Если есть злодей, значит есть причина:

кто-то ж влил в ребенка когда-то яд,

но об этом мало упоминают,

даже больше: вовсе не говорят.

Монстр для всех кажется очевидным,

словно Франкенштейн себя сваял сам…

Когда засыпает Аврора в башне,

ведьма ее гладит по волосам.

Мачеха скучает по Белоснежке:

пусть и не родная, но все же дочь.

Создает Урсула другое зелье,

но не успевает уже помочь,

только смотрит, как свой покой русалка

обретает, пеною обратясь.

Между взрослым Лордом и тем мальчишкой

из приюта тоже прямая связь.

Как же нам легко в этом лицемерить,

как же просто вовсе не замечать,

говорить, что с самого их рожденья

на судьбе плохая лежит печать,

слепо игнорировать, что злодеи —

люди, чьи мечты были сожжены.

Что они когда-то могли быть нами.

Что однажды ими быть можем мы.

Правда открывается не случайно,

просто ты слепым был до сей поры.

Если говорится о равноправии,

значит быть кому-то всегда вторым.

Примеряй колпак шутовской, да с радостью,

грей собой у трона пол ледяной,

благодарен будь за подарок Господу,

что тебя от власти отсек стеной.

Долго ли сидится царям да правится?

Золото тяжелое в волосах

не спасет от яда, ножа, предательства.

Загляни в глаза его, видишь страх,

что засел внутри него и ест заживо?

И никто отныне ему не брат.

Ты меня не слышишь, глядишь на золото,

и я знаю лучше всех этот взгляд.

В этой сказке, хороший мой, ходят едва дыша,

в этой сказке боятся тени своей же люди,

и героев здесь добрых, милый мой, нет, не будет.

Что читали тебе, укутанный в пух перин,

весь изнеженный лаской принц, что печаль не ведал?

В этой сказке проснуться целым уже победа.

Он клянется чуть свет мне деру отсюда дать.

Говорю: спи спокойно, я буду стеречь сон княжий.

Жду, пока меч отложит, на землю усталый ляжет,

и кидаюсь, как волк, и глотку зубами рву.

Говорила ж, не верь любому, кто метра ближе!

А он плачет и жемчуг слез на ресницы нижет.

Я смотрю на него и думаю: «Вот дурак!»

Был же камень, где было выбито пешим мимо:

«Не ходи туда, молодец». Все, кто пошел, всяк сгинул.

Так чего мне жалеть удалого храбреца,

кто совет не послушал и деве поверил красной?

И не первый же, Боже, раз. Ведь не первый раз же!

Тут таких караван проходил, да все полегли.

Кости ветер степной сточил, и не вспомнить имя.

В этой сказке, соколик, хорошим не быть живыми.