Оглавление

1. Записки брадобрея царя Мидаса
2. Об этой особой книге
3. Меня просят рассказать…
4. О том, что не видел, не помню, не чувствовал
5. Надёжный способ пробудить память
6. Блуждающие огни просвещения
7. Свет, проникающий в щёлки
8. Учение без методики и педагогики
9. Ученье — свет
10. Об училище
11. Копоть просвещения
12. Заученные знания и формирование сознания
13. Личное знакомство с проводниками партии
14. Монархисты
15. Улучшать то, что есть, и не делать хуже того, что есть
16. Вместо послесловия
    1. О других книгах Гавриила Кротова и книгах, рассказывающих о нём
17. Ссылки на источники

На обложке: автор

и его детские фото (из семейного архива).

Редакция и сопроводительные тексты:

Виктор Кротов

Об этой особой книге

Чтобы название книги было наверняка понятно молодому современному читателю без необходимости обращаться к поисковику и википедии, стоит коротко напомнить суть легенды.

Царь Мидас, персонаж нескольких событий греческой мифологии, однажды допустил промах, присудив первенство в музыкальном соревновании не богу искусств Аполлону, а Пану — божеству более низкого уровня, мастеру игры на свирели. За это разгневанный Аполлон наградил Мидаса ослиными ушами, которые тот старательно скрывал от окружающих. Но от цирюльника-брадобрея скрыть таое обстоятельство было невозможно, и Мидас заставил его поклясться, что тот никому об этом не расскажет. Но тайна так распирала цирюльника, что тот, чтобы не нарушить клятву, вырыл ямку на берегу реки и выговорился в неё. Но на этом месте вырос тростник, из которого мальчик-пастушок сделал дудочку, а когда стал играть на ней, дудочка запела про то, что у царя Мидаса ослиные уши.

О чём пропоёт эта книга читателю, зависит и от него самого. Но она может помочь ему увидеть глазами очевидца один из самых узловых моментов российской истории. Ведь здесь автор обращается к тому, чему он был свидетелем в детстве, начиная с самого раннего возраста, а детство его пришлось на предреволюционные и революционные времена двадцатого века. Хотя действие разворачивается в далёком Усть-Каменогорске, тем конкретнее и выразительнее выглядят многие обстоятельства событий, происходивших более ста лет назад.

Благодаря удивительной памяти и острой наблюдательности автора, читатель может пережить то, что волновало обычного мальчика из небогатой семьи больше ста лет назад.

И не надо бояться памяти

Тех не очень далёких лет,

Где затерян по снежной замети

Нашей жизни горящий след…[1]

…Как же мне не писать об этом?!

Как же свой рассказ не начать?!

Нет! Не быть мне тогда поэтом,

Если я

Смогу

Промолчать!

Анатолий Жигулин

[1] В оригинале у Жигулина: «Нашей юности горький след». (Прим. ВК)

Меня просят рассказать…

Меня просят рассказать о проклятом прошлом, а оно для меня — счастливое детство, время открытия мира красок и цветов в огромном наборе черепков фарфоровой посуды, собранных на свалке. Время, когда я вытаращенными от удивления и восторга глазами наблюдал синие огоньки снега при луне и их же на инее, накрывавшем угол квартиры. Видел величие гор и тайги, полные воды Иртыша и Ульбы; икру лягушек, наблюдая её метаморфозу.

Жизнь пахла для меня запахом черёмухи и багульника, я пробовал её на вкус, поедая сардина колечки (Malva pusilla With — просвирник приземистый), кислицу, слизун, ревень, бузину (Solanum dilcamara — паслен). Любовался красками лилий, кувшинок, ириса… В этом окружении вшивость и цыпки не были объектом пристального внимания: в жизни столько необычно-прекрасного, а это — обыденно.

Говорить о детстве — значит, говорить о детском счастье.

Меня просят рассказать о гражданской войне. Какой тут простор для повествования о героизме и подвигах!.. А я начну рассказывать о красоте мундира у соседа, жандарма Плажунова, о благородной выправке офицеров, о прекрасных казачьих конях, о стройности парадов, о неотразимом впечатлении от аристократически благородной фигуры Колчака, о блеске молебна, об «однообразной красивости» войск. Ведь о красивых партизанах из отряда Горных орлов и о красноармейцах и рассказать-то нечего — просто крестьянство в обычной для сибиряков лапоти на лохмато-брюхатых лошадях (их и конями не назовёшь).

Меня просят рассказать о басмачах, и вообще о Средней Азии (в ту пору она называлась Туркестанским краем). А я начну с восторгом рассказывать о чиновнике особых поручений при генерал-губернаторе Куропаткине, о Файзулле Ходжаеве, о конях ахалтекинской и карабаирской пород, об обычаях и правах основанных на адате, и о том, как наплыв великороссицы внёс особые поправки в вековой уклад, да так, что самым презрительным и оскорбительным стало выражение: «У самар-р-рский!».

Просят рассказать о НЭПе и о реконструктивном периоде. А я начну вспоминать эшелоны с детьми и женщинами где попадался и сам кулак, не всегда схожий с рисунками Черемных; начну вспоминать развёрстку и восстания от Тамбова и по всем местам, замену её продналогом, выращивание культурных хозяев которых ободрил всесоюзный староста М. И. Калинин, ратовавший за многополье. Может, вспомню и ободряющие гол