Оглавление

Памяти моего учителя, коллеги и друга, к.т.н. доцента Владимира Николаевича Полякова

Автор благодарит Евгению Белянину, Елену Коновалову, Наталью Ермакову и Алису Висмут за помощь в создании книги

Пролог

Далеко на востоке Малаккский пролив соединяет два океана: Индийский и Тихий. Здесь проходит важнейший торговый путь между Азией и Европой. А где деньги — там и пираты. Они давно сменили парусные джонки на скоростные катера. Так легче догнать неповоротливое судно. Если бандиты получают отпор, то прячутся на каком-нибудь безымянном островке.

Там, под сенью влажного тропического леса, между увитых лианами ротанговых пальм, медленно течёт безымянная речка. Её мутная жёлтая вода пахнет гнилью и тиной. Кроны деревьев плотно смыкаются над ней, едва пропуская солнечный свет. Оттого и погожий день кажется пасмурным.

Лес полон жизни, которая замолкает только с рассветом и после заката: одни звери укладываются спать, а другие выходят на охоту. С места на место перелетают яркие попугаи. Мелькают пёстрые бабочки.

Тут есть небольшая деревня. В старину предки местных жителей промышляли пиратством. На лодочках спускались по реке к морю и нападали на торговые суда, тяжело осевшие под грузом специй. В те времена перец и шафран ценились дороже золота. Если бы капитан выкинул груз за борт, он мог бы поплатиться головой.

Теперь здешние люди ничем не напоминают своих жестоких предков. Они приветливы и занимаются мирными делами: выращивают батат и маниок[1], ловят рыбу, мастерят изящные фигурки старых богов и духов.

В послеполуденный час старая Анук устроилась на мостках, чтобы прополоскать выстиранное бельё. Она поминутно утирала пот. Душно.

Деревья переплетались над рекой подобно пальцам. По тёмной воде бродили лучики света, сумевшие проникнуть под зелёную шкуру.

Кроме пожилой женщины тут никого не было. Деревенские трудились рано поутру или на закате, избегая самых жарких часов. Анук спешила управиться с домашними делами. Вечером её ждали гости.

Старуха взялась полоскать рубаху мужа. Мысли утекли далеко, руки сами делали привычную работу.

Пятна солнечного света бросились врассыпную от поднявшейся волны, что покатилась прямо к мосткам. Мгновение — и Анук исчезла, не успев даже вскрикнуть.

Деревенские жители сбились с ног, разыскивая пропавшую женщину. Выкрикивая имя Анук, они бродили по лесу, плавали на лодках вверх и вниз по реке, но их усилия были тщетны. Тогда они решили, что виновата жара: старуху хватил удар, она упала в воду, и течение унесло её в море.

С тех пор прошло три дня. Деревня погрузилась в траур, оплакивая Анук. Хоть люди и скорбели об утрате, жизнь шла своим чередом.

Двое братьев — Рату и Тирта — рыбачили с плоскодонки. Выйдя на середину реки, юноши привязали лодку к приметной коряге и пустили сеть по течению. Вдруг снасть дёрнуло с такой силой, что парни полетели в воду. Вынырнув, Тирта огляделся по сторонам — не виднеется ли голова Рату?

«Наверное, отплыл в сторону. Боится запутаться в сети».

Рыбак забрался в лодку и огляделся. Сердце кольнуло дурное предчувствие: Рату нигде не было. Вдруг плоскодонка качнулась, едва не опрокинув юношу. Он заметил, как прямо под ним проплыло что-то большое с белым пятном, а потом вода покраснела от крови.

Поздним вечером того же несчастливого дня, уложив детей спать, жители собрались послушать старейшин. Ярко горел огонь, отгоняя ночные страхи и злых духов. Люди снова выслушали плачущего Тирту и решили, что исчезновение Анук и гибель Рату имеют общую причину. Качак — муж пропавшей старухи — тихо зарыдал. До последнего он держался за надежду отыскать Анук.

Старики судили да рядили, теребили долгие бороды мозолистыми пальцами. В пламени костра сражались демоны и былинные герои.

Взошла луна, облив серебряным светом крыши из пальмовых листьев. По традиции дома складывали из стеблей бамбука, укрепляя глиной. Для защиты от наводнений все жилища поднимали на сваи. Внутрь забирались по приставной лесенке.

За плетёной изгородью громко стрекотали сверчки и кричали ящерицы-древолазы, отчего нездешнему человеку стало бы не по себе: вопли ящериц походили на истерический хохот. А деревенские к ним привыкли и обращали на звуки леса не больше внимания, чем горожанин на шум автомобилей за окном.

Когда на реке громко плеснула вода, люди насторожились, ведь крупной рыбы там не водилось. Звонко треснуло дерево. Люди подскочили, оборвав разговор. Они увидели, как подломилась свая хижины, стоявшей на самом берегу.

Из домика донёсся пронзительный детский крик. В дверном проёме появилась Путри, дочка лоцмана. Она держала на руках свою годовалую сестру Дви. Вытаращив глаза от ужаса, девочка глядела вниз — приставная лестница упала на землю. Как же спуститься?! Новый удар вышвырнул детей из дома. Путри больно ушиблась, но не выпустила сестру из рук. Малышка отчаянно пищала, не понимая, зачем её достали из уютной колыбели посреди ночи.

Плач маленького ребёнка вывел взрослых из оцепенения. Родители бросились к своим дочерям. Отец подхватил Путри, а мать прижала к груди малышку, целуя и успокаивая её. Ещё один мощный удар опрокинул домик. В лунном свете лоцман заметил чешуйчатый хвост, который играючи крушил прочные бамбуковые сваи.

Мужчины бросились по домам, собирая нехитрое оружие, женщины выдёргивали горящие ветки из костра. А по реке гуляли волны, рассыпая лунные блики. На обломках домика бушевал крупный зверь. Очень скоро жилище превратилось в месиво из бамбука, мебели и домашней утвари. На берег выкатилась волна, заставив людей отпрянуть в ужасе.

Сначала показалась вытянутая пасть, затем мощное плоское тело с короткими лапами, а потом и чешуйчатый хвост, которым размахивало чудовище. Оно открыло рот, полный острых зубов. Низкий утробный рык вселял ужас.

— Бамбанг Сэнан! — воскликнул старик и сложил пальцами знак, отгоняющий злых духов.

Да, это был он — Бамбанг Сэнан. Огромный гребнистый крокодил. Большой, тяжёлый как грузовик, он одинаково хорошо чувствовал себя в речной и в морской воде, жил и насыщал свою утробу вот уже сто лет. Выбравшись на берег, он с наслаждением вдыхал запах страха, исходивший от двуногих, жавшихся друг к другу.

Бамбанг зарычал ещё раз. Так он показывал свою силу и заявлял права на охотничьи угодья. Голод и досаду он изливал в своём рыке, потому что в домике не нашлось еды: добыча сумела ускользнуть. Крокодил грузно пополз к людям, желая ухватить кого-нибудь из них.

Но потомки бесстрашных пиратов не разбежались. Они дали отпор чудовищу. На всех нашлось единственное двуствольное ружьё, ведь для обычной охоты достаточно копий, а сбить обезьяну с дерева можно и камнем. Увы, камни и копья отскакивали от крокодила, не причиняя вреда. За столетие шкура Бамбанга обрела необыкновенную твердость.

Грохнул выстрел! Дробь расколола пластины на спине, едва ранив зверя. Перезарядив ружьё, стрелок решился на отчаянный шаг. Со смелостью льва он подскочил ближе, прицелился в открытую пасть и выдал заряды дуплетом. Должно быть, этот малый родился под счастливой звездой: выстрел пришёлся в язык чудовища и попутно разнёс пару зубов.

О, как громко завыл Бамбанг Сэнан от невыносимой боли! Какой яростный взгляд он устремил на обидчика! Сумеет ли дотянуться до него одним броском? Однако стрелок трясущимися руками уже заталкивал в ружьё два новых патрона. Перепуганный, он готовился выстрелить ещё, и на этот раз по глазам.

И тогда Бамбанг решил, что с него хватит. Он пополз обратно в спасительную реку. Деревенские жители радостно закричали, увидев, как буро-зелёная туша скрылась под водой. В лунном свете мелькнуло белое пятно на спине. Люди окончательно уверились, что в гибели Рату и Анук виноват Бамбанг Сэнан. Ночной бой закончился победой, хотя все понимали — это ещё далеко не конец.

Так и случилось. Чудовище стало разбойничать, нападая на скот, что приходил к реке напиться. Пастухи ничего не могли сделать. К счастью, обходилось без человеческих жертв. Жители оставили рыбную ловлю. Брали воду для купания и стирки в мелких ручьях. Кое-кто на время переехал к соседям, подальше от опасной реки.

Осада вымотала и людей, и животных. Послали за полицией. На следующей неделе из города прибыл отряд хорошо вооружённых охотников.

Местные помогли им устроить облаву. На реке соорудили плотину, отрезав зверю путь в море. Эта мутная речушка должна была стать могилой грозному Бамбангу, чьим именем пугали детей уже третье поколение.

Опытные охотники утверждали, что гребнистый крокодил не поднимется по течению, рискуя завязнуть в болоте. Обойдёт плотину по суше — напорется на засаду. Толковый замысел не учитывал, что за годы Бамбанг стал сильнее и намного коварнее.

В одну ненастную ночь крокодил, словно ведомый дьявольской рукой, пошёл на прорыв. Он напал на плотину и своим могучим телом проломил её. Пули штурмовой винтовки не ранили его. Гранаты лопались безобидными хлопушками. Бамбанг Сэнан взобрался на остатки плотины и разразился рыкающим смехом.

Убедившись, что жалкие людишки не могут ему навредить, крокодил потерял всякий страх. Он выбирался на сушу там, где его не ждали, крушил дома, хватал любую живность. Порой Бамбанг оставлял тела на месте убийства. А ведь крокодилы так не делают: они прячут добычу, чтобы съесть позже.

Бамбангом двигал не голод — он упивался жестокой забавой, потешался над страданиями живых существ. Люди молились богу Тангароа, прося положить конец бесчинствам крокодила.

На другой день Бамбанг спокойно плыл по реке. Он уже позавтракал козой, отчего пребывал в хорошем расположении духа. Бамбанг неторопливо обдумывал новую проделку для собственного развлечения.

Вот вчера, к примеру, он тихо забрался в деревню и до смерти перепугал её жителей. Они бросились бежать, не разбирая дороги. Остался лишь несчастный пёс. Никто не позаботился его отвязать. Отчаянно скуля, пёс жался в угол. А Бамбанг не спеша подползал ближе, с удовольствием ощущая, как страх опорожняет собачий кишечник. Натешившись, крокодил проглотил пса. Правда, верёвка застряла меж зубов, щекоча дёсны.

Вдруг Бамбангу стало трудно плыть. Болотный вкус воды переменился и напоминал кровь и гнилые объедки. Да и сама вода загустела, будто кисель. Крокодил отчаянно грёб лапами, молотил хвостом, чувствуя как тонет. На дне он обнаружил огромного осьминога. Оторопев, Бамбанг заглянул ему в глаза и увидел в них звёздное небо и Млечный путь.

— Бамбанг Сэнан! — раздался голос в голове крокодила, тихий и бесстрастный, точно шелест пальмовых листьев.

— Кто ты?! — прорычал Бамбанг, бултыхаясь в густой кровавой жиже.

— Неужели ты не узнал меня? — ручейком зажурчал смех. — Ведь я — небо и море, радуга и дождь, я — алый закат. Меня называют Тангароа.

Бамбанг понял, что попал в переплёт. Вот бы оторвать богу щупальце!

— Что тебе надо, Тангароа?

— Я ощутил предсмертную боль Анук, агонию Рату. Услышал молитву Путри и шепот собаки.

— Они моя пища! — возразил Бамбанг. — Должен ли я жалеть их?

— Не всякая жизнь утоляла твой голод. Ты наслаждался страхом и мучениями. В этом я обвиняю тебя.

Сказав так, гигантский осьминог сжал крокодила щупальцами: кровь засочилась между твёрдых пластин.

— Мне стоило бы покарать тебя смертью. Но ты можешь заслужить прощение в обмен на три службы.

У Бамбанга, обезумевшего от нестерпимой боли, был простой выбор: умереть или подчиниться. И крокодил согласился на всё.

— Ты уйдёшь прочь из Малаккского пролива и будешь плыть через океан, покуда не отыщешь атолл Матубару. Исполни мою волю, — Тангароа ослабил хватку. — Вот твои службы: ты должен поймать мышь, упавшую с неба, проглотить крепость и утопить солнце.

«Да он полоумный!» — пронеслось в меркнущем сознании крокодила.

Тангароа отпустил Бамбанга, и тот рванулся наверх. Течение понемногу уносило кровь, возвращая привычные запахи болота. Когда зверь отдышался, в голову ударил гнев: до сих пор никто не смел обращаться с ним как с мелкой ящерицей. Он даже хотел нырнуть обратно, отыскать Тангароа в речной тине и поквитаться с ним. Но мудрость одолела жажду мщения. И хитрый крокодил решил повременить. Однажды судьба даст ему шанс расправиться с обидчиком. Ведь судьбе покорны и люди, и боги, и даже крокодилы. Выпустив досаду грозным рыком, Бамбанг поплыл вниз по течению навстречу солёным волнам.

К вечеру следующего дня он добрался до огромного города, сверкающего огнями. Это был Сингапур — город-государство, город-порт и пристанище для шести миллионов человек. Мегаполис раскинулся на десятках островов, соединённых мостами и дамбами.

В долгом пути крокодил изрядно проголодался. Поймать бы крупную рыбу, да как её учуять? Вода пахла мазутом и ещё какой-то дрянью, отчего Бамбангу захотелось почистить шкуру белым песком. Его сбивали с толку низкий гул корабельных двигателей и нудное зуденье лодочных моторов.

Тогда он поплыл вдоль берега, высматривая добычу, пока не увидел ярко освещённый пляж. Несмотря на поздний час, звучала музыка и танцевали люди. Некоторые забегали в воду, увлекшись игрой. И тотчас Бамбангу до смерти захотелось поужинать вкусным человеком. Как это просто — ловить и поедать людей! У них нет ни толстого панциря, ни когтей, а зубы крохотные — смех один! Двуногие плохо видят в темноте и медленно плавают. Можно сказать, Бамбанг очень любил людей, но по-своему.

Он подобрался ближе, нацелившись на толстую китаянку. Её маленький сын упустил мяч. Матери пришлось оторваться от разговора с подругой и вылавливать игрушку из воды. Женщине и в голову не пришло, что в двадцати шагах затаился крокодил размером с фургон. Тихо, чтобы не спугнуть, Бамбанг подплывал к добыче, уже чувствуя запах пота и цветочных духов. Его настиг шум мотора, нарастающий с каждым мгновением. Между Бамбангом и китаянкой промчался лихач на гидроцикле, окатив женщину грязной вонючей водой. Китаянка выпрыгнула на песок, провожая спортсмена бранью. Женщине было невдомёк, что она едва-едва разминулась со своей смертью. Несолоно хлебавши, крокодил повернул обратно искать добычу в более спокойном месте.

Разумеется, Бамбанг Сэнан понятия не имел, где находится атолл Матубару. Потому он просто плыл на восток через Яванское море, мимо больших островов Тимор и Сулавеси. Ему пришлось пересидеть тайфун на Новой Гвинее. Лишь только буря улеглась, под водой замаячила тень Тангароа, и Бамбанг снова пустился в путь.

Впереди его ждали необъятные просторы Тихого океана. Ни один крокодил в здравом уме не отважился бы на такое путешествие, но многорукий бог не оставил Бамбангу выбора.

Крокодила несли попутные течения: от Папуа до Вануату, от Вануату до Фиджи и от Фиджи до Таити. На каждом острове он делал остановки и отъедался впрок. Снова и снова ему являлся Тангароа, торопя в дорогу. Крокодил плыл на восток. Всегда на восток.

Глава первая. Рыбий пастух

На берегу тропического острова, где золотой пляж сменяется пальмовой рощей, лежал большой камень. Он любовался голубой лагуной, подставляя гладкие бока ласковому тёплому ветру. Под камнем жило мышиное семейство в удобной и просторной норе.

Камень давно врос в землю и надёжно прикрывал дом от свирепых штормов, что нередко случаются в южной части Тихого океана. Маленькие звери отвечали камню благодарностью и заботой. Они разрисовали его сверху донизу красивыми рисунками: красной полосой лёг закат над синим морем, рыба затаилась в темной пучине, а семейное счастье распускалось бутонами цветов. Словом, пёстрый камень очень радовался удачному соседству.

Ранним утром из норки показался мышонок Мауи. Скажем правду: мышонком его называла только мама по привычке. Крепкий сильный подросток вполне мог бы сойти за взрослого.

Но по-настоящему взрослым считался лишь тот, кто прошёл суровое испытание: сунул хвост в муравейник. Мату обмирала от страха при мысли, что её сын будет терпеть жуткую боль. Настоящий мужчина должен перенести муки, ничем не выдавая своих чувств. Впрочем, испытание муравьями ещё не скоро, но племя ждало от Мауи взрослых поступков. И сегодня у мыша был очень важный день.

Прежде всего Мауи влез на пёстрый камень, цепляясь за едва заметные щербинки. Пройдясь по ровной верхушке, мышак поднял лапы, приветствуя солнце. Бриз нежно гладил шерсть на боках. Солнышко согревало тёмный мех, украшенный изящным рисунком. Мыши покрывали себя узорами, особое внимание уделяя щекам и лбу. Такие «моко» рассказывали всю мышиную жизнь.

Для островитян море как родная мать, и мыши научились превосходно разбираться в его настроении. Запах воды и ветра сулил погожий день. Мауи улыбнулся: боги на его стороне.

— Мауи! Сынок!

Внизу стояла Мату и высматривала ушастую голову сына, щурясь от яркого света.

— Не видать ли отца? — спросила мама с тоской, отчего сердце Мауи сжалось.

Она спрашивала каждый раз, едва он отлучался из дому: шёл гулять с друзьями или собирать корешки в роще. В её вопросе сквозило безнадёжное отчаяние женщины, потерявшей любимого мужа.

— Нет, мамочка, я его не видел! — крикнул в ответ Мауи. — Наверное, он вернётся завтра.

Мышак знал: покончив с домашними делами, Мату взберётся на камень, сядет на хвост и будет не смыкая глаз высматривать рыбацкий парус. И снова тщетно. Разумеется, Мауи очень любил своего отца Ронго, переживал его исчезновение не меньше мамы. И так же отчаянно тосковали семьи ещё троих рыбаков, пропавших вместе с Ронго пару недель назад.

— Я собрала покушать в дорогу, — улыбнулась Мату. — Обещай мне, что не забудешь про обед.

Она хмурилась, глядя, как сын спускается на землю. Ах, как неосторожен! Так недолго и шею свернуть!

— Погоди, я переоденусь и возьму свои вещи, — Мауи крепко обнял и расцеловал маму.

Он прыгнул в нору и скоро вернулся. Теперь его сильное тело с шерстью цвета кофе прикрывала юбка из пальмовых листьев. Юбку поддерживал пояс с традиционным узором, собранный из маленьких жемчужин. Оглядев сына, Мату ахнула от удовольствия.

— Ты совсем взрослый, — прошептала она, прижимаясь к его груди. — Будь осторожен в плавании. Я буду ждать тебя!

Мату всхлипнула и махнула лапой, смутившись. Ей не хотелось, чтобы сын видел слезы в уголках её глаз. А вчерашний мышонок, предвкушая приключение, даже не заметил переживаний матери. Чмокнув меховую щёку, он подхватил узелок с едой и побежал по песчаному пляжу.

Нора под пёстрым камнем находилась в стороне от деревни. Большинство мышиных семей жило в пальмовой роще, вырыв норы по двум улицам. На холмике, свободном от травы, устроили мараэ — плоскую каменную площадку, где деревенские жители общались с богами. Рядом с мараэ было маленькое кладбище.

Ночной прилив вынес на берег пучки водорослей, ветки и прочий сор. Мышак ловко перепрыгивал через сучки, а морские растения опасливо обходил стороной. Там мог притаиться краб или ядовитая медуза.

Лениво накатывали волны и шумела роща, а время от времени тишину нарушал громкий стук. Это падал очередной перезревший кокос. К разбитому ореху сбегались хозяйки, чтобы набрать сладкую мякоть для пирогов. Иногда мыши забирались на деревья и сами перегрызали стебли орехов. Подчас их караулил пальмовый вор — большущий рак, что не прочь закусить неосторожной мышью.

На песке валялся странный круглый предмет, похожий на ракушку. Мауи подошёл ближе и ощупал незнакомую вещь. Ему было невдомёк, что это крышка от пузырька с лекарством. Мауи смекнул: вещь нездешняя и наверняка опасная. Он прошептал обережный заговор и поспешил откатить крышку в кусты, где пряталась статуя толстой мыши. Это был тики — каменный истукан, межевой знак и вместилище духов. Что ни говори, магия предков сильнее любой другой. Мышу захотелось разыскать старших и показать им необычную находку, но у него были дела поважнее.

Взобравшись на трухлявый пенёк, Мауи внимательно осмотрелся. Кажется, вокруг нет хищников. На другом конце пляжа пальмовая роща сменялась мангровыми деревьями, что в изобилии росли по берегам острова. Обычные деревья прячут корни в землю, а у этих они торчат наружу. Прилив превращал мангровый лес в болото. А когда вода уходила, в корнях, точно в причудливом лабиринте, прятались маленькие рыбки и рачки.

Мауи добрался до навеса из листьев, где мыши хранили лодки. Хлипкое укрытие не выдержало бы даже обычного шторма, не говоря уже о мощных тайфунах, что прокатывались через атолл. На случай серьёзной непогоды у мышей имелись надёжные убежища. А для повседневного труда и такой навес сгодится: всё нужное рядом, только лапу протяни.

Под навесом Мауи обнаружил только одно каноэ[2]. Напрасно он встал пораньше и наскоро позавтракал, ведь ему не удалось опередить дядю Момо! Похоже, этот мышак подскочил ни свет ни заря и уже уплыл проверять кораль[3].

Мауи волновался перед путешествием, хотел побыть в одиночестве и не спеша собраться. А дядя, добрый характером, имел большой недостаток. Он страшно любил поговорить и забалтывал Мауи до головной боли.

«Наверняка привяжется со своими советами, — в голову юного мышака ползли хмурые мысли, — и обязательно расскажет, как утонул один его приятель».

Мауи дотащил каноэ до кромки прибоя и запрыгнул в лодку. Едва он собрался поставить её носом к волне, как обнаружил, что позабыл весло. И тут же волна перевернула каноэ. Мокрый и злой, мышак выбрался на берег, а следом море выплюнуло лодку.

«Сам виноват, — сказал он себе. — Нечего было так волноваться из-за первого плавания. Отец не зря говорит, что волнением и слезами делу не поможешь».

И Мауи глубоко задышал, постепенно успокаиваясь. Он нашёл весло, ловко заскочил в каноэ, направил его к темнеющему проходу в переплетённых корнях. Под сумрачным сводом лучики солнца находили лазейки и пробивали прозрачную голубую воду до самого дна, упираясь в белый песок. От них мышиной душе стало радостно и спокойно.

На корнях темнели зарубки. Они могли рассказать многое: прилив сейчас или отлив, где находится кораль для малышей, а где для взрослых рыб, и куда плыть, если хочешь попасть в кладовку. У одного корня Мауи придержал каноэ и подновил отметку. Мангровые деревья быстро залечивали раны.

Вскоре послышалось неясное бормотание. Мауи без труда узнал голос дяди Момо.

«Правду говорят, что дядя не выносит тишины. Даже если не с кем поговорить, он не смущается и заводит беседу с самим собой. И как тётя Фатима его терпит?»

Лодка вошла в большое круглое озеро шириной в сотню шагов. Корни расходились в стороны, точно стены танцевального зала, открывая воду жарким солнечным лучам. В закутке приткнулся сарайчик. А возле него стоял крепкий мышак с заметным брюшком. На его мордочке, расплывшейся в улыбке, виднелись такие же узоры, как у Мауи, только их было заметно больше.

Завидев племянника, дядя Момо расхохотался и замахал лапой:

— Мауи! Доброе утро! Я так рад тебя видеть! Смотри-ка, чудесный денёк для первого путешествия, да? А вот если бы небо хмурилось и ветер задувал, какое уж тогда плавание, так? Как думаешь? — дядя не замолкал ни на миг.

— Дядя, дядя! — Мауи не сразу удалось прервать болтуна. — Ты не забыл про мой груз?

— А как же! Ради него я встал пораньше, быстренько позавтракал и бегом-бегом сюда, — Момо говорил всё быстрее и быстрее, размахивая лапами. — У меня же всё с вечера приготовлено. Сеть проверил, дырки починил. Не подведёт!

— Так, так, — закивал Мауи, опасаясь, что Момо снова увлечётся. — Идём смотреть!

Он взял дядю под лапу и потянул к озеру. Там резвились рыбы длиной в половину мышиного роста. Они любили прозрачную голубую воду и яркое солнце: тихая заводь и хищников можно не бояться.

Момо, Мауи и его родители происходили из племени острова Араутака. Наиглавнейшим занятием мышей было разведение рыбы, отчего их величали рыбьими пастухами.

Неизвестно, кто и когда обнаружил под манграми сеть озёр, но это случилось очень давно. Предки нынешних мышей подметили, что во время сильных штормов море захлёстывает купол из сплетённых корней. Иногда вместе с потоком воды внутрь попадала рыба. Сначала островитяне съедали её без остатка, благодаря богов за угощение. Так продолжалось до тех пор, пока некто по имени Ранги не догадался оставить сколько-то рыбок в озере. Бежать им было некуда, так что рыбы спокойно росли и размножались. Мудрый Ранги открыл, как важно вовремя отсаживать взрослых в другое озеро, пока они не пожрали молодняк. С тех пор в племени забыли, что такое голод.

Неважно, кем прежде был Ранги, но после открытия его стали почитать как полубога.

Прошли века, истинный образ героя стёрся из народной памяти. Старики учили так: почуяв свой срок, Ранги попросил Тангароа позволить ему и впредь заботиться о сородичах. Добрый бог услышал просьбу и наградил мышака за праведные дела — превратил его в Большую Рыбу. Отныне Ранги водит косяки в морских глубинах, а иногда поднимается на поверхность и помогает мышам в беде.

Другие старики говорят, что после смерти боги забрали Ранги на небо и сделали его четвёртой звездой в созвездии Южный Крест. Только в эту историю мало кто верит.

Как бы то ни было на самом деле, через поколения мыши в совершенстве научились разводить рыбу для себя и на продажу соседям. Пастухи сбивали косяк рыбы, загоняли в сеть и тащили по морю на другой остров. И вот сегодня Мауи ждало первое самостоятельное плавание.

Сначала мыши завели сеть. Взяв конец, Мауи нырнул и переплыл на другой берег озера. Там он зацепил сеть за колышки. А Момо проделал то же самое на своей стороне. Сеть легла на дно, над ней плавали ничего не подозревающие рыбки.

— Хорошо, — похвалил дядя Момо. И добавил, немного замявшись: — Ну, лодку с имуществом приготовишь сам.

Обычай предписывал каждому собственными лапами проверять лодку, снасти и припасы. За недосмотр некого винить, кроме самого себя.

А сколько историй рассказывали старшие мыши! Там происходили невероятные вещи, и только смекалка да удача помогали герою остаться в живых и не растерять рыбу. Мауи слушал, раскрыв рот, а потом спрашивал себя: по силам ли мне такие испытания? И пусть большинство историй — это выдумка. Послушать бы тех, кто наделал ошибок, да никак — они лежат на дне морском.

В голову упрямо лезли чужие советы. Мама говорила взять побольше еды, отец — опытный рыбак — брать побольше верёвок для ремонта сетей в море. А дядя Момо заглянул в сарайчик и приумножил сумятицу в мышиной голове, выдавая инструкции на-гора. Он так утомил Мауи, что тот замахал на него и выгнал прочь.

«Ах, отец! Почему ты не рядом? — загрустил Мауи. — Твоя мудрость мне бы помогла».

Он вспомнил, как они с папой выходили на берег, разжигали костёр и сидели полночи. Над лагуной светила луна, море пылало синим огнём от тысяч мельчайших водорослей, а они всё говорили и говорили, делились друг с другом сомнениями и переживаниями.

Сегодня Мауи предстояло проделать тот же путь, каким плыл Ронго сотоварищи две недели назад. Они отправились на соседний остров Тараваи с грузом рыбы. Расстояние близкое и дорога знакомая. Однако ни вечером, ни на следующее утро мужчины не вернулись. Их принялись искать. В таравайской деревне родичам пропавших рассказали, что мыши уплыли восвояси сразу после обеда.

В тот день стояла хорошая погода, море было спокойно. Куда могли деться опытные рыбаки, и по сей день оставалось загадкой. Семья Мауи и другие семьи разом осиротели.

Взрослые и дети обыскивали побережье Араутаки. Но никаких следов пропавшего кораблика и рыбаков не обнаружилось.

Без вестей о муже Мату сделалась сама не своя. Она бормотала что-то невнятное, не интересовалась ничем, что происходит вокруг. Часами Мауи просиживал рядом с ней на пёстром камне, утешая.

Над ними летали чайки, перекрикиваясь противными голосами. Мышак знал, стоит ему оставить маму, одна из птиц может броситься вниз и схватить её. Глаза овдовевшей мыши застилали горе и тоска. Она не думала о грозящей опасности.

Дни сменяли друг друга. Всё было почти как прежде, разве что мать ещё больше переживала за сына — где он и что делает. В дом стал чаще захаживать дядя Момо, её брат. Он взял на себя обязанности главы семьи, не забывая заботиться о своей жене и детях. Таков обычай племени: если в дом приходит беда, родичи спешат на помощь. Конечно, Момо не заменил Мауи отца, хотя горе сблизило их. И молодой мышак был благодарен дяде за подставленное плечо, на которое юноша мог опереться в такой важный день.

Мауи вернулся из воспоминаний в пыльную кладовку. «Нужно взять всего понемногу», — рассудил он. В мешок, который почти не пропускал воду, Мауи погрузил несколько мотков верёвки. Из крючков выбрал те, что поострее. Долго стоял перед стопкой парусов, решая, брать ли с собой запасные. Решил не брать, потому что море выглядело спокойным, а вчерашний закат не предвещал бури.

Известно, что плавание до острова Тараваи и возвращение домой занимают два дня. Однако втайне от всех Мауи решил проделать этот путь за один день, вернувшись на Араутаку поздно вечером или даже ночью. Тёмное море, полное хищников, его не страшило. В первую очередь потому, что он был очень юн, самонадеян и не ведал настоящей опасности. Да и к тому же вырос на рифах, много раз плавал там, и поэтому верил, что сможет пройти их даже при свете звёзд.

«Не стоит брать с собой лишние вещи, — решил Мауи. — Незачем перегружать лодку. Она и так тихоходна. Мне не нужно много еды и воды. Ведь уже сегодня вечером я буду спать в своей постели, отведав маминого ужина».

На песчаном полу виднелись круглые крышки. Они закупоривали большие глиняные кувшины, вкопанные по горло, и сберегали припасы от жуков. Мауи набрал в кожаный мешочек сушёного батата. А воду налил в морскую раковину и залепил глиняной пробкой.

С трепетом Мауи взял отцовский крис. Он залюбовался изящным оружием, лезвие которого изгибалось подобно языку пламени. В бугорках и пятнах, проступавших на металле, он увидел акулу с разверстой пастью. У народов Полинезии считалось добрым знаком разглядеть на клинке какую-нибудь фигуру. Такой крис приносит удачу своему владельцу.

Отец заказал резчику новую рукоять и выбрал её в форме чайки. Другие островитяне обычно просили рыбу. Их жизнь проходила вокруг рыбы, зависела от рыбы и нередко кончалась в желудке у рыбы. А вот отец не такой. Сколько помнил Мауи, папа любил забираться на пёстрый камень и смотреть, как летают птицы.

Местные кузнецы не делали ничего сложнее гвоздей и рыболовных крючков, а потому крисы привозили извне. Их ковали на острове Бали в Индонезии, где был известен секрет булатной стали. Оружие меняло владельца много раз, пока его покупали и продавали китайские торговцы. Оно путешествовало через Соломоновы острова, Вануату, Таити, пока не добиралось до Матубару. За время пути крис становился баснословно дорогим.

Полюбовавшись оружием, Мауи убрал его в деревянные ножны, украшенные волнистым орнаментом, и повесил за спину.

Пока племянник собирался, Момо не терял времени даром. Он подогнал большую лодку из половинки кокосовой скорлупы, какими пользуются погонщики рыбьих стад. Покатое дно закрывала дощатая палуба. Под ней устроили небольшой трюм, а возле мачты намертво прибили рундук[4]. Лодка отлично годилась для каботажного[5] плавания из-за большой остойчивости[6].

Момо положил в лодку гарпуны. Традиция традицией, но племянник может их позабыть. Эта снасть походила на копьё: медное жало с небольшим крюком на рукоятке, длиной не меньше мышиного роста. Рыбаки отгоняли гарпуном любопытных рыб и поколачивали груз, если стадо своевольничало.

Из сарайчика появился Мауи, увидел лодку и благодарно кивнул дяде.

— Правда, хороша? — Момо хлопнул по борту. — Немало наших на ней плавало. Она не новая, но волну держит. В прошлом году вниз засыпали камни, и она стоит так же крепко, как твоя тётя Фатима у печи. Не свернёшь!

Оба мышака расхохотались, ведь, право, нельзя представить без смеха грузную тётю, что повалилась на спину и болтает ножками.

Отсмеявшись, мыши принялись за дело. Мауи в последний раз проверил лодку и сложил вещи в рундучок. Затем он привязал толстый канат к борту одним концом, а другой отдал дяде. Тот поплыл на каноэ вдоль озера, снимая с колышков закрепленную сеть. Каждое ушко он нанизывал на канат.

Мыши сходились всё ближе и ближе, чтобы сеть поднималась со дна и обхватывала стадо со всех сторон. Момо, как более опытный, завёл песню, которой рыбаки помогали своим товарищам делать всё одновременно. На особых словах нужно подтянуть сеть. Запевала мог петь быстрее или медленнее согласно тому, как шло дело.

Когда дядя закончил, рыбы оказались внутри сети, окружившей их прозрачным шаром. Они засуетились, тыкаясь в ячейки, ещё не понимая, что пойманы и вскоре попрощаются с родным озером.

— Вот, Мауи, держи! — крикнул Момо, протягивая ему свой конец верёвки. — И послушай добрый совет. Привяжи к лодке своё каноэ, и пусть плывёт вместе с тобой.

— Дядя, оно же будет меня тормозить, — поморщился Мауи. — А мне хочется поскорее выполнить поручение и вернуться домой.

— Море не терпит суеты, — покачал головой Момо. — Никогда не знаешь, что может понадобиться.

— Ну дядя, — простонал молодой мышак, чувствуя, как уходит время на споры с этим упрямцем. — Тараваи совсем недалеко. Мы с отцом и с тобой много раз туда плавали.

— Так-то оно так, да сегодня ты идёшь один. Давай-ка не спорь, а послушай опытного рыбака. Ронго не простит мне, если я отпущу тебя без запасной лодки, и с тобой, как на грех, что-нибудь приключится.

Мауи лишь махнул лапой, дескать, твоя взяла.

Сборы кончились. Мауи взял весло и принялся грести то с одной, то с другой стороны круглой лодки, направляя её в проход между корнями. Момо последовал за ним в каноэ.

Поколения рыбаков расширили туннели. И всё равно от гребца требовалось мастерство, которое Мауи перенял от своего отца и других мужчин племени. Сначала его просто возили в лодке, как несмышлёного ребёнка. Затем доверили грести, и он тут же упустил весло. Как ему влетело от дяди! Потом он научился направлять лодку кормилом. И, наконец, сегодня он доказывал, что может сделать мужскую работу целиком.

Момо плыл позади, не отставая. Он обсуждал уровень и запах воды, цвет корней, поведение рыбы. Кроме этого, Момо следил, чтобы на поворотах, в мелких или узких местах сеть не зацепилась.

Кокосовая скорлупа выскользнула из мангровых зарослей на простор, и Мауи зажмурился от яркого солнечного света. После полумрака глаза не сразу привыкли к слепящей бирюзе тропической лагуны.

Сзади его окрикнул дядя. Он подгрёб поближе, и Мауи подал лапу, чтобы помочь ему подняться на борт. Момо оглядел племянника по-особенному, и будто бы на глазах у него выступили слёзы. А может быть, это просто от яркого солнца.

— До свиданья, дружок! — сказал Момо. Он крепко обнял Мауи и расцеловал.

— Дядя! Ну что ты! Скоро увидимся! — у Мауи тоже защемило сердце и защипало в глазах. Он только сейчас понял, что за болтовнёй Момо прятал любовь и беспокойство.

Вытерев глаза, дядя перелез в своё каноэ и сказал на прощанье:

— Удачи тебе, Мауи! Уважай море и не бойся его!

Мауи улыбнулся и распустил парус, похожий на клешню краба. Ветер тут же подхватил кокосовую скорлупу, понёс между подводных скал. Здесь нужно держать ухо востро, ловко управлять кормилом, потому что течение так и норовило бросить лодку на рифы. Когда Мауи прошёл опасное место, он оглянулся на остров. Где-то там остались его мальчишеские забавы: катание на дощечке по волнам и полёты на воздушном змее.

Каноэ Момо стало совсем маленьким, но самого дядю ещё было видно: покачиваясь на волнах, он махал лапой.

— До свиданья, сынок! — донёсся едва слышный крик.

Мауи помахал в ответ, с трудом проглотив комок в горле. А тем временем ветер уносил его кораблик всё дальше и дальше от родных берегов.

Глава вторая. Враждебные воды

Мать-земля По обильно прела под жарким солнцем, отчего на горизонте высилась гора облаков. Туда Мауи правил лодку, крепко сжимая кормовое весло.

Мыши неспроста выбрали для отплытия ранний час. Они знали, что утром ветер дует в сторону Тараваи. Все течения и ветра вокруг родной Араутаки были хорошо им известны. Вот только бог неба переменчив по своей природе. И всё же Мауи, взволнованный чувством полной свободы, не сомневался в своей удаче.

Иногда морская зыбь, обычно непроницаемая для взгляда, вдруг открывалась прозрачными окнами, уходившими вниз до самого дна. Мауи завороженно глядел, как под его лодочкой открывается грандиозный мир с дивными растениями, цветными рыбками и мрачными тенями, скользящими в глубине.

Увлечённый зрелищем изнанки моря, мышак не сразу заметил, как лодка пошла рывками. Позади пристроилась жёлтая полосатая рыбка, называемая селар. Её привлёк живой груз. Чуя близость хищника, стадо заволновалось. Сеть дёргалась, раскачивая лодку.

На ум пришла старая байка про то, как рыбы объединились, выбрали вожака и поплыли все разом в одну сторону. Они перевернули лодку с незадачливым пастухом и уплыли на свободу. Подобные небылицы мог сочинять лишь недотёпа. Даже мышатам понятно, насколько рыбы глупые. Разве они могут выбрать себе вождя?!

Вскоре Мауи убедился, что даже неорганизованная рыба умеет сильно раскачивать лодку. «Вот же гадкий полосатик!» — подумал Мауи с досадой. А неприятель, между тем, пробовал сеть на зуб, норовя её прокусить.

«Он не отстанет! — злился Мауи. — Метнуть гарпун? Нет, полосатик глубоко под водой! Вдруг уйдёт с гарпуном в спине? Что я скажу дяде Момо? Ведь это его снасть».

Тогда в голове мышака родился дерзкий план. Тотчас же он взял самую длинную верёвку. Один конец привязал к мачте, а другой — к своему хвосту. Схватив гарпун, Мауи прыгнул в море.

Вот он, жёлтый полосатик. Жуёт сеть, будто водоросли. А бедные рыбки забились едва ли не под днище лодки, лишь бы оказаться подальше от кровожадного хищника.

Энергично работая лапами и подруливая хвостом, Мауи приблизился к селару. Тот слишком увлёкся сетью и не видел мышь. За это и поплатился — гарпун ударил его в бок, пониже жёлтой полосы. Рыба так сильно дёрнулась от боли и неожиданности, что мышак едва не упустил гарпун. На всякий случай он отплыл подальше, ведь подранок мог напасть и на него. Однако селар поспешил скрыться в глубине. Посмотрев ему вслед, Мауи увидел косяк рыбы, подобный облаку невероятных размеров. Нельзя было различить отдельных особей — тысячи и тысячи следовали друг за другом. Посередине мышак разглядел тигровую акулу, от которой шарахалась рыбёшка. По телу Мауи пробежала дрожь: эти хищники наводили страх даже на самых отважных. Никому бы и в голову не пришло бороться с ними. К счастью, акулу увлекла добыча. Её ничуть не интересовала мышиная скорлупка.

Вынырнув и отдышавшись, Мауи снова погрузился, чтобы проверить сеть. Порывов не было, лишь потёртости в тех местах, где её жевал жёлтый полосатик. А стадо, увидев перед собой привычное меховое тело, понемногу успокоилось. Всё-таки она была домашней, эта рыба.

Кончив осмотр, мышак забрался в скорлупку. Он присел отдохнуть на рундук и оглядел горизонт. Треугольный парус! Как некстати привязался жёлтый селар! Мышак мог бы заметить нежданного гостя и раньше.

Скоро он смог увидеть корабль, без труда узнав в нём шебеку — небольшое трёхмачтовое судно, которым часто пользовались китайские торговцы. Если сначала Мауи думал, что корабль следует встречным курсом, то теперь сомнений не оставалось: рыбацкую лодку заметили, и судно идёт прямо к ней.

Мышак не мог вспомнить ни единого случая, когда китайцы устраивали торг посреди моря. Обычно затевали ярмарки, чтобы все — покупатели и продавцы — могли приехать на целый день, расположиться с удобством и спокойно заключать сделки. А бывало так, что купец объезжал острова и торговал с их обитателями. Но никогда — в море. Потому Мауи, скорее на всякий случай, открыл рундук и переложил крис поверх других вещей. Встречи не избежать: слишком уж тихоходна рыбацкая лодочка.

Когда корабль подошёл вплотную, Мауи услышал грубый голос, отдающий команды. Распоряжения перемежались с грязными ругательствами. Над высоким бортом возникли две морды.

— Вы посмотрите, кто у нас тут! — произнесла первая, сощурив узенькие глазки. Мауи оторопело смотрел на эту рожу самого бандитского вида.

А вторая морда, грубо осклабившись, пробасила:

— Чего тебе надо в нашем море?

Мауи узнал голос — этот крыс командовал на корабле. Похоже, он пользовался авторитетом.

— С каких это пор пролив между Тараваи и Араутакой стал вашим морем?! — с вызовом спросил Мауи.

— Вы посмотрите — он ещё и огрызается! — злобно усмехнулся вожак. — Эй, Вэнь Хо, а ну-ка покажи мышу-малышу, кто мы такие!

— А почему я-то?! — обиженно прогнусавил тощий грызун, высунув мордочку. — Пусть кто-то другой туда лезет!

Получив затрещину, Вэнь Хо рухнул как подкошенный. Пропал и вожак, а затем послышались глухие удары и жалобный писк. Через полминуты Мауи вновь увидел побитого. Обиженно зыркая на вожака, тощий взобрался на фальшборт, держась за ванты[7]. Мауи понял, что перед ним стоит настоящая крыса! Эти звери крупнее мышей раза в полтора. Вэнь Хо — заморыш среди сородичей — выглядел внушительно по сравнению с Мауи. Раньше мышак никогда не видел крыс, потому что на островах они не водились. Крысам приписывали подлость и коварство, особенно в отношении мышей. А может, напрасно наговаривали.

Если у Мауи и были сомнения, то Вэнь Хо их тут же развеял. Он достал из-за пояса большой нож и закусил его зубами, освободив передние лапы. Затем прикинул расстояние между шебекой и лодкой, раскачался хорошенько и прыгнул. Не долетев полшага, крыс шлёпнулся в воду, но тут же вынырнул, схватившись за бортик. Кокосовая скорлупа резко накренилась, опрокинув Мауи на палубу.

От качки рундук открылся, и Мауи без колебаний схватил крис. Когда Вэнь Хо с кряхтением перевалился через бортик, мышак подскочил к нему и воткнул крис прямо в брюхо. Коротко вскрикнув, Вэнь Хо раскинул лапы, будто в удивлении, а потом упал в воду и тут же пошёл ко дну.

Шебека взорвалась криками гнева. Вряд ли крысы жалели Вэнь Хо. Они пришли в ярость, что какой-то рыбак решил сопротивляться и убил одного из них.

— Ах ты маленький негодяй! — закричал вожак, прибавив ещё несколько бранных слов.

Крысы ненадолго исчезли, а когда явились вновь, у Мауи сердце ушло в пятки. Разбойники вернулись с короткими луками. По одному слову вожака они могли пронзить его маленькое мохнатое тело.

«Что делать?! — судорожно соображал мышак. — Драться? Но как?! Бежать? Куда?! Вокруг море, а до земли далеко».

— Эй, убивец! — крикнул вожак с мрачной иронией. — Бросай свою железку и встречай призовую команду. Не дёргайся, иначе мои бравые парни сделают из тебя ёжика!

Кто такой ёжик, Мауи не знал, хотя и без того слова главной крысы были понятны. Испытывая жгучую обиду, он разжал пальцы. Отцовский крис, испачканный кровью Вэнь Хо, брякнулся на палубу.

А дальше всё случилось очень быстро. Пираты ловко подцепили абордажными крюками скорлупку Мауи и поставили борт о борт с шебекой. На палубу рыбацкой лодки спустились две крысы. Тесновато, да разве головорезам это помешает?

Первым делом они забрали крис, а потом сильно избили несчастного Мауи. Затем его перебросили на шебеку. Рундук полетел вслед за ним, и крысы принялись за грабёж. У мышака брать было нечего, а вот крис, съестные припасы и вода быстро разошлись среди морских разбойников. Каноэ засунули в трюм, где хранилась крупная добыча.

— Гунтур, что делать с этой мышью? — спросил вожака один из пиратов. — Разреши выбросить его в море? Посмотри на него — голытьба! Вряд ли родичи дадут за него хоть какой-то выкуп.

Мауи разлепил глаза, стараясь разглядеть своих мучителей.

Угрюмый Гунтур, вожак пиратов, был статным крупным зверем с чёрно-серой шерстью и шрамом поперёк носа. Он носил шаровары, белую рубашку, а поверх неё наглухо застёгнутый кожаный жилет, служивший ему нагрудной бронёй.

А крыса, желавшая выбросить Мауи за борт, была менее удачлива, чем её командир. На правой лапе не хватало двух пальцев. Похоже, пират расстался с ними совсем недавно: кровь на тряпке, закрывавшей обрубки, была свежей.

Калечный крыс носил мундир с содранными погонами, и Мауи угадал в нём дезертира. Хоть юноша никогда не бывал в заморских странах, он знал, что там военная служба устроена иначе, чем на родных островах. Вместо ополчения воевали регулярные армии. Количество солдат и качество оружия зависело от толщины государственного кошелька, но две вещи оплачивались наперёд прочих: военная форма и парады. Без них армия — не армия. Давно известно, мышиный воин, одетый в мундир, вселяет ужас в сердца врагов. И неважно, что он марширует по грязной улице своей нищей деревни.

— Нет, — решил Гунтур. — Пленник молод и силён. Мы продадим его Сюркуфу. Этот пройдоха просил наловить ему островитян. Уж не знаю зачем, — крыс подумал немного. — Или предложим Мусорному Барону. В Трюме постоянно нужны новые рабы. Мрут без счёта.

— А если не возьмёт? — засомневался дезертир. — Что, будем возить его туда-сюда и кормить за просто так?

— Не возьмёт Барон, продадим в Асаханский султанат, — раздражённо ответил вожак. — Каннибалы острова Минданао рады всем. Мы завсегда можем сбыть его на невольничьих рынках Калимантана и Сулавеси. Мало ли мест, где нужны здоровые рабы. А чтобы он не скучал в плавании, мы его определим на вечную вахту на нашем дредноуте[8]! — он громко расхохотался.

Тем временем крысы закончили потрошить рундук и выгребли всё ценное из лодки. Мауи заметил, что никто не прятал добычу по карманам. Всё найденное складывалось у грот-мачты[9] на видном месте.

Гунтур построил команду и сказал:

— Молодцы! Хорошо потрудились! По закону две доли добычи принадлежат капитану, и пусть каждый возьмёт себе по одной. И не забудьте вы, тухлые креветки, отложить долю Вэнь Хо, да смилостивится Тангароа над его душой. Я отошлю её безутешной вдове и деткам.

— У него же никогда не было жены и детей, — раздался тонкий голос сутулого крыса. — Он сам хвастался, что его корабль ещё не налетел на рифы семейной жизни.

Гунтур хмыкнул, подошёл к матросу и сильно ударил его в живот. Правдоруб согнулся, ловя ртом воздух.

— Если был холост, то я передам его долю в фонд мира во всём мире, — пояснил Гунтур, обводя команду злобным взглядом. — Пусть послужит благотворительности. Есть возражения?

Кто встанет на пути капитана, преисполненного добрых намерений?

— Я возьму этот кинжал, — капитан поднял крис над головой. — Показываю его всем, чтобы ни один из вас, сволочей, не посмел обвинить меня в нарушении морского закона. Я знаю, что Сюркуф коллекционирует всякое туземное оружие. Пожалуй, он не откажется купить и это.

Он подумал немного, собирая складками шерсть на лбу. Вдруг досадливо крякнул, вспомнив что-то важное.

— Надо же! Пропустил официальную часть. Эй ты, дикарь! Да будет тебе известно, что ты и твоё судно арестованы по выданному нам каперскому[10] патенту. — Гунтур с прищуром посмотрел на мышака и махнул лапой. — Э, ты всё равно ничего не поймёшь.

Потом капитан снова повернулся к морякам и заговорил:

— Мы выполнили данный нам приказ. Вот этот мышак буксировал целый косяк рыбы. Теперь рыба наша, и что из этого следует? Из этого следует, что задача фуражировки нами выполнена. Можно возвращаться домой.

Крысы радостно переглядывались в предвкушении веселья.

— Все по местам! — принялся командовать капитан. — Рулевой, курс на Мусорный Остров! Старший помощник! Тайпен, ты оглох? Подтяни буксировочный канат. А сначала тащи пленного в трюм. Нечего ему здесь околачиваться.

Тайпеном звали ту самую крысу-дезертира. Мерзавец подошёл к Мауи, больно стукнул, а затем, толкая перед собой, повёл в трюм.

— Рыбачок-рыбачок, сам попался на крючок! — оскалил зубы Тайпен, дав мыши такого пинка, что бедный Мауи едва не упал в люк, ведущий в нижнюю часть корабля.

Они спустились в сырой обгаженный трюм. Крысы-пираты не особенно жаловали чистоту. Матросы, свободные от вахты, спали в подвешенных гамаках. Почему-то грязь и вонь им не мешали. Зато Мауи, житель вольных островов, смердение объедков и крысиных испражнений счёл невыносимым.

Тайпен, злобно ругаясь, провёл пленника в переднюю часть корабля, где была каморка, больше походившая на шкаф. Сначала Тайпен заставил Мауи выгрести оттуда всю рухлядь, а потом — забраться в каморку самому.

Щёлкнул замок, затихли шаги Тайпена, а на Мауи навалились боль, усталость и страх от пережитого. Он подобрал под себя лапы, обвил их хвостом и горько заплакал. Мышонок был совсем один в вонючем трюме пиратского корабля, который вёз его навстречу рабству.

Глава третья. Пленники пиратского корабля

Посидев в каморке, Мауи немного успокоился. Его выдернули из обычной жизни, словно клубень c грядки. Вдали от родичей приходилось рассчитывать только на себя.

В тихой тоске подошло время обеда. Мауи жалел о кусочках батата и ракушке с водой. Всё отобрали пираты. От голода, страха и усталости слёзы снова потекли из глаз.

Загремели кастрюли, потянуло рыбой. Кажется, варили похлёбку. Мышак с горечью подумал — из его рыбы. Мерзкие пираты поедают стадо, выращенное для соседей с Тараваи! А про пленника бандиты, конечно же, забыли. Пришлось Мауи глотать слюну, заглушая урчание в животе.

Тут за дверью послышались шаги, скрипнул замок, и в щели появилась алюминиевая миска с супом.

— Вот, держи, — произнёс тихий голос.

Мауи взял миску и поблагодарил незнакомца.

— Пожалуйста. Крепко тебе досталось, да?

— Очень болят рёбра, — пожаловался Мауи. — Меня сильно избили.

— Негодяи, — согласился незнакомец. — Пираты так поступают со всеми пленниками, чтобы сразу показать им, кто здесь хозяин. Со мной было так же.

— Так ты не пират?! — удивился Мауи.

— Почему же, пират. Меня зовут Сухарто. Я служу коком, то есть корабельным поваром.

Дверь отворилась пошире, и Мауи увидел худую носатую крысу в грязном фартуке поверх саронга — длинной юбки с традиционными узорами. На плечи повар набросил куртку с красивой вышивкой. Впрочем, тоже изрядно замызганную.

— Чего ж ты меня жалеешь, пират? — спросил мышак, принимаясь за похлёбку. Он пил её, точно чай из блюдца, пока Сухарто не протянул ему оловянную ложку.

— Я не всегда был таким. Не так давно я служил счетоводом при почтенном господине Лю Кванге, уважаемом купце из Сайгона. Это его корабль, вернее, был его, — поправился Сухарто. — «Хотэй» принадлежит Гунтуру и его бандитам. Капитан переименовал судно в «Мару». Ему так ближе[11].

— Как это вышло? — пробубнил мышак набитым ртом.

Взглянув на него, Сухарто улыбнулся:

— И у меня разыгрался аппетит.

Он оставил дверь приоткрытой и вскоре вернулся с тарелкой супа и ложкой. Крыс присел на порог и принялся за еду. Некоторое время ели молча, а потом любопытство Мауи заставило его нарушить тишину:

— Так что же всё-таки случилось с вашим кораблём? Как он попал в лапы этих головорезов?

Повар задержал ложку в супе и грустно посмотрел на Мауи.

— Печальная история. Стоит начать с того, что господин Лю Кванг был очень уважаемой жабой. В первую очередь потому, что всего в жизни добился сам. Ещё в молодости он проплыл на небольшом плотике по великой реке Меконг от родного болота до большого города Сайгон, что стоит на берегу Южно-Китайского моря. По первости он влачил жалкое существование на берегу, как и многие другие эмигранты. Перебивался тем, что приносили морские волны. Его сердце пылало восхищением, когда он смотрел на высокие дома людей, взрывающие ночь яркой неоновой рекламой. О, Мауи, я тоже их видел — завораживает!

Мышак согласно закивал, хотя и не видел в ночи ничего ярче луны и звёзд. Снова взявшись за ложку, кок стал переправлять суп из миски в рот.

— Поначалу Лю Квангу пришлось нелегко. Он стеснялся своего происхождения. Жабе казалось, что тело бурого цвета до сих пор пахнет болотом, а выпученные глаза отпугнут деловых партнёров. Было ещё одно обстоятельство, о котором он рассказывал, посмеиваясь над собой.

Сухарто улыбнулся, припоминая старого знакомого.

— В минуты волнения Лю Кванг терял контроль. Его горловой мешок раздувался, и несчастный Лю оглушительно квакал. Частенько посередине фразы.

Впервые с той минуты, как попал в плен, Мауи улыбнулся, представив себе несчастную жабу.

— Он ужасно стеснялся своего недостатка и много работал над собой с присущим ему упорством. В конце концов, Лю поборол изъян и уже не квакал невпопад. Вплоть до несчастливого дня, когда напали пираты. — Повар забылся, и миска едва не соскользнула с его коленей.

— Впрочем, не будем забегать вперёд. Лю Кванг устроил магазин и склады в обувных коробках. Он нанял крабов, которые откапывали вещи из песка. Частенько люди теряют ценное на пляже, и кое-что выбрасывает шторм. Обычно крабы успевали к добыче первыми. И могли за себя постоять, если возникал спор.

Подкопив денег, Лю Кванг начинал новые проекты. Например, спа-отель на родном болоте. Он приглашал туда состоятельных мышей из города, убеждая их, будто бы там грязь лечебная.

Повар выразительно махал лапой, объясняя Мауи такие вещи, о которых тот и понятия не имел.

— Счастливый случай помог нам познакомиться. Однажды на базаре он подошёл к лотку, чтобы купить сушёных кузнечиков. Продавец обсчитал его, а я увидел и сказал господину Лю. Конечно, продавец тут же стал кричать на меня, словно это я мошенник. А господин Лю так треснул его палкой по лбу, что у негодяя пропало всё желание продолжать.

Сухарто замолк, обнаружив, что Мауи смотрит на него с раскрытым ртом. Юному мышаку до смерти хотелось узнать о жизни в дальних странах.

— В ту пору я был очень беден, — стыдливо сказал Сухарто. — Едва смог наскрести грошей на кузнечиков. Во Вьетнаме сушёные кузнечики — это самая дешёвая еда. Мои беды кончились в тот счастливый час, когда я познакомился с господином Лю. Мы отошли, он взял меня за лапу и сказал, что я очень хорошо считаю и могу быть ему полезен. А потом спросил, не желаю ли пойти к нему в услужение. Конечно, я согласился.

Он улыбнулся, вспоминая едва ли не единственную удачу в своей жизни.

— Проект спа-отеля лопнул с треском, как только выяснилось, что далеко не все мыши-толстосумы добираются от города до отеля. Кто-то пустил слушок, будто мы грабим постояльцев, убиваем и бросаем трупы в воду. Потом полиция выяснила правду.

Оказывается, речные змеи пронюхали о новом заведении и уже поджидали лодки с нашими гостями. Ума не приложу, кто им рассказал?

Когда история всплыла в газетах, никто больше не хотел ехать в отель, и наше заведение понемногу захирело. На местных ничего не заработаешь. Они могут и забесплатно искупаться в грязи.

— Как же вы оказались в море на корабле? — нетерпеливо спросил Мауи.

— Сейчас-сейчас, я уже подхожу к этому, — успокоил его Сухарто. — Господину Лю Квангу пришлось продать отель за бесценок, однако он не унывал. На вырученные деньги он купил вот эту шебеку и переименовал в «Хотэй», надеясь, что новое имя принесёт удачу и процветание. На самом деле, это очень старый корабль. Его построили давно, во время Второй Индокитайской войны[12], чтобы возить контрабанду. Тебе бы «Хотэй» понравился. Он быстроходен, чтобы спасаться бегством, если заметят, и трюм у него вместительный — туда влезает много запрещённых товаров.

— Какой войны? — не понял Мауи.

— Было время, когда большие армии людей сражались друг с другом. Им требовалось много припасов, часть из которых попадала в наши лапы. На войне наживались все, не исключая наших правителей. Они хотели обложить нас налогами, а мы возили товары тайком, контрабандой[13]. Понимаешь?

Мауи охотно кивнул, хотя не всё понял. Мир оказался слишком большим для самого первого путешествия.

— Итак, господин Лю Кванг отремонтировал шебеку, нагрузил её товарами и стал плавать из Сайгона на ближайшие острова. У него было много конкурентов, и он быстро смекнул, что больших денег тут не заработаешь. Тогда он поплыл дальше — в Сингапур, на Тайвань, на Борнео, и прибыль превзошла самые смелые надежды. А ещё Лю Кванг требовал, чтобы я был при нём. Только мне он полностью доверял. Что оставалось делать? — Сухарто развёл лапами. — Разве можно отказать своему благодетелю? А ведь я не люблю морские путешествия.

— Потом у господина Лю возник смелый план, — продолжил повар. — Он решил отправиться дальше, на восток от Филиппин. Другие купцы рассказали ему, будто там много небольших островов. И будто тамошние мыши выращивают жемчуг в мангровых зарослях и не знают ему цены. Меняют пустяковые безделушки на гору жемчужин!

Крыс осёкся, сообразив, что ляпнул лишнего. Видя его смущение, Мауи усмехнулся:

— Да, мои сородичи на Тараваи добывают жемчуг на морском дне. И мы не так глупы — мы знаем ему цену. Он сполна оплачен жизнями ныряльщиков.

Сухарто смутился и затих, доедая уже остывший суп. Он поставил тарелку на пол и облизал ложку.

— Торговля с островными государствами принесла Лю Квангу баснословный доход. Я знаю наверняка, ведь всюду следовал за ним. Понемногу господин изучал вас, островитян, и приспосабливался. Например, он купил китайскую одежду, дабы походить на ваших давних торговых партнёров. Лю верно рассудил, что мыши с островов не различают китайца и вьетнамца, а смотрят разве что на одежду и внешний вид. В то наше последнее плавание господин Лю был одет в китайский халат с драконами и квадратную шапочку, какие носят чиновники-мандарины. Я это точно помню, — снова вздохнул Сухарто. — Наш господин имел большие планы насчёт торговли с атоллом Матубару. Если бы он заработал репутацию честного торговца, то получил бы привилегию открыть лавку в Коралловом городе. Однако его планам не суждено было сбыться.

Мауи подобрался, предчувствуя развязку.

— Мы бросили якорь у тропического острова, чтобы размять лапы после долгого плавания. Господин Лю отправился на озеро. Уж больно любил он плескаться в пресной воде. Неожиданно появились две лодки. Пираты быстро захватили «Хотэй», а их подельники взяли нас. Бежать и сопротивляться не имело смысла.

Пираты выловили Лю Кванга из озера, пополнили запасы пресной воды и перевезли всех на корабль. Я хотел бы сказать «наш», только он был уже не наш. Пока шебека следовала на их базу, пираты обыскали судно, пересчитали товар и отобрали у нас всё ценное.

Затем они стали нас бить и пытать, выведывая, у кого есть богатые родственники. Выяснилось, что никто из матросов не имел за душой ничего, что бы не поместилось в рундучок.

Бандиты хотели получить побольше от Лю Кванга, а тот объяснил им, что все его деньги вложены в судно, команду и товары. Бедняга! От волнения он даже перестал контролировать свою речь. Его горловой мешок раздулся, и господин начал квакать через слово. Даже своё имя произнёс как «Лю Ква-ква-кванг». Затруднение позабавило и разозлило пиратов. Они намеревались отрезать ему этот мешок и сделать из него флягу, но в итоге просто избили.

Сухарто молчал так долго, что Мауи решился побеспокоить его.

— Что же было дальше?

— Поняв, что больше с нас взять нечего, пираты построили всех в очередь и принялись бросать за борт, — севшим голосом сказал Сухарто. — Гунтур, Тайпен и другие участвовали в расправе. Подводили очередного бедолагу и отправляли на корм рыбам. Кто-то тонул сразу, а кто-то старался плыть.

На его глазах выступили слёзы.

— И вот пришёл мой черёд. Знал бы ты, как страшно мне стало! Они подвели меня к борту…

— Как ты спасся?! — воскликнул Мауи.

— Закричал во всё горло: «Я не хочу умирать! Я буду, я буду служить вам! Возьмите меня в отряд!»

— И они согласились?!

— Да. Только сначала пираты заставили меня… казнить моих друзей, — закончил Сухарто едва слышным голосом. — Понимаешь, их бы всё равно убили, а я выжил. Понимаешь? — он с тоской посмотрел на Мауи, а тот таращился на него круглыми от изумления и ужаса глазами.

— И первым я убил моего благодетеля, доброго господина Лю Кванга. Когда его бросили в воду, он поплыл — жабы не тонут. Мне принесли лук и заставили стрелять, пока Лю не пошёл на дно, оставив на поверхности пятно крови и свою квадратную шапочку.

Сухарто горько усмехнулся:

— Вот ты, наверное, думаешь, какое чудовище сидит перед тобой. И ты прав, конечно. Среди домочадцев, в уюте родного гнезда, мы все хорошие и добропорядочные граждане. Всё меняется, когда ты стоишь в шаге от неминуемой смерти. Я не герой, а простой счетовод.

В общем, кончив расправу, я повязал себя кровью с бандитами. Они определили меня на камбуз. С тех пор я с ними участвую в разбое и получаю свою долю добычи, век бы её не видать!

В трюме послышались чьи-то шаги, и знакомый голос рявкнул:

— Сухарто! Да чтоб тебя забрали морские дьяволы! Долго ли капитан будет ждать свой обед?! Или ты хочешь, чтобы он сам за ним явился?!

Повар забеспокоился, завертелся, но ничего сделать не успел. За его спиной возникла фигура в синем мундире.

— Ты что тут устроил?! — заорал Тайпен. — Почему ты рассиживаешься с пленным, пока братва голодает? Мы всё ждём, когда ты подашь свою вонючую похлёбку!

— Не твоё дело, — пробубнил Сухарто, опустив голову. Он встал, протиснулся мимо Тайпена, и пошёл на кухню.

Дезертир зыркнул на Мауи и ухмыльнулся.

— Эге, да ты, похоже, излил душу этому дикарю! — Тайпен загоготал. — Думаешь упасть ему на грудь, чтобы он пожалел тебя? Отличная идея! Давай, расскажи, как упирались твои товарищи, когда ты своими же лапами толкал их за борт! Как они просили пощады, вспоминали вашу дружбу! И как ты был глух к мольбам!

— Ах ты гад! — взвился Сухарто. — Хочешь сказать, я ничего про тебя не знаю?! Ты, предатель, зарезал офицера и своего командира из-за чего? Из-за карточного долга! Подлец! Убийца!

Выкрикнув что-то нечленораздельное, Тайпен налетел на Сухарто, да так встряхнул его, что чуть не порвал фартук. Две крысы сцепились, и не миновать бы крови, но в трюме появился дневальный матрос:

— Чёртово семя! Вы что тут устроили?! Скажу капитану, и он пропишет вам двадцать примиряющих ударов плетью. Посмотрим, как затрещат ваши шкуры да отвалятся хвосты!

Тяжело дыша и обжигая друг друга взглядами, полными ненависти, крысы разошлись по сторонам. Повар налил похлёбку и понёс капитану долгожданный обед. А Тайпен с угрозой в голосе сказал Мауи:

— Не вздумай вылезти наружу, кокосовое отребье! — и тут же хохотнул, точно вспомнив что-то смешное: — А везёт нам на рыбачков! Ловим вас пачками. Помню, недавно продали нескольких Мусорному Барону. За них щедро заплатили. Хоть они и меньше крыс, зато сильные и здоровые. Эти в Трюме протянут долго, пока не передохнут от сырости, голода и побоев. А нам-то что? Мы на те деньги пьянствовали неделю!

Увлечённый своими рассуждениями, дезертир не заметил, как округлились глаза Мауи и как тот задрожал.

— Постой! — крикнул мышак. — Вы схватили рыбаков с такими же рисунками, как у меня?!

— Разводы на мордах у них были — это точно, — кивнул Тайпен. — А больше ничего не помню. Какая разница?

С этими словами он захлопнул дверь перед носом Мауи, и все остальные вопросы застряли у того в горле. Неужели отца с соплеменниками захватила эта же банда?! Может ли быть такое, что их не убили, как друзей Сухарто, а продали какому-то Мусорному Барону в трюмные рабы? И кто такой этот Барон?

Мауи сел на пол, приводя в порядок мысли. Пока корабль не доберётся до цели, вряд ли удастся выяснить что-либо ещё. В мышином сердце искрой вспыхнула надежда, что папа жив и обязательно отыщется. А уж он, Мауи, постарается вызволить отца из плена и вернуть домой. Правда, для начала нужно вырваться из неволи самому.

«Больше никаких слёз!» — решил Мауи. Он заметил, что Сухарто, сцепившись с Тайпеном, совершенно позабыл про миску и ложку. Мышак спрятал ложку за пояс своей юбки и пнул миску подальше с глаз в тёмный угол.

И снова потянулись часы одиночества. От скуки мышак обследовал темницу и нашёл маленькую щель в корпусе судна у самого пола. Он лёг рядом с ней и смотрел на море.

Посвежело. Лёгкие облачка приняли оттенок папайи с красноватым отливом, а сердце защемила тоска по дому.

«Вот уже и вечер, — подумал Мауи. — Наверное, сейчас мама сидит на пёстром камне и гадает, доплыл ли я до Тараваи. Или к ней зашёл Момо и прожужжал уши о моих проводах».

Он усмехнулся: дядя может до смерти заболтать даже морскую губку. Хотя как раз это и нужно матери, оставшейся без сына и мужа.

Мышак неловко повернулся, и в живот ему ткнулось что-то твёрдое.

— Как же я мог забыть про ложку! — воскликнул он и тут же зажал рот лапами, испугавшись, как бы его не услыхали пираты.

За дверью было тихо — видимо, все заняты на палубе. Тогда Мауи сел в уголок и принялся точить ложку о суповую миску. Свет, сочившийся через щели, угас. Стемнело.

В кубрике послышался шум, настороживший Мауи. Не за ним ли явились пираты? Мышак нашёл маленькую дырочку в двери и прильнул к ней.

В трюм пришли матросы, окончив вахту. Переругиваясь и толкаясь в тесноте, они стали разворачивать гамаки. И вокруг одного из них — совсем маленького хомячка с рыже-кремовой шерстью — разгорелся скандал. Верховодил всеми Тайпен. Похоже, склочный негодяй нашёл, за что придраться к рыжему малышу.

— Эй, Шульц! — крикнул он. — Кажется, ты собрался на боковую, якорь тебе в глотку! А не рано ли? Ведь это из-за тебя мы сейчас болтаемся по морям, а не веселимся в «Безногом крабе»[14]!

— Позвольте, в чём же я виноват?! — удивился хомячишко. Он сжался от страха, когда пираты обступили его.

— А кто неверно проложил курс?! — не унимался Тайпен.

— С тех пор, как ты погнул секстант[15], я не могу точно определить наши координаты, — оправдывался Шульц. — Я пробовал учитывать погрешность в несколько угловых минут. Не помогло, потому что ты, Тайпен, не только погнул прибор, но и потоптался на нём. Теперь секстант ни на что не годен.

Навигатор сказал правду и тотчас поплатился, потому что крыс набросился на него и стал шлепать ладонями по ушам и по голове. Вроде бы не больно, но обидно.

— Ты ещё поумничай! Поговори мне тут! — кричал Тайпен. — Я тебя на куски порежу и отправлю твоей невесте в Баварию посылкой через Сингапур. До востребования! — он захохотал.

А Шульц почёл за лучшее сбежать из кубрика подальше от драчливого крыса.

— Иди-иди! — кричал Тайпен ему вслед. — Стой хоть всю ночь напролёт, но определи, где мы сейчас и куда нам плыть!

Мауи отошёл от двери, сел на пол и обхватил голову лапами.

«Как сильно они ненавидят друг друга. Почему? Ведь это одна команда. Все вместе либо доплывут до цели, либо погибнут в море!»

Порядки на пиратском корабле были самые дрянные. Так непохоже на Араутаку! Хоть мыши порой ссорились, до настоящих драк доходило редко. Злоба к сородичам порицалась. А уважению учили с детства по сказкам и народным преданиям. Если кто-то преступал закон, то селяне избирали судей из самых уважаемых мышей, и те назначали наказание.

Понемногу кубрик затихал. Погасли все светильники, кроме одного на крючке у лестницы. Вскоре Мауи услышал густой храп, вырывающийся из крысиных глоток, подобно львиному рыку. Пираты спали, кто-то бормотал во сне, поскрипывал корпус, в щели тянуло солёным запахом воды.

Мышак решил, что пираты крепко спят, а их храп заглушит любой звук, если даже запеть. Потому он снова принялся острить заточку. Вдруг что-то сильно бухнуло в дверь. От неожиданности пленник аж подскочил и выронил ложку.

— Эй ты, там! — раздался окрик Тайпена. — Кончай скрестись! Дверь крепкая, и даже если сточишь об неё все зубы, то ни за что не откроешь! Тихо! Больше сапог бросать не буду — приду лично и отрежу хвост!

Поразительно, насколько чуткий слух у бандита. Делать было нечего, и мышак стал укладываться спать, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Ему долго не удавалось найти удобную позу на жёстких досках. В каморке не нашлось плетёного коврика, которые мыши так любят класть на пол и вешать на стены в своих домах. Наконец Мауи свернулся клубочком, пригрелся в шерсти и засопел.

Рано утром его разбудил звук отпираемой двери. Снова появился повар и протянул ему сухарь и кружку воды. Мауи поблагодарил крыса, начал есть и внезапно понял, что Сухарто пристально смотрит на перевёрнутую миску посреди каморки.

«Ой! — Мауи едва не подавился. — Я совершенно забыл её спрятать!»

На жестяном боку густо блестели царапины от заточки. Только полный дурак не понял бы очевидного. А Сухарто дураком не был. Он поднял тарелку, повертел в лапах и сказал:

— Совсем испортилась. При удобном случае выброшу её за борт.

И ушёл, прихватив с собой посуду.

Скоро дверь снова открылась. Явился незнакомый пират. Он велел Мауи опорожнить за борт ведро, послужившее пленному ночным горшком. А потом мышаку пришлось выливать остальные вёдра, что поджидали его в кубрике, и чистить их пучком травы, морщась от тухлого запаха крысиного помёта.

В это время на палубе разыгралась драма. Несчастного навигатора Шульца обступили пираты во главе с Гунтуром и Тайпеном. Заикаясь от страха, хомячок оправдывался:

— Я был совершенно уверен, что взял правильную поправку. А Остров! Остров постоянно движется. Он совсем не там, где был сутки назад. Направление и скорость его движения — военная тайна. Как прикажете работать? Нам же не сообщают! Да войдите в моё положение, наконец! — пискнул он в отчаянии.

Хоть он говорил честно и был по-своему прав, пираты разозлились ещё сильнее. И быть ему выброшенным за борт, если бы марсовый[16] матрос не закричал с вышины:

— Птицы! Вижу птиц слева по борту!

Гунтур оттолкнул Шульца, прошёл на левый борт и вперился в морскую даль. По его приказу рулевой сменил курс.

Через некоторое время Мауи увидел вдали тёмную массу, мало похожую на привычную полоску земли. Корабль шёл к ней на всех парусах, и скоро мышак убедился, что это совсем не атолл Матубару. Из моря вырастала куча мусора невероятных размеров, закрывавшая горизонт. Над ней носились птицы. Они непрерывно галдели, падали вниз и подхватывали что-то, а затем взмывали в небо.

Воздух наполнился прелью и тухлятиной. Чем ближе к острову подходил корабль, тем страшнее воняло. Вонь забиралась в шерсть и проникала даже сквозь пальцы, которыми Мауи зажал чувствительный мышиный нос. «Если я ступлю на сушу, то пропитаюсь зловонием и никогда не смогу отмыться», — в отчаянии подумал он.

Пока Мауи стоял, прикрыв слезящиеся глаза и сдерживая тошноту, к нему тихо подошёл Тайпен и сказал с привычной издёвкой:

— Неужели аромат нашей родины режет нежные глазки, рыбачок? Хе-хе! Ничего, привыкнешь, обживёшься. Полюбишь эту юдоль скорби и отчаяния для таких, как ты.

Стена прессованного мусора поднялась перед шебекой на недосягаемую высоту. В горе имелся проход, обозначенный исполинскими шинами от карьерного самосвала. Они стерегли вход в бухту.

— Впечатляет, да? — Тайпен упивался своей властью над пленником. — Вот она — зримая мощь нашей цивилизации! Куда вам до нас, жалкие дикари! Вы, поди, не встречали ничего сложнее банана?

Корабль шёл внутри просторного ущелья между мусорных кряжей, где перемигивались стеклянные бутылки и донышки консервных банок.

Позади остались голубые волны и окна в глубину. А тут вода как трупная жижа: в ней плавали пластиковые пакеты, гнилые водоросли и разбухшие плюшевые игрушки. Шебека бодро протолкалась среди всякой дряни и вышла в широкую бухту, окружённую мусорными валами со всех сторон. Здесь, в удобной гавани, «Мару» бросил якорь.

Глава четвёртая. Прибытие на Мусорный Остров

Гунтур отдал команду, и матросы забегали, убирая паруса и приготовляя крепкие канаты с петлями на концах. В суете про Мауи забыли. Он с любопытством разглядывал место, куда занесла его судьба.

В порту были причалы из камней и прессованного мусора. Их покрывали куски пластика, нарезанные из разных упаковок. Это придавало причалам пёстрый, аляповатый вид.

К шебеке резво бежали крысы в грязном тряпье. А за ними трусил зверь, какого Мауи никогда не видывал. Он походил на крысу, но был раза в два крупнее. На заросшей рыжим мехом морде едва просвечивали чёрные блестящие глаза. А мощные резцы, выступавшие из-под верхней губы, внушали Мауи трепет. Похоже, крупный зверь был тут за главного.

Мауи не ошибся — бригадой портовых рабочих руководила нутрия по имени Августа. Её история примечательна и стоит подробного рассказа.

Когда-то Августа жила на вилле американского дипломата в Сиднее[17] и была любимицей его дочери. Хотя нутрия имела всё, чего можно хо