Оглавление

Предисловие

Я стою на высоком утесе, клином врезающемся в море, и прощаюсь с солнцем короткого дня. Еще совсем недавно его движение по небосводу невозможно было увидеть. Казалось, что солнце находится всегда на одном месте, и смотреть на него нельзя, не ослепнув. Но сейчас я смотрю широко открытыми глазами на потускневшее светило и вижу, как оно соприкоснулось с горизонтом, расстелив перед моим взором сверкающую красную дорожку. Еще чуть-чуть, и темно-оранжевый диск, погрузившись в море на четверть, начинает медленно тонуть. Дорога света на водной глади становится все шире и словно приглашает меня отправиться в путь. В этот момент солнце подобно финалу жизни, когда невидимое время в самом конце дней вдруг обретает свой ощутимый и стремительный ход. Дорога ярко освещена, широка и понятна, но нет уже сил и смелости для триумфального марша по открытому опытом пути. Солнце погружается все быстрее и быстрее, и еще недавно казавшееся бесконечным время его зенита сжимается в секунды, и вот — остается лишь его верхний краешек, который стремительно превращается в сияющую полоску. А потом пропадает вовсе, оставляя над местом своего погружения волшебное марево, отраженное в облаках. Солнце ушло за горизонт. Но так ли это? Разве не Земля отвернула от Солнца ту часть своей поверхности, на которой я стою и наблюдаю закат? Ощутив это с такой точки восприятия, я будто переворачиваю весь свой внутренний космос, и вся видимая механика этого зрелища становится совершенно иной, но вместе с тем не менее торжественной и величественной. Сегодня я уже второй раз испытал это чувство. Час назад я думал в таком же ключе, когда поставил точку в последней главе своего повествования. Как я, человек, который никогда не писал и не собирался этого делать, стал автором этого текста? Что происходило со мной весь последний год? Я писал книгу или книга создавала меня тем, кто может писать? Или кто-то просто зажег меня подобно свече и водил мои мысли по пергаменту монитора, как пишут карандашом по бумаге, а я всего лишь читал то, что пишу? Пока я писал, я не видел этого точно так же, как люди не видят движения солнца, когда оно в зените. Меня словно погрузили в колоссальный объем информации, подобно тому как человек окунается в чудо земного бытия. Но сейчас, когда я увидел этот закат, что-то словно открылось и прояснилось во мне. Не солнце заходит за горизонт, и не горизонт поглощает солнце, а крохотная планета, вращаясь в орбите своей звезды, покорно поворачивает к свету свою затененную часть. Часть эта выходит из мрака и оживает с рассветом. Солнце светит всегда, это мы видим его свет только днем. Так и меня озарил услышанный мною рассказ, и, освещенный этим светом, я уже не мог не поделиться им со всеми. Я созидал этот текст, словно переживал неотвратимый день своего прозрения, и сам осознаю содеянное лишь к наступлению ночи финала. Теперь сей день будет освещать того, кто станет читать эту книгу. И пусть этот день станет вечным.

Вацлав Дивишек, 22 декабря 2023 года, г. Сочи

Глава I

Холодной для Мармарики зимней ночью, в то время, когда Три Царя выстроились в одну линию с самой яркой звездой Востока, указывая место, где рассвет родит Солнце, в семье берберского вождя родился мальчик. Он был светловолосым, голубоглазым и невероятно энергичным ребенком. Такими рождались почти все дети древнего рода берберских вождей, которым приписывалось родство с островными полубогами ушедшей под воду некогда великой страны. За несколько месяцев до его появления на свет погиб в сражении с соседними племенами его отец, и опеку над ребенком взял его дядя. Звали дядю Массин, что означает «мастер». Имя свое он получил за то, что считался непревзойденным мастером в воинском ремесле. Молодым воином он отправился в Рим, где воевал в армии Императора, за неподчинение начальнику был продан в рабство, стал гладиатором и получил деревянный меч, не проиграв ни одного боя. Позднее он стал ланистой в одной из лучших гладиаторских школ, воспитал целую плеяду великолепных бойцов и теперь, после известия о гибели своего брата, вернулся на родину, чтобы принять ношу вождя племени, а также опекуна и воспитателя своего племянника.

При рождении мальчика назвали Ятти, что означало «высокий». Имя соответствовало его высокому положению в берберских племенах, но когда мальчик немного подрос, то оказалось, что оно соответствует и его облику. Ятти заметно отличался от своих сверстников ростом и крепким телосложением. Вместе с тем он был ловок, быстр и чрезвычайно силен для своих лет. Все это не осталось без внимания со стороны его дяди, который, казалось, увидел в племяннике возможность передачи по наследству всего своего мастерства и опыта. С раннего утра и до позднего вечера он проводил время с Ятти. Учил его, тренировал его, делился с ним всем тем, что знал и умел сам. В свои десять лет мальчик мог противостоять в бою отрокам на пять-шесть лет старше себя. Причем всех юношей племени тоже неусыпно опекал и тренировал сам Массин, и все они были обучены и готовы к серьезным сражениям. В пятнадцать лет молодому светловолосому вождю уже не было равных среди самых лучших воинов побережья. А в свои семнадцать лет он начал демонстрировать такие чудеса силы и ловкости, что они казались невероятными даже для его дяди.

— Ты станешь самым великим воином, — говорил он ему все чаще и чаще.

Однако Ятти преуспел не только в воинском искусстве. Незаурядные способности он проявил и в постижении тех знаний, которые с ранних лет прививал ему жрец племени. Он был строг и знал множество тайн древних берберских культов. Считалось, что народ, к которому принадлежал Ятти, еще за тысячу лет до появления египетских богов владел тайной бальзамирования в погребальном обряде и множеством тех секретов, коих у египтян еще не было в помине. Жрец древнейшего культа детей Луны и Солнца, носивший имя Мунатас, что означало «собирающий вокруг себя», уже давно выделял способности Ятти к обучению и втайне вынашивал мысль о том, чтобы сделать его своим преемником.

Юному воину нравилось слушать жреца. От него он узнал предания народов Северной Африки, узнал о культурах и верованиях других людей. Мунатас рассказывал ему о движении небесных тел. Учил выживать в самых сложных условиях. К восемнадцати годам Ятти знал, как не заблудиться, ориентируясь по приметам и звездам, как врачевать болезни, исцелять раны, знал о секретах древней борьбы, которой владели лишь жрецы и маги, умел читать и писать на нескольких языках.

Писать Ятти не любил, зато читал много и часто. Они с учителем могли часами беседовать о том, что юноше удалось узнать из множества древних свитков, которыми была полна пещера жреца. Пришло время, и Ятти прочел их все. Его дядя Массин сначала относился весьма пренебрежительно к тому, что жрец учит его подопечного своим премудростям. Он считал, что воину достаточно владеть искусством боя, а чтение и науки — это дело жрецов. Но мудрый Мунатас убедил его, что знания не станут лишними для будущего вождя и не будут помехой в упражнениях и ратных тренировках. И он оказался прав, как бы ни тянуло молодого воина к знаниям, первым и главным делом для него было искусство боя. Каждое утро он начинал с изнурительных тренировок, которые с небольшими перерывами длились весь день. И лишь вечерами, когда тело Ятти уже изнемогало от усталости, он вновь шел к жрецу и снова узнавал что-то новое.

Другим любимым занятием Ятти стала охота. Лучшей он считал охоту на льва. В этом деле он презирал лук и стрелы. Отвергал он и коллективную охоту. Лишь длинный нож, рогатина и ловкость пешего охотника. И каким бы суровым ни был его дядя, он поначалу сильно переживал, когда его племянник уходил на такую охоту. Он сам научил воспитанника всем тонкостям выслеживания и сражения с хищником, которого ему самому не раз приходилось побеждать на гладиаторской арене. Однако все равно каждый раз он втайне волновался. Но учитывая, что первого своего льва Ятти убил в шестнадцать лет, к двадцатилетию племянника Массин привык к его удаче и победам. Так было и в это утро.

Ятти молча собирался, проверяя острие своего ножа и прочность заранее заготовленной рогатины, а его дядя наблюдал за этим с уже привычным спокойствием. Он знал, что племянник вернется к ночи и в его хижине снова появится львиная шкура. Не знал он лишь того, что впереди Ятти ждет совершенно особый рок, который полностью изменит жизнь и судьбу молодого вождя.

Одиночная охота на льва — дело, требующее максимального мужества, твердой руки и холодного расчета. Берберский лев — свирепый хищник с густой черной гривой, который может достигать весом десяти талантов. Правда, речь обычно шла об одиноком молодом звере, который был изгнан прайдом. Его габариты обычно были поскромнее, но человек, даже такой могучий, как Ятти, все равно уступает льву. Лев массивнее человека, намного сильнее, быстрее, ловчее и вооружен огромными когтями и клыками. Единственный шанс для охотника — разозлить зверя и, когда он, раскрыв передние лапы в прыжке, бросится в атаку, вовремя подставить упертую в землю рогатину. Но даже это не гарантирует победы. Свирепый хищник может сражаться, получив смертельную рану, и его скорость и мощь, умноженные на ярость, будут стоить охотнику жизни. Поэтому завершить схватку должен точный удар длинным клинком большого ножа в уязвимое место на шее зверя. При этом попасть нужно безошибочно в точку под косматой львиной гривой. Ятти делал это не раз, но все равно каждая его встреча со львом была схваткой со смертью. Часто лев успевал хоть и вскользь, но задеть охотника, поэтому тело Ятти было покрыто десятком внушительных шрамов от львиных когтей.

Ятти знал, где искать льва. Одинокого хищника заметили местные жители, и все признаки его поведения указывали на то, что лев выслеживает домашний скот. Чаще всего подобная наглость хищного одиночки заканчивалась нападением и на людей. Еще вчера утром молодому вождю рассказали, что взрослый и крупный зверь избрал местом водопоя источник в ближайшем оазисе. Туда и направился Ятти.

Приблизившись к источнику, он не сразу вышел из густых зарослей, окаймлявших живописную поляну с небольшим озерком чистой, как слеза, воды, а принялся осматривать местность из укрытия.

Часть поляны была ярко освещена утренним солнцем, а другая ее сторона находилась в тени плотных пальмовых листьев, нависающих над краями этого природного амфитеатра. Там под покровом листвы по небольшой скале струился ручей и, сверкая на солнце брызгами, падал в чашу озерца. Рядом с источником Ятти заметил фигуру девушки, наполнявшей водой кувшины. Судя по одежде и по выбору столь опасного источника, она была чужестранка. Молодой воин невольно залюбовался ее совершенными формами, но лица рассмотреть не успел. Краем глаза он уловил движение и медленно повернул голову. Огромный лев с роскошной черной гривой готовился к прыжку в сторону девушки. Сквозь толстую шкуру было видно, как напряглись его могучие мышцы, он суетливо переминался на задних лапах. Лев был весь как сжатая пружина, еще миг — и атакует. Девушка, вероятно, тоже что-то почувствовала, она подняла голову и встретилась взглядом со львом. В глазах ее застыли ужас и отчаяние. И в этот миг в сосредоточенную на цели морду льва прилетел увесистый камень, метко пущенный Ятти. Лев яростно взревел, камень попал ему в глаз и сильно рассек кожу над веком. В следующее мгновение, забыв о своей первоначальной цели, лев бросился на выскочившего на поляну охотника, настиг его в несколько стремительных прыжков и, широко разбросав лапы, с оскаленной пастью навис над Ятти. Воин знал, что делать, и уже в следующий миг огромное тело льва обрушилось на умело воткнутую в землю рогатину. Из распоротого львиного брюха хлынула кровь, и раздался душераздирающий рев. Лев напоролся на оба острия и в неистовой ярости пытался дотянуться когтями до охотника. Изловчившись, Ятти отпрыгнул в сторону, ухватился за роскошную львиную гриву и нанес тот самый решающий удар в шею зверя. Он попал точно в цель. Львиная туша обмякла, навалилась на рогатину уже всем своим весом, с треском сломав ее, и зверь замертво рухнул посреди поляны. Бой длился всего несколько секунд, но хищник успел оставить на груди Ятти отметину в память о поединке. Четыре глубоких борозды наискось пересекали могучую грудь воина.

Спасенная смотрела на всю эту сцену широко раскрытыми глазами, она еще не могла прийти в себя и поверить, что этот мужчина только что одолел огромного разъяренного льва почти голыми руками. Между тем Ятти деловито осматривал свою добычу. Лев был великолепен. Впечатляющих размеров взрослый самец с крупной головой и роскошной черной гривой. Охотник едва ли раньше видел такого большого льва, а повидал он их немало. Вне всякого сомнения, эта шкура была достойна стать венцом экипировки аквилифера — знаменосца римского легиона, а может, даже имагнифера — несущего портрет императора. А значит, римляне дадут за нее достойную цену. Уже приготовившись снять с львиной туши этот ценный трофей, Ятти посмотрел в сторону девушки. Испуг уже почти исчез с ее лица, и она смотрела на воина с восхищением и любопытством. Внешность ее была необычна для здешних мест. Платок, покрывавший голову, соскользнул на плечи, и густые светлые локоны рассыпались по спине и плечам блестящим на солнце каскадом. Ее кожа казалась светлее, чем у местных девушек, и имела золотистый оттенок, подаренный африканским солнцем. Слегка пухлые губы приоткрывали ряд идеально ровных зубов цвета речного жемчуга. Распахнутые зеленые глаза все еще выдавали растерянность, но Ятти прочел в этом взгляде и что-то еще — необычное и стремительно меняющееся. Он уже повидал на своем коротком веку немало красивых женщин, но такой божественной красоты не встречал. В чужестранке было совершенно и притягательно абсолютно все: и великолепный стройный стан, и грациозная шея, и часто вздымающаяся от волнения девичья грудь. Воин смотрел и ловил себя на мысли, что не может оторвать взгляд. Некоторое время они молчали. Тишину нарушила девушка.

— Ты ранен, мой нежданный спаситель, позволь мне омыть и перевязать твои раны. — С этими словами она сделала шаг к Ятти и почтительно склонила голову.

— Я ранен, — неуверенно повторил он и стал пристально осматривать свое тело. Проведя ладонью по груди, он ощутил липкую кровь и посмотрел на вновь обретенные раны. Возглас восторга пронесся над поляной. Такие раны ни с чем нельзя будет перепутать, иметь подобное украшение — небывалый почет для воителя Мармарики. Это не поверхностные царапины, а четыре глубоких борозды, от которых обязательно останутся внушительные шрамы, и даже ребенку будет видно, каким огромным зверем они оставлены. Однако кровили они обильно, и обработать их действительно следовало.

— Так я могу помочь? — вновь спросила девушка, явно обескураженная тем, что воин так обрадовался своим ранам.

— Да, я буду благодарен, если ты омоешь и перевяжешь мои раны, — сказал он мягким голосом, которому сам удивился. Он уже забыл про охоту и льва… — Я Ятти, вождь народа, живущего у моря. А как мне называть тебя?

— Меня зовут Рогнеда, мой народ живет за морем далеко на севере. Я тоже дочь вождя, только бывшего, — проговорила она с ноткой печали в голосе.

Во время перевязки и позже, когда она помогала Ятти снимать шкуру с огромного льва, Рогнеда поведала ему о том, что ее отец, некогда великий вождь венедов, принял в свое сердце новую веру в Бога, который пришел в наш мир, чтобы спасти каждого из нас. Ради этого он принес себя в жертву, позволив людям истязать свое тело и подвергнуть себя казни на кресте. Его Небесный Отец созерцал всю эту ужасную картину, но разрешил возлюбленному сыну принять всю чашу земных страданий ради спасения созданного Им человечества. На третий день после казни молодой бог воскрес и вознесся на небеса. Христиане — так назывались те, кто исповедовал эту веру.

Однако не все соплеменники приняли нового бога. Большая часть, возглавляемая его младшим братом, восстала и свергла вождя. Они убили его жену — мать Рогнеды — и намеревались полностью уничтожить всю их семью. Преследуемый соплеменниками, отец Рогнеды, которого звали Володимер, что означало «великий в своей власти», вынужден был отправиться в Дакию, а позднее в Александрию. Там он встретился с книжником Леонидом и стал одним из его учеников. Когда во времена гонений на христиан по указу Септимия Севера Леонид был схвачен и брошен в тюрьму, Володимер передал ему письмо от его сына и ученика по имени Ориген. А недавно, когда Александрию посетил уже новый император, сын и наследник Септимия Севера — Каракалла, устроивший там свирепую расправу над приверженцами Христа, Володимер с Рогнедой покинули Александрию и поселились недалеко от этого оазиса в доме одного из местных христиан.

Ятти слушал ее рассказ внимательно и чувствовал невероятное притяжение к этой девушке. Аромат ее волос был несравненным, а голос проникал в каждый уголок его разума, заставляя сердце то неистово биться, то замирать. Но самым пленительным был озаренный неземным светом взгляд ее волшебных зеленых глаз. Казалось, что она смотрела ему прямо в сердце и видела в нем сокрытого от посторонних взоров совсем еще юного мужчину, без брони напускной важности, которую с детских лет воспитывают в берберских вождях. От мысли о том, что эта едва еще знакомая красавица видит его таким обнаженным, он приходил в смятение, ему даже казалось, что лучше немедленно провалиться сквозь землю, дабы спрятать от нее свою душевную наготу. И она, словно понимая его состояние, вдруг отводила взгляд, роняя едва заметную искорку иронии, будто дразня его. В этот момент Ятти с предельной ясностью понимал, что во всем необъятном мире больше всего его теперь волнует, что думает о нем эта прекрасная светловолосая девушка. Внутри него все вспыхивало, и он был готов убить голыми руками еще хоть сто львов, лишь бы спасти ее еще сотню раз. Знал бы он, что она испытывает к нему еще более сильные чувства с того самого момента, как на ее глазах молодой бог пустыни убил разъяренного клыкастого и когтистого льва-людоеда! Ему не нужно было спасать ее еще сотни раз, он уже спас ее из когтей смерти и навсегда пленил ее сердце.

Через несколько дней Ятти познакомился с ее отцом и обрел в нем источник новых знаний о той части жизни, о которой до этого не имел ни малейшего представления. Однако их веру он не мог ни понять умом, ни принять сердцем. Для того, кто с молоком матери впитал чувство, что счастье и радость дарует только победа над врагом, очень сложно было понять смирение и покорность собственной судьбе. Пусть она и ее отец верят в своего доброго Бога, я же буду просто оберегать их от бед и врагов. Так думал Ятти, и это видели все вокруг. Его дядя Массин повидал мир, был абсолютно терпим к иноверцам, и его не пугала опасность, которую могло принести их пребывание рядом с его племянником. Старый ланиста презирал угрозы, будучи всегда готовым принять любой вызов судьбы. Так принял он и чувства племянника к чужестранке — совершенно спокойно и с готовностью взять ее в семью. Мудрый жрец Мунатас не просто не проявлял ревности к общению ученика с его будущим тестем, но и сам часами беседовал с Володимером, делясь с ним тем, что знал сам, и принимая знания, которые давал ему умудренный опытом странник, пришедший из самых северных земель известного мира. Однако не все в селении были столь лояльны к новичкам. Молодые девушки, которые практически все были тайно влюблены в Ятти, не показывали вида, а вот его ближайший друг и соратник по имени Амалу, что означало «тень», ревновал своего вождя и друга почти открыто. Ятти относился к этому с пониманием, тем более что ревность друга детства — явление нередкое.

Глава II

Ранним утром седьмого дня апреля праздничный звон колоколов городских храмов уже восславил Благовещенье, и лазурное небо, облачившись в цвета Богородицы после пасмурной ночи, встречало восход нового дня сиянием своего безбрежного чертога. И лишь только первые лучи яркого апрельского солнышка скользнули по стене, осветив красный угол с образами, воздух в комнате колыхнулся, и явился он.

Гость возник как всегда неожиданно. Хозяин комнаты просто почувствовал легкое колебание у себя за спиной, повернулся и увидел его сидящим в кресле у окна. На сей раз облик его был человеческий, и легко было невольно залюбоваться совершенством его лица и сложения.

Гость был могуч телом, высок ростом, и в каждом его движении читалась спокойная уверенность и надежность. Лицо его было необыкновенно: правильные черты, волевой подбородок, прямой нос, густые брови вразлет. Светло-русые локоны обрамляли его лицо, могучую шею и ниспадали на плечи и грудь. Но самым притягательным был взгляд небесно-голубых глаз, излучавших свет добра и невероятной благости. В то же время красота его не выглядела нежной или хрупкой. Это было лицо отважного воина и бесстрашного рыцаря. На госте были вороненые римские латы и черная мантия с красным подбоем. К поясу был пристегнут меч, с рукояткой необычайно тонкой изысканной работы.

— Я вновь явился тебе, как и обещал.

— Я ждал и рад тебе всегда.

— Сегодня первый день моего долгожданного рассказа, — без лишних предисловий начал гость. — На сей раз я послан Им рассказать тебе, как возник мир людей, как он связан с Богом и что ждет человечество в ближайшее время. Я поведаю тебе о том, как была создана Земля и как появились люди. Ты узнаешь, что такое человеческая душа и для чего души ниспосланы на Землю. Рассказано будет и о последних временах, и о Страшном суде. И даже о том, кто есть Спаситель и что именно заповедал Он мне сообщить человечеству. Пришло время узнать и о Губителе нашего мира, а также о его коварных целях и планах.

И поверь мне, все то, что ты слышал об этом ранее, предстанет перед тобой в совершенно новых формах и в ошеломляющих подробностях.

В числе прочего я поведаю тебе о том, почему и как распалась завещанная Господом Церковь, о том, как именно ей суждено воскреснуть… И не просто воскреснуть, а предстать миру уже в совершенно новом теле. В каком именно — я тоже опишу по ходу нашего разговора.

Мы будем говорить и о том, как устроен наш мир сегодня, какие тайны он хранит, и о том, какова роль самих тайн в судьбе человечества. Рассказ коснется также финансового, политического, экономического и технологического уклада жизни землян. Сказано будет и о таком, казалось бы, экзотическом предмете, как магия. Я расскажу тебе, что есть настоящая магия, как ее отличать от фальшивки, в чем сила магии и опасность и, наконец, может ли она стать полезной.

Нас ждет разговор об искусственном интеллекте, о том, каким он станет и обретет ли машинный алгоритм или иная техническая форма свой собственный разум. Мы рассмотрим роль разумной машины, уготованную ей волей и замыслом Господа, поговорим обо всех потенциальных опасностях и возможностях, так или иначе связанных с этим. И возвращаться к теме искусственного интеллекта мы будем не единожды, ибо она требует предельного осознания.

Я объясню тебе, из чего соткан наш мир и как в мироздании соотносятся силы информации и времени. Это не будет научным объяснением, потому что Весть должна быть понятна для всех. Но это даст множество подсказок тем, кто сейчас находится в авангарде научной мысли и ищет теорию, объясняющую все.

Мы обсудим и детально разберем главные вопросы человечества и ответы на них. Не только к ИИ, но и к некоторым другим темам мы будем возвращаться снова и снова, дабы рассмотреть их под разными углами в связи с главными и сопутствующими факторами.

За предстоящие дни нашего общения я поведаю тебе о многом и раскрою величайшие тайны. Ибо время пришло. Я принес тебе Весть, которую ты поведаешь миру, поэтому ты Вестник. Именно так я буду звать тебя отныне.

— Но почему я?

— Ты тот, кто избран, и тот, кто дозволен.

— В мире есть масса людей, которые смогут передать твою Весть от Него намного лучше, чем это смогу сделать я. Есть те, кто облечен знанием, богатством и властью. Посвяти кого-то из них, и Весть Господа разлетится по всему миру и станет главной новостью.

— Так делать нельзя. Спаситель тоже мог бы явиться миру в теле римского императора или в образе его ближайшего советника, и тогда весь завоеванный Римом мир встал бы пред Ним на колени. Его слова сразу же стали бы законом и истиной. Но Он выбрал для проповеди неграмотных рыбаков и прочих простолюдинов. Величайшую Весть того времени Он пропустил сквозь игольное ушко возможности понимания и восприятия самых простых и неученых людей. И это является неотъемлемым правилом веры. То, что спускается сверху, — обязывает к вере, а то, что едва слышно из глубин, — лишь предлагает поверить. И если у человека есть душа, она почувствует и услышит зов этой веры. Так и в Царствие Его пребудут лишь те, у кого есть частица Бога в сердце.

— Значит, есть Бог и есть Христос. Бог создал Землю, а Христос послан Им для спасения?

— Все намного сложнее. Наберись терпения и слушай.

Рыцарь жестом пригласил Вестника сесть в кресло напротив себя и продолжил:

— Бог велик, непостижим и бесконечен. Все те метафизические горизонты, которые созданы лучшими мыслителями человечества о Боге, — лишь догадки о мельчайшей части Его непостижимой сути. Бог был всегда и будет всегда. Он един и единственный, и все то, что существует во множестве миров, равно как и то, чего не существует, — все это Бог. Он творец и отец всего. Однако главное в Сущем — его Дух. Этот Дух и есть Бог, но он же и самостоятельная Суть. Выражаясь языком современных земных ученых: все части Бога находятся в суперпозиции относительно друг друга и являются одним целым. Бог существует вне пространства и времени, а Дух Его способен объять абсолютно любую из существующих величин. Я остановлюсь лишь на том, что важно для этого послания, и расскажу о пространстве и времени.

Для начала рассмотрим малые части, а затем обратимся к большему. Человек привык ориентироваться во времени при помощи часов, где самой малой частью принято считать секунду. В быту людям почти никогда не нужны меньшие величины времени, хотя таковые существуют и уже достаточно неплохо изучены. Есть тысячная часть секунды, которая называется миллисекунда. Это краткий миг, который человек еще может ощутить сам или исследовать при помощи обычной фотокамеры. Однако если представить себе перемещение в тот мир, где миллисекунда будет восприниматься как секунда нашего привычного времени, то окружающий мир замедлится в восприятии в тысячу раз. И так до того момента, пока не обнаружится столь малая часть времени, которая совпадет с временны́ми параметрами Вселенной, заключенной в мельчайшей частице нашего мира. И частица эта, соответственно, будет столь мала, что части атома, определяемые сейчас учеными как неделимые кварки, будут сравнимы с ней, как целые скопления Вселенных. В этих Вселенных тоже есть мельчайшие части, являющие собой Вселенные еще меньшего порядка. Ибо истина в том, что все состоит из чего-то. И мир, в котором мы сейчас находимся, — это Вселенная внутри мельчайшей части Вселенной большего порядка. И так бесконечно — в мир меньшего и в мир большего. Поэтому каждая частица мира безгранична подобно той «скорлупе ореха», в которой Гамлет обещал почувствовать себя повелителем бесконечности и в которую Хокинг заключил весь универсум собственного представления о Вселенной.

Однако, возвращаясь ко времени, нужно также сказать, что вечность в малой Вселенной будет равна неисчислимо малому отрезку времени для нас, а наша вечность — это ничтожно малое время для Вселенной следующей величины крупнее нашей. Мало того, пространство и время ведут себя во всех мирах совершенно по-разному.

Остается попытаться представить себе, сколько миров содержит одна-единственная частица нашего мира и сколько миров, подобных нашему, в мельчайшей частице большего мира. Все эти вселенные имеют безграничное количество собственных копий в иных воплощениях, уже представляемых учеными мужами в различных теориях и именуемых мультивселенными.

Святой Дух совмещает и соединяет все эти безграничные величины в себе самом и в сотворившем весь этот мир Боге. Это уже масштаб, который непостижим даже ангелам нашего мира, но Бог так велик, что соприкасается с каждой душой из тех, что пребывают во всех сущих мирах.

Воплощение этого неописуемого масштаба для Земли есть Иисус Христос. Он часть Бога и сам Бог, содержащий в себе все земные души и являющийся средоточием души всего человечества. Он не просто Бог и Отец; Он — это и есть все мы. Царствие Его на Земле — это то, во что воплотится замысел и промысел Божий. А воплотиться Царствие Небесное может лишь делами человеческими, ибо уже сказано: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его».

Вход же в это Царство для Спасителя теперь можно открыть лишь со стороны людей. Ибо сказано также: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Он говорил это каждому человеку, но и для всего человечества. Но пока дверь эта наглухо заперта, поэтому сейчас пришел не Он, а был послан я. В мир, отвергающий веру, отправлен Его же святой, который отвергнут многими церквями в облике, дарованном ему самим Господом.

С этими словами гость встал с кресла и мгновенно вырос под потолок. Его атлетическая фигура приобрела форму устрашающей звериной мощи, а голова превратилась в свирепую оскаленную морду волка. Так выглядел первый рыцарь Иисуса Христа святой Христофор в облике, дарованном ему Господом по его же собственной просьбе.

Однако спустя мгновение он снова обрел человеческий облик, и его взгляд заструился тем благостным светом, который бывает лишь у воистину сильных людей.

— В свое время я поведаю тебе, как стал таким. Но при следующей нашей встрече мой рассказ будет о том, как все начиналось и как именно появились первые люди на Земле. Ибо любая история и должна начинаться с описания самого начала времен.

Глава III

Известие из земель, лежащих к югу от селения народа Ятти, пришло неожиданно. Гонец рассказал, что один из вождей пустынных территорий собрал войско, чтобы напасть на земли его племени. Отложив свадьбу, приготовление к которой шло уже полным ходом, и собрав отряд из лучших воинов, молодой вождь отправился навстречу неприятелю. Они сразились, пленили вражеских воинов и повернули к родным очагам.

Ранним утром Ятти мчался вдоль морского берега во весь опор. Обхватив сильными ногами бока своего коня, опустив поводья и раскинув руки навстречу восходящему солнцу, Ятти стремился к той, кого любил уже больше всего на свете. Его могучая грудь рассекала теплый морской воздух, а сердце бешено колотилось от волнения перед встречей с любимой.

Но что это? Обогнув скалу, он выехал на часть равнины, с которой открывался вид на его поселение. Жилища были окутаны дымом пожара, слышались отчаянные крики женщин. Сомнений не было, пока он сражался, его дом был атакован и разрушен каким-то врагом. Ятти пришпорил коня и на полном скаку ворвался в поселение. Увиденное потрясло его до глубины души. Массин был убит в сражении. Несколько женщин стенали над его телом, усеянным множеством стрел. Рядом лежал его друг Амалу. Он был еще жив, но смертельные раны говорили о том, что минуты его жизни сочтены. Он как-то странно посмотрел на Ятти и прохрипел едва слышно:

— Прости меня, они обещали, что заберут только ее.

Ятти не сразу понял, о ком идет речь, но постепенно до него начал доходить смысл слов умирающего друга. Ревность обернулась коварством, и, видимо, Амалу подговорил какое-то соседнее племя украсть Рогнеду.

Но кто мог решиться на такое? Желваки заходили на потемневшем лице вождя.

— И как посмел ты, — ледяным голосом произнес он, поворачиваясь к своему раненому другу. Но тот уже не слышал его.

В этот момент к нему подбежал маленький мальчик и потянул его за руку в сторону дома, где жили Володимер и Рогнеда.

— Тебя зовут, вождь, — сказал мальчишка.

Ятти быстро вошел в дом любимой и ее отца, и первым, кого увидел, был лежащий на грубой циновке Володимер. Тот был сильно ранен, и его перевязывала одна из женщин племени.

— Они забрали ее, я ничего не смог сделать. Их было слишком много, — с отчаянием в голосе сказал Володимер.

— Кто они? — поспешно спросил Ятти.

— Это люди пустыни, далекие потомки кухманов, укрывшихся в песках после падения Карфагена, — услышал вождь голос Мунатаса, стоявшего в дверях за его спиной. Заметив дым пожарищ, жрец прибежал из своей пещеры, вооруженный длинным боевым посохом, но было уже поздно. Он увидел только удаляющееся облако пыли, которое оставляли верблюды и кони вероломных гостей. Однако он уже успел осмотреть тела убитых врагов. Старый воин дорого отдал свою жизнь и успел убить не менее десятка разбойников.

Еще в детстве Мунатас рассказывал Ятти о таинственном и жестоком племени, живущем в древних скалах посреди пустыни вдали от караванных путей. Это были последователи древнего культа, поклонявшиеся кровожадному божеству, требовавшему человеческих жертвоприношений. Ходили легенды, что им удалось вывезти из Карфагена огромного медного быка, полого внутри и предназначенного для ужасной казни, когда жертву заживо жарили в его чреве, раскаляя идола огнем костра. Поговаривали, что это была точная копия Быка Фаларида, которого изобрел афинский медик Перилай. Он так нахваливал свое изобретение перед тираном Акраганта Фаларисом, что тот от нетерпения испытать это изуверское орудие приказал бросить в быка самого его изобретателя. Для устрашения зрителей казни в голову быка были встроены специальные трубки. И первым воплем, который вырвался из ноздрей этого медного монстра, стал преобразованный в трубный рев крик его создателя. Позднее уже самого Фалариса, свергнув, казнили в этом же быке. Спустя еще время, в период Первой пунической войны, во время римской осады медный бык был вывезен в Карфаген воинами Ганнибала. И спустя более ста лет, уже после крушения Карфагена, быка вернули на Сицилию. Однако в финикийском городе Тире вокруг этого рукотворного чудовища за столетие возник целый культ. Уж очень он был похож на бога финикийцев Баала-Хаммона, которого еще называли Молохом.

Этому кровожадному божеству приносили в жертву маленьких детей. Их сжигали заживо. После того как Карфаген был разрушен, жрецы культа бежали в пустыню, где и по сей день приносят в жертву детей и взрослых, запекая несчастных в медном быке и поедая потом их плоть. Теперь у них уже нет прежней власти, поэтому они и похищают людей из поселений, чтобы приносить жертвы своему божеству. Их не раз пытались отыскать и уничтожить, но хитрые колдуны научились прятаться в стороне от караванных путей.

Холодный пот непрекращающимся потоком бежал по лицу и телу Ятти, когда он вспоминал детали этого рассказа. Его Рогнеда, та, что была ему дороже всего на свете, находится в плену у отвратительных чудовищ в человеческом обличии, а он не может немедленно вырвать ее из их хищных лап. Узнав у Мунатаса, каким образом можно добраться до зловещих скал, Ятти собрал тех воинов, чьих женщин и детей пленили людоеды, и незамедлительно устремился в погоню. Он знал, единственный способ настичь разбойников — это следовать с попутным караваном. Догнав тот, который вышел в путь недавно, воины присоединились к нему и отправились вглубь пустыни.

Начался долгий и томительный путь. Тяжелее всего было, когда караван останавливался, чтобы люди и животные могли отдохнуть. Ятти буквально сходил с ума от вынужденного бездействия. Мысли о том, что может сейчас происходить с его любимой, разрывали его разум на части и пульсировали в мозгу, словно надрывный набат. Он не мог есть и, зная, что силы терять нельзя, жевал и глотал пищу, не чувствуя вкуса. Он не мог спать и лишь изредка погружался в забытье, в котором сны подменялись мрачными видениями, не позволявшими разуму полностью покинуть явь и ужас реальности. Ему хотелось оставить караван и двигаться вперед без остановки, но он знал, что делать этого нельзя — без каравана в пустыне ждет неминуемая смерть, и лошади погибнут без воды. Нужно идти путем погонщиков верблюдов и следовать всем правилам каравана.

Ночами Ятти лежал у костра и смотрел в звездное небо. Из головы у него не шел рассказ о зловещем племени колдунов-людоедов, похитивших его невесту. Он не находил себе места. Временами он вскакивал и шел во тьму бескрайней пустыни, падал там на песок и рыдал от отчаяния и собственного бессилия. С рассветом он возвращался к каравану. Он сильно исхудал и выглядел как сама смерть.

Так тянулись дни мучительного ожидания, и вот, едва путники достигли оазиса Мурзука, Ятти и его отряд отделились от каравана. Взяв лишь несколько проводников-погонщиков и малое число верблюдов, они устремились на Запад, в сторону волшебных гор предков. Путешествие было невероятно опасным, ведь расстояние, разделявшее перекресток караванных путей и таинственные горы, было все еще огромным. Но ни его, ни его воинов это не страшило.

И снова мучительно потянулось время в дороге. Но вот однажды на рассвете воины увидели на горизонте освещенные солнцем вершины гор. Их вожделенная цель была совсем рядом. Еще усилие, и вот они уже едут среди скал причудливой формы, похожих на невиданных животных и дома неизвестных богов.

На вершине одной скалы виднелась фигура из камня, удивительно похожая на огромного ежа. Практически везде им попадались наскальные изображения людей, причудливых существ и зверей, некогда обитавших в этих местах. Учитель Ятти Мунатас рассказывал ему, что когда-то в этих местах была благодатная земля: леса, полные живности, реки, струящиеся чистой водой, а люди здесь жили вместе с богами. Но однажды злой бог пустыни обманул людей и их богов-покровителей, и пески навсегда поглотили этот благодатный край. Ятти верил словам старого жреца, но воочию убедился в правдивости этой легенды только сейчас.

Вдруг воин заметил, как на короткий миг в отдалении из-за скалы высунулась чья-то голова и тут же исчезла. Сомнений нет, они здесь не одни и за ними уже наблюдают. Подтверждение не заставило себя ждать, и на непрошеных гостей со всех сторон хлынул ливень стрел. Двое воинов были ранены, остальные рассыпались по песчаной площадке, укрываясь за скалами. И только Ятти, пренебрегая опасностью и здравым смыслом, пустил своего коня вскачь прямиком в ближайшее ущелье. Стрелы свистели справа и слева, но ни одна не задела ни его самого, ни верного и проворного жеребца. Направляемый опытной рукой боевой конь несся галопом. Со стороны это выглядело странным: могучий скакун со всадником огромного роста зигзагом, словно гигантский кузнечик, прыгают из стороны в сторону, а на том месте, где они были еще мгновение назад, остаются плотные пучки вонзившихся в песок стрел. Обхватив сильными ногами бока коня, Ятти разворачивал могучий торс то в одну, то в другую сторону, и стрелы из его лука поражали цель за целью. В сравнении со стрелами противника они больше напоминали легкие копья, и казалось, что такая стрела, выпущенная из лука, который едва натянули бы два сильных воина, могла прострелить навылет взрослого быка. Поэтому пораженные его стрелами враги походили на жуков, насквозь проколотых толстыми булавками. Вот поток стрел поредел, и Ятти на всем скаку влетел на небольшую ровную площадку у входа в пещеру. Его тесным кольцом окружили жрецы-воины, вооруженные мечами и копьями. Он спрыгнул с коня и, обнажив свой клинок, со звериным криком бросился на них. Меч воина сверкал в лучах солнца со скоростью молнии, и над головами его врагов то там, то здесь фонтаном били кровавые струи. Одного он схватил за ногу и попутно размахивал им, как палицей. После нескольких ударов голова несчастного раскололась о головы других колдунов, и Ятти с такой силой метнул его уже бездыханное тело, что сбил с ног еще троих пустынников.

Вскоре на площадку ворвались и остальные воины Ятти, которые уже успели расправиться с передовым отрядом колдунов. Вождь бросился вглубь пещеры и увидел там того самого огромного медного быка. Под ним горел костер. Из зияющих ноздрей рукотворного монстра вырывался надрывный рев, означавший, что жертва внутри еще жива и отчаянно кричит. Не обращая внимания на обжигающий руки металл, Ятти оторвал медную дверцу в боку огромного брюха и начал вытаскивать из бычьего чрева несчастных. Их было двое. В последней жертве он едва узнал свою Рогнеду. Она еще дышала, но ее тело покрывали ужасные ожоги, и было очевидно, что жизнь уже уходит из нее. Рогнеда посмотрела на Ятти полными муки глазами и сказала лишь два слова:

— Прости их.

После этого она умолкла навсегда. Безумный вопль молодого воина огласил своды древней пещеры. Казалось, что все персонажи наскальных рисунков, которыми изобиловал этот грот, вдруг ожили и пустились в неистовый пляс вокруг этой сцены. Такой боли молодой воин не испытывал никогда в своей жизни. Внутри него что-то оборвалось и надломило прежнего Ятти. В его душе разверзлась всепоглощающая бездна абсолютной пустоты. Этот разлом пульсировал нестерпимой болью, которую было невозможно ни вынести, ни унять. Ятти в бешенстве вскочил на ноги, и в этот момент новый отряд свирепых каннибалов появился у входа в пещеру. Ятти молча опустил тело Рогнеды на песок и, не помня себя от ярости, бросился на противника. В агонии новой схватки боль как будто чуть-чуть утихла, и он вошел в состояние полного транса. Все вокруг словно многократно замедлилось, остались лишь краткие вспышки мгновений боя. Он не помнил, сколько пребывал в таком состоянии, но мир снова подключил его сознание, вернув привычное течение времени, и он увидел, что стоит в окружении своих воинов и у всех них побелевшие от ужаса лица, а вокруг разбросаны куски тел. Ятти явственно осознал, что в припадке звериной ярости убил врагов один и голыми руками. Ярость сменилась апатией, и он молча сел на песок, обхватив голову руками. Нестерпимая боль возвращалась.

Ятти почти не помнил, как его воины хоронили своих женщин и детей, как он сам навсегда прощался со своей Рогнедой, не помнил пути назад, и еще много дней он пребывал в забытьи отрешенности. Его прежняя жизнь кончилась, он ощущал, что ничего прежнего уже не будет. Однако постепенно он, казалось, приходил в себя. Однажды утром он вышел из своего дома и сел на камень, устремив взор в сторону заката. К нему тихо подошел Володимер и сел рядом. Отец Рогнеды почти полностью поседел за эти дни.

— Она сказала тебе что-то перед смертью? — спросил он, прервав молчание.

— Она просила простить их, — словно не своим голосом произнес Ятти.

Услышав это, убитый горем отец закрыл лицо ладонями и тихо зарыдал.

— Ведь ты не станешь мстить дальше? — спросил он наконец, посмотрев на молодого воина глазами, полными слез.

Ятти встал, взгляд его был пустым.

— Я уничтожу их всех, — спокойно сказал он.

Трудно было понять, кого именно он собирается уничтожить и кому он мог мстить за смерть любимой. Ведь в горах среди пустыни больше не было ни одного живого из племени жрецов-каннибалов. Оставалось думать лишь о том, что мстить он обещает всем тем, кто встретится у него на пути. Это было совершенно неправильно и претило какой-либо логике, но потеря любимой опустошила сердце молодого вождя, а боль ослабевала только в кровавом угаре битвы.

Последующие четыре года жизни Ятти и его соратников были непрерывной чредой сражений. Их закрашенные черной краской лица наводили ужас на людей по всем границам Мармарики. Там, где они появлялись, никто не оставался в живых. Гнетущая боль и тоска вождя были невыносимыми, вездесущими. Облегчение приносили лишь бой и расправа над теми, кто оказывался на его пути. Никто не называл его больше именем Ятти. Теперь он звался Репрев, что значит «отверженный». Так прозвали его римляне, которые вынуждены были устроить за ним охоту, дабы положить конец его бесконечным бесчинствам. Постепенно его верные соратники устали от тяжких походов и крови. Их душевную боль вылечило время, но боль Репрева почему-то не уходила. Его отряд становился все меньше. Кто-то погиб в бесчисленных сражениях, кто-то ушел от него, кого-то пленили римляне. Наконец наступил такой день, когда он остался совершенно один.

Репрев лежал на склоне дюны, и еще теплый песок грел его могучую спину. Звездное небо раскинулось над ним, и точно так же, как в день его рождения, Три Царя, три самых ярких звезды, выстроившиеся в ряд в поясе Ориона, указывали на то место, где сиял предрассветный Сириус. Еще час — и там родится Солнце, знаменуя рождение нового года. Репреву исполнилось двадцать пять лет. Он вспоминал всю свою недолгую, но столь наполненную событиями жизнь, и мысли его терялись в чреде бесконечно всплывающих вопросов. Он был величайшим воином, не знавшим себе равных в бою, но это не помогло ему уберечь самое ценное, что он обрел; ему была дарована власть над его пусть и маленьким народом, но теперь он остался совершенно один. Его все еще терзала боль потери той единственной женщины, которую ему довелось полюбить. Лишь кровопролитие помогало хоть на время ослабить эту боль и заполнить холодную пустоту сердца. Однако даже такой воин, как он, не может воевать в одиночку. Нападать и убивать может, но Репрев был рожден для сражений, а не для того, чтобы охотиться подобно одинокому льву. Оставался лишь один вариант — примкнуть к силе, которая может вести войну вечно.

— Но тогда это должна быть такая сила, которой нет равных во всем мире под Луной и Солнцем на всей земле! — вскочив на ноги, воскликнул он. — Император! — Его зычный голос, словно кинжал, прорезал пустоту.

Да, только Величайший кесарь несокрушимого Рима обладал силой под стать его воинской доблести. А может быть, есть кто-то сильнее? — в отчаянии думал Репрев. Быть может, это боги его древних предков? Но где они были, когда ту единственную, которую он возлюбил больше своей жизни, кровожадные колдуны пустыни бросили во чрево раскаленного медного быка? Они, эти боги, оказались слабее медного истукана, который, несмотря на все приносимые ему жертвы, не уберег собственных жрецов от свирепой расправы. Нет, Репрев более не верил в эту силу. И в предрассветный час одной из ночей в свое двадцатипятилетие под пылающим звездами небом он произнес свою священную клятву. Он поклялся, что отныне не успокоится до тех пор, пока не отыщет на земле силу, достойную его служения. А пока — первым на очереди был Рим и его Император.

Спустя несколько дней Репрев купил место пассажира на торговом судне и отправился в путь из Александрии в Рим.

Глава IV

Свет полуденного весеннего солнца пробивался узкой полоской между прикрытыми плотными шторами. В этой полоске были отчетливо видны сверкающие пылинки, которые парили в воздухе и пускались в причудливый танец при каждом колебании воздуха, словно напоминая о том, что в мире не существует пустоты. Вдруг, словно опровергая мысли Вестника, в этой миниатюрной вселенной, состоящей из мерцающей на солнце пыли, образовалось пустое пространство. Затем в нем проявились едва различимые очертания руки, а потом и всего тела, и Вестник увидел, как в кресле напротив него материализуется его долгожданный гость.

— Почему так медленно в этот раз? — удивленно спросил он.

— Я просто показал тебе, как освобождается место для перенесения физического объекта в момент телепортации. Ты увидел, как исчезают пылинки, но на самом деле исчезло абсолютно все, кроме вездесущего поля, и в этой пустоте на субатомном уровне было собрано мое тело.

— Значит, такое действительно возможно и в нашем физическом мире?

— Да, возможно. Сегодня мы поговорим и об этом. Однако сейчас я, как и обещал ранее, поговорю с тобой о тех, кто создал наш земной мир, кто все устроил и превратил безжизненную планету в рай для земных созданий. Господь называет тех, о ком я начинаю свой рассказ, Создателями, создателями миров они и являются по сути своей миссии.

— Разве не Он сам все создал?

— Он создал и продолжает создавать все безграничное сущее, а мы сейчас говорим о частности, подразумевая Землю и ее обитателей. И да, в данном случае все тоже делается Им сами и по Его плану, но людей ведь интересуют детали этого творчества, равно как и то, кем они сами являются в процессе мироздания.

— Так, значит, руками Господа, сотворившими наш мир, были Создатели?

— Да, все верно. Они прибыли на Землю еще тогда, когда наша