автордың кітабын онлайн тегін оқу Некромантия
Василий Севрюк

Үзіндіні оқу

Кітап туралы Қазір оқып жатыр54 Сөрелерде Тегін фрагмент

Василий Александрович Севрюк

Некромантия

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Тамара Глебовна Загорских

Корректор Сергей Ким

Жил человек, а однажды взял да и умер. А потом восстал из мёртвых и продолжил дальше жить. Со второй попытки многое ли изменится? Давайте проверим!

О мистике и смерти надо или молчать вовсе, или говорить душераздирающе серьёзно, или смеяться, балансируя на грани дозволенного моралью. Автор выбирает последний вариант. Повести, объединённые в этой книге, могут дать читателю гораздо больше, чем просто увлекательный сюжет: в них есть вопросы, волнующие всех нас.

16+

Некромантия
Некромантия
1. Глава 1
2. Глава 2
3. Глава 3
4. Глава 4
5. Глава 5
6. Глава 6
7. Глава 7
8. Глава 8
9. Глава 9
10. Глава 10
11. Глава 11
12. Глава 12
13. Эпилог
Неудобно вышло
1. Глава 1
2. Глава 2
3. Глава 3
4. Глава 4
5. Глава 5
6. Глава 6
Покой им только снится
1. Глава 1
2. Глава 2
3. Глава 3
4. глава 4
5. Глава 5
6. Глава 6
7. Глава 7
8. Глава 8
9. Глава 9
10. Глава 10
11. Глава 11
12. Эпилог

Некромантия

Глава 1

В воздухе стояла противная водяная пыль, как будто тучи прильнули к самой поверхности земли. Подняв воротник плаща и скрючившись от холодного осеннего ветра, Виктор Студёный спешил на работу. Несмотря на две чашки кофе и плотный завтрак, его мозг всё ещё дремал. Только ненависть и отвращение всплывали на поверхность сознания, отражаясь на кислом лице.

Недосыпание, тёмное утро и холодные капли, летящие из-под колёс прямо в лицо, сделали своё дело. Неосмотрительно переходя дорогу не по светофору, Виктор попал под машину. В первый момент он почувствовал боль и обиду. Но затем перед ним начали проноситься кадры его жизни. И чем ближе эти кадры подходили к настоящему времени, тем более довольным и расслабленным становилось выражение его лица.

Виктору вспомнилось, что вчера он забыл про годовщину знакомства со своей девушкой. Вечер перед телевизором закончился битьём посуды. Потом мимо его мысленного взора проплыли счета по кредиту, разбитая машина и, наконец, работа. Сколько чувств слилось в этом простом слове для уха среднестатистического гражданина. Виктор не мог уже воспроизвести все детали и нюансы, из-за которых он ненавидел работу. Впрочем, он испытывал к ней столь сильные чувства не всегда, но лучшее, что он с ней делал — это, пожалуй, терпел.

Почему же все эти воспоминания заставили Виктора перед смертью улыбнуться и ощутить полное приятие? А потому, что он уже представил и до глубины души осознал — больше никто не сможет предъявить ему никаких претензий. Ему конечно от этого лучше не станет, но это вопрос второстепенный. Во всей ситуации Виктору виделась некая высшая справедливость и благодать. Вся жизнь вела его к этому вышнему состоянию овоща и наконец-то произвела с ним расчёт.

Простившись с этим миром Виктор сам закрыл глаза. Перед ним возник синий экран с белой надписью «Ожидайте страшного суда». И время для него перестало существовать.

— Вставай, — раздался в ушах Виктора бодрый, чуть шипящий голос, — на работу пора.

Виктор не открывал глаза, хотя сразу же пришёл в сознание. «Я же умер, — подумал он. — Почему же я должен идти на работу?»

— Вставай, я тебе говорю, — раздался тот же голос, и кто-то потряс Виктора за плечо.

«А может я не умер? Но тогда я тем более ни на какую работу не пойду. Может это день сурка? Тогда, чтобы разрушить временную петлю, мне нужно бросить работу», — исчерпав идеи, Виктор открыл глаза.

Над ним склонился человек в чёрном капюшоне. В руках он держал обрез. Всю эту картину освещала полная луна. Виктор медленно, не сводя глаз с обреза, опёрся на руки и сел. В ту же секунду глаза его поползли на лоб. Колючий страх заполнил душу. Его руки опирались на бортики гроба.

— Спокойно, — сказал человек в капюшоне и вылез из разрытой могилы. После чего достал фонарик и посветил на валявшийся рядом крест. — Ага, Витя, значит. А меня Олег зовут. Ну, будем знакомы.

Виктор хотел было ответить что-то, но у него получилось только невнятное мычание. Ощупав руками лицо, он с недоумением уставился на Олега. Тот откинул капюшон и, глубоко втянув носом холодный воздух, заулыбался.

— Мёртвые не кусаются! Вот моё главное правило, Витька. Поэтому я тебе челюсти вместе и сшил. Но ты не переживай. Вылазь из могилы и пойдём со мной. Будешь теперь мне служить. Ну а иначе я тебя обратно закопаю.

Виктор не до конца понимал, какой из вариантов устраивал его больше, но положение было настолько ужасающим, что само подталкивало следовать отведённой ему роли. Когда он вылез из могилы, некромант махнул обрезом в сторону тропинки, уходящей от кладбища в поле, и коротко скомандовал:

— Шагай.

Глава 2

Они шли через поле. Студёный был впереди, и потому ему было хорошо слышно, как некромант тихонечко насвистывает от удовольствия. Оживший мертвец еле волочил ноги и всё время немного спотыкался, хотя яркая луна прекрасно освещала тропинку.

— Эх, Витя, знал бы ты, как я тебе рад, — внезапно громко проговорил Олег. — Ведь ты же мой первый настоящий успех. Интеллект твой, конечно, ещё проверить надо, вдруг он улетучился куда, и психическое состояние… Но я же вижу, что ты меня прекрасно понимаешь, а это уже шаг вперёд. Главное, чтобы ты теперь не развалился по дороге.

Некромант рассмеялся. Затем, словно прислушиваясь к разлетевшемуся над спящим полям звонкому смеху, он на несколько секунд остановился и стал шарить по карманам. Руки слегка тряслись, и потому, чтобы достать сигарету, Олегу пришлось зажать обрез подмышкой. Наконец он закурил и быстрым шагом догнал Виктора, продолжавшего равномерно плестись по тропинке.

У некроманта неспроста тряслись руки. Не только опасность быть замеченным, но и многие другие невзгоды поджидают новичка в этой опасной профессии. Пока они шли к машине, чтобы унять своё нервозное состояние, Олег принялся рассказывать о своих приключениях:

— Ты представляешь, у первого трупа, которого я начал оживлять, взорвалась башка. Мне чуть палец не оторвало, я тебе клянусь. Я, значит, опрыскал его зельем, начал читать заклинание, а там на определённом слове нужно коснуться лба мертвеца. Вот я большой палец кладу ему на переносицу, и тут — ба-бам… — Олег изобразил руками взрыв и снова рассмеялся.

Несмотря на бледность лица, его походка уже приобрела победоносную лёгкость. И он чуть ли не приплясывал, идя за медленно переставлявшим ноги Виктором, который всё ещё не пришёл в себя, и потому речь Олега легко заполняла его сознание.

— Ты не сердись, что я тебе рот зашил. Это не потому, что я тебя слушать не хочу. Просто все классики пишут, что мёртвые очень кусаться любят. И уж лучше, чтобы меня ещё раз тухлыми мозгами окатило, чем мёртвец укусил.

На том конце поля их ждал большой внедорожник. Олег разместил Виктора на заднем сиденье, предварительно сковав ему руки за спиной для пущей безопасности. Как только они выехали на шоссе, некромант опять разговорился. Постепенно из его обрывочных рассказов и намёков Виктор сложил в своей голове следующую картину.

Отец Олега Дмитриева был депутат. Судя по всему, от коммунистической партии. Вывод этот напрашивался из следующего случая. В восемь лет будущий маг первый раз попал на какое-то партийное собрание, где выступал его родитель. Проникновенная речь хорошо отпечаталась в сознании ребёнка. Всё то сказочное будущее живо предстало перед глазами второклассника. Проблема была только в одном. На середине выступления Олег уже совершенно витал в облаках, представляя себе бесплатные автоматы с мороженым, и последнюю фразу, которую заглушил рёв аплодисментов, расслышал неправильно.

В результате после собрания он шёл домой и думал: «Что же нужно для того, чтобы „возродить тело Ленина“?». Вы не подумайте, Олег был не совсем псих и прекрасно понимал, что скорее всего ему послышалось. Но воображение ребёнка легко на подъём, а Ленин с ранних лет был его кумиром наравне с Бэтменом. Придя домой, молодой коммунист включил компьютер и набрал в поисковой строке: «оживление мёртвых». Так началось его увлечение некромантией.

В подростковом возрасте Олег, конечно, разочаровался в некромантии, а затем и в социализме. Не видя в жизни никакой определённой цели и не зная чем себя занять, он поступил в университет. Он так бы и стал обычным менеджером, если бы не смерть кота.

Сын депутата в то время снимал квартиру в центре города вместе с двумя одногруппниками, и кот был любимцем всей студенческой компании, зависавшей днями и ночами в гостиной. Тем не менее, хозяином кота считался Олег, так как Черныш жил у него ещё до поступления.

Несмотря на то, что кот был стар, и уже дышал на ладан, его смерть как-будто бы стала для Дмитриева неожиданностью. Обнаружив тело, Олег накрыл его полотенцем, а сам пошёл на кухню и часа полтора пил виски, глядя в окно. Виски оставалось уже не очень много, и потому Олег было принялся за текилу, но, взяв в руки бутылку, он вдруг замер, глядя на этикетку. Его взгляд был прикован к небольшому характерному изображению черепа. В глазницах этого черепа, как в замочной скважине, он вдруг увидел давно забытое событие, произошедшее во время его поездки в Мексику. Ведь точно такой же череп был на плече одного странного знахаря, подсевшего к нему за барной стойкой. Невпопад похихикивая, мексиканец поведал, что за большое количество денег готов вернуть к жизни кого угодно.

Дмитриев, конечно, не поверил тогда ни единому слову. Однако то ли зов приключений, то ли странная магия совпадений вместе с давно позабытыми азами некромантии заставили его принять это за руководство к действию. Запечатав Черныша в несколько пластиковых пакетов, а затем положив его вместе с бутылками пива в сумку-холодильник, он направился в аэропорт.

Будучи натурой склонной к ностальгии, Олег хранил у себя в квартире вместе с прочим хламом старую тетрадь с записями различных заклинаний и рецептов эликсиров, которую он вёл в детстве. Эту тетрадь он тоже на всякий случай взял с собой.

Оказавшись на мексиканской земле, искатель приключений возблагодарил бога за плохо работающую таможню и, взяв напрокат машину, направился прямиком в пустыню искать хижину шамана. По дороге Олег пытался вспомнить те испанские слова и выражения, которые ему могли понадобиться. К сожалению трёхмесячный курс испанского не касался таких слов как «cadáver», а переводчика в этот раз он взять не решился. Хорошо, что при наличии мёртвого кота требуемое удалось объяснить простым размахиванием рук.

Тем же вечером недалеко от хижины знахаря они развели костёр и начали варить зелье. При этом знахарь пританцовывал вокруг, воздевал руки к небу, орал песнопения и периодически хохотал сатаной. «Всё в лучших традициях,» — думал Олег и, стоя в сторонке, попивал пиво. В итоге кот был облит зельем, но даже после очередных песнопений признаков жизни не подал.

Воцарилась неловкая пауза, после чего знахарь принялся причитать что-то на испанском. «Ну вот, — сказал себе Олег, — всё так пошло закончилось». Он выбросил пустую бутылку из-под пива и уже хотел пойти спать в машину, когда вдруг решил, что для создания обстановки полной невменяемости он должен принять в происходящем активное участие. Он достал из рюкзака тетрадь с магическими конспектами и открыл её на первом попавшемся листе, где был записан очередной рецепт оживления мёртвых. Оттолкнув знахаря в сторону, Дмитриев принялся напевать заклинание.

С последними словами его магической речи начался совсем другой этап его жизни. Потому как сразу после этого кот восстал. Начинающий волшебник захотел от радости обнять своего любимца, но в следующий момент удивление вместе со страхом сковали все его движения. Открыв светящиеся красным светом глаза, кот издал леденящий душу вой. Затем из его спины выросли покрытые редким мехом кожистые крылья. После чего кот, сгорбившись, встал на задние лапы и, повернувшись к Олегу боком, несколько раз взмахнув крыльями, скрылся во тьме, то ли шипя, то ли заливаясь хриплым смехом. Пока Дмитриев приходил в себя, знахарь, крича что-то про чупакабру, убежал в сторону хижины.

Всю оставшуюся ночь Олег пытался убедить мексиканца открыть дверь. А затем ещё полдня выманивал у него рецепт зелья. Знахарь сопротивлялся, но не очень долго, так как зарабатывал на жизнь он в основном мошенничеством и становиться настоящим магом не собирался. Однако Дмитриеву пришлось раз десять поклясться не применять зелье хотя бы на территории Мексики.

После этого события некромант некоторое время жил в пустыне, надеясь снова увидеть Черныша, так как всё ещё испытывал любовь к своему другу. Он долго бродил в ночи, напарываясь на кактусы, по каменистым холмам и вслушивался в тишину ночи, но шелест кожистых крыльев так и не коснулся больше его уха. Этот случай быстро научил Олега главному — с мёртвыми надо быть осторожным.

Вернувшись в Россию, некромант продолжил эксперименты вначале на мелких животных, а потом и на людях. Но человеческие мертвецы оказались не так просты. Трупы то вообще не восставали, то разваливались в первые пять минут, то были совершенно аутичны, то совсем не поддавались контролю. К примеру, недавно Олег три часа бегал по лесу с обрезом, чтобы уложить обратно в могилу столетнюю бабушку, страдавшую при жизни радикулитом. Старушка всё-таки скрылась от него, сев на ближайшей станции на первую утреннюю электричку. Некромант плохо запомнил её внешность, но впоследствии ему казалось, что он видел, как она торгует шерстяными носками у метро.

В конце концов венцом труда Дмитриева стал Виктор Студёный, бывший пиар-менеджер, который не только восстал в здравом уме и твёрдой памяти, но даже был благополучно доставлен в тёмный загородный дом, прибежище некроманта.

Глава 3

Что есть смерть? Кто я такой, чтобы дать ответ на этот вопрос. Лишь великие философы да сектанты проливают на сей предмет тусклый свет фонаря, тратящего последнюю энергию садящейся батарейки. В слове смерть мы не различаем ни мелких черт, ни красок, лишь в удушливом тумане виднеется фигура, как будто держащая в руках острую косу.

Но в какой-то момент вы знакомитесь со смертью. Именно знакомитесь, а не приходите домой и понимаете, что она здесь побывала. Встречаетесь лично, а не читаете оставленную вам записку. Что-то вроде: «Заходила, но Вас не застала. Очень много слышала о Вас. С нетерпением жду нашей личной встречи. С любовью (а может, даже и с уважением), Ваша Смерть».

Неожиданно во время ланча она вдруг замечает вас в толпе и приветливо машет рукой. Вы оглядываетесь вокруг, с чего бы этой незнакомке махать именно вам. В голове появляются различные догадки, но до конца уверенности нет, ведь до этого момента вам был знаком только её почерк. Она подходит ближе и протягивает вам руку…

Наконец-то можете задать Смерти пару вопросов. Однако первый же вопрос ставит Смерть в тупик. «Что такое смерть?» — говорите ей вы. И получаете ответ: «Смерть — это я». Но, чёрт побери, это вас не устраивает, и вы просите рассказать что-нибудь о себе. После чего получаете в ответ: «Ну, вы знаете, по вечерам я люблю вышивать…» Вы раздражены, вы не можете понять, почему эта сволочь играет с вами, почему несёт какую-то околесицу. В конце концов вы вываливаете на Смерть все взбурлившие в вас чувства, и разговору конец.

У вас уже не будет времени извиниться. А Смерть ещё долго будет грустить в кабаке, заказывая одну за другой рюмки текилы и вновь возвращаясь к вопросу «Кто я?». Не слишком ли вы много хотите от Смерти, если сами обычно отвечаете чушь на подобный вопрос?

Не стоит удивляться, что и Виктор, восстав с того света, не сильно просветился в этих вопросах. Впрочем, Олег не пытался узнать от него ничего нового на эту тему, а только в шутку пару раз спросил: «Как дела?» — и, не получив ответа, вполне себе успокоился. Он посадил своего кадавра в подвал в целях карантина, оставив ему для развлечения компьютер, подключённый к интернету. Некромант также предупредил, чтобы мертвец не пытался ни с кем связаться.

Подвал тот, надо отметить, в обстановке и оборудовании выгодно отличался от чахлой квартиры, в которой Виктор проживал до этого. Многим людям я бы посоветовал после смерти отправиться в этот подвал, нежели в рай, хотя бы потому, что есть ли в раю столь мощные компьютеры с широкополосным подключением к сети, никто точно не знает.

Находясь в крайне подавленных чувствах, можно было бы даже сказать на грани нервного срыва, Виктор тем не менее проявил благоразумие и решил сперва осмотреться, не предпринимая никаких внезапных, необдуманных действий.

В конечном счёте, как и многим из нас, интернет помог Студёному убить неделю времени и в достаточной мере прийти в себя. Поэтому когда некромант решил начать с ним полноценное общение, Витя был уже совсем как живой.

На принесённом Олегом листочке он написал: «И что дальше?». В ответ Дмитриев потёр лоб. Из своего предыдущего опыта он догадывался, что ожившие мертвецы не слишком сильно отличаются от людей, но он всё равно подозревал их в чём-то ещё более зловещем, чем был он сам.

— Ну, а ты как думаешь? — с хитрой улыбкой спросил у трупа некромант.

Настал черёд Виктора тереть лоб, пытаясь распутать клубок мыслей. «Передо мной сидит чёрный маг, — думал он. — У него же должен быть какой-то тёмный замысел?» Он посмотрел Олегу в глаза, силясь прочитать что-нибудь в его душе. По спине некроманта, хотя он и не подал виду, от этого взгляда пробежали мурашки. Студёный снова склонился над бумагой, но замер, не изобразив ни одного символа. «Допустим, свой зловещий план он мне не откроет, но что же он хочет от меня? Почему темнит?» — вот вопросы, которые застыли у него на шарике авторучки, однако в итоге он написал на листке: «Я в растерянности». После чего положил ручку и откинулся на спинку стула.

Олег глупо выпустил из себя воздух, произнеся что-то вроде: «Пу-пу-пу-у-у-у». Ситуация складывалась неловкая. Взяв себя в руки, некромант снова взглянул Виктору в глаза и ничего страшного в них не увидел. «Пожалуй, весь могильный ужас был во мне самом», — подумал он. Усевшись поудобнее, Олег решил кончать с этими шпионскими играми.

— Что ж, Витя. Скажу тебе честно — я тоже в растерянности. С тех пор, как я оставил тебя здесь неделю назад, мне нужно было сдавать долги в универе, поэтому я не мог никак обдумать полноценно сложившуюся ситуацию. Кроме того, не было гарантии, что ты не превратишься вдруг в прах или ещё что-нибудь с тобой не случится.

Хозяин подвала сложил руки на груди и далее обрисовал Виктору положение дел. С одной стороны, это был чистый эксперимент. Дмитриев так вошёл в раж после воскрешения кота, что уже не мог умерить своё любопытство.

С другой же стороны, положение было явно замечательно для стартапа. Тогда, возможно, ноу-хау надо держать в строжайшем секрете, включая не только рецептуру, но и конечные результаты и возможности. Однако цель проекта была не ясна.

На этой точке разговора кадавр вдруг почувствовал огорчение. Внезапно проявившаяся истина заставила его содрогнуться. Всё это время он ждал, пока его новый знакомый изложит ему свой план. В соответствии с этим планом он и собирался строить дальнейшее своё существование. В этом была истинная причина, по которой он так легко пережил смерть.

Виктор, сидевший совершенно расслаблено, вдруг весь напрягся и наклонился вперёд, он уже хотел обхватить руками голову, но покачнулся и, чтобы не потерять равновесие, встал и принялся ходить взад и вперёд. Скулы некроманта в первый момент напряглись, но, подавив в себе испуг, он с интересом стал наблюдать за метаниями живого мертвеца.

Студёного же с каждой секундой всё более и более захлестывали чувства. Он шагал всё быстрее и быстрее. Вдруг он взглянул снова на Олега и замер. Разум его балансировал на грани безумия, но всё же смог устоять. Резким движением он пододвинул стул и, сев за стол, написал: «Ты Ленина хотел воскресить». После чего с надеждой взглянул на Олега. Тот задумчиво посмотрел на потолок, а затем медленно произнёс:

— Ну Ленин, не Ленин, а политика вот штука интересная, — в его глазах заблестела еле уловимая идея. — Мне нужно это обмозговать, а потом, я думаю, мы с тобой споёмся в этом деле. Ты вот кем был до того, как умер?

«Пиар-менеджер», — написал Виктор.

— Так это, Витя, замечательно, — восторженно произнёс Олег и, забыв попрощаться, вышел из подвала, гулко закрыв за собой железную дверь.

Опешивший кадавр сидел с минуту, размышляя сразу обо всём и ни о чём. Вдруг он заметил, что назвал Дмитриева в своих мыслях «хозяин». Он встал, отшвырнув стул, и зло посмотрел на запертую дверь. Несколько секунд он стоял так, сжимая и разжимая кулаки, но затем почесал затылок и, махнув рукой, сел за компьютер.

Глава 4

— Сердце действительно не бьётся, — проговорил профессор и, пошатываясь, отошёл к столу попить воды.

Олег подмигнул Виктору и, кривляясь, стал хвататься за грудь. Виктор, сидя на кушетке в одних трусах, еле сдерживал смех. Они успели стать в некотором роде приятелями. Трюк с отсутствием сердцебиения уже даже применялся, чтобы произвести впечатления на девиц, но сегодня был случай посерьёзнее. В свете жёлтых ламп плохо отапливаемого кабинета, заставленного старыми шкафами, они наконец-то презентовали научному сообществу новый феномен.

— Ну что, Анатолий Михайлович, теперь вы нам верите? — немного с издёвкой спросил некромант.

— Глазам я своим не верю, — отвечал профессор, протирая очки, — но, видимо, придётся звать коллег. Либо чтобы уже точно засвидетельствовать, либо чтобы меня в дурку увезли.

— Так вы не стесняйтесь, зовите скорее! Время — деньги, как говорится.

Профессор взял трубку телефона и принялся за дело. В это время Виктор начал ёрзать на кушетке:

— Ты что, хочешь меня тут на исследования им оставить? — вдруг обратился он к некроманту. Тот уже давно поверил в адекватность или, может, брезгливость своего подопечного и развязал ему рот.

— Скажешь тоже, ты мне для дела нужен. Тут же клиника, так? Значит, и морг есть. Оживлю им кого-нибудь там по-быстрому, и пускай хоть заизучают до смерти, не знаю, правда, до чьей, — Олег рассмеялся.

План Дмитриева был прост. Он решил использовать свои новые способности для политики. Тут у него было сразу несколько направлений, в особенности в области пиара, которые он разрабатывал вместе со своим первым кадавром и помощником. Но для всего этого нужно было придать ожившим мертвецам немного научной достоверности, чем он сейчас и занимался.

В конце концов консилиум медиков был собран. Все они поочерёдно обследовали Студёного. Можно было бы провести целое социологическое исследование на тему того, как люди реагируют на восставшего мертвеца в одной комнате с ними. В начале никто из врачей не воспринимал всерьёз причину их встречи.

— Чепуху какую-то мне рассказываете!

Затем все искали подвох:

— Да вы меня разыгрываете! Такого не может быть!

Потом все замолкали и начинали теребить бороды, поправлять очки, протирать платочком лысины и тянуться за сигаретами. Один из докторов даже перекрестился:

— Ну ты даёшь! А кто тут статьи про научный атеизм в комсомольской газете писал? — хлопнул его по спине Анатолий Михайлович.

— А как на это реагировать? — парировал его коллега, нервно дёргая руками в сторону Виктора.

— Ладно, дорогие товарищи учёные, — Дмитриев потёр ладоши и встал с кресла профессора. — Пойдёмте-ка в морг, там я вам оживлю кого-нибудь, кого скажете, и вы тут начнёте свою работу, а мы с Витей поедем.

Виктор стал одеваться. Ему порядком надоело быть объектом ощупывания и осматривания. Он вдруг понял, что теперь он не такой, как все, и это чувство ему было в новинку. Вот раньше он ходил в школу, потом в институт, потом на работу. Покупал продукты, ездил в метро, мечтал об отдыхе на море, читал политические новости и думал, что он-то лучше остальных в этой жизни всё понимает. Был как все, одним словом. Он легко мог растворится в толпе, он мог, например, пойти с девушкой в кафе или с друзьями в бар, и все его разговоры были бы такими же, как если бы Виктор был не Виктором Студёным, а Иваном Ивановым. Ау, где ты, Витя? Вроде есть, а вроде и нет.

Но теперь, стоило людям понять, что рядом с ними восставший мертвец, они тут же начинали вести себя странно. Вот и сейчас все, кроме некроманта, делили присутствующих на живых и мёртвых, то есть на всех и Виктора. Это было и приятно, и нет. Потому что Студёный теперь точно понял, он уникальный, он теперь действительно в жизни что-то понимает больше всех, но вот только что?

Пиар-менеджер замер, застёгивая последнюю пуговицу на рубашке. Он раньше не часто задумывался о подобных вещах, так как не было повода, а теперь времени просто не было. Олег очень быстро начал развивать проект, он вообще всё делал энергично и бодро, так что Виктор даже за ходом его мыслей не всегда поспевал. Вот и сейчас Дмитриев уже открыл дверь и чуть ли не выталкивал врачей из кабинета. Схватив куртку, Студёный вышел последним, и профессор закрыл за ним дверь.

Спускаясь вниз по лестнице позади всех, Виктор видел, что медики беседуют между собой и с Олегом, но никто не пытается вовлечь его в разговор. Казалось бы мнительность, много ведь таких людей, которые просто не располагают к общению. Но нет, в глазах у всех этих докторов читалось что-то особенное, когда они смотрели на кадавра, и не только простой шок или страх, здесь было что-то ещё. И эти косые взгляды снова вернули Виктора к его мыслям.

Вот что было неприятно. Если раньше можно было заменить Виктора на стандартного Ивана Иванова, то теперь его можно было бы так же заменить на стандартный оживший труп Ивана Иванова. То есть оживший мертвец есть, а сам Виктор снова непонятно где.

«Бред какой-то в голове! — думал Виктор, проходя в холодный подвал. — Я это я. Ну, чёрт с ним, что для кого-то я оживший мертвец или даже никто. Для себя-то я лучше всех!» Он почесал затылок: «Ну, может, и не лучше всех, но я такой один для себя, единственный».

Всё же, когда медики скучковались в противоположном от него углу, наблюдая за приготовлениями Олега, ему стало снова неприятно. Он про себя послал их очень далеко и стал тоже смотреть на некроманта, к которому вдруг проникся уважением. Олег хоть вначале тоже на него так смотрел, но ещё даже до того, как ему рот снова дал открыть, уже стал относится к нему по-другому. Видимо, для этого нужна какая-то сила, энергия, чтобы в человеке, пусть и мёртвом, что-то увидеть.

Помещение морга было старым, холодным и сырым. Низкие полукруглые своды создавали идеальную атмосферу для всего происходящего. В лучших традициях фильмов про секты и чёрную магию. Только тот доктор, что перекрестился, немного нарушал атмосферу, снимая видео на смартфон.

Некромант обрызгал труп зельем, а перед тем как читать заклинание, воткнул в голову покойного серебряную спицу. Это было новое достижение Дмитриева. После оживления трупа с серебряной спицей в голове личность покойного не возвращалась. Было лишь тело, которое поддавалось простейшему вербальному программированию и только. Уже с неделю дом мага стали охранять полоумные восставшие из мёртвых подмосковные бандиты. Вот и медиков он решил избавить от всяких этических неловкостей.

В конце концов заклинание было прочитано, после чего Олег с излишним пафосом сказал:

— Встань и иди!

Труп встал и направился в сторону докторов, которых вдруг обуяла лёгкая паника. Пытаясь сойти с пути зомби, они все быстро задёргались, затолкались, при этом из-за беспорядка оставаясь практически на том же месте, в то время как ужасающее, но совершено спокойное существо продолжало своё медленное движение. Когда врачи наконец-то смогли освободить для кадавра проход, он просто прошагал мимо них и упёрся лбом в стену, изредка продолжая попытки двинуться дальше.

— Тело есть — ума не надо! — сказал Олег. — Вот вам, товарищи учёные, образец. Его и изучайте. А мы поехали.

Профессор задал некроманту ещё пару практических вопросов, и они раскланялись. Выйдя на улицу, Виктор вдруг остановился.

— Ты не рассказывай больше никому про то, что я мёртв, — сказал он, пытаясь быть как можно более убедительным.

— А кому я рассказываю? Вон, профессорам только, — удивился Олег, продолжая идти к машине.

— Ну вот им, а ещё вчера девушкам в баре.

— Вчера-то ты был не против. Они же клюнули. Или ты чем-то недоволен? Я же не знаю, какая она, половая жизнь загробная, — замер Дмитриев, открыв дверь машины.

— Да всем я доволен, — проворчал Виктор залезая в автомобиль.

Олег сел в водительское кресло и, заводя машину, посмотрел на Студёного вопросительно. Тот несколько секунд сидел молча, он был слегка удивлён, сердце же действительно не бьётся, впрочем руки-то с ногами тоже шевелятся.

— Ну так что, Витя? В чём дело-то?

— Да ни в чём. Просто как-то неприятно, и всё. Медики эти вон смотрели на меня, как будто я мумия какая-то в музее. Вот и неприятно.

— Ладно. Всё с тобой ясно. Ты только сам ведь подумай, какая же ты мумия, если ты ведёшь себя как человек? В бары, вон, ходишь, в интернете сидишь. Ну а то, что не дышишь и не ешь, так это ещё и тебе в плюс. Но ты как знаешь, я тебя обидеть не хочу.

— Спасибо, — сказал Виктор.

Олег перевёл взгляд на дорогу и плавно нажал педаль газа.

— Поедем теперь, Витя, к авторитетным людям. Надо с ними договориться обо всём, электорат ведь в нашей стране — это ещё не главное.

Сгущались сумерки. В свете фар медленно падал на землю первый снег. Отгородившись стеклом от надвигающейся ночи, под жёлтым светом старой лампы семеро учёных в белых халатах сидели и молча пили чай, в то время как оживший труп всё так же пытался пробить головой стену морга.

Глава 5

Виктор давно так не смеялся. Наверное, с самого детства. У профессора, с которым они договорились, судя по всему, было хорошее чувство юмора. На экране телевизора, стоящего в гостиной некроманта, он только что закончил доклад про новый «феномен ожившего мертвеца», после чего на сцену вышли десять зомби. Один из них откуда-то достал балалайку и начал играть «Яблочко», остальные же пустились вприсядку. Далее шла пресс-конференция.

В этот момент неожиданно вернулся Дмитриев. Он где-то пропадал уже с неделю, в то время как Виктор вместе с парой программистов и дизайнеров создавал для него сайт. Некромант вошёл в комнату и потряс перед лицом своего компаньона какой-то тряпочкой:

— Вот, смотри! Раздобыл-таки. Без дураков. Этим платком лично Пушкин пользовался.

— Где же ты его нашёл?

— Да взял в аренду у областного музея одного. Потом верну, ну если только Пушкин вдруг не захочет себе оставить.

После этих слов Дмитриев прошёл в лабораторию, где положил платок на широкий стол и начал поливать его приготовленными зельями.

— А ты ему мозг-то будешь восстанавливать? Или так, болванчик будет? — спросил Виктор, стоя в дверях.

— Буду, конечно, иначе кто же поверит, что это Пушкин.

— Так ты ему и рот заклеивать не станешь?

— Я таких древних мертвецов ещё не возвращал. К тому же вместе с разумом я пока что только тебя да дворецкого оживил. Так что рот Александру Сергеевичу на первое время заклеить не мешает. Чёрт его знает, каким этот сукин сын вернётся. Мне тут фильм в жанре хоррора совсем ни к чему.

Закончив удобрять платок классика магическими жидкостями, некромант стал быстро шептать заклинания. Затем, засучив рукава, он вытянул руки над столом и, весь напрягшись, закричал что-то нечленораздельное. Платок задымился, и весь стол заволокло зелёным туманом. На столе материализовалось тело старухи.

— Работает, — удивленно произнёс Виктор.

— Ну так а что ты хотел, — усмехнулся Олег, склоняясь над продуктом своей магии. — Это же уже третье заклинание, которое я освоил, всю зиму на это убил, но освоил.

Они оба рассматривали тело с улыбкой. Но постепенно лицо Дмитриева посерьёзнело.

— Вот только это же не Пушкин! — сказал он, посмотрев в глаза Виктору. Тот замотал головой.

— Наверное, смотрительница музея. А как же тогда тело Пушкина достать? — проговорил Виктор отойдя от стола.

— Давай ещё раз попробуем, — сказал Олег и, спихнув тело на пол, начал снова поливать платок зельями.

Через два часа под столом уже было шесть тел, разной степени разложения. А порядком раздражённый некромант всматривался в то, что материализовалось на столе в этот раз. Вроде костюм был как на картинке, а остатки волос как будто бы выдавали бакенбарды.

— Как думаешь? Он? — спросил Олег.

— Может и он. Тут уже не поймёшь. Предыдущий точно был не он, — ответил ему Виктор.

— Конечно, не он! — проворчал Олег. — Я надеюсь, Пушкин женских платьев не носил. Тем более на похоронах.

— А ты так и задумывал, чтобы он в таком состоянии был?

— Нет, конечно. Я, если честно, надеялся, что он сразу более менее в теле будет, так сказать, — Олег сделал шаг от стола и почесал затылок. — Ну, допустим, он! А что дальше? Нельзя же его таким оживлять? Ну, то есть можно, но толку с него тогда никакого! Разве что нам с тобой удовольствие, с Пушкиным пообщаемся. Ох, ладно, нужен перерыв.

После этих слов Олег, потирая руки, отправился на кухню.

— Никита! Прибери там трупы под столом! — крикнул он, копаясь в холодильнике. В ту же минуту из чулана вылез бородатый коренастый мужик.

Никита был при жизни, может, и не Никитой. Он и сам того не помнил, так как перед смертью уже пятнадцать лет бомжевал и потому пил со страшной силой. Восставшим он теперь даже стал лучше пахнуть и немного больше соображать.

— Только того, что на столе, не трогай, — проговорил некромант, выныривая из холодильника. — Это Пушкин, — многозначительно подняв вверх указательный палец, закончил он и направился в гостиную.

— Неужто сам Александр Сергеевич, — прохрипел ему вдогонку Никита и зашагал в лабораторию. Прибрать трупы означало сжечь их в печи, которая обогревала дом из подвала.

Удобно устроившись на диване, Олег включил телевизор и принялся готовить бутерброды из прихваченных с собой ингредиентов. В это же время в дверях появился Студёный. Некоторое время он меланхолично макал чайный пакетик в кружку, а затем, на секунду остановившись, спросил:

— А что если он не согласится на тебя работать? Человек-то всё-таки был своенравный.

— Да не переживай ты. Уговорю я его.

Дмитриев откусил большой кусок бутерброда, как бы поставив точку в разговоре. Уставившись в телевизор, он сразу же отвлёкся от всех этих глупостей. На экране шёл музыкальный клип.

— Вот это задница! — со смаком проговорил некромант, глядя на певицу. — Вот ты, Витя, к примеру, в смерти тебе не повезло, может, в любви повезёт! Найдёшь себе какую-нибудь с такой фигурой, — он ткнул пультом в сторону экрана.

Виктор немного смутился. У него ведь когда-то была девушка при жизни. Может, стоило её найти, поговорить? Или всё же пока смерть не разлучит? А как бы он сам отреагировал, если бы она вернулась к нему с того света? А если она тоже будет смотреть на него как те доктора?

Виктор поморщился. Подобные размышления явно выводили его из зоны комфорта. Видимо, их любовь не была настолько сильной, чтобы победить смерть.

— Да ладно тебе, — проговорил Олег, и его лицо приобрело просяще-задумчивое выражение. — Опять о жизни тоскуешь?

— Есть немного.

— Ты ведь не обижаешься на меня, что я тебя воскресил?

— Вначале обижался, но ты вроде норм, и работать с тобой интереснее и не так напряжно.

— Ну вот и славно, — Олег опять уставился в экран. — Серьёзно, Витя. Мне никогда с девушками не везло. Если эта вот, к примеру, завтра помрёт, то, пожалуй, воскрешу её. Чего мне терять-то. Только вначале надо с Пушкиным разобраться, чтобы знать, как тело в хороший вид привести. А то вдруг она в автокатастрофе погибнет. Что мне тогда, по частям её любить, что ли?

Виктор пожал плечами.

— С мёртвыми как-то проще. Вы такие спокойные и рассудительные вроде. Что ты, что Никита. Как будто смерть вас чему-то научила. Может, ты не рассказываешь мне что-нибудь?

— Да всё я тебе рассказал. Синий экран и ничего больше.

— Ну ладно, — вздохнул Олег.

В это время Никита тащил очередной труп мимо дивана. Дмитриев махнул на него рукой.

— А с Никиты и не спросишь ничего. Для него что запой, что смерть, одна ерунда.

В ответ дворецкий исподлобья взглянул на некроманта и заулыбался.

Глава 6

— Пушкин нормальный получился. А этот облезлый какой-то! — проворчал Никита, привязывая тело Достоевского к столу. Голос дворецкого был глубоким и с хрипотцой, что добавляло его суждениям веса.

— И этот нормальный получился, — строго ответил ему Олег. — Надеюсь, он посмирнее будет.

Олег всё ещё носил небольшой пластырь на лбу в том месте, куда Александр Сергеевич умудрился попасть ему табуретом. Хорошо, что Никита быстро усмирил поэта, затолкав его в подвал. С тех пор некромант не оставлял надежды договориться с Пушкиным, однако тот в переговоры не вступал совсем.

Олег открыл Достоевскому рот и принялся старательно наносить ему на зубы эпоксидный клей. Никита, проверив ещё раз узлы, встал рядом с молча следившим за приготовлениями Виктором.

— Так я-то тут тебе зачем? — спросил Студёный, давя зевок. — Вы вон с Никитой вдвоём справитесь.

— Я думал, тебе просто интересно будет.

— Ты им всё равно рот заклеиваешь, что тут интересного тогда. Я и так верю, что он сейчас восстанет и начнёт вырываться, небось.

— Может, и не начнёт. Тут не угадаешь. Если вменяемый будет, то и с заклеенным ртом можно будет пообщаться. А иначе к Пушкину сразу отправится.

Олег закончил наносить клей. Он сжал двумя руками челюсти Достоевского и кивком подозвал Никиту, который обмотал голову писателя эластичным бинтом. Несколько секунд все трое стояли молча перед трупом. Затем Олег засёк время на наручных часах и стал прибирать стоящие кругом бутыльки и склянки.

— А от чего он умер? — спросил Виктор.

— Что-то с лёгкими, — ответил Олег, не отрываясь от своего дела.

— А твой эликсир и это восстанавливает? А то с Пушкиным ясное дело. А тут? Может ведь неудобно выйти: оживёт и тут же снова коньки отбросит.

— Не, всё чётко должно выйти. Тут ведь это не важно, важен лишь косметический эффект.

Виктор задумался. И правда глупость какую-то сказал. Как может зомби от болезни лёгких помереть. Подождав, пока некромант перестанет греметь бутыльками, он спросил:

— И что? Ты надеешься Пушкина заменить им? Думаешь, с ним легче договоришься?

Олег закончил прибираться и сделал многозначительную паузу. Потом он хлопнул Виктора по плечу и, направляясь к двери, сказал:

— Я и с Пушкиным ещё не все надежды потерял. А этот вообще вроде при жизни много о деньгах беспокоился. Куплю его, — некромант рассмеялся. — Ну или сыграю в карты с ним на его бессмертную душу.

Они направились на кухню, где уже стоял приготовленный Никитой обед. Не то чтобы дворецкий хорошо готовил, но недавно Дмитриев в шутку подарил ему кулинарную книгу, которая внезапно увлекла незадачливого слугу.

Никите и Виктору еда была, в принципе, не нужна, однако по старой памяти дворецкий всегда уплетал за обе щёки. Виктор же ел немного, для вкуса, и находился за столом просто ради компании. Сидя напротив Олега, он отметил про себя, что, несмотря на хороший аппетит, некромант всё время отвлекается и поглядывает на часы.

Он был, как обычно, бодр, но к этой бодрости теперь добавилась нервозность. Бесплодные попытки завербовать Пушкина явно пошатнули его уверенность в первоначальном плане.

— И всё-таки я не понимаю. Зачем тебе эти классики? Может, попроще что придумаем? — спросил Студёный.

— Я тебе уже говорил. Наша жизнь — это искусство. А политика — тем более. Вот и будет красиво начать с поддержки классиков, — ответил Олег, закончив жевать. — Если бы у меня была тяга к живописи, то я бы занялся этим, но раз у меня тяга к власти, то я тоже намерен заниматься этим красиво. К тому же наша нация — самая читающая. В нашей культуре же всё пропитано этим. Так что народу понравится.

— Не знаю. У меня тяги к власти никогда не было. Мне всегда казалось, что там люди как можно проще стремятся поступать. Цель там главное, а всё остальное — так, мелочи.

— Для таких людей власть — это их страсть. Они хотят просто быть главными — это мне и самому противно. Для меня власть — это интерес. Вот ты, например, в «Цивилизацию» играл?

— Играл.

— Интересно же было? — Олег воспользовался паузой и налил себе портвейна из стоявшей на столе бутылки. — Вот и мне интересно. И чтобы интерес сохранялся, нужно всё делать красиво. К тому же у меня с некромантией есть некоторые бонусы.

— Но это же не игра, — задумчиво ответил Виктор. — Тут же реальные люди.

— Так а я что, зла им желаю? — Олег заулыбался. — Я теперь такое знаю и умею, что у меня лично всё имеется, что мне нужно. Так что во власть я не ради наживы иду. И не ради какой-нибудь авантюры.

Виктор пожал плечами. Ему не до конца верилось, что Олег мог бы стать хорошим правителем. Однако он никак не мог понять почему. В конце концов Студёный решил, что это его предрассудки. Потому как и к нему, и к Никите некромант относился совсем как к друзьям, хотя ничто не мешало ему в случае чего сотворить себе целый штат новых слуг и помощников.

Олег вновь взглянул на часы и встал из-за стола:

— Что же, пора оживлять Достоевского.

Глава 7

Достоевский хоть и не стал буйствовать, однако вёл себя аутично и на контакт не шёл. Поэтому после него ещё последовали Чернышевский, Жуковский, Лермонтов и Гоголь.

Однако разговор ни с одним из них не вышел. Все они были отправлены в подвал к Пушкину, который подуспокоился, однако ничего дельного на вопросы отвечать не хотел. На листке бумаги, который дал ему Олег, он лишь писал оскорбления и рисовал.

Некромант по нескольку раз пробовал говорить с каждым из классиков лично, но вразумительной беседы не получалось. В конце концов он вывел их всех разом из подвала и усадил в гостиной, где попытался ещё раз урезонить.

— Я же не могу понять, насколько вы в себе все! Ну вот Жуковский, простите, Василий Андреевич, что-то мне отвечает, но от Достоевского я вообще ничего не могу добиться. Я-то думал, что человек, который такие книги толстые писал, поразговорчивее будет.

Пушкин слегка заулыбался, что не осталось незамеченным некромантом.

— Ну вот видите, значит, кроме Достоевского, все уже в себя пришли. Так давайте договоримся о чём-нибудь. Вы тут все уважаемые люди, я вам предлагаю всего лишь немного на меня поработать и получить всё, что вы хотите. А вы почему-то отпираетесь. Почему? Вот перед вами лежат листочки, напишите мне, какую плату вы хотите в обмен на то, чтобы помочь мне хотя бы одним своим приличным видом и киванием головы.

Пушкин начал что-то писать, но Олег уже сразу догадался, что это будет лишь очередная эпиграмма.

— Да вы меня с ума все сведёте! — Олег резко встал и осмотрел собравшихся. — Нужно было лучше кого-нибудь из двадцатого века призвать.

Некромант вырвал у Пушкина листок и, быстро пробежав его глазами, кинул в камин. Гоголь при этом вздрогнул, и Олег посмотрел на него со злорадством. Продолжая ходить взад и вперёд по гостиной, он начал рассуждать то ли для классиков, то ли для Виктора с Никитой, стоявших тут же, то ли вообще для себя самого:

— Ну сколько можно? Вы же как будто меня понимаете и всё делаете мне назло! И даже объясниться не хотите. Я же вам уже тысячу раз всё рассказал, — он потряс руками над головой. — Спрашиваю потом, понятно? Вы киваете, ну, кроме Достоевского. А что-нибудь ещё спрошу, и никакого внятного ответа. Вы в своём уме все или нет?!

В ответ на это Жуковский вдруг взял карандаш и, написав короткую записку, отдал её Олегу. «Мы все в своём уме, но с тобой ни о чём говорить не будем», — прочитал некромант вслух.

— А с кем будете? Вы хотите, чтобы я отпустил вас просто на все четыре стороны?

Но на этот вопрос, как и на все последующие, Дмитриев ответа не получил. Он пытался добиться чего-либо ещё минут десять. Всё это время Достоевский сидел отдельно в самом углу, около камина. Сложив руки на коленях, он практически не шевелился и совсем не реагировал на происходящее. Олег очень скоро перестал обращать на него какое-либо внимание. Что чуть не стало роковой ошибкой. Выдерживая очередную паузу в надежде на какой-либо ответ, Дмитриев стоял спиной к Фёдору Михайловичу, когда тот резко встал и схватил его за горло. Все остальные пятеро классиков было бросились помогать своему соратнику, однако Никита вместе с Виктором смогли быстро умерить их пыл несколькими сильными пинками. Стряхнув с себя Достоевского, некромант схватился за кочергу.

— Пошли все в подвал, сукины дети! — закричал Олег и, размахивая своим орудием, загнал писателей обратно в их обитель.

После чего, тяжело дыша, вернулся в гостиную и упал на диван.

— До чего ты, Никита, сильный! А я неосмотрительный, — сказал он, потирая горло. — Надо же было, поверил им. Говорят, тихо вести себя будем. Готовы поговорить. Тоже мне, классики. Вот скажи, Витя, я к ним как к людям, а они… — Дмитриев с досадой махнул рукой.

— Может, отпустим их? Пускай идут, — сказал Виктор, кладя кочергу на место.

— Или по ветру их развеем! — вставил Никита и, крякнув, ушёл куда-то на двор.

— Да ты же видел, какие они. Они же не дают мне ответа на вопрос, что они будут делать на воле. Они ведь всё-таки восставшие. Был случай, в Скандинавии целый город сгинул из-за вот таких «отпустить».

— Ну а что делать-то будешь теперь?

— На место я их всех поставлю, вот что! — сказал Олег вдруг с несвойственной ему жёсткостью. — Попляшут они у меня теперь.

Съездив на следующий день в город, Олег приобрёл резиновую дубинку и хлыст. Набор был странным, но, как выяснилось в следующие несколько дней, полностью себя оправдал.

Виктору было неуютно по вечерам теперь слушать злобные рыки и щёлканье хлыста в подвале. Однако когда он сам пытался поговорить с классиками, чтобы понять, насколько они вменяемы и можно ли относится к ним более гуманно, у него не складывалось однозначного мнения на этот счёт.

Казалось бы, всё понятно. Человек внезапно обнаруживает себя восставшим, с заклеенными челюстями, практически в полной власти некроманта, а затем ещё и в заточении. Конечно, реакция может быть эмоциональной. И всё ж таки, когда он спрашивал у писателей, хотят ли они питаться человеческой плотью, он видел, как глаза их загорались недобрым огнём, что было мягко говоря чересчур. Потом он, правда, думал, что ему это всё кажется. Но молчание и буйные выходки классиков не давали ему полностью избавиться от зловещего наваждения.

Всё это было тем страннее, что временами классики вели себя спокойно и даже отвечали на некоторые вопросы, связанные с их жизнью в девятнадцатом веке. «Диссер написать можно!» — с усмешкой говорил в такие моменты Олег.

В конце концов через пару недель некромант с помощью хлыста и угроз, которые были подкреплены публичным превращением Лермонтова обратно в прах, добился полного послушания. Писатели теперь ходили строем и по команде кивали головами. Олег был доволен результатом, хотя и немного раздосадован использованными методами воспитания.

— В кого они меня превратили? — вопрошал он у Виктора, когда они вечерами пили пиво на крыльце. — Я в жизни не мог представить себе, что буду кого-то бить. Ведь интеллигентные вроде люди были. А ведь довели меня.

— Не переживай так! — каждый раз утешал его Виктор. В душе он так и не решил, на чьей стороне ему быть, и потому всё больше смотрел на звёздное небо и в разговоре принимал лишь пассивное участие.

Через месяц некромант действительно перестал переживать и назначил пресс-конференцию. К этому моменту он уже был знаменит среди народа как выдающийся маг, или учёный, или посланец бога или ещё каких-то сил. К тому же во властных кругах он договорился с несколькими людьми, которые обеспечивали ему хорошо защищённый тыл. Пришла пора большой премьеры.

Все, конечно же, были в шоке, когда на трибуну вместе с Дмитриевым вышли ожившие классики. Олег представил их своими доверенными лицами, после чего прочитал пламенную речь о том, что он — единственная надежда отчизны. Писатели всё это время согласно кивали и в конце с жаром аплодировали. Успех был потрясающим.

Глава 8

После первой встречи с прессой последовали ещё интервью Пушкина и Гоголя, которые они дали письменно, естественно. Однако отечественные специалисты подтвердили то, что нового политика поддерживают действительно восставшие классики, а не какие-нибудь загримированные актёры.

Далее потекли обычные предвыборные будни. Встречи с избирателями, рекламные ролики и тому подобное. Конечно, некроманту было сложно объяснить, почему классики всё время молчат. Некоторое время он умело обходил этот вопрос стороной, а потом соврал, что голосовые связки после воскрешения нуждаются в длительной реабилитации, которая может продолжаться годами.

Неожиданным побочным эффектом всей этой кампании стало повышение продаж классической литературы. На чём Олег, конечно же, не преминул обогатиться. Рейтинги всех писателей, появившихся на телевиденье, стали расти как на дрожжах. Казалось бы, уже давно у всех стояли на полках многие тома классиков, но люди всё равно пошли в книжные. Начали даже переиздаваться разные экзотические вещи.

К тому же с помощью хлыста Олегу удалось заставить Жуковского написать новую поэму. Некромант вначале хотел добиться этого от Пушкина, но тот встал в позу. Написал на листочке, что будет создавать только историческую литературу, а для этого он ещё, мол, плохо ознакомился с историей двадцатого века.

Виктору было и смешно, и печально смотреть на то, как знаменитый поэт работает над своим новым произведением. Он пытался уговаривать Жуковского самого по доброй воле в течение каждого дня создавать хотя бы одну черновую страничку. Но тот, сидя в подвале, только и делал, что смотрел телевизор. Вечером же приходил Дмитриев, у которого, кроме Василия Андреевича, было много других дел. Поэтому он просто сажал Жуковского за письменный стол и подзатыльниками добивался от него сосредоточенной работы.

Впрочем, поэма Василия Андреевича была встречена хоть и с интересом, но весьма скромным. Гораздо лучше всё равно продавались старые тома его более популярных коллег.

В какой-то момент и Студёный направился в магазин, чтобы приобрести себе несколько старых книг, ставших вдруг столь современными.

Оказавшись перед книжными стеллажами, Виктор некоторое время просто бродил вдоль полок, воспринимая книги скорее как некоторую инсталляцию. Ему даже начало казаться, что как только он протянет руку к понравившемуся корешку, откуда-то обязательно должна выбежать смотрительница и сделать ему строгое замечание. В конце концов у него в руках как будто бы сам собой появился том Достоевского, в котором в дополнение к роману «Преступление и наказание» была размещена повесть «Записки из мёртвого дома». Такое название не могло не задержать внимание кадавра. Так как эта повесть попалась ему на глаза впервые, Виктор даже ненадолго задержался на редакторском предисловии. «Ф. М. Достоевский единственный из великих русских писателей испытал на себе каторгу…» — выхватил он из первого абзаца «Вот тебе и больные лёгкие», — прошептал Виктор, перелистывая страницу. «В этой повести автор творчески переосмыслил свой собственный опыт», — после этих слов по спине Студёного пробежали мурашки. «А что сможет написать Фёдор Михайлович после своего пребывания у некроманта?»

Эта мысль вдруг привела Виктора к выводу, что роман «Преступление и наказание», пожалуй, не такой странный и сложный, каким казался ему в школе. Весь окружающий мир неожиданно слегка пропитался этой книгой. А первые строки романа показались теперь ясными и близкими. Как будто бы автор сам нашёптывал их в ухо Студёного.

Однако сам Достоевский в это время сидел в углу подвала и лишь иногда начинал раскачиваться назад и вперёд. Эта нелепая, непонятная и нездоровая картина, периодически встающая перед глазами, всё же не давала Виктору полностью сконцентрироваться на прочитанных строках.

В очередной раз подняв голову от книги, Студёный неожиданно для себя с раздражением заключил: «Получается, что книга — лучший консервант мысли, а может быть, и всего человека». В этот момент его размышления прервал разговор двух продавцов, расставлявших свежеотпечатанные «Мертвые души» на соседнем стеллаже.

— Хорошая идея, конечно, классиков в политику привлечь, — говорила молодая девушка, подавая из коробки книги своему старшему коллеге. — Хорошая, но в чём-то паскудная. Хотя если классики действительно искренне его поддерживают…

— Ерунда всё это, — говорил ей в ответ мужчина лет сорока с длинными волосами, схваченными сзади в хвост. — Мишура никому не нужная. Вот лучше бы он Столыпина воскресил, тот порядок навёл бы.

Вдруг в разговор встроился покупатель, стоявший у кассы:

— Скажете тоже, Столыпин… Царский прихвостень он был. Вот Троцкий — это другое дело.

— Как же вы не понимаете, — слегка поморщилась девушка. — Ведь Троцкий и Столыпин, они же не всем по душе придутся. А писатели — это наш моральный ориентир.

— Тоже мне ориентир, — усмехнулся её коллега. — Толстой, вон, говорят, сколько девок дворовых попортил.

— Так Толстого среди восставших классиков и нет, — парировала девушка, махнув рукой в сторону дальнего угла торгового зала.

Виктор в этот момент заметил, что в центре магазина стояли только книги писателей, оживлённых некромантом. Над этими стеллажами красовалась вывеска: «Книги воскресших классиков». А Толстой, как и многие другие, пылился где-то в глубине.

«Да-а-а-а, — протянул про себя Виктор, — умная девушка», — и, закрыв книгу, пошёл в сторону кассы, по пути прихватив ещё пару новых изданий восставших авторов.

После покупки он не поехал сразу за город, а отправился помогать некроманту на уже третью большую пресс-конференцию. По сравнению с первыми двумя, она выглядела уже не так впечатляюще, хотя и писатели, и сам Дмитриев смотрелись гораздо увереннее.

Неожиданно после мероприятия, садясь в микроавтобус, который должен был отвезти восставших обратно за город, Пушкин сунул в руку Виктора записку: «Мне нужно то, о чём говорил Олег — растворитель. Я не могу это терпеть, я хочу сказать народу правду!»

Глава 9

Насколько сильно мы доверяем тому, что написано в книге? Насколько сильно мы доверяем тем людям, которые написали это для нас? Или, может, не для нас…

Если бы Пушкин завтра пришёл к вам и попросил денег взаймы, вы бы ему дали? Он же ведь может и не вернуть. А царского двора, который сделал бы это за него, уже давно нет. Пожалуй, вы, конечно, скажете, что сами готовы простить Пушкину долг. Но насколько большой? Сколько стоит солнце русской поэзии лично для вас? Да и чем заслужил он именно ваше уважение и любовь?

Но даже если ответить на все эти вопросы и дать Александру Сергеевичу требуемую сумму, то всё равно останутся опасения, не дискредитирует ли он себя в ваших глазах, проиграв эти деньги в карты? А если вы, не дай бог, кому-нибудь расскажете, что он вам должен, и пойдут всякие разговоры. Ох, как не любит всякие разговоры в обществе наш Пушкин, как бы чего не вышло.

Но все мы, конечно, когда спрашиваем: «Где мой Пушкин?» — всё же имеем в виду книгу. Скорее всего, одну из трёх красных книг полнейшего собрания сочинений, наверное, самую толстую из них. Вот тогда Пушкин надёжен, тогда он действительно «наше всё». Он удобно лежит в руке, придаёт нам статусности, выдаёт с головой нашу тонкую душу и любовь ко всему изящному. Он как незримый запах духов с нотками осени, тумана, гранитных берегов, мистики и жизнерадостности, цивилизованности и патриотизма. Этот запах обволакивает каждого из нас, не скрывая, однако, и нашего собственного душка. К тому же, как говорится, правда у каждого своя, потому и Пушкин у каждого свой. У кого-то он как дорогой одеколон, а кто-то навалил Пушкина себе в штаны и уже несколько лет с тех пор так и не удосужился подтереться. Ещё хуже, если Пушкина ему навалили в школе лопатой.

Вернёмся, однако, к более серьёзному вопросу, который встал перед Виктором Студёным: давать ли Пушкину растворитель? В первый момент он было подумал сразу поговорить с Олегом, но потом решил вначале расспросить Александра Сергеевича. Поздно ночью, когда некромант уснул, а Никита отправился на рыбалку, Виктор прокрался к окошку, что выходило из подвала с задней стороны дома и, спрятавшись за кустом малины, завёл с поэтом беседу.

— Александр Сергеевич, вы здесь? — прошептал Студёный в темноту.

Лунный свет струился через плечо Виктора внутрь подвала, и потому он легко разглядел появившееся в окне смуглое лицо.

— Александр Сергеевич, почему вы вдруг решили меня попросить о растворителе?

Пушкин вздохнул и, достав листок и карандаш, начал писать. Писал он долго, и Виктор скоро перестал за ним следить, а сел, оперевшись на стену дома, и уставился на луну.

Наконец, открыв маленькое окошко, он получил листок формата А4, на котором, благодаря почерку и устаревшему языку, было сложно что-либо разобрать. Виктор даже на секунду оторопел. В неровном свете маленького фонарика эта писулька была как будто не более понятна, чем арабская вязь. Однако посидев над ней минуту, Виктор всё же уловил почти весь смысл.

Во вступительной части Пушкин убедительно рассказывал, что все они на самом деле вменяемы и просто не сразу разобрались и боялись сказать лишнего. Затем он говорил о давно зародившихся у него подозрениях о готовящемся злодействе. Далее писал, как значима правда для народа и что тёмный маг не смеет пользоваться классиками как ему вздумается, вводя в заблуждение порядочных людей. Потом ещё шёл какой-то пассаж на французском, а в конце приписка:

«Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный — невозможно».

Эта фраза задела бывшего пиар-менеджера. Ведь ложь, в которой Виктор теперь участвовал, была, пожалуй, единственным пороком, который, с одной стороны, он легко мог себе позволить, а с другой стороны, всячески презирал. К тому же чисто человеческое сочувствие к классикам было крайне сильно в его душе. Он уже было хотел отдать Пушкину принесённую с собой бутылку растворителя, как вдруг снова подумал об Олеге и решил, что будет нечестно так подставить своего приятеля, или даже друга.

— Нет, Александр Сергеевич, я так поступить не могу. Вы сами должны поговорить с Олегом.

Студёный посмотрел на Пушкина, ожидая какого-нибудь ответа. Пушкин же, посмотрев ему в глаза, написал на листке:

«Мне будет удобнее объясняться с ним, если у меня будет возможность излагать свои мысли устно».

Никогда ещё перед Виктором не стояло столь сложных моральных дилемм. Он колебался. С одной стороны, ему было совестно делать что-то без участия некроманта, но с другой стороны, он любил русских классиков и считал, что они ещё при жизни хорошо настрадались и теперь не обязаны терпеть всех этих надругательств. В конце концов Виктор решил, что политическая карьера не должна строиться на подобных началах, и просунул бутылку растворителя в приоткрытое окно.

Наивный Студёный, как и все мы, судил по себе. Экстраполируя свой образ мысли на всех вернувшихся с того света.

Он проснулся на следующее утро, когда было ещё темно. Впрочем, некромант собирался тоже проснуться рано, так как уже в 12 часов должна была состояться следующая встреча с прессой. Вот только проснулся Виктор от душераздирающего крика.

Вбежав в гостиную, он увидел в углу тело некроманта, над которым склонились писатели. Они руками и зубами отдирали от него плоть и жадно жевали её, издавая леденящие душу чавканье и рычание.

Никогда ещё восставший труп не был так напуган. Воистину только деяния себе подобных могут вызвать в нас столь потрясающее чувство ужаса. Потому как в этих деяниях мы видим самих себя.

Не отдавая себе отчёт, Виктор добежал до лаборатории и, схватив вместе с газовой горелкой канистру бензина, вернулся обратно к месту трагедии. Такого не могло быть, но ему казалось, что сердце его забилось с огромной силой и почти разрывало грудь. Он стал поливать горючим сгрудившихся в углу классиков. Те были настолько поглощены своей трапезой, что обратили на это внимание, когда уже вся канистра была пуста.

Поднявшись с корточек, Достоевский сплюнул попавшийся на зуб хрящ и направился в сторону Виктора. Его хищный взор на секунду загипнотизировал Студёного. Фёдор Михайлович уже почти касался руками его горла, когда Виктор наконец зажег горелку. Всё вокруг вспыхнуло.

— Идиот! — раздался яростный крик Достоевского.

Виктор отбежал к выходу и обернулся. Горящие фигуры носились по гостиной. Никому не удалось скрыться. Роняя за собой мебель, Студёный выскочил из дома. Спрыгнув с крыльца, он пробежал ещё метров двадцать и упал на землю лицом вниз. Его всего трясло. Перед его глазами стояли окровавленные, искривлённые нечеловеческой злобой и голодом лица писателей.

Когда он наконец пришёл немного в себя и перевернулся на спину, то увидел, что уже весь дом полыхает жарким пламенем. В этот момент подошёл Никита. Уронив удочку и ведро с рыбой, он прошептал:

— Что же это делается?

— Писатели взбесились, — ответил Виктор, облизывая пересохшие губы.

— А где Олег?

— Съели они его.

Никита сел на землю рядом с Виктором, и по щеке его скатилась слеза.

— Что тут скажешь, книжки-то они писали хорошие, а вот какими людьми были — неизвестно уже, — проговорил после длительной паузы Никита и глубоко вздохнул. — Я сразу подозревал, что этим кончится.

Они сидели вдвоём на мокрой от выпавшей росы земле и смотрели на то, как сгорает их прежняя жизнь.

— А какой сегодня клёв был, — вдруг сказал Никита, заглянув в ведро, и, не найдя подходящих слов, в сердцах махнул рукой, как будто бы подводя весь итог жизни некроманта.

— Что теперь делать будем? — спросил Виктор.

— Поеду я, пожалуй, в Крым, там тепло и климат влажный. Буду там вино пить и жизнью наслаждаться, — ответил вдруг Никита.

Виктор был очень удивлён, что, в отличие от него, у Никиты был запасной план. Впрочем, он не очень много общался с дворецким и, видимо, зря. Вдруг на него снова накатила волна вины и ужаса. Он встал и, отряхнувшись, направился через поле в сторону железнодорожной станции. Никита последовал за ним.

Студёному повезло, что после разговора с Пушкиным он был настолько взволнован, что уснул прямо на клавиатуре, а потому был практически полностью одет. К тому же в штанах обнаружился кошелёк, поэтому оставаться на пепелище не имело никакого смысла.

Пройдя километра два, Виктор обернулся. Дом уже догорал. Вдалеке послышался вой пожарной машины. «Я свободен», — вдруг подумал Виктор и ускорил шаг. Ему не терпелось перескочить из прошлого в будущее.

Через пять минут они уже поднимались на платформу, когда Никита запнулся о лежащего на ступеньках пьяницу:

— Жизнь — сложная штука, — проворчал он, — так сразу ведь и не разберёшь, кто живой, а кто мёртвый.

Заметив, что Студёный смотрит на него, Никита заулыбался.

Глава 10

Солнечные лучи всё настойчивее прорывались сквозь веки Виктора. Но не это было главной причиной его пробуждения. Какое-то давно забытое чувство скреблось у него внутри. Это чувство не будило полностью, но и не давало крепко заснуть. В такой полудрёме Студёный продолжал некоторое время валяться на кровати.

Вчера, после того как они расстались на вокзале с Никитой, Виктор целый день бродил по городу. Он размышлял над всем произошедшим и пытался придумать какой-нибудь новый план действий, но все его мысли и чувства походили на мелко порубленный салат, в котором нельзя уже зацепиться ни за какой отдельный вкус. Видимо, нужно было есть что дают, пока за салатом не появится что-то ещё.

Полностью смирившись с окружающими его реалиями, Виктор снял номер в гостинице, чтобы хорошенько поспать. Сон для мертвеца был не обязателен, но тем не менее приводил мысли в некоторый порядок. Уснуть, однако, оказалось не так-то просто. Всю ночь Студёный терзался своей виной перед Олегом. Только под утро он смог задремать и всё равно провёл большую часть времени в каком-то тошнотворном бреду.

Даже во сне его мозг в виде образов вновь и вновь возвращал его к вопросу: должен ли он воскрешать Олега? За этим вопросом сразу следовал другой: получится ли у него? Все инструкции и рецепты он вроде бы помнил, но вдруг что-то пойдёт не так? Да и будет ли Олег рад своему воскрешению? Не является ли воскрешение Олега скорее эгоистическим желанием вернуть свою прежнюю жизнь?

Наконец, так и не поняв почему, Виктор проснулся. Он сел на кровати и вдруг осознал, что происходит: его мучил голод. Молниеносная догадка пронеслась в мозгу Студёного. Он приложил руку к шее и почувствовал пульс. Голова тут же пошла кругом. Следующие полчаса Виктор глупо метался в своём номере, пока не улеглись переполняющие его чувства. Наконец он снова вспомнил, что голоден. Быстро накинув одежду, он побежал завтракать в ближайшее кафе.

Ел он с аппетитом, но умеренно. Смерть пошла ему в этом плане на пользу. «Но в чём же принципиальная разница? — думал он, жуя яичницу. — Был ожившим мертвецом, а теперь как будто и вовсе не умирал». Так и не разобравшись, почему он столь счастлив, Виктор решил, что лучшее счастье — это беспричинное счастье, и рассмеялся.

Но всё же почему его сердце вновь забилось? Связано ли это со смертью некроманта? Поскольку Виктор не мог исключить такую возможность, он теперь уже окончательно решил, что лучше Олегу оставаться за пределами материального мира.

Глава 11

Большинство компьютерных пролетариев да и большинство людей рано или поздно решают, что им по-крупному надо разобраться в себе. Понять свою истинную сущность и тому подобное. Такое стремление может привести вас ко встрече со многими чудовищами. Хотя чаще всего оно довольно безопасно, потому что лишь является хорошим поводом для смены обстановки.

Вот и Виктор решил, что путешествия являются отличной альтернативой самокопаниям. Тем более что он начал подозревать, что после смерти некроманта кто-нибудь может захотеть найти его или Никиту, преследуя при этом различные корыстные цели.

Для хорошего путешествия нужно было раздобыть деньги. Виктор не стал долго раздумывать над тем, каким способом это сделать. Он был сторонником теории, в которой народные лидеры никак не влияют на политику, а лишь повинуются безликому желанию масс. Поэтому никакие моральные ограничения не мешали ему продать бутылёк оживляющего зелья вместе с соответствующими заклинаниями коммунистам, им-то ведь как раз было кого воскрешать. Тем более эта идея напрашивалась сама собой как некая эпитафия почившему некроманту.

Меньше чем за неделю Виктор вышел на нужных людей. Назначив встречу, он сразу же на всякий случай купил себе билет на самолёт, вылетавший тем же вечером из страны.

Он тщательно выбирал и место встречи, и возможные пути отступления. Но всё же в намеченный день испытывал крайнее волнение. К тому же, когда в ближайшие часы запланированы такие важные дела, становится непреодолимо сложно заниматься чем-либо другим. Поэтому не находя себе покой в гостиничном номере, Виктор решил выйти пораньше и пойти до назначенного места пешком. Заодно можно было посмотреть, не следит ли кто-нибудь за его перемещениями.

Идти, однако, было совсем недалеко, и чтобы как-то убить время, он зашёл по дороге в книжный магазин, где можно было также выпить кофе. Помощнику некроманта всё ещё было совестно за сожжение писателей. Как бы прося прощения, он приобрёл самый толстый том Пушкина и тут же сел с ним за маленький столик около кассы.

«Ничего, получается, ценного-то я и не сжёг, — успокаивал он себя. — Вот он, Пушкин, не спутаешь, вот таким он мне с детства и знаком. А там на полке и Гоголь, и другие. А то, что я сжёг — это были какие-то монстры. Зомби», — Виктор даже поморщился.

«А всё же, может быть, можно было с ними договориться, — продолжал он про себя. — Всё-таки ведь не тигры». Но тут перед его взором снова встал окровавленный Достоевский, и Виктор осёкся. «Ничего я плохого не сделал. Нельзя было писателей выпускать. Всё, что они написали, уже миллионными тиражами разошлось, а теперь они бы только почём зря людей стали есть».

В общем, насчёт писателей совесть Виктора не очень-то мучила. Нельзя оправдывать убийство Олега какими-то книгами, даже самыми гениальными, даже с учётом того, что некромант сам напрашивался.

Сделав большой глоток, Виктор обжёгся. «Интересно, какая температура горения человеческого тела?» — тихо прошептал он себе под нос.

...