автордың кітабын онлайн тегін оқу Ручей
инок Александр

Кітап туралы Қазір оқып жатыр16 Тегін фрагмент

инок Александр (Радеев)

Ручей

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Молодой Странник отправляется в путь на поиски счастья. Однажды ему в руки попадается дневник такого же странника, как и он, рассказывающий об удивительном ручье, исполняющем желания.

Эйнштейн говорил: «Есть только два способа прожить жизнь. Первый — будто чудес не существует. Второй — будто кругом одни чудеса». Герой выбирает второй способ…

Это книга, основанная на духовном опыте автора, повествует о решимости, преображении сердца и развитии сострадания.

12+

Вот уже два года я странствую в поисках смысла жизни. Вчера, волею судьбы, мне достался дневник такого же странника, как и я. Такое чувство, что обрел то, что так долго искал…

Я присел отдохнуть на берегу небольшой речки, достал из рюкзака дневник Странника, и стал читать.

«Взглянув на небо, я увидел, что наш «кукурузник» уже шел на посадку. Надо было успеть уложить парашют. В тот день я хотел прыгнуть еще несколько раз, чтобы освоить новый парашют для соревнований. Я был молод и всё время торопился. Всё время спешил…

Меня подождали, и, счастливый, я вскочил в самолет…

«Ну, что, допрыгался, парашютист?» — врач говорил сурово, но добрые глаза смотрели с состраданием…

«Я еще буду прыгать?» — вопрос прозвучал наивно и глупо…

«Хорошо, если на ноги станешь…», — врач ответил уже мягче, рассматривая рентгеновский снимок. Затем он ручкой молоточка стал царапать пальцы на моих ногах.

— Чувствуешь?

— а…

— Есть надежда…

В палате нас было семеро. И только один мог вставать с постели и свободно гулять по больнице. Это был высокий мужчина с гипсом на шее. Он выпрыгнул из электрички на ходу. Его дом между двумя остановками. Тысячу раз ездил, как все, потом в голове переклинило — и… прыгнул, полетел. Все мы летим куда-то. Спешим, не думаем, а потом — гипс…

Я лежал «на вытяжке». Под мышками постоянно были широкие жгуты, привязанные к спинке кровати. Я долго к ним привыкал. Изголовье было приподнято, и я мог видеть всех в палате. Эта часть жизни могла бы пройти очень серо и незаметно. Кому хочется вспоминать месяцы, проведенные на больничной койке? Но один из главных поворотов в моей жизни случился именно там…

К нам привезли восьмого, дядю Валеру. Его сбила машина. Обе ноги были в железных спицах, рука в гипсе, на голове — повязка. Но его оптимизм меня поразил.

На вопрос, найден ли водитель машины, виновный в происшествии, он спокойно ответил:

— Виноватых нет. На всё воля Бога. Даже травинка не шелохнется без воли Господа.

— И ты не обижаешься?

— Иисус не обиделся. Все люди добрые. Хорошие. Что-то случается с ними, и они становятся грубыми и злыми, но внутри они все хорошие…

— И тот водитель, что сбил тебя, тоже добрый человек?

— Да. Ты мне напомнил о похожей беседе, которая состоялась две тысячи назад. Булгаков описал это интересным образом.

— Расскажи, а то тут в больнице помрешь от скуки…

— Слушай…

«Иисуса схватили и привели на допрос к римскому прокуратору Понтию Пилату. Пилат обратился к стражнику, по прозвищу «Крысобой»:

— Преступник называет меня «добрый человек». Выведи его отсюда на минуту, и объясни, как надо разговаривать с прокуратором. Но не калечь его.

Когда стражник привел Иисуса обратно, Пилат спросил:

— А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?

— Всех, — ответил арестант, — злых людей нет на свете.

— Впервые слышу об этом, — сказал Пилат, усмехнувшись, — но, может быть, я мало знаю жизнь! В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?

— Нет, я своим умом дошел до этого.

— И ты проповедуешь это?

— Да.

— А вот, например, стражник Марк, который тебя ударил, его прозвали Крысобоем, — он — добрый?

— Да, правда он несчастный человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств».

— Откуда это?

— Роман Булгакова «Мастер и Маргарита»…

И с тех пор дядя Валера каждый вечер рассказывал, почти наизусть, «Мастера и Маргариту». В палате воцарялась тишина, и все слушали, затаив дыхание. Я жадно ловил каждое слово. Воображение легко рисовало картины, словно кто-то включал внутри меня волшебный телевизор. Я остро переживал счастье и горе героев драмы. До сих пор помню образ Иисуса, стоявшего на допросе перед Понтием Пилатом, нарисованный моим воображением…

На ноги я встал… И, выйдя через несколько месяцев из больницы, первым делом достал две книги: Библию и «Мастер и Маргарита»… Про Библию дядя Валера не говорил, время было еще советское, но я уже в больнице понял, что хочу узнать больше о том, кого представлял в своем воображении сияющим, благородным, красивым…

Однако вскоре интерес к духовному поиску утих– все бегали, суетились, и я тоже заспешил жить. Через несколько лет другое событие вернуло меня к поиску смысла жизни и сделало Странником…

Последний концерт Цоя в Питере. Друг работал в милиции и провел меня через черный ход. Весь зал пел: «Перемен… мы ждем перемен…». Я нырнул в этот звук– и всё вокруг перестало существовать… Цой не просто пел, он передавал настрой, желание перемен в жизни…

Однако смерть неожиданно оборвала его полет… Под сильным впечатлением от трагедии я написал стихотворение и посвятил его Цою:

Смерть приходит, как рок,

И сжигает мосты,

И у всех есть свой срок,

Я погибну, и ты…

В двадцать восемь ушел,

Был недолог твой век.

Злой подарок судьбе–

Твоя смерть, человек…

Как следы от звезды,

Что погасла с тобой,

Песни группы «Кино»,

Мой последний герой…

Окончив стихотворение, взял рюкзак, какие-то вещи, оставил записку родственникам, у которых жил в то время, и пошел…

«И вдруг нам становится страшно что-то менять…» — прозвучало внутри. Но в ответ я пропел вслух: «Перемен… требует сердце моё!».

В чём смысл жизни? Не знаю. Поэтому и отправился странствовать. Интересные мысли записывал в дневник…».

***

Закрыв дневник, волею судьбы попавший ко мне в руки, задумался…

Я тоже отправился странствовать.

Эйнштейн говорил: «Есть только два способа прожить жизнь. Первый — будто чудес не существует. Второй — будто кругом одни чудеса». Я выбрал второй способ…

Как мне попал в руки дневник Странника? Однажды под вечер начался сильный дождь, и я попросился в дом на окраине села. Дверь открыл сухощавый, немного сгорбленный старик. Видно было, что силенка поддерживать хозяйство у него еще имеется. Он удивленно посмотрел на меня и пригласил пройти внутрь:

— Заходи, заходи, сынок. Ты что, купался в одежде? Возьми одеяльце шерстяное, а свое все у печки повесь, высохнет быстро…

Часто бывало, если меня принимали пожилые люди, то говорили в основном они. Простые сельчане видели во мне юнца, с которым можно поделиться мудростью и пониманием жизни. Сам я больше молчал и слушал. С детства любил читать и слушать, и при встрече с незнакомыми людьми, мне это очень пригодилось…

Старик говорил без умолку. Накормил картошкой с маслом. Чай из листьев малины был очень кстати…

Вечер пролетел незаметно. Старик притих, словно выпустил накопленный пар.

— А ты-то чего бродишь один? Вещей нет, только рюкзачок. Куда идешь?

— Да, как и все, отец, счастье ищу…

— Сынок! Я прожил долгую жизнь, многое повидал… Счастья… А… — он махнул рукой. — Молодой еще… не поймешь.

Дождь лил как из ведра, заполняя звуками паузу в разговоре.

Старик закрыл глаза, о чем-то задумавшись. Затем, хлопнув себя по ноге, порывисто встал с табурета и подошел к шкафу. Порывшись немного, достал толстую тетрадку, завернутую в полиэтиленовый пакет.

— Возьми! Много лет назад в такой же ливень в дверь постучал один парень. На тебя похожий. Только с виду… А внутри у него что-то такое было, даже описать не могу… Глаза светились… ангельски, я их, правда, не видел, ангелов-то, но глаза неземные у парня были. И улыбка… Это его дневник. И как он его оставил? Ума не приложу! Утром ушел, и больше я его никогда не видел.

Тут в конце тетрадки рисунок карандашом. Лицо, как у святых на иконах, в глазах мудрость и счастье…

Старик вытащил тетрадь из пакета и раскрыл на последней странице…

Вот это лицо! Вот это глаза! Я был поражен. Взгляд незнакомца словно звал куда-то…

***

Старик пошел спать, а я при тусклом свете лампочки всю ночь читал дневник Странника.

Начало — только дата, около двадцати лет назад, и никаких указаний на места. Он сам объясняет:

«Я отправился на поиски счастья, а не собирать новые названия и записывать даты. Хочу найти себя, и для этого как будто и не надо никуда ходить — сиди себе на месте и смотри внутрь, созерцай… Но я так не могу. Так много мыслей в голове, которые приходят неизвестно откуда. Может, встречу того, кто поможет в поиске? В любом случае, мой путь — это мой путь, и сегодня сердце кричит: „Вставай и иди!“. Пошел…»

Я тоже пошел…

Отчетливо помню: начало лета, тепло. Покинул дом глубокой ночью — и отправился куда глаза глядят… Не взял теплых вещей, не думал, что путешествие затянется, я вообще не думал…

Первой же зимой испытал огромную благодарность к отцу, который настойчиво закалял меня в детстве. Мы ходили с ним по снегу, обливались водой из ведра на улице в любую погоду. Это очень пригодилось. Зимы испытывали меня на прочность, но возвращаться домой ни с чем не хотелось.

Записки неизвестного путника запали мне в сердце, живо рисовали картину его жизни, стремление найти счастье. Очень захотел встретиться с ним, разделить убежденность, что искренний поиск приведет к успеху. Я ощущал родство наших душ…

В рюкзаке был томик Лермонтова. Каждое утро читал понемногу, а в течение дня размышлял над какой-нибудь строчкой или целым стихом.

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,

И мачта гнется и скрипит…

Увы! он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой…

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

Эти строки настойчиво звали в путь. В словах поэта — одиночество и неприятие окружающего мира. Искатель подобен «мятежному» парусу, который «просит бури». Я долго думал, почему поэт написал: «он счастия не ищет». А зачем тогда бури, испытания? Ведь он сознательно готов к лишениям и страданиям ради свободы…

Просторы России. Куда приведут меня дороги?

Я очень стеснительный по природе, поэтому поначалу не знал, как подходить к людям и просить поесть… Но со временем научился. Люди охотно помогали мне.

В теплое время года ложился в лесу или в поле пораньше, пока земля не остыла. Вставал до зари, умывался росой, делал зарядку, согревался и бодро шел вперед в ожидании солнца, вместе с которым приходили свет и тепло.

Естественная жизнь очень быстро научила меня уважать законы природы, я стал искренне поднимать руки вверх, приветствуя солнце и улыбаясь ему.

Путешествовать в одиночку было небезопасно, хотя у меня не было денег или каких-то ценностей, и я хорошо относился ко всем. Время от времени страх все-таки напоминал о суровой реальности: люди порой причиняют зло друг другу даже просто так, ни за что…

Под вечер, пока ещё светло, заходил в деревню и, остановившись у одного из домов, звал хозяев:

— Вечер добрый, помогите путнику. Можно попросить у вас немного хлеба и воды?

Кто-то выносил хлеб, иные приглашали в дом, частенько начиналась беседа о смысле жизни. Если разговор затягивался, хозяева оставляли ночевать, не видя во мне никакой опасности. Пообщавшись с ними, я освобождался от скованности и спокойно спал, как дома… Гостеприимство и доброта пробуждали во мне глубокое чувство благодарности. Хотелось что-то сделать в ответ. Иногда с радостью колол дрова, приносил воду с колонки.

Один раз добродушный хозяин, показывая на мотоцикл, предложил довезти до соседней деревеньки.

— Спасибо. Спешить мне некуда, пойду пешком…

Порой хозяева собирали еды в дорогу. Пройдя немного, я доставал из рюкзака книгу и читал стихи вслух, иногда напевал. Удивительно, какое воздействие имеет слово, даже написанное на бумаге…

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..

А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —

Такая пустая и глупая шутка…

Он не нашел счастья, но как раз это и вдохновляет меня искать наперекор всему! Вспомнился мультфильм «Икар и мудрецы». Герой пытался взлететь, одолеть земное притяжение… Несмотря на падения и неверие окружающих, Икар стремился ввысь. В конце концов, Икар взлетел!

Вчера вечером я читал дневник Странника и от нетерпения забежал вперед, в середину тетрадки…

***

Моя цель — обрести счастье. Дневник, который попал ко мне, принял как знак и отправился по следам его автора. Решил, что пойду туда. Найду то место.

Надежда и сладкое, щемящее чувство дороги…

Судьба! Она ведет, добрая или злая, она — моя!

Я ощущал себя как кладоискатель, нашедший карту сокровищ.

«…Горы — волшебное место. Чувства обостряются, и начинаешь видеть красоту природы ярче. Хочется воспевать её величие!

Небольшой ручей течет в горах и потом исчезает в расщелине скалы. Поразительно, вода течет вверх! Наклон небольшой, но это заметно…

До ближайшей горной деревеньки около десяти часов ходу…

Некогда в эти места пришел отшельник и поселился в пещере. К нему стали приходить за советом и исцелением. Лик его был светел и благороден как у древних царей. Утонченные черты лица, прямой нос, ясные глаза, волнистые черные волосы до плеч… Обычно он молился под кроной дерева, растущего неподалеку от пещеры.

Однажды отшельник сказал, чтобы все жители деревни отправились через два дня к реке за сорок верст от горы, захватив с собой скот и одежду, и провели там неделю, а потом возвратились. Сельчане очень удивились, но послушались и оставили свои дома. А через несколько дней произошло землетрясение. Когда они вернулись, увидели, что дома разрушены. Исполненные благодарности, они пошли к отшельнику. Поднявшись на гору, увидели, что вход в пещеру завален… Всё вокруг было усыпано камнями и глыбами, уцелело только дерево, под которым молился святой…

Со временем люди стали приходить сюда, на листьях, опавших с дерева, писали просьбы об исцелении, отправляли их вверх по течению ручья, и те исчезали в расщелине. Желание каждого исполнялось, но попросить можно только один раз.

Прошло время и о чуде узнали…

Вот и я добрался, совершенно неожиданно для себя.

Не так просто сформулировать самое важное желание… Потому что оно не созрело. Чувствую себя полным дураком. Редко кому выпадает удача узнать про такое удивительное место, еще реже люди могут поверить в это, а совсем удачливые добираются через горы и леса, и им есть о чем просить, а мне не о чем. Хочу быть счастливым не на миг, не на год, а навечно, и об этом, похоже, не попросишь. Счастье не пощупать, не получить извне… Как же выразить это на листке?… Может, просто написать: «Хочу вечного счастья»?

Здесь уже ждут осени. Многие пришли заранее. Боялись, что не найдут это место или листьев на всех не хватит, и теперь им приходится экономить продукты. Кто-то питается ягодами, дикими фруктами. Воду пьют из ручья. И все надеются на чудо… Исполнение желаний.

Попробовал поговорить с некоторыми об их желаниях. Вдруг что-то созвучное моей душе, но непонятое мной, выльется на свет через этих людей? Но мало кто из серьезных, интеллигентных с виду, поддерживал эту тему. Все боялись раскрыть сердце незнакомцу… Это, наверное, правильно, а вот простые люди охотно вступали в беседу, и смысл их желаний можно было легко прочесть на лицах и понять по их телам — в основном все они желали избавиться от недугов.

Присматриваясь к людям, пытался догадаться, чего они хотят.

Скоро начнут опадать листья. Их много. Зря беспокоились, зря занимали очередь… Хотя, кто знает, сколько листьев упадет и когда?..

Похоже, горжусь собой, если критикую их… За годы странствий стал внимательным не только к своим поступкам, но и к мыслям. Каждый день подолгу размышлял о смысле жизни, себе самом, о том, почему думаю так, как думаю. Когда становилось невыносимо от самоанализа и философствования, читал стихи и сочинял понемногу.

Поймав себя на гордыне, отошел подальше от людей, залез немного в гору и стал смотреть на заходящее солнце. Вот так и жизнь — взошла и зайдет, краснея от стыда за бесполезно прожитые годы… Неужели это правда, и я тоже исчезну? Вдруг осенило: солнце не просто зайдет, оно потом вновь появится и будет светить! От восторга хотелось петь! Я не умру никогда!».

Конечно, я тоже не хочу умирать, но само это желание — еще не гарантия бессмертия. Тело-то мое точно умрет. А что со мной будет, не знаю.

Продолжил читать дневник.

«Вернулся к ручью. С желанием быть лучше и чище.

Вчера подошел к рыжему худому мужчине в очках, он всегда был с книжкой, и страницы перелистывал со скоростью света… или он быстро читал, или сильно нервничал. Он отшатнулся от меня, как от прокаженного.

А на валуне сидел спортивного вида мужичок, на первый взгляд, совершенно здоровый. Отшутился, когда я спросил о его желании.

Большинство здесь — матери с больными детьми. Они с трудом сюда поднялись, помогли родственники, которые, похоже, как и я, не знали, чего им просить.

И все-таки с одним удалось разговориться. Он пришел просить за мать, больную раком. Узнал от знакомой о ручье и боится не успеть попросить, вдруг мать умрет раньше…

Прислушался к своему сердцу: что я чувствую? Хорошего мало, не нахожу в себе сострадания к этим людям, упускающим шанс попросить о чем-то большем. Сегодня ногу вылечишь, а завтра рука заболит… Но и осуждения этих людей теперь не было, ведь сейчас я здоров, а вот если прихватит, как тогда запою? Может, сам прибегу с просьбой ногу залечить, желудок или исцелиться от рака…

И все-таки, о чем попросить? Моя очередь нескоро, буду думать…

Этой ночью увидел сон.

Из пещеры вышел сияющий человек. Он был строен, высок и красив. Черные локоны ниспадали на широкие плечи. Оглядев всех, остановил взор на мне. Я ощутил, как он читает мое сердце, и что от его взгляда невозможно ничего скрыть. Он улыбнулся и исчез, а я проснулся и уже не сомкнул глаз до утра. Вот об этом я точно никому не скажу. Какое лицо! Какие глаза! Какое счастье! Счастье?! Так мне это и нужно! Он сможет дать мне счастье или научить, как быть счастливым. «Ты можешь дать только то, что имеешь». Он имеет. А что мне теперь делать? Говорят, можно молиться святым. А как этого зовут? Спрашивал, никто не знает. Даже в предании нет ничего об имени отшельника. Лишь то, что он передавал все молитвы Богу и сам смиренно молился за всех.

Хорошо. Буду молиться так:

«Дорогой святой, я не знаю, для чего живу и что мне надо. Наставь, научи меня, как стать счастливым. Ничего тебе не обещаю взамен, но если попросишь что-то сделать, то постараюсь выполнить».

Ушел подальше от всех и сел под деревом. Всё утро повторял эти слова, обращаясь к тому, кого видел во сне. Днем задремал…

…Опять появился этот отшельник. Теперь я его услышал. Голос глубокий, мягкий, будто он поет и зовет кого-то:

— Попробуй помолиться за каждого, с кем вчера встретился.

Не успел я спросить: «Как молиться?», как отшельник исчез.

Я проснулся и огляделся вокруг. Где я? У ручья. Светлое чувство. Молиться… Почему я должен за кого-то молиться? Я их вообще не знаю. Антипатии нет, но и сострадания тоже. Будут ли эти молитвы искренними? Если нет, то зачем? Кто их услышит? Отшельник этот услышит. Стоп!

А как он попадает в моё сознание? Я — это я, он — это он. Как он может знать мои мысли и, тем более, появляться в моих снах? Столько вопросов, и, похоже, некому на них ответить.

Попытался молиться.

«о Боже…» Так! Какой Боже? Откуда у меня вырвалось это? Я никогда раньше о Боге не думал всерьез. Библию читал немного совсем.

Правда, меня крестили в детстве. Бабуля втайне от моих родителей отвела в церковь. Помню скандал дома, когда соседка рассказала маме, что видела, как бабуля меня крестить водила. Советское время, папа — коммунист, хороший работник, заслуженный. Как он тогда ругался с бедной бабулей! Это теперь легко, пошел — крестился…

Да, до Бога мне не было дела. Хотя… я ведь Его не отрицал, просто не думал о Нем…

А почему сейчас подумал?…Опять вспомнил больницу, дядю Валеру… Скорее всего, это он посеял в моём сердце семя веры. Для него все люди были хорошими, добрыми… Странствуя, я подсознательно также хорошо думал обо всех, скорее, надеялся на это. Хотя, если честно, я очень рад, что серьезных проверок для моей веры в людей до сих пор не случилось. Сомневаюсь, что выдержал бы.

Слишком много всего за один день. Пошел спать».

А вот у меня сна ни в одном глазу, хотелось читать дневник, но уже ничего не видно. Стемнело. Луна появилась лишь на миг и заползла под покрывало темных туч…

***

Рассвет. Прояснилось. На небе, но не в голове.

В этот день я начал вести свой дневник и описал, как дневник Странника попал ко мне в руки.

Вдруг все-таки найду счастье, и описания моего пути поможет кому-нибудь так же, как записки незнакомца помогают сейчас мне.

Я не знаю, откуда у меня желание быть счастливым. Все, кого встречал по жизни, не были счастливы, хотя кто-то изображал из себя счастливого… Маски… Говорят, что мусульмане, совершая намаз, сначала проводят руками по лицу сверху вниз — снимают маску с лица… Да, как хочется открыться, но только тому, в ком есть любовь… Знать, что в душу не плюнут… Когда записываешь мысли, иногда приходят открытия… «Душа ищет любви». «Я не комок плоти, я — душа, и хочу жить, как душа». Вру, конечно, уже в первых словах, ведь я не знаю, что я душа. Я просто услышал об этом. Кто же я? И что такое «душа»? Это слово, но я могу существовать и без слов — ощущать и не думать какое-то время… И счастье тоже не в словах, хотя некоторые слова ласкают, а другие ранят и вызывают гнев.

Так и запишу: «я ничего не знаю» — это будет честно.

Правдивость дает внутреннюю силу, чувство защищенности, но счастья, которого ищу, не приносит…

Продолжил читать…

«Утро. Ничего не снилось. Только появилось желание маме и отцу позвонить. Два года не видел их. Они переживают сильно, потому что до странствия их почти пять лет не видел — учился в другом городе, за тысячи километров, и приезжал только летом, да и то пару раз.

Я знаю, что родители у меня есть, но крепкой связи с ними не ощущаю. И с Богом также. Верю где-то внутри, что Он есть, но связи с Ним нет. Не нужна была. А теперь? Не знаю…».

На этом месте у меня комок подкатил к горлу, еле сдержался. А в дневнике Странника было отчетливо видно пятно…

Его переживания мгновенно отзываются во мне. Так было при чтении самых лучших книг… Да, сильные чувства и раньше охватывали меня, когда читал классиков.

В отличие от Странника мы крестились всей семьей. Мода была такая, коммунизм рухнул — и все побежали… Но я никогда не молился и крестик не носил.

«Пытаюсь молиться. отшельник же велел молиться, и сам молится. Кому? Богу, понятно.

«О Боже, прости этого рыжего мужчину, не знаю, как его зовут…». А почему не знаю? Неинтересен он мне. Да, искренне пишу, что думаю. Чувствую, что я не прав. Пойду узнаю, как его зовут, заодно и мужчину в пиджаке, что сидит под деревом, и мать с двумя детьми…

Спросил рыжего мужчину, как его имя, а он в ответ:

— Зачем тебе?

— Помолиться за тебя хочу.

— Виктор. Тебя-то как и откуда ты такой взялся?

Разговорились. Ух, ну и судьба у него! Пошел молиться за него, с остальными даже не успел поговорить…

«О Боже, прости, пожалуйста, грехи Виктору, в душе он хороший…»

Да, я верю, что он хороший. И Бог тоже. Точнее, Бог хороший, и мы все — Его дети. Он нас создал».

Откровения Странника заставляют думать. Не буду торопиться читать дневник. Надо переварить…

Шел несколько часов. Не хотелось ни есть, ни пить. Мысли крутились, как вихрь. На краю села постучал в дверь дома.

Открыл молодой парень, сильно уставший. Из дома раздался женский голос: «Кто там, Сереженька?». Сергей жестом пригласил меня. В комнате лежала женщина, мать парня. «Сынок, накорми гостя-то». В доме пахло, как в аптеке.

Хозяйку дома звали Нина. Пока я ел, женщина расспрашивала о моей жизни. К ним редко заходили, поговорить было не с кем. Сергей сказал, что у матери тяжелая болезнь, она уже несколько лет не встает с постели.

Я стал молиться за неё так же, как это делал Странник:

«О Боже, прости, пожалуйста, грехи Нине, в душе она хорошая…»

Теплота и какое-то нежное, сладкое чувство разливалось по моему телу. А в сердце — полнота. Я закрыл глаза. Наступила тишина. Слышен был звук секундной стрелки на старых настенных часах. Когда я открыл глаза, женщина смотрела на меня, и по ее щекам текли слезы:

— Ты молился, сынок?

Я смущенно потупил взор.

— Спасибо тебе, я не знаю, о чем ты молился, но от тебя исходило тепло, я почувствовала его. Пусть твой путь будет успешным, верю, что ты сможешь принести добро людям.

Я не остался на ночь. Было тепло, хотел побыть один… Нет, не один. Желание встретить Странника усилилось! Наши переживания соприкоснулись — и я стал поступать так же. Раньше, когда заходил в дома, меня даже не интересовало, как зовут хозяев, ведь я их больше никогда не увижу. А теперь решил, что обязательно стану спрашивать и буду внимательным. Зачем? Не знаю пока, не разум движет мной, а, скорее, эйфория от испытанных приятных чувств.

Вышел на опушку. Луна светила таинственно, окрашивая лес серебристым светом. Я расстелил спальник и лег под дерево. Проснувшись утром, огляделся: вокруг березы да сосны. Березы боролись за место под солнцем — изо всех сил тянулись вверх. Всем надо жить, и у всех есть это право. Только мешаем друг другу сами…

Умылся по привычке росой, сделал зарядку и открыл дневник Странника.

«Сколько раз надо молиться за другого, чтобы сработало? Или сколько по времени? Опять вопросы, и нет ответа. Хоть бы отшельник опять пришел. Пойду пораньше спать».

***

Ничего не снилось, как ни просил отшельника прийти во сне.

Утром здесь, в горах, прохладно, и люди, которые и так страдают, выглядят еще более угрюмыми. Только когда солнышко взойдет над лесом, начинают проясняться их лица. Всем нужны свет и тепло. Откуда тепло в людях берется? Ведь в северных странах, где солнца мало, не все же угрюмые. Они-то тепло откуда получают?

А интересно, к Богу только такие угрюмые приходят? Постоянно слышать плач, стон, просьбы… и так вечность? А главное, грешников-то прибавляется! Может, Бог себе хоть окружение получше подобрал? Например, счастливых, радостных, улыбающихся ангелов… Улыбается Сам Бог или нет?

Какие мысли в голову лезут!».

Отложил дневник. Ну и заносит этого Странника!.. Хотя вопросы интересные… Про улыбку… В конце тетрадки — лицо святого, и он улыбается глазами, такой счастливый! Надо пройти еще немного, пока светло. И подумать…

Почему Странник молился: «прости грехи ему?», а не «пусть он выздоровеет» или «пусть у него все хорошо будет…»?

Несколько часов пролетели, как несколько минут. Вечер. Устроился под деревом. Позднее лето, но в этих краях тепло. До горы еще идти и идти.

Снилось, дети играли в мяч, а рядом стоял дед на костылях, у него не было ноги. Мяч полетел в сторону старика и слегка коснулся его целой ноги. Он закричал на детей. Я услышал, как двое разговаривали, но не видел их:

«Он согрешил как-то или отсутствие ноги спасает его от новых злодеяний?».

«И то, и другое. Когда он в институте учился, раздражал его студент один. Однажды зимой он подножку тому студенту подставил, а тот не просто упал — под машину попал. А он скрылся от ответственности, думал, никто не узнает. Злобу свою так и несет по жизни. Если бы не гангрена, он бы на здоровых ногах еще столько боли другим причинил…».

«А лечить его от злобы как? Без ноги он все равно не меняется. Одним наказанием не исправишь».

«Вот за него молиться этот молодой будет, когда они встретятся».

Тут я проснулся. Понял, что про меня говорили. Кто были эти двое? И почему грехи надо простить, чтобы человек изменился?

«Познакомился с одним азербайджанцем. Он мусульманин. Я ощутил, как ему тяжело, видимо, какая-то болезнь, но он говорить об этом не хотел.

Отшельник сказал: молиться за тех, с кем встречаюсь здесь. Попробовал молиться за Рустама. Неискренне что-то получилось.

«О, святой отшельник, помоги мне молиться за других искренне. Ты же всем помогаешь. И Бог тоже. Для Бога — все Его дети. И я… я тоже Его дитя…». Я даже с места вскочил и стал танцевать, припрыгивать от восторга. Вдруг почувствовал, как придавило что-то… На меня смотрели люди. В их взглядах прочел неприятие моего счастья. Отошёл подальше. Похоже, моя радость не понравилась окружающим. А если я постоянно буду таким счастливым, другие будут на меня косо смотреть? Почему мое счастье должно зависеть от мнения людей? Что ж теперь, просто так петь и плясать нельзя?».

О, это как в том мультике про Икара! Опять наши мысли сошлись. Может, это Сам Бог ведет всех к Себе, каждому подсказывая изнутри? Бог внутри… меня… И внутри Странника… Он во всех, кто к Нему обращается.

Молятся люди в одну и ту же минуту и здесь, и с другой стороны планеты. Земля круглая. Бог одновременно в разных местах? Кто-нибудь постиг Бога? Знает о Нем хоть что-нибудь? Отшельник знает, скорее всего. А почему не учит других? Отшельник к Страннику во сне приходил, наставлял. Значит, может учить. А как его попросить об этом? Я тоже хочу, чтобы он меня учил.

Буду Бога просить привести меня к ручью, чтобы встретить там отшельника.

«Нельзя сдаваться. Буду молится за Рустама, пока не почувствую добрых чувств к нему.

Сколько молился? Внутри пусто. Мысли бегали по всей планете. Сосредоточиться можно на том, кого любишь или ненавидишь. А я к Рустаму спокойно отношусь. Не друг, не враг… Высоцкий верно сказал:

«Не друг и не враг, а так.

Если сразу не разберешь,

Плох он, или хорош…

В горы парня тяни, рискни,…

Там поймешь, кто такой…»

Говорю Рустаму:

— Пойдем поднимемся с тобой на ту гору.

— Не могу. У меня радикулит. Сюда еле добрался, помогли добрые люди.

— Давно ты здесь?

— Три недели будет.

— Покушать-то у тебя есть?

— Немного сухарей осталось.

Сердечко, милое, спасибо.

Сам я здесь ягодами питался, и нормально. Правда, за ягодами и плодами уже надо далеко уходить от ручья. Вокруг пусто….

Пока собирал для Рустама, душа пела. Даже без молитвы тепло разливалось по телу. «Делай добро, делай добро, а не только молись». Где-то читал: «без добрых дел молитва мертва».

Широко улыбаясь, отдаю ягоды Рустаму. Он просиял.

— Спасибо тебе. Ты первый, кого я здесь вижу счастливым.

Пообщались немного. Хороший человек.

Назвал меня счастливым. Да, чувствовал что-то приятное. Так и заснул с улыбкой.

Утром опять пошел за ягодами. Решил угостить мужчину в пиджаке. За него еще не молился.

— Это вам

— Уйди, без тебя тошно. Улыбается тут, когда другим плохо…

Улыбки моей как ни бывало. Сел разочарованный. Вот и делай добро…

Казалось, вот оно, счастье. В горстке ягод, в хорошем поступке… Прилег в теньке. Заснул.

«Отшельник стоял и смотрел на меня:

— Ты правильно сделал, творя добро руками, но не думай, что одной молитвой нельзя помочь. Помогаешь не ты, а Бог. Сначала молитва к Богу о благодати, чтобы Он руководил Твоими поступками и мыслями, чтобы на всё Его воля была. Молитва — великая сила, она зависит от чистоты сердца. Искренне моля Бога помочь другим, ты радуешь Его, и Он в ответ может сотворить чудо. Господь Сам очищает твое сердце, даруя тебе уроки любви.

Я хотел попросить его объяснить мне смысл этих слов, но отшельник исчез.

«Подожди!» — вырвалось у меня, и я проснулся.

Стал молиться: «Господи, дай мне разум понять, что мне делать и как?».

Никакого ответа.

Стал молиться за этого человека. Обиды не было, уже хорошо. Отношения позволяют видеть образ того, за кого молишься.

«О Боже, прости, пожалуйста, грехи этому несчастному, в душе он хороший…»

Опять тепло на душе… Не улыбался, но чувствовал счастье. Понял, что счастье не только в улыбке.

Вдруг кто-то тронул меня за руку. Открыл глаза.

— Прости. Не в духе я был. Всё так надоело, всё плохо, а тут ты улыбаешься. Позавидовал. Прости. Ты выглядишь как-то душевно, чисто. Вот возьми сухарей немного.

Он старше меня лет на двадцать, осунувшийся, обросший. Зовут его Андрей Андреевич. Работал директором завода, его подставили, хотели даже убить, вовремя сбежал. Случайно наткнулся на человека, идущего к ручью. Ухватился за соломинку, хотя и не верил в чудеса. Когда пришел сюда и увидел чудо-ручей, появился проблеск надежды. Хочет попросить опять директором на завод…

Странные желания у людей…

Стал мысленно обращаться к отшельнику… А то я смотрю на мир и людей сквозь какую-то пелену осуждения.

***

Сон.

— Помимо жаждущих исцеления Господь посылает к ручью искренние души, которые хотят познать истину. Человек учится, когда вопрошает: «Кто? Куда? Как?».

Молчаливый вопрос отразился на моем лице.

Отшельник посмотрел на меня:

— Кто ты, Странник? Куда путь держишь? Как дойдешь туда?

— Я не знаю…

— Только такой искренний человек и может получить ответы. Ты — душа, частичка Бога. И кроме любви к Богу, ничто не сможет утолить твою вечную жажду. И искренняя молитва — это путь.

— О чем молиться и как?

— «Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя…». Бог всеведущ и знает нас лучше, чем мы сами. Но мы Его не знаем, как же тогда полюбить Его? Поэтому прежде всего нужно узнать о Нем.

Я проснулся окрыленный. Уже не танцевать, а летать хотелось!

Но, помня о недавнем неприятном опыте внешнего проявления своего счастья, быстро пошел подальше от людей, в горы. Я понял, почему ищущие Бога уходили от мира. Молитва сама лилась. Пусть это не прекращается!

Шёл в горы, внутри все переливалось. Отойдя, дал волю чувствам. Но через какое-то время эйфория прекратилась… Словно кран закрыли. Поймал себя на том, что перестал молиться, а просто наслаждался своим состоянием, и забыл о цели…

«Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя…»

Вот оно! Удивительное чувство, что меня кто-то ведет, и Он знает лучше, что мне нужно. Думаю, это и есть Бог. Хочется довериться Ему. Я ведь тоже странник. Но вначале шел наугад. А теперь у меня есть и цель, и карта. Сокровище ждет меня. В путь!

Шел, не замечая дороги, напевая молитву: «Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя…»

Увидел красивую полянку. Прилег отдохнуть.

«Если человек, просто молясь, таким образом становится счастливым, то почему отшельник не открывает эту молитву всем. И зачем поощряет людей просить у Бога что-то материальное? Хотя каждый свободен пожелать и другого. Но ведь это люди сами пишут на листьях желания и отправляют листочки по ручью…».

Вдруг хрустнула сухая ветка. Я быстро перевернулся на живот и замер в траве. По тропинке, не спеша, шел монах в черной рясе. На вид лет сорок, стройный, моего роста примерно. В одной руке он держал что-то, похожее на веревку с узелками, которые перебирал, шевеля при этом губами. Я смотрел на него с восхищением. Его походка, его сияющее лицо источали блаженство. Хотел уже обратиться к нему, но сомнения вдруг овладели мной: «Может, не стоит нарушать его молитву? Пусть себе идет…», «Нет, окликни его, это же твой шанс»… Пока я воевал с мыслями, монах прошел мимо, не заметив меня…

«А чего я боюсь?». Я встал и окликнул его.

Монах остановился и удивленно посмотрел в мою сторону. Я поднял с земли рюкзак и дневник Странника и нерешительно приблизился к нему. Не зная, как его поприветствовать, произнес:

— Добрый день.

— День добрый, мил человек.

— Я вот вас увидел, интересно, вы откуда здесь, в лесу?

— Монастырь у нас небольшой рядом. А ты какими судьбами в этих краях, и как звать тебя?

— Саша. Почти два года путешествую, брожу по свету. А к вам как обращаться?

— Отец Антоний.

Его облик вызвал доверие, и я немного рассказал о своем странствии. Он очень спокойно и внимательно слушал меня. Впервые за долгое время я почувствовал, что меня по-настоящему слышат. Это вдохновило поделиться последними открытиями, которые захватили меня. Когда я произнес слова молитвы, которую пел: «Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя», отец Антоний просиял:

— Это молитва пророка Моисея. Ты откуда узнал о ней?

— Из дневника одного Странника.

Я достал из рюкзака тетрадку, показал ему и спросил:

— Зачем Бог поощряет людей просить у Него что-то материальное? Ведь это всё равно не сделает их счастливыми.

Отец Антоний посмотрел на меня, на тетрадку, потом задумался на мгновение.

«На всё воля Твоя, Господи…» — произнес он смиренно.

Затем после паузы он продолжил:

— Бог не поощряет, чтобы человек просил то, что в итоге принесет страдания. Но Бог радуется, что человек не рассчитывает на свои силы, а, наконец, приходит к Нему. Если Господь откажет просящему, то куда ему тогда идти? Бог — последнее прибежище для страждущих. Обращаясь к Богу даже с мирскими желаниями, человек соприкасается с Ним. Это не может пройти бесследно…

— А что просить все-таки? Что порадует Бога больше?

— Молитвы о любви к Нему и молитвы о других, о любви к ближнему…

— Почему, молясь о других, надо просить Бога простить чьи-то грехи?

— Во-первых, это нравится Богу. Во-вторых, для твоего же блага, ведь твое сердце станет мягче и чище. В-третьих, таким образом ты помогаешь ближнему, ибо грехи тяготят человека, и думает он о себе только. Как будто взвалил на себя поклажу тяжелую и тащит по жизни. Чтобы он взглянул в сторону Бога, ему надо перестать смотреть в землю. Ему бы груз снять с плеч, но сам человек не понимает этого.

— А если у меня есть еще желания разные, не только полюбить Бога?

— Говори о них Богу, но оставляй на Его волю, что Он сочтет нужным для тебя. Не всегда наши желания согласны с Божьей волей, поэтому молись: «Господи, да будет воля Твоя во мне».

Представь: кто-то просит у царя две монетки…

— Это глупо, конечно. Да и царя он оскорбляет такой просьбой.

Я хотел было задать еще вопросы, но отец Антоний ласково улыбнувшись, сказал:

— Мне пора на службу, Саша. Ты голоден? Если хочешь, пойдём со мной.

— Спасибо, но есть одно место, и я очень спешу поскорей туда добраться.

Глубоким голосом монах произнес нараспев:

— Поведет тебя Бог в землю добрую.

В той земле бьют источники чистые,

Есть озёра в долинах и гор гряда,

Там и злаки растут и смоковницы,

Виноградные лозы и мед густой,

Там гранаты, деревья масличные.

В той блаженной земле недостатков нет!

Все, что хочешь, в избытке ты там найдешь…

Затем он перекрестил меня.

— Ангела-хранителя…

Когда он, не спеша, уходил, мое сердце и ум начали войну. Стало так тяжело в груди, что я непроизвольно потирал её. «Почему ты не пошел с ним?» — требовательно вопрошало сердце. Ум отвечал: «Только монастыря мне и не хватало!».

«Почему ты почувствовал страх, хотя монах такой добрый и мудрый?».

«Я ищу свободу! Монастырь не для меня. Сейчас я вольная птица, куда хочу, туда лечу. И не собираюсь в келье сидеть, как в темнице, до самой смерти…».

«Никто и не заставляет».

«И мир не увидишь… И вообще, я иду к ручью…».

И всё же сердце мечтало, желало, чтобы монах обернулся и позвал меня снова, тогда бы я справился с умом и пошел за ним. Но монах скрылся из виду, ни разу не обернувшись…

Разочарованный собой, чувствуя себя трусом, я опустился на траву и продолжил чтение. Со страниц повеяло спокойствием и внутренней силой:

«Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя»

Я непроизвольно стал повторять, схватившись за молитву, как за спасательный круг.

«Да, это Ты ведешь меня, я верю Тебе, Ты и послал мне сегодня встречу с монахом, и Ты испытываешь меня».

Ураган мыслей утих, и я ощутил покой.

«Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя». Я просил Бога привести меня к ручью, чтобы встретить там отшельника…

По памяти записал стих монаха и снова в путь… Всю дорогу думал о встрече с отцом Антонием.

Утром вошел в село и увидел маленькую деревянную церковь. Дверь была открыта. Решил зайти. Никого не было. Я стал у алтаря в нерешительности. Что делать? Чувствовал желание упасть на колени, но что-то мешало… Пока никто не видел, поклонился, произнеся: «Господи, открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя». Из-за двери у алтаря послышался кашель и звук поворачивающегося ключа. Я поспешно вышел…

Вдохновленный общением с монахом и своим первым поклоном я сочинил песню:

Что так мешает мне, откинув разум прочь,

Упасть у алтаря, повергнуться пред Богом?

То тысяча грехов, что тащат меня в ночь,

И в темноте ведут по тропам и дорогам.

Я кукла в их руках с судьбою незавидной,

Грехами связан так, что проблеска не видно.

О Боже, помоги, сорви стальные сети

И научи, как жить, на белом этом свете.

Как жить мне, не греша, как искренне молиться,

Как сделать, чтоб душой к Тебе всегда стремиться?

О Боже, помоги, надеюсь на прощенье,

И к храму Твоему, бегу я в нетерпении.

И вот у алтаря, откинув разум прочь,

Я падаю, Господь, и так прошу помочь!

И слышу голос Твой: «Молись всегда, сынок,

И помни: ты ко Мне вернешься в малый срок».

Отложил свой дневник и достал томик Лермонтова. Какое открытие! Раньше это стихотворение не замечал, но теперь оно вызвало бурю эмоций!

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучьи слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко —

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

Вот душа поэта жаждет…

***

Напился воды из колонки. За забором старик на костылях. Без ноги. Я смотрел на него оторопело.

— Чего зыркаешь? Костылей не видел? Бродяга…

Тот? Из сна? Похож. Что делать? Отшельник учил Странника молиться. Голоса во сне сказали, что я помогу старику. Рассказать ему про его юность? Вдруг он осознает свой грех и сам будет молиться о прощении? А если это не тот? Много же одноногих и злых.

«Господи, да будет воля Твоя во мне»

А старик смотрел на меня во все глаза и бормотал:

— Ты, может, церковный человек будешь?

— Отец, я в святое место иду.

— К девушке-красавице?

— Нет. Не верю сказкам про счастливую любовь на земле.

— Это правильно. Моя жена красавицей была, первой на деревне. Где сейчас красота её? Померла старушка моя… Заходи в дом. Чего на дороге стоишь?

В доме было не убрано. Пыль, грязные вещи везде. Я посмотрел на фотографии на стенах. Красивая пара была, правда. Детей у них, похоже, трое.

— Где дети, отец?

— В городах, известное дело. Что здесь в глухомани искать?

— Приезжают?

— Летом бывают иногда. В этом году не приехали. Прислали денежку переводом. Как-то справляюсь… Давай картошки в мундире отварю…

— А можно, я у вас пока уберу немного?

— Чего, Тимур, Гайдара сын будешь?

— Сердце велит так.

— Ну, коли сердце, то я противиться не стану. Спасибо тебе.

Старик пошел на кухню, а я приступил к уборке. Душа пела, но я не понимал, молиться мне за старика или нет. Я сомневался: «Моя молитва не подойдет, может? За что он ногу потерял? Чего я гадаю? Спрошу».

— Отец, а что с ногой у тебя?

— В институте учился, в городе. Любил будущую жену. А один сокурсник завидовал… А, старая история, кто старое помянет…

Я чуть не сел…

— Он тебе подножку подставил зимой, и ты под машину угодил?

Старик упал в кресло. Видно, что испугался.

— Ты, ты… откуда знаешь? Ты откуда?

— Мне голоса во сне сказали молиться за того, кто тебе подножку подставил. Он сейчас без ноги. Гангрена была. Сказали, что я молитвой смогу ему помочь, а то злой он очень.

Дед заплакал.

— Молись за меня, сынок, за меня молись… наврал я тебе… это я подножку подставил, негодяй, убить меня мало…

Признание старика шокировало меня. Придя в себя, сказал:

— Меня научили молитве о других: «О Боже, прости, пожалуйста, грехи этому человеку, в душе он хороший…». В душе мы все хорошие. Давай вместе молиться: я — о тебе, а ты — о себе.

— Как Бог меня услышит? Я Ему молился тогда, просил простить, что сокурсника убил. Но не пришло спокойствие, и веры нет теперь.

— Не ты убил, машина наехала… Ты же не хотел этого… А ты молись о другом, о том студенте, который погиб.

— Зачем это? Пускай это даже произошло случайно. Грех-то все равно на мне.

— Когда молишься за других, Господь доволен и может сотворить чудо. Попробуй молиться: «О Господь, прошу Тебя, помоги тому студенту, душе его, где бы она ни была».

Я сам удивлялся, откуда у меня такие слова взялись.

Старик закрыл глаза и стал неслышно шептать. Его морщины немного разгладились. Угрюмость сошла с лица.

Я тоже молился: «Господь, пожалуйста, пролей милость на старика, проявись как-нибудь!».

Было ощущение, что происходит какое-то таинство. Что-то значительное. Не знаю даже сколько времени прошло. Старик первый заговорил:

— Спасибо тебе, сынок, останься на несколько дней, если можешь. Мне твоя помощь духовная больше чем хлеб сейчас нужна.

— Да что ты, я и не духовный вовсе, сам не знаю, что происходит.

— Нет, в тебе что-то есть… помогать другим будешь, счастье и мир нести людям.

Уже второй раз подряд незнакомые люди говорят такое.

— Хорошо, отец, денек побуду, больше не смогу. Сердце тянет дальше.

Так мы со стариком день прожили, помог ему по хозяйству. На лице старика появилась улыбка. Добрая. Соседи заметили это. Меня тоже увидели. Любопытствовали: «Кто такой? И чего это с дедом случилось? Не ругается, как обычно».

На другой день пришел почтальон. Принес письмо от сына и рисунок внука в конверте. Дед был очень счастлив. Почтальон изумленно смотрел, потом сказал:

— Михалыч, вся деревня шепчется, что какой-то паренек у тебя остановился. Сегодня я уже все разнес, так что посижу у тебя, если не прогонишь, уж больно с юным странником поговорить охота…

Разговорились. Почтальон был младше деда, ему год до пенсии остался. Волосы почти все седые. Высокий, худой, с сумкой на плече. Николай оказался верующим и очень начитанным. Когда дед сказал, что это я его молиться научил, Николай весь просиял. Закрыв глаза, он стал читать:

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрие мне в сердце оживи.

— Красиво! Кто это?

— Это Александр Сергеевич Пушкин переложил на стих молитву святого Ефрема Сирина.

— Как здорово…

— Молитва этого святого близка мне. А ты как молишься?

— Я не разбираюсь в этом, просто из одного дневника вычитал, да изнутри что-то идет само. В этот раз чуда просил, чтобы что-то хорошее произошло.

— Спасибо, Господь, за чудо, дед так поменялся, молиться начал.

— А еще я монаха встретил в пути, он мне такую молитву сказал: «Господи! Да будет воля Твоя во мне»

— Так сам Спаситель молился… Ты только начинаешь духовный путь, тебе наставник нужен, а то заблудиться можешь.

— Меня ведет сейчас Странник, я его дневник читаю. Всё в сердце моем отзывается.

— Сердце по писаниям надо сверять. Доверяй, но проверяй. Ни один еще своим умом Бога не познал.

— Поэтому и иду к отшельнику, в горы. Не знаю, найду его или нет, но хочется верить.

— Как его зовут?

— Не знаю.

— А где живет?

— В пещере…

И я рассказал то, что помнил из дневника. Потом показал в тетрадке лицо святого. Николай оживился.

— Какой взгляд! Я слышал про это место. Кто-то верит, кто-то нет, но я слышал про двоих, кто там побывал и получил своё…

— Расскажи!

— Об одном случае сестра моей жены как-то обмолвилась. Её одноклассник в советское время директором завода был. Потом перестройка, и что-то там случилось. Пропал… Через несколько лет вернулся, и такой шишкой стал. Хоромы себе повыше церкви отстроил. Сестра говорила, что он спьяну про ручей рассказывал. А когда его потом спросили, отшутился: «Пьяный был, не соображал, что ляпнул…».

Другой случай такой: был один музыкант средненький. Потом вдруг знаменитым стал. Только счастье это ему не принесло. Так несчастным и помер. А перед смертью сам рассказал про ручей, про то, как он завидовал другу талантливому, и поэтому пошел туда…

— А тебе самому не хотелось?

— Господь определил мой крест, мою судьбу, я доволен. И для молитвы не надо ходить за тридевять земель, Бог слышит в любом месте.

— А я хочу пойти туда, чтобы с отшельником встретиться.

— Иди, пока молод. Ты всё равно на месте не усидишь, а так хоть в нужном направлении путь держишь, Бог ведет тебя.

— Подскажи, как найти того первого, который директором стал?

— По дороге через 70 километров город будет. Спроси, где главная церковь. На площади увидишь дом в пять этажей. Там и живет Лежнов, директор металлургического завода. Только кто тебя к нему пустит? Впрочем, удачи тебе…

— А можно переписать тот стих Пушкина, который ты прочитал?

— Давай, я тебе его запишу…

На прощание Николай перекрестил меня.

Присел под огромным старым дубом передохнуть. Николай сказал, что мне нужен учитель… В школе у меня был любимый учитель Сергей Игоревич.

Его уроки математики всегда были интересными и необычными. Весь класс преображался в его присутствии. Молодой, красивый, энергичный, он завоевал наши сердца. Часто учитель играл на гитаре и пел на уроках. Нам повезло больше остальных, ведь Сергей Игоревич был нашим классным руководителем… На каникулах, с пятого класса и до восьмого, он водил нас в походы. Летом уходили, точнее, уплывали всем классом на лодках, а он со своим братом плыл на байдарке. Когда мы учились в восьмом классе, его уволили из школы за то, что он защищал физрука, напившегося с горя…

Это случилось зимой, и весь класс не ходил в школу целую неделю. Устроили бойкот, однако родители и учителя все-таки победили… Но уже не было того счастья и энтузиазма учиться. Сергей Игоревич перешел в другую школу. И летом он повел в лодочный поход уже не нас… Через неделю одноклассница, рыдая, созывала всех на похороны. Байдарка перевернулась, он был в ней один, без брата. Учитель не умел плавать…

Вспоминаю Сергея Игоревича, и звуки нашей любимой походной песни будоражат сознание. Я запел вслух:

Люди идут по свету.

Слова их порою грубы.

— Пожалуйста… извините… —

С усмешкой они говорят.

Но грустную нежность песни

Ласкают сухие губы,

И самые лучшие книги

Они в рюкзаках хранят.

Выверен старый компас,

Получены карты и сроки,

Выштопан на штормовке

Лавины предательский след.

Счастлив, кому знакомо

Щемящее чувство дороги.

Ветер рвет горизонты

И раздувает рассвет…

За таким учителем можно отправиться хоть на край света…

Вот теперь и я иду… Счастлив? Немного… Вспомнил, как учитель сказал нам однажды: «Скоро Новый год. Вы ждете подарки, и будете очень счастливы, получив их. Но попробуйте счастье другое: купите мандарины — и идите в больницу. Попросите медсестру отвести вас к тяжелобольным старикам, к которым никто не придет в Новый год, просто подарите им эти мандарины и скажите несколько ласковых, добрых слов…

Каюсь, не сходил тогда… И, может, потерял что-то очень ценное… Наверстать бы упущенное, успеть бы сделать что-то хорошее не для себя, а для других. Я прилег под дубом и задремал.

***

Днем солнце припекло. Проснулся и, оставаясь под деревом, вновь обратился к дневнику.

«Пошел мелкий дождь. Все потянулись под навесы, сделанные чьими-то умелыми руками. Кто-то явно потрудился для других. В дождь люди еще более угрюмые, а меня от счастья распирало. Жаль, что они не радовались чужому счастью.

Дождик был слабый, я отошёл подальше, под дерево. Куртка спасала от непогоды. Сидел напевал молитву. Мысли приходили: «Интересно, где Бог живет? И чем Он сам занимается? Вечность. Чем же можно заниматься вечно, чтобы это не надоело? И что мне там вечно у Бога делать?

Самое большое счастье — это любить. А что значит «любить Бога?».

Надеюсь, что отшельник будет продолжать учить меня… Необычная школа… Это, конечно, интересно, получать знание во сне, но хочется живого общения… Буду ждать учителя…

Николай, почтальон, сказал, что надо сны сверять с писаниями. Иначе непонятно, кто там, в уме, говорит. Вот к Страннику святой приходит и учит. А если это просто его воображение? Даже если правильные вещи говорит, лучше сверяться с тем, что уже точно всеми признано.

Интересные вопросы у Странника. Что там у Бога вечность делать? И какой Он, Бог? Старый, молодой? Красивым должен быть, все красоту любят… У святых глаза красивые, любовь в глазах! Какие, должно быть, красивые глаза у Бога! И святые — счастливые, значит, Бог все-таки улыбается…

Пройду еще.

***

За два дня дошел до города. Нашел ту церковь, о которой говорил Николай. Зашел внутрь и стал смотреть на иконы. Какая чистота, сила духа и решимость на лицах!

Пока стоял у иконы Серафима Саровского, подошла какая-то старушка и стала меня разглядывать. Я подумал: «Сейчас не хочется разговаривать…». Закрыл глаза и обратился к святому Серафиму: «Пошли мне, пожалуйста, живого учителя». Не знаю, сколько времени так простоял, очень хорошо было, светло внутри, не хотелось открывать глаза. А когда открыл, бабуля стояла рядом. Она протянула потертую Библию: «Возьми, сынок». Перекрестила меня и ушла.

Библия была вся в закладках, что-то подчеркнуто. Открыл на одной из закладок: «Однажды Иисус молился в уединенном месте. После того как Он закончил, один из Его учеников сказал Ему: «Господи, научи нас молиться, как Иоанн научил своих учеников». И сказал им Иисус: «Когда молитесь, говорите: Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё, да приидет царство Твоё…«». (от Луки, 11).

Разве бывает так, чтобы книга тебе отвечала?

Когда ты улыбаешься миру, добр ко всем, то и мир отвечает тем же. Хотя некоторые даже улыбаются с трудом, столько боли внутри. Выбор простой: или угрюмый и злой на мир и людей, и так будет продолжаться, или нужно менять свое отношение ко всем прямо сейчас. Ведь внутри все люди хорошие. Душа всегда чистая и добрая.

Но как понять эти слова Иисуса? «Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя Твое…». Имя Бога? Интересно…

А почему бабуля мне Библию свою дала?

Слова, «да святится Имя Твое» всколыхнули в памяти школьные дни… Как-то раз Сергей Игоревич, зашел к нам на урок музыки. Сделал какое-то объявление, вдруг неожиданно подошел к пианино и сыграл фрагмент из второй сонаты Бетховена. Позже вместо урока математики рассказывал о повести Куприна «Гранатовый браслет», в которой упоминалось об этой сонате. Запомнилось основное — «такую любовь встретить в мире сейчас очень трудно». Вернувшись из школы, я нашел эту повесть в книжном шкафу и прочитал залпом. На следующий день весь класс спорил, можно ли так любить. Мой сосед по парте в записке своей девчонке даже написал: «Да святится имя твое». Эта фраза как раз из письма героя повести…

Я стоял перед иконами и держал в руках Библию. Вот святые искренне молились: «да святится Имя Твое». Такой силы любовь они имели к Богу. А если бы герой повести поток своих чувств направил на Бога, а не на человека? Как бы Господь на это ответил?

Я горячо обратился к Богу:

«Я благодарю Тебя, Господь, за то, что Ты поместил в мое сердце желание полюбить Тебя. Я хочу встретиться с Тобой. Я поверил, что святые видели Тебя, значит, и для меня это возможно. Просто помоги мне, открой мне путь к Тебе. Да будет воля Твоя во мне»

Наверное, эта молитва навеяна посещением церкви. Это ответ святого Серафима Саровского. Он дал порыв, вдохновение, как молиться…

Теперь надо было попасть к директору, может, он подскажет, где ручей искать.

Подошёл к дому в пять этажей. Купол церкви все равно был выше. Не раздумывая, позвонил в дверь. Из домофона раздался голос:

— Добрый день.

— Я к директору Лежневу по важному вопросу.

— Андрей Андреевич сейчас занят, у него совещание…

Меня как током ударило. Волосы на теле зашевелились. Неужели это тот самый директор из дневника Странника?! Стою, как столб… И тут машина подъехала. Шофер вышел, открыл дверцу. Одновременно на пороге дома появился коренастый мужчина лет шестидесяти.

У меня само вырвалось:

— Андрей Андреевич, если бы вы сейчас пошли как в первый раз к ручью, что бы вы написали на листке?

Директор застыл.

— Странник про вас в дневнике написал и про ручей…

Андрей Андреевич показал на машину: «Садись».

Мы поехали. Вначале была неловкая долгая пауза, потом он попросил шофера остановить у парка. Мы вышли из машины и пошли по аллее. Людей было мало.

— Расскажи, что знаешь.

Я пересказал эпизод про ручей и Странника, о том, как он молился за директора.

Андрей Андреевич с грустью произнес:

— Я таких, как он, не встречал, чистый сердцем паренек был. Ты не знаешь, где он сейчас, что с ним?

— Нет. Но очень хочу его найти.

— Ты хочешь знать, что бы я сейчас попросил. Могу выдумать красивую фразу, даже себя обмануть, но Бога не обманешь. Видит Он, что хочу быть богатым, жить в достатке, чтобы уважали. Я этого и тогда попросил, но это не принесло мне счастья. Маску ношу благолепную, делаю вид, что счастлив. А внутри… И что делать, не знаю. Скоро, может, помирать, но чего-то по-настоящему истинного не понял и не испытал. Тебя вижу и думаю, что ты хоть и молод совсем, но имеешь за душой богатство больше моего. И где я ошибся?

— Я сам мало понимаю. Бродил наугад, пока дневник Странника не попался мне. Теперь верю, что тот отшельник в пещере у ручья может помочь мне. Как найти это место?

— Никому не рассказывал из-за зависти, жадности. Казалось, если кто-то получит богатство, то мне меньше достанется. Но тебе скажу. На сердце сейчас спокойно от того, что ты рядом. Что-то в тебе есть точно… Я тебе нарисую, что помню, и возьми денег на билеты, у тебя, наверное, ничего и нет.

— Денег не надо, я себя без них лучше чувствую.

— Прими, тем более что лучше в горы добраться сейчас, пока там тепло и люди еще не собрались. Я тебе лишнего не дам, коль не хочешь, только на билеты. Возьми, от сердца. Плохо, наверное, просить тебя помолиться за меня, но это правда, я нуждаюсь в Божьей помощи.

— А сам не молишься?

— Стыдно перед Богом. Видел, какой дом у меня? Прямо перед храмом… Сижу иногда, в окно смотрю, а войти в храм не могу. Как будто кандалы золотые сам на себя навесил, а ключ потерял… Пытался благодетелем стать, построил школу, больницу, церковь отреставрировал… Но покоя не обрёл…

Мы вернулись к машине, он взял ручку и листок, стал рисовать, писать что-то, вспоминая дорогу. Потом протянул мне листок и деньги на билеты, а шоферу сказал: «На автобусный вокзал».

У вокзала машина остановилась.

— Ну, всё… удачи тебе.

Я вышел и направился к вокзалу. У входа обернулся. Машина ещё стояла. Директор отвел взгляд и махнул шофёру…

***

В дороге было трудно читать, трясло, как на стиральной доске. Читал на остановке, пока ждал другой автобус. Видимо, отшельник так сильно на Странника подействовал, что пишет он удивительно.

«У меня до сих пор не возникло желания просить что-то конкретное. Два дня пролетели, отшельник больше не появлялся во сне. Говорить мне ни с кем не хотелось.

Всё больше копаюсь в себе. Ясно, что сам ничего не пойму. Когда же уроки продолжатся? Отшельник обещал же…

Сегодня опять пошел дождь. Я укрылся под выступом в горе. Стал просить Бога о встрече с отшельником. Такое тепло разлилось внутри, показалось даже, что и снаружи всё стало золотым– деревья, птицы. Жаль, что это состояние быстро закончилось… Зато появилось сильное желание полюбить Бога. Странно и неожиданно. Ощущаю, что хочу этого, а главное, чувствую себя очень хорошо. Ничего не болит, ничего не хочу в этом мире на сегодня, нет причин просить у Бога что-либо мирское. Хочу, чтобы это тепло и ясность в сердце были всегда. И хочу раздавать это другим… Сколько людей здесь уже собралось, и только двоим что-то хорошее удалось подарить. Какая-то преграда в сердце есть. Что-то мешает мне иметь полное счастье и любовь и делиться этим с другими.

Я томлюсь в темнице, двери которой запечатаны…

«О Господь, открой эту темницу, я хочу посмотреть хотя бы недолго на то, что из этого получится. Ты создал меня способным бесконечно любить. Сколько бы любви, тепла не вышло из сердца, всё равно оно останется наполненным. Но сама любовь — Твой дар, это Ты сам можешь войти в моё сердце, и я хочу это испытать. Я не способен на такую аскезу и отречение, как у святого, что же мне делать? Я прошу о милости…».

Опять автобус. Сосед постоянно говорил. Я терпел. Люблю? Нет, так как тепло в сердце не ощущал. Начал молиться. Сосед успокоился и заснул. Вскоре все уже спали, кроме меня и шофера, день был жаркий. А у Странника дождь…

«Дождь прошел. Пойду попробую помочь кому-нибудь, надо учиться любить.

Духовный путь — школа…

Женщина на костылях. Как она сюда добралась? С нею взрослый сын, метра два ростом.

— Добрый день!

Слово за слово… Мать пришла просить за сына, который попал в тюрьму за аварию на дороге, в которой она потеряла ногу, отец погиб, и пострадала семья в другой машине. Он пьяный ехал. А в тюрьме успел к наркотикам привыкнуть. Пришли просить у Бога помощи.

— Давайте не просто ждать, когда листья падать начнут, а уже сейчас будем молиться, и я за вас тоже буду.

Простые люди, без гордыни, стали молиться. Их лица менялись. Светлели, добрели.

Мать сказала: «Спасибо тебе, чувствую, что услышал Господь. Да и сын мой не молился никогда раньше, а теперь…». Она обняла сына и заплакала.

Костя, сын, покраснел. Проговорили до вечера. Они угостили сушками».

Конечная остановка. Горное село, откуда пешком до ручья три дня ходу. По пути еще будут две заброшенные деревни и та, про которую Странник написал. Сосед из автобуса, узнав, что я собираюсь идти в горы, пригласил к себе на обед. Я помог ему донести вещи. Дома были отец-старик, жена, две маленькие дочки. Меня накормили, в дорогу дали хлеба.

Прошел легко несколько часов и нашел место для сна. Темнело быстро. Перед сном горячо просил Бога о встрече с отшельником.

Во сне видел длиннющую очередь.

Спросил: «За чем стоите?».

На меня даже никто не посмотрел. Все молчали. Присмотрелся, а у них ушей не было.

От страха проснулся. Ночь, темно, зажег спичку и огляделся. Лес, горы, никакой очереди. Сел и взмолился:

«О, Господь, я беспомощен и глуп, Ты моя надежда и защита, Ты можешь всё. Хочу узнать Тебя, хочу жить с теми, кто любит тебя! Подари мне встречу с отшельником, пожалуйста!»

Не заметил, как заснул сидя.

Снилось, что два голубя говорят человеческим языком.

— Он идет к ручью.

— Да, хочет увидеть отшельника.

— А как же он увидит его, если у него глаз нет?

— Услышит и прозреет!

Птицы вспорхнули и улетели.

Проснулся. Утро было прохладное. Потер глаза. Глупо как! Я же вижу, значит, глаза на месте! Почему это я не увижу отшельника? Надо дневник скорее читать, что-то я растянул… Да, надо читать, пока глаза есть, а то непонятно, про что это голуби говорили…

«Все, кто приходят, сначала удивляются, видя чудо-ручей, пьют воду из него… Потом восторг уходит, и угрюмых лиц прибавляется. Занимают очередь на листья. Дерево большое, ветки раскидистые, листики уже пожелтели, но еще не падают.

Почему я вообще тут?

«Боже, дай мне разум! Да, я здесь, потому что поверил в Бога, а что дальше — не знаю. Поверил в отшельника и жду помощи…».

А я Страннику поверил и уже почти пришел к ручью в надежде увидеть отшельника. Может, завтра и увижу? Даже не дочитал дневник до конца. Встретил Странник святого или нет? Ах, да! Рисунок в конце дневника. И подпись: «Нашел!» Лицо мне очень понравилось: улыбка и в глазах, и на устах. Я такого лица никогда не видел. Пойду дальше. Немного осталось.

Дышится легко. Горы красивые. Лето. Днем жарко, ночью свежо, но не холодно.

Прошел заброшенную деревню. При ходьбе ум успокаивается, мысли текут ровно.

***

Утро. На душе хорошо, сегодня дойду до той деревни, про которую Странник писал. Дорога горная, за два дня ни одной машины, ни одного путника. Карта, которую директор нарисовал, оказалась простая, но надежная. Хотя других дорог просто нет.

Присел отдохнуть, открыл дневник.

«Опять стих пронесся в уме. Идея ясная, рифма даже есть»

В дневнике много текста перечеркнуто, видно, не так-то и гладко шло вначале. Но стихи мне очень понравились, и поются легко, даже аккорды есть.

Если Бог вдруг зажёг в сердце пламя любви, Em, Am

И в костер превращается сердце твоё, D, G

То тушить тот огонь никого не зови, C, Am

Лучше искры любви поскорее лови. D, Em

Пусть сгорают в огне твои маски дотла!

Ты носил эту нечисть притворства и зла,

Ты не жил, а играл сердцу чуждую роль,

Посмотри на себя, ты же — «голый король».

Под одеждой красивой — ханжа и злодей,

Ты не любишь весь мир, ты не любишь людей,

Ты лишь к Богу стремишься быстрее удрать,

Чтобы цепь всех страданий скорее порвать.

Хоть глаза и имеешь — не видишь вполне:

Бог есть в каждом, пойми, Он — в тебе и во мне;

Он — в траве, в этом Солнце и в этой воде;

Он с любовью играет повсюду, везде.

Чтоб увидеть всё это, не бойся любить.

В этом мире не бойся без масок прожить,

Всё как есть принимай, не беги от себя,

Мертвый разум у тех, кто живёт не любя.

То, что мир иллюзорен, нечист и жесток,

Позабудь, и начни жизни новый листок,

И на нём напиши, что желаешь любить

И для чувств свое сердце желаешь открыть.

И проси ты у Бога не солнечный рай,

Но любовь в свое сердце сильней призывай,

Помолись, чтобы Он, Милосердный Господь,

Из любви вновь создал твои разум и плоть.

И тогда убегать станет стыдно, поверь,

Ты свободен и чист, ты не загнанный зверь,

Всё вокруг превратится в духовный цветник,

Если в сердце увидишь Божественный Лик.

Так просто о главном. Полюбить Бога. Он понял, о чем молиться, и я тоже понял. Любовь — это же не просто мысль — «я тебя люблю». Как-то надо порадовать того, кого любишь. А чем занимаются в царстве Бога? Слышал, что поют для Него, на арфе играют, наверное, пиры там. Увидеть бы Его хоть на секундочку… Голуби сказали, что глаз у меня нет. Это как раз про то, что моими глазами Бога не увидеть. Надо такие же глаза, как у того отшельника. Скорее к нему!

***
Остальное записано одним монахом со слов автора уже позже…

Так торопился, что не заметил змею, и наступил на неё. Ужалила в ногу. Вначале была паника. Страх. Никого рядом, что делать? Оторвал рукав от рубашки, перетянул у колена. Стал нажимать на ранку, чтобы выдавить яд. Губами не достать. Даже не пытался идти в деревню — так яд быстрее по крови распространится.

Сел у дерева, чтобы для спины опора была. Стал молиться. Трудно. Сознание то воскрешало события из жизни, то меркло — яд начинал действовать…

«Вот бы машина мимо проехала, тогда бы в больницу отвезли…» Вспомнил рассказ странника про больницу, нашел в дневнике: «Я был молод и всё время торопился. Всё время спешил…

Меня подождали, и, счастливый, я вскочил в самолет…

«Ну, что, допрыгался, парашютист?» — врач говорил сурово, но добрые глаза смотрели с состраданием…

«Я еще буду прыгать?» — мой вопрос прозвучал наивно и глупо…

«Хорошо, если на ноги встанешь…», — ответил он уже мягче, рассматривая ещё раз рентгеновский снимок».

Я тоже спешил. А ведь так близко к ручью, почти дошел… Зачем торопился? У Странника всё хорошо закончилось, поднялся на ноги. Стал ходить. И даже до ручья дошел. Может и меня пронесет?

Затем я открыл дневник на последней странице. Смотрел на лицо святого и обращался к нему и к Богу. Немного успокоился. Но молитва была от страха, поэтому не чувствовал, не слышал никакого ответа в сердце. Перечитал последний стих странника. Мысли разные побежали: «Бог везде. В этой траве, в этой земле… в этой змее… Не злюсь на неё. Сам наступил змее на хвост. На всё Твоя воля, Господь. Но как же хочется увидеть Тебя хоть раз. Или отшельника».

Что будет со мной? Я беспомощен. Я — никто, просто маленькая душа, ничего не знающая, ничего не понимающая. Стал звать сначала негромко: «Святой, отшельник…». Потом громче. Приглушённое эхо разнеслось вокруг.

Ничего не случилось. Только тело начало гореть. Лег на землю. Появилась одышка, жжение в горле. Попытался позвать святого еще раз, но лишь прохрипел. Умирать страшно.

Стал жалобно обращаться к Богу: «Прости меня за всё. Если дашь шанс, обещаю, посвящу жизнь Тебе. Помоги мне».

Как долго лежал, не знаю. В теле жар, а на душе спокойно стало. Пока молился, глаза закрыты были. Когда открыл глаза, ужаснулся: «Господи! Не вижу! Темно! Не может быть! Я ослеп? Я всё-таки умираю?».

События моей короткой жизни проносились стремительно перед внутренним взором. Вдруг в сознании вместо этого черно-белого кино — мягкий свет. Два голубя сидят. Очень красивые, белоснежные, и разговор их отчетливо слышу.

— Не видит он.

— Зато слышит.

— Напой ему молитву, а то он забыл.

— «Господи! Да будет воля Твоя во мне».

Второй голубь повторил: «Господи! Да будет воля Твоя во мне», и они улетели.

Я стал повторять молитву всем сердцем.

— «Господи! Да будет воля Твоя во мне!».

Какая сладость! Я никогда ранее не ощущал ничего подобного. Мне стало все равно, слепой я или зрячий, жив или мертв. Океан счастья, но вокруг не вода, а сияние.

Вдруг вновь я услышал красивое пение, очень похожее на голоса тех голубей: «Господи! Да будет воля Твоя во мне!».

Я понял, что в своем счастье перестал обращаться к Богу, а только наслаждался безграничным светом, покоем, полной свободой…

Слова молитвы зазвучали во мне с новой силой, я понял, что ещё жив, но мне мало этого сияния, мне нужен тот, кого можно любить вечно! Слезы ручьем полились из глаз, я желал, жаждал, молился о встрече с Богом.

«Господи, мне нужен только Ты! Я верю, что Ты есть! Я очень хочу увидеть Тебя! Если Твое сияние такое удивительное, то каким прекрасным должен быть Ты Сам!».

Я еще был в этом сиянии, но там не было того, кому я хотел бы отдать себя. Я не видел доброго, милостивого, счастливого Бога. Я плакал и плакал, а молитва пела сама себя на какой-то волшебный мотив:

«Господи! Да будет воля Твоя во мне!».

Внезапно ощутил себя в теле — кто-то дотронулся сначала до моей ноги, там, где была рана, потом положил руку мне на грудь.

Надо мной стоял тот святой из дневника.

Стройный… Красивое лицо, мягкая улыбка и необыкновенный взгляд… Его любящий взор проникал в глубину моего сердца…

— Ты?

— Да…

— Я жив?

— Да, никто не умирает.

— Я имею в виду…

— Ты на земле ещё, сын мой.

— А ты живой? Ты же был замурован в пещере? Или я вижу тебя во сне, как и мой Странник?

— Земное тело я уже давно оставил. Господь дал мне духовное, нетленное молодое тело, чтобы я мог помогать ищущим Бога.