Известная всем вам жена Фичетто

божится: ейный дед не будет врать;

раз к ночи в полудрёме на кровать

едва прилёг — вздыхает кто-то где-то.

     Затихло. Пóднял голову — опять.

Грудь полную набрал, персты воздеты:

«Дух добрый или злой, на этом свете —

что хочешь, Бога ради, ты сыскать?»

     Дух шепчет: «Aббатисой я служила,

здесь тыщу лет назад был дормиторий,

зад корнишот пронзил мне, аки шило.

     Дай скудо, не скупись, Отцу Либорьо,

заклятье снимет он нечистой силы,

покину я постылый Пургаторий…»

     Tu cconoschi la mojje de Fichetto:

bbè, llei ggiura e spergiura ch’er zu’ nonno,

stanno una notte tra la vejj’e ’r sonno,

se sentí ffà un zospiro accapalletto.

     Arzò la testa, e nne sentí un siconno.

Allora lui cor fiato ch’ebbe in petto

strillò: «Spirito bbono o mmaledetto,

di’ da parte de Ddio, che ccerchi ar Monno?».

     Disce: «Io mill’anni addietro era Bbadessa,

e in sto logo che stava er dormitorio

cor un cetrolo me sfonnai la fessa.

     Da’ un scudo ar piggionante, a ddon Libborio,

pe ffamme li sorcismi e ddì una messa,

si mme vôi libberà ddar purgatorio…».

1832

     Проходит с месяц — помните тот случай?

Вручив, для Духа, падре два квартино,

под Пасху дед затеял, дурачина,

снять паутину, коль сгустились тучи.

     «Эге, щель в потолке? Ох, потрох сучий, —

дотумкал дед, — я старая дубина,

бьюсь об заклад, монетою единой

не кончится, мой скудо — друга ждучи».

     Две ночи вздохов ждал… из тьмы веков

Дух Аббатисы ветром занесло

и вздох об отпущении грехов.

     «Отец Либорьо, пóлно гнать фуфло, —

кричит, — на мессе завтра часослов

читай бесплатно, с крыши потекло».

     Un mese, o ppoco ppiú, ddoppo er guadagno

de la piastra, che ffesce er zanto prete,

venne pasqua, e ’r gabbiano che ssapete

cominciò a llavorà de scacciaragno.

     «Ch’edè? Un buscio ar zolàro! Oh pprete cagno»,

fesce allora er babbeo che cconoscete:

«eccolo indove vanno le monete!

Và cche lo scudo mio scerca er compagno?».

     Doppo infatti du’ notte de respiro,

ecchete la Bbadessa de la muffa

a ddajje ggiú cor zolito sospiro.

     «Sor Don Libborio mio, bbasta una fuffa»,

strillò cquello; «e lle messe, pe sto ggiro,

si le volete dí, dditele auffa».

1832

     Наш Монсиньор, вооружён миссалом,

взяв два ковша воды святой, кропило,

морил сверчков, анафемскую силу,

закляв — не есть зерно букашкам малым.

     Чудное вето — тле не двигать жвалом —

селян, скажу, немало подивило;

хоть я не дока, знаю: встарь претило

проклятье всем апостольским началам.

     Сверчки, жуки, личинки, мотыльки —

всё Божья тварь, разнятся ото всех,

нас в том числе, одним — невелики.

     Как верить Монсиньору Кручифéро? —

клясть малых, проповедуя, что грех —

нам чертыхнуться, плюнув в Люцифера?

     Monziggnor nostro cor messale in mano

du’ schizzi d’acqua-santa e quattro strilli,

è annato fora a maledì li grilli

e a pproibbije de maggnasse er grano.

     Circ’a l’inibbizzione de lo spano

nun je se po’ impuggnà ssenza cavilli;

ma, ar mi’ poco giudizzio, er maledilli

nun me pare un’azzione da cristiano.

     Grilli, tiggnòle, bagarozzi e ruche

sò crature de Dio come che noi:

sola diverzità che ssò ppiù ciuche.

     Eh come dunque Monziggnor Crocifero

pò maledilli, e ppredicacce poi

ch’è inzin peccato a maledì Lucifero?

1834