Оглавление

Дзен и искусство сбора нектара — Как муха пчелу просветила

Июльское солнце нещадно палило, превращая городской парк в настоящую сковородку. На скамейке, покрытой облупившейся зеленой краской, сидела самая обычная муха. Вернее, она считала себя самой обычной, хотя на самом деле была совершенно необычной — она изучала философию в местной библиотеке, куда частенько залетала.

— Экзистенциальный кризис современного насекомого заключается в том, — бормотала она себе под нос, протирая передние лапки, — что никто не воспринимает нас всерьёз!

Внезапно рядом приземлилась пчела. Вид у неё был донельзя деловой — в крошечных очках, с миниатюрным портфельчиком и в галстуке-бабочке.

— Простите, уважаемая, — вежливо прожужжала пчела, — не подскажете, как добраться до цветочной оранжереи? У меня важная встреча с делегацией шмелей по вопросу распределения нектарных потоков.

Муха окинула пчелу оценивающим взглядом:

— А зачем вам вообще нектар? Задумывались ли вы когда-нибудь о тщетности бесконечного собирательства?

Пчела поправила очки:

— Помилуйте, какая тщетность? У нас годовой план, квартальные отчёты, график опыления…

— Вот! — торжествующе воскликнула муха. — Вы живёте в плену социальных конструктов! А я, между прочим, недавно прочитала весь трактат «Критика чистого разума» Канта. Правда, он лежал на подоконнике, и я просто по нему проползла, но суть явно впиталась через лапки!

Пчела присела рядом, заинтересовавшись:

— Знаете, а ведь в этом что-то есть… Вчера главный бухгалтер улья заставил меня переделывать отчёт по сбору пыльцы три раза, потому что я неправильно указала процентное соотношение пыльцы одуванчиков к пыльце васильков.

— Вот-вот! — оживилась муха. — А вы пробовали когда-нибудь просто сидеть и наслаждаться моментом? Например, я могу часами созерцать мусорный бак за кафе. Это же целая вселенная вкусов и ароматов!

Пчела брезгливо поморщилась:

— Фу, как некультурно…

— Культура — это тоже социальный конструкт! — парировала муха. — Вот скажите, почему считается, что мёд лучше варенья, которое люди иногда проливают на скамейки?

— Но это же очевидно! Мёд — это…

— А что такое очевидность? — перебила муха. — Может быть, то, что очевидно для вас, совершенно неочевидно для таракана из соседнего подъезда? Вы когда-нибудь спрашивали его мнение?

Пчела задумалась:

— Знаете, а ведь действительно… Мы в улье всегда считали, что работать нужно по строгому графику, а вчера я встретила шмеля-фрилансера. Он собирает нектар, когда хочет, а в остальное время сочиняет стихи о цветах!

— Вот видите! — обрадовалась муха. — А теперь представьте, что вся ваша жизнь может быть другой. Например, вы могли бы открыть школу медитации для насекомых. Или стать первой в мире пчелой-театральным критиком!

В этот момент мимо пролетал майский жук, который явно сбился с календаря, учитывая, что на дворе стоял июль.

— Господа, — важно прогудел он, — не подскажете, где тут ближайший фонарь? А то я забыл свои координаты GPS дома.

— Присоединяйтесь к нашей беседе! — предложила муха. — Мы как раз обсуждаем относительность пространственно-временных категорий в контексте современного насекомого.

— О, это интересно, — обрадовался жук. — А то мне уже надоело кружить вокруг фонарей. Представляете, все считают, что это наша жучиная природа, а я просто пытаюсь найти смысл жизни в геометрии круга!

Пчела достала из своего портфельчика блокнот:

— Я, пожалуй, запишу всё это. Может быть, действительно пора менять систему? Хватит жить по расписанию! Долой диктатуру улья!

— Только не увлекайтесь, — предостерегла муха. — Помните, что между крайностями всегда есть золотая середина. Вот как эта скамейка — она зелёная, но не слишком, потому что краска местами облезла. В этом есть своя диалектика…

К вечеру на скамейке собралась уже целая философская конференция. Божья коровка спорила с кузнечиком о преимуществах вегетарианства, паук-отшельник делился опытом медитации в паутине, а гусеница рассуждала о неизбежности перемен в жизни каждой бабочки.

Пчела давно забыла про свою важную встречу и увлечённо конспектировала всё происходящее, планируя написать книгу «Дзен и искусство сбора нектара». Муха покачивалась на краю скамейки, явно наслаждаясь произведённым эффектом. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая парк в медовые тона, когда она вдруг хитро прищурилась:

— Слушайте, а ведь мы тут философствуем уже битых три часа… Может, это просто такой изящный способ увильнуть от работы?

Все насекомые на мгновение замолчали, переглянулись, а потом дружно рассмеялись. В конце концов, разве не в этом и заключается истинная философия?

А на следующий день в парке появилась табличка: «Осторожно! На скамейке проходят философские дебаты. Просьба не беспокоить думающих насекомых!»

Приключения системного администратора жизни

Говорят, что настоящий программист может работать где угодно — было бы электричество и интернет. Максим Петрович Кодов был именно таким программистом, только вот незадача — ни электричества, ни интернета у него теперь не было. Зато был целый необитаемый остров в его полном распоряжении.

— Прекрасно! — сказал Максим Петрович своей любимой резиновой уточке-дебаггеру, которую он всегда носил в кармане джинсов. — Теперь у меня наконец-то появилось время поработать над собственным стартапом!

Уточка смотрела на него с сочувствием, как будто говоря: «Чувак, ты серьезно?»

После крушения круизного лайнера «Антидепрессант» (названного так по причине обещанного полного расслабления) Максим оказался единственным пассажиром, которого волной выбросило на этот райский кусочек суши. Вместе с ним на берег вынесло его ноутбук в водонепроницаемом чехле и три банки энергетика Red Bull.

— Так, давай оценим ситуацию, — обратился он к пальме. — У меня есть ноутбук с полностью заряженной батареей, который проработает часов шесть плюс запасной аккумулятор. Значит, нужно срочно написать программу для спасения.

Пальма качнула ветвями, словно спрашивая: «И как ты это себе представляешь?»

— Элементарно! — воскликнул Максим. — Я напишу алгоритм поиска помощи, использующий кокосы как передатчики сигнала! Это же просто система распределенных вычислений!

На следующее утро пляж был усеян странными конструкциями из кокосов, соединенных между собой лианами. Максим гордо стоял посреди своего творения, держа в руках ноутбук.

— Теперь запускаем! — торжественно объявил он и нажал Enter.

Ничего не произошло.

— Хм, возможно, проблема в драйверах, — задумчиво произнес Максим. — Кокосы явно не поддерживают протокол TCP/IP.

В этот момент мимо пролетала чайка и, видимо решив выразить свое мнение о его проекте, метко снайперским выстрелом украсила его код белой отметиной.

— Отличное код-ревью, — вздохнул Максим. — Но я не сдамся!

Следующие три дня он потратил на создание «биологического компьютера» из крабов. Максим выстроил крабов в ряды и колонны, пытаясь научить их двигаться по определенному алгоритму, представляя их как живые биты информации.

— Так, вы будете единицами, — объяснял он красным крабам, — а вы, голубые, нулями. При появлении чаек формируете защитный фаервол!

Крабы смотрели на него своими глазами на стебельках с явным скептицизмом.

— Послушайте, — убеждал их Максим, — это же простая двоичная система! Щелкнул клешней — единица, не щелкнул — ноль. Что тут непонятного?

В ответ крабы устроили забастовку и ушли в офшор — то есть обратно в море.

— Типичные фрилансеры, — проворчал Максим. — Никакой корпоративной лояльности!

На пятый день, когда энергетик закончился, а батарея ноутбука полностью села, Максим решил зайти с другой стороны.

— А что если, — размышлял он вслух, выкладывая из камешков на песке блок-схему, — создать аналоговый нейропроцессор из кокосового волокна? Добавить распознавание образов через узор на листьях пальмы и…

В этот момент его монолог прервал звук вертолета.

— Эй, там внизу! — раздалось сверху. — Мы засекли странную активность на острове! Это вы выложили на пляже огромную надпись «404 — CONNECTION NOT FOUND»?

Максим представил свою «блок-схему» с высоты птичьего полета — действительно, похоже на эту надпись.

— Да! — закричал он. — Это я! Системный администратор жизни!

Когда спасатели спустились на остров, они обнаружили загорелого программиста, который пытался объяснить кокосовой пальме принципы agile-разработки.

— Понимаете, — говорил он спасателям, пока они поднимались в вертолет, — я почти разработал новую операционную систему PalmOS. Нет-нет, не ту старую. Эта работает на чистой кокосовой энергии и крабовых алгоритмах!

— Конечно-конечно, — успокаивающе произнес врач, делая пометку в блокноте.

Через неделю Максим уже был дома, но его новый стартап «CrabByte — первая в мире операционная система, разработанная членистоногими» неожиданно привлек венчурных инвесторов.

— Знаете, — говорил он на презентации, — иногда для инновации нужно просто остаться наедине с природой. И парой банок Red Bull.

А резиновая уточка-дебаггер до сих пор стоит у него на рабочем столе, храня тайну о том, как обычный баг в GPS-навигации круизного лайнера привел к созданию революционной технологии.

Когда журналисты спрашивают Максима, не боится ли он конкуренции со стороны крабов, он загадочно улыбается и отвечает:

— Главное — помнить, что в IT всё относительно. Даже необитаемый остров может стать отличным коворкингом, если у тебя есть правильный настрой и резиновая уточка.

Когда твой парикмахер — черт, а ты даже не против

Вторник выдался до зубовного скрежета обычным — даже голуби на площади клевали заплесневелые корочки с такой тоской, будто им прописали диету. И вот в этот самый день в городе N, где событием недели считался упавший с крыши старый валенок, распахнула свои двери парикмахерская. Вывеска на ней полыхала неоновым заревом: «У Вельзевула — адски стильные прически», а внизу мелким шрифтом значилось «Огнетушители не предоставляются».

У дверей, покачиваясь с пятки на носок, торчал долговязый хлыщ в кроваво-красном пиджаке с искрой. Его холёная бородка топорщилась, как у кота, объевшегося сметаны, а на голове красовались рожки — последний писк моды, если верить глянцевым журналам. Завидев первую жертву — старушку Марью Петровну, забредшую сюда по пути с рынка — хлыщ расплылся в улыбке, обнажив острые зубы.

— О-о-о, какие люди! — пропел он, картинно взмахнув руками. — Добро пожаловать в нашу обитель красоты и соблазна! Позвольте угадаю: вам наскучили эти унылые букли а-ля «божий одуванчик»?

Марья Петровна, которая до этого момента считала свою причёску верхом парикмахерского искусства, вдруг почувствовала себя так, словно её застукали в супермаркете с просроченным кефиром.

— Ой, милок, — пролепетала она, разглядывая интерьер, где фены щерились драконьими пастями, а кресла выглядели так, будто в них допрашивали грешников на первом круге ада. — Мне бы что попроще…

— Попроще? — Вельзевул изогнул бровь дугой, словно знак вопроса после фразы «А что будет, если дёрнуть чёрта за хвост?». — Дорогуша моя, в нашем салоне даже «попроще» выглядит так, что архангелы локти кусают от зависти. Сделаем вам «Райское искушение» — гарантирую, ваши соседки от зависти начнут святой водой умываться!

Спустя два часа из салона выпорхнула помолодевшая лет на тридцать Марья Петровна. Её седые волосы переливались всеми оттенками адского пламени, а начёс на макушке сиял ярче, чем нимб у практиканта-херувима.

— Мать честная! — всплеснула руками соседка Нина Степановна, чуть не выронив авоську с картошкой. — Марья Петровна, вы что, душу дьяволу продали?

— Типун тебе на язык! — фыркнула помолодевшая модница. — Просто нашла хорошего мастера. Кстати, он на следующую неделю ещё записывает…

Слух о чудо-парикмахере разлетелся по городу быстрее, чем сплетни о новом матюгальнике батюшки. К дверям салона выстроилась очередь, напоминающая змия-искусителя в час пик.

Как-то раз в салон ввалился бизнесмен — из тех, что считают улыбку признаком слабоумия, а своё хмурое лицо — частью бренда.

— Слушайте внимательно, — процедил он сквозь зубы, явно отполированные долларовой пастой. — Мне нужна такая стрижка, чтобы конкуренты не просто локти кусали, а зубами землю грызли.

— О-о-о! — Вельзевул потёр руки так, что между пальцами проскочили искры. — Для вас у меня есть особое предложение — «Сделка с дьяволом». Правда, есть один малю-ю-юсенький побочный эффект: может появиться непреодолимое желание построить детский сад. Или два.

— Чушь собачья! — фыркнул бизнесмен, плюхаясь в кресло. — Валяйте!

Через неделю этот же человек перерезал ленточку на открытии детского дома, а его идеальная укладка заставляла модных стилистов рыдать от зависти в подушку.

В салон повадился захаживать местный священник, отец Николай. Правда, первые три раза он только заглядывал в окно, нервно теребя крест, будто четки.

— Понимаете, — мялся он на пороге в четвертый раз, — у вас тут всё как-то… не по-божески.

— Батюшка, — Вельзевул картинно закатил глаза, — а разве не сказано в писании, что дьявол — в деталях? Вот мы и работаем над каждой прядкой, как грешник над искуплением!

В итоге отец Николай решился на «Праведный андеркат» и стал звездой епархии. На его проповеди валил народ, как на концерт поп-звезды, а прихожане шептались, что его причёска излучает благодать круче, чем новые светодиодные лампы в храме.

Однажды в салон впорхнула местная светская львица Белла Наумовна, чей гардероб мог бы обеспечить небольшую африканскую страну на год вперёд.

— Дорогуша, — пропела она, роняя на пол норковую шубу (на улице было +30), — мне нужно что-то… эксклюзивное! Чтобы все ахнули! Чтобы небеса разверзлись!

— М-м-м… — Вельзевул пощёлкал ножницами, как кастаньетами. — Как насчёт «Апокалипсиса сезона»? Гарантирую, все четыре всадника будут кусать локти! Ну, у кого они есть…

— Не слишком ли? — Белла Наумовна нервно теребила жемчужное ожерелье, похожее на удавку для особо гламурных грешников.

— В нашем деле главное — знать меру, — философски заметил мастер, доставая расчёску, смахивающую на трезубец. — Мы же не хотим, чтобы прическа затмила личность. Хотя, признаюсь, иногда так и тянет добавить рожки… исключительно в эстетических целях!

Когда Белла Наумовна выплыла из салона с прической, напоминавшей северное сияние, скрещенное с извержением вулкана, даже местные коты, обычно равнодушные ко всему, кроме валерьянки, начали присвистывать ей вслед.

Настоящий переполох случился, когда в салон заглянул мэр города. Он топтался у входа, как школьник у кабинета директора, пока его не заметил Вельзевул:

— Заходите-заходите! У меня для вас есть нечто особенное — «Корона грешника». Хит среди политиков! Правда, есть микроскопический побочный эффект — неудержимая тяга к правде. Но это, конечно, не ваш случай…

— Что за ересь! — возмутился мэр, приглаживая редкие волосы, уложенные по принципу «тришкин кафтан». — Я всегда говорю правду!

— Ну разумеется, — подмигнул Вельзевул, усаживая клиента в кресло. — Кстати, как там поживает тот мост, который вы строите уже третий год?

На следующий день мэр созвал пресс-конференцию, где выложил все городские тайны, как карты на стол, после чего удалился в монастырь. Правда, его сногсшибательную прическу можно было заметить даже из-под монашеского капюшона.

По городу поползли слухи, что новый парикмахер — самый настоящий черт. Впрочем, это никого особо не беспокоило: результат того стоил. Поговаривали даже, что местные ангелы-хранители стали захаживать в салон инкогнито, прикрываясь накладными усами и темными очками.

— Знаете, — признался как-то Вельзевул, колдуя над очередной прической, — в аду я заведовал котлами для грешников. Скукотища смертная! А здесь — настоящее творчество! Каждая стрижка — как маленький грех искусства.

Единственное, что портило ему настроение — это постоянные выговоры от начальства. План по поступлению грешников в ад катастрофически проваливался: клиенты салона почему-то начинали творить добро направо и налево.

— Ничего не могу поделать, — разводил руками Вельзевул на совещании в преисподней. — Это всё побочный эффект адски качественного сервиса!

С тех пор в городе N появилась поговорка: «Хочешь изменить судьбу — начни с прически у черта». И что удивительно — работало безотказно. Правда, некоторые утверждали, что в полнолуние из салона доносится подозрительный хохот и запах серы, но разве это имеет значение, когда твоя прическа заставляет завидовать даже святых?

Похождения домового в МФЦ

В доме №13 по улице Чудесной творилось что-то странное. Домовой Афанасий Кузьмич, проживший в квартире 666 более трехсот лет, решил наконец-то узнать, почему он до сих пор не имеет официальной прописки.

— Непорядок это, — бормотал он, почесывая свою седую бороду веником. — Все жильцы прописаны, даже хомяк Петрович в клетке имеет регистрацию, а я, потомственный хранитель домашнего очага, существую словно бездомный призрак.

Решение пришло внезапно, когда он подслушал разговор своих жильцов о получении новых паспортов. На следующее утро Афанасий Кузьмич, надев парадный невидимый камзол и начистив до блеска свои эфирные сапоги, отправился в местный МФЦ.

— Здравствуйте, я хотел бы получить прописку, — вежливо произнес домовой, материализуясь перед окошком №13.

Девушка за стеклом, не отрывая взгляда от компьютера, монотонно произнесла:

— Паспорт, свидетельство о рождении, справку с места работы…

— Видите ли, с паспортом может возникнуть небольшая проблема, — замялся Афанасий Кузьмич. — Я домовой.

Девушка подняла глаза и едва не упала со стула.

— МАМА! — завопила она, нажимая тревожную кнопку.

— Но позвольте! — возмутился домовой. — Я же не просто так пришёл! У меня и справка есть от предыдущих жильцов, правда, от 1723 года, но зато с сургучной печатью!

Прибежавший охранник попытался схватить нарушителя, но его руки прошли сквозь эфирное тело.

— Безобразие! — крикнул Афанасий Кузьмич. — Я требую завести дело о регистрации! Вот моя трудовая книжка — триста лет безупречной работы по сохранению домашнего уюта!

Через час в МФЦ собрался консилиум из начальника отделения, участкового и приглашённого экстрасенса из соседнего района.

— Значит так, уважаемый… э-э-э… товарищ домовой, — начал начальник, протирая очки. — Согласно действующему законодательству, прописка возможна только для физических лиц.

— Так я же физическое! — обиделся Афанасий Кузьмич. — Вот, смотрите! — он схватил со стола степлер и начал им размахивать.

— Это не считается, — важно заметил участковый. — Вы же всё-таки существо метафизическое.

— А давайте его пропишем как объект культурного наследия? — предложил экстрасенс. — Он же памятник старины, можно сказать.

— Я вам не памятник! — возмутился домовой. — У меня активная трудовая деятельность! Вот справка о доходах — три пары носков в год и пять блюдец молока ежемесячно!

Начальник задумчиво почесал затылок:

— А что если… оформить его как индивидуального предпринимателя в сфере оказания магических услуг населению?

— Не положено, — отрезал участковый. — В классификаторе видов деятельности такой категории нет.

— А я подам жалобу в Европейский суд по правам домовых! — пригрозил Афанасий Кузьмич.

— Нет такого суда, — вздохнул начальник.

— Так я первый буду! Создам прецедент! — не унимался домовой. — У меня же есть право на жилище! Я тут уже триста лет живу!

В этот момент в кабинет вошла уборщица тётя Маша:

— Афанасий Кузьмич? А чего это вы тут скандалите? Пойдёмте чайку попьём, я пирожков принесла.

— Вы его знаете? — удивился начальник.

— Конечно! Он же мой сосед сверху. Прекрасный домовой, между прочим. В подъезде всегда порядок, все лампочки работают, тараканов нет.

— Хм… — начальник посмотрел на часы. — Ладно, оформим как социально значимый нематериальный актив с правом постоянного проживания. Только это… квитанции об оплате коммунальных услуг принесите за последние триста лет.

Афанасий Кузьмич просиял:

— А у меня все сохранились! В сундуке лежат, правда, некоторые на бересте…

Через неделю Афанасий Кузьмич получил свой первый официальный документ: «Свидетельство о регистрации нематериального актива А. К. Домового в качестве хранителя домашнего очага квартиры №666, ИНН 666666666666».

А ещё через месяц Афанасий Кузьмич получил повестку в налоговую с требованием объяснить происхождение неучтённых доходов в виде носков и молока за последние триста лет…

— Говорил же мне дедушка, — вздыхал домовой, разбирая древние квитанции, — не связывайся с бюрократией. Лучше бы продолжал неофициально работать. Теперь ещё и налоговую декларацию заполнять придётся… в трёх экземплярах… чернилами… на гербовой бумаге… при свете полной луны…

Чайник с претензией, или Когда Станиславский закипает

Всё началось в тот злополучный вторник, когда Аркадий Петрович Воробьёв решил, что его старый чайник окончательно утратил волю к жизни. Тот действительно выглядел удручающе: свистел фальшиво, крышка болталась, как молочный зуб, а носик подозрительно косил влево. В общем, настала пора прощаться.

Аркадий Петрович, заядлый театрал и по совместительству бухгалтер среднего звена, отправился на поиски нового чайника в комиссионный магазин «Вторая жизнь вещей». Почему именно туда? Потому что его бабушка всегда говорила: «В старых вещах живёт душа». Правда, она также утверждала, что соседский кот — реинкарнация Пушкина, но это уже совсем другая история.

В магазине пахло нафталином и несбывшимися мечтами. На пыльной полке стоял ОН — чайник из начищенной латуни, с изящной ручкой и носиком, который, казалось, вот-вот чихнёт.

— Беру! — воскликнул Аркадий Петрович, даже не спросив цену.

— Вы уверены? — с каким-то странным состраданием спросила продавщица. — Предыдущие владельцы вернули его через неделю…

— Подумаешь! Может, они просто не умели обращаться с антиквариатом.

Дома Аркадий Петрович торжественно водрузил чайник на плиту и включил газ. Через минуту произошло нечто невообразимое.

— Мизансцена никуда не годится! — раздался скрипучий голос. — И освещение… Боже мой, эта люстра — просто оскорбление моему эстетическому чувству!

Аркадий Петрович выронил чашку, которая, к счастью, оказалась небьющейся (спасибо китайскому производителю).

— Кто здесь? — пролепетал он.

— Единственный в своём роде говорящий чайник-критик Станиславский Самоварович, — представился чайник. — И должен заметить, ваша реакция крайне неубедительна. Я бы поставил два с минусом за актёрское мастерство.

В течение следующей недели жизнь Аркадия Петровича превратилась в один нескончаемый театральный разбор.

— Опять едите пельмени? — возмущался чайник. — Какое отсутствие драматургии в выборе блюд! Где конфликт вкусов? Где кульминация трапезы?

— Но я люблю пельмени…

— А я люблю Шекспира, но это не значит, что нужно ставить «Гамлета» каждый вечер! Попробуйте хотя бы добавить в бульон звёздочки анисовые…

Однажды к Аркадию Петровичу пришла соседка Вера Павловна одолжить соли.

— О! Какая экспозиция! — воскликнул чайник. — Дама в халате с принтом «котики» — это прекрасный символизм упадка современного общества. А эти тапочки! Какая метафора одиночества!

Вера Павловна застыла с открытым ртом, забыв про соль.

— Простите, — смутился Аркадий Петрович, — это мой новый чайник… Он немного увлекается театральной критикой.

— Немного?! — возмутился чайник. — Я отдал этому делу всю свою жизнь! Между прочим, я кипятил воду для самого Товстоногова!

— В самом деле? — заинтересовалась Вера Павловна, присаживаясь на кухонный стул. — А расскажите подробнее…

Через месяц на кухне Аркадия Петровича собирался весь подъезд. Чайник устраивал театральные вечера, критиковал современное искусство и учил правильно заваривать чай («Это же целое действо! Тут нужна экспозиция, завязка, кульминация!»).

А ещё через месяц Аркадий Петрович и Вера Павловна поженились. На свадьбе чайник произнёс такой проникновенный тост, что прослезился даже угрюмый сантехник дядя Вася.

— Ну что, критик, — спросил как-то Аркадий Петрович, — как тебе развязка нашей истории?

— Банально, предсказуемо и слишком много сахарной ваты, — проворчал чайник. — Но, знаете… иногда именно такие спектакли и становятся любимыми.

С тех пор в квартире Воробьёвых пьют чай только из этого чайника. Правда, иногда он до сих пор ворчит о недостаточной драматургии в процессе разлива, но все уже привыкли. В конце концов, у каждого должно быть своё хобби, даже если ты — просто чайник с претензией на интеллектуальность.

А недавно Аркадий Петрович заметил, что его старая кофеварка начала напевать арии из опер. Но это, как говорится, уже совсем другая история…

Тапочки судьбы

Марья Петровна Куропаткина не была какой-то особенной. Разве что её способность превращать обычный бульон в «нечто среднее между напалмом и ядерным топливом» (цитата её внука Вовочки) выделяла её среди других бабушек района. Но всё изменилось в тот день, когда она решила навести порядок в кладовке.

— Господи, да тут у меня целый музей советской пыли! — пробурчала Марья Петровна, вытаскивая очередной чемодан, который она берегла «на случай внезапного переезда на Марс».

В глубине кладовки, под старым ковром, который помнил ещё молодого Брежнева, она обнаружила странные тапочки. Они были розовые, пушистые и слегка светились в темноте.

— Батюшки! — воскликнула Марья Петровна. — Это ж тапки моей прабабки Глафиры! Она всегда говорила, что они волшебные, но мы думали, что это от её увлечения настойкой боярышника.

Недолго думая (что было для неё весьма нехарактерно, учитывая её привычку обдумывать каждый поход в магазин как военную операцию), она надела тапочки.

— Эх, вот бы сейчас пирожков с капустой! — мечтательно произнесла она.

В ту же секунду на столе материализовался поднос с дымящимися пирожками.

— Чтоб меня валерьянкой поливали! — ахнула Марья Петровна. — Они и правда волшебные!

На следующий день весь район наблюдал, как восьмидесятилетняя Марья Петровна выполняла сложные акробатические трюки на самокате, который она «случайно» пожелала себе после просмотра молодёжного сериала.

— Марья Петровна, голубушка, — причитала соседка Нина Васильевна, — вы в своём уме? В вашем возрасте такие кульбиты выделывать!

— А что такого? — отвечала Марья Петровна, делая сальто назад. — Вот в моё время… О, погоди-ка!

Она остановилась и посмотрела на свои тапочки:

— Хочу, чтобы все пенсионеры нашего района стали такими же активными, как я!

Через минуту двор превратился в импровизированный спортзал. Баба Люся из третьего подъезда делала стойку на руках, дед Михалыч жонглировал кастрюлями, а божий одуванчик Клавдия Семёновна показывала мастер-класс по паркуру.

— Марья, ты что натворила! — кричала Нина Васильевна, пытаясь удержать равновесие во время исполнения лунной походки.

— Омолаживаю население! — гордо ответила Марья Петровна. — А то что это такое: сидим целыми днями, сериалы смотрим, давление меряем. Скукотища!

Новости о чудесных происшествиях в районе быстро разлетелись по городу. Журналисты пытались взять интервью у энергичных пенсионеров, но те были слишком заняты освоением скейтбординга и подготовкой к районному чемпионату по брейк-дансу.

Однажды утром к Марье Петровне пришёл представительный мужчина в строгом костюме:

— Здравствуйте, я из министерства необычных происшествий. Мы получили сигналы о странной активности в вашем районе.

— А, это вы про нашу группу по синхронному плаванию в сухом бассейне? — невинно поинтересовалась Марья Петровна, пряча тапочки под фикусом.

— Нет, я про массовые случаи… эээ… пожилого экстрима.

— Молодой человек, — строго сказала Марья Петровна, — а вы не думали, что мы просто наконец-то начали жить полной жизнью? Вот взять вас — небось целыми днями в своём кабинете бумажки перекладываете? А у нас тут, между прочим, сегодня вечером соревнования по прыжкам с парашютом с крыши пятиэтажки… в бассейн с желе!

Чиновник побледнел:

— Но это же опасно!

— Да что вы говорите! — всплеснула руками Марья Петровна. — А сидеть целыми днями в офисе, портить зрение и зарабатывать геморрой — это, по-вашему, безопасно?

В этот момент мимо окна пролетела соседка Клавдия Семёновна, практикуя новый трюк на ховерборде:

— Марьюшка! — крикнула она. — Ты не забыла, что у нас сегодня мастер-класс по экстремальному вязанию? Будем вязать шарфики во время прыжков с тарзанки!

Чиновник икнул и поспешно ретировался, бормоча что-то про срочный отпуск.

Марья Петровна довольно улыбнулась и достала тапочки из-под фикуса:

— Ну что, мои хорошие, может, устроим флешмоб «Пенсионеры против гравитации»?

Тапочки загадочно мерцали, словно подмигивая своей хозяйке.

А через неделю весь район наблюдал, как группа пенсионеров исполняла сложнейшие акробатические номера на воздушных шарах, попутно обсуждая рецепты варенья и жалуясь на погоду.

— Знаешь, Петровна, — сказала как-то Нина Васильевна, выполняя сальто назад с переворотом, — я тут подумала: может, нам свой канал на ютубе завести? Назовём его «Бабушки в тренде» или «Пенсия в экстриме»?

— А давай! — загорелась Марья Петровна. — Только сначала надо придумать что-нибудь эдакое… Например, связать самый длинный шарф в мире во время полёта на воздушном шаре?

— Маша, ты гений! — воскликнула Нина Васильевна. — А потом этим шарфом обмотаем весь район!

Так и повелось: каждый день в районе происходило что-то необычное. То пенсионеры устраивали чемпионат по экстремальному огородничеству (попробуйте вырастить помидоры вверх ногами!), то организовывали флешмоб «Танцующие бабушки на роликах».

А волшебные тапочки продолжали исправно служить Марье Петровне, делая жизнь пенсионеров яркой и незабываемой. И если встретите во дворе старушку в розовых пушистых тапках, которая учит молодёжь правильно заваривать чай во время прыжка с парашютом — не удивляйтесь. Это просто Марья Петровна решила, что на пенсии жизнь только начинается.

Кстати, в министерстве необычных происшествий с тех пор как-то странно притихли. Ходят слухи, что главный инспектор после визита в район забросил свои бумажки и теперь гастролирует с труппой «Пенсионеры-акробаты», а его заместитель открыл школу «Экстремальное вязание для чайников». Но это уже совсем другая история…

Загробный блогинг для чайников: история одного технофоба

Василий Петрович Туманов при жизни был заядлым технофобом. Смартфоны называл не иначе как «адские машинки», а интернет считал происками рептилоидов. Какова же была его досада, когда после смерти выяснилось, что единственный способ получить повышение в загробной иерархии — это вести личный блог.

— Вы понимаете, Василий Петрович, — терпеливо объяснял его персональный куратор Михаил Архангелович, похожий на помесь бухгалтера со святым великомучеником, — в современном загробном мире без личного бренда никуда. Даже Харон завёл тикток про переправу душ.

Туманов сидел в приёмной небесной канцелярии, просвечивая, как забытый в холодильнике холодец, и с тоской разглядывал выданный ему призрачный макбук. Устройство, материализовавшееся из эктоплазмы высшего качества, переливалось всеми оттенками потустороннего.

— А нельзя как раньше? — с надеждой спросил он. — Ну, там, цепями погреметь, простыней помахать…

— Василий Петрович, — закатил глаза Михаил Архангелович, отчего его нимб слегка покосился, — это прошлый век! Сейчас даже полтергейст без соцсетей считается непрофессионалом. Вот, взгляните на статистику.

На стене материализовался график, напоминающий кардиограмму впечатлительного призрака при встрече с экзорцистом.

— Современные люди боятся не привидений, а потери вай-фая. Нужно соответствовать! — Куратор назидательно поднял палец, и его нимб окончательно съехал набок.

Делать было нечего. Василий Петрович, вздыхая так тяжело, что в коридоре затрепетали занавески, начал осваивать премудрости загробного блогинга.

Первый пост он писал три дня. Заголовок «Как я умер (не кликбейт!)» дался особенно тяжело. История о том, как он поскользнулся на банановой кожуре и эффектно пролетел сквозь витрину цветочного магазина, набрала неожиданные десять тысяч просмотров.

— А я говорил! — торжествовал Михаил Архангелович, размахивая распечаткой статистики. — Смотрите, какой коэффициент вовлечённости! Даже Кощей Бессмертный лайкнул!

Постепенно Василий Петрович втянулся. Его рубрика «Развенчиваем мифы о призраках» стала хитом среди неупокоенных душ. Особенный успех имел пост про то, что простыни давно вышли из моды, и продвинутые привидения предпочитают дизайнерские худи из эктоплазмы.

— Коллеги, — вещал он в своём подкасте «Голоса с того света», — пора перестать цепляться за устаревшие стереотипы. Да, при жизни я тоже думал, что главная обязанность призрака — это громыхать