В опубликованных в 1990‐е годы рабочих тетрадях Григория Козинцева есть одна особенно пронзительная запись — о том, как звучало в его ушах «эхо ревущего и улюлюкающего зала. Уря!.. И — „бей его!..“». Знакомый советский ритуал многодневных погромных собраний, на которых распинали неугодных в конце 1940‐х годов, вызывает у Козинцева цепь ассоциаций и заканчивается емким определением всей эпохи: «Расправа с космополитами и тошнотворный запах лекарств, слышащийся еще в передней зачумленной квартиры. Проклятые годы. Черное, лихое время. Вечный кровавый русский закат над лобным местом и стая воронья…» Образ «кровавого русского заката», как будто предвещающий наступление конца «проклятых лет» — «черного, лихого времени», ожидаем. Но так ли неожидан «тошнотворный запах лекарств»?
Исторические эпохи заканчиваются долго — войнами, революциями, переворотами, распадами государств.
С завершением сталинской эпохи казалось, что сталинизм никогда не повторится, а оказалось, что он и не кончился.
по своей политической культуре, ментальному профилю, практикам повседневности и исторической памяти современное российское общество в целом — все та же советская нация, основные параметры которой окончательно сложились в эпоху позднего сталинизма. Не удивительно, что с тех пор она непрестанно воспроизводит различные его модификации