автордың кітабын онлайн тегін оқу Философия как наука. Двадцать пять потерянных веков
Юрий Ротенфельд
Философия как наука
Двадцать пять потерянных веков
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Иллюстратор В. И. Тильман
Редактор Л. А. Дорожина
© Юрий Ротенфельд, 2019
© В. И. Тильман, иллюстрации, 2019
Во все времена предпринимались попытки согласовать философию с природной необходимостью, превратив ее в объективную науку, поскольку источником знания всегда выступала реальность. Однако философам так и не удалось перейти от мнений — от рассудочного мышления классификационными понятиями, к разумному мышлению конкретно-всеобщими сравнительными понятиями. Я сумел это сделать. В результате философия стала кумулятивной наукой, отражающей наиболее общие законы развития природы, общества и мышления.
ISBN 978-5-4485-6318-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Философия как наука
- I. Введение. Свобода от разума и путь к нему
- II. Древнегреческое мышление по пути от рассудка к разуму
- 1. Три типа мышления
- 2. О точках зрения
- 3. Милетская школа
- 4. Пифагор и пифагорейцы
- 5. Гераклит: «Гармония лука и лиры»
- III. Путь истины или «путь мнения»
- 1. Парменид: по пути от разума к рассудку
- 2. Парадоксы Зенона
- 3. От континуальной картины мира — к дискретной
- 4. Субъективная истина: софисты
- 5. Сократ: «Если нет понятия, то нет и знания»
- 6. Платон: в лабиринте рассудка
- 7. Аристотель: выход из тупика или апелляция к мудрости
- 8. Самое достоверное из всех начал
- 9. Конкретно-научное мышление Аристотеля
- 10. Философия Сократа и Платона как мнимая мудрость
- IV. Философия по пути от рассудка к разуму
- 1. Возможна ли философия как наука?
- 2. Все познается в сравнении
- 3. Новая парадигма философии науки
- 4. Различие между мышлением философов и мышлением ученых
- V. Новая концепция философии морали
- 1. Наука добра
- 2. Предмет и значение этики
- 3. Мышление и мораль
- 4. Понятийный аппарат этики как объективной науки
- 5. Новая шкала для оценки моральных поступков
- 6. Формула ненависти и формула любви. Проблема Сверхчеловека
- 7. Вера, разум и социальные действия
- 8. Моральный вектор общественного развития
- 9. Экономика и мораль: ситуация морального выбора
- 10. Политика и мораль
- 11. Мораль и социализация личности
- 12. Размышление о приоритетах
- VI. Философские основы менеджмента: служение как власть
- 1. Менеджмент и проблема типологии власти
- 2. Служение как власть в учении раннего христианства
- 3. Служение и его роль в жизни царской России
- 4. Идея служения в глобальном переустройстве мира
- 5. Современные игры во власть: господство или служение
- 6. Идея служения в практике повседневных деловых отношений
- 7. Новая концепция этики служения
- 8. Партия служения обществу
- VII. Философия трейдинга
- 1. Человек в мире ритмов
- 2. Отношения обмена в терминах биржевой игры
- 3. Биржевая двухпартийная система
- VIII. Война, в которой должны участвовать все
- 1. О рассадниках фашизма, терроризма и ксенофобии
- 2. Терроризм — это только вершина айсберга
- IX. Заключение. Становление новой модели образования
- X. Словарь терминов
- XI. Литература
Благодарю покойного моего брата Володю Тильмана за подаренные мне рисунки в знак понимания и признания тех идей, которые я высказывал ему, не будучи еще профессиональным философом.
Выражаю благодарность моим друзьям и коллегам, поддерживающих и разделяющих мои идеи.
Благодарю жену — первую слушательницу, самого строгого критика и самого сильного моего сподвижника и вдохновителя.
Редактор Л. А. Дорожина
Художник В. И. Тильман
Все права защищены.
Впервые эта книга была опубликована в 2008 году на основе разработанного мной нового философского направления — неклассическая диалектика. Она называлась «Миссия Патриарха» и была издана символическим тиражом, что предопределило ее судьбу — книга осталась неизвестной. А поскольку ценность книги сохраняется и сегодня, постольку я решил разделить книгу на две части. Название одной из них я оставил прежним. Тогда как название данной книги я вынужден был заменить на более подходящее — «Философия как наука».
I. Введение. Свобода от разума и путь к нему
От разума к рассудку. Проблема взаимосвязи рассудка и разума пронизывает всю историю европейской философии. Их различение наметилось уже в древности. В философии Аристотеля — это пассивный и активный разум, тогда как уже в средние века, например, в учении Николая Кузанского рассудок и разум — интеллект — понимались как ступени познания. Однако наиболее углубленно взаимосвязь этих категорий рассматривается в немецкой классической философии.
Так, например, И. Кант считал, что познание складывается из трех ступеней: чувственного, рассудочного и разумного. Органы чувств дают нам ощущения и восприятия, которые, как явления, упорядочиваются рассудком путем создания понятий и категорий. Выйти за пределы чувственного опыта и постигнуть сущность вещей, понять их такими, какими они существуют независимо от нас, может только разум. Но попытки разума постичь сущность окружающего мира оказываются тщетными.
Иной в этом вопросе была позиция Гегеля, который сделал попытку постичь рассудочное и разумное мышление в их диалектической связи, в единстве. По его мнению, рассудок — это низшая ступень мышления. Он способен давать всего лишь застывшие определения вещей, расчленять объекты на части, фиксировать их противоположные стороны.
Под рассудочной стороной мышления обычно понимают способность последовательно и непротиворечиво рассуждать с субъективных точек зрения, приводить наши знания в определенную систему.
В разумном мышлении понятия должны выступать в динамике, отражая изменчивость, процессуальность и объективность бытия. Здесь заключено различие между рассудочной формальной логикой и разумной диалектической логикой, которая в учении Гегеля в полной мере так и не смогла стать реальностью. Не стала она воплощением разума и в более позднее время, несмотря на усилия многих поколений философов.
Как же могло случиться, что, продвигаясь по пути от рассудка к разуму, и претендуя на роль «науки наук», философия в течение двух с половиной тысяч лет не только не обрела искомое, но напротив, пошла вспять, полностью потеряв направление интеллектуального развития?
И сегодня философия не только не может возвыситься над рассудочным мышлением, но, напротив, все более утопает в иррационализме, впадает в мистику.
Поэтому свободная философия, как ее понимал, например, Н. Бердяев, т.е. — стремление человеческого духа быть свободным от реальности, от рабства у необходимости, — это движение разума вспять.
«Научная логика, пишет Н. Бердяев, есть орудие приспособления к необходимости, в ней есть покорность мировой необходимости, и на ней лежит печать ограниченности этой необходимостью, этой данностью»[1]. «Философия, — продолжает Н. Бердяев, — есть принципиально иного качества реакция на мир, чем наука… Подчинение философии науке есть подчинение свободы необходимости. Научная философия есть порабощенная философия, отдавшая свою первородную свободу во власть необходимости»[2].
Стихия философии — свобода от «мира», а не необходимость.
Вместе с тем, во все времена были попытки превратить философию в науку, согласовать ее с природной необходимостью, поскольку источником знания всегда выступала реальность. Не случайно философия всегда стремилась к четкому отделению субъективного мнения, связанного с произвольными размышлениями субъекта, от интерсубъективного и объективного знания. Подразделение на знание и мнение было одной из предпосылок возникновения науки. Однако философия в этом отношении никакого существенного прогресса не добилась. Так может, нужно принять тезис Н. Бердяева о том, что
«философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной»[3]?! «Философия есть искусство, а не наука»[4].
На мой взгляд, дело заключается в том, что философское знание нуждается не только в рассудочном мышлении и в найденных им предельно общих понятиях — философских категориях, но и в разумном мышлении, выделяющем принципиально другие абстракции — некие структуры мысли, отражающие динамику и структуру бытия. Однако зародившаяся в античной философии система этих абстракций не только не получила движения вперед в последующие эпохи, а, напротив, философия растеряла и то, что было наработано. Я имею в виду те абстракции, которые Аристотель называет «видами противолежания», и считаю, что без их возрождения философия никогда не сможет претендовать на разумность. Она так и останется филодоксией — субъективной, рассудочной любовью к мнениям. Отсюда берет свое начало и рассудочность многих гуманитарных наук.
«Метафизика» Аристотеля как образец единства логики рассудка и логики разума. Общеизвестно, что три из четырех основных формально-логических законов, которым подчиняется процесс рассудочного мышления, были найдены Аристотелем. Это: закон тождества, закон непротиворечия, закон исключенного третьего, содержание которых было изложено в его главном произведении «Метафизика». Но это — только законы правильного мышления, а не сокрытые от поверхностного взгляда законы объективного мира. И Аристотель ищет глубже, пытаясь обнаружить самые исходные «начала» бытия, поскольку его главной целью является логическое обобщение всех известных ему и его предшественникам отношений действительности.
В этой связи, считает Аристотель, «следует найти основные роды различий, которые и будут началами бытия». Поэтому прежде, чем строить свою формальную логику, как и другие науки — физику или этику, Аристотель осмысляет «начала», обозначая их как «четыре вида противолежания»: «противоречащее» одно другому, «противоположное», «соотнесенное», «лишенность и обладание». А также последнее «откуда» и последнее «куда», которые обусловлены разного рода возникновением и уничтожением[5]. Причем только одно из этих начал — «противоречащее» было использовано Аристотелем для обоснования рассудочной логики. Другие «начала» используются им в иных науках: физике, этике и служат «началами» разумного мышления.
Аристотель хорошо понимает, что в основе познания лежит сравнение вещей друг с другом, каждая вещь обозначается по отношению к каждой, как то же самое — тождественное, либо другое — различное. Поэтому тождество у него предполагает равенство, сходство предметов в каком-либо отношении. Но абсолютного, абстрактного тождества в действительности не существует, поэтому люди отвлекаются от несущественных различий и фиксируют свое внимание на тождестве предметов или их свойств. При этом тождество всегда существует в связи с различием. Любое понятие, например, «стол», «дерево» связано с умением различать и отождествлять вещи. А это умение и исторически, и логически предшествует возникновению речи, умению говорить.
Это значит, что в основе рассудочного мышления как первой ступени рациональности, отличающей человека от животного, лежит умение отождествлять и различать вещи, называя каждую из них своим словом. При этом не только закон тождества, но и закон непротиворечия, и закон исключенного третьего также базируются на понятии «противоречащее», в основании которого заложены предельные абстракции отождествления и различения — А и не — А.
Но в учении Аристотеля и, прежде всего, в его «Метафизике», помимо рассудочного мышления, довольно часто подразумевается и осмысляется разумное мышление. Оно обусловлено восхождением на более высокую ступень употреблением других видов противолежания: «соотнесенного» и «противоположного». Причем все без исключения виды противолежания заключают в себе момент не только интерсубъективного, но и объективного подхода к логическому осмыслению реальности.
От рассудка к разуму. Овладевать операцией «сравнение» и сравнительными понятиями, значит, шаг за шагом подниматься по ступеням познания, значит, с позиций разума осмыслять все более широкую и более полную взаимосвязь явлений, в том числе, — познавать с объективных точек зрения и социальные действия, определяющие всю общественную жизнь.
Первый из этих шагов был связан с развитием рассудочного мышления и с развитием речи, возникающей на основе умения отождествлять и различать ситуации, сравнивать вещи и их свойства. Сегодня на основе отношений «тождество» и «различие» как предельных абстракций отождествления и различения мы имеем приблизительно 100 — 200 тысяч слов разговорного языка, т.е. классификационных понятий, позволяющих осмысливать качественное многообразие мира.
Второй шаг в направлении интеллектуального развития был связан с началом разумного мышления, обусловленного выявлением других видов противолежания, а, значит, — с умением соотносить объекты одного и того же свойства: горячее с холодным, большее с меньшим, и т. п. В зависимости от выбранной точки зрения мы можем посмотреть на эти отношения по-разному: как на «противоположное» или как на «соотнесенное». Так, если стороны бинарной оппозиции рассматриваются как «избыток» и «недостаток» относительно середины, говорим о противоположностях. Если же одна из сторон осмысляется относительно другой — речь идет о соотнесенном. В дальнейшем, принимая «меньшее» за единицу измерения, человек осваивает величины, вводит в познание количественные понятия и логическую операцию «счет», позволяющую осмысливать количественное многообразие мира, использует градационную шкалу.
Выходит, что любое знание, в том числе и философское, должно быть представлено не произвольным образом, а в определенных стандартизированных формах. В качестве таковых у Аристотеля как раз и выступают виды противолежания, как такие «начала», которые отражают объективные отношения действительности. Это значит, что необходимым условием появления разумного мышления, а вместе с ним и философской науки, «первой философии», как ее называл Аристотель, — должно было стать создание особого языка, пригодного для объективного описания реальности.
Третий шаг также связан с операцией «сравнение», но он базируется на еще более сложном мыслительном конструкте — на использовании ортогональной диспозиции, которая в едином процессе отождествляет стороны не одной, а двух пар противоположностей, смещенных друг относительно друга по времени на четверть периода (или на угол 90 градусов). Ортогональная диспозиция, которая недоступна сегодня гуманитариям, позволяет осмысливать ритмы в неживой и живой природе, и, что самое главное, позволяет осмысливать социальные действия как обмены ресурсами. Осмысление более сложных отношений и процессов действительности требуют последующих шагов, каждый из которых дает еще более сложные абстракции, отождествляющие все более далекие различия бытия.
Операция «сравнение», дающая целый ряд видов противолежания, которые мы называем сравнительными понятиями, определяет универсальную парадигму познания, продвигаясь по которой, как по «лестнице существ», мы будем познавать реальность.
Однако в современной философии, как и во всех других гуманитарных науках с их рассудочным мышлением, операция «сравнение» и сравнительные понятия так и остались не востребованными и не разработанными до конца. А без них, лишенные разума гуманитарии не могут ориентироваться в релятивном мире, не могут осмысливать его с объективных позиций.
Подобно множеству чисел, сравнительные понятия можем выстроить в два параллельных ряда, и, по мере познания реальности, дополнять их все новыми, и новыми понятиями. Как по ступеням мы будем подниматься от познания тождественности вещей к постижению все более далекого их родства, а, значит, — к созданию все более полных теоретических моделей, отражающих разумность мироустроения.
Верхний ряд универсальной парадигмы познания через понятие «соотнесенное» дает возможность осмысливать количественные параметры реальности, тогда как нижний ряд, через понятие «противоположное» — позволяет осмысливать процессы самодвижения.
Наконец-то, становится понятным, почему при помощи философских категорий как предельно общих классификационных понятий невозможно получить теоретическое знание. Все они представляют собой только самую первую, рассудочную ступень познания, выявляющую только самые общие качества. Для теоретического знания нужны сравнительные понятия, дающие объективные точки зрения для разумного осмысления бытия, его структурных многообразий.
Но ведь эти, потерянные философией структуры мысли, были основанием древнегреческой мудрости с которой, фактически, начинается и современная теоретическая наука. Так может и нам нужно возвратиться к осмыслению этих мыслительных структур для обоснования современной научной философии?
Я убежден, что без этих абстракций, образующих действительно научную систему универсалий, философия как строгая наука никогда не сможет возродиться. Универсализм этих понятий — важнейшее условие будущей интеграции естественнонаучного и социогуманитарного знания.
Там же. С. 25
Бердяев Н. Смысл творчества./Николай Бердяев. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. С. 23
Там же. С. 27
Там же. С. 19
О видах противолежания как «началах» бытия: См. «Метафизика». Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 1, М., «Мысль», 1975. Вся эта книга пронизана осмыслением исходных философских абстракций, делающих философию хотя несовершенной, но сугубо научной дисциплиной. Вот несколько страниц, посвященных этой теме: Книга 5, глава 10, стр. 159. Глава 15, стр. 166. Книга 10, глава 3 и 4, стр. 258 — 261. Глава 7, стр. 266. На базе этих отношений строится аристотелевская «Физика». См. Т. 3, книга 1, глава 5, стр. 70 — 74. «Никомахова этика». См. Т. 4., книга 2, стр. 78 — 94.
[1] Бердяев Н. Смысл творчества./Николай Бердяев. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. С. 23
[2] Там же. С. 25
[3] Там же. С. 19
[4] Там же. С. 27
[5] О видах противолежания как «началах» бытия: См. «Метафизика». Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 1, М., «Мысль», 1975. Вся эта книга пронизана осмыслением исходных философских абстракций, делающих философию хотя несовершенной, но сугубо научной дисциплиной. Вот несколько страниц, посвященных этой теме: Книга 5, глава 10, стр. 159. Глава 15, стр. 166. Книга 10, глава 3 и 4, стр. 258 — 261. Глава 7, стр. 266. На базе этих отношений строится аристотелевская «Физика». См. Т. 3, книга 1, глава 5, стр. 70 — 74. «Никомахова этика». См. Т. 4., книга 2, стр. 78 — 94.
«Научная логика, пишет Н. Бердяев, есть орудие приспособления к необходимости, в ней есть покорность мировой необходимости, и на ней лежит печать ограниченности этой необходимостью, этой данностью». «Философия, — продолжает Н. Бердяев, — есть принципиально иного качества реакция на мир, чем наука… Подчинение философии науке есть подчинение свободы необходимости. Научная философия есть порабощенная философия, отдавшая свою первородную свободу во власть необходимости».
«Научная логика, пишет Н. Бердяев, есть орудие приспособления к необходимости, в ней есть покорность мировой необходимости, и на ней лежит печать ограниченности этой необходимостью, этой данностью». «Философия, — продолжает Н. Бердяев, — есть принципиально иного качества реакция на мир, чем наука… Подчинение философии науке есть подчинение свободы необходимости. Научная философия есть порабощенная философия, отдавшая свою первородную свободу во власть необходимости».
«философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной»?! «Философия есть искусство, а не наука».
«философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной»?! «Философия есть искусство, а не наука».
В этой связи, считает Аристотель, «следует найти основные роды различий, которые и будут началами бытия». Поэтому прежде, чем строить свою формальную логику, как и другие науки — физику или этику, Аристотель осмысляет «начала», обозначая их как «четыре вида противолежания»: «противоречащее» одно другому, «противоположное», «соотнесенное», «лишенность и обладание». А также последнее «откуда» и последнее «куда», которые обусловлены разного рода возникновением и уничтожением. Причем только одно из этих начал — «противоречащее» было использовано Аристотелем для обоснования рассудочной логики. Другие «начала» используются им в иных науках: физике, этике и служат «началами» разумного мышления.
II. Древнегреческое мышление по пути от рассудка к разуму
1. Три типа мышления
Познавая мир, человеческий разум изначально вынужден был разделить его на части, в которых намечались более мелкие участки. Чтобы не заблудиться, надо было обозначить их словами, с помощью которых в языке разграничивались те или иные качества, закреплялись и накапливались представления о предметах и явлениях природы. Этот начальный процесс познания стал возможным потому, что он опирался на умение человека сравнивать вещи: отождествлять или различать их на основе отношений тождества и различия. На этой основе возникают классификационные (или качественные) понятия обычного разговорного языка, использование которых можно отнести к самому первому типу мышления, отражающему качественное многообразие мира.
В современных языках можно насчитать от ста до двухсот тысяч классификационных понятий. Зародившись на заре цивилизации, этот тип языковых средств и соответствующий им рассудочный тип мышления, благополучно развивается и поныне. Им пользуются представители разных наук, люди высокой культуры: поэты, писатели, политические деятели, представители гуманитарных и социальных наук.
Следующий шаг связан с углублением познания и появлением зачатков научного или разумного мышления за счет того, что в рамках одного и того же свойства, например, температуры, длины или тяжести можно было также обнаружить различия. Это позволило выделить новое отношение, зафиксированное в понятиях «больше» и «меньше». Данное отношение еще в древности обозначили понятием «соотнесенное», поскольку сравнению подвергались объекты одного и того же свойства. Это отношение позволило переосмыслить мир в бинарных оппозициях и, кроме того, обусловило появление градации, выражающей изменение степени интенсивности того или иного свойства, что еще более расширило возможности познания.
Принимая меньшую величину в качестве единицы измерения, люди освоили операцию «счет», который обусловил появление нового класса языковых средств — количественных понятий. Причем, в более ранний период счет был ограничен двумя членами, т.е. для сравнения вещей достаточно было только двух понятий: «один» и «много». Тогда как позднее между ними стали появляться и другие числа: «два», «три», «четыре» и т. д. Постепенно складывался бесконечный числовой ряд, благодаря которому появилась возможность измерять отношение данной величины к однородной величине, взятой в качестве единицы измерения. Именно эти понятия формируют язык метрической науки, который отражает количественное многообразие мира и они же, более чем классификационные понятия учат человека размышлять.
На представленном ранее Рис. 1, отражающем развитие познания, показано, что освоение структурного многообразия мира идет в направлении от тождества к различию, что связано с отождествлением все более непохожих свойств реальности. Подобно становлению числового ряда, оно идет через нахождение следующих друг за другом сравнительных понятий, лежащих между предельными абстракциями отождествления и различения: «соотнесенное», «противоположное», «ортогональное», «дополнительное», «подобное», каждое из которых появлялось вслед за предыдущим и обуславливало собой революцию в познании.
Итак, освоение мышлением всего лишь трех отношений, обусловленных операцией «сравнение» и выраженных в сравнительных понятиях: «тождественное», «различное» и «соотнесенное», обусловили появление речи и счета. В отличие от классификационных и количественных понятий, которых в языке огромное множество, сравнительных понятий совсем немного. Но именно они позволяют, шаг за шагом, радикально изменять мышление, осмысливать во всем многообразии мира его единство.
На смену мифу и литературному рассудочному творчеству приходит новая форма общественного сознания — философия, в понятийный аппарат которой помимо классификационных и количественных понятий входит целый ряд сравнительных понятий: «избыток» и «недостаток», «сгущение» и «разрежение», «сходящееся» и «расходящееся» и других, отражающих собой структурное многообразие реальности. Недаром в древности говорили: «все познается в сравнении».
На мой взгляд, существуют три типа мышления, обусловленных преимущественным использованием трех типов понятий:
— Рассудочное, филологическое мышление, как любовь к слову — это мышление классификационными понятиями на основе отношений «тождественное» и «различное».
— Разумное, философское мышление как любовь к мудрому слову — это мышление классификационными и сравнительными понятиями на основе отношений «тождественное», «различное», «соотнесенное» и других.
— Научное мышление как любовь к точному слову — это мышление классификационными, сравнительными и количественными понятиями, а также огромным множеством математических абстракций разной сложности.
Первая ступень отражает качественное многообразие мира и характеризует недостаточно развитые, описательные науки.
Вторая ступень позволяет осмысливать качественное и структурное многообразие мира и обуславливает теоретическое знание.
Третья ступень дает точное количественное описание действительности.
В зависимости от поставленных целей человек по преимуществу использует тот или иной тип мышления.
Писатель, например, использует в основном классификационные понятия, не позволяющие выходить за рамки качественного многообразия мира.
А философ должен осмысливать реальность двумя классами понятий, постигая тем самым ее качественное и структурное многообразие.
Представитель конкретной науки, скажем, физики, пытается осмыслить не только качественные и структурные особенности мира, но и стремится найти его точные количественные характеристики.
Каждое время, и каждый народ по-разному расчленял и обозначал реальность в классификационных понятиях. Здесь не всегда возможна объективность, а это препятствует точному переводу с одного языка на другой. Однако содержание сравнительных и количественных понятий является однозначным для всех времен и для всех народов, поскольку отражает отношения такими, каковыми они являются на самом деле, сообщает истинное знание, предлагает действительный и однозначный образ мира. Эти понятия способствуют разумному, более глубокому пониманию действительности и взаимопониманию между людьми, так как одинаково делят мир на части, правильно отражают соотношение последних. Если бы люди опирались только на рассудок и на классификационные понятия, с которых собственно и начиналось познание, то они сумели бы выразить только качественное многообразие бытия и простейшие эмпирические законы.
Иное дело, когда мышление дополнено сравнительными понятиями. В этом случае появляется возможность осмысливать и систематизировать более широкий спектр отношений и процессов действительности, учитывать психические свойства людей, весь спектр их ощущений и чувств. На основе этих понятий можно упорядочить и сам язык, выделяя в лексике однообразные группы слов: синонимы, антонимы и др. В сравнительных понятиях можно отражать континуальность мира, его изменчивость и самоорганизацию.
К сожалению, за многовековую свою историю философия растеряла не только свой предмет, распределившийся между конкретными науками, она утратила и свою главную ценность — логическую операцию «сравнение», а, значит, она потеряла суть главного направления интеллектуального развития, обуславливающего ее разумность.
2. О точках зрения
Говорят «человек — мера всех вещей», подразумевая под этим нечто духовное и возвышенное. На мой же взгляд, все значительно проще: относительно температуры нашего тела, мы судим о холодном и горячем, относительно нашего роста — о большом и малом. С аналогичных позиций, мы можем говорить о добре и зле, мягком и твердом, сухом и влажном, и тому подобном. Приблизительно так же воспринимают мир и животные. Но в отличие от чувственного познания последних, человек стремится вынести систему отсчета за пределы своего организма, благодаря чему переходит от субъективной оценки реальности к ее объективному осмыслению. Но в любом случае в основе объективного знания лежит сравнение вещей.
Оценка бытия, опирающаяся на поиск тождественного, — это объективная оценка, поскольку за исходную «точку зрения» принимался тот или иной реальный предмет, то или иное свойство или отношение, с которым как с образцом сравнивалось все. И в этом отношении прав Аристотель, когда говорит, что
«каждая вещь обозначается по отношению к каждой, как то же самое (тождественное), либо другое (различное)».
Так на основе отождествления и различения объектов и свойств окружающего мира возникает язык классификационных понятий — обычный разговорный язык, классифицирующий мир и отражающий объективность его качественного многообразия. Но эти же классификационные понятия позволяют человеку осмысливать реальность не только с объективных, но и с субъективных рассудочных позиций, обусловливающих плюрализм мнений.
Что же касается количественного и структурного многообразия мира, то классификационные понятия, совершенно здесь непригодны, поскольку осмысление этих сфер действительности требует других понятийных средств: натуральных чисел и сравнительных понятий.
Следующий шаг позволяет человеку анализировать мир, пропуская его сквозь призму отношений «больше» и «меньше». В древности эти отношения называли соотнесенными, поскольку под большим, например, понимается «большее» по отношению к меньшему, а под меньшим — меньшее по отношению к большему». Поэтому соотнесенные стороны всегда находятся вместе, так как вне отношения друг к другу они не имеют смысла. В итоге одна сторона этого отношения является объективной точкой зрения для суждения о другой стороне.
Но удивительным является то, что эту же самую реальность можно рассматривать не только с позиции одной или другой противостоящей стороны, но и с промежуточной точки зрения, посмотрев на стороны как на отношение противоположностей. Выходит, что с одной позиции отношение «больше — меньше» можно рассматривать как соотнесенное, с другой — как отношение противоположностей.
Например, если рассматривать друг относительно друга разницу температур на концах металлического стержня — можно говорить о горячем и холодном как о соотнесенных понятиях.
Но если рассматривать это же отношение с точки зрения промежуточного положения, т.е. «теплого» — то речь пойдет о противоположностях.
Выходит, что в одном случае горячее и холодное это соотнесенные понятия, в другом — противоположные. Также «большое» и «малое» можно рассматривать не только в отношении этих сторон друг к другу, но и в отношении к некой промежуточной величине, как избыток и недостаток. Это означает, что одна и та же реальность воспринимается по-разному в зависимости от выбранных ориентиров. Поэтому для научного познания очень важно, чтобы ученый хорошо ориентировался в выборе объективных точек зрения.
То же самое требование предъявляется к людям и в реальной жизни. На это обращали внимание многие психологи. В частности, Стивен Р. Кови описал ситуацию, в которой оказались его студенты, рассматривая рисунок с изображением двух совмещенных образов: молодой и пожилой женщины[1]. Возник спор, который был разрешен благодаря спокойному и детальному обсуждению рисунка. В результате все студенты смогли увидеть изображение с двух разных точек зрения.
Та же ситуация наблюдалась и в споре между древнегреческими философами. Причем «соотнесенное» и «противоположное», дающие объективные точки зрения на мир, не всегда имели у них одинаковый статус. В мифологии, например, приоритетным было осмысление реальности с промежуточных позиций. Этот объективный взгляд на действительность нашел свое выражение в образе Дике, персонифицирующей образ весов, благодаря которому мир рассматривался как отношение противоположностей, сочетающихся на все лады.
Мифологическое мировоззрение греков связывает это важное отношение действительности с действиями богини права и справедливости. Изображенная с повязкой на глазах и с весами в руках, она символизирует абсолютное беспристрастие, когда дело касается нахождения равных прав, промежуточных положений, противоположных свойств, состояний, вещей и т. п. Так, благодаря освоенному древнегреческими философами «закону весов», стало возможным судить о противоположностях как об «избытке» и «недостатке относительно строго заданной системы отсчета — «промежуточного».
Если раньше мерой всех вещей был сам человек, то «закон весов» и понятие промежуточного как определенной точки зрения на мир сделали возможным определять любые противоположности относительно ориентиров, лежащих вне человеческого организма. И хотя за всем этим продолжала наблюдать мифическая богиня, а у наследников Авраама сам Всесильный Творец, тем не менее, исследование противоположных начал вступило в новую фазу. Первобытное разумное мышление, находясь в неразрывной связи с языком, было уже невозможно без обобщений, без стремления во всем найти такие объективные закономерности, которым подчиняются как те или иные частные явления, так и более широкие и более удаленные от человека области действительности. А это, было возможным только с определенных объективных ориентиров: 1) с точки зрения крайних позиций или 2) с точки зрения промежуточного. Но в любом случае на основе понимания объективного закона весов.
Появление весов и других средств и единиц измерения показало, что «противоположности» могут быть только однокачественными объектами как избыток и недостаток относительно промежуточной степени этого же качества. Поистине, это была та объективная наблюдательная позиция, которая на сотни лет определила содержание античного мировоззрения. «Закон весов» был тем образцом, с которым сверялось все: будь то устройство космоса или проявление некоторых частных закономерностей природы, вопросы этики или правосудия. Величественнейшая из богинь — богиня справедливости и ничтожнейший из людей — разбойник Прокруст[2], в своих действиях в одинаковой мере руководствовались этой «точкой» зрения, ибо каждый вершил свой суд относительно того или иного строго заданного промежуточного состояния.
В этой связи особый интерес представляет поэма Гесиода «Труды и дни»[3], являющаяся одним из основных предфилософских источников древнегреческой философии. В этой поэме мы находим осмысление двух диаметрально противоположных процессов бытия, характеризующиеся двумя понятиями: «дике» и «адике». «Адикия» — характеризует процесс декомпенсации, в результате которого возникают противоположности «избытка» и «недостатка» из некой промежуточной основы. Например, я занимаю или вымогаю у Вас десять долларов. В результате находящиеся в руках богини правосудия «весы» выходят из равновесия, поскольку мой карман стал тяжелее на десть долларов, а Ваш — легче. Этот процесс отождествляется Гесиодом с заведомо несправедливым делом, которое противопоставлено процессу компенсации — «дике», т.е. уничтожению противоположностей в промежуточное состояние, обусловливающему справедливость и порядок человеческой жизни. Ибо справедливость требовала от меня добровольно вернуть Вам долг или то, что изъято у Вас силой, либо обманом. В противном случае, Вы обращаетесь к судье, и он силой устанавливает справедливость. И тогда «весы» приходят в равновесие. Благодаря идеализациям «дике» и «адике», «компенсации» и «декомпенсации», справедливости и несправедливости во всех их модификациях и оттенках, Гесиод осмысливает не только судебный процесс или другие отношения между людьми, но и природный порядок[4].
Именно идеи компенсации и декомпенсации, выраженные на «языке закона весов», становятся переходной ступенью от рассудочной предфилософии, к философии, от персонификаций к осмыслению реальности сквозь призму «промежуточного», которое для древнегреческих философов становится не только проблемой, но и отправной точкой зрения на мир. Поэтому привлеченные из мифологии образы обусловливают вполне разумное, рациональное понимание мира и человеческой жизни. Они составляют ту рациональную основу, на которой не только зарождается первая философская школа в Милете, но которая обусловливает и все последующее развитие древнегреческой философии.
Восстанавливая в правах божественного закона «сходящиеся» и «расходящиеся» стрелки весов, и закрепляя их в образах «дике» и «адике», раскрывающих специфику древнегреческого мышления, можно совершенно по-новому провести реконструкцию всей философии досократиков. Тогда как игнорирование или непонимание этих предфилософских абстракций, ставит непреодолимый барьер на пути осмысления античного мировоззрения, а также на пути преодоления пропасти, возникающей между современной гуманитарной и научно-технической культурами. Именно такая постановка вопроса может подтолкнуть философов различных направлений поддержать лозунг «назад к досократикам» с тем, чтобы коренным образом переосмыслить не только всю существующую историко-философскую традицию в освещении досократовской философии, но и наше современное рассудочное мышление.
Как специфический способ осмысления реальности, философия возникает из мифологии и античной науки в VII — VI вв. до н. э., т.е. лишь тогда, когда в познании активно осмысляются два типа отношений: соотнесенное и противоположное. А это свидетельствует, что процесс отделения философии от мифологии, литературы и от практических знаний растягивается на многие столетия. Чтобы стать философским, мышление должно было переориентироваться с мифотворчества и рассудочного освоения той или иной сравнительно узкой сферы действительности к разумному и объективному осмыслению структурного многообразия всего мироздания. Только на этой основе становится возможным возникновение философии как системно — рационализированного мировоззрения, включающего в себя огромное множество самых разных объективных подходов. Но, прежде всего, возникновение древнегреческой философии связано с различными попытками построения теоретической картины мира.
Причем в отличие от мифологической политеистической картины, строящейся в основном по законам воображения, новое воззрение на природу опиралось на разум, на умение отождествлять и различать ситуации, на стремлении использовать сравнительные понятия и видеть мир с объективной точки зрения: «Мудрость в том, чтобы знать все, как одно». А этот взгляд неизбежно подготавливал переход от веры во многих богов — политеизма, к вере в единого Бога — к монотеизму.
Поэтому одной из главнейших проблем, проходящих через всю историю философии и включающей в себя все другие проблемы познания, является осмысление перемен, происходящих как в самом способе философствования, обусловленном выбором исходных гносеологических ориентиров, исходных точек зрения, так и в религиозном мировоззрении. При этом надо иметь в виду, что речь в данном случае идет о первых философских работах, которые, как известно, почти не сохранились. Исключение составляют труды Платона и Аристотеля, в которых не только много искажений, обусловленных тем, что их авторы не всегда правильно понимали своих предшественников, но и тем, что они часто подгоняли историко-философский материал к своим концепциям. Кроме того, надо учесть, что со временем менялся смысл самих терминов, т.е. смысл классификационных понятий, как и то, что современная философия растеряла язык сравнительных понятий.
В этих условиях становится понятным, что на нашем сегодняшнем, рассудочном языке категорий — языке наиболее общих классификационных понятиях о мире и человеке, невозможно выразить прошлое знание и его взаимосвязь с господствующей религией. В связи с чем, возникает сомнение, насколько действительное содержание античной философии соответствует ее общепринятому, современному пониманию и изложению. А это накладывает на исследователя одно очень важное требование: воссоздать старый язык и старое разумное мышление. Не сумев осмыслить отношение: «соотнесенного» и «противоположного», двух исходных сравнительных понятий, обусловленных каббалистическим «законом весов» невозможно прочувствовать и движение античной мысли. При этом античная наука активно пользовалась огромным множеством классификационных и количественных понятий, а также целым рядом математических абстракций. Однако выбор ракурса или объективной точки зрения, с которой человек осмысливал реальность, был самым важным элементом философской системы, как и вообще любого знания. Поскольку именно в этом действии сосредоточен первоначальный акт мышления[5].
3. Милетская школа
Создание первых не мифологических картин мира связывают с возникновением древнегреческой философии, которая формируется в греческих городах-государствах, сначала на западном побережье Малой Азии (в Ионии), а затем в греческих городах Южной Италии и Сицилии[6]. Будучи центром ремесла и торговли, греческие поселения постепенно выдвигаются как большие культурные центры, одним из которых был город Милет. С конца VII до конца VI в. до н.э. здесь жили три первых философа: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен.
Основателем милетской школы был Фалес (около 624 — 547 гг. до н. э.) — первый математик и физик Ионии. Будучи купцом, он много путешествовал, расширяя свои научные знания в самых различных областях человеческой деятельности. Все эти знания Фалес стремился упорядочить в систему в отвлеченной, теоретической форме. Не случайно Фалеса и его последователей античные авторы называли физиками или фисиологами.
Рассматривая мир как непрерывно изменяющееся целое, Фалес полагает, что он обусловлен различными состояниями одного и того же материального начала, некой субстанции, ее «сгущением» и «разрежением» относительно некого промежуточного начала. В античности этот вывод был распространен повсеместно и признавался большинством мыслителей. Зато активно осмыслялся другой вопрос. И здесь не было единства между философами, а именно: что принимать за первовещество, за субстанцию? Фалес находит, что это вода (жидкость). И считает, что все появляется из воды (жидкого) — и в воду (жидкое) все разлагается. При выборе воды решающее значение имело для него ее жидкое состояние (слово «вода» в древних текстах часто заменялось словом «жидкое»). По мнению В. Виндельбанда, мысль Фалеса состояла, главным образом, в том, чтобы объявить мировым веществом такое состояние материи, которое делало бы возможным переход в обе стороны — как в твердое, так и в летучее, в виде процесса уплотнения и разрежения[7].
Анаксимандр (610—546 гг. до н. э.) — ученик и последователь Фалеса, также был разносторонне образованным человеком. Интересовался математикой, физикой, астрономией, географией, изучал происхождение жизни и др. Не отрицая основного мировоззренческого ориентира Фалеса, Анаксимандр в то же время считал, что вода (жидкое состояние), не могла служить основой всего сущего, поскольку каждая вещь происходит «из своих собственных начал». Например, горячее и холодное — из теплого, белое и черное — из серого и т. п. Так что у каждого состояния, у каждой пары противоположностей должно быть свое, особое начало, особое промежуточное. Но в таком случае должно было быть и начало всех начал — первоначало, которое порождает мир в целом. И оно не может быть ни водой, ни какой-либо другой стихией (землей, воздухом, огнем), но это должна быть какая-то другая беспредельная природа, которая в одинаковой степени присуща всем стихиям. Эту бесконечную, активную, содержащую в себе противоположности среду Анаксимандр называет апейрон. Именно в ней, по мысли философа, заключается причина всеобщего возникновения и уничтожения.
Можно предположить, что Анаксимандр представлял себе некую от точки к точке изменяющуюся материальную среду, градацию, наподобие перехода от белого цвета к черному. Это позволяло философу взглянуть на нее с промежуточной позиции и увидеть противоположности как избыток и недостаток. Посмотрев на каждую из противоположных сторон в отдельности, с позиций их промежуточных положений, Анаксимандр видел подсистемы противоположностей и так без конца. Видимо такой взгляд позволил Анаксимандру предположить, что апейрон включает в себя все виды противоположностей, которые порождают все тела «посредством различий в плотности и разреженности первоэлемента», что в свою очередь является основанием для рождения и гибели миров-небосводов, которое испокон веку повторяется по кругу.
В свидетельствах Симпликия, одного из доксографов, жившего на тысячу лет позже Анаксимандра, сохранился один небольшой фрагмент:
«А из каких (начал) вещам рожденье, в те же самые и гибель совершается по роковой задолженности, ибо они выплачивают друг другу правозаконное возмещение неправды (ущерба) в назначенный срок времени»[8].
Этот отрывок свидетельствует о том, что отношения между вещами, возникающими из бесконечной материальной среды, которую Анаксимандр называет апейрон таково, как отношение между «должником» и «кредитором», что свидетельствует о взаимосвязи мировоззрения Анаксимандра с мифологическим мировоззрением и, прежде всего, с законом весов, с идеей компенсации — Дике, как идеей космической справедливости (Правды). Причем, у Анаксимандра, несмотря на мифологическую терминологию уже нет этих сверхъестественных стражей меры, поскольку все космические процессы совершаются у него по своим имманентным законам, обусловленным активностью самой материальной среды. Поэтому смысл, вложенный в понятие «возмещение неправды» следует искать в мифологии и, прежде всего, в греческой идее компенсации — Дике, как идее космической справедливости (Правды), тогда как возникновение «задолженности» ассоциируется с идеей декомпенсации (Раздора).
Здесь наиболее отчетливо проявляется связь между мифологическим и философским мышлением, которые на первых порах идут рядом, имея своими источниками элементы первоначального эмпирического знания. Опираясь на объективные законы бытия, мифологическое мировоззрение оказалось уже способным представить идеи Несправедливости и Возмездия, Раздора и Правды, Декомпенсации и Компенсации в образе физического явления, т.е. в образе весов в руках богини правосудия, чаши которых в одном случае выходят из положения равновесия, в другом — стремятся к нему. В этом образе нашла свое конкретное отражение характерная черта античности — мышление противоположностями. Последние понимаются здесь исключительно как «избыток» и «недостаток» того или иного субстрата относительно положения равновесия — того промежуточного состояния, из которого возникают и к которому, уничтожаясь, стремятся противоположности.
Не случайно в первой части фрагмента Анаксимандр обращает наше внимание на то, из чего все сущее возникает и во что по необходимости оно уничтожается. И если слова «возмещение неправды» понимать как компенсацию (сходящиеся стрелки весов), а возникновение «задолженности» понимать как декомпенсацию (расходящиеся стрелки весов), то все становится предельно ясным. Появляется возможность определить «источник всеобщего возникновения и уничтожения». Все это позволяет предположить, что процессы «компенсации» и «декомпенсации» связаны у Анаксимандра временными рамками и в целом представляют собой своего рода циклический процесс (закон сдвоенных весов). Здесь, как и у Фалеса, точкой отсчета, с которой осмысляется мир, является «промежуточное», которое делит непрерывную среду на активные, противоположные части.
Анаксимен (585 — 525 гг. до н. э.) — ученик и последователь Анаксимандра. Как и его предшественники, Анаксимен осмысливает реальность с точки зрения промежуточного. Однако в качестве бесконечной, непрерывной среды — «апейроса», в отличие от Анаксимандра, он принимает одну из стихий — воздух, сгущение и разрежение которого порождает все видимое многообразие мира. По свидетельству Симпликия
«разрежаясь, (воздух) становится огнем, сгущаясь — ветром, потом облаком, (сгустившись) еще больше — водой, потом землей, потом камнями, а из них — все остальное»[9].
Сказанное об учениях милетских философов согласуется и со свидетельством Аристотеля о том, что
«все принимающие такое единое (начало) оформляют его противоположностями, например плотностью и разреженностью или большим и меньшим, а эти (противоположности), вообще говоря, сводятся, очевидно, к избытку и недостатку…»
