Глава 2

«Мелисса бросилась было к выходу, но грозная тень прислужника замаячила в дверном проеме. Она в ловушке! Что же делать? Неужели все пропало и все старания были тщетны? Она попробовала призвать силу ветра, но магия в этом проклятом месте не действовала».

– Эмма! Эмма-Эмма! – раздался снизу голос Лиз. – А, вот ты где! Как ты туда забралась-то? А, вижу. Я к тебе.

Эх, а я так хотела поскорее узнать, как спасется Мелисса. Но книгу пришлось отложить.

Через пару минут Лиз, пыхтя, забралась ко мне на дерево, на соседнюю ветку. Да, я прекрасно устроилась на одной из яблонь в заброшенном имении по соседству и наслаждалась погодой, ароматом цветов, книгой и тишиной. Улизнула я сюда после завтрака: выходной, и мы предоставлены сами себе.

– Как же хорошо! – Лиззи пригнула к себе веточку и вдохнула упоительный аромат. – Совсем скоро лето, жизнь прекрасна! Надо только сдать эти демоновы экзамены. Что читаешь? Опять эти сказки? Ну, это лучше романов, которыми увлекается Джейн. Я заглянула как-то в один из них: «я плавилась в его объятиях, тонула в его глубоких синих очах». Кошмар. Лучше уж еще раз перечитать папины «Основы ведения хозяйства». А у тебя про что?

– Приключения. Главная героиня сейчас в ловушке, магия не работает!

– Могу поспорить, ее спасет герой! И героиня тоже будет тонуть и плавиться и в конце обязательно выйдет замуж…

Пророчества Лиз прервал удивленный присвист. Только сейчас мы заметили двух мужчин, которые шли по дорожке прямиком к нашему дереву.

– О, Степлтон, смотри! В твоем саду, кажется, поселились дриады. Доброе утро, дивные создания!

Конечно, нас застали врасплох, но уловить главное мы сумели и синхронно ахнули:

– Степлтон?

– Да, мисси, разрешите представить моего дорогого друга миста Джона Степлтона. Двоюродный дядюшка, мир его праху, оставил ему в наследство имение, где мы и имеем счастье вас лицезреть.

Я не увидела того, кто это сказал: его скрывала ветка яблони, и с моего места я могла рассмотреть только запыленные дорожные сапоги. А вот сам «дорогой друг» был виден прекрасно: невысокий упитанный брюнет с круглым добродушным лицом. Он казался смущенным – то ли такой фамильярной рекомендацией, то ли тем, что встретил в своем имении незаконно пробравшихся туда девиц.

Ну что ж, придется извиниться за вторжение, слезть с дерева, стараясь не терять при этом достоинства, что не так просто, когда за вами наблюдают, и гордо удалиться, желательно не через дыру в заборе.

– Очень приятно, мист Степлтон, – Лиз права: вежливость прежде всего.

– Мист Эверт Диксон, мисси, к вашим услугам.

Вот это да! Оба маги. Мне захотелось рассмотреть того, кто представился, Диксона. Я наклонилась, чтобы ветка не мешала. И сделала это абсолютно зря: лучше бы так и сидела, опустив глаза, как монашка. Но что сделано, то сделано: я его рассмотрела. Хуже того, я сразу узнала эту нахальную, самодовольную физиономию.

* * *

Дело было на ярмарке в честь Начала Года, который мы празднуем в конце зимы, в то самое время, когда еще холодно, но воздух уже пахнет весной, и солнце целует щеки тепло и дружелюбно. В каждом доме целую неделю продолжаются гулянья, пекутся масляные пышки-солнышки, призывающие весну. Лиззи в этом году не повезло, накануне праздника она заболела ангиной и лежала дома. А я вместе с нашими соседями, мастером и мисси Хиггис и их двадцатилетней дочерью Аннабель, поехала на ярмарку в Брэдфорд: это крупный город, и он недалеко от нашего Эрквуда. Разумеется, я обещала привезти сестре гостинцев.

Стояла чудесная погода. Солнце грело уже почти по-весеннему и само походило на большую лакомую пышку. Веселье было в разгаре. Карусели, шатры с лакомствами и сувенирами, игры, шуточные соревнования! Но царицей ярмарки была, конечно же, ледяная гора: она возвышалась над городом. Маги-водники постарались на славу. Их творение поражало и размерами, и орнаментом: гора, покрытая по бортам тонкими и затейливыми снежными узорами, сверкала и переливалась. Хохот, визг, пестрый поток взрослых и детей, летящих с горы, – как же мне хотелось оказаться там, с ними!

Мастер Хиггис проголодался и решил остаться вместе с супругой в ресторане на открытом воздухе, тем более что там уже обедала компания старых друзей семьи. А нас с Аннабель отправили «повеселиться». Оказалось, это сложно: Аннабель явно искала в толпе кого-то. Очень быстро стало понятно, что этот кто-то – долговязый молодой мужчина со смешными усами. У обоих были такие воодушевленные лица, что сомнений не осталось: я здесь лишняя. Слушать воркования влюбленной парочки не было ни малейшего желания. Мы договорились встретиться у лавки с жареными каштанами через час. Куда направилась радостная парочка, я выяснять не стала, зато точно поняла, куда хочу сама: сначала кататься с ледяной горы, а потом пройтись по рядам, купить пышек с вареньем, карамельных яблок и гостинцев для сестры. Глазея по сторонам, я поднималась на гору по синей узорной лестнице. Меня обгоняли мальчишки в лихо заломленных шапках и румяные девочки-гимназистки в одинаковых темных пальтишках. Здесь были все: и влюбленные парочки, и отцы семейств с детишками, и даже почтенные матроны с воспитанниками. Почти на самом верху расположилась шумная компания студентов Магакадемии. Их было легко узнать по взмывающим в воздух огням маленьких фейерверков, снежным вихрям, слетающим с ладоней, крошечным смерчам, а еще по хохоту парней, разгоряченных пуншем, и заливистому смеху девушек. От шуточек, которые до меня донеслись, запылали уши.

Я прошествовала мимо и подошла к лавке, которая примостилась почти на самом верху: здесь выдавали ледянки – подушки для катания с горы, круглые, как плюшки, и покрытые снизу магическим льдом. Не успела я с ледянкой подойти к краю, как меня опередили те самые шумные студенты, обдав ароматами пряного пунша, конфет и цветочных духов. С удивлением я смотрела, как они наколдовали ледянки из воздуха и снега, и парень с девушкой – видимо, водники – быстро их заморозили. Затем маги с улюлюканьем попрыгали в них и, хохоча и сталкиваясь бортами, помчались вниз. А вот после них уже поехала я. И поняла, что такое настоящее волшебство: свист в ушах, свежая ледяная крошка в воздухе, морозный ветер в лицо, ярмарочные огни, которые слились в поток цвета и света, отражаясь в зеркале льда. Когда ледянка остановилась, я еще секунду сидела неподвижно, стараясь продлить эти мгновения абсолютного восторга. А затем встала, чтобы подняться на гору снова.

И меня что-то сбило с ног и отбросило в сугроб. Пока я летела, успела услышать раскатистое «зар-р-раза», а дальше снег залепил уши и глаза, и реальность на время исчезла. Не сразу я осознала, что могу шевелить ногами и руками, нога ноет – видимо, я ушиблась – и что мне холодно. А потом с ужасом поняла, что застряла в сугробе на центральной площади города в самый разгар праздничных гуляний, моя зимняя бархатная юбка задралась, и отдыхающий люд любуется моими рейтузами. В панике я бестолково задергалась, задела кого-то ногой и начала барахтаться еще отчаяннее. А затем чьи-то руки ухватили меня за талию и выдернули из сугроба, как морковку из земли на грядке.

«… Эту вольность. Но не тащить же вас за ногу», – это были первые слова, что я услышала. Мне придали вертикальное положение и поставили на землю. Передо мной стоял студент, маг (это отметила первым делом, взгляд уперся в пуговицу форменной шинели), выше меня примерно на голову. Я задрала подбородок, чтобы рассмотреть его лицо. И что я увидела? Этот тип, прости Источник, едва сдерживал смех! Нет, голубые глаза его смотрели вполне участливо, но уголки губ то и дело подрагивали.

– Голова не кружится, лекарь не нужен? – как-то уж совсем по-свойски спросил он.

– От вас мне не нужна никакая помощь! – заявила я, гордо тряхнув головой.

Незнакомец насмешливо приподнял бровь, чем разозлил еще больше. Я попыталась шагнуть в сторону. Оказалось, это сложно сделать, если твоя рука судорожно сжимает рукав того, от кого хочешь отшатнуться. Еще сложней оказалось сохранить презрительное выражение лица, когда опять теряешь равновесие и утыкаешься носом в грудь своего визави, чтоб демоны ему пятки щекотали!

– Не то чтобы я не пользовался успехом у дам, – кажется, он еще и доволен, – но юная мисси впервые падает в мои объятия через минуту после знакомства.

– Я жду ваших извинений, – я постаралась произнести это ледяным тоном, но голос предательски сорвался и прозвучал жалобно.

– А разве их недостаточно? – удивился студент.

– Нет, – уточнять, что не разобрала его слов, потому что в сугробе скверная акустика, я не стала.

– Ну что же. Приношу свои извинения за то, что оказался таким сногсшибательным, и вам не удалось передо мной устоять!

– Что? Да вы издеваетесь! Самовлюбленный болван! – Мои пальцы сжались, из глаз брызнули злые слезы. – Идите кривляйтесь перед своими, – я махнула рукой в сторону оживленной компании студентов, – они оценят.

Я резко повернулась и пошла прочь, но успела услышать, как тип пробормотал себе под нос: «В отличие от вас!»

– А воробушек-то с характером! – донеслось откуда-то сбоку, со стороны зевак, которые следили за происшествием, попивая пунш.

– Мисси, я не хотел вас обидеть, только подразнить слегка, прошу простить, – виновник моего позора в два счета догнал меня и загородил дорогу. Теперь в его голосе не слышалось насмешки: – Могу я загладить свою вину?

В глазах и в самом его тоне не было ни прежней фамильярности, ни насмешки. Но облегчения это почему-то не принесло. Скорее, наоборот.

– Можете, – все мои силы уходили на то, чтобы держаться холодно и гордо, – оставьте меня в покое. Не имею желания вас видеть.

– Ну что ж, – он обозначил легкий поклон, – тогда обещаю не досаждать вам своим присутствием, пока вы сами об этом не попросите.

Вот и поговори с таким… Досада не исчезала. К тому же я вдруг поняла, как неряшливо выгляжу: верхние пуговицы полушубка расстегнуты, медальон, который я носила на шее, лежит поверх полушубка, а щеки, лоб и нос – мокрые от снега. Я торопливо провела ладонью по лицу и, зажав медальон в руке, не отказала себе в удовольствии оставить последнее слово за собой:

– Надеюсь, слово вы держите лучше, чем извиняетесь.

– Уж будьте уверены, воробушек.

– Вы опять? Извольте выполнять обещанное! – на этом я, наконец, удалилась.

Я сделала пару шагов, как вдруг на мои пальцы, до сих пор сжимающие медальон, капнула кровь. Я приложила ладонь к носу: так и есть, небольшое кровотечение, следствие волнения. Со мной давно уже такого не случалось, хотя после гибели родителей бывало частенько. Хорошо, что никто не заметил. Как могла, на ходу привела себя в порядок. О возвращении на гору речи не было. Меня до сих пор трясло от возмущения. Я решила пройтись по ярмарочным рядам, побаловать себя горячим угощением, а затем купить подарок Лиззи. Уже гораздо позже, дома, когда я рассказывала сестре о случившемся, и она, смеясь, спросила: «Он хоть был хорош собой?», поняла: да, хорош. Если бы не это, возможно, я злилась бы меньше.

Вот так произошла наша первая встреча.

А сейчас я сидела на яблоне, гадая, что лучше: спрятаться за книжкой в надежде, что меня не узнают, или сделать вид, что это я его не узнаю. Ну вот не помню. Забыла, и все тут. Эверт Диксон, надо же.

– Мист Степлтон, мы с сестрой приносим свои извинения за то, что воспользовались вашим садом без разрешения, но дело в том, что нам совершенно негде уединиться, – Лиз потупила взгляд, одновременно подавая мне знаки: не спи, вступай в беседу. Но я снова раскрыла книжку и трусливо уткнулась в нее носом.

– Видите ли, Эмма у нас такая трепетная романтическая натура, а у вас такой красивый сад, – в отместку за этот саботаж пропела так называемая сестра. Пришлось снова захлопнуть книгу и, наконец, взглянуть на молодых людей, пока Лиз не выставила меня еще большей дурочкой. Не очень глубоко уважаемый мною мист Диксон почти не изменился с зимы, только волосы его сейчас были аккуратно уложены, и вместо зимней форменной шинели на нем красовался коричневый дорожный костюм. Означенный выше субъект, в свою очередь, разглядывал меня, видимо, силясь вспомнить, где он меня видел. Я презрительно хмыкнула. Субъект просиял:

– О, вот теперь я вас узнал. Счастлив снова вас видеть, воробушек, в более привычной вам среде обитания, – он обвел рукой крону яблони, на которой мы сидели.

– Не могу ответить вам тем же, – как можно сдержаннее постаралась произнести я и поспешила объяснить ситуацию мисту Степлтону. – Нам уже приходилось встречаться с мистом Диксоном, и мы оба не в восторге от этой встречи.

Последний хотел было возразить, но почему-то передумал.

– Лиззи, кажется, нам пора возвращаться в школу, – обратилась я к сестре, которая с интересом смотрела то на меня, то на мужчин.

– Да, да, Эмма, ты абсолютно права, мы и так чересчур злоупотребили вашим гостеприимством, – кивнула она магам. – Вы не поможете нам спуститься?

Самая милая улыбка была отправлена молодому хозяину поместья.

– О, конечно, – с легким поклоном с готовностью он снял с ветки Лиз, бережно придерживая ее за талию.

Диксон же, демона ему под одеяло, только вопросительно посмотрел на меня.

– Я справлюсь сама, – поспешно сообщила я ему.

– Ничуть в вас не сомневался, – улыбнулся он.

Получилось почему-то обидно. Тем не менее я быстро убрала книгу в карман платья и полезла вниз. Оставалось всего ничего – повиснув на ветке, нащупать ногой хорошо знакомый сучок, спрыгнуть, и вуаля, я внизу. Но именно этот миг выбрал демонов сучок, чтобы окончить свое существование. Легкий хруст, и я лечу прямо на одного самодовольного типа. Тот, надо признать, очень ловко меня подхватил и поставил на землю.

– Снова и пяти минут не прошло с момента встречи, а вы в моих объятиях. Вы слишком падки на меня, воробушек.

– Не смейте называть меня так! – я отпрянула, уши и щеки мои пылали от злости и смущения.

– Не пугайте девушку, Эверт, она не привыкла к вашим шуточкам, – улыбаясь, произнес Степлтон. – Мисси Эмма, не принимайте близко к сердцу, Диксон отличный малый, но порой излишне насмешлив.

– Вы не проводите нас? – это Лиззи снова изображает белокурую фею, чтобы сгладить неловкость.

– Как можно отказать таким прелестным мисси?

– Вы надолго в наши края? И, если не секрет, каков ваш дар? – Лиззи фонтанировала вопросами, как Источник – силой. И мы очень быстро узнали, что мист Степлтон сейчас в имении лишь проездом – они с другом решили совершить конную прогулку и заодно осмотреть наследство. Что заняться им вплотную он сможет, лишь когда окончит Академию, а произойдет это в следующем году. Что он маг жизни. Нет, не целитель. Специализируется на не столь интересной отрасли, а на взращивании растений. Тут глаза Лиз алчно сверкнули, и она вцепилась в Степлтона со всей своей деловой хваткой: па держит завод по производству продуктов питания, а также у него есть поля и теплицы. Все это сестра втолковывала своему собеседнику, пересыпая рассказ вопросами. Мы с Диксоном шли молча. Через минуту-другую он решил прервать молчание.

– А ваш отец чем занимается?

– Мои родители погибли. Давно. Я живу у дяди с тетей.

– Значит, у нас с вами больше общего, чем вы думаете, – после некоторого молчания отметил этот по-прежнему неприятный тип.

Я промолчала. Что тут скажешь? Ни один ответ не будет к месту.

– Эмма, представляешь, мист Диксон – менталист! – воскликнула Лиз.

Я недоверчиво покосилась на мужчину, шагающего рядом со мной. Было чему удивиться. Во-первых, ось дара «разум – чувства» была самой редкой среди всех магических осей. И хорошие менталисты ценились на вес золота. Естественно, никто из них не мог избежать государственной службы. Нередко в особых подразделениях. Во-вторых, образ Эверта Диксона настолько не вязался с моими представлениями о менталистах, холодных, контролирующих каждый свой шаг и слово, все просчитывающих заранее, что поверить в услышанное было трудно.

– Менталист? Вы?

– Не похож?

Я покачала головой. И тут же насторожилась.

– А вы не…

– Я не читал ваши мысли. И не смотрите на меня с таким укором. Во-первых, это не совсем законно, во‐вторых, ваши мысли и так написаны у вас на лице, а в‐третьих, если бы я это сделал, вы бы ощутили вот это, – он внимательно посмотрел мне в глаза.

У меня защекотало в голове. Изнутри. Очень странное ощущение – забавное и незаметное, если не был к нему готов.

– Запомнили? Если почувствуете это рядом с кем-то, можете сразу устраивать скандал. И да, спасибо, мне тоже нравится цвет моих глаз!

– Вы невозможный, – признала я неожиданно для себя самой.

Диксон, улыбнувшись, развел руками.

– Вы будете служить? – решила я сменить тему.

– Придется, это мой долг. Но я точно знаю, чем займусь, когда отдам его: буду целыми днями бродить по городу и читать мысли юных мисси.

– Вы опять подшучиваете надо мной.

– Лучше уж шутить, чем плакать, не так ли? – произнес мой собеседник, не глядя в мою сторону.

Молодые маги проводили нас до ворот, и распрощались мы вполне по-дружески. Мист Степлтон разрешил приходить в яблоневый сад, когда нам будет угодно, даже обещал повесить там качели. Всю дорогу до школы Лиззи восторгалась тем, что завела такое полезное знакомство.

После обеда я, вспомнив об отложенной книге, снова открыла ее на том месте, где остановилась: «Она попробовала призвать силу ветра, но магия в этом проклятом месте не действовала. Мелисса уже готовилась дорого продать свою жизнь, как вдруг прислужник упал, пронзенный стрелой, и девушка увидела его…»

Кажется, Лиз была права: все эти истории – сущие глупости.

Мне снова снится яркий сон. Я на опушке леса, где мы иногда играем с друзьями. Но сегодня мне не везет: я оказываюсь в компании враждебно настроенных сверстников. Они что-то кричат мне: судя по злым лицам, это что-то малоприятное. Слышу я плохо, урывками, словно плаваю под водой и только иногда выныриваю на поверхность.

Они обступают меня кольцом и насмехаются, бросают в лицо какие-то обвинения. Я могу разобрать только «пустышка» и еще, кажется, «ублюдок». Они сбивают меня с ног воздушными вихрями, бросаются огненными шарами, прожигая дыры в одежде и опаляя волосы. Я не выдерживаю и кидаюсь на одного из них, успеваю приложить его кулаком так, что костяшки пальцев обжигает боль. Уже готовлюсь к новому раунду неравного боя, но вдруг мои противники неожиданно отступают.

Я замечаю на опушке друзей и бегу к ним со всех ног. Картинки мелькают, как в калейдоскопе. Вот двое наших готовятся вступить в драку: над рукой одного из них небольшой водяной смерч, другой прижал ладонь и колено к земле. Третий вышел вперед и что-то кричит моим врагам: «Если еще раз попробуете, за себя не ручаюсь», – потом застывает на мгновение, и недоброжелатели в панике бегут. А я повисаю на руке четвертого – темноволосого мрачного юноши, который сосредоточенно смотрит вслед убегающим. Он сжимает в кулаке камень. «Не надо, пожалуйста!» – шепчу я. Он разжимает ладонь, и на землю осыпается серый пепел.

Глава 3

Чем омрачено начало лета у старших школьников? Конечно, экзаменами. Слава Источнику, большинство из них мы уже сдали, остался последний рывок, но какой! История родного государства у мэтрисс Шульц.

Сейчас все ученицы с унылым видом зубрили историю: списать у мэтрисс Шульц просто невозможно. И я, сидя на кровати, в который уже раз перечитывала один и тот же скучнейший параграф о смене режима правления, который произошел чуть больше ста лет тому назад.

В конце второго тысячелетия от возникновения Источника в Бретонском королевстве сложилась нестабильная ситуация: технический прогресс сконцентрировал капитал в руках буржуазии. Сила Магического Источника продолжала уменьшаться, и людей с магическим даром рождалось все меньше. Даже в знатных семьях, известных своей родовой магией, нередко появлялись на свет дети без дара. Все это привело к тому, что монархия, издревле опирающаяся на поддержку отмеченных силой Источника аристократических родов, оказалась в шатком положении. Его величеству Вениамину Четвертому пришлось ограничить свою власть, передав часть своих полномочий Парламенту, в состав которого в равных долях входили представители магического и немагического сообщества. В последующие десятилетия ситуацию усугубили внешние обстоятельства. Значительное политическое, экономическое и культурное влияние на Бретонское королевство оказали соседние страны. Это Риона, в которой незадолго до указанных событий произошла революция, а также республики Неймария и Карилия. Ситуация достигла пика, когда на престол взошел Ригард Второй. Не имея прямых наследников и понимая, что страна на пороге гражданской войны, он заключил беспрецедентное соглашение с Парламентом. Он заявил о готовности провести ряд кардинальных реформ: упразднение сословий, расширение полномочий служб Магконтроля (отныне магически одаренные лица должны были вставать на учет), запрет на применение в общественных местах магии выше четвертого уровня без специального разрешения). Период правления Ригарда Второго ознаменовался плавным переходом от монархии к республике. После кончины монарха политическое устройство было официально изменено, и Бретонское королевство стало называться республикой Бретонией.

Читая все это раз, наверное, в шестой, я поняла, что этот параграф учебника застрял в голове словесной жвачкой: мысли разбегались куда угодно, только бы подальше от исторических премудростей. Поэтому я очень обрадовалась, когда в комнату вошла Лиззи, держа в руках вскрытый конверт из плотной белой бумаги.

– Мама прислала письмо! – радостно сообщила она, плюхнулась ко мне на кровать, и мы принялись читать.

Ма писала, что мэтрисс Шульц разговаривала с ней по лонгофону, па настоял, чтобы у нас в доме было это новомодное изобретение, и сообщила, что у меня открылся дар непонятного пока свойства. Ма была бесконечно удивлена, но в письме было столько слов поддержки для меня, что на сердце стало тепло и радостно. Еще ма сообщала, что сразу после экзамена (уже завтра!) пришлет Харриса, чтобы он доставил нас в Эрквуд.

Настроение сразу поднялось. Учебники были временно отложены, и мы с Лиз кинулись собирать вещи.

Харрис прибыл после обеда, когда мы с Лиз уже изнывали от нетерпения. Мы выбежали навстречу и бросились в надежные и такие знакомые с детства объятия. Старый добрый Харрис в вечном клетчатом пиджаке, пропахшем табаком и сладковатым одеколоном, с ласковой улыбкой, спрятанной в пышных усах. Он так прочно ассоциировался с домом, что казался его добрым духом.

– Ну, стрекозки, вы уже готовы? Вижу-вижу, что готовы. Уж как родители-то вас заждались. Собирайтесь, я только к директрисе вашей зайду, и поедем.

Мы не заставили себя упрашивать, и уже через четверть часа наш магикар отправился в путь.

Болтая, мы с Лиз не отказывали себе в удовольствии глазеть в окна. Старинные дома с колоннами и лепниной сменялись совсем новыми, с большими необычными круглыми окнами и причудливой росписью. Одни были огромные, словно замки, другие совсем маленькие, но абсолютно все утопали в свежей зелени садов и клумб. Широкие поля пшеницы, холмистые луга для выпаса скота, множество теплиц: все это – южная часть Бретонии, где мы с Лиззи родились и выросли. Изредка нам встречались магикары, чуть чаще – конные экипажи. Пару раз до нас долетел приветственный гудок паровика, а недалеко от Брэдфорда мы увидели, как в небе пролетел цеппелин из Лиденбурга – нашей столицы. Конечно, мы, к неудовольствию Харриса, высунулись из окон, чтобы помахать цеппелину вслед рукой. Радуясь всему и подпрыгивая от нетерпения, мы, наконец, достигли родного Эрквуда.

Как только ворота открылись, в доме началась суматоха: забегали пострелята, помогающие в доме и саду, застучали каблучки в холле, и на площадку перед домом выбежала ма – все такая же красивая, в темно-синем платье по новой моде, без единой пуговички. Ее волосы волнами ложились чуть ниже плеч. Как всегда при взгляде на нее меня охватил вихрь чувств: радость от долгожданной встречи, восхищение ее красотой и душевным теплом, которое она излучала, а еще грустная нежность – она была очень похожа на мою маму.

– Джим, спускайся скорее, девочки приехали! – крикнула она, глядя вверх. Значит, па работал в своем кабинете на втором этаже.

– Ах, ну дайте же скорее вас обнять. Как вы доехали? Харрис, вы поможете поднять наверх их вещи? – Когда на крыльце показался па, мы обе уже были затисканы, зацелованы, рассмотрены со всех сторон, выслушали охи и ахи по поводу того, как мы выросли и похорошели.

– И кто же это к нам пожаловал? – не успел па это сказать, как Лиззи с радостным воплем бросилась к нему, чуть не сбив с ног. Но па был крепок, статен и точно готов к такому повороту событий. Пока Лиззи висела на его мощной шее, он одной рукой прижал ее к себе, а второй сделал приглашающий знак, и я присоединилась к объятиям.

За столом, когда волна радостного возбуждения от встречи схлынула, речь, конечно, зашла о моем, прости Источник, даре.

– Это очень неожиданно, – начала ма, аккуратно подбирая слова. – Я абсолютно точно знаю, что в нашей семье не было магов. Ни у меня, ни у Дженны даже искорки дара не нашли. Что до Эдварда, то он, кажется, упоминал, что когда-то были у них в роду маги, но так давно, что только предания об этом сохранились. Но, милая, не переживай: даже если выяснится, что твой дар растет, мы выберем самую лучшую… специальную школу для тебя, все будет хорошо, правда, дорогой?

– Давайте не будем торопить события, – рассудительно продолжил па. – Кто знает, может, твой дар, Эмма, еще сыграет нам на руку: а ну как окажется, что ты – маг жизни, способный ухаживать за растениями или насыщать еду полезными веществами! Хорошее будет нам подспорье! – Надо отметить, мыслил па в том же ключе, что и его дочь. – Мы еще найдем время поговорить об этом.

Чуть позже, когда мы разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться и отдохнуть с дороги, я подошла к письменному столу, достала из ящика плотный конверт с фотографическими карточками. И долго сидела в кресле, перебирая их. С карточек на меня смотрели красивая стройная молодая женщина с тяжелыми темными волосами, уложенными в высокую прическу, статный худощавый брюнет, с нежностью держащий ее за руку, и девочка, сидящая между ними. На обратной стороне карточек значилось: «Эдвард и Дженна Дженкинс и их дочь Эмма».

– Я так по вам скучаю, – прошептала я.

Мои родители погибли, когда мне было восемь. Они возвращались из Лиденбурга, куда ездили по папиным делам, на цеппелине. При посадке что-то пошло не так, и прогремел взрыв. Никто не спасся. Я в это время гостила у дяди Джима и тети Мэгги в Эрквуде. Мы с Лиззи, подключив местную детвору, как раз репетировали какую-то героическую пьесу, когда нам сообщили обо всем. Я помню свое недоумение, когда рыдающая тетя прижимала меня к себе и все повторяла «бедное дитя», помню жалостливые взгляды всех знакомых – и детей, и взрослых. Помню похороны, поминки. Нигде я не проронила ни слезинки. Но каждый седьмой день недели, день, когда прилетает из столицы цепеллин, я выбегала из ворот и ждала, ждала до самого вечера, и никакая сила не могла заставить меня уйти. Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды я не поняла: они не придут. И тогда пришла боль.

Я не люблю вспоминать, что было потом. Только нежность и любовь тети и дяди да поддержка Лиз помогли мне справиться с горем. Никогда, ни на одно мгновение, несмотря на гибель родителей, я не чувствовала себя сиротой. И позже, когда время притупило боль утраты, сама стала называть родителей Лиз не дядей и тетей, а па и ма.

Вернув конверт с карточками на место, я едва успела сменить дорожное платье на домашнее, как раздался стук в дверь и на пороге появилась сестра.

– Пойдем вниз, мама к нашему приезду торт испекла, твой любимый, клубничный, по рецепту тети Дженны, – сказала она, взяв меня за руку, – а еще у нее розы расцвели, какой-то новый рионский сорт, магически обработанный, ужасно дорогой, пойдем, посмотрим.

Она легонько сжала мою руку, подбадривая.

– Целое лето впереди, как здорово! – и каблучки Лиз застучали по ступенькам. Я улыбнулась и пошла следом.

Вечером, когда мы пили чай в малой гостиной, па поинтересовался:

– Ну, девицы-красавицы, каковы ваши планы на лето? – в том, что они есть, он ни капли не сомневался и правильно делал – сам же нас воспитывал.

– Ой, папа, сейчас расскажем, – начала, как обычно, Лиз, переглянувшись со мной. Это мы обсудили до мелочей. – Мы будем тебе помогать.

– Вот как? – ухмыльнулся в усы па. – Зачем же вам это?

– А затем, – продолжала Лиз, – что мы решили, чем хотим заниматься после того, как окончим школу.

– Ну-ка, ну-ка!

– Мы хотим, – лукаво улыбнулась я, – открыть кондитерскую!

– Кондитерскую! – задумчиво пожевал губами па. – Это, барышни, очень хлопотное дело. Капитал, опять же, брать где-то надо.

Пришла пора показать серьезность наших намерений.

– Па, мы все продумали.

– Мы будем закупать у тебя муку, масло и прочие продукты. Изучим, где можно раздобыть остальное.

– Рецепты тортов и пирожных мы возьмем для начала из маминой кулинарной книги, она любила придумывать что-нибудь особенное.

– Мы будем работать у тебя и скопим капитал. Если его не хватит, возьмем из нашего приданого.

– Тише-тише, ишь разгалделись, – засмеялся па и в шутку вскинул руки для защиты. – Ну что ж, галчата, вижу, вы настроены решительно. Давайте сделаем так: пока вы отдохнете, погуляете, воздухом подышите. А вот через недельку, если не передумаете, приставлю вас к мастеру Брейди в лавку, будете на подхвате. А дальше видно будет. Идет?

– Идет! Как здорово! Спасибо! – и мы, вскочив с мест, побежали обнимать па.

Поработать в лавке нам удалось: сначала мы взвешивали и собирали заказы, а потом и сами стояли за прилавком, встречая покупателей. И управляющий не мог нарадоваться на Лиззи: она приветливо болтала с покупателями, нахваливала товар, но всегда аккуратно пересчитывала деньги. У меня выходило не так бойко: я быстро терялась, если покупатели были раздражены или грубы. Мне больше нравилось изучать отчеты, договоры и хозяйственные книги. Но почему-то именно в те часы, когда за прилавком стояла я, к нам приходили крайне странные личности, желающие устроить скандал.

Особенно запомнилась одна озлобленная неряшливая женщина, стремящаяся получить назад деньги за якобы купленную пару дней назад в лавке голову сыра «Бретонийский». В пылу спора она позволила себе обозвать меня глупой курицей. Вместо того чтобы смутиться и принести извинения, я пришла в ярость. И именно от ярости вспомнила, что совсем недавно пересматривала записи о закупках, и никакого «Бретонийского» сыра там не значилось. Об этом я и сообщила мошеннице. Тут ко мне подошел мастер Брейди, положил руку на плечо и сказал, что я могу пока отдохнуть. А сам спокойно поговорил с женщиной, денег ей не дал, но угостил небольшим кусочком нашего нового сыра. Вот и пойми этих торговцев.

Через пару недель па сообщил, что берет несколько дней отпуска, и мы всей семьей выезжаем на воды в Саммервилль. Это была наилучшая новость. Саммервилль с его изящными белоснежными беседками и павильонами, песчаным морским побережьем и бьющими минеральными источниками был просто мечтой для того, кто хотел расслабиться и отдохнуть.

И я успокоилась, доверилась этому лету, этой жизни. Так ярко я видела свое будущее – новый учебный год в школе мэтрисс Шульц, работу у па. Видела, как мы с Лиз учимся в колледже, а потом покупаем помещение для нашей кондитерской, как нанимаем работников, как расставляем в витринах пирожные, торты и булочки. И радовалась этой спокойной, понятной, размеренной жизни до тех пор, пока в самом конце лета новое магобследование не показало две целых и две десятых уровня.

* * *

Я сидела в своей комнате на кровати, обхватив руками колени, и чувствовала, как весь мой уютный, знакомый мир рассыпается на кусочки, словно ваза, которую уронили на пол. В ушах стоял звон осколков, и я совершенно не понимала, как собрать их воедино.

О школе мэтрисс Шульц придется забыть: отныне мне прямая дорога в Распределитель, и один Источник ведает, чем это для меня закончится. Лиз, моя дорогая сестра, подруга, самый близкий мне человек – с ней мне тоже придется расстаться. Демоны бы побрали этот дар! Я никогда о нем не мечтала. Не помню, сколько я так просидела, пока не поймала себя на том, что сжимаю в ладони висящий на груди медальон и поглаживаю его большим пальцем – так я делала с детских лет, когда хотела успокоиться. Этот медальон носила мама – простенький, серебряный, с небольшим красным камушком и не очень ровными завитушками. А вот в то злосчастное путешествие она его не взяла. После их с папой гибели я надела его на себя и снимала лишь изредка. Так мне казалось, что мама ближе, что она слушает меня и утешает.

Долго киснуть я не могла себе позволить. Знала, что внизу ма, па и Лиз переживают, хлопочут, пытаясь устроить меня наилучшим образом. Слышала, как па звонил по лонгофону, с кем-то разговаривал. Как потом ма тревожно его расспрашивала. Поэтому я заставила себя встать с кровати, умыться холодной водой и спуститься вниз.

Меня встретили встревоженным молчанием. Ма сразу распорядилась принести мне большую чашку успокаивающего отвара и теплую булочку с джемом.

– Ох, милая, как ты? – обняла она меня и повела к креслу в гостиной.

Лиз сразу пристроилась рядом и молча сжала мою руку.

– У нас есть для тебя новости, – ма выжидающе посмотрела на мужа.

– Да, Эмма, я переговорил с мэтрисс Шульц и мистресс Глостер, – при этих словах Лиз непонимающе посмотрела на па («с Грымзой», – шепнула я ей), – и они подтвердили нашу договоренность. С осени ты будешь учиться в лучшем отделении Маг-распределителя, в пригороде Лиденбурга. Я поеду туда с тобой, чтобы помочь тебе устроиться.

Лиденбург! Это же так далеко! Я была в столице пару раз, и запомнилась она мне суматохой, величественными строениями и пронизывающим ветром с Виенны. С другой стороны, какая разница, где находится школа, если я никого там не знаю?

Я равнодушно кивнула, соглашаясь.

– Мы будем приезжать к тебе на каникулах, – поторопилась подбодрить меня сестра.

Я недоуменно посмотрела на нее.

– Ну, па сказал, что в первый год воспитанников распределителя не отпускают домой.

У меня уже не было сил расстраиваться. Одной плохой новостью больше, одной меньше.

– Хорошо, – кивнула я, помолчав немного. – Когда нужно ехать?

– Ма растерянно переводила взгляд с меня на па и Лиз.

– Через три дня, малышка, – па подошел совсем близко, помог подняться, а затем, как в детстве, посадил меня к себе на колени, гладя по голове. – Доберемся на цеппелине до Лиденбурга, а оттуда на паровике и до Далвертона доедем. Когда бы еще выбрались? Поговорим по душам с директором, осмотримся, и, думаю, все окажется не так страшно. И даже принесет тебе пользу. И я сейчас не только об исследовании твоего дара. Ты знаешь, как я ценю мнение мастера Брейди. Вот кто умеет чувствовать людей! Разумеется, я беседовал с ним, чтобы узнать, как там дела у моих девочек.

Па хитро прищурился.

– Хотите узнать, что он о вас рассказал?

– Конечно! – Лиз сразу подобралась и замерла. Даже я, несмотря на уныние, кивнула, теперь уже энергичнее.

Дядя Джим потрепал дочь по чуть растрепанным белокурым локонам.

– Он назвал вас «шкатулочками с сюрпризом». Знаете, были в свое время в ходу такие розыгрыши: дарили подарки, но так, что с первого взгляда и не поймешь, что же это такое. Протягивает, например, кавалер даме дешевую коробочку из тростника, бечевкой перевязанную. Дама в слезы, коробочку с презрением отвергает, а развяжи она бечевку, увидела бы колье из бриллиантов. Ну вот, и вы таковы, по мнению Брейди. Не то, чем кажетесь на первый взгляд. На Элизабет посмотришь – легкомысленная простушка, а приглядишься – такую не проведешь, она сама тебя в два счета переиграет.

Па рассмеялся.

– «Учебник хозяйственных операций в розовой обложке», – так он, кажется, говорил.

Тут уже и я не выдержала и хихикнула, до того потешным было негодующее лицо сестренки.

– А вот про тебя, Эмма, он сказал так: «кинжал в холщовых ножнах». Ты молчаливая и кажешься робкой, а на самом деле ты боец. И я с ним согласен. Ты сильнее, чем думаешь, дочка.

От этих слов и от голоса, которым это было сказано, подозрительно защипало глаза, и я уткнулась носом в жилет па.

– И раз это так, а я уверен, что так, то стоит подумать: а место ли кинжалу в кондитерской лавке?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Просто обещай мне подумать об этом. А к разговору мы вернемся чуть позже. Дорогая, не выпить ли нам отвара? – обратился па к супруге.

И та начала суетиться и распоряжаться о вечерней трапезе. Мой же отвар так и стоял нетронутым, и есть не хотелось.

– Я, пожалуй, пойду к себе, отдохну, – сообщила, вставая. О многом мне надо было подумать и многое для себя решить.

Мне казалось, этой ночью я ни за что не смогу уснуть – столько мыслей бродило в голове. Но не успела голова коснуться подушки, как усталость окутала меня тяжелым одеялом, укачивая, баюкая, унося в царство снов.

Мне снится на удивление теплый сон: ночь, мы с друзьями сидим у костра на лесной полянке. Мы жарим на палках кусочки хлеба, печем яблоки и рассказываем жуткие истории. Сейчас очередь моего мрачного друга, так я его про себя называю: он, как всегда, в черном, блики костра танцуют на его бледном лице. Он смотрит перед собой и начинает рассказ. Слов я почти не слышу, как бывает в подобных снах, но мне кажется, что это быль или легенда. От его рассказа всех нас пробирает тихий ужас. Ни звука, все притихли. В самый жуткий момент краем глаза я вдруг вижу, что к нам беззвучно приближаются белесые полупрозрачные фигуры. У призраков такие лица, что кровь стынет в жилах. Я кричу. Друзья вскакивают. В белесых летят камни и водные спирали. Ребята встают вокруг меня, я – за их спинами, и все готовы обороняться от кошмарных тварей.

И тут кто-то из ребят издает неуместные звуки – хрюканье, фырканье, а вскоре еще и гогот. Первый – рассказчик, а другой – наш заводила, высокий темноволосый юноша, который уже обратил противников в бегство в прошлом сне. Я ничего не понимаю, остальные тоже. Я кричу, пытаюсь толкнуть смеющегося в плечо, он, все так же хохоча, уворачивается, делает взмах рукой, и призраки пропадают, успев напоследок показать нам неприличные жесты. Так это был розыгрыш? Мы бросаемся к шутникам. Один хочет убежать, но спотыкается и летит на землю, продолжая, впрочем, смеяться. Второго настигает небольшая магическая тучка, основательно подмочившая ему репутацию. Я стою над тем, кто упал, все еще трясусь от негодования и недавнего страха и кричу:

– Эд, как ты мог, свинтус! Друг называется!

Так первый из моих друзей обретает имя.

Глава 4

Оставшиеся дни до отъезда пролетели быстро, словно картинки в синематографе. Я нагрузила себя таким количеством дел, что тосковать просто не осталось времени. Нужно было собрать вещи, написать прощальные письма бывшим одноклассницам (их должна была передать Лиззи), купить разные мелочи и школьные принадлежности, съездить к Хиггисам на день рождения Аннабель, помочь ма в оранжерее и па с бумагами. Словом, я готова была делать что угодно, лишь бы не останавливаться, не дать себе шанса расклеиться.

В назначенный день и час Харрис загрузил наш багаж в магикар, и мы попрощались с ма и Лиз. Сестра очень хотела проводить нас до цеппелина, но па не разрешил. «Ты нужна маме», – мягко, но непреклонно напомнил он. Я обещала писать так часто, как смогу, обняла их по очереди и села на заднее сиденье. Мотор взревел, и я нашла в себе достаточно сил, чтобы улыбнуться и помахать моим родным на прощанье. Когда кованые ворота закрылись за магикаром, я без сил привалилась к плечу па и почти сразу же задремала. До Брэдфорда мы доехали без приключений. И когда я открыла глаза, Харрис уже искал место для парковки.

– Проснулась наша мистресс, – прогудел он, поглядывая в зеркало, – а мы уж будить вас хотели.

Мистресс! Я вздрогнула от этого обращения. Да, надо привыкать. Теперь я маг, и обращаться ко мне будут так.

– Проголодалась? – па отложил газету. – До отлета у нас есть немного времени, можем пообедать.

Перекусив, мы снова сели в магикар, и Харрис доставил нас к воздушному порту – трехэтажному, розовато-бежевому, с вывеской, подсвеченной магическими огнями. Пока Харрис менял наши билеты на посадочные талоны у специальной стойки, мы с па расположились в креслах зала ожидания, и я осмотрелась. Больше всего меня поразил купол потолка, украшенный фресками. На нас, пассажиров, сверху вниз смотрели нарисованные задумчивые создания, закутанные в плащи. Это были маги воздуха. Рядом были седобородые старцы, держащие в руках свитки с чертежами, – ученые. Вместе они изобрели и подарили людям цеппелин. Еще две-три минуты, и мы пройдем здание насквозь и выйдем к взлетным платформам.

– Волнуешься? – спросил па. И я не сразу поняла, о чем он. Моя судьба так резко изменилась, и мне приходится так внезапно и быстро покидать родной край, что я просто не вспомнила о своей нелюбви к полетам на цеппелинах. Нет, у меня не было ни страха, ни паники, тем более что после гибели моих родителей правила безопасности ужесточили так, что аварий больше не случалось. Но войти и занять свое место в цеппелине мне все равно будет нелегко.

– Немного – кивнула я.

Да, немного волнуюсь и совершенно никуда не хочу.

Вернулся Харрис, объявили посадку. Огромный силуэт цеппелина, удерживаемого у земли тросами и магией, темнел в воздухе перед ярко освещенной площадкой, словно удивительное морское чудовище левиафан из энциклопедии.

Когда наш багаж был размещен и пассажиров пригласили подняться на платформу, я нырнула в объятия моего милого Харриса и почувствовала, что вот-вот позорно расплачусь у всех на виду.

– Ну-ну, – ласково улыбаясь в усы, прогудел тот. – Лети с легким сердцем, стрекозка! Здесь тебя всегда будут ждать. – Харрис и па пожали друг другу руки. Мы взошли на платформу и ухватились за поручни. Чуть позже, когда все зарегистрированные пассажиры оказались на местах, платформа плавно поднялась к корзине цеппелина. Выдвинулась лестница, по которой пассажиры один за другим поднялись на борт. Маг-воздушник, стоящий на платформе и контролирующий процесс, дал сигнал своему коллеге на борту, и лестница поднялась. Мы с па прошли в салон и удобно устроились в креслах напротив пожилой супружеской пары. Легкое покачивание и вид из небольшого круглого окошка – вот и все, что напоминало: мы не на земле.

Высоту наш цеппелин набрал плавно, но довольно быстро (спасибо воздушникам, управляющим нашим небесным левиафаном). И все же я сжала подлокотники кресла с такой силой, что они чуть не остались у меня в руках. Пришлось сделать медленный вдох и выдох.

– Все в порядке? – спросил па, мягко пожимая мою все еще скрюченную от напряжения и холодную руку своей – уверенной и теплой. И я, наконец, смогла расслабиться.

– Да, па, – сказала с благодарностью.

Столица встретила нас холодной пасмурной погодой. Пронизывающий ветер пробирался в рукава накидки и раздувал юбку. Контраст с солнечным Брэдфордом оказался разительным. Паровой вокзал находился в центе города. Времени у нас хватало, поэтому мы смогли себе позволить и неспешную поездку на извозчике, и небольшую экскурсию. Лиденбург и в этот раз произвел на меня не слишком приятное впечатление. Прямые узкие улицы, мощенные камнем, грязь. Почти все дома вокруг были серые. И даже если глаз находил розовые, голубые или желтые здания, то оттенок их был нечист, словно краску разводили в той же грязной жиже, которая хлюпала по краям дороги. И небо, низкое, унылое, достойно дополняло этот пейзаж. Однако чем дальше мы двигались к центру, тем чище и шире становились улицы, тем больше магикаров попадались навстречу, тем ярче одевались люди. Когда же мы переехали большой каменный мост через Виенну, разница стала еще заметнее.

Улицы стали в два раза шире, по зеленым бульварам прогуливались господа в дорогих костюмах и дамы, словно сошедшие с обложки модных журналов. Даже переулки, куда приходилось иногда сворачивать из-за плотного движения магикаров, выглядели торжественно.

А уж когда мы добрались до главной площади города, роскошь ослепила и оглушила. Повсюду каскады и фонтаны, цветочные клумбы в несколько ярусов, сверкающие белизной мраморные скульптуры, блеск позолоты. Главным украшением площади оказался огромный лазоревый дворец, выстроенный полукругом.

Мы проезжали мимо центрального парка, храмов, известных на всю страну музеев, деловых и торговых центров, где было оживленно, как на брэдфордской ярмарке в праздничный день, кружили вдоль притоков Виенны и заглянули в совсем новые районы города, не столь роскошные, но зеленые. Мы огибали парки и высотные здания университетов. И вот, наконец, показалось здание парового вокзала.

Колеса мерно стучали, паровик покачивался, я неотрывно смотрела, как пробегают мимо дома, деревья, большие строения – заводы, как уверял па, реки и холмы. Все эт