Далия Трускиновская

Лихая звезда

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Далия Трускиновская, 2017

История про то, как город оккупировали банды вампиров, ведущие между собой кровавые, а как же иначе, разборки, и про то, как с бандами справился обычный шофер маршрутного такси. Хотя повесть Далии Трускиновской «Лихая звезда» населена всяческой нечистью, но ее герои вполне узнаваемы! А читать эту лихо закрученную историю очень увлекательно и забавно, хотя и жутко…

18+

ISBN 978-5-4485-1231-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Лихая звезда
2. Лихая Звезда
3. Троянский кот
4. Богадельня строгого режима
5. Зеленый меч

Лихая Звезда

Последний задремавший пассажир был разбужен и выставлен уже на кольце. Там стояли четыре машины — все желтые и размалеванные рекламой. Шофера курили под фонарем — ждали, пока подъедет Арчи.

— Ты когда завтра на маршрут выходишь? — спросил Антон Серегу. — Если я в семь тридцать, а Сашка — в семь сорок три, то следующий — Рома, а ему с утра к врачу, кровь сдавать натощак. И получается, что в восемь ноль пять выходить некому, вот, смотри…

Он показал нарочно прихваченное расписание в целлофановом кармашке, где пометил свой собственный график зеленым фломастером, аккуратными кружочками.

Антон очень любил не просто порядок соблюсти, а красиво его соблюсти. У него и в машине все было по уму — коробка с походным инструментом опрятная, чехол на сидении и занавеска, отделяющая от салона, подобраны по цвету. Толковый был мужик, что и говорить, притом без занудства, умеющий любое недоразумение с графиком уладить так, что все довольны.

— Тогда я могу выйти в восемь десять и потом на кольце подождать, — предложил Сашка. — Он же к половине девятого уже вернется?

— Залезайте, — позвал Арчи. Он в очередь с Петровичем развозил товарищей по домам — во втором часу ночи транспорт не ходит, а на такси денег не напасешься.

Желтая маршрутка, уже без номера, понеслась по ночным улицам. Арчи остановил ее у нужного подъезда. Это было совсем не вовремя — у шоферов как раз завязалась очень полезная беседа о ремонте правой двери, которую сволочи-пассажиры чуть ли не с корнем вырывают.

— Ну, пока, — сказал Антон и выскочил на тротуар.

Маршрутка унеслась.

Спать оставалось — всего-ничего, но зато следующий рабочий день был последним, а потом — двое суток совершенно свободны. Они были назначены для рыбалки — хорошей, полноценной рыбалки.

Шоферить на маршрутке Антону нравилось — публика садилась приличная, не склочная, с иными и разговор затевался приятный. И можно было по-всякому химичить с графиком, меняться, выгадывать несколько выходных подряд. Ему пришлась по душе эта арифметика; комбинируя, он ощущал себя асом, ловил кайф от причудливых, изысканных и точных решений.

Он, проводив взглядом маршрутку, уже предвкушал поздний ужин — большой бутерброд с сервелатом, кружку горячего чая с вареньем. И — спать, спать, спать! Антон, к счастью, умел засыпать сразу, только ткнувшись носом в подушку. Чего не досыпал ночью — добирал на работе, когда выходили получасовые паузы.

Подъезд был с кодовым замком. Антон нажал первую кнопку и услышал топот. Какой-то дядька, выскочив из-за угла, несся к нему с хорошей спортивной скоростью.

Понимая, что дядька бежит по каким-то своим неотложным делам и обращать на него внимание не надо, Антон нажал две следующие кнопки и толкнул дверь. В этот самый миг дядька, поравнявшись с ним, толкнул его в дверной проем и сам прыгнул следом.

Дверь захлопнулась.

Антон был крепкого сложения и духом не слаб. В молодости немало дрался; убедился, что побеждать страх и терпеть боль может не хуже любого иного сильного мужика, и угомонился, тем более, что приспела пора жениться. Брак не заладился, жена заболела манией величия — бизнесмена ей подавай! И ушла-таки к бизнесмену — этот Асаф держал на соседнем базаре прилавки с зеленью и орехами. Антон остался один, но знал, что это — ненадолго, вокруг вертелись свои же, таксопарковские дамы.

Так что он повернулся к странному дядьке с намерением разобраться и заранее сжал кулаки.

— Тоха, — сказал запыхавшийся незнакомец. — Не узнал? Да я же это!..

В дверь забарабанили.

— Кто — ты?

— Да Миха же… узнал? Нет?

— Миха? Васильев?

— Ну?!.

— Миха! Ох ты… А я думал, ты в Грецию слинял, что-то такое говорили…

Антон распахнул бывшему однокласснику объятия, но тот отстранился.

— Потом, потом. Пошли к тебе.

— Кто это тебя гонял?

— Да так, одни… Я у тебя до рассвета посижу. Ты во сколько встаешь?

— Рано. За мной в без четверти семь заезжают. Так что извини — я сразу спать лягу.

— И хорошо. Я уходить буду — дверь захлопну.

— Уходить?

— Да, где-то в шесть.

Те, что барабанили, образумились и пропали.

— Идем, — сказал Антон.

Миха явно был сильно напуган — попросил свет на кухне не зажигать, чтобы с улицы не засекли окно. Чай пили наощупь. Антон рассказывал о работе, об однокласснице Танюхе, которую вез как-то через весь город, так что вдоволь с ней наговорился. Миха как-то больше отмалчивался. Сказал, что работал в охранной фирме, там случились непонятки, часть охранников попросили уйти; потом работал телохранителем у какого-то банковского клерка, страдавшего, наверно, манией преследования. Но от кого и почему удирал — не признавался. Потом же и вовсе выдал:

— Тох, у тебя спальня изнутри запирается?

— Нет, а че?

— Плохо. Ну, ты что-нибудь придумай. Стулья, что ли, перед дверью поставь… или вот! Тахту подтащи. Пусть тахта дверь держит.

— Это еще зачем?

— Надо.

— Думаешь, эти твои вломятся? Так нам тогда лучше вдвоем в спальне лечь. И забаррикадироваться.

— Нет, в спальне будешь ты один. Не спорь. Так умнее.

— Блин, ты в своем уме, Миха? Ночью тахту к дверям тащить, потом от дверей!

— Сделай, как я сказал. Так надо, понимаешь, надо! Так — надо! И вот что…

Миха снял с шеи шнурок, на шнурке висела черная флешка.

— Вот это возьми, спрячь. Если я… если, ну, ты понял… В общем, никому не отдавай. И сам туда не заглядывай. Уничтожь.

— Да ты в ЦРУ, что ли, завербовался?

— Хуже. Ну, иди, ложись. Только дверь завали чем-нибудь. А я — тут, на диване. В шесть, если все будет хорошо, уйду.

— И меня разбудишь?

— Ну, разбужу.

— И мне в шесть утра баррикаду разбирать?

Антон уже начал сердиться.

— Слушай, так надо, — Миха был неумолим. — Я в шесть уйду, и ты меня никогда больше не увидишь. Не могу я тебе ничего объяснить, понимаешь? И давай ложиться, а то ты вообще не уснешь. Оно тебе надо?

Словом, уговорил.

Антон подтащил тахту к двери, открывавшейся в спальню, загородил проем и уложил на ту тахту девяносто восемь кило веса. Будильник он поставил на без пяти шесть.

В это время в спальне еще было темней, чем у негра в желудке. Проснувшись от гнусного писка, Антон зажег свет и оттащил тахту. Потом он распахнул дверь.

Миха уже встал с дивана, зажег на кухне свет, чтобы вскипятить воду для кофе, и как раз стоял лицом к этой самой двери. Тут-то Антон и увидел наконец его лицо.

Оно раздалось вширь, поросло страшным черным волосом. И ноздри разъехались, и углы рта. Губы у Михи сделались лилово-красные, будто намазюканные помадой. Из-под верхней наползали на нижнюю два желтоватых клыка.

Антон не мог бы объяснить, как у него в руке оказалась табуретка. Вроде стояла у самого шкафа — и сама в руку прыгнула, что ли? Он замахнулся и застыл, готовый сию секунду треснуть Миху по голове.

— Ну вот, — сказал тот. — Теперь ты знаешь. Дурак я… надо было сразу уходить, а теперь…

— Эт-то что т-т-такое?.. — спросил Антон.

— Влип я, Тоха. Я, честное слово, не хотел, чтобы ты знал! И дверь тебе велел закрыть… ну, мы же за одной партой сидели…

— А если бы я не задвинул дверь тахтой?

— Ох, не спрашивай… Когда накатит — ничего не соображаешь, а я третий день в дороге… нельзя было, понимаешь, я держался. Если бы увидел тебя спящего — мог и не сдержаться. Ты прости.

— Уходи, Миха, — сказал Антон. — Уходи, Бога ради. А то и я не сдержусь.

— Да бей хоть кувалдой. У меня теперь череп в пять сантиметров толщиной, наверно. Только если разозлишь — плохо будет. Мы ведь действительно теряем соображение. Опомнишься — пасть в крови, у ног покойник… Спасибо тебе за все — и кинь мне флешку. И пойду я.

— Как же ты? — не решаясь опустить руку с табуреткой, спросил Антон. — Как ты живешь с этим?

— А знаешь, неплохо живу. Раньше у меня перспективы не было — ну, охранник и охранник, на старости лет в сторожа бы пошел. А теперь у меня перспектива, если не буду клювом щелкать. Я уже себя зарекомендовал. Справлюсь с заданием — пойду на повышение.

Это звучало сильно загадочно.

— Ты иди, Миха, а флешку я тебе в окно кину. На тебя смотреть страшно.

— Ты меня больше не увидишь. А что помог — погоди…

Миха полез в карман, достал какой-то кожаный мешочек, высыпал на стол монеты, отделил две, остальное припрятал.

— Это золото. У нас между собой расчеты только золотом. Мы в расчете?

— В расчете, — ответил Антон, не сводя глаз с Михиной физиономии. Насчет пяти сантиметров вампир, наверно, приврал, но все равно — поди разбери, что там под торчащей волосней.

— Ты не обижайся. Ну, удачи!

С тем Миха и вышел из квартиры.

Антон приоткрыл окно и бросил ему флешку. Флешка была ловко поймана в кулак, шнурок накинут на шею. Теперь можно было прилечь еще на час.

Заснуть Антону удалось без четверти семь. А без пяти, разбуженный звонком, он чувствовал себя снятым с виселицы висельником — ноги подгибаются, глаза не открываются, руки не слушаются, тело куда-то влачится помимо рассудка. Хорошенькое начало рабочего дня…

На автозаправке он влил в себя чуть ли не поллитра крепкого черного кофе. Тогда только малость пришел в чувство.

В половине второго ночи, оказавшись дома, он отключил телефон и завалился спать с намерением проснуться ближе к обеду. Ни о какой рыбалке речи уже не было — рыбалка требует умиротворенно-созерцательного настроения, чтобы побудка ни свет ни заря — и та была в радость. Антону же казалось, что обрадовать может лишь одно — двенадцать часов полноценного сна.

Поскольку он был мужик хозяйственный, то мог не выходить из дому в выходной — продуктов в холодильнике хватило бы на несколько дней. Так что в первый он просто спал, ел и смотрел боевики. На следующий день вздумал заняться хозяйством — накопилось всяких прорех. А вот к вечеру решил все же прогуляться до «Финетты». Это было занятное местечко с живым нефильтрованным пивом, куда заглядывали хорошие знакомые — дядя Леша из мебельного магазина, Толик из поликлиники, Тищенко из пиццерии. Там и женщины появлялись — любительницы пива, но не поодиночке, а с подружками. Кое с кем можно было договориться и продолжить общение в иной обстановке — с Верочкой, скажем, которая уже года три была Антону доброй приятельницей, или с Ксаной.

— Тох, не оборачивайся, — прошептал дядя Леша, когда они уже с четверть часа просидели у стойки. — Тебя пасут…

Антон аж подскочил на круглом высоком табурете.

— Кто?!

— Тихо. Две классные телочки. Я их тут еще не встречал. Прямо затылок тебе сверлят.

— Мне?!

— Ну, не мне же. На кой я телочкам сдался?

Дядя Леша напрашивался на комплимент: ну, ты еще о-го-го! В свои пятьдесят шесть он был крепким дядькой без малейших признаков лысины и даже почти без морщин — с годами лицо стало рельефнее, и только.

Антону было очень интересно — кто бы мог им заинтересоваться? Он встал и прошел в туалет — только для того, чтобы, возвращаясь, окинуть быстрым взглядом телочек.

Они впечатляли!

Одеты обе были почти одинаково, в облегающие черные костюмчики с коротенькими жакетами, в белые блузки с защипами на груди. Обе носили маленькие галстучки — этакое элегантное ретро. Прически у них тоже были стильные — у одной короткая стрижка с нарочно оставленной длинной прядью, выложенной надо лбом волной, а у другой каре совершенно геометрической формы, с острыми уголками, доходящими почти до рта. И губная помада у телочек — одинаковая, очень темная…

Таких — с безупречной кожей, с идеальным макияжем, с безукоризненным маникюром, — Антону доводилось видеть только на обложках толстых глянцевых журналов. Подружки, бегавшие в «Финетту», были куда как попроще. И он, как только что дядя Леша, задал себе разумный вопрос: «на кой я телочкам сдался?»

— Не звать же их к нам за стойку?.. — неуверенно спросил он дядю Лешу.

— Захотят — сами придут.

И точно — рядом с высоким табуретом Антона был один свободный, и телочка с длинной прядью вскоре на него взобралась. Антон ощутил головокружительный аромат — такой, что глаза сами закрываются, а губы, наоборот, приоткрываются.

В «Финетте» наливали главным образом пиво, хотя в витрине за спиной у бармена Кости стояла целая коллекция причудливых бутылок — виски, джин, бренди, коньяки всех стран и народов. Телочка изящным пальчиком указала на «Реми Мартен», потом отчеркнула коготком на фужере, сколько налить. Взяв фужер в нежную фарфоровую ручку, повернулась к Антону и посмотрела ему в глаза.

Что было дальше — он плохо помнил. Что-то буркнул дяде Леше, сполз с табурета, наугад достал из кошелька бумажки и, не считая, положил на стойку. Телочка пригубила коньяк — вот только губки у нее были сомкнуты, и хотя жидкости в фужере стало чуть меньше, было непонятно — всасывает она коньяк, что ли? Потом она, не размыкая губ, улыбнулась Антону, и он понял: все, пропал…

Такого с ним отродясь не бывало.

Когда он открывал дверь, чтобы пропустить телочку, она быстро к нему прижалась. Антона обожгло, он только не понял — жаром или холодом. Руки сами вцепились в телочкины плечи, и Антон чуть было не начал целовать свое подозрительное приобретение при всем честном народе. Да и красавица была не против, но рядом оказалась ее подруга, чьи черные сверкающие волосы облегали головку бесподобным каре. Подруга чуть ли не оттащила телочку и прошипела ка

...