Анжела Гергель, Валерий Дайнеко

Песняры

Взгляд из будущего

Увлекательная беседа, в которой музыканты ансамбля «Песняры» вспоминают о творчестве легендарного коллектива — о том, как создавлись их восхитительные композиции и аранжировки, как они разучивались на репетициях, как строилось необычное многоголосие и появилось неповторимое «песняровское» звучание. Таким образом оживлённая беседа переросла в настоящее исследование, в котором приняли участие Песняры — Валерий Дайнеко, Леонид Тышко, Владислав Мисевич, Владимир Ткаченко, Людмила Исупова, Валерий Головко, Олег Аверин, Александр Катиков. Собрали их всех вместе Анжела Гергель, которая изучает творчество ансамбля уже много лет, и солист и аранжировщик ансамбля Валерий Дайнеко, известный всему миру непревзойдённым исполнением песни «Беловежская пуща». Большое внимание в книге уделяется личности лидера коллектива — Владимиру Мулявину, вдохновившему на творчество композиторов и аранжировщиков «Песняров». Музыканты также вспоминают о своих ушедших соратниках, которые внесли огромный вклад в творчество ансамбля — среди них Валерий Яшкин, Анатолий Гилевич, Игорь Паливода, Аркадий Эскин. В книге опубликованы редкие фотографии из архивов Валерия Дайнеко, Анатолия Гилевича и Леонида Тышко, а также преданных поклонников ансамбля.

 

© Анжела Гергель, 2019

© Валерий Дайнеко, 2019

Все права защищены. Ни одна часть этой книги не может быть использована или скопирована никакими способами без письменного разрешения авторов.

 

Валерий Головко

 

 

Данное исследование необычно прежде всего своей небиографичностью. «Песняры» погружены в контекст европейской музыкальной культуры, А где же им ещё быть?!

Мы, выросшие на музыке Deep Purple, Beatles и Pink Floyd имеем право с чистой совестью поставить ансамбль «Песняры» в один ряд с ними, имея в виду самобытность и профессионализм.

Это первая попытка исследовать музыкальное наследие «Песняров», и потому выполняет важную не только культурологическую, но и этическую миссию — это дань уважения тем, кто внёс в европейскую культуру весомый и самобытный вклад.

Владимир Ткаченко

 

 

«Песняры»…

Это было очень давно…

В прошлом веке…

В прошлом тысячелетии…

В прошлом царстве…

Но это была очень интересная история.

Печально, что это уже забывается — такое яркое явление, как «Песняры».

Но забываются и более значительные события.

Вот поэтому не мешает иногда и вспомнить.

 

 

А тогда было время такое.

Всем хотелось играть и петь.

Процветала эпоха застоя

(Процветала она и впредь).

Как известно, не с Марьиной горки,

С Альбионов туманных, извне,

Снежный ком ливерпульской четверки

Прокатился по нашей стране.

И осенним прохладным утром

Мы пошли канюшыну косить.

А сегодня мне грустно, муторно,

И так хочется всех воскресить!

Чтобы снова увидеть Яшкина,

Снова спорить: Есенин-Блок,

Покрывалась спина мурашками

От прочтенья любимых строк.

Сей придумщик, душа компании,

Накрывал нам крестьянский стол.

А когда раздавали звания,

Он, достойный, уже ушел.

Повидаться с Валерой Мулявиным,

Да и он, знаю, был бы рад.

Пацаном был Валерка правильным

(Город Ялта. Гастрольный ад.).

В сентябре начинается осень,

А у нас в сентябре жара.

Хайфа — 30, Эйлат — 38,

Минск — 15. И дождь с утра.

Ничего необычного. Скука.

Объяснимая в семьдесят плюс.

То звонили, а то — ни звука,

Закурю и поставлю блюз.

В сентябре ждет детей наука

Ноутбука и прочих основ.

В сентябре День рождения внука,

А еще юбилей «Песняров».

Сентябрем обозначена веха,

Обозначилась так искони.

Так давай отмотаем пол-века

И припомним хорошие дни.

В сентябре начинается осень,

А у нас в сентябре жара.

Хайфа — 30, Эйлат — 38,

Минск — 15. И дождь с утра.

Ничего необычного. Скука.

Объяснимая в семьдесят плюс.

То звонили, а то — ни звука,

Закурю и поставлю блюз.

В сентябре ждет детей наука

Ноутбука и прочих основ.

В сентябре День рождения внука,

А еще юбилей «Песняров».

Сентябрем обозначена веха,

Обозначилась так искони.

Так давай отмотаем пол-века

И припомним хорошие дни.

Вспоминается с доброй усмешкою

Балагур, весельчак, гурман.

Прибаутки и хохмы Демешкины

И автограф: БАЛЬШОЙ БАРОБАН.

Он мечтал о втором рождении,

Чтобы просто играть и петь,

Меньше думая об исцелении,

А задача была — уцелеть.

Одиноко без Толи Гилевича.

Проглядел Всемогущий. Не спас.

Благодарная память не девичья,

Вспоминаю и слушаю джаз.

Он при этом незримо присутствует,

Продолжается наш диалог.

Так бывает, и я это чувствую,

Будь то Ближний иль Дальний Восток.

С Игорьком расставляли фигуры,

Он Е2-Е4 ходил.

Называл он меня хмурым,

Будто сам веселее был.

И, охоч до духовной пищи,

Все ж оставил свой яркий след.

И ликуют «Веселые нищие»,

Жаль, что Игоря с ними нет.

Мы гордились Володей Мулявиным.

Явный лидер, гитара, вокал,

Поначалу все было правильным

Без намека на пьедестал.

А потом ему дали звание,

Слово «гений» звучало вслед,

И разрушилось наше здание,

Простоявшее 10 лет.

То ль фольклор показался исследованным,

То ль тянуло к своим корням,

Он уже разговаривал с Лениным,

Двое в комнате: стыд и срам.

И пришли времена прескверные,

Когда с Бахусом не в ладу.

И ушли как казалось, верные,

А потом он попал в беду.

Уповали на милость Божию,

На отечественных светил.

Принесите цветы к подножию

Кому пел он, кого любил.

Белый аист прервал полет,

Беловежская пуща спит.

Впрочем, кто-то еще поет,

И при этом делает вид,

Что не властны над ним года,

Что как будто еще «звучит»,

И случайная Вологда-гда

Не однажды еще огорчит.

Колесят, голосят

продолжатели,

Что заведомо обречено.

Продолжатели —

суть подражатели,

Несмываемое пятно.

Ставит памятники небожителю

Благодарный уральский десант,

Пишут толстые книги любители,

Обнаружив в себе талант.

Вот и я… И во мне крупица

С незапамятной той поры,

Где события, звуки, лица —

Воедино: ансамбль «Песняры».

Моросит юбилейная осень,

Зажигает дворец огни,

Приходите. Начало в восемь.

Мы вернемся в те давние дни.

И придут. И места заполнят.

Круг поклонников столь многолик.

«Мы живы, пока о нас помнят».

Когда то сказал Метерлинк…

 

О чём идёт речь?

Валерий Дайнеко: Очень давно, когда в «Песнярах» работал совершенно гениальный музыкант Игорь Паливода, им была написана (с подачи Мулявина) музыка на стихи кантаты Роберта Бернса «Весёлые нищие». Не помню, когда возникла идея написания книги. Анжела в Шотландии искала связи между музыкальными культурами разных стран, мы с ней много говорили об Игоре, о «Песнярах», и постепенно наша беседа переросла вот в такое творчество — появилась книга о «Песнярах»!

Анжела Гергель: Толчок к написанию книги действительно дал Игорь Паливода. Изучая в Шотландии творчество Роберта Барнса (именно так произносят его имя шотландцы), я случайно услышала его песни в исполнении «Песняров». Как же так? — изумилась я. — Ведь эти песни со своими оригинальными мелодиями известны всему миру! Песней «Кто честной бедности своей стыдится» открывают шотландский парламент, её знают в стране и стар и млад! Зачем писать новые, не свойственные шотландской культуре мелодии? Вот с этого и началось исследование.

Валерий Дайнеко: Думаю, интереснее всего было бы принять в нём участие самому Игорю.

Анжела Гергель: Да, хотела бы я с ним поговорить… А на самом деле первую книгу о «Песнярах» я начала писать намного раньше, ещё в 1983 году — когда, будучи студенткой Киевского института иностранных языков, проходила практику в школе.

В те времена обязательным было проведение фестиваля союзных республик, и моему классу досталась Беларусь. Нужно было выучить песни, стихи, танец, сделать альбом о культуре страны. Ребятишки задавали столько вопросов о сходстве английских, белорусских и украинских слов! А у меня в голове звучали «Песняры»… и как-то всё переплелось, а тут ещё и сами «Песняры» пожаловали в Киев. Вот с этим всем я и пошла прямо к ним. Как щит несла перед собой огромную папку с фотографиями, рисунками, нотами, статьями… Глянув на мои наработки, Владимир Георгиевич воскликнул: «О, это надо всем смотреть. Давайте все сюда!» И стали рассматривать — Кашепаров, Мисевич, Дайнеко… И прямо в рукописи, на страницах пухлой тетрадки в клеточку, под моими набросками ставили автографы. — «Вот ведь», — воскликнул Мулявин, — «с „Доли“ так мало фотографий, а в твоих рисунках весь спектакль запечатлён…» — «Я делала наброски прямо на концерте, а потом уже дома дорисовывала…» — «Из этого всего получится целая книга! А я вот уже думаю о создании музея!»… Позже, при встрече во время гастролей ансамбля в Будапеште (где я жила какое-то время), Мулявин вдруг вспомнил: «А как книга? Пишешь?» — «Пока нет», почему-то виноватым тоном… И на протяжении нескольких лет через моих друзей музыкантов Мулявин напоминал: «Передайте той девочке, что книгу нужно написать!»… Но тогда было уже не до этого! Семья, диссертация, создание своей школы… «Песняры» были забыты на 30 лет…А вот интерес к возникновению и сходству языков нарастал. И эта увлечённость привела меня на далекий шотландский остров, где я стала изучать язык, давший начало многим европейским языкам — галльский, который немного похож на белорусский, украинский и польский. А ещё оказалось, что у кельтской музыки и джаза общее происхождение! И вот тут-то вспомнились «Песняры»! С каждой новой галльской песней или легендой вспоминалась какая-то их песня!

Переплетались то тексты, то мелодии! Я попросила шотландских музыковедов прослушать эти песни — и отыскивая их в интернете, нашла «Весёлых нищих», которых раньше не слышала! Справившись с изумлением, я всё же отыскала мою любимую песню «Ой, ти, дубе, дубе», будучи уверенной, что преподнесу шотландцам лучший образец славянской культуры. Конечно же, реакция была впечатляющей. Наступила полная тишина. Когда песня затихла, несколько человек воскликнули: Какие необычные голоса! А голосу Валерия Дайнеко сразу же дали определение: «honest» (правдивый). Но потом вдруг посыпались вопросы: Разве это славянское пение? Почему белорусские музыканты делали обработки не в характерном для своей культуры стиле? Почему эти народные песни звучат как джаз? Эти вопросы, к которым добавились и мои собственные, я переадресовала «виновнику успеха» — Валерию Дайнеко. Он терпеливо отвечал, а я задавала новые вопросы… так и родилась книга «Те, кто оживляют мифы».

Правда, мои многочисленные вопросы заставали Валерия то во время гастролей, то в дороге между ними. Скомпоновать все ответы без риска допустить неточности при редактировании оказалось нелегко — написанные с интервалами во времени, и вопросы, и ответы оказались разрозненными, а настойчивости переспросить и уточнить не всегда хватало… Но, видимо, прав был один из почитателей ансамбля, обратившись к Валерию: «Наверное, это Ваша миссия, возложенная на Вас свыше — делиться с людьми своим талантом, теперь и как писатель. Делитесь им и дальше, пока можете и востребованы. Вы ведь своей работой, по сути, воздвигаете „Песнярам“ памятник».

Валерий Дайнеко: После публикации первой книги вопросы не прекратились, их стало даже больше! В какой-то момент я даже со смехом воскликнул: «Ты когда-нибудь перестанешь задавать мне всё новые и новые вопросы?»

Анжела Гергель: Но всё же отвечал, и ответы были такими интересными! И в результате появилась на свет вторая книга — «Песняры времени своего», в которой мы продолжили увлекательное обсуждение. Присоединился к беседе и поэт Юрий Рыбчинский, который поделился своими воспоминаниями о творчестве ансамбля «Песняры», а также раскрыл секрет создания популярной песни «Крик птицы». Зарубежные культурологи также добавили комментарии. И всё равно результат показался не вполне удовлетворительным.

Валерий Дайнеко: Я прочитал изданную книгу дважды и чувствую, что некоторые материалы разрознены и не совсем понятны! Некоторые высказывания мы решили взять из моих интервью, но мы зря это сделали — оказалось, что большинство журналистов искажали факты тем, что сокращали и изменяли мою речь, заигрывая с читателем от моего имени своими неказистыми фразами.

Анжела Гергель: Да, какие-то аспекты для читателей так и остались нераскрытыми, какие-то вопросы так и остались спорными. К тому же, Валерий был удивлён частыми сопоставлениями белорусской и кельтской музыки.

Валерий Дайнеко: Тут мы, как говорится, столкнулись взглядами.

Анжела Гергель: Но для шотландских культурологов такое сравнение было важным — многое объяснило, дополнило в понимании традиционных ритуалов, которые в их стране утратили смысл, но сохранились в песнях и сказаниях.

Валерий Дайнеко: Действительно, когда я слушаю наших бабушек на деревенских праздниках и традиционные песни северных народов или кельтов — поражаюсь тому, что в них есть много общего. В целом мне понравились твои исследования, а также твои резюме относительно репертуара «ПЕСНЯРОВ». А теперь давай действительно допишем, исправим то, о чём мы говорили, сделаем более доступным и понятным прочтение книги.

Анжела Гергель: И было решено третью книгу издать в формате беседы — всю в прямой речи. Поскольку исследования о происхождении народных песен, которые использовали «Песняры», мы сократили (о них — подробные главы в предыдущих двух книгах), здесь мы можем опубликовать всю нашу дискуссию без сокращений — как есть.

Валерий Дайнеко: Я хотел подчеркнуть в этой книге — и мне удалось, мне кажется — то, что нигде никогда не писалось. Вышли две книги о Мулявине — хорошие книги, очень скрупулёзно написанные, но мне хотелось больше внимания уделить в этой книге ансамблю. Очень много работы было сделано аранжировщиками, о которых незаконно не говорят. Это неправильно. Их должны знать.

Анжела Гергель: В нашей беседе также принимают участие музыканты ансамбля — Леонид Тышко, Владислав Мисевич, Владимир Ткаченко, Людмила Исупова, Валерий Головко, Олег Аверин, Александр Катиков, Александр Соловьёв… На несколько вопросов успел ответить Валентин Бадьяров, который, к сожалению, покинул нас в декабре 2017 года. Самые преданные почитатели и знатоки творчества ансамбля — Юрий Халезин, Юрий Скворцов, Виктор Чижов, Юрий Гринюк, Анастасия Закатова — добавили к рассказам музыкантов интересные комментарии. К дискуссии присоединились наши друзья — музыканты и культурологи из разных стран: Christine Primrose, Margaret Stewart, Madelaine Cave, Sally Simpson, Steve Shields, Steve и Suzanne Fivey (Scotland), Patrick McAteer (Ireland), Carol Kappus (The USA), Nikita Pfister (Switserland), Fraya Thomsen (England).

Валерий Дайнеко: Ведь МУЗЫКА обладает удивительным свойством — она помогает людям понимать друг друга и принимать разные культуры. В этой книге мы постарались ответить на вопросы читателей, развить недостаточно полно выраженные мысли и разъяснить некоторые спорные высказывания…

Анжела Гергель : И в процессе работы созрела новая цель — довольно рискованная, но необычайно интересная. Многие связывают успех «Песняров» с личностью Мулявина, считая, что ни один музыкант ансамбля не состоялся бы, если бы не был им воспитан… Но история не терпит слова «если». А личность Владимира Мулявина действительно представляет огромный интерес — и не только для музыкантов, но и для психологов. Исследуя его творчество, можно найти ответы на многие вопросы: Где грань между талантом и гением, мудрецом и творцом? Есть ли опасность для творческого человека утратить свой талант, живя среди потребителей? К чему может привести необходимость тиражировать талант и штамповать результаты творчества? И при том, что Владимир Мулявин был необыкновенно одарённым человеком — был ли он гением? И к какой из этих двух категорий — гений или талант — можно отнести других музыкантов ансамбля?

Валерий Дайнеко: Хочется услышать честную оценку, без лести, и в то же время объективную!

Анжела Гергель: Книгу дополнят фотографии из архивов Леонида Тышко, Павла Гилевича, Олега Аверина, Михайла Маслія, Николая Александровича и личных архивов авторов. В процессе работы пришлось ещё многое уточнять, исправлять… Все мои попытки отредактировать текст также пресекались на корню. «Ну не могу я писать, как школьник!»

— возмущался Валерий. И некоторые страницы переписывались заново.

Валерий Дайнеко: Но под конец мы уже мыслили как будто в унисон. Мне кажется, эта книга будет очень читаемой и интересной. Так получилось! Спасибо тебе, Анжела, за то, что всколыхнула во мне историю, заставила меня пошевелить мозгами и столько вспомнить, в результате чего появилась на свет такая книга. Это здорово!

Каждой песне — своё время!

Может, отыщем и выскажем мы То, чем время живёт и дышит.

Леонид Дербенёв

 

Леонид Тышко, Владимир Мулявин, Валерий Яшкин, Владислав Мисевич, Александр Демешко, Валерий Мулявин, Леонид Борткевич

 

Анжела Гергель: Итак, приглашаем почитателей творчества ансамбля «Песняры» к интересной беседе. И не только о самом ансамбле — а также о музыке, которая оказывала влияние на их творчество…

Валерий Дайнеко: О музыкантах, которые, создавая музыку необычайной красоты, оживляли старые забытые сюжеты и песни. При этом они сами стали легендами.

Валентин Бадьяров: Но о «Песнярах» написано уже немало статей и книг, снято много документальных фильмов. Правда, в основном это — рассказы из жизни коллектива, или, как их в шутку называют — байки.

Валерий Дайнеко: «Песняры» — легендарный ансамбль. О нём можно столько всяких разных историй рассказывать.

Анжела Гергель: Рассказы из жизни, возможно, интереснее читать. Да и писать их проще… Мы же в этой книге рассказываем о творчестве ансамбля — о том, как создавались их композиции, какие музыканты влияли на формирование их стиля, какие трудности пришлось испытать в условиях закрытости… Однако воспоминания участников коллектива не всегда сходятся. Более того, прочитав то, что записано с их рассказов, музыканты начинают исправлять самих себя!

Леонид Тышко: Ведь очень трудно написать книгу по следам устных рассказов, хоть и записанных на диктофон! И каждый вспоминает свою историю, высказывает своё восприятие. И все немного заангажированы — если не кем-то, то своей памятью. Может, и хорошо, что о нас пишет человек из другой страны, который сможет беспристрастно проанализировать наше творчество. Я Вам вот что скажу, Анжела. Пишите так, как Вы считаете нужным.

Валерий Дайнеко: «Песняры» — это уже действительно легенда. Потому что всякая вещь, обрастающая рассказами, романами и мхом — миф, сказка. Мы же с тобой документальную книгу писали, провели исследование. И высказали наши собственные мысли и ощущения! Никаких левых фактов и пиара!

Анжела Гергель: Некоторые читатели скептически относятся к определению нашей работы как к исследованию. Хочу подчеркнуть — мы не претендуем на научный анализ с построением гипотезы и проведением эксперимента. В нашем случае — это изучение различных источников, поиск новых фактов и собственные осмысления. Именно так философия трактует термин «исследование».

Валерий Дайнеко: В любом случае, книга наша получилась для специалистов, образованных людей — тех, кто понимает, о чём идёт речь.

Анжела Гергель: А их не так уж мало. Многие ценители творчества «Песняров» считают, что исследование истории творчества ансамбля необходимо.

Сегодня, через полвека, можно без сомнений сказать, что у «Песняров» получилось то, что не удавалось ни одному народному хору или этнографическому коллективу. Несмотря на пропасть между классической и массовой культурой, «Песняры» смогли пронести давние традиции в современность — но не сохраняя их неизменными, а бесконечно развивая и создавая новые.

Валерий Дайнеко: Жаль только, что не всё наследие «Песняров» сохранено в надлежащем качестве. Очень много программ Мулявина остались незаписанными в студийном варианте. Это касается и цикла «Вянок», и кантаты «Весёлые нищие», и программы на стихи Янки Купалы, и ещё других… Володя всегда был очень занят написанием песен и составлением программ, делал это искренне. Но в итоге многие из них остались только как любительские записи…

Анжела Гергель: Любительские записи, любительские фотографии… Да и то немногое, что сохранилось — заслуга некоторых музыкантов и преданных почитателей ансамбля, которые в своё время ухищрялись записывать и фотографировать во время концертов, а иногда прямо с телевизора. Вот, например, одна из фотографий давнего почитателя Юрий Скворцова. У неё тоже есть история.

 

 

Леонид Борткевич, Александр Демешко, Анатолий Кашепаров

 

Юрий Скворцов: Доставали, кто где мог, потом менялись — обычная по тем временам история. В более выгодном положении был тот, у кого был доступ в фотолабораторию. А мы как раз были в школьном фотокружке. Поэтому, перефотографировать, распечатать-размножить для нас проблемой не было. В Беларуси распространялась польская и чешская пресса: Panorama, Przyjaźń, Ekran, да даже Kobieta имели страничку или хоть маленький уголок о современной музыке. Вот оттуда многое перефотографировалось, увеличивалось и пополняло наши коллекции. Ну, а эта фотография и с ней ещё несколько, которые я отослал на форум «Песняров», тоже имеет свою историю. Мы с друзьями выменяли негативы (плёнку) у одного наглого пацана с фотоаппаратом на какие-то качественные фотки битлов. В общем, честная вполне сделка.

Валерий Дайнеко: У меня тоже сохранилось много фотографий — но они уже пожелтели и потрескались.

Анжела Гергель: Над ними, а также фотографиями Леонида Тышко и Анатолия Гилевича пришлось много поработать, чтобы их реставрировать.

Валерий Дайнеко: Да не нужно их реставрировать! Мне не совсем нравится, когда фотографии вылизываются, лица делаются гладкими и пушистыми. Получаются, как нарисованные картинки. Для иллюстраций песен в видеороликах это уместно, а здесь пусть будут настоящие, живые! Ведь в этом вся фишка!

Анжела Гергель: Но некоторые так выцвели, поцарапаны, что на них просто ничего не видно! Так что без реставрации фотографий не обошлось. Огромную помощь в этом оказал Николай Александрович, который восстановил их очень бережно, сохранив естественность. Те же, что повреждены не очень сильно, остались как есть, живые — прямо из альбома. А с аудиозаписями оказалось ещё сложнее — кассеты просто рассыпались в руках! У меня около сотни кассет с концертами «Песняров» — начиная с единственной записи «Доли», где ты исполняешь роль Счастья. Есть и «Перапёлачка» с флейтовым вступлением Мисевича, и Обрядовые, где Борткевич поёт песни «Млада Ганулька» и «Жавароначкі, прыляціце», есть и «Гусляр» с Владом Мисевичем в роли князя… Они опубликованы на канале «Песняров» на Youtube. Но все эти записи — любительские, и качество соответственное…

Валерий Дайнеко: У меня тоже хранится кофрик с аудио- и видеокассетами. Там много песен, которые никто не слышал никогда, в том числе «Млада Ганулька» в моём исполнении — но к ним даже подойти страшно, могут рассыпаться. Многое сохранилось лишь в любительских вариантах. С концерта или репетиции — как есть запись, так и есть.

 

 

Валерий Дайнеко

 

Анжела Гергель: И на этих твоих кассетах мы нашли очень редкие записи, которые сейчас восстанавливаем и публикуем. Музыканты «Песняров» с сожалением вспоминают, как Мулявин выбрасывал в мусорное ведро песни, не получившие горячего отклика на первом концерте. Анатолий Кашепаров как-то заметил, что таких песен было больше половины из написанного!

Валерий Дайнеко: Поэтому пока остаётся лишь работать с записями концертов, по крупицам восстанавливая и даже по- новому интерпретируя их. Да, наследие «Песняров» огромно, и сохранение его стало делом чести.

Анжела Гергель: Большинство из уже написанных книг и статей оценивают значимость ансамбля как коллектива, представляющего народную музыку на мировой сцене. Но мы пришли к выводу, что «Песняры» — не совсем фольклорный коллектив. Вернее, совсем не фольклорный.

Валерий Дайнеко: Фольклор, этнос и прочие штучки — это не про «Песняров». Я уже говорил — «Песняры» никогда не занимались фольклором и никогда не были фольклорным коллективом! Никогда!!!

Анжела Гергель: Эта тема уже была затронута в предыдущих книгах, и вызвала много вопросов. То, что в основе творческого стиля «Песняров» лежал белорусский фольклор, для многих — неоспоримый факт. Но это не совсем так. Вернее, совсем не так. Мода на «осовремененный» фольклор началась намного раньше. В конце 1940-х в США, не только по историческим, но и по политическим причинам вспыхнул интерес к народной музыке, а гибрид фолк и рок- музыки был спровоцирован в конце 1950-х огромной популярностью коммерческой фолк-поп-музыки Harry Belafonte и Kingston Trio, чьи хитовые альбомы смешивали горную музыку Аппалачей, blues, кельтские баллады с современным материалом. Каталитической фигурой в слиянии народного и коммерческого рока был Bob Dylan, неряшливый молодой трубадур, вдохновлённый «Антологией американской народной музыки 1952 года» (Harry Smith), а также записями Cajun и gospel (Folkways Records). Под влиянием «Beatles» он «пошёл электрическим путём». И огромная волна под названием folk rock пронеслась над фольклорной сценой. Звукозаписывающие дельцы быстро сообразили: «Возьмём голос и гитарную дорожку, и запустим это с басом, ударными и электрическими инструментами, и больше людей купят наши пластинки». «Beatles», «Byrds», «Dylan», как футбольный мяч, перебрасывали музыкальные новинки друг другу, порождая множество творческих последователей. Конечно же, эта мода докатилась и до нас. Только где взять материал? Владимир Мулявин вспоминал, что в конце 60-х народные песни в Беларуси никто не пел. Проводились этнографические экспедиции по линии Академии наук, был собран и классифицирован богатый материал, но на выступлениях фольклорных ансамблей можно было увидеть от силы 30–40 зрителей. Вот интуитивно и пришла мысль — а не попробовать ли придать народной музыке и поэзии новое звучание, соединив их с элементами рок-культуры?

Леонид Тышко: Но это было нелегко. В самом начале трудно было найти нужную манеру исполнения. Многие категорично заявляли — они «ганьбяць» народную песню. А ведь народные песни очень просты. Но в них можно найти очень интересные мелодии, и даже одна-единственная найденная фраза может стоить очень дорого. Потому что сочинить песню, придумать мелодию — это ведь очень сложно, а мы научились так витиевато обрабатывать народные мотивы, что после аранжировки они уже становились авторскими шедеврами.

Анжела Гергель: Мулявина не устраивало исполнение, которое культивировалось в народных хорах, он не хотел петь, как поют в деревне и делать «аборигенный ансамбль» — он хотел, по его словам, «идти за модой». То есть народные песни просто использовались для создания новых композиций?

Валерий Дайнеко: Мы обращались к народной песне, так как мы представляли свою республику и язык на мировой сцене! Эстрадой нашей мир не удивишь, а вот национальным колоритом — можно!

Анжела Гергель: Национальный колорит… А вот зарубежные музыковеды слышат в песнях ансамбля грузинское, болгарское, а иногда греческое звучание. И ещё их удивляют аранжировки славянских мелодий в «американском» стиле, в результате чего не узнаётся национальная принадлежность композиции.

 

 

Леонид Борткевич, Леонид Тышко, Александр Демешко, Владимир Мулявин, Владислав Мисевич, Валерий Яшкин, Валерий Мулявин

 

Владимир Ткаченко: Если национальная принадлежность оригинальной народной мелодии перестаёт узнаваться, то вся музыка должна стать настолько оригинальной и интересной, чтобы быть понятной на международном уровне. Например, в джазовой музыке, где почти все импровизируют, бывает интересно слушать «общение разных народов». Бывает, музыканты объединены только общим темпом, даже ритмы разные, не говоря о мелодиях…

Валерий Дайнеко: У всей народной музыки одни корни. Белорусское народное творчество перекликается с фольклором многих народов, и наши обработки я бы назвал не американизированными, а современными (это такой общий мировой язык), для того, чтобы нас хотелось и моглось слушать и за пределами «нашей деревни».

Анжела Гергель: Но «Песняры» не просто пошли за модой. Они создали свою моду. В отличие от всего, что делалось в этом направлении ранее, «Песняры» не просто соединили народную мелодию с электрогитарами. Они изменили саму народную песню. Таким образам они создали новую традицию, и именно это сделало их настоящими народными музыкантами. И многие бросились вслед за ними обрабатывать всё, что было на слуху и пелось на белорусском. Но так, как у «Песняров», ни у кого не получилось, хотя и были очень интересные ансамбли и вещи делали сильные. Но основная масса начала скатываться к общему усреднённому уровню ВИА, в то время как «Песняры» быстро уходили вперёд.

Валерий Дайнеко: Мы сделали самое главное — изменили своё направление в сторону сближения с западной музыкой, синтезировав наши национальные корни с традициями, положенными в основу мировой музыкальной культуры. Наши уши обращены были в большей мере на западную культуру, и мы улавливали связь белорусской музыки с мелосом других народов, не только славянских.

Анжела Гергель: А почему ваши уши, как ты говоришь, были обращены на западную культуру? Почему так велико влияние западной музыки на творчество современных композиторов не только наших, но и других стран?

Валерий Дайнеко: Влияние западной музыки действительно огромно! И чем дальше страна влияния, тем сильнее само влияние. Я уже об этом много раз задумывался, но почему? И есть ли этому объяснение? Ну с англо-саксами понятно, и тем не менее, в той же Франции, например, или Италии, очень бережное отношение к национальным традициям, собственно как и в России, Украине и Беларуси! Но если мы всё же говорим о поп-культуре, то французы, итальянцы и немцы (в первую очередь) в меньшей степени были подвержены плагиату, вернее заимствованию у англичан и американцев манеры исполнения, гармонических оборотов и мелодики! У них своя мощная музыкальная культура, отличная от всех, и они не сильно заморачиваются от того, что их не так знают за границей.

Анжела Гергель: Вот именно — «не заморачиваются от того, что их не так знают за границей»… Помнишь, когда ты спел «Beyond the Sea», один из экспертов сказал, что ему не хватило вальяжности?

Валерий Дайнеко: Перед моим выступлением сказали, что я буду представлять эпоху Синатры! Но аранжировка песни была Бенсона, а Бенсон и Синатра — это разный темперамент. Какая могла тут быть вальяжность???

Анжела Гергель: То, что ты должен петь, как Синатра, ожидалось как само собой разумеющееся — вот в чём дело! Как- то я записывала аудио к своим учебникам на той же студии, где готовили популярную программу «Шанс». Меня поразило, что всех исполнителей «делали» под какую-то знаменитость, и не только не стеснялись, но и восхищались, если добивались сходства — и во внешности, и в исполнении! Или вот недавно Олег Jagger (который, очевидно, тоже не случайно выбрал такой псевдоним), услышав Олега Аверина, поющего на английском, с восторгом воскликнул: «Настоящий Mario Biondi! Фирма́!» А ведь у Аверина столько своих прекрасных песен!

Валерий Дайнеко: Я много раз бывал в Америке и был удивлён тем, что там не знают современную популярную музыку европейских стран, и ещё больше их удивляло, что европейцы зачастую знают и разбираются в американской музыке лучше самих американцев! А шведы настолько срослись с англичанами, что я уже сомневаюсь — есть ли у них свой язык и национальные традиции? Это, конечно, шутка.

Анжела Гергель: Всё как раз наоборот, это английская музыка формировалась под скандинавским влиянием. А традиции шведов, как и скандинавов в целом, вообще исходят от германцев, а те их переняли от кельтов, которые свою культуру заимствовали от скифов…

Валерий Дайнеко: Про шведов я только сказал свои впечатления, потому что никогда не слышал в их исполнении хоть что-нибудь на шведском языке или что-то национальное. Английский язык, я так понимаю, у них второй в стране. Но не в этом дело! Мы говорим о музыке. Она у них тоже не шведская, и продюсеры в основном американские!

Анжела Гергель: Вот это и есть ключевой момент — американские продюсеры. Их «продукция» действительно не остаётся незамеченной! Хотя в Швеции немало рок- музыкантов, поющих на родном языке (Änglagård, Håkan Hellström, Kristian Anttila, Duellen, Basshunter, Säkert!) — правда, большинство из них малоизвестны в мире. Может, причина ещё и в английском языке, который сформировался на основе многих других языков, что повлекло появление новых ритмов и новой мелодики речи, новой культуры?

Валерий Дайнеко: Своими вопросами ты уже сама и ответила. Английский язык — это огромный фактор. Этот язык очень мелодичный, мягкий, легко поющийся что ли! Ну а что касается самих текстов, то тут можно и говорить о его свободе. Получается, для того, чтобы тебя знали во всём мире, нужно петь на английском языке!

Анжела Гергель: Не только в языке дело. Если даже всемирную знаменитость записать, к примеру, на студии в Киеве — эту запись услышат только в Украине. А если записать в Минске — то за пределами Беларуси её мало кто услышит. Почему Америка имеет такую доступность в СМИ? Одна из причин — рынок. Внутренний — более 300 миллионов человек, и глобальный — более двух миллиардов! Американцы выпускают огромное количество телевизионных программ, фильмов, песен и экспортируют их за границу по очень низким ценам. Включи радио или телевизор, загляни в любой местный кинотеатр или зайди в интернет — и каждый раз столкнёшься с американским культурным влиянием.

Валерий Дайнеко: Поэтому мы все — русские, украинцы, белорусы, поляки, болгары, немцы, прибалты, финны… варимся в своей каше. И это нормально.

Анжела Гергель: Влияние американской музыки на другие страны превзошло влияние других стран. Каким образом оно дошло до такого превосходства? Эксперты объясняют это слиянием очень разнообразных культур, смешанным с крупномасштабной экономической поддержкой. Власть Америки над музыкальной индустрией даже превзошла все языковые барьеры. Американская музыка, впитав в себя стили разных культур, разлетелась по свету. И каждый может слышать в ней отголоски своих давних традиций.

Валерий Дайнеко: Относительно наших стран (бывшего Советского Союза и социалистических стран) напомню старую присказку — запретный плод сладок. И вот отсюда стремление постичь, учиться, впитывать и достичь! Из всех славянских народов хочу выделить поляков, которые в музыкальной палитре оказались наиболее близки интонациям английской и американской музыки.

Анжела Гергель: А ведь до XX века Европа смотрела на Америку как на культурное захолустье.

Но постепенно эмигранты из разных стран приносили в Америку свои традиции, которые, переплетаясь, способствовали созданию межкультурной гибридизации.

Во времена Первой мировой войны Америка впервые начала экспортировать часть своей домашней культуры за границу через фильмы и музыку. Charlie Chaplin, «Westerns», ragtime, jazz стали известны миллионам за пределами страны. А уж после Второй мировой войны благодаря росту потребительской экономики американская популярная культура стала глобальной. Культурологи объясняют это непрекращающееся влияние ещё и свободолюбивым духом американцев, благодаря которому их музыка, не имея исконных национальных традиций, оказывает такое мощное влияние на музыкантов других стран.

 

 

Владимир Мулявин, Леонид Тышко, Леонид Борткевич, Владислав Мисевич, Валерий Яшкин, Валерий Мулявин, Александр Демешко

 

Но слепое копирование западной музыки никогда не принесёт удовлетворения ни музыкантам, ни слушателям. Потому попытки молодых музыкантов подражать западным исполнителям так смешны, несмотря даже на высокий профессионализм исполнения. Возможно, чтобы избежать этого, «Песняры» и попытались взять за основу самобытный материал — народную песню.

Владимир Ткаченко: Хоть я в консерватории занимался классической музыкой, меня больше привлекал рок и, чуть позже, джаз-рок. В рок-музыке меня интересовала в основном соло-гитара, остальное проходило стороной. Но в 70-е годы был большой спрос на музыку в народном стиле в ресторанах, на танцплощадках. Мне, как студенту, любой заработок был нелишним. И я занялся аранжировками белорусских песен, а потом увлёкся…

Валерий Дайнеко: Советские группы я вообще не воспринимал. «Весёлые ребята», «Поющие гитары», «Пламя», «Самоцветы» — все эти команды, в отличие от «Песняров», пели практически в унисон, и я воспринимал их как «совок».

Анжела Гергель: Но почему же за более чем 30 лет — с момента начала перестройки и открытия всяческих занавесов — наша эстрада так и не стала фирмóй в основной своей массе? Более того, растеряла остатки самобытности, которые были у многих тогдашних ВИА?

Валерий Дайнеко: На этот вопрос я не могу ответить, так как не совсем согласен. Тогда нужно говорить о многих странах. Поляки растеряли то, что у них было. Шведы себя не нашли, и не ищут. Они слишком американизированы и вряд ли их национальная культура может выстрелить, как нечто особенное!

Анжела Гергель: Один из музыкантов ансамбля «Свитязь», Дмитрий Гершензон говорит: «Песняры» — это и есть фирма́. Всем филармоническим музыкантам бывшего «совка» хотелось играть «Земельку», «Чикаго», «Бенсона», «Вандера» — в этом схожесть всех коллективов. Но кто бы тогда ходил в залы? Уникальность «Песняров» в том, что они собирали аншлаги на своей музыке.

Валерий Дайнеко: Мы все набрались манеры, имеем аппаратуру, овладели вокальными и прочими фирменными приёмами и делаем своё дело!!! У нас ведь своя яркая музыкальная культура! У советских композиторов своя история! Нравится-не нравится, но она своя!

 

 

Валерий Дайнеко

 

Анжела Гергель: А ты сам какую музыку слушаешь?

Валерий Дайнеко: Любую. Я ещё и коллекционер, у меня большая фонотека, очень много дисков, пластинок, виниловых ещё, которые называют long play. Я собираю альбомы и диски уже 45 лет! В 1994 году у меня уже было 300 °CD! Но музыка, в основном, западная…

 

 

Анжела Гергель: Да, когда в 60-х годах с Запада повеяло «битловством», Валентин Бадьяров, выпускник консерватории по классу скрипки, взял в руки гитару и сразу стал в столице «авторитетом вокально-инструментального мастерства». В «Песнярах» он тоже хватался за гитару при любом удобном случае — а ведь он первый из академически образованных музыкантов в ансамбле, виртуозный скрипач, чего сам был оценить не в состоянии, поскольку давалось ему всё удивительно легко. Играя на скрипке 24 каприс Паганини, одновременно рассказывал анекдод. Позже, когда вернулся к скрипке и готовил сольную программу, говорил что много времени потерял, мог бы стать скрипачом с мировым именем. Но тогда, в самом начале, как он вспоминает, «Песняры» под влиянием моды включали в свой репертуар песни прозападной ориентации, рискуя будущим коллектива.

 

 

Валентин Бадьяров: Да, для нас, как и для сотен миллионов других людей планеты, именно «Beatles» являлись творческим примером в области популярной музыки. Но никак не наоборот.

Анжела Гергель: Даже легендарные «песняровские» усы на самом деле были «битловскими»… В Англии такие усы называли «бардовскими» в связи с модой на «кельтику».

Валерий Дайнеко: Когда «Песняры» начинали свою артистическую жизнь, они действительно многому учились у «Beatles» и черпали вдохновение в их музыке, которая потрясла мир в шестидесятые годы. «Песняры» исполняли те музыкальные произведения, в которых можно было показать свой, песнярский вокал, созвучный с вокалом «Beatles».

Леонид Тышко: Практически половина репертуара, когда мы начинали, была у нас из «Beatles».

Владимир Ткаченко: Да, начиналось всё с «Beatles». Многое мне приходилось играть на слух, запоминая с первого раза, потому что нот никаких не было — тех, которые хотелось играть. Всё это было запрещено…

Анжела Гергель : Некоторые записи «Beatles» всё же выпускались на отдельных пластинках фирмы «Мелодия».

Владимир Ткаченко: Но настоящие, «фирменные» диски можно было достать только на чёрном рынке и иногда за очень большие деньги. Пластинки провозились через границу тайком, поштучно.

 

 

Sopot 1971. Леонид Тышко, Валерий Яшкин, Валерий Мулявин, Chris Smither (USA), Леонид Борткевич, Александр Демешко, Владислав Мисевич

 

Анжела Гергель: Часто курьерами выступали артисты, которые ездили на гастроли, учёные, моряки торгового флота — рискуя, как минимум, лишиться их на таможне, став при этом «невыездным».

Валерий Дайнеко: А ещё курьерами были студенты африканских стран, которые у нас учились. Возвращаясь на учёбу, они покупали заказанные нами диски.

Владимир Ткаченко: Пытались слушать и по радио. Один раз послушаешь где-нибудь по радио куплетик, надо его запомнить — и развивалась активно память, слух…

Анжела Гергель: Появление магнитофонов, конечно же, изменило ситуацию — до этого записи слушали на самодельных «дисках», записанных на старых рентгеновских снимках — это называлось «на костях».

Владимир Ткаченко: По записям я внимательно изучал игру таких знаменитостей, как George Harrison, Eric Clapton, Ritchie Blackmore. Когда мне было 15–16 лет, George Harrison был первый гитарист, на которого я пытался равняться, так как то, что он играл, становилось со временем доступно. Jimi Hendrix был намного более виртуозным, и для начинающего это было слишком сложно. Но дело в том, что Harrison обладал редким качеством — помимо простоты у него была ещё и необычайная душевность в игре, и это тоже не каждому удаётся — то есть кажется, что это просто, а вот сыграть так, чтобы каждая нотка проникала в душу…

Анжела Гергель: Чтобы каждая нотка проникала в душу… В этой книге не раз будет говориться об умении музыканта затрагивать души, о балансе между профессионализмом и искренностью. Валерий Яшкин вспоминал: «Никто из нас не знал, что выйдет из нашей затеи. Вся прелесть была в чувстве локтя, хотя каждый из нас знал цену себе и цену партнёру. Мы признали Мулявина безоговорочно. И он, поняв, что уже повёл за собой, „навязал“ нам свои песни. Это было нечто особенное». Когда ребята, как говорит Яшкин, «сколотили группу», они и не догадывались, что, взявши за основу народную песню, так увлекутся! А большая увлечённость, по исследованиям психологов, приводит к возникновению качественно новых явлений — рост мастерства происходит стремительными скачками. Это может привести в сферу наивысших достижений, именуемую областью гениев.

 

 

Леонид Тышко: Мы были простыми парнями, не от Бога, но зажглись так, что наши песни поют до сих пор. А зажёг нас Валера Яшкин. Он у нас был, как тот продюсер у «Beatles», без которого они бы не состоялись. А без Яшкина не состоялись бы «Песняры». Мы вместе служили в Уручье, в роте армейской самодеятельности. Демешко с Мисевичем — в Минске, в оркестре Белполка. В музучилище я играл в ансамбле баянистов на балалаечном басу — такая огромная балалайка. А в армии нужно было играть на контрабасе.

 

 

Анжела Гергель: На контрабасе учил играть Мулявин?

Леонид Тышко: Нет, он меня не учил. Кто это придумал?

Анжела Гергель: А какие у будущих Песняров были музыкальные увлечения?

Леонид Тышко: Джаз! Джаз, конечно! Когда я ещё в детстве посмотрел фильм «Серенада солнечной долины», то с этого фильма, в общем-то, и заболел. Ну что такое город Брест? Слушали Нину Дорду и Гелену Великанову. Приходилось слушать и Кобзона. И когда я попал на этот фильм, я «попал» на эту музыку. Я понял, что на свете есть другая музыка. А уже в армии мы под одеялом слушали «Голос Америки» — Oscar Peterson, Chick Corea…

В 1967, после армии, я пришёл работать в минскую филармонию, в так называемую бригаду, аккомпанирующую Галине Кострице. И вот как-то ко мне подошли Яшкин, Мулявин и Мисевич и предложили играть с ними в ансамбле. Мулявин играл на балалайке, я на домре, Яшкин на баяне и клавишах. А клавиши тогда у нас пищали и свистели. Так что инструменты мы старались покупать сами. Я свою первую болгарскую гитару «Орфей» купил у «Весёлых ребят».

Потом ГДР за белорусские орехи и грибы поставляла нам аппаратуру, Dynacord, и у меня появилась «Musima». А в Ужгороде как-то выступала группа из Югославии, и я договорился с их бас-гитаристом, что он продаст мне свою гитару «fender jazz bas», когда они приедут в Минск. Иностранные музыканты продавали свои инструменты, а за вырученные деньги покупали в СССР золото. Играли мы тогда, как Бог на душу положит, интуитивно… Так ведь и «Beatles» многое играли без нот, и многих их партитур нет. Но их колоссальная увлечённость привела к появлению многих других групп — я не имею в виду у нас, но и во всём мире. Мулявин был не настолько музыкально подготовлен, на репетициях больше напевал, мог иногда написать буквенно-цифровые символы… Вначале мы исполняли всякую чепуху — на потребу зрителям. Половина репертуара была из «Beatles», остальное — русские и белорусские песни… В общем, «винегрет». Но нам нравилось. Только, может, это писать не стоит — «исполняли чепуху»…

Анжела Гергель: Почему? Гармония развивается из хаоса.

Леонид Тышко: Ну если в таком смысле… У поэта Лосева есть строчки: «Солнце встаёт и наполняет мир своей золотой чепухой»…

Анжела Гергель: Да. Каждое утро, любое начало, любой поиск начинается с чепухи.

Леонид Тышко: Ну хорошо, пусть остаётся слово «чепуха». Да, чепухи было много… Мы искали — что петь и что играть. Нам так нравилось играть вместе! Нравилось репетировать!

Анжела Гергель: А как появилось то самое песняровское звучание? В какой момент поняли, что нащупали, поймали что-то своё уникальное, что затем стало визитной карточкой для всех остальных поколений?

Леонид Тышко: Да… появилось как-то само по себе. Тогда всё исходило от Мулявина, от его необычного голоса. Его голос задавал и аккорды, и все музыканты в ансамбле равнялись на него.

Анжела Гергель: В самом начале вам всем действительно нравилась народная песня? Или это был, как сейчас говорят, маркетинговый ход?

 

 

Юрий Денисов, Леонид Тышко, Владимир Мулявин, Валерий Яшкин, Чеслав-Виктор Поплавский, Владимир Николаев, Леонид Борткевич, Александр Демешко, Владислав Мисевич, Анатолий Гилевич, Анатолий Кашепаров

 

Леонид Тышко: Ни Мулявину, и никому из нас это не было интересно. Это всё уловки. Мы просто все очень хотели играть — нам было всё равно что… А потом Яшкину пришла идея, чтобы мы олицетворяли Беларусь. Он решил, что используя народную песню, мы сможем выделиться из общей толпы размножающихся тогда групп, поющих одно и то же. И это оказалось здорово. У нас появилась основа — белорусская песня. Правда, Поплавский и Бадьяров — они были очень образованны, им было неинтересно.

Анжела Гергель: Да, Бадьяров несколько иронично относился к тому, чем занялись «Песняры». Когда у него на концертах оказывалась в руках гитара, он довольно удачно и схоже передразнивал Мулявина, мог сыграть за него с любого места, и улыбаясь до ушей, проигрывал все эти «неожиданные» мулявинские мульки с точностью и в манере. Но считал, что всё это не очень серьезно… Значит, был всё- таки конфликт между тем, что хотелось играть, и тем, что должны были играть…

Леонид Тышко: Нельзя так сказать — «должны» и «хотели». Это разные вещи… Есть пристрастия, а есть… как сказать…

Анжела Гергель: Что?

Леонид Тышко: Джаз! Джаз — он был выше нас тогдашних. А то, что мы пели песни «Beatles», и можно назвать чепухой.

Анжела Гергель: Джаз! Значит, «Beatles» были просто компромиссом — в угоду публике. Ведь изящество даже самых ранних композиций «Песняров» было на порядок выше. Они к «Beatles» даже со скепсисом относились. Как и многие джазмены того поколения. Впрочем, позже многие раскусят, что это за зверь такой «Beatles», и будут эту музыку успешно играть. Другие, даже не заметив, что теряют массового зрителя, пойдут дальше в чистый джаз, с привычным скепсисом оглянувшись на отставших коллег. Но джаз почему-то отойдёт в тень и станет в какой-то мере элитарным. Будет звучать лишь в известных в узких кругах клубах и в саундтреках к хорошим авторским кинофильмам.

Леонид Тышко: Любили мы джаз, конечно! И с удовольствием играли… пытались играть его. От любви не уйти. Конечно, это было самодеятельно. Мы ведь не были профессионалами. Солисты были так, наполовину вокалистами — наполовину хорошими ребятами. Кашепаров и Борткевич просто пришли на всё готовое. Настоящая музыка в ансамбле началась с приходом Гилевича. Толя был профессиональный музыкант. И мы научились витиевато обрабатывать народные песни… Ведь они очень просты. Но одна фраза из народной песни может стоить очень дорого. Потому что сочинить песню, придумать мелодию — это ведь очень сложно. А в народных песнях можно найти очень интересные мотивы, а после аранжировки они становились авторскими шедеврами. И узнать-то первоначальный напев невозможно было! В этом, конечно, заслуга аранжировщиков — Мулявина, который вначале всё обрабатывал сам, за ним Гилевича, Дайнеко, Ткаченко, Паливоды…

 

 

Леонид Тышко, Анатолий Гилевич

 

 

Леонид Тышко, Владимир Мулявин

 

Анжела Гергель: Но тут возникает вопрос. Натолкнули на него наши читатели: «Складывается впечатление, что всё началось с приходом Анатолия Гилевича. А до него вроде как ребята интуитивно что-то нащупали — и почувствовали, что это понравилось публике…» Безусловно, Анатолий и в аранжировках всё по полочкам разложил и хаотичность репетиций упорядочил. А главное, он определил то существенное место, которое заняло в ансамбле фортепиано. Но ведь нельзя отрицать, что когда Мулявин взял Гилевича, уже состоялся конкурс, были фильм «Батлейка», первая пластинка и первые поездки в Польшу и Чехословакию. Уже были «Ой рано на Йвана», «Купалінка», потрясающий а- каппельный кусок в «Белая Русь ты мая»! «Песняры» в своей стране грянули так же, как на Западе грянули «The Beatles»… Как им это удалось? Почему, к примеру, «Поющие гитары», будучи первыми и прогремев в начале своей деятельности, постепенно, но уверенно отошли в тень?

Владимир Ткаченко: Да! «Песняры» ворвались, вырвались и оставили далеко позади всех остальных!

Анжела Гергель: Зарубежные музыковеды говорили о них — «Звук дикий, а иногда и грубый, напоминает некоторые жёсткие американские группы конца 1960-х годов». — Но точного сравнения с какой-либо из известных групп не находили. Чем же «Песняры» так выделялись? Многие из тех, кто их выделяют, повторяют на все лады: «любовь к белорусской песне и поэзии»… «особое восприятие белорусского фольклора»…

Но эти слова мало говорить — их надо чувствовать! Потому что в основе — не профессионализм, а чувство. Уже слышен скепсис проповедников «всего профессионального» — но и тут придётся их разочаровать. Под словом «профессия» древние философы понимали не «мастерство», а «призвание, увлечение». И это увлечение даёт колоссальный заряд энергии, наделяя создателя незримой властью над людьми! И они, не осознавая причины, делают всё именно так, как видит их лидер.

Именно в этом случае пробуждается интуиция и внутреннее чутьё — что и как делать. И именно в этом случае появляется такая бережность и осторожность по отношению к тому, с чем работаешь.

Ведь очень часто попытки заигрывания с фольклором трансформируются в некую пародию — потому что на первый план выходят эстетические функции. И вот здесь важно вспомнить о роли слушателя. Он ведь чувствует сердцем. Есть у исполнителя в голосе отношение к его жизни — идёт к нему публика. Нет — ты хоть ползай по сцене и пищи — не пойдёт.

Впечатляют рассказы самых давних и преданных ценителей творчества «Песняров».

 

 

«Лявоны», аккомпанирующие вокальному квартету «Нарочанка»

 

Юрий Халезин: Судьбе было угодно, чтобы братья Мулявины и компания аккомпанировали нашему с братом отцу, певшему дуэтом со своим неизменнным на протяжении всей творческой жизни напарником Степаном Машинским. Это была большая бригада Белгосфилармонии — эстрадное ревю «Лявониха», в состав которого входили: вокальный дуэт Степан Машинский и Николай Халезин, танцоры Мартыновы (муж и жена), женский вокальный квартет «Нарочанка», художественный свист Лидия Кармальская (жена Владимира Мулявина) и другие артисты разных жанров, а также «инструментальный ансамбль п/у В. Мулявина», как тогда именовали музыкантов. На каникулах мы с младшим братом всегда ездили на гастроли вместе с отцом, объездили полсоюза, и это было незабываемо! Вот, и вышло так, что мы стали свидетелями зарождения и роста великого эстрадного коллектива, впоследствии ставшего «Песнярами»!

Мой отец, Николай Халезин, был человеком в творчестве успешным, но при этом крайне адекватным.

 

 

«Лявоны», аккомпанирующие Стапану Машинскому и Николаю Халезину

 

В какой-то момент начались творческие конфликты: по штатному расписанию аккомпанирующему составу разрешено было в концерте исполнять две собственных композиции. Они проходили на «бис» и парни выдавали сверх нормы ещё пару. И хотя в музыкальном плане всё было безукоризненно, но из-за превышения лимита количества исполняемых произведений и времени и начались разногласия. Состоялся разговор моего отца с Володей Мулявиным, в завершении которого папа сказал, что «Лявонам» пора уходить в собственное плавание, поскольку, если этого не сделать, всё закончится глобальным конфликтом. А для начала карьеры у «Лявонов» есть всё: упорство, интерес публики и желание работать. На том и расстались. Расстались по-хорошему, и на протяжении всей своей творческой карьеры никогда не говорили друг о друге дурного слова. У этой истории мог быть и другой финал. При ситуации «коса на камень» отношения пошли бы вразлёт, и на протяжении многих последующих десятилетий люди бы поливали друг друга грязью, не прощая прошлых обид. Через эту историю из жизни моего папы я усвоил несложный, но не всегда понятный принцип — «держи крепко, отпускай легко».

 

 

По прошествии нескольких лет после эпохи «Лявонов» и «Лявонихи» отец, работая уже в Росконцерте, встретился с Володей Мулявиным и они обменялись визитками. Домашний номер написан собственноручно руководителем Песняров.

 

 

 

А это — чудом уцелевший бухгалтерский документ о заработной плате артистов ревю «Лявониха». В нём можно увидеть фамилии будущих «Песняров».

 

 

Владислав Мисевич, Валерий Мулявин

 

Юрий Гринюк: Я увлекался рок-музыкой — «The Beatles», «Сreedence Сlearwater Revival», «The Monkees», «Deep Purple». Первый раз я увидел «Песняров» в Зеленом театре. На сцене — довольно много разной аппаратуры. Тут и венгерские «BEAG» и немецкие «REGENT», и незнакомые мне аппараты, электроорган «VERMONA». Начался концерт довольно необычно. Первым вышел клавишник Владимир Николаев и начал что-то наигрывать, постепенно увеличивалась громкость. Потом под аплодисменты вышел Владимир Мулявин и начал солировать на гитаре с использованием разных эффектов — фуз, квакушка и т. п… Несколько минут — просто летящее соло на гитаре! Затем вышли остальные музыканты, солирование гитары и органа подошло к логическому концу и разом грянуло «Белая Русь ты моя!». Сказать, что это был шок, значит ничего не сказать! Это была какая-то смена ориентиров в музыкальном плане. Мурашки бегали по коже, во рту пересохло… от мощнейших вокальных пачек голова кружилась, хотелось слушать и слушать эту музыку! Кстати, в то время, гитары у «Песняров» были самые обычные — «Музимы» из ГДР. И как Мулявину удавалось извлекать, в общем-то из очень посредственного инструмента, такой звук, для меня до сих пор — загадка!

 

 

Владимир Николаев, Владимир Мулявин

 

Владимир Ульянич : Июнь, 1973. Я получил лейтенантские погоны и кортик в Черноморском ВВМУ им. П.С. Нахимова. А в Севастополе в это время — «Песняры». За три дня я побывал на пяти(!) концертах в Доме офицеров и в Матросском клубе. На концерте в Доме офицеров, пока выступала супруга Мулявина, я вышел из зала на открытую веранду, где находились музыканты и на гибкой пластинке «Песняров» взял автографы у всех, включая Валерия Мулявина, который погибнет через несколько дней в Ялте. Внезапно кто-то начал, а затем все тихо подхватили: «Летняя ночка купальная…». Владимир Мулявин сказал: «А какие песни замечательные мы раньше пели! Надо уже думать о программе к пятилетию ансамбля»… На следующий день в Матросском клубе после первого концерта я не вышел из зала, а спрятался на последнем ряду. На сцену вышли Тышко, Демешко и Гилевич. И начался jam-session. Они импровизировали непрерывно минут 20, а то и более. Это был fusion, где не было тем традиционных «песняровских» мотивов. Осветитель тоже включился и начал «поливать» их светом. Можете представить моё состояние — пацана, которому ещё не исполнилось 22 года. Я был единственным зрителем этого концерта! И это со мной навсегда…

Анжела Гершель: Владимир Мулявин в одном из интервью заметил: «С фольклором надо быть крайне осторожным. Сарафаны, балалайки, ложки — это ещё не народная музыка. Если нет вкуса, тонкого понимания всех её нюансов, то она превращается в аборигенскую музыку». Плохо и когда фольклор пытаются переиначить под валютный товар. У западного слушателя сложился стереотип, что, допустим, в русской песне непременно должна быть удаль. А если не удаль, то столь же обязательно кручина. Вот некоторые наши исполнители и выдают со сцены по принципу «чего изволите».

Валерий Дайнеко: У «Песняров» как раз всё было близко к традиционному… но это не есть фольклор, так как в чистом виде фольклорное творчество — это перенесённое из народа на сцену.

Анжела Гергель: Реконструированные обряды в аляповатых костюмах «à la ethno», утратившие свой смысл — вот что, к сожалению, видим мы сегодня в сценичном исполнении народных коллективов.

Валерий Дайнеко: Но сегодня даже эти реконструированные традиции уже далеки от фольклора, который остался в чистом виде в основном в танцах!

Анжела Гергель: А ведь фольклор — не костюмированное шоу. Это прежде всего знание о культуре народа, анализ исторических документов, участие в этнографических и археологических экспедициях — этим занимаются учёные.

Валерий Дайнеко: Конечно же, «Песняры» этим не занимались. У нас сделаны современные аранжировки и написаны авторские песни, стилизованные под народные — не хочется же стоять на месте. Каждой песне своё время!

Анжела Гергель: И тем не менее, «Песняры» сделали для для истории мировой культуры больше, чем иные народные коллективы. Чего стоит хотя бы тот факт, что в музыке «Песняров» западные культурологи нашли созвучные своим песням темы! Кроме маститых музыковедов Margaret Stewart и Christine Primrose с далеких островов Isle of Lewis и Isle of Skye, славянской культурой заинтересовались и молодые музыканты и исследователи. Дуэт Steve и Suzanne Fivey, сочетающие в своих композициях разные стили. Sally Simpson, которую я ещё помню юной скрипачкой в музыкальной школе, сейчас пишет научную работу о взаимовлиянии шведской и шотландской музыки. Швейцарский музыкант Nikita Pfister, русский по происхождению, знает много языков и играет музыку разных культур — бретонскую, шотландскую, ирландскую и русскую. А Frayа Thomsen — композитор, работает в Лондоне.

Валерий Дайнеко: В нашей книге ты приводишь много сравнений разных культур. Но я не берусь судить о вопросах, в которых ты специалист.

Анжела Гергель: Шотландские музыковеды попросили меня найти для прослушивания украинскую народную песню, и я, не задумываясь, набрала в поисковике «Ой, ти дубе, дубе». Как только она зазвучала, все сразу притихли и заслушались. Обсуждения были противоречивы, но все были единодушны в одном — это очень необычно!

Sally Simpson: Меня поразила первая же песня, которую я услышала. С первой строчки. Дальше, конечно же, я услышала джаз, там уже всё современно и понятно, и очень красиво, конечно… но вот эта первая строчка… и такой необычный голос! У нас такой редкий голос называют «honest» — правдивый, искренний. Когда он звучит — такое ощущение, что певец чувствует, что у него очень древняя душа, и откуда-то, непонятно откуда, он будто знает ответы на все вопросы…

 

 

Валерий Дайнеко: Да мне тогда всего 25 лет было…

Suzanne Fivey: Мне понравилось сочетание народной музыки и джаза. Я часто использую джазовые аккорды во время исполнения народной шотландской музыки.

Margaret Stewart: Поражает сходство наших культур. Мелодии — иногда разные, а вот легенды и тексты песен так похожи! Или же названия населённых пунктов. Например, украинский Рахов и шотландский Rachoy — «посёлок у дороги». Или белорусский Бобруйск и шотландский Coruisk, — в обоих названиях присутствует слово uiske — «вода», «виски».

Nikita Pfister: Честно говоря, я думал, что ты найдёшь для нас нечто с бандурами или цимбалами. Такого не ожидал.

Анжела Гергель: Это распространённый стереотип. Если русская песня — то должна быть балалайка и ложки, украинская — бандура и цимбалы, белорусская — лира и дудочки… А я решила дать вам послушать а-каппельную украинскую песню в современной интерпретации.

Nikita Pfister: Вот эта первая строчка — чувствуется, что в ней вся суть песни… а потом, в следующих куплетах так много внимания уделяется мелодии, а ведь в народной песне слова имеют первостепенное значение.

Анжела Гергель : Нет. Музыка возникла более 40000 лет назад, раньше появления речи! Недавно в Словении археологи нашли флейту, которой 43000 лет! В книге «Те, кто оживляют мифы» мы рассказываем о том, что первые песни появились во время исполнения обрядов и приводим много примеров из Обрядовой программы «Песняров». Но это песни, в которых есть слова! А первая мелодия появилась намного раньше! Тысячелетия назад люди общались не словами, а интонациями! Вот почему ребёнок так легко понимает речь на любом языке — он воспринимает в первую очередь интонацию! И так люди понимали язык животных!

Nikita Pfister: И всё же — зачем нужно было эту старинную песню аранжировать так, что уже не узнаётся принадлежность мелодии к славянской культуре?

Sally Simpson: Почему же не узнаётся? Вот эта первая строчка и узнаётся! Сразу же слышно, что это славянская мелодия! А дальше — мне очень нравится развитие. Если бы песня пелась в первозданном виде, это, конечно же, было бы интересно этнографам, но не молодёжи. Вот, например, шведский пианист Johann Johannson, обрабатывает народные шведские мелодии в джазовом стиле. Он тоже оставляет первые строчки неизменными, а потом импровизирует так, что песню не узнать — но дух старинной музыки сохраняется!

Frayа Thomsen: Здесь очень важно знать происхождение и смысл песни. Хотя некоторые музыканты обладают даром чувствовать то послание, которое передает древняя песня, и которое нужно донести до современного поколения.

Анжела Гергель: Пронести традицию сквозь время! А это невозможно, если сохранять её, посыпанную «нафталином», неизменной. Жизнь ежесекундно меняется! Но фольклорные коллективы упрямо пытаются в точности воссоздать нечто давно забытое на языке наших предков. Но, не понимая этого языка, они копируют только форму, делая эти реконструкции непонятными ни для себя, ни для слушателя. А раз непонятно — то и неинтересно. «Песняры» же, вместо «реинкарнации» давних традиций, на основе старинных мелодий творили новую, живую музыку. Фактически создали новые традиции. «Ой, ти дубе: дубе» — яркий тому пример.

Christine Primrose: Сравнения кельтской и славянской культур мы проводим давно — вместе с немецкими, чешскими и польскими учеными. Теперь пошли дальше, и находим много общего в наших культурах, расширяя наши познания в собственной истории.

Анжела Гергель: Как возможно совместить этнические мелодии разных культур в одном произведении? Или аранжировать мелодию одной культуры в стиле другой? Чтобы получилось ни склеивание, ни наложение, ни переплетение, как это можно часто слышать, а целостное произведение?

Валерий Дайнеко: Даже не знаю, как тебе ответить. Это просто в голове рождается. Мне всегда хотелось совместить белорусскую песню с блюзовыми и джазовыми ритмами и доказать самому себе, что это возможно! Ну а поскольку я ещё столкнулся с народными песнями на практике и в институте на хоровом дирижировании, то и сам Бог велел воспользоваться своими какими-то знаниями! Причём не просто поставив рядом различные мелодии, но создать органичные аранжировки!

Carol Kappus: То, что я сейчас услышала, разрушает мои представления об обработках традиционных песен. Я в этой песне слышу Григорианский хорал, затем необычная аккордовая прогрессия — и это звучит чудесно.

Madelaine Cave: Мне слышится болгарское пение. А также похоже на вокал английской folk-rock группы «Steeleye Span» — например, как они исполняют «Gaudete»… У меня такая музыка ассоциируется с рождественскими хоралами.

Margaret Stewart: Я из шотландской глубинки, и вся церковная музыка для меня звучит надуманно. Все эти каноны, убыстрённый темп не дают каждому вокалисту проявить себя. Я учу своих студентов, что очень важно песню рассказывать. Часто после аранжировки народная песня утрачивает свой смысл. Однако сейчас, не понимая слов этой песни, я очарована самой музыкой.

Анжела Гергель: А ведь и правда, во время концертов «Песняров» часто можно было слышать — «Как в церкви!» Яркие примеры — «Святы вечар» Валерия Дайнеко, «Млада Ганулька» Игоря Паливоды, «На новае лета» и «Каждый четвёртый» в аранжировке Владимира Ткаченко.

Владимир Ткаченко: «Каждый четвёртый» первоначально звучала в картине «Беларусьфильма». А для творческого вечера Михаила Матусовского её сделали мы, а-капелла. Вступление получилось интересное, типа хорала. Регент одного из монастырей потом даже просил партитуру для концертного исполнения церковного хора.

Анжела Гергель: Она и была исполнена церковным хором на юбилейном концерте ансамбля. Но ведь эта песня тоже аранжирована в джазовом стиле. Тем не менее, регент хора семинарии в Жировицах отец Андрей говорит, что сразу услышал в ней звучание церковного хора. Насколько вообще джазовое многоголосие созвучно славянскому церковному пению?

Владимир Ткаченко: На мой взгляд, здесь больше академической музыки: простые аккорды в аккомпанементе солисту, немного полифонии в третьем куплете… А в хорале, который мне пришлось присочинить для нужного настроения, действительно встречаются септаккорды, но они не умаляют торжественности момента, а, скорее, заостряют внимание…

Анжела Гергель: Заостряют внимание… Значит, именно джазовое звучание придаёт музыке экспрессию, вызывает в слушателях сопереживание! Западные фольклористы, слушая многоголосие «Песняров», действительно соотносят их пение с григорианским. А ещё с болгарским или грузинским.

Владислав Мисевич вспоминает о том, что «Песняры», когда только начинали работать, «снимали» песни из репертуара грузинского ансамбля «Орэра» и азербайджанского квартета «Гая». Фактически, учились на их непростых аранжировках. А сейчас стало модным среди грузинских ансамблей петь русские и украинские песни. Вот, например, «Реве та стогне Дніпр широкий» в исполнении грузин. Даже трудно сказать — это украинская или грузинская мелодия…

Валерий Дайнеко: Ну очень красиво поют. Отлично и грамотно разложены голоса, поют чисто — скорее всего, по партитуре выучено.

Анжела Гергель: Но ведь грузинское многоголосное пение не аутентично с точки зрения национальных традиций. Оно, как и многоголосный хор многих культур, исходит из церковного пения.

Валерий Дайнеко: А в традиционном пении грузин я не слышу ничего церковного. Главная фишка грузин — это их ритм и юмор! А здесь — слышно, что это профессионалы.

Анжела Гергель: Ну вот и ответ на вопрос. Профессионалы. Многоголосное пение всегда сочинялось профессиональными композиторами. Во все времена.

Margaret Stewart: Мне сложно квалифицированно судить о нюансах традиционной песни другой культуры — но песня, которую я сегодня услышала, звучит так необычно! Тот, кто погружён в культуру и слышал, как это поётся традиционно, возможно может услышать некую навязчивую вокальную красоту. Тем не менее, для меня песня звучит просто чарующе! Правда, это звучит немного как современная версия традиционной песни, с надуманной орнаментацией, что мы часто слышим в настоящее время в Шотландии, Ирландии и во многих других местах. Такие аранжировки требуют большой осторожности. Некоторые певцы, которые не воспитывались в региональных стилях орнаментации, пытаются имитировать её, но могут перестараться или дать орнамент на неправильных гласных звуках, растянуть неударные слоги — ведь в орнаментации, или как её еще называют, мелизматике, столько нюансов!

Christine Primrose: Шотландские певцы довольно часто используют мелизматику, но она не является традиционной в нашей культуре, мы её тоже перенесли из церковного пения. Анжела Гергель: Как можно было овладеть этой техникой во времена «Песняров»?

Валерий Дайнеко: Про мелизматику ничего тебе не могу сказать, кроме того, что слышал у «Beatles», «Animals», «Monkees», Ella Fitzgerald, Stevie Wonder, которые ею владеют в совершенстве. Достаточно было попеть ещё в школьном возрасте в группе «Менестрели» всю «фирмý», которую мы слышали в эфире, а потом уже в ресторане продолжить работу над всем этим «западным безобразием». У меня это просто как-то само собой получилось…

Самое главное — слышать у кого-то. Скрипка помогла мне развить тонкий слух, ну и, наверное, хорошая координация слуха с голосом нужна. Копировать любые звуки, которые слышишь, мне было просто, потом много «снимали» с фирменных записей, не только голоса, но и полностью аранжировки (бас гитару, гитару, гармонию). Занимались мы этим в основном по ночам, а «снимали» с записей заглушённых «вражеских» радиостанций. Представь, как развивали, сами того не подозревая, свой слух. Некоторые думают — чтобы достичь мелизматической акробатики необходимы многочисленные напряженные тренировки. Но без природного таланта ничего не получится. Мелизматика — это как вибрация, явление естественное. Она или появляется или нет, никогда. Я это понял на своих учениках. И она неразрывно связана с дыханием. И если ты весь не связан с диафрагмой, ты никогда этого не освоишь. Это исходит не только из твоего горла — ты поёшь всем телом, всем своим существом.

Christine Primrose: Да, самое главное — мелизм должен звучать природно. И тогда пение вызывает у слушателя волнующие эмоции и ассоциации, помогает понять смысл песни, даже не вслушиваясь в слова. Если это не получается естественно, то лучше его вовсе не использовать.

Анжела Гергель: Естественно. Природно. Эти слова являются ключевыми в нашем исследовании. Наверное, в этом сама суть творчества «Песняров».

Sally Simpson: Я сейчас провожу исследование об аранжировках традиционной музыки молодыми музыкантами. И мне было бы очень интересно послушать другие песни этого ансамбля…

Анжела Гергель: Ну что ж, в Шотландии летний день долог, и каждый вечер мы собирались в уютном холле «Cèilidh Place», где под завывание ветра и рокот океанских волн слушали «Песняров». Звуки чудесной музыки привлекали всё больше слушателей. Что их поражало — конечно же, голоса!

Такие разные и такие созвучные одновременно! А главное, что в записях любого года и разных составов — не менее трёх лидирующих вокалистов с разными по тембру и характеру голосами! Это впечатляло больше всего! Таких примеров они не могли назвать среди известных западных ансамблей — ни фольклорных, ни современных. А ещё — постоянное изменение манеры исполнения! Зарубежным музыкантам действительно было трудно дать определение стилю ансамбля. Хорошо это или плохо? Ведь принято считать, что у «Песняров» уникальный стиль, который никто не может скопировать. В чём же выражается стиль ансамбля?

Владимир Ткаченко: «Прозападным» ансамбль «Песняры» мне никогда не казался. Я тогда не знал термина «фольк-рок», но приблизительно так и ощущал этот стиль. Многие аранжировки Владимира Мулявина, например — «Вераніка», «Алеся», «Спадчына» — имеют схожую форму. Кстати, моя аранжировка песни «Каждый четвёртый» по форме тоже их копирует. Везде огромную роль играют вступления к песням, сочинённые аранжировщиком, и настраивающие на стиль и настроение всей песни.

Валерий Дайнеко: Мулявина можно было узнать по первым двум альбомам, по некоторым песням и балладам более поздних лет, которые он никому не доверял, ну и конечно же некоторые крупные формы принадлежат его перу — это «Песня О Доле», «Курган», кое-что из Обрядовых песен, программы на стихи Маяковского, Янки Купалы и даже в «Вянце» на стихи Богдановича! Стиль его аранжировок угадывался всегда простотой и примитивным гитарным звучанием, на который накладывался ритм, органные гармонии, которые подбирались самими музыкантами, так же его можно было узнать и по звучанию его 12 струнной гитары и очень похожих друг на друга унисонных «ходильников» нескольких инструментов!

Анжела Гергель: Однако есть и такое мнение, что стиль «Песняров» не был до конца выработан и именно поэтому нет последователей. А был ли вообще в ансамбле общий стиль работы композиторов и аранжировшиков, или каждый работал, как умел?

Валерий Дайнеко: Не буду сочинять и придумывать всякие истории… В нашем ансамбле тот, кто писал аранжировку какой-нибудь песни, тот сам и работал над ней. Да, абсолютно разный стиль был и остался у каждого из аранжировщиков, работающих в «Песнярах» в разные периоды существования ансамбля.

С третьего альбома очень ярко засиял талант Владимира Ткаченко как аранжировщика песняровского наследия! Кроме песен, которые ему поручал Мулявин, он обрабатывал и некоторые крупные формы — в Обрядовых и на стихи Янки Купалы. Игорь Паливода продолжил традицию «Песняров» перевоплощаться и оставаться первыми в стране! Если в звучании у Ткаченко слышны были интонации раннего «Chicago» и других мировых звёзд хард и джаз рока, то уже у Паливоды явно прослеживалась фанковая основа и заимствование у чёрных музыкантов («Весёлые Нищие» и несколько песен из Янки Купалы!) Игорю так же легко удавалось использовать приёмы из кантри и других фольк стилей, а поскольку он был великолепный пианист, то он делал иногда музыкальные коктейли из народных песен, или песен «Песняров», превращая их в джазовые импровизационные композиции, тем более, что в тот период на бас гитаре уже играл Борис Бернштейн, а за барабанами сидел супер профессионал Володя Беляев. В дальнейшем их традиции успешно продолжали Олег Молчан, Олег Аверин, тандемы Александр Виславский — Николай Неронский, Олег Мартаков — Валерий Головко, Александр Катиков и Максим Пугачёв!

Анжела Гергель: А ведь если каждого из них попросить дать определение стилю «Песняров» — все ответы будут разные. Изменения в творчестве артиста — это настолько естественный процесс, как природа, которая окружает нас. Как река, которая постоянно меняет своё течение. Как ветер, который каждую минуту поёт на новый лад. И тем не менее, творчество настоящего художника сразу узнаётся. Так же, как с первых нот узнаются «Песняры».

Валерий Дайнеко: Половина ансамбля — композиторы, и каждый имеет свой вкус и своё восприятие мира, а значит и разнообразие в музыкальной палитре звучания «Песняров» уже не народное, а какое-то своё! Но какое? ЗВУЧАНИЕ действительно уникальное!

При наличии в ансамбле абсолютно разных голосов (тембрально и по диапазону), во все времена и в постоянно изменяющихся музыкально-вкусовых ощущениях, и слушатели, и музыканты слышат одно и то же ЗВУЧАНИЕ!!! И эти звуки ни с чем не спутать. Даже молодое поколение в стремлении быть похожими на «Песняров» (хоть и отдалённо), тоже множат это уникальное ЗВУЧАНИЕ.

Анжела Гергель: Уникальное… Абсолютно своё, новое звучание. Причём речь не просто о новизне. Если поэт, художник или актёр говорит: «Я ищу свой самобытный стиль, свои средства выразительности» — то на самом деле он в это время думает вот что: «Так хочется, чтобы меня заметили». Для него успех — оказаться на виду. Если это удаётся, то ненадолго — очень быстро экстравагантность превращается в банальность. Истинное искусство не ищет свою форму — она возникает сама собой, без специальных усилий. И форма, в которую материализовалось чувство создателя — своеобразная, единственная, и потому всегда привлекательна.

Владимир Ткаченко: Оригинальность — высшая заслуга Мулявина. Он придумал такой стиль для «Песняров», что их, как и всех музыкантов мирового уровня, узнают с первых нот.

Анжела Гергель: Талантливо переплетая в своей музыке традиции разных культур, «Песняры» создали нечто качественно новое, и вряд ли этому подойдёт одно из существующих названий. Владимир Мулявин говорил: «Нам хотелось исполнить белорусские народные песни по-новому, так, чтобы, один раз прослушав, люди сразу узнавали: поют „Песняры“». Как же всё-таки можно определить стиль «Песняров»? И в чём его уникальность?

Валерий Дайнеко: Интересный вопрос, и, наверное, на него не будет точного ответа. Скорее всего нас можно отнести к какому-нибудь существующему уже в мире стилю. И опять же — нам самим сложно будет с этим согласиться, так как мы все разные…

Владимир Ткаченко: Любой стиль где-то рождается, потом распространяется по свету… где-то приживается, приобретает местный колорит, а где-то даёт недозревшие, недоразвитые плоды. Мулявину удалось создать настоящий оригинальный стиль в области «фольк-рока». В этом стиле песни «Песняров» понимались и принимались в разных, порой очень далёких, странах. Другие песни — даже «мега-хит» в рамках СССР «Вологда» — не поднимались до международного понимания.

Валерий Дайнеко: В Америке «Песняров» окрестили поп-фольк-рок ансамблем. Меньше всего я слышу в этом названии стиля слово РОК! Хотя некоторые старые композиции, в которых присутствовали довольно техничные гитарные соло и мощное звучание вокала (когда мы пели все вместе), наводили меня на мысль, что мы могли бы, если бы захотели, заниматься рок-музыкой.

Владимир Ткаченко: Для того, чтобы убрать из употребления слово «джаз», советская идеология ввела в обращение безликое слово «эстрада». Когда появилась рок музыка, пошли уже проверенным путём. Придумали «ВИА», чтобы разбавить, смешать этот советский рок со всем, что было в этой бочке с «эстрадой». В результате наши поклонники «Песняров» не знают, какие у них «козыри» против, например, «Орэра». У обоих ансамблей яркий национальный колорит, очень сильный вокал, многоголосие — у «Орэра» даже более национальное.

Почему же тогда «Песняры» вырвались и оставили далеко позади всех остальных? Если не избавиться от этих 3-х букв «ВИА», трудно оценить всю эту «эстраду». На мой взгляд, у «Песняров» в те 60-е, 70-е был настоящий оригинальный национальный рок.

Валерий Дайнеко: Но для рок стиля «ПЕСНЯРЫ» не дотягивали чисто морально! Рок — это прежде всего борьба за правду в любых её проявлениях, это собственные тексты — а значит и собственное мировоззрение! Это неприятие существующей действительности, какой бы она не была! Поп-фольк! — это ближе к истине.

Анжела Гергель: Хотя что такое популярная музыка? Populus (Lat) — «народ». Значит, музыка народа. То есть народная музыка… А рассуждая о музыкальных стилях, необходимо помнить, что каждый новый стиль зарождался на субстрате разных культур. И фактически обращение «Песняров» к западной музыке — это её принятие назад в «родную семью», где сохранены свои традиции, но и новым веяниям рады. И может именно поэтому их обработки белорусской музыки в различных стилях так органичны. Об этом задумываешься, когда наблюдаешь за деятельностью ансамблей, которые исполняют репертуар «Песняров». Именно исполняют репертуар. И потому это называется деятельностью, а не творчеством.

Настоящий талант не только дарит людям прекрасные творения, но вдохновляет других — музыкантов, художников, писателей, учёных. Меня, например, музыка «Песняров» вдохновила на увлекательное исследование на стыке нескольких наук: психология, история, филология и даже медицина, которое я описано в нашей первой книге — «Те, кто оживляют мифы». Название её было навеяно повсеместной модой на кельтику — хотя то, что современные артисты преподносят как кельтскую культуру, таковой вовсе не является. Это некая искусственная субкультура — все эти песни и легенды о феях, музыка в псевдоэтничном стиле… Окунувшись в мир настоящей кельтской культуры, такими смешными показались попытки её сценичного воспроизведения, а вернее, придумывания композиторами, хореографами, кинорежиссерами. Книга состоит из девяти глав — девяти мифов, которые подверглись разоблачению. Несмотря на то, что речь идёт о серьёзных вещах, названия мифов несколько шутливые — романтичный, поисковый, аутентичный, заимствованный, украшенный, талантливый… И сама книга не совсем о «Песнярах» — вернее, совсем не о «Песнярах». Она посвящена тем, кто поддерживает в людях веру в мифы, оживляя их — музыкантам, поэтам, художникам, всем творческим людям. И среди них, конечно же, «Песняры».

Валерий Дайнеко: Только это, наверное, интересно довольно узкому кругу специалистов. На мой взгляд книга немного перегружена шотландскими «изысканиями», филологическими «премудростями»… Мне кажется, многочисленные исторические отступления лишают книгу живости, а развитие темы, о котором всегда мечтает читатель, не получается. И лишь когда появляются вопросы и ответы, и мы пишем больше о жизненных ситуациях, всё становится на место.

Анжела Гергель: Возможно. Хотя среди поклонников «Песняров» нашлись те, для которых такая необычная оценка творчества их любимого ансамбля оказалась и новой, и важной. Всколыхнула в них интерес не только к происхождению народных песен, обработанных «Песнярами», но и к истории музыки. Более того, многие наши читатели высказывают мнение, что каждая страница книги настолько ёмкая, что на её основе можно написать новую книгу или диссертацию. Ведь значимость «Песняров» рассматривается в книге в исторической цепочке происхождения музыки в целом. Взять хотя бы вклад ансамбля в развитие тенденции романтизировать давние культуры.

Яркий пример исторической мифологизации, «виновниками» которой являются «Песняры» — программа «Весёлые нищие» (Игорь Паливода — Robert Burns). Это не первое обращение коллектива к творчеству шотландского барда. В 70-х годах его известные во всем мире песни получили новые мелодии, написанные Владимиром Мулявиным для фильма «Горя бояться — счастья не видать». Это песни «Auld Lang Syne», «O My Love Is Like a Red Red Rose», «Winter of Our Lives». И вот — в 1983 году снова программа на стихи шотландского поэта. Почему вдруг? Насколько это близко «Песнярам»?

Валерий Дайнеко: Действительно, от характерной стилистики «Песняров», к которой все мы привыкли, там мало что осталось. Совершенно другая музыка и, главное, другая манера исполнения.

Анжела Гергель: Услышав впервые эту программу в Шотландии, я конечно же, предложила и шотландским музыкантам её послушать. Мнения были довольно противоречивы.

 

 

Игорь Паливода

 

Steve Shields: Национального шотландского колорита в этой музыке и близко нет. Есть некий псевдоколорит, претензия на «шотландскость». Тем не менее, если не настаивать на том, что это необходимо — то музыка заслуживает восхищения, и мы, возможно, когда-нибудь исполним некоторые из этих песен — те, которые наиболее созвучны характеру поэзии Rabbie.

Sally Simpson: Необычно и здорово! Конечно, если бы мне не сказали, что это музыка на стихи, которые написал Robert Burns, я бы ни за что не догадалась — ну совсем она не похожа на шотландскую. И всё же… Не знаю почему, но дух захватывает.

Steve Fivey: Я любитель экспериментов. Вот недавно мы с моей женой Suzanne исполнили одну из песен этой кантаты на другую шотландскую мелодию. Более того — эта песня абсолютно в другом стиле — reel! И что же? Наше выступление было принято с восторгом. Так что всё отлично. Rabbie вышел за границы своей фермы!

Валерий Дайнеко: На самом деле Паливода не очень-то придерживался шотландских традиций — его музыка скорее напоминает венскую музыку раннего периода. Игорь хотел показать не время, а проблемы, которые волновали людей тогда — они, кстати, и сейчас злободневны.

Анжела Гергель: Сам Игорь в одном из интервью говорит: «Поэзия Бернса близка по духу нашему ансамблю». Он бережно относился к фольклору, просто и красочно рассказывал о труде и быте крестьян, об их радостях и печалях, его стихи напоминают народные песни. Конечно, песни разных народов отличаются друг от друга, но есть в них что-то общее, понятное белорусу и шотландцу, русскому и французу. Именно интернациональность народной песни мы и попытались показать в этой работе. Идею положить на музыку стихи Бернса не назовешь новой: стихи его будто созданы для песенок. Попробовал, потревожил бренный прах Роберта. Не знаю, такую ли музыку имел в виду покойный, но сегодня налицо полотно из дюжины песен, долженствующее пробить себе дорогу в новые программы «Песняров».

Валерий Дайнеко: Игорь смог совместить то, что кажется невозможным — песни Бернса и голоса «Песняров». Он был не только талантливым исполнителем и композитором, но и в первую очередь очень грамотным музыкантом. Он отлично владел любыми стилистическими приёмами, и весьма серьёзно относился к выбору поэтического материала, с которым работал.

Анжела Гергель: Многих музыкантов, которые изучают творчество «Песняров», привлекли и сами стихи, которые написал Burns. Кое-кто даже попытались читать его стихи на Scots. А некоторых всерьёз заинтересовало: «Почему Robert Burns обозначил „Весёлых нищих“ как кантату? Почему свои стихи называет песнями? Может, писал в паре с каким-то композитором? Сохранилась ли оригинальная музыка? Когда появились первые композиторские произведения на его стихи?»… Да в том-то и дело, что всё наоборот! В 1980-е годы из-за закрытости страны «Песнярам» не могло быть известно, что Burns писал свои песни на уже известные кельтские мелодии и перед каждой песней указывал, на какой именно мотив он её написал. На размер и характер многих его песен повлиял стиль, характерный исключительно для шотландской музыки. Это Strathspey — резкий, синкопированный, рваный. Но каким-то образом стихи, написанные в таком ритме, легли на музыку Игоря Паливоды!

Robert Burns, фермер, был парнем романтичным и тонко чувствовал природу. Родом он из шотландских низин, и хоть знал кельтскую культуру довольно поверхностно, ему удалось её глубоко прочувствовать и написать песни, затрагивающие сердца людей. Неудивительно, что его поэзия привлекла внимание и Владимира Мулявина, и Игоря Паливоды, которые имели чрезвычайно богатый внутренний мир и стремление к романтизации. Так и появилась на свет новая кантата «Весёлые нищие» — с музыкой Игоря Паливоды.

Это был период, когда в ансамбле одновременно оказалась целая когорта не просто талантливых музыкантов, а ещё и виртуозных, техничных инструменталистов. Даже старые песни зазвучали свежо и стильно. А в аккомпанементе появился даже какой-то особый шик.

 

 

Валерий Дайнеко

 

Валерий Дайнеко: Моё личное отношение к этой программе — она очень интересная, красивая. Это высший пилотаж!

Владимир Ткаченко: Мулявин — самородок, но в крупной форме ему не хватало профессионального подхода. Там же есть свои законы. Поэтому «Песня о Доле» наряду с сильными местами имела и провальные. «Гусляр» получился лучше — написан на основе кантаты Лученка. А вот в «Обрядовой» и «Весёлых нищих» всё сделано мастерски. И форма, и слабых по музыке номеров нет.

Анжела Гергель: Но взяться за культуру, о которой так мало известно! Загадочные кельтские легенды использовали многие — Shakespeare, Scott, Wagner, Tolkien. Но услышать аутентичную шотландскую музыку в XX веке было практически невозможно, ведь она была запрещена в Британии веками! Сохранилась лишь в Канаде и Америке благодаря эмигрантам — но, смешавшись с другими культурами, превратилась в «country» и «blues». Только с 1960-х годов началось возрождение и повальное увлечение шотландской культурой. Но каким образом с ней хоть отдаленно могли ознакомиться «Песняры»?

Валерий Дайнеко: Игорь прослушал много музыки на эту тему, посмотрел много фильмов и прослушал музыку к ним написанную. Интернета ещё не было, но в библиотеках, музыкальных в том числе, можно было кое-что найти.

Анжела Гергель: А самым известным и модным фильмом на шотландскую тему тогда был «Brigadoon», который адаптировал из известного мюзикла американский актёр, певец и танцор Gene Kelly. Он создал мечтательный образ Шотландии — в эфемерном и неправдоподобном виде. Критики сравнивали его фильм с кукольным театром. Однако по иронии судьбы именно из этого фильма черпали вдохновение многие режиссёры, музыканты и танцоры. Среди них, очевидно, оказался и Игорь Паливода.

Валерий Дайнеко: Но в цикле только две песни, где по задумке должна звучать шотландская музыка. Первая — «Моя профессия — скрипач», в которой я играю соло на скрипке. Хотя я на скрипке последний раз играл в восьмом классе! А тут пришлось вспомнить. Вот только не помню, на чьей скрипке я играл — Ткаченко или Бернштейна!

Christine Primrose: Но звучит это всё же в стиле американо-ирландского кантри. Но вот наш скрипач сыграл Вашу песню, немного сместив акценты — и мелодия зазвучала по-настоящему, и ещё шотландский reel под него станцевался!

Валерий Дайнеко: Вторая песня, которая считается изюминкой программы — «Прощай красавица моя» или «Я пью твоё здоровье», в ней я играю не только на скрипке, но и на гармошке. Нужно было ещё успеть скрипку поднять, так как паузы не было и гармошку где-то придерживать, а скрипок и гармошек было по две!

Анжела Гергель: «Прощай красавица моя» считается одной из лучших лирических песен Паливоды.

Валерий Дайнеко: И, скорее всего, лучшая в альбоме «Весёлые Нищие». По этой причине Борис Бернштейн, наверное, и не хотел её переписывать заново, оберегая её первозданность. Может я не прав, но у меня было желание её переписать, и представлял я себе это в работе с Максимом Пугачёвым, который бы наверняка справился с фортепианной партией, и звучало бы не хуже, но мы скорее всего не поняли друг друга с Борисом, разошлись в некоторых моментах не творческого характера, и песня осталась такой, как её задумал Игорь. И в этом есть своя прелесть! Исполнять её на концертах было для меня истинным наслаждением! Но эта программа, как и многие другие, не была записана, есть только запись с репетиции в клубе «Ракетчик». Так она и осталась в репетиционном виде на обыкновенной кассете.

Madelaine Cave: Песня «Прощай, красавица моя» замечательная — правда, совсем не в шотландском стиле, но новая мелодия прекрасна! Ещё я думаю, что именно голос Валерия придаёт песне такое очарование. Эта песня (имеется в виду оригинал) практически не исполняется в Шотландии, может даже по причине неинтересной мелодии. А вот в музыке Паливоды оригинальный текст поэта прекрасно звучит. Всё-таки Burns — шотландский поэт. А Игорь Паливода сумел сделать свою музыку очень созвучной стихам. Я пою много песен, которые написал Burns, попыталась спеть и эту — на музыку Игоря Паливоды. Но у меня не получилось так хорошо, как у Валерия. Выходит, что Игорь Паливода и Валерий Дайнеко дали этой песне новую жизнь — или вообще создали её заново.

Carol Kappus: Это просто замечательно. Я специально ещё раз прослушала оригинал кантаты. Да, то, что сделали эти ребята из Беларуси, выводит поэзию Rabbie за границы национальной культуры, делает её интернациональной, понятной всем. Изумительно, как через 250 лет его песни достигают сердец людей во всем мире!

Валерий Дайнеко: А Паливода и «Песняры» и не делали упор на этнические шотландские особенности, и это правильно, так как Robert Burns принадлежит мировой литературе. «Орфей и Эвридика», как Глюка, так и Журбина тоже не содержит древнегреческих интонаций. В «Турандот» Пуччини нет китайской музыки, а в «Чио Чио Сан» — японской. Пуччини писал на своем музыкальном языке. А Паливода на своём. Использовать в музыке волынку, не зная традиционную культуру, было бы как раз псевдоэтникой, и отвлекло бы слушателей от проникновения вглубь поэзии.

Анжела Гергель: Но и Robert Burns не пел свои песни под волынку — его песни поются под гитару, иногда добавляется скрипка и арфа. Именно арфа, а не волынка, является традиционным музыкальным инструментом горной Шотландии. Поэзию Шекспира тоже не всегда исполняют под аккомпанемент традиционной музыки. Конечно же, существует «шекспировская музыка» — музыка, которую Shakespeare (как и Burns) указывал к сонетам и сценам своих пьес — даже трагедиям, хоть до него это не допускалось. Will был фанат музыки, расписывал в своих пьесах даже танцы. И у англичан сформированы очень чёткие ассоциации с «его» музыкой, даже новые мелодии к постановкам пишутся в «шекспировском» стиле. Тем не менее, в лондонском театре «The Globe» поставили «Midsummer Night’s Dream» в джазовом стиле! А David Gilmour написал и спел шекспировский Sonnet № 18 в современной манере, и звучит он прекрасно!

Валерий Головко: Исполнили прекрасный сонет и «Песняры», который исполнил Игорь Пеня. В возрасте 19 лет я тоже написал музыку к трём сонетам Шекспира в переводе С. Маршака. Они вышли 20 лет назад в альбоме «Исповедь», в исполнении Валерия Дайнеко. А сейчас они уже исполняются на языке оригинала. У каждого времени своя эстетика, в том числе и музыкальная. Истинная поэзия будет прорываться сквозь века, но обрамление её музыкой имеет смысл только в эстетике настоящего, что даёт возможность делать поэзию доступной для более широких слоёв.

Анжела Гергель: Безусловно, творческий человек, имея своё понимание и чувство музыки, свободен в выборе материала. И каждый музыкант обладает правом осуществить свой собственный замысел. Но с другой стороны…

Берясь за свободную интерпретацию уже созданных образов, новый автор укрепляет их в сознании людей. В данном случае имеет место создание нереально романтичного образа Шотландии — а она на самом деле гораздо грубее и далеко не в клеточку.

Хотя в данном случае, очевидно, произошло другое. Конечно, Игорь услышал поэзию шотландского барда через призму переводов Маршака. В некоторых местах перевод настолько вольный, что меняется смысл и, соответственно, характер повествования. Например, у Барнса лудильщик обращается к прелестной девушке в надежде, что она согласится выйти за него. Его речь нежна, порой даже очень скромна. А у Маршака обращение «Ваша честь» — как к официальному служащему, конечно же, меняет стиль его речи — отсюда и музыка у Игоря такая получилась. Или же «Горец Джон» — песня весёлая, и оригинальная музыка им соответствует. А у Игоря в соответствии с переводом Маршака она получилась трагичной.

Валерий Дайнеко: При своей тщательности и скрупулезности Игорь, конечно же, почитал и другие переводы и смысл каждого стиха были им поняты и вдохновили.

Анжела Гергель: И если его музыка близка и нравится шотландцам — это уже говорит о какой-то глубинной связи. И то, что мы все (здесь и в Шотландии) в равной степени восхищаемся и этой поэзией, и музыкой, означает только одно: и для поэта, и для композитора нет рамок пространственных и временных.

Валерий Дайнеко: Наверное и Burns, и Паливода черпали вдохновение из источника, который не имеет никакого отношения к окружавших каждого из них действительности, времени, традиций и пр. Оно свыше и не ограничено окружающим миром.

Анжела Гергель: Я услышала эту программу в Шотландии в период моды на всё «кельтское», и потому меня так остро затрагивало все, что уводило от реального образа этой страны. Тем не менее, именно программа Игоря Паливоды «Весёлые нищие» заставила меня ещё раз переслушать и переосмыслить все свои записи «Песняров» — а их у меня не счесть, и, как впоследствии оказалось, некоторые оказались единственными.

Итак, в процессе прослушивания своих записей, я находила новые примеры романтизации в творчестве «Песняров», о которых рассказала в первых двух книгах. И тема эта не прошла мимо внимания читателей.

 

 

Валерий Дайнеко

 

Один из почитателей ансамбля — Юрий Скворцов — теперь чуть ли не в каждой песне «Песняров» находит подтверждение нашим изысканиям об истории музыки.

Одним из ярких примеров является песня «Слуцкія ткачыхі». Речь об искажении реальности в процессе создания нового творения. Сначала впечатлительный Максім Багдановіч, не зная исторической правды, пишет полное трагизма стихотворение о крепостных девушках- ткачихах, которые вместо персидского образца ткали «Цвяток радзiмы васiлька». Затем Владимир Мулявин, не поняв содержания по звучанию слов пишет мелодию. А благодаря твоему, Валерий, искреннему исполнению вымышленная история становится новой правдой.

Валерий Дайнеко: И многие в историческую правду не хотят верить — я имею в виду, что их ткали профессионалы мужчины, да ещё и неплохо зарабатывали. А касательно индпошива поясов мужчинами, тут надо отдать им должное! Не женское это дело заниматься такими мелочами!

Анжела Гергель: Получается, что ты тоже один из виновников мифологизации истории поясов. А ты знал что- нибудь о Слуцких поясах, когда исполнял эту песню?

Валерий Дайнеко: Нет, конечно, я эти пояса раньше никогда не видел. Мы просто изучали это стихотворение — оно было в школьной программе. Выучили и забыли.

Анжела Гергель: А поменялись ли твои ощущения во время исполнения этой песни после того как ты стал знать «историческую правду»?

Валерий Дайнеко: После того, как я в музее в Минске увидел и примерил сам пояс (это, конечно, был не оригинал, настоящие никому примерять не дают), то у меня ничего не поменялось в сознании! Пояс как пояс. Ничего особенного, хотя оригинал, судя по рисункам, был побогаче. Но я и раньше не испытывал благоговения к старине, особенно, если это касалось одежды.

Анжела Гергель: Песня «Слуцкія ткачыхі» стала одной из таких исключительных песен, когда слова уже не имеют значения, что обычно происходит с джазовыми композициями. Слушая её, у каждого возникают свои личные образы и ассоциации. Эта песня является подтверждением, что всё же музыка первична, а не слова. И именно от мелодии, а не слов, складывается у слушателя отношение к песне. К примеру, некоторые итальянские, французские песни — мы ж не полиглоты, а почему-то мороз по коже, а у кого и слеза навернётся. Первая музыка напевалась только мелодией, инструменты появились позже, а уж речь и песни со словами — вслед за ними! Написание древнегреческого «mousika» наводит на мысль о значении, скрытом в слове «возможность» — от слова «мочь», «магия». То есть музицировать — означало обладать умением подниматься над миром, приближаться к духам, «муза» — и сегодня всё ещё означает «вдохновение».

…Ну вот, меня опять занесло. И я уже как наяву слышу возглас фанатов ансамбля: «Зачем вдаваться в эти дебри? Так ли это важно в контексте поэтического шедевра? Стоит ли поверять алгеброй гармонию?» Разве так важно, что пояса ткали мужчины? Ведь важнее то, что в этом потрясающем стихотворении передана ностальгия по Родине, выраженная через поэтический, нежный образ василька. И пусть его будет ткать женская рука, если так почувствовал это поэт. «Плевать на остальное», как поётся в другой известной песне другого известного Песняра. Кстати, у Богдановича в этих же стихах есть слово «цвяток», которое отсутствует в белорусском языке, ибо там наличествует и узаконено слово «кветка». Если пойти дальше, то можно вполне обвинить- упрекнуть поэта ещё и в искажении белорусского языка. Кому нужны эти мудрствования? Есть гениальные стихи, на которые написана гениальная музыка, которую великолепно исполнил Валерий Дайнеко.

Валерий Дайнеко: Я уже много раз говорил, что к таким эпитетам, как «выдающийся», «великий», «гений», я отношусь с некоторой иронией. Но переломить поэтическую фантазию и романтичные образы юного, оторванного от родины и полного ностальгическими чувствами Максима до сих пор неспособны сотни монографий исследователей Слуцкого пояса.

Анжела Гергель: Кстати, изображение на поясах василька в исследованиях учёных тоже до сих пор остаются открытыми — василёк напоминает только голубая краска. Но на самом деле романтическому настроению в песне наиболее способствует не образ василька, а вот эта строчка: «Цямнее край зубчаты бора…». Когда наблюдаешь закат солнца в Полесье, то невольно напеваешь эту песню. Цямнее край — вот же они зубцы чёрные! Именно в этой строчке передана глубокая ностальгия по Родине. Напиши Максим по-другому — «про продолжительность трудового дня», «допускавшиеся переработки» — и никакой бы василёк не спас стихи от разоблачения. Ведь не зря же у Мулявина и основной вокальный акцент тоже попал на эту строку! И ты не обошёл этот акцент, не сделал его проходным.

Валерий Дайнеко: Мулявин настолько точно выразил в мелодии настроение, эмоции, что спеть эту песню иначе, чем я тогда спел, было бы невозможно.

Анжела Гергель: Значит, пусть будет неправда, зато великолепная, если она гениально написана и гениально спета! — Вот так получается.

Валерий Дайнеко: Я, конечно, жалею, что тогда не знал всей исторической правды — хотя вряд ли бы это повлияло на исполнение.

Анжела Гергель: Да, есть у любого Песняра, помимо чисто вокального мастерства и неповторимости, какая-то именно повествовательная искренность, заставляющая верить ему с первого до последнего слова. Причём, не всегда вдумываясь и фиксируя смысл песни. Но такое эмоциональное восприятие действительности слушателями свойственно людям закрытым, воспринимающим в штыки всё, что не согласуется с их опытом. Именно тогда возможна манипуляция сознанием людей, что и приводит к идеализации желаемого образа, сотворению кумиров. И это очень опасно — потому что массой таких людей очень легко управлять. Да-да! Невинная на первый взгляд попытка романтизировать действительность может привести к серьёзным последствиям.

Мы можем спорить о чём угодно, но ведь истина всегда остается истиной, даже если в неё никто не верит. И даже если на неё «плевать». Кстати, «плевать на остальное» сказал не Robert Burns, а Маршак, который очень приблизительно перевёл песню. А Burns сказал «Остальное не беда». А когда человек говорит — «Плевать на остальное!» — то на самом деле немного лукавит. Это Природа и Стихии могут плевать на всех нас. Солнцу всё равно, кто в его лучах согревается, а кто горит. Реке всё равно, кто от её вод получает свежесть, а кто в них тонет. А вот человек полностью зависим от Природы, и на очень многие вещи не может себе позволить плевать. Однако искусство, благодаря эмоциональной окрашенности оказывает более сильное влияние на людей, чем исторические трактаты с сухими фактами. Люди скорее поверят песне, фильму, картине, чем научному факту. Поэтому на художников, музыкантов, писателей и журналистов ложится груз ответственности за формирование мировоззрения людей.

«Стоит ли поверять алгеброй гармонию?» — Да, когда хочется отмахнуться от правды, часто употребляется удобная крылатая фраза Пушкина. Но Пушкин-то имел в виду суждение о творчестве, которое основывается лишь на рациональном начале, исключая чувства. И разве знание исторической правды делает поэзию и музыку менее прекрасными? Сегодня, через много лет, песня «Слуцкія ткачыхі» в исполнении Валерия Дайнеко звучит даже ещё правдивее, ещё проникновеннее — и верят ей, а не истории.

Валерий Дайнеко: Мулявин, мне кажется, и сам не подозревал, что сможет написать такой шедевр. Сейчас уже сложно судить, но тогда, когда состоялась премьера, я получил больше невиртуальных лайков, чем собрала в то же время «Беловежская Пуща». Через несколько лет эта песня вошла в программу «Вянок» на стихи Максима Богдановича. Аранжировки делал Олег Молчан — очень талантливый музыкант. Эта программа была посвящена 100-летию поэта. Мы её исполняли всего два раза — один газ в филармонии и второй в ООН в Нью-Йорке, когда послом был Г. Буравкин.

Владимир Мулявин писал музыку в основном на стихи классиков белорусской поэзии, таких как Купала, Колас, Багдановіч, что сделало его самого классиком! Не зная языка, он проникся любовью к Беларуси, смог почувствовать дыхание времени. И в результате им было создано много шедевров. Можно сейчас только гадать, как это произошло, но факт, что ему удалось хорошо поднять белорусскую поэзию, которую до этого только учили в школе, а после стали ещё и петь.

Анжела Гергель: У любой выдающейся группы должен быть альбом, произведение, о котором можно сказать: для самых преданных поклонников…

Владимир Ткаченко: Такой является Программа Обрядовых песен, которую я считаю вершиной творческих достижений «Песняров».

Анжела Гергель: В одном из интервью Владимир Мулявин говорит об этой программе: «Это был очень новый материал для слушателя, довольно сложный для восприятия. Песни практически неизвестные. К тому же, если раньше „Песняры“ постепенно обновляли репертуар, показывая в программе две-три новых песни, то здесь новым было всё отделение».

И при всей своей цельности, обрядовая программа. всё же получилась довольно разноплановая. И по стилю, и даже жанрово, хотя все очень по-песнярски, зная, что было до и что последовало дальше. И здорово, когда в ансамбле такие по-разному видящие (слышащие?) аранжировщики. Нам бы их можно даже различать уже. Столько а- каппельных кусков, да все так по-разному!

Валерий Дайнеко: В этой программе сам Мулявин аранжировал только четверть песен, львиную долю работы проделали Ткаченко, Паливода и я. При попытках аранжировки оказалось, что не все песни поддаются обработке. А те, что можно было аранжировать, требовали очень осторожного подхода, знания законов гармонизации народной песни. Некоторые песни, после многих попыток, откладывались — или Мулявин отдавал такую песню мне.

Анжела Гергель: Александр Демешко вспоминал, что в Обрядовой программе, хоть шлягеров и не было, её принимали хорошо. Правда для тех, кто приходил исключительно на «Вологду», такая серьёзная музыка была пыткой.

 

 

Валерий Дайнеко, Леонид Борткевич

 

Валерий Дайнеко: Мы репетировали с этой программой очень много и тщательно! Для этого мы даже арендовали отдельное помещение и месяцами (день и ночь) проводили, оттачивая каждую ноту и фразу! Это был адский труд, в то далёкое время! Без телефонов и машин! Недоедания, недосыпания… но мы радовались, как дети, каждому новому успеху в освоении профессиональных вершин!

К сожалению, Программу обрядовых песен не записывали в студии, практически ни одну песню. Вот мы на репетиции как записали, так они все и остались в таком варианте. Очень жаль. Потому что в том альбоме все песни очень сильные, красивые.

Анжела Гергель: В изысканных аранжировках «Песнярам» при всей сложности вокальных и инструментальных узоров удалось сохранить тот первичный смысл обрядовых песен, который в нём видели наши предки — и слушатели, хоть и неосознанно, всё же чувствовали его. И хоть музыканты «Песняров» сами глубоко не интересовались происхождением обрядовых песен, но каким-то волшебным образом все как будто были заражены общим искренним восторгом, и это ощущение передавалось и зрителю. Существует много легенд о том, как «Песняры» искали песни для своих аранжировок. Дело в том, что на всех фотографиях бабушки выглядят скорее как артисты профессионального хора, или по крайней мере, самодеятельного фольклорного ансамбля — все в одинаковых новеньких костюмах, позирующие с актерским мастерством…

 

 

Леонид Борткевич, Анатолий Кашепаров, Анатолий Щёлоков, Владимир Мулявин

 

Валерий Дайнеко: В поисках песенного материала «Песняры» действительно несколько раз выезжали на Полесье, но куда ездили до меня и где собирали песни — этого я просто не знаю… даже некогда было спросить… Я ездил только в одну экспедицию, помню, в хате пели старушки так здорово, со своей неповторимой мелизматикой, что я даже прослезился… Особенно запомнилась одна. Ей было лет 80 или даже больше. Пела просто превосходно — это нельзя даже описать — надо было присутствовать там самому. Так петь можно только мечтать! Это было в буквальном смысле откровением. Жаль, что тогда не было мобильных телефонов, камеры. А что касается костюмов бабушек, в которые они облачились перед съёмками, то я думаю, что это скорее дань уважения ансамблю «Песняры», о приезде которого они уже знали заранее.

Леонид Тышко: Я ни в одну экспедицию не ездил.

Анжела Гергель: А как же фото, где вы все задумчиво слушаете поющих бабулек?

Леонид Тышко: Это всего лишь фото.

Владимир Ткаченко: Ни я, ни Игорь Паливода не слышали этих песен. Мы писали по нотам из сборников белорусских народных песен. А в песне «Віно ж маё зеляно» придумана середина (хор) — а то, что поёт Валерий Дайнеко — оригинальная мелодия из сборника…

Владислав Мисевич: Для того чтобы услышать, как 500 лет назад пели белорусы, надо ехать в глушь. А у нас была другая задача. У нас было негласное правило: каждый раз удивлять. Если не было удивления, Мулявин рвал ноты у всех на глазах. Если видел, что мы не зажигаемся, пожимаем плечами, рвал без сожаления.

Валерий Дайнеко: К сожалению, не многое из записанного использовали. После эстетизированных, а вернее, рафинированных обработок в исполнении народных хоров пение полесских бабушек казалось примитивным. Вот почему Мулявин обратился к Антологии белорусских песен.

 

 

Владислав Мисевич, Игорь Паливода

 

Анжела Гергель: И всё же его мощная интуиция позволила выбрать необычно редкие песни, которые тянут за собой тысячелетнюю историю и раскрывают смысл закодированных давних обрядов. Например, лирницкая баллада «Даўно, даўно тое было» — известна на оркнийских островах как «Assipattle and the Stoor Worm». В ней громовержец Юрья побеждает Цмока — олицетворение зимы и смерти. Именем Юрья называли Солнце — Джурило, Джарило, Юрило, Ярило, или же Джур, Джар, Джаз, и значит оно — «журчание, жар, яркий». Песня «Віно ж мае зеляно» вообще пришла в наши края из древней Греции.

Наверное, именно Обрядовая программа ответила на главный вопрос. Да, возможно, «Песняры» в поначалу и видели в народной песне средство, дающее возможность приблизится к цели и поиграть ту самую запретную музыку. Но в какой-то момент, средство стало целью — а точнее, цель и средство пришли в такую гармонию, что их трудно стало разделять на первичное и вторичное.

Валерий Дайнеко: Программу открывает песня «Ой, дзе ж мы ходзім» в моей аранжировке. Мы поставили эту песню на самое начало — выходили и сразу же убивали публику своей мощью!

Анжела Гергель: Да, на концертах в многотысячном зале слушатели, затаив дыхание, вместе с музыкантами переносились в древний праздник — будто ничего другого вокруг уже не было. Песня «Ой, дзе ж мы ходзім» состоит из нескольких колядных песен, а мелодия так изменена, что и не сразу узнаётся.

Валерий Дайнеко: Я, к сожалению, много не смогу об этой песне рассказать — мы так глубоко не интересовались происхождением обрядовых песен. Мулявин дал — я, как верный солдат, сделал! Я её написал во время гастролей — за две недели.

Анжела Гергель: А насколько изменялись оригинальные мелодии при аранжировке?

Валерий Дайнеко: В обычных аранжировках с инструментами, менялась в основном гармония. В смысле текста — он каким был, таким и оставался. Исключение составляли регионы, где могли тексты отличаться друг от друга парой слов… а вот что касается мелодии, то они довольно часто были изменены. Делалось это исключительно для улучшения музыкальной формы произведения. Например — Мулявин давал мне песню (мелодию) и 6 куплетов текста!!! Я аранжировал музыку по типично джазовой схеме — сначала основную мелодию, затем эта мелодия несколько преобразуется и проходит будто у основной. Чаще всего (как в некоторых классических формах) я первый и последний оставлял оригинальными, а в середине уже изобретал другие формы, уходил из основной тональности, придумывал всевозможные голосоведения, отчего изменялась и мелодия.

Christine Primrose: Так и создаются новые традиции! Ведь в давние времена песни и сказания передавались от поколения к поколению устно. И, конечно, они не могли не меняться. Трудно представить, что бард точно заучил число стихов народных песен, равное числу стихов Илиады и Одиссеи.

Но фольклор, если бы он не развивался вместе со временем, давно бы умер. Например, оригинальных шотландских мелодий всего семь! А какое огромное количество песен создано на их основе! Всё, что мы слышим сегодня и с полной уверенностью принимаем за народную музыку — это авторские произведения, и большинство из них написаны в XX веке! Именно так, в развитии и импровизации, продлевается жизнь народной песни.

Анжела Гергель: И каждый певец может интерпретировать песню по-своему, в соответствии со своим осмыслением, иногда полностью изменив мелодию. Таким образом являясь одновременно и творцом. «Рэчанька» в аранжировке «Песняров» это демонстрирует. В древности это был обряд — процессия чествования водной стихии — с простой, монотонно повторяющейся мелодией, которую мы слышим в первой строке современной версии. Изящная и виртуозная обработка «Песняров» привлекает внимание, хотя смысл уже отступает на второй план.

И противоположный пример — «Купалінка», исполненная Леонидом Борткевичем в быстром темпе, статичном ритме в стиле «бумц-бумц». Публика восприняла такую буффонаду с восторгом — надо же чем-то заполнять духовную пустоту, а другого сейчас практически не предлагают. А ведь люди всё равно тянутся даже к такой, уродливой «фольклорности».

 

...