Алексей Клочковский

СЕТЬ

Роман Алексея Клочковского «Сеть» — это произведение достаточно снобское, чтобы стать мегапопулярным и культовым. Мистический реализм и социальная сатира. Кому-то этот роман напомнит «Нейроманта» Гибсона, иным — «Альтиста Данилова» Орлова. Высокотехнологическая «пелевенщина» о том, что реально грядёт и изменит самое сокровенное каждого человека — его душу.

САЙТ 1

В комнате, залитой сумраком, тишина нарушалась только тиканьем часов. Рядом с ними на журнальном столике, в лужице лунного света плавал телефон.

Внезапно он засигналил.

Веки мои распахнулись, но тёплая нега, пленившая тело, несколько секунд не давала двинуться. Высвободившись, наконец, из трясины дрёмы, я, не вставая с дивана, вялой рукой взял трубку и поднёс её к лицу, — sms… Зевнув, нажал большим пальцем джойстик. Сообщение открылось, и я прочитал:

БУДУЩЕЕ РУССКОЙ ДУШИ ПОД УГРОЗОЙ

Сердце застучало стремительно. Я немедленно спустил ноги с дивана. Взволновала меня, конечно, не угроза «будущему русской души» — такие «угрозы» я получал довольно часто с тех пор, как меня пригласили работать в один из отделов ИМ. Взволновал меня улыбающийся смайл, стоявший после сообщения — то был условный знак. Поэтому я быстренько стал собираться.

Включив свет, подошёл к шкафу — по такому случаю стоит надеть костюм. Чёрт… Ни одной рубашки, чтоб все пуговицы на месте! То одной, то двух не хватает, то на рукаве, то на пузе. Что характерно: когда был женат, все пуговицы на месте были… если и отрывались, то как-то сами собой пришивались. Как развелся — пуговицы начали катастрофически вымирать.

На штопку времени не было. Я нырнул в свитерок и с брелка разбудил свою автоколесницу, которая тут же послушно заурчала под окном.

В застылом безмолвии подъезда мои каблуки простучали вызывающе одиноко; сев за руль, я отправился навстречу запланированному приключению с непредсказуемыми последствиями.

Улицы ночного города были тихи и прохладны; оставив за бампером свой район, я быстро приближался к центру. Мимо скользила отраженная в витринах радуга неоновой рекламы, плавно переливаясь на лобовое стекло моей машины. А вот и место, куда я спешил — улица академика Павлова, 9. Поворот, скрип колёс… Свет фар извлёк из тьмы табличку с надписью «Институт мозга». Припарковав авто, я вышел и отправился вдоль решётки чугунной ограды — для таких, как я, с торцовой стороны имелась своя, особая калитка…

САЙТ 2

Миновав небольшой дворик, я проник в помещение и зашагал по пустому и ярко освещённому коридору. Открыв дверь в конференц-зал, я, шёпотом извиняясь, сел на крайнее кресло в ряду. Впереди, на маленькой низкой сцене стоял наш шеф, профессор Рудин, и возбуждённо вещал:

— Мы считали, что созданная нами технология существует лишь в нашей стране. Увы, — мы ошиблись! Несколько часов назад произошло вторжение… взлом нашего сервера!

По залу разнёсся взволнованный ропот.

— Как это произошло, профессор?! — раздался голос.

— Наши сотрудники проводили запланированный сеанс, проверяя новую версию протокола передачи данных. В Сети находилось одновременно семь пользователей, которые общались в психочате. Всё шло нормально, но через некоторое время… в Сети был обнаружен восьмой пользователь!

— Но, может, это был кто-то из наших?

— Исключено! — поморщившись, отмахнулся профессор Рудин. — Вы и сами прекрасно знаете, что существует строгая регламентация проведения сеансов. И конечно, мы связались с коллегами и в Сколково, и в Новосибирске — никто не нарушал регламент. Нет, это было вторжение извне!..

— Но откуда именно? Восьмого как-то опознали?

— Мы работаем над этим. Он не вступил с нами в связь, лишь наблюдал. Это мог быть кто угодно — сотрудник из ЦЕРНа или из Силиконовой долины, или ещё кто. Но сейчас главная проблема не в этом.

Профессор сделал паузу, и произнёс:

— Стало ясно, что мы вступаем в эпоху Психонета. Теперь это уже необратимый процесс. Мы старались, насколько это было возможно, удерживать приоритет в психовиртуальных технологиях за нашим Институтом и в пределах ведомств, сотрудничающих с нами. Но мысль невозможно удержать… информация расползается, и на научное творчество учёных не накинешь покрывало. Не сомневаюсь — теперь то в одном, то в другом регионе России, как грибы после дождя, начнут возникать очаги психовиртуального пространства…

— Уже есть! Мы зарегистрировали два простеньких, но вполне сносно функционирующих психосайта, не имеющих никакого отношения к нам, — в Самаре и Калуге! — выкрикнул кто-то из зала. Профессор кивнул, и продолжил:

— Конечно, не сразу эти новички дорастут до нашего уровня, какое-то время мы сможем сохранять своё главенство в этой сфере. Тем не менее, на вас, — профессор обвёл рукой присутствующих, — на нас всех лежит ответственность за то, какой будет Русская Душа. Понимаете ли вы, какая бешеная конкуренция со всеми вытекающими последствиями начнётся со временем в области психопрограммного обеспечения? И возникает задача — обеспечить наше первенство в этой сфере, — пока ещё, я надеюсь, такая возможность имеется, — а также удвоить, — нет, утроить! — темпы и усилия по разработке безопасности Русской Души…

Рудин сделал паузу. Взяв стоявший на кафедре графин, он налил себе воды. В невыносимо напряжённой тишине мне даже показалось, что я услышал звук глотков, которыми Рудин опорожнил стаканчик.

— Теперь — главное! — вновь заговорил наш шеф. — У всех у вас на слуху понятие «технологическая сингулярность», иначе говоря — резкое и чрезвычайное ускорение технического прогресса, когда технологии, раньше развивавшиеся за несколько десятилетий, давая возможность «привыкнуть» к себе, вдруг оформляются за несколько месяцев, и поражают воображение, словно волшебство… это как на конных скачках — с места в карьер, как на автогонках — разгон до двухсот километров за три секунды!.. Сингулярности предшествует долгая сложная работа, но когда её плоды достаточно накапливаются — пух!!! — Рудин резким жестом раскинул ладони, — …происходит взрыв… Коллеги! Я вас поздравляю — это свершилось. Здесь и сейчас мы находимся в эпицентре, в самой жаркой точке взрыва! Тому свидетельство — психовиртуальный контакт, осуществлённый, как я думаю, с другого континента, вторжение, из-за которого я вас собрал. Это стало возможным! Сегодня, тринадцатого апреля две тысячи тридцать первого года это стало возможным!

В зале зашумели, раздались хлопки и возбуждённые реплики, которые впрочем, моментально стихли, как только Рудин вновь заговорил:

— Произошедшее — это начало новой эпохи. И в связи с произошедшим, и с опасностями, могущими возникнуть вослед, — мы должны радикально перестроить нашу работу… И в скором времени мы начнём осуществлять масштабный план «Ч»…

Рудин замолчал, переводя дух. «Че, че… че… че…!..» — заметался по устам и разнёсся по залу тихий шелест — словно, вызванный упоминанием «революционности» и «волшебства», явил себя джинн-свободофил, берет сменивший на чалму.

— Что значит — «Ч»?? — негромко спросил кто-то из первого ряда.

— «Ч» — значит «Чрезвычайный». Этот план должен будет определить нашу деятельность в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах. Друзья!.. Скоро мы увидим новый мир, совершенно новый!.. Вы, именно вы будете его создавать!

В зале раздались, но тут же и стихли редкие аплодисменты: у кого-то не выдержали нервы.

— Профессор! — подняла руку Лиз.

Мой взгляд немедленно примагнитило к её кисти; я сидел близко, я хорошо видел это тонкое бледное запястье в обрамлении синего рубчика рукава, холёные пальцы, к которым хотелось прижаться щекой…

— …Вы упомянули о «русской душе» — объясните, что это: какое-то кодовое название? — мне казалось, что все присутствующие с тем же вниманием, что и я, вслушиваются в голос Лиз — одновременно резковатый и мелодичный, почтительный и насмешливый.

— Ах, да! — воскликнул проф, — прошу прощения, в волнении я забыл, что не все присутствующие в курсе… «Русская Душа» — так среди наших сотрудников мы называем нашу внутреннюю, институтскую психовиртуальную сеть, — пояснил Рудин, глядя в сторону Лиз.

Несколько месяцев назад, когда Лиз только прибыла в Россию, мне казалось странным, что шеф не возражал против того, что иностранная журналистка будет посвящена в работу нашей лаборатории и собирается публиковать материал об этой работе. Хотя, с другой стороны, даже если бы Лиз имела соответствующую подготовку, вряд ли бы она смогла вникнуть в суть наших разработок, чтобы передать их на сторону: Рудин лично зорко следил за её экскурсиями в стенах лаборатории и объяснения ограничивал весьма поверхностными формулировками, от технической тематики уводя разговор к общим рассуждениям. Возможно, таков был его расчёт — напичкать журналистку-иностранку впечатлениями, дабы через неё подразнить зарубежных коллег: вот, мол, — взгляните, впечатлитесь, — вам не допрыгнуть!

Однако допрыгнуть кое-кому всё же удалось… интересно, сможет ли профессор и его команда, то есть — наша команда, обнаружить лазейку в Русскую Душу? Или же они так и будут думать, что «её будущее под угрозой»? В любом случае…

— …В любом случае, — будто подхватывая мои мысли, заявил профессор, — сейчас нам необходимо увеличить, так сказать, «армию» наших сотрудников. Имеющийся штат не справится с задачами, встающими перед нами. Поэтому я и вызвал вас. Поэтому те, кто прежде находился в состоянии лаборанта-соискателя, отныне становятся… полноправными сотрудниками!

«О-о!..» — раздалось в зале, кое-кто даже вновь не удержался от аплодисментов.

— Более того, — продолжил профессор, — полномочия и технические возможности, предоставляемые сотрудникам, теперь существенно расширятся…

Йес!!. Кто-кто, а я-то знал, что стоит за словами «технические возможности расширятся»…

Каштановые пряди небрежно качнулись, я еле успел отвести взгляд. Она всё-таки повернулась и посмотрела на меня! Ещё бы — теперь на меня стоит смотреть… с кем бы заключить пари, что теперь-то у неё найдётся время пообедать со мной? Никто не замечал моей к ней симпатии, придётся держать пари со своим вторым «я». Жаль, второе «я» не заплатит мне в случае проигрыша.

— Дальнейшие инструкции вы получите в течение ближайших суток. Спасибо за внимание! — профессор шагнул со сцены и двинулся в сторону выхода. Народ, возбуждённый новостями, не спешил покидать зал. Кто-то горячо обсуждал услышанное, кто-то, наоборот, сидел в прострации, положив руки на спинку переднего кресла.

— Извините!.. — я протиснулся между спинкой кресла и одной из сотрудниц, приблизился к мисс Этеридж и сел рядом с ней. Она не повернула головы; наклонившись вперёд, разглядывала что-то в блокнотике, постукивая авторучкой по своим губам.

— Какого вы мнения о том, что услышали? — спросил я.

Лиз медленно и расчётливо выпрямилась, и я, как идиот, не смог не уставиться на плавные линии, обрисовывающие её грудь под свитером.

— А вы? — произнесла она. — Думаю, вам, как перспективному специалисту, более понятно то, что произошло…

Ух ты! Льстит, — это раз, и, возможно, завуалированно напрашивается на обстоятельный разговор, — это два…

— Я не всё успела записать… может, вы проведёте со мной небольшой техминимум?

Так и есть! Милая, — да с тобой-то я даже техмаксимум не против провести…

Вслух же я произнёс:

— Если вы не против, здесь рядышком симпатичное кафе, — можем посидеть…

Лиз взглянула на меня коротко, но цепко:

— Я не против. Прямо сейчас?

— Почему нет? — ответствовал я, и уже оторвал зад от кресла, но тут…

— … Эй!.. — раздался до боли знакомый голос.

Я повернул голову: возле одной из дверей, ведущих в зал, толпилась группка наших сотрудников, окруживших Рудина с расспросами. Из группки, глядя на нас с Лиз, помахивал нам рукой Стива. Я помахал ему в ответ.

— Я сейчас! Подождите меня! — широко улыбаясь, крикнул Стива и отвернулся от нас к Рудину. Мой добрый друг наивно полагал, что именно сейчас мы чрезвычайно нуждаемся в нём. Мысленно чертыхаясь, я растянул губы в улыбку и, кивнув Стиве в ответ, вернул зад в кресло.

— Ваш друг что-то хочет вам сказать, — произнесла Лиз. Я в досаде лишь промычал. Вот же некстати, а?!. Теперь он не отвяжется… А выдавать моё желание побеседовать с Лиз наедине мне не хотелось. Через полминуты, кособоко шагая между рядами, к нам приблизился Мстислав.

— Ну, что?! — всё так же широко улыбаясь, спросил он и плюхнулся в кресло рядом. — Что скажете о докладе шефа?

— Мы как раз собирались побеседовать с Уиллом на эту тему… и не только, — сказала Лиз.

— С Ильёй? — переспросил мой друг — он никак не мог привыкнуть, что англоязычная журналистка, оттолкнувшись от созвучия, кличет меня по-своему, — «Уилл», а его самого — «Стив».

— А! Очередное интервью? Давайте приступим! — приосанился Стива.

Я кашлянул, и произнёс, выразительно глядя в добрые глаза друга:

— Мы тут в кафе собрались…

— Ну так я готов! — бодро ответил Стива, хлопнув себя по коленям. — Идёмте!

Как ни старался, я не смог удержать тяжкий, почти горестный вздох разочарования. И мы втроём отправились в кафе.

САЙТ 3

Рудин в Институте единственный, кто не подшучивает над внешностью Стивы. Действительно, друг мой являет собой не самый характерный типаж сотрудника серьёзного НИИ: лимонно-жёлтая футболка, джинсовые бриджи, серьга в ухе, чёрная короткая бородка и длинные волосы, собранные на затылке в хвост. Наша гардеробщица, баба Женя, миниатюрная, но темпераментная бабулька, постоянно делала замечания Стиве по поводу его внешнего вида. «Оболтусу уж под тридцать, а он всё в шортиках бегат!» — ворчала баба Женя, яростно копаясь спицами в своём вечном вязанье. «Шортиками» она называла Стивины бриджи. В ответ мой друг нежно скалился, сгибался пополам и пытался обнять бабу Женю. Она отпихивалась, сердито и тоже нежно ворча: «Уди, грех волосатый! Когда бороду сбреешь? Пока не сбреешь — ни одна за тебя замуж не пойдёт!»

Когда Стива со своей раскованной походкой появлялся в коридорах, издали можно было принять его за тинэйджера-переростка, который, вихляясь под рэп в наушниках, невесть каким образом забрёл в наш Институт. Заставить его облачиться в пиджачную пару мог только симпозиум с присутствием иностранцев. Но надев костюм, Стива уже сам над собой подшучивал. Осматривая рукава, он говорил, что «теперь выглядит, как какой-нибудь «зализанный ботаник». Одновременно с этим он с усмешкой окидывал меня выразительным острым взглядом сквозь стёкла своих очков, — точно так же, как он делал это сейчас, потягивая пиво за столиком кафе.

— Мне казалось, я уже немного… как это вы говорите… немного «подкована» в теме. Однако на экстренном собрании мистер Рудин (Лиз произнесла фамилию нашего дорогого шефа с ударением на «и») говорил о вещах, которые мне непонятны… «Психонет», «психопрограммное обеспечение», «русская душа»…

— Ну, дорогуша, русская душа вообще мало кому понятна, такова уж её природа, — развязно проговорил Стива. Он сидел, вольготно развалившись на диванчике и вытянув ноги далеко под стол. На столе меж бокалов с пивом лежал диктофон, но Лиз ещё и блокнотик приготовила, и, едва Стива открыл рот, новострила ручку писать.

— А психопрограммное обеспечение… — Стива округлил губы трубочкой и смачно хлюпнул, втягивая пористую пивную пенку, — ну, это, упрощая и говоря коротко, продукт по типу макроса, который можно сваять в BCI2031, во второй версии, — нет! — лучше в третьей, обкатать на нейромодели и потом воткнуть его через наш лабораторный НКИ сначала в комп, а оттуда — в мозг. И всё — пси-софт готов, извольте юзать! — Стива вновь отхлебнул из бокала. — А я, например, иной раз даже дома на «Интендиксе» вкачку делаю… вон в его мозг — он не против побыть подопытной мышью! — кивнув на меня, хохотнул Стива.

Лиз переводила взгляд со Стивы на меня и обратно.

— Ин-тен-диск?… — по слогам выговорила девушка.

— «Дикс» на конце, не «диск», а «дикс»! — поправил Стива, и собрался продолжать, но я, до того момента досадливо молчавший, решил, наконец, вмешаться — ведь это всё-таки именно со мной Лиз договорилась о встрече.

— Я думаю, чтобы мисс Этеридж было понятнее, не с этого надо начинать. Позвольте мне… — я метнул на Стиву такой свирепый взгляд, что даже он понял, и углубился в дальнейшую дегустацию пенного напитка.

— Давайте так: для начала — немного истории. Ну, что такое НКИ, вам, должно быть, известно… — заговорил я.

— Эн-ка-и? На русском это, кажется, сокращение по первым буквам слов «нейро-компьютерный интерфейс»? Да, я готовилась перед поездкой…

— И что же это?

— Ну-у, это приспособление для передачи мыслей… в компьютер… то есть, через компьютер… или… — Лиз замялась, затрудняясь точнее сформулировать на русском и помогла себе руками — жестикулируя, докончила:

— Такая штучка, наподобие датчиков для снятия энцефалограмм. Её надо надевать на голову… я видела в одном медицинском центре, — трогательно заключила она.

Стива снисходительно захмыкал, я взглянул на него и он понятливо погрузил свою ухмылку в пиво.

— Да, в общих чертах, — кивнул я, — только «для передачи мыслей» — это не очень удачное выражение… Точнее, это не настолько уж простой и прямой процесс, как вы описали. Дело в том, что, как вы помните из курса физики, мозг человека имеет электрический потенциал. Или, иначе говоря, в процессе мышления мозг человека вырабатывает слабые электрические импульсы. А электричество — …

— … электричество — это «язык», на котором «разговаривает» компьютер, — вмешался Стива, поменяв позу и опершись локтем о спинку диванчика.

— Да, но электричество человеческого мозга имеет свои особенности. А НКИ как бы «переводит» электрические импульсы мозга в систему сигналов, распознаваемых компьютером как конкретные команды, — дополнил я, и продолжал:

— Эту технологию начали разрабатывать ещё во второй половине двадцатого века. И, как вы заметили…

— Слушайте, а чё мы всё на «вы» да на «вы»? Давайте на «ты», к чему эти церемонии! — шумно предложил Стива.

Я вопросительно посмотрел на нашу интервьюершу. Она улыбнулась, и я воспринял это как знак согласия.

— Так вот, — ты упомянула про НКИ, который видела в медицинском центре, и действительно, первоначально НКИ задумывался как средство общения с больными, лишенными возможности передвигаться и говорить, а также для глухонемых. Но, развиваясь, НКИ открывал все новые свои грани…

— Ты смотри, блин, — чешет, как на лекции!.. — покачав головой, бормотнул Стива.

Я, честно говоря, в жизни-то выражаюсь попроще, но на столе лежал диктофон, а на меня смотрела самая очаровательная журналистка в мире, поэтому я старался.

— Короче, Склифосовский! — бросил мне Стива. — А то дама уснёт, или кафе закроют.

Мой друг повернул лицо к Лиз:

— Илюша слишком издалека начал. Я тоже, помню, когда студентом был, в научном музее видел допотопные устройства — надеваешь на башку, думаешь о тех действиях, которые хочешь выполнить на компе. К примеру, подвинуть курсор по экрану к картинке, щелкнуть кнопкой мыши, открывая какую-нибудь программу. Думаешь, НКИ переводит, и комп выполняет. Забавно, но это каменный век. Очень примитивно и медленно. Хотя в начале двадцать первого века, когда мы с Ильёй пешком под стол ходили, такая штука, наверное, чудом казалась.

— Сейчас, конечно, всё это выглядит и действует намного совершеннее, да и сама технология со временем перестала быть достоянием (Стива аж глаза закатил и языком прищёлкнул, услышав слово «достояние») узкого круга специалистов и стала (я с вызовом повторил слово) достоянием широкого круга потребителей… Вы… — я поправился, — ты сама знаешь… дороговато, конечно, но некоторые приобретают… естественно, для массового пользователя выпускают простенькие модификации.

— Да уж! — фыркнул Стива и, встрепенувшись, обратился к Лиз:

— А я покажу тебе, с чем мы работаем!

— Но ваш шеф, профессор Рудин, сразу дал понять, что возможность посещения лаборатории исключена, — заметила Лиз.

— Само собой, — секретка. Но нам туда и не надо! Приглашаю в гости — у меня дома покажу, как мы с Ильёй… «домашнее задание» готовим! — засмеялся Стива. — Новейший «Интендикс» покажу, покажу, как в Психонет выходить…

— Да, — Психонет! Вы ведь так и не сказали, что это такое! — встрепенулась Лиз.

— Это потому что он не дал мне сказать! Прерывает всё время… — сердито воскликнул я, взглянув на Стиву.

Повисла пауза, во время которой Стива с добородушно-виноватым видом смотрел в бокал, а Лиз, скосив глаза, с сочувственной улыбкой смотрела на Стиву.

— Так вот, — продолжил я, — когда стало возможно электроимпульсами мозга управлять выполнением действий на компьютере, некоторым инженерам пришла в голову такая мысль: а что, если объединить действия одновременно нескольких пользователей НКИ?

— То есть?

— То есть объединить в сеть несколько компьютеров, каждым из которых пользователи управляют только мыслью при помощи НКИ. И такая сеть была создана! Но она была локальной. А следующим шагом был выход уже в Сеть глобальную — в Интернет.

— Мысленно?!. — поражённо воскликнула Лиз. Я кивнул:

— Точно. Это произошло лет двадцать назад… где-то году в две тысячи десятом, примерно. Это был единичный, разовый и полузабывшийся эксперимент…

— Между прочим, твой земляк отличился, — вставил Стива. — Эдам Уилсон, из университета Висконсин.

— Я из Мэриленда, — сказала Лиз.

— Да какая разница, всё равно Штаты, — отмахнулся Стива.

— …Этот парень передал по Интернету первое текстовое сообщение, написанное с помощью электрической активности мозга.

— Фигня какая-то, коротенькая фраза, несколько слов всего, но сам факт — это было не-ечто! — с уважительной интонацией протянул Стива.

Лиз нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить:

— Кажется, я что-то видела об этом… или слышала… да-да-да, точно! — Лиз хлопнула в ладоши. — Я тогда ходила в начальную школу. Одна знакомая моего отца рассказывала ему об этом случае. Она работала в «Санди таймс» и, вроде бы, там у них была статья про это!

— Ну вот, а потом уже возникла идея создания нейрокомпьютерной, или, по-другому, психовиртуальной, сети, не ограниченной рамками одного или нескольких учреждений. Собственно, мы и занимаемся подготовкой к этому — к созданию глобальной Сети, в которой будут выполняться различные операции через одновременные психические процессы множества разных людей, то есть соединение их индивидуальных сознаний…

— Соединение индивидуальных сознаний… — задумчиво протянула Лиз. — Но ведь это, в перспективе…

— Психический Интернет, — подытожил, как припечатал, Стива. — Об этом сейчас много говорят и пишут, и на Западе тоже. Но там это позиционируется пока просто как новое средство связи, — мы же в России считаем, что это полностью перевернёт ход цивилизации…

— А ведь действительно! — прошептала Лиз возбуждённо — видимо, связав всё услышанное в уме и начиная по-настоящему понимать грандиозность обсуждаемого. — Получается, Интернет — это как бы подготовительный этап для возникновения психовиртуальной среды? — спросила она. Мстислав кивнул:

— Да, пожалуй, можно и так сказать. Человек когда-то создал Интернет во многом по образу и подобию своего, человеческого мышления. Некоторые из существующих компьютерных сетей создавали, сознательно и целенаправленно копируя человеческую нервную систему — настолько ее посчитали совершенным образцом системы передачи информации!

— И даже сам способ функционирования человеческой психики во многом подобен Интернет-активности. Возникновение мысленных ассоциаций, методы вспоминания, ссылки — все это очень напоминает курсирование запросов и передачу информации в Интернете, — уточнил я замечание друга, и добавил: — Вот Мстислав сейчас сказал, что «человек когда-то создал Интернет по образу и подобию своего, человеческого, мышления». А теперь Интернет подсказывает нам, как должен выглядеть Психонет. Ты не представляешь, как много у них похожего! Психонет — это, во многом, словно привычная нам Сеть, но Сеть, перенесённая в наш, человеческий, внутренний мысленный мир, и это Сеть, для строительства и освоения которой главный инструмент — человеческий мозг и его процессы. А они пока ещё недостаточно организованы для этой цели, и здесь у нас много работы…

— … И в Сети, о которой вы говорите, компьютеры, подключенные через НКИ к Интернету — это как-будто бы нервные клетки — нейроны, а синапсы — это… пути выхода в Сеть! А определенные центры мозга — домены и серверы! — жестикулируя и блестя глазами, увлечённо выстраивала Лиз свои журналистские — а, впрочем, довольно удачные — сравнения и догадки, одновременно строча в блокнотике. Было видно, что она увлеклась не на шутку; при этом раскраснелась, похорошев ещё более.

— Аналогия напрашивается, — кивнул Мстислав.

— Да, в такой идейно-питательной атмосфере, конечно, создание некой электронно-психической Сети представляется естественным, и даже закономерным явлением… — Лиз нервно постучала авторучкой по своим прелестным губам, потом, что-то вспомнив, негромко засмеялась: — Ну конечно! Тейяр де Шарден, или ваш Вернадский… Ноосфера — «сфера разума»… Слияние индивидуальных сознаний в коллективное…

— Total ratio, — произнёс я определение, которым любил пользоваться наш дорогой шеф, профессор Рудин.

— Что? — спросила Лиз.

— Tota ratio — Всеобщий разум, — перевел Стива.

Мы замолчали. И словно вынырнули из нашей увлечённой беседы; и нас охватили окружающие звуки: доносящийся от барной стойки стук и звяканье пивных бокалов, говор посетителей и приглушённая музыка.

— Очень хочу попробовать! Выйти в Психонет… — возбуждённо и горячо прошептала Лиз.

— Попробуешь. Всё впереди, — мгновенно пообещал Стива — опять, скотина, перехватил инициативу в ухаживаньи.

САЙТ 4

Пока в чёрном окне одна за другой размазывались слепящие кляксы огней метро, я решил: пора раскрыть карты. Приду, сознаюсь, повинюсь… Почему я так волнуюсь?!. Шеф мужик с мозгами и с юмором, поймёт, простит… я могу представить всё дело как выходку пусть и своевольную, но в итоге оказавшуюся даже полезной. Меня не наказать, а премировать за это полагается, — так я пытался расхрабриться, внутренне готовясь к объяснению с Рудиным. Однако волнение не рассеивалось. В голову, одно за другим, лезли сомнения и страхи. Более всего меня волновало следующее соображение: мало того, что я поставил на уши весь Институт, вдруг плодами моей выходки готовятся воспользоваться другие?! От этой мысли у меня похолодели и стали влажными ладони… Нет, нет, решено — как только Рудин вернётся, всё ему расскажу.

Через пятнадцать минут я со Стивой был уже на территории ИМ. Мы не предполагали застать там Рудина, потому как он собирался уезжать. Но, очевидно, управившись с делами, он вернулся раньше, и сейчас, восседая за пультом, общался по громкой связи с обитателем нашей лаборатории.

— … Важнейшим из искусств для нас являются компьютерные игры, батенька!.. — с характерной картавостью наставлял голос из динамика. — У них ба-альшое будущее! Характеристики игр уже сейчас приближают их к ощущениям реальности…

— Психовиртуальность заменит реальность?… — вклинился Стива. — Здрасьте, Михал Потапыч…

Рудин обернулся и кивнул.

— Пьиветствую, дгузья мои!.. Нет, мой догогой, — не заменят геальность, а будут конкугиговать с ней! А в чём, по-вашему, вообще смысл такого феномена, как игры? Игра — это же способ проектирования реальности, это реализация сокровенного и фундаментального побуждения человеческой натуры — подчинять своей власти происходящее, управлять им, строить по своему усмотрению…

— А мы с Ильёй… мы тут хотели кое-что доделать… — сказал Мстислав, обращаясь к Рудину.

— Пожалуйста. Я всё равно уже собирался уходить. Пульт нужен?

— Да. Я тут одну программку написал… правда, она ещё сыроватая, но… — с этими словами Стива подошёл к пульту и надел каркас НКИ на голову. Пульт замигал, на мониторе неторопливо начала застёгиваться «молния» загрузки. Через полминуты программа запустилась.

— Это вы вместе с Ильёй сделали? — спросил Рудин, открывая папки.

— Нет, я тут ни при чём, — покачал я головой. Стива скромно опустил глаза.

— Оч-чень, оч-чень любопытно… — проговорил шеф, кликая мышью, просматривая подменю и забираясь в отдельные папки с файлами. Мы стояли за спиной профессора, а он увлёкся настолько, что, похоже, забыл про нас. Нахмурив брови, вытягивая губы вперёд, что-то бормоча и покачивая головой, Рудин погрузился в изучение опуса, созданного моим другом. Наконец, проф отлип от монитора, обернулся и произнёс:

— Как я понимаю, это некий аналог функции «приглашение удалённого помощника»?

Стива пожал плечами:

— Ну, можно и так сказать… хотя я планировал нечто большее. Разрешите? Мой друг завладел мышкой, и пустился демонстрировать:

— Вот… видите? Я хочу, чтобы пользователь мог не только принимать чужую помощь. С помощью этой программы пользователь сможет производить репликацию индивидуальных схем образования синаптических связей других пользователей, и адаптировать их в свой мозг…

— О! Это здогово! Да вы, батенька, пгосто гений! «Скачать», словно компьютерную программу из Интернета, математические или музыкальные способности из мозга их носителя и «установить» их в собственный мозг — это впечатляет!.. — с неподдельным восхищением воскликнул голос из динамика. И добавил уже чуть ехидно:

— Интегесно, — а какие особенности вы желали бы скопировать с моей, так сказать, псюхе?

— Силу воли, — серьёзно ответил Стива. — Пожалуй, это самая ценная характеристика вашей психики, Владимир Ильич… Особенности кортикальных клеток вашего мозга, отвечающие за протекание интеллектуальных процессов, а также интенсивность излучения бета-волн — всё это, конечно, имеет огромное значение… но воля, сокрушительная способность во что бы то ни стало доводить намеченное до реализации — это важнее!

Стива говорил так убеждённо и проникновенно, что мы все замолчали, слушая его. А Ильич даже расчувствовался:

— Спасибо, дгуг мой… за столь высокую оценку моих когтикальных клеток… — из динамика раздался лёгкий всхлип. — Я помню, как-то раз, в ссылке… — воодушевившись и чуть в нос, как человек, справившийся с подступившими слезами, пустился было в воспоминания Ильич, но Рудин прервал его, одобрительно похлопав Стиву по плечу:

— Весьма, весьма! Однако для обстоятельного анализа мне потребуется время. Вы вернулись, чтобы заниматься этой вещью? У меня предложение: давайте-ка всё же оставим сей программный шедевр до завтра, а сейчас отправляйтесь домой. Завтра вы мне нужны будете со свежими, отдохнувшими мозгами, — и проф, подхватив пиджак со спинки крутящегося кресла, двинулся к выходу.

Завтра… Я и сам планировал завтра, но завтра будет хлопотный день… может, воспользоваться внезапным возвращением Рудина? Рабочий день заканчивается, Институт полупуст, это как-то облегчает мою задачу… может…

Когда Рудин уже дошёл до двери и взялся за ручку, я всё-таки собрался с духом и торопливо бросил ему в спину:

— Профессор! Мне бы хотелось с вами поговорить… очень нужно… — сказал я настойчиво, но тихо, чтоб не особо привлекать внимание Стивы. Тот, впрочем, уткнулся в монитор и ничего не слышал.

Рудин обернулся и взглянул на меня:

— Может, завтра?

— Нет-нет, это… — я чуть запнулся, не желая говорить «срочно», чтобы не вызывать излишнее любопытство ни у профа, ни у Стивы, — это… это займёт всего пять минут.

— Хм… — Рудин окинул меня взглядом и кивком поманил за уже приоткрытую дверь:

— Ну хорошо, идём.

— Раз так, — я пока хоть чуточку здесь поковыряюсь. Илью подожду, — вымолвил Стива.

Мы с Рудиным поднялись из подвального этажа, и он, небрежно покачивая чёрной кожаной папкой, зажатой в руке, на ходу спросил:

— Ну?

Беседовать с ним в коридоре или в холле? Не-ет, — я же прекрасно знал, что здесь у стен радиоуши, а у потолка видеоглаза.

— Михал Потапыч… Давайте лучше в вашем кабинете?…

Рудин пристально поглядел мне в лицо и без слов зашагал к лестнице. Оказавшись в кабинете шефа, я от волнения сел на стул раньше хозяина, не дожидаясь дежурного «присаживайся».

Рудин сел за стол и принял «позу» — локтями опершись о столешницу, сцепив пальцы и подавшись корпусом вперёд. Почему-то эта поза вызывала ассоциации со львом, собирающимся броситься на жертву из засады.

— Михаил Потапыч… — голос у меня сорвался, я замолк и откашлялся.

— Михаил Потапыч, я хочу… я должен вам сказать… вы только не сердитесь… ничего же страшного не произошло!.. — забегая вперёд, я уже начал его уговаривать.

— Начало интересное, — кивнул Рудин. — Продолжай!

— В общем… Михаил Потапыч, это я взломал наш сервер.

Секундная тишина, которую полностью заполняло буханье моего сердца.

— Это я тогда проник в Русскую Душу и был тем самым восьмым, неопознанным пользователем…

Вновь тишина.

— Всё? — мягко произнёс Рудин и склонил голову набок.

Плохо дело… Раз он такой спокойный — выпрет из Института, точно… Я молчал, совершенно сбитый с толку его реакцией — не то что гнева, он даже легчайшего удивления не выказал!

— Разумеется, Илья, это был ты. И ты всё сделал очень ловко и профессионально, думаю, как твой наставник, я имею право тобой гордиться, — тишину кабинета прорезал звук воды, струящейся из графина в стакан.

Чёрт возьми… Что за…? Откуда он?!.

Рудин выпил, встал, и, обогнув стол и внимательно глядя мне в лицо, подошёл ко мне и чуть хлопнул ладонью меня по плечу:

— Эй! Очнись! Прям оцепенел весь…

А затем он произнёс несколько слов, которых я ну совсем не ожидал:

— Успокойся, всё в норме. Твоё вторжение было предусмотрено.

«Предусмотрено»? Как?… Кем?!.

Рудин прошёлся взад-вперёд, затем присел на край стола лицом ко мне и дружески-заговорщическим тоном спросил:

— Как тебе мисс Этеридж? Славная девушка, верно?

— Лиз? А п-почему вы о ней спрашиваете? — выдавил я. Рудин улыбнулся:

— Ты её уже запросто, по имени? Замечательно! Встречаетесь с ней?

Я машинально кивнул. Если бы я не был так ошарашен, я в возмущении как-нибудь увильнул бы от вопроса Свиридова — что за беспардонность лезть в чужую личную жизнь! Какое ему дело, с кем я встречаюсь!

— И о чём вы с ней беседуете?

Чёрт!.. Может, тебе ещё доложить, успел ли я залезть к ней в трусики?!.

Шеф вновь открыл рот, видимо, намереваясь продолжить свой допрос, который всё больше сбивал меня с толку, но тут зазвонил телефон, стоявший на столе. Рудин, не оглядываясь, отвёл руку назад, снял и положил трубку обратно.

— Ну-ну, Илья! Поделись, не смущайся…

Я откашлялся.

— Михал Потапыч, я не понимаю, какое отношение имеет…

— Я тоже пока не вполне понимаю, но твоя… дружба с мисс Этеридж нам на руку, и с твоей помощью, надеюсь, всё прояснится.

— Что прояснится?

— Прояснится, что за птица заграничная девица. Видал, как я — виршами, виршами?! — хохотнул Рудин, вновь наливая себе воды.

— Вы о Лиз?

— О ком же ещё? Ну, на самом деле, интересно, конечно, не то, кем является наша журналистка, а то, что за люди за ней стоят и каковы их намерения.

— Михал Потапыч, вы что-то совсем меня запутали! — я помотал головой. — Я вам про вторжение в Русскую Душу, вы мне — про нас с Лиззи. И какие такие «люди, которые за ней стоят»? У вас что, появились основания подозревать Лиз в технологическом шпионаже?

— Учитывая специфику нашей деятельности, основания для подозрений имеются всегда…

— Михал Потапыч, объясните! — взмолился я.

— Ладно, Илья, не буду тебя мучить, — сказал Рудин, и взял серьёзный тон:

— Когда от зарубежных информационных агентств поступила просьба насчёт того, чтобы подготовить серию публикаций о наших разработках, якобы для научных сообществ, я, естественно, сразу предположил, что тут вполне могут иметь место шпионские поползновения… В связи с этим необходимо было выяснить ряд вопросов. Каким именно образом эти поползновения могут осуществляться? Кто их заказывает? Что именно интересует заказчика в нашей работе? — перечислял Рудин.

Я молчал, пока ещё ничего не понимая.

— Выяснить все эти вопросы надо было как можно незаметнее… На данном этапе я не хотел привлекать людей из спецслужб, никаких филёров-соглядатаев, ничего такого. Желательнее всего было бы, чтобы человек, который помог бы выявить намерения мисс Этеридж, сам не подозревал о такой вот своей миссии… — произнёс мой шеф и сделал паузу, воспользовавшись которой, я торопливо вставил:

— И вы возложили на меня эту миссию? Я всё равно не понимаю! При чём здесь взлом Русской Души? И потом, взломать сервер — это была моя идея! — последнюю фразу я произнёс с некоторым даже горделивым вызовом, хотя это было прямым признанием того, в чём я пришёл повиниться шефу.

Рудин в ответ молча покачал указательным пальцем.

— Не спеши, Илья… — произнёс он. — Прежде всего твоей идеей было понравиться мисс Этеридж…

— Ну допустим! Ну и что?! — с вызовом воскликнул я. Неужели влюблённость — такая заметная штука?!

— А что старается сделать мужчина, чтобы привлечь к себе внимание возлюбленной? Видимо, поразить, чем-то заинтересовать? — сказал Рудин. Ушам моим стало становиться горячо, но я молчал.

— … А чем можно было заинтересовать нашу очаровательную американку, которая не обращала внимания на бедного Ромео и всё своё время посвящала тому, чтобы как можно больше узнать о нашей работе? Естественно, напрашивается вывод: какой-то яркой, «взрывной» информацией об этой самой работе. Но какой информацией, если одна её часть известна и без Ромео, а другая не подлежит разглашению, либо неизвестна и самому влюблённому воздыхателю? — риторически вопросил шеф, а я удивлённо приподнял брови: что это мне неизвестно о нашей работе?

— И вот тут наш Ромео решил сам создать «взрывную» новость, которая, во-первых, несомненно привлекла бы, — и привлекла! — внимание мисс Этеридж, а, кроме того, дала бы кое-какие дополнительные возможности для заинтересовывания «объекта», как-то: неизбежный повод для бесед и интервью с Лиз, учитывая специализацию Ромео в Институте, ну и некоторые чисто технические нюансы, которые можно получить, взломав Русскую Душу, нюансы, которые дали бы Ромео хотя бы ограниченную возможность покопаться в мыслях любимой…

— Ясно, — вздохнул я, опуская голову, но тут же снова задал вопрос:

— Михал Потапыч, но почему вы решили, что я пойду именно таким путём?

— А у тебя и не было другого пути! Эх, Илья, Илья, тебе ли не знать, насколько предопределены траектории человеческой мысли… Ну порассуждай сам: ты у нас кто? Специалист по защите психокомпьютерных сетей. Никто в Инстутите лучше тебя не знает, как взломать сеть, и, наоборот, как её восстановить и защитить от взлома. Это твоя сфера, в ней ты, как рыба в воде. Вот ты и решил устроить трам-тарарам, чтобы привлечь внимание Лиз. Это ж такая новость — в Институте Мозга взлом психосервера! И представляешь, как сразу занервничали те, кто стоит за Лиз, узнав эту новость? Вряд ли кто-то догадается, — сразу, по крайней мере, — что взломали свои же! Ох, какая среди наших конкурентов началась скрытая суета: каждый думает на другого, торопится, пытается выяснить — кто способен, у кого взломные технологии, кого перекупить, кого бояться, и как бы себя не обнаружить в этой суете… и вот тут-то время подключаться спецслужбам, тут-то мы и можем выяснить, кто и что хочет у нас вытянуть…

— Провокация, — покачал головой я.

— Разумеется, — кивнул Рудин, — а как без этого? Ты ведь понимаешь, насколько серьёзно то, чем мы здесь занимаемся…

— Цель оправдывает средства? — произнёс я с интонацией упрекающего морализатора из-за недовольства тем, что мной манипулировали.

— Это зависит от того, какая цель и какие средства, — невозмутимо отмёл морализаторство Рудин. — Цели и средства бывают разные. Как и люди. И обращение с ними должно быть симметричным. Кого-то — словом убедить, а кого-то — в клозете утопить. Ничего противозаконного или безнравственного мы не совершили. Всё началось безобидно — с романа программера Ильи и журналистки Лиз… — усмехнулся Рудин.

— Всё вы предугадали и предусмотрели! — язвительно бросил я. — Ну а если бы я… — тут я запнулся — сложно было произнести слова «влюбился в Лиз».

— Если бы не ты, тогда другой, — ответил шеф.

— Кто другой?

— Вспомни, с кем ты встречал мисс Этеридж в аэропорту.

— Со Стивой… Вы… Вы что — заранее планировали, что один из нас влюбится в Лиз?!

— Ну а почему бы и нет? — беспечно ответствовал Рудин. — Дело молодое, а Лиз — девушка прехорошенькая…

— То есть, на месте катализатора-провокатора мог бы оказаться не я, а Стива?!

— Мог бы. Но оказался ты. Иностранка желает разгадать загадку Русской Души, проникнуть в неё… но проникнуть в неё даст возможность только любовь. Я выбрал в качестве встречающих-сопровождающих двух самых молодых сотрудников Института, и предоставил случаю решать — кто из них влюбится…

— Ну а если бы ни я, ни Стива не влюбился бы?! — воскликнул я.

— Пришлось бы придумать другой способ, — пожал плечами Рудин, и добавил: — Не собираюсь тебя, Илья, ничем пугать и ни к чему обязывать, но даю совет: с мисс Этеридж теперь всегда будь начеку.

Мы замолчали. Ч-чёрт возьми… ну надо же!

Переваривая услышанное, я тупо пялился в пространство. Перед моим взором, на краю рудинского стола в ряд выстроились пять матрёшек — одна другой меньше. Румяные и дородные, они ответно пялились на меня и улыбались. Никогда не понимал, зачем Рудину эти игрушки…