Оглавление

ПАМЯТИ ВИКТОРА ШАДРИНА ПОСВЯЩАЕТСЯ

…«Бархатный сезон

В дымке сентября,

Он прошёл, как сон,

Растревожив зря…»

/Из песни М. Шуфутинского/

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любые совпадения случайны. Города Алустоса в Крыму нет, как и Кефы, и Акмесджита.

*

Осень не торопилась предъявлять свои права здесь, на юге, и сентябрь радовал приезжающих тёплой солнечной погодой. По-прежнему ласково пригревало солнце, море оставалось тёплым и тихим, а на улицах сладко пахло цветами и фруктами. Их ароматы перемешивались с аппетитными запахами южных лакомств из дверей кафе и ресторанчиков. Люди наслаждались «бархатным сезоном» и спешили получить от него максимум удовольствия.

Вероника Орлова стояла на балконе отеля «Морской», любуясь с третьего этажа пёстрой шумной набережной и таким же оживлённым городским пляжем.

Они приехали накануне, и Ника предвкушала прекрасные две недели на берегу южного моря.

Она перевела взгляд на гору, вздымающуюся на горизонте. Их здесь было много, они окружали город, защищая его от сильных ветров.

В Алустос Вероника и ее друг Виктор собрались еще летом, увидев в интернете рекламу отеля «Морской». «Отель имени меня, — развеселился Виктор, — интересно, что он из себя представляет!»

И небывалое дело — у вечно занятого Морского и погруженной в журналистские расследования Вероники как по мановению волшебной палочки выкроились полмесяца свободного времени. Веронике нужно было только дописать и отправить в редакцию последнюю главу подборки статей о законченном деле, а у Виктора прекрасно получалось вести дела Краснопехотского, где он был мэром, и свой бизнес по удалённой системе. «Все сейчас по дистанту, — говорил он, — примета времени. Вот только любовь по дистанту — понятие эфемерное!»

До последнего момента Ника не знала, едут ли они, дадут ли ей отпуск, сможет ли Витя оставить свой город так надолго. И уже гуглила, можно ли будет сдать путевки, если поездка отменится в последний момент, когда ей позвонили по домофону и раздался веселый голос Морского: «Выгляни в окошко, дам тебе горошка! Ну и дома у вас на «Парнасе», каждый как пол-Краснопехотского!

Морской стоял около машины напротив Никиного парадного. За его спиной переминались с ноги на ногу двое бодигардов, которым он не доверил ни огромный букет роз, ни коробку конфет такой же величины.

— А на кого ты оставил Масю? — спросила Вероника, забрав у Виктора букет, больше похожий на клумбу в Летнем саду.

— Тётя согласилась пожить в моем доме и присмотреть за ним, — отметил Морской. — Она уже научилась ладить с Масей.

Любимец Морского — четырехлетний манул Мася — жил в доме Виктора с младенчества. Четыре года назад, отдыхая в Саянах, бизнесмен нашел в парке возле своего коттеджа крошечного жалобно пищащего котенка и увез его с собой. Мася платил хозяину за спасение беззаветной преданностью.

На другой день Виктор и Ника уже сидели в купе спального вагона «Таврии» и поезд наматывал километры на юг.

— Люблю ездить по железной дороге, — признался Морской, — детство, конечно, но нравится смотреть в окно, слушать стук колес. Люблю читать книгу, лежа на полке, и чтобы стакан в подстаканнике позвякивал на столе… На машине или самолете — это не то. И к тому же, целых двое суток мы будем наедине, — улыбнулся он Веронике.

Его охранники занимали соседнее купе.

— Для тебя это дорожная романтика, а для меня — образ жизни, — ответила Вероника, отложив кроссворд и поудобнее поправила подушку. Всю страну уже исколесила, бывает, что в месяц двадцать дней провожу в вагонах. Чаще, правда, в плацкартных, на СВ я всю зарплату прокатаю. «Был курсант молодой, беззаботный, влюбленный, а теперь офицер — суховат он и строг. С ним всю жизнь кочевать по квартирам казенным, да в плацкартных вагонах железных дорог», — процитировала она Долматовского.

— Не знаю, какие сейчас плацкартные вагоны, — Виктор закинул руки за голову и вытянулся на своем диванчике, — но когда мы с семьей в них ездили в мои детские годы, это… Не хочу грубо выражаться, поэтому продолжать не буду.

Вероника познакомилась с Виктором Морским два с половиной года назад. Приехав в отпуск в Краснопехотское, откуда были родом ее родители, она оказалась в эпицентре загадочных и криминальных событий. Конечно же, остаться в стороне журналистка не пожелала. А потом, узнав о приезде петербургской специалистки по журналистским расследованиям, к ней обратился молодой бизнесмен, негласный хозяин области, собирающийся идти в политику. Он выставил свою кандидатуру на предстоящих выборах губернатора города, а развернувшиеся события бросали тень на его репутацию и могли подорвать рейтинг. Виктор хотел выяснить, кто и зачем пытается забросать его грязью и лишить поддержки электората. Он всячески поддерживал журналистку и однажды даже помог. Так начались их отношения.

*

Прошлой весной Ника, Виктор и их друзья, Наум, Лиля и Тася с дочерью, приехали на пасхальную неделю в идиллический городок Синеозерск. Через несколько дней на турбазе, куда они приехали на пикник, произошло убийство. Потом выяснилось, что в пасхальную ночь некая группа диверсантов готовит теракт…

«Нормальные люди на отдыхе по музеям ходят, — усмехался потом Наум, — в ресторанах местную кухню вкушают или на пляже пузо греют, а мы диверсантов по лесам да болотам гоняем!»

А всего три месяца назад Ника и Наум, расследуя дело об угрозе массового заражения в Выборге, увидели, что незатейливое на первый взгляд дело скрывает за собой сплошное переплетение загадок, тайн, и из решения является небезопасным. И снова им на помощь пришёл Виктор. «Мне уже начинает нравиться роль доктора Ватсона при тебе, моя дорогая мисс Холмс! — смеясь. сказал он Веронике, когда они уезжали из Выборга, — люблю детективные квесты в реальном режиме!»

Мост они пересекли ночью, а сразу после завтрака прибыли в Акмесджит. С грузовой платформы бережно сняли внедорожник Морского, а на стоянке уже ждала взятая напрокат машина для телохранителей Виктора.

Вид на море открылся такой, что у Вероники дух захватило от восторга. На юге все было так не похоже на строгую неброскую природу севера с ее спокойными тонами и сдержанной утонченностью.

Яркость, многоцветье, калейдоскопическая смена контрастов — всего здесь было «слишком». Пышная зелень, вздыбившиеся до неба горы, ярко-синее море, выцветшее от солнца небо, сладкие ароматы цветов и фруктов, изобилие южных лакомств в кафе, ресторанах, магазинах и придорожных рынках, архитектура — вперемешку блочные дома, дачные домики, мазаные хаты и восточный колорит. Стоило машинам остановиться, как наперебой начинали кричать зазывалы, заманивая гостей налитыми гроздьями винограда в плетеных корзинах, соблазнительно пошлепывая по бокам здоровенных арбузов и шершавым дыням, размахивали связками лука и сушеных грибов. Из автобусов, которых тоже было немало, выбегали туристы и, не торгуясь, хватали все подряд.

Значительную часть пути они ехали высоко над морем по «серпантину», и далеко внизу, в густой зелени проплывали города и поселки с незнакомыми уху северян названиями. Аудиогид неустанно бубнил, повествуя о том, что они проезжают; рассказывал местные легенды — о Диве, Монахе и Кошке, о кузнеце с Демерджи, о Медведь-горе и источнике молодости…

— Нам он пока не нужен, — сказал Виктор, — лучше не будем его искать, ладно?.. Я совершенно не умею обращаться с младенцами, — он прикоснулся губами к щеке Вероники.

— Конечно, лестно в 37 лет услышать, что я могу превратиться в младенца от одного глотка, — улыбнулась молодая женщина, — но я тоже подумала: лучше туда не ездить. А то мне потом придется менять тебе подгузники и купать в череде, а это так неромантично!

— А если бы мы оба превратились в младенцев, — рассмеялся Морской, — что бы мы делали? Как бы я управлял городом, не выпуская изо рта пустышку?

— Погремушкой бы из колыбельки грозил!

В Алустос они приехали ближе к вечеру. На узких улочках старого города пришлось сбавить скорость почти до пешеходной, чтобы лавировать между многочисленными машинами, электромобилями и туристическими автобусами. По тротуарам сновали ярко одетые отдыхающие. Неутомимо кричали зазывалы, приглашая в сувенирные лавки или на экскурсию. Многочисленные таблички с указателями заманчиво повествовали о музеях и достопримечательностях городка; о парках и увеселительных заведениях.

— Красивый вид из парка, — выйдя из машины, Виктор посмотрел на зеленеющее высоко на горе имение знаменитого местного мариниста советской поры Степнова-Морского. — Если бы я каждый день гулял там по аллеям, любуясь морем и горами с высоты птичьего полета, я бы тоже, наверное, стал писателем…

— Не продается, — предупредила его Вероника, — музей — общественное достояние.

— Знаю-знаю, не такой уж я тупой «новый русский». Но помечтать-то можно?

— Что с тобой? — Ника изучала буклеты в экскурсионной лавке. — Ты давно стал мечтателем?

— Я в отпуске, и могу себе позволить расслабиться.

— Ясно, а я уже начала бояться, что тебя подменили.

— Пещеры, квадротур, парк тигров и львов, — заглянул ей через плечо Виктор, — страусиная ферма, прогулка на яхте вдоль побережья… Берем все, — он достал портмоне. — А как насчет вертолетной экскурсии над городом? Согласна? Супер. Заверните, — купеческим тоном велел он обрадованной продавщице.

В отеле «Морской», стоящем в начале огромной многоцветной набережной, Виктор и Ника получили ключи от забронированного по интернету люкса на третьем этаже. Номер был с эркером, и его огромный балкон выходил как раз на набережную и море. Едва расположившись, молодые люди тут же поспешили на пляж — освежиться с дороги. Перед купанием Вероника предложила Виктору перекусить в ресторане «Лукоморье» около отеля. Ресторан был декорирован деревянной резьбой и фигурками сказочных героев. Виктор уже успел прикупить карту и путеводитель по городу в киоске «Союзпечати» и, пока они ждали свой заказ, отмечал интересующие его места в Алустосе.

…Пляж поразил их своей многокилометровой длиной. Возле крутых ступенек прилепились две крошечные расписные кабинки для переодевания. Обе оказались свободны.

— Прекрасно, можем сэкономить время и не толкаться опами, — улыбнулась девушка.

— Можно и не опами, — заговорщицки шепнул ей на ухо Морской и со смехом шарахнулся, получив кепкой по спине. — Эй! Что за невербальные коммуникации? Я бы и без них понял, что мое деловое предложение отклоняется!

В 34 года всемогущий Виктор Морской, некоронованный хозяин области по прозвищу Витька-Святоша, владелец преуспевающего холдинга и мэр Краснопехотского, выглядел как парень лет 20—25. Худощавый, быстрый, с туго стянутыми в «хвостик» темно-русыми волосами и лучистыми серыми глазами. Одевался он неформально, предпочитая удобство деловому стилю: джинсы, футболки или водолазки, кроссовки. Он был остер на язык и любил шутки и розыгрыши. Но тем, кто хоть немного знал Морского, и в голову не пришло бы не воспринимать его всерьез. С Витькой-Святошей шутки были плохи, и те, кто вывел его из себя, очень скоро горько об этом жалели. Веселый и внешне бесшабашный, Виктор мог быть и жестким, и решительным, и неумолимым. Круг людей, которых он впускал в свое личное пространство, был очень узок. Мало кто решался с ним пререкаться. В числе этих людей была Вероника. Но она никогда не злоупотребляла доверием Морского и его расположением и не искала себе привилегий на правах его подруги. Она ценила Виктора, как человека, с которым у нее установились взаимопонимание и доверие.

Журналистка из отдела расследований ежедневника «Невский телескоп» Вероника довольно долго считала, что не создана для близких отношений и что ей вполне достаточно для счастья любимой работы. За ней пытались ухаживать, но одних Вероника непреклонно отшивала, с другими переводила отношения в дружеские, а третьи сами отсеивались, видя твердый независимый характер девушки и понимая, что не впишутся в ее плотный график. Виктор стал исключением. Он принимал Веронику такой, какая она есть и правильно понимал ее.

После купания и ужина Вероника и Морской отдыхали. Сказывалась смена поясов — обоих ощутимо клонило в сон уже после вечерних новостей. Утром Виктор открыл скайп, чтобы провести совещание мэрии и решить деловые вопросы холдинга. Ника вышла на балкон, обдумывая завершение подборки, которую сегодня нужно отослать ответсеку.

Начинался прекрасный сентябрьский день, и Ника счастливо улыбнулась. Впереди целых две недели в этом чудесном краю! И они будут прекрасны…

*

— Что «послушай»? Что «послушай»?! Какой же ты урод!

Вероника вздрогнула и подняла голову. Голос доносился сверху, с четвертого этажа над ними.

— Да все это я уже слышала, — зло всхлипнула женщина, невидимая Веронике. — У тебя на всех есть время, только не на меня и на ребёнка. Со всеми ты — само обаяние, а со мной — м…к!

Вероника хотела уйти с балкона, но тут все тот же «хрустальный» голос плаксиво выдал крепкое ругательство, больше подходящее подвыпившему маргиналу, проводящему большую часть времени под забором.

— Другого ты не заслуживаешь, — хлюпнула носом соседка, — можешь не приезжать! Я не хочу тебя больше видеть. И ребёнка ты больше не увидишь. Да, я сказала: больше ты ребёнка не увидишь!

«Что же такого страшного он натворил? — Вероника невольно встала на сторону мужа плаксивой матерщинницы. — Не купил ей лабутены как у Маши или спорткар как у Глаши? Не поехал к теще на блины, полки прибивать?» — Орлова терпеть не могла людей, выставляющих напоказ свои эмоции, готовых вот так рыдать, сморкаться, скандалить и материться там, где это видят и слышат другие люди. Она считала это распущенностью и слабостью характера.

Внезапно наверху стукнула балконная дверь, и бархатистый мужской голос со смешком сказал:

— Да ты сегодня в ударе, кисуля!

Хихиканье. Смешок. Звук долгого и жаркого поцелуя.

— Расстроился, идиот, — дама с четвертого этажа поразительно быстро успокоилась после «безутешных» рыданий по телефону, — пусть теперь повертится. Небось уже в «Картье» на Мойку несется. Еще и виноватым себя чувствует!

Снова раздался звук поцелуя.

— Он и правда идиот, — сказал мужчина. — Свою жену я бы за такое просто пришиб.

— А ты бы и не знал. Умная женщина умеет хранить свои маленькие тайны.

— Так я для тебя МАЛЕНЬКАЯ тайна? — в голосе мужчины прозвучал фривольный намек.

— Очень даже БОЛЬШАЯ, — захихикала дамочка с теми же развязными интонациями. — Ой, что ты делаешь? Не здесь же! С набережной могут увидеть…

— А нефиг на чужие балконы зырить, — запыхтел мужчина, — морем пусть любуются, горы пофоткают… Сама же говоришь: пошли они на…!

Вероника все-таки вернулась в номер.

— Я уже почти закончил, — сказал Виктор, — как погода?

— Летняя, — ответила Ника, — удивительно. У нас сентябрь — это уже осень, и «ветер вновь играет рваными цепями», как в песне.

Через пятнадцать минут Виктор захлопнул крышку лэптопа, и они быстро переоделись для поездки и вышли из номера.

В лифте с ними оказалась парочка — мужчина и женщина лет тридцати. Женщина — маленькая, вертлявая, хихикала над чем-то, обсуждаемым ранее. Улыбка у нее оказалась некрасивой. Большой рот, вздернутая губа. И, когда женщина улыбалась, обнажались ее влажные десны и непропорционально крупные, «лошадиные» зубы. Она походила на Джулию Робертс, только попроще. Но одета была дорого и модно — не хуже голливудской кинозвезды. И, несмотря на раннее утро, дама была обильно увешана украшениями, блистая ими, как новогодняя елка. Никакой дешевой бижутерии — только настоящие дорогие украшения. Золото, платина, камни. «Ого, — подумал Морской, знающий толк в ювелирных изделиях, — сколько же сотен тысяч она на себя навесила? Весь золотой запас надела, или в номере есть еще?» Потом он посмотрел на Веронику, у которой на шее висел только крестик на простом черном шнурке. «Подарю ей что-нибудь от Картье, Тиффани или Бушерон на Новый год. Ника этого достойна. Да эта пеструшка ей и в подметки не годится…»

— А так всегда, — сказала дама спутнику, — кто меня достает, тут же об этом жалеет. И кто меня бесит, тот возле меня больше не появляется. И эта горняшка чумазая у меня еще станцует!

Вероника мрачно посмотрела на нее. Радостное предвкушение расправы над не угодившей горничной было отвратительно, как и натянутое до отказа узкое личико соседки и выставленные напоказ бледные десны. И только когда все четверо вышли в вестибюль на первом этаже, Орлова сообразила, что именно этот голос услышала с соседского балкона этажом выше. Эта женщина сначала в чем-то слёзно укоряла мужа, а потом смеялась над ним с любовником, обзывая идиотом.

Ее спутник был похож на гостиничного жиголо из фильма «Плащ Казановы». Высокий мускулистый красавец с холеными черными кудрями нежно обнимал хихикающую любительницу пластических операций и украшений от «Картье» за талию; для этого ему приходилось порой неавантажно наклоняться вбок. Иногда его рука шаловливо прохаживалась по пятой точке партнерши. Дама, хихикая, пошлепывала его в ответ по тому же месту, продолжая сладострастно расписывать, как проучит горничную.

— Мы к ним приехали и платим деньги за отдых, — верещала она, — и за наши деньги они должны делать так, чтобы мы были довольны. Не те времена, когда на койку в ср… м курятнике очередь стояла и перед квартиросдатчиками приходилось заискивать. Сейчас рыночная экономика, законы бизнеса: хочешь зарабатывать — умей удовлетворять клиента. Не умеешь — кыш на помойку!

Морской, не удержавшись, обернулся и громко хмыкнул. Парочка остановилась.

— Над чем вы смеетесь? — со сладкой улыбочкой предвкушающей вкусный завтрак акулы спросила «зубастая» особа.

— Скажите, может, и мы посмеемся, — угрожающе нахмурился лощеный «жиголо».

В самых простых синих джинсах и белой футболке в рубчик Виктор выглядел не грозным хозяином немаленькой территории, а обычным парнишкой-отдыхающим. Распущенные волосы сделали его еще моложе. А значит, большеротой склочнице он показался удобной жертвой.

— Конечно, смешно, когда человек гордится победой над заведомо безответным противником или думает, что за деньги и ноги на стол может класть, — сказал Виктор. — А уж если при этом он сам из себя ничего особенного не представляет, то и подавно похож на нелепого индюшонка. Гордиться надо победой над превосходящими силами. А с горничными воевать… — он выразительно усмехнулся и покачал головой. — Чем же тут хвастаться?

— Все ясно, — поджала подкачанные губы соседка, — очередной мальчишка-«мажор», к каждой бочке затычка, у самого понты вместо мозгов, а туда же, рассуждает! Вам мама уже разрешает встречаться с девушками?

— М-да, со зрением у вас тоже дело плохо, — фыркнул Виктор и увлек Веронику к выходу. Вслед им донеслось ядовитое:

— Интересно, она хоть знает, что такое педикюр? И где только откопала свой прикид — на барахолке в ящике «Все вещи по сто рублей»? Тоже мне, приличный отель, пускают кого попало…

Ника остановилась, высвободила свою руку из-под локтя Морского и неспешно подошла к настороженно примолкшей даме.

— Не делайте поспешных выводов о том, чего не знаете, — сказала она, — меньше шансов остаться в дураках. Хорошего вам дня!

Они увидели у гостиницы белоснежный экскурсионный автобус и заспешили к нему. Группа желающих увидеть пещеры уже рассаживалась в салоне.

Дама, ощерив лошадиные зубы, плюнула вслед Нике и Виктору:

— Ну, я этой с…е еще устрою вырванные годы, пожалеет, что рот на меня открыла!

— Ладно тебе, — сказал парень, — подумаем лучше о деле.

— Подумаем. Но я этим двоим еще шило вставлю…

— Да, я бы этого малолетку тоже поучил, чтобы надолго не до смеха стало, — буркнул «жиголо». — Но давай уже потом. Сначала дело сделаем…

*

— Ника, зачем ты с ними еще о чем-то разговаривала? — спросил Морской, пропуская Веронику в салон первой. — Не стоит перед ними бисер метать.

— Не стоит, конечно, — Вероника села у окна. — Но уж очень неприятная особа, — молодая женщина рассказала Виктору о том, что слышала на балконе. — Хотелось слегка ее осадить.

Автобус уже закрыл дверь. Экскурсовод встала со своего места с микрофоном в руках. И тут водитель нажал на тормоз и впустил в салон еще одного припозднившегося экскурсанта, высокого представительного мужчину в белых джинсах и гавайской рубашке.

— Прошу прощения за опоздание, — сказал он, входя в салон и спешно пробираясь к своему месту, как раз перед Никой и Виктором, — каюсь, каюсь, что задержал. Вот утырки, — бормотнул он себе под нос, бегло взглянув на телефон и убрав его в нагрудный карман.

Вероника уловила сильный аромат парфюма «Ангел Шлессер Ориентал» и постучала соседа по плечу, просунув руку между креслами:

— Привет, Наум! А я и не знала, что ты тоже здесь.

— Я и сам еще позавчера этого не знал, — обернулся Наум Гершвин, — прилетел вчера вечером, — он поздоровался с Морским. — Ну как вам бархатный сезон в дымке сентября?

— Может, будем экскурсовода слушать, а не вас? — сварливо спросили откуда-то сзади.

— А разве экскурсовод уже о чем-то рассказывает? — не остался в долгу Виктор.

— Итак, вся группа в сборе, — снова взяла микрофон девушка-экскурсовод. — Теперь можно отправляться, — она сверилась со списком. — Доброго вам утра и отличного дня! Меня зовут Алина, я буду вашим гидом. Водителя зовут Алексеем, поприветствует его!

В салоне дружно зааплодировали.

— Сегодня мы посетим знаменитые Мраморные пещеры, — продолжала Алина, — экскурсия продлится…

Когда автобус разворачивался, выезжая с набережной, Вероника увидела за столиком летнего кафе над морем парочку, с которой они схлестнулись в вестибюле. Девица что-то говорила парню, наклонившись к нему почти вплотную через столик. На влюбленных, наслаждающихся обществом друг друга, они были меньше всего похожи. Даже не верилось, что всего полчаса назад они хихикали и обменивались ласками в лифте. Сейчас они больше напоминали деловых партнеров…

*

— Наум, а ты сюда на отдых или по работе? — спросила Ника на стоянке, когда они вышли покурить. Адвокат ответил не сразу.

— Как сказать… Возможно и то, и другое. Тут такое дело… Хммммм! — он пригладил свои тонкие щегольские черные усики. — Потом расскажу, в отеле. Горы-то какие! — Наум сделал селфи на фоне бело-зеленых склонов. — Интересно, что это за порода камня? Я впервые вижу абсолютно белые горы!

— Гугл в помощь, Наум Моисеевич, — к ним подошел Виктор и закурил «Трисурер».

Монотонно ныл какой-то ребёнок, жалуясь, что ему надоело, жарко, хочется спать, мороженого, мультиков, чипсов, в аквапарк. Рядом с непроницаемым видом стояла его бабушка.

— И что за радость от такой поездки? — понизил голос Гершвин. — Показать ребенку пещеры? Так он и не воспримет ничего, просто отключит восприятие, будет сам томиться от скуки и всех вокруг изведет. Из-под палки удовольствие получают только мазохисты. Как она, — адвокат указал взглядом на бабушку капризника, — этого не понимает? И самой никакой радости от поездки, когда все время над ухом канючат и за подол дергают, и мальчик эти пещеры будет ненавидеть. И зачем было его тащить с собой? В отеле прекрасная бэби-зона, хорошие аниматоры — оставить бы его там, дать планшет с мультиками, пусть наслаждается, а самой ехать. И все довольны.

— А это называется «приобщать ребёнка к прекрасному, хочет он того, или нет», — пояснила Ника. — Или «не умеешь — научим, не хочешь — заставим». Зато вечером она, «усталая, но довольная», поставит галочку в плане: «Сводила Ваню-Даню-Ясю в пещеры!»

— Ага, окружена вниманьем, окружена любовью бабушка Прасковья, — усмехнулся Виктор, — меня как-то вот так же «для галочки» родители потащили на какой-то концерт этнических меньшинств. Я с тех пор все эти «самоделки» терпеть не могу. В девять лет я права голоса не имел, отказаться не мог и три часа высидел в зале, скрипя зубами и ожидая, пока это дрыгоножество и рукомашество закончится и злился на родителей, которые с восторгом взирали на этих ряженых. Теперь меня на какие-нибудь этнические песни-пляски и палкой не загонишь. Обратный эффект получается. Нельзя полюбить то, к чему тебя за шиворот притащили и носом тычут, как котенка в лужицу под буфетом…

— А сейчас наоборот считают, что счастье насильно очень даже возможно, — поморщилась Вероника, — после весны появилось много опусов от людей, чьим семьям самоизоляция, якобы, принесла счастье. Люди, вырванные из привычного ритма жизни и принудительно запертые в квартире, получили от этого удовольствие и даже не хотели снова выходить «в мир»…

— Ага, не можешь отбиться, расслабься и получай удовольствие, — вспомнив скабрезный анекдот, заржал Гершвин, — читал я эти сочинения на заданную тему и, как говорят мои отпрыски, проорал с них.

— По-моему, это просто лицемерие, — припечатал Виктор, — человек может принять неодолимые обстоятельства, приспособиться, переждать. Но полюбить их и испытывать счастье от принуждения — извините, не верю!

— Когда даже в «Невском Телескопе» начали писать о втором медовом месяце на самоизоляции, о жизни по удаленке, прелестях Zoomа и рецептах диетических кексов из кускуса, я приуныла, — призналась Вероника. — Трудно себе представить «Правду» в блокадном Ленинграде со статьями подобного пошиба. Тогда газета старалась морально поддержать людей, укрепить их дух, вселить веру в то, что они преодолеют трудные времена и враг будет разбит, а не воспевали прелести жизни под бомбами, рецепты приготовления кексов из блокадного хлеба с опилками и любви в бомбоубежище… А сейчас даже серьезные издания снизили планку и стали убеждать, что изоляция — это классно, весело, возможность отдохнуть, пообщаться и налюбиться всласть. И почти ни слова о том, что к этому привело, какая это серьезная проблема мирового масштаба и каковы дальнейшие перспективы. А мне бы хотелось больше читать не шуточки про собачку, которая гуляла тридцать пять раз за утро и советы какой-нибудь Дуси Пупсиковой, какое белье надеть, чтобы «разжечь вулкан страстей», и не прогнозы какого-нибудь Васи Клевого, а серьезную аналитику…

— Твои «Загадки старого Выборга» вернули «Телескопу» статус серьезного таблоида, — коснулся ее плеча Виктор, — после них и другим стало неловко писать такие пустопорожние статейки.

Когда они доехали до пещер и ждали своей очереди на вход, Виктору позвонили по телефону. Морской отошел, а Наум шепнул Веронике:

— Кстати, тут, может быть, интересная темка наклевывается. То ли дети лейтенанта Шмидта, то ли… В общем, обсудим после экскурсии, — загадочно подмигнул адвокат.

— Теперь буду весь день мучиться от неутоленного любопытства, — укоризненно покачала головой Ника, — это не по-товарищески, Наум.

— И Витьку будет интересно, — тем же интригующим шепотом добавил Гершвин.

*

После экскурсии Наум попросил Нику и Виктора подождать его на пляже, и вызвал такси.

Серебристая гладь за парапетом набережной казалась холодной, и Вероника входила в воду не без опаски. Но вода оказалась тёплой, как парное молоко — за лето нагрелась.

По пляжу навстречу друг другу сновали продавцы вареной кукурузы, морепродуктов, напитков и сувениров, наперебой расхваливая свой товар. С парапета пахло разогретым сахаром (загорелый до черноты парнишка лет шестнадцати бойко вертел ручку аппарата, продавая белые, зеленые и розовые облака сладкой ваты). Ароматы жареного мяса, теста и рыбы успешно конкурировали с запахом морской воды и водорослей. Откуда-то потянуло маринованным луком. С другой стороны — горючим.

За буйками промчался гидроцикл. Ему навстречу степенно шел катамаран с молодой парой и тремя детьми. Несколько популярных песен звучали с разных сторон, перекрикивая друг друга.

Ника отплыла к буйкам и перевернулась на спину. Как хорошо! Как привольно! Иногда так хочется просто отдохнуть. И как редко ей выпадает такая возможность…

Когда солнце начало ощутимо припекать ей лоб и щеки, девушка нырнула и пару метров проплыла под водой, вынырнув у стены пирса, черной, блестящей и облепленной ракушками. Мягко колыхались зеленые гирлянды водорослей. В яркой зелени на дне что-то блеснуло. Умом понимая, что это, скорее всего, брелок для ключей или бутылочная пробка, Вероника все же нырнула и потянулась к золотистому пятнышку. Потом вынырнула, чтобы рассмотреть добычу и заметила, как далеко ее отнесло от берега. «Фигасе, чуть в открытое море не уплыла из-за лимонадной пробки!»

Вероника нащупала ржавую скобу босой ногой и встала на нее, чтобы отдохнуть. Влажная черная громада пирса нависала над ней, защищая от палящего солнца и жары и пахло здесь именно морем — водорослями, йодом, просоленным металлом, а не южными вкусностями и бензином, как на берегу.

— А вот это уже не разговор!

Ника вздрогнула и едва не плюхнулась в воду, а потом сообразила, что просто на другой край пирса, за парапетом, вышли люди, желающие поговорить без лишних ушей.

— Я не волшебник, — ответил мужчина, — и сами понимаете, куда нас пошлют с такими претензиями.