Не все можно купить за деньги! Сегодня мое сердце наполнено радостью, а в моем возрасте человек уже понимает, как много это значит. Мне хорошо от того, что есть еще такие люди как вы. Которые способны отказаться от своих планов ради того, чтобы не расстроить родного человека. Это очень дорогого стоит! Я старый холостяк, но знаю, что значит семья. Пусть эта безделица порадует вашу бабушку! Я понимаю, что миссия ваша носит секретный характер, но если вы когда-нибудь признаетесь ей в том, что случилось, передайте мой поклон и наилучшие пожелания!

Ксюша, не раздумывая больше, шагнула вперед и обняла Михаила Ивановича:

– Спасибо… Вы даже не представляете, что вы сейчас для нас сделали!

– Поверьте, я понимаю это очень хорошо! И сделал это не только для вас, но и для себя тоже!

Ксения и Вадим успели вернуться домой до приезда бабушки. Ксения как раз вешала Снегурку на елку, когда Валентина Андреевна, охнув, опустилась в кресло и вытянула натруженные за день ноги.

– Господи, как же дома хорошо! Устала… Зато всех увидела, со всеми пообщалась! Столько новостей, что нам теперь на все праздники хватит. Ксюша, детка, а что ты делаешь?

– Да вот, решила поправить немного игрушки. Мало ли! Чтобы не упали.

– А дай мне, пожалуйста, эту Снегурочку!

Валентина Андреевна протянула руку, и Ксении не оставалось ничего иного, как осторожно опустить хрупкую свою находку на ладонь бабушки.

– Дед твой подарил мне ее, когда мы собирались встречать наш первый Новый год вместе. Как я радовалась тогда! У нас была маленькая елочка, а на игрушки денег не хватило. И он купил мне одну-единственную эту Снегурку. Погоди-ка!

Валентина Андреевна провела пальцами по игрушке раз, потом другой и нахмурилась.

– Ксюша, а где моя Снегурочка?

– Бабуль…

– Только не ври мне! Я знаю, что это другая!

– Другая, – призналась Ксения. – А откуда ты знаешь?

– Потому что у моей была трещина. Вот здесь! – Валентина Андреевна провела пальцами по спинке Снегурки. – Я разбила эту игрушку в тот самый день, когда твой дедушка подарил мне ее. Уронила случайно, но очень удачно. Она не разлетелась вдребезги, а раскололась как-то пополам почти. И твой дедушка ее склеил. Специально ходил в реставрационные мастерские, чтобы узнать, как это лучше сделать. Видишь, как хорошо починил? Она столько лет меня радовала. Ксюша, а где моя Снегурочка?

Ксения опустилась на пол перед креслом бабушки и всхлипнула:

– Это я виновата! Надо было привязать елку, зафиксировать! Тогда Василий не смог бы ее уронить! И Снегурочка не разбилась бы, и зайчик остался бы цел…

– И ты из-за этого так убиваешься? – Валентина Андреевна легонько потрепала внучку по щеке. – Перестань сейчас же! Это просто вещи, Ксюша! Понимаешь? Память… Она же не в них. Она в сердце! И мне вовсе не нужна Снегурка, чтобы помнить твоего дедушку. Да, я, конечно, расстроилась, что она разбилась, но это такая мелочь по сравнению с тем, что ты у меня есть, что вы все здоровы. И ты, и Сережа, и Вадим! Разве может быть что-то важнее? Конечно, нет! Поэтому вытирай глазки и пойдем-ка займемся уже готовкой! А то Новый год на носу, а у нас еще ничего не готово!

Василий, взиравший на эту сцену с ничем не замутненной невозмутимостью, спрыгнул с дивана и, задрав хвост, направился на кухню.

– О! Видишь? Наш разбойник полностью со мной согласен! Идем!

А спустя несколько часов, под бой курантов над столом поднимутся бокалы, и Михаил Иванович, которого Ксения с Вадимом пригласят встретить с ними Новый год, на правах гостя провозгласит тост, и все дружно подхватят его пожелания здоровья и счастья. Василий будет тихо сидеть на спинке дивана, а потом стечет с нее черной каплей, пристроившись под боком у Валентины Андреевны. Она потреплет его за оборванное ухо и тихо шепнет:

– Что, разбойник, натворил дел? Спасибо тебе! В нашей маленькой семье, кажется, прибыло и теперь на одного хорошего человека в нашем доме станет больше. А это очень здорово! И за это я прощу тебе даже Снегурку. Спасибо…

Тихое урчание станет ей ответом, и Валентина Андреевна улыбнется новому знакомому, а потом кивнет своим «детям».

И правда, что грустить в такой день? Будем здоровы!

Добро по завещанию

– Ох, Леночка! Как ты вовремя! Я уж и не знаю, что делать!

Елена поставила на лавочку тяжелый пакет с продуктами и вздохнула.

– Что случилось, Вероника Алексеевна?

Спокойно, Лена! Помним – вежливость и еще раз вежливость. Только так со стариками! Пусть и вредными.

А о том, что Вероника Алексеевна Степанцева вредная – знал весь район. Скандальнее даму было еще поискать.

Почему даму?

Да потому, что скандалила Вероника Алексеевна исключительно вежливо, но довести «до ручки» могла кого угодно.

– Милая, вы не совсем правы.

– Я вам не милая!

– Ах, какое несчастье! В наше время женщинам быть милыми считалось за благо, а нынче… Что уж говорить – потерянное поколение! Но вы все-таки уберите за своей собачкой.

– А иначе – что?

– А иначе о вас, дорогая, будет знать весь район!

Тем, кто всерьез не воспринимал подобные угрозы, считая их пустыми и несостоятельными, Вероника Алексеевна довольно доступно объясняла, что с ней шутки плохи в кратчайшие сроки. Причем, делала она это не словами, а делом. Нагрубивший ей уже на следующий же день появлялся «на доске не почета».

Так называла Вероника Алексеевна каждое дерево, столб, доску объявлений и прочие места размещения объявлений, на которых расклеивала листочки с распечатанной фотографией нарушителя и почти всегда одинаковым тестом: «Мы ими не гордимся!». Далее шло описание нарушения, в коем бедолага был замечен. Листочков таких было множество. Принтер, которым научил Веронику Алексеевну пользоваться сосед, работал исправно. Бумагой, благодаря хорошей пенсии и помощи детей, она закупалась в промышленных масштабах. А учитывая то, что своим первостепенным долгом Вероника считала необходимость навести порядок во вверенном ей самой себе районе, то незначительные штрафы, которые периодически назначались ей по решению суда за подобную деятельность, нисколько ее не пугали. Она исправно посещала каждое заседание, уже привычно раскланиваясь с судьями и извиняясь, что приходится отнимать их драгоценное время. От нее уже не отмахивались, как от назойливого комара, а воспринимали как неизбежное зло или благо, в зависимости от отношения и обстоятельств.

Да, иногда ее благодарили. Как, например, в том случае, когда благодаря ее «деятельности» по всему району была отремонтирована ливневая канализация. Это было самым громким «делом» Вероники Алексеевны, стоившим ей почти десяти лет жизни, бессчетных скандалов с чиновниками всех мастей и рангов и массы бессонных ночей. Но после того, как оно увенчалось триумфальной победой, район притих и перестал воспринимать ее как типичную скандалистку. Ибо теперь все понимали, что таковой Вероника Алексеевна не являлась. А владельцы машин, которые, наконец, перестали изображать из себя подводные лодки после каждого ливня, вежливо раскланивались со спешащей куда-то Вероникой и гадали, не их ли физиономии будут красоваться на беленьких листочках, которые сжимала в тонких ухоженных руках эта дама. Каждый вспоминал о своих «грехах» и, перебрав в памяти все возможное, облегченно вздыхал вслед Веронике Алексеевне.

Доставалось от нее собачникам, не спешащим убирать за своими питомцами и выводить их на прогулку хотя бы на поводке, не говоря уже про намордник; заполошным мамашам, которые не считали нужным как следует присматривать за своими отпрысками, предпочитая бутылочку пива и лавочку возможности провести время со своим ребенком; злостным неплательщикам алиментов; «тихим» и «громким» алкоголикам; а также всем тем, кто элементарные правила сосуществования считал чем-то лишним, предпочитая жить по собственным порядкам и не считаясь с окружающими.

Конечно, далеко не все были довольны ее деятельностью. И однажды Веронику Алексеевну даже подкараулили в темном переулке поздно вечером, когда она спешила домой от разболевшейся сестры. Били ее недолго, так как подонков кто-то спугнул, но этого хватило, чтобы рвение ее не иссякло, а, напротив, возросло. Ведь если кого-то задело то, что она делает, до такой степени – значит, все не зря!

Синяки прошли, а вот сломанная нога срослась не совсем правильно. И с тех пор беспокоила Веронику Алексеевну каждый раз, когда менялась погода.

Но и тут эта удивительная женщина находила некоторые плюсы:

– Зато я точно знаю, брать ли с собой зонт! Разве не прелесть?

Виновников появления природного барометра, в который превратилось колено Вероники Алексеевны, нашли довольно быстро. Они получили самое суровое наказание, ведь в судейской коллегии Веронику Алексеевну знали практически все. Благодаря своей деятельности она давно уже стала там притчей во языцех.

Ну и кроме того, благодаря случившемуся Вероника Алексеевна приобрела крайне полезные связи в виде трех участковых и одного следователя, которых не стеснялась беспокоить время от времени там, где не могла справиться сама.

– Алешенька, милый, ты мне чертовски необходим! – звонила Вероника участковому.

И «Алешенька», усатый великан, по совместительству являющийся, после покупки собственной квартиры, еще и ближайшим соседом Вероники Алексеевны, спешил на ее зов. Да и как иначе? Ведь эта странная, сухонькая, словно былинка, вежливая, но грозная во всех отношениях женщина, сумела буквально за полгода завоевать сердца не только его супруги и детей, но и матери, которую Алексей боялся как огня. А случилось это, когда, благословляя небеса, он смог, наконец, разъехаться со своей неугомонной родительницей, изводящей его, невестку и внуков день и ночь. И именно Вероника Алексеевна была той, кто объяснил ей, что «шастать к великовозрастному сыну каждый день по поводу и без не самая лучшая идея».

– Милая моя, вы так плохо его воспитали?

– Что вы такое говорите! Я – прекрасная мать!

– Нисколько в этом не сомневаюсь! Но позвольте! Если ваш сын получил такое хорошее воспитание, неужели ему до сих пор нужен ваш платочек и ваше участие? С участием, положим, все понятно. Мать есть мать. Но платочек, милая! Платочек!

– Какой еще платочек? – сбитая с толку мать Алексея терялась, не зная, как отвечать на вопросы этой женщины с колючим и как будто даже недобрым взглядом.

– Носовой, разумеется. Вы же до сих пор вытираете ему носик! Разве не так? Бог мой, как это печально, когда ребенок в таком возрасте не умеет бороться с насморком самостоятельно! Что за дети пошли?! Сколь ни вкладывай в них, как ни воспитывай, а приходится держать все под контролем… Сочувствую вам, дорогая! Это, безусловно, достойно сожаления!

Нужно ли говорить, что визиты матери Алексея сократились до такой степени, что его семейство вздохнуло, наконец, спокойно? А уровень благодарности к Веронике Алексеевне, которая смогла объяснить то, что не представлялось возможным, в двух словах и паре вздохов, зашкаливал.

Елена, которая работала социальным работником уже несколько лет, разумеется, все о Веронике и ее «связях» знала. А потому очень удивилась, увидев эту грозную особу в слезах на лавочке у подъезда.

– Почему вы плачете?

– Леночка… Ваша подопечная… Галина Ивановна…

– Что с ней?! – Елене невольно вскинула глаза на знакомые окна.

– Там Алешенька сейчас. Гали больше нет…

Елена охнула и опустилась на лавочку, чуть было не сев мимо нее.

Что ж за день-то такой?!

С утра у ее дома прорвало канализацию, и из-за этого дети опоздали в школу. А потом Лена в пух и прах разругалась с мужем. Нет, конечно, Славика своего она любила и даже местами боготворила. Ведь поди найди сейчас такого мужика, чтобы не пил, не курил, жену и детей любил больше жизни, да еще и зарабатывал прилично. Редкость! Почти уникум! По крайней мере, так ей говорят подруги. Но живет-то с ним она, Лена. И нет-нет, да и приходится давать волю чувствам, как сегодня, например. Хотя, конечно, если подумать, то проблема, из-за которой случился скандал, яйца выеденного не стоит. Лампочку эту злосчастную, из-за которой все и случилось, Лена вполне могла поменять и сама. Не в первый раз.

Нервы сдают, что ли? Возраст? Женское?

Куда там! Глупость, да и только! Подумаешь, просила она всю неделю! Давно бы сама сделала! А теперь – дуйся, мирись, налаживай опять отношения… Столько лишней мороки из-за ерунды! Ведь, вон, как бывает… Был человек и… нет его…

Еще вчера Галина Ивановна просила ее купить корм для своих котов, а сегодня…

Лена всхлипнула раз-другой и разревелась в голос, не справившись с нахлынувшими чувствами.

– Ох, милая… Ну что же вы так! Держите платочек!

Белоснежный платок лег на колени Елены, и она еще пуще разревелась.

Как похож был этот платочек на тот, что подарила ей Галина Ивановна на Новый год!

– Это вам, Леночка! Скромный презент с моей бесконечной благодарностью!

– Боже, красота какая! А это что? Вышивка?

– Да. Ваши инициалы.

– С ума сойти! Такую красоту использовать по назначению просто преступление!

– Леночка, это всего лишь платок. Я, к сожалению, не могу подарить вам чего-то более стоящего. Сами знаете, какая у меня пенсия.

– Галина Ивановна, моя бабушка говорила, что лучший подарок – это когда о тебе помнят.

– Мудрая женщина была ваша бабушка. Жива она?

– Нет. У меня давно уже никого из родных не осталось. Моя родня – это муж и дети.

– Как жаль! Только не поймите меня неправильно! Я жалею сейчас вовсе не о том, что у вас есть супруг и вы – мама. Это – прекрасно! У меня же ни того, ни другого не случилось. И потому мне жаль… Жаль, что иногда случается так, что при наличии большого количества родственников ты остаешься в полном одиночестве на старости лет и никому до тебя нет никакого дела. Разве что спросят, не собралась ли ты примерить купленные уже давно белые тапки. Зажилась, мол.

– Вы о себе сейчас говорите?

– Да, дорогая. О себе… У меня не было своей семьи и детей, но есть масса родственников, которые всегда точно знали, как мне жить нужно. Сестры, брат, дяди-тети, родители… Все старались мне помочь… Только помощь эта оказалась медвежьей услугой и обернулась тем, что я теперь одна. То мой выбор не нравился родным, то они считали меня не в состоянии правильно оценить ситуацию, а в результате – вот. Нет, конечно, я и сама кругом виновата. Но результат, Лена… Результат… Одиночество… Страшная штука, скажу я вам, Леночка! Человек – существо социальное. И что бы там ни говорили, одному ему очень плохо. Мне – плохо! Если бы не мои коты, я не знала бы, зачем я живу. Небо копчу, как сказала одна из моих племянниц, после того, как я отказалась пустить ее на постой. Сестра моя так ругалась… Ведь ее дочь собиралась поступать в престижный вуз и ей срочно нужна была квартира.

– А почему вы отказали? Если бы эта девочка жила с вами, разве не было бы вам повеселее? Все-таки родня, как никак?

– Леночка, а ведь вы не поняли. Я должна была не просто выделить комнату племяннице. Я должна была отдать ей свою квартиру.

– Как это?!

– А вот так! Мне-то, по мнению моих родственников, она вовсе уже и ни к чему. А девочке – жить! Учиться, создавать семью, рожать детей! И все это здесь, в моей квартире. Условия, понимаете ли, тут лучше.

– А вы? Вас куда?

– К сестре. Но ненадолго. Она уже подобрала для меня пансионат для пожилых и даже успела договориться, чтобы за мной закрепили там место. Представляете?

– Ничего не понимаю! Как можно вот так решать за кого-то? Вы что, младенец?

– О, Лена! Они очень сомневаются в моей дееспособности. Так и говорят – я не способна мыслить. Вот! Умела-умела и, вдруг, разучилась.

– Да уж… С такими родственниками и врагов не надо…

– И тем не менее, они все-таки мне родные. И я все равно их люблю, Леночка. А квартиру давно уже завещала в равных долях племянникам. Боюсь только, что впрок это им не пойдет. Оставить кому-то одному – не могу. Совесть не позволяет. А как подумаю о том, как это все будет делиться… Мне плохо становится! А, главное, меня просто оторопь берет, как представлю, что сделают они с моими котами! Не знаю, по какой причине, но все их дружно ненавидят. Грозятся тут же отправить на мусорку, как только меня не станет. Кому нужно, мол, это добро…

– Не будет этого!

– Ох, Леночка! Вы их не знаете!

– Не знаю и знать не хочу! А знаете, что?!

– Что?

– Завещайте ваших котов мне!

– Как это?!

– А вот так! Насколько я знаю, коты – это имущество. Вот и завещайте их мне. На всякий случай. И если с вами что-то случится,

...