ФУЛЬВИО ЭРВАС

ПОКА ЛЮБОВЬ РАСТВОРЯЕТСЯ В ВОДЕ

 

Перевод с итальянского Оксаны Рогозы

Москва
2025

 

Еве, будущему инженеру-экологу, с надеждой, что однажды ее элегантность охватит весь мир.

Если ты чувствуешь, что смерть абсурдна и неприемлема, как ошибочное суждение, с этим уже ничего не поделать — ты никогда не сможешь любить.

Джорджио Манганелли [1]

 

28 октября
четверг

На белой доломитовой скале — огромные квадраты знаков. Инспектор Стуки с трудом оторвал взгляд от полуобнаженной китайской сопрано, стоявшей с ним рядом, и спросил сам себя: откуда в затерянном уголке Доломитовых Альп могла оказаться универсальная схема решения всех проблем?

Это правда: он слишком устал от мира с таким количеством вопросов, на которые не находилось ответов. Но, проследив взглядом путь, обозначенный стрелками, Cтуки вдруг осознал, что кричит: «Я не согласен! Это только для того, чтобы переложить на нас ответственность…»

— Инспектор, скорее, сюда! Спускайтесь же, вам говорят! Она бешеная!

— Антимама! — простонал Стуки, отчаянно пытаясь впечатать в память подробности наскального изображения, которое стремительно таяло. Он резко распахнул глаза и свирепо уставился на окно.

— Инспектор Стуки! Инспектор Стуки!

Со двора доносилась оглушительная какофония звуков. Какой контраст с голосами оперных певцов, которые вчера вечером услаждали его слух в сопровождении переливов бессмертной музыки Моцарта.

Инспектор отбросил одеяло.

«Антимама! Обязательно так орать? — с раздражением подумал Стуки. — Дайте мне несколько минут, чтобы спокойно проснуться, и еще — на пару-тройку отжиманий, пока на кухне варится кофе. Позвольте мне взглянуть на себя в зеркало, перед тем как начать бриться. Я хочу иметь возможность насладиться мыслью о том, что и эту ночь мы тоже пережили. Ведь это уже немало, в наше-то время, когда ни в чем нельзя быть уверенным наверняка».

Стуки запахнул халат и выглянул в окно, щурясь от яркого света. Окутанная аурой мистической визуальной неопределенности, внизу волновалась группа из пяти или шести человек. В гомоне соседей он расслышал голоса сестер из переулка Дотти. Они были возбуждены больше всех.

— Спускайтесь, инспектор!

— Мне на работу только после обеда. Я собирался побаловать себя сытным завтраком, потому что решил снова вернуться к вечерним пробежкам.

— Именно сегодня?

— Да, сегодня вечером.

— Мы нуждаемся в сильной руке закона… — заверещала младшая из сестер.

— А я здесь при чем?

— …представителем которого вы являетесь! Или в нашем переулке живут и другие полицейские? Скорее, не теряйте времени!

Стуки потер глаза, пытаясь прогнать остатки сна. Моцарт. Это все его вина. Чертов гений.

Соседи не переставали кипятиться, показывая пальцами на что-то, маячащее в другом конце переулка. Инспектору не удалось разглядеть из окна, что конкретно, но было ясно, что именно оно вызывало у присутствующих панический страх.

— Где ваш пистолет? — крикнул один из соседей.

— Зачем он вам?

— Придите сюда и исполните свой долг! У собаки синьора Баттистона бешенство.

— Что?

— Эта псина попыталась укусить мальчика, который шел в школу.

— Мальчишка, должно быть, ее дразнил?

— Поторопитесь! Наши жизни в опасности! — завопили сестры Сандра и Вероника.

Они были напуганы, но самое главное — гараж, в котором стоял их красный «мини», находился как раз в той стороне. Полицейский только фыркнул в ответ.

Когда инспектор Стуки вышел на улицу, толпа соседей бросилась к нему и в мгновение ока оказалась за его спиной. Примерно в тридцати метрах от подъезда Стуки разглядел стоящее посреди улицы испуганное мохнатое существо с ошейником, от которого по земле тянулся кожаный поводок. В этом ходячем недоразумении инспектор узнал пса синьора Баттистона.

— Я слышал, что на северо-востоке страны было выявлено несколько случаев бешенства среди домашних животных, — вполголоса проговорил кто-то из соседей.

— Наши города захлестнула эпидемия! — вскричала Сандра. — Все владельцы собак обязаны делать своим питомцам прививку от бешенства. К сожалению, многие этим пренебрегают, пытаясь сэкономить несколько евро.

— А где жертва нападения? Где мальчик? — стал оглядываться по сторонам Стуки.

— В школе, — ответила Вероника. — Он пошел исполнять свой долг.

— Антимама! — воскликнул Стуки. — Если на собаке ошейник с поводком, то куда девался синьор Баттистон?

Инспектор бросился бежать, ловко перепрыгнув через светлый меховой комок, и исчез за углом.

Синьор Баттистон лежал рядом с мусорным баком. Скорее всего, старику стало плохо, когда он прогуливался со своей дворняжкой по кличке Арго, направляясь к старинным городским стенам Тревизо. Стуки пощупал пульс: жив! «Крепкий старикан, — подумал инспектор. — В конце концов, альпийский стрелок [2] старой закалки не может умереть в тот момент, когда ведет свою собаку опорожнить кишечник».

— Вызовите скорую! — закричал полицейский, обернувшись к сбившимся в кучу соседям, которые с опаской приближались к месту происшествия.

«Никакой он не бешеный», — подумал Стуки. Пес, по всей вероятности, попытался привлечь внимание школьника. Мальчишка, наверное, отшвырнул его ногой, а Арго, недолго думая, тяпнул хулигана за пятку, это он умел.

— Вспышка бешенства на северо-востоке страны — это не выдумка, — с виноватым видом проговорил один из соседей, в то время как остальные в молчании провожали удивленными взглядами удаляющуюся машину скорой помощи.

Сандра и Вероника взглянули на инспектора как на святого Мартина — героя, которому ничто не может помешать совершать добрые дела.

— Сомневаться в Арго! — с упреком произнес инспектор Стуки. Этот пес в своей жизни и ящерицы не обидел.

Соседи стыдливо потупились. Всем им не раз приходилось видеть синьора Баттистона бредущим вдоль каштановой аллеи по направлению к городским стенам с этим самым псом на поводке.

— А этот ваш мальчик — отъявленный обалдуй, — добавил Стуки.

— Он сын нашей подруги. Бедняжка только что пережила довольно непростой развод, и сейчас у нее огромное множество проблем.

Нашли тему для разговоров — проблемы знакомых. Важны решения, в мире не хватает правильных решений, и весь вопрос в том, где их искать.

— И какие же у нее проблемы?

— Начальник — тиран, бывший муж не платит алименты, сын не хочет учиться и ведет себя отвратительно. В школе мальчика даже оставили на второй год.

— И, выбирая между верным псом и хулиганом, вы предпочли встать на сторону последнего? — сказал Стуки, обвиняющим жестом указывая на обеих сестер.

— Да что вы понимаете в подростках?

— И в жизни разведенных женщин.

«Начинается, — подумал Стуки, — добавьте еще: и в избирательном влиянии гиперопеки на процент неприспособленных к жизни в человеческом обществе индивидуумов». Инспектор даже не захотел слушать перечисление всех причин, по которым Микеланджело, сын подруги сестер из переулка Дотти, так бездарно распоряжался своей жизнью.

— Я быстро перевоспитаю этого вредителя, — сказал Стуки. — Вот пусть только явится из школы.

Микеланджело всегда ходил в школу одной и той же дорогой: до конца переулка Дотти, затем вдоль старинных стен и галопом до классического лицея [3]. Отправляясь утром на работу, инспектор уже несколько раз встречал подростка на своем пути.

Днем, когда ученики возвращались из школы, Микеланджело так и не появился. Стуки подумал, что тот, должно быть, догадался, какую поднял суматоху. Может быть, мальчишка и до школы-то сегодня не дошел, а сейчас где-то бродил по Тревизо, опьяненный радостью оттого, что отправил старого маразматика в преисподнюю, тем самым понизив средний возраст населения города. Старики только искажают статистику.

Стуки решил, что встретится с парнем завтра утром.

Инспектор позвонил в больницу, чтобы узнать, как чувствует себя синьор Баттистон. Ему ответили, что тот в реанимации в кардиологическом отделении.

— Угрозы для жизни нет, — добавил врач.

Конечно, доктор не мог этого знать, но старый вояка придерживался мнения, что жизнь в любой момент находится под угрозой, и поэтому уже давно перестал о чем-либо беспокоиться.

На воротах дома Стуки разглядел приклеенную скотчем записку сестер: «Собака Баттистона у доктора Анабанти. Позаботьтесь о ней».

— Я? — удивился Стуки. — А я-то тут при чем?

К сожалению, в их переулке все немного пользовались добротой инспектора. И на этот раз чувствительное сердце Стуки не позволило ему уклониться от поручения.

 

Инспектор Стуки направился к располагавшемуся неподалеку дому доктора Анабанти. По дороге инспектор стал подыскивать в уме доводы в пользу приобретения собачьего корма — того ужасного месива, приготовленного из остатков инопланетян, павших в неистовых полярных штормах. Соображений на этот счет у Стуки оказалось совсем немного.

Доктор Анабанти был довольно странным типом, и кто знает, подумал Стуки, сумел бы Арго приспособиться к его астральным ритмам и целебным снадобьям или нет. Вряд ли пес синьора Баттистона смог бы оценить по достоинству суп из крапивы или гранулы Arsenicum album от генитального зуда. У инспектора сжалось сердце, когда он представил себе собачку, подозрительно обнюхивающую кость из древесины бузины и печально взирающую на миску с овощным пюре.

Дверной звонок в квартире Анабанти представлял собой длинную веревку, дернув за которую посетитель обнаруживал, как из прорези в двери выезжает табличка: «Дамы и господа! Постарайтесь не беспокоить меня по пустякам». Нужно было потянуть за шнурок еще раз, чтобы преодолеть это препятствие и услышать звон колокольчика где-то в глубине квартиры. Если фитотерапевт был дома, он не спеша подходил к двери и открывал очень неохотно. Стуки уже привык к таким странностям синьора Анабанти.

Из квартиры раздавался звонкий лай Арго, который не показался Стуки таким уж несчастным. Открыв дверь, доктор Анабанти в течение нескольких секунд молча разглядывал инспектора, будто обдумывая диагноз.

— Вы все еще принимаете Silybum marianum? — наконец произнес гомеопат.

— Сейчас гораздо реже.

— Я так и думал! Это весьма заметно по цвету вашей кожи. Ваша печень…

— Моя печень работает нормально! — воскликнул Стуки, выходя из себя.

— Это пока. Но ваш образ жизни приведет вас к тому…

— Арго! Привет, малыш! Как твои дела?

Песик прошмыгнул между ног доктора Анабанти. У Арго были маленькие острые зубки, к белизне которых даже синьор Карузо, стоматолог, живущий по соседству, не смог бы придраться.

— Что мы с ним будем делать? — спросил Стуки, показывая на собачку.

— Что значит «мы»? Я завтра уезжаю в горы на пять дней, поэтому вам придется забрать его к себе.

— Мне?

— Да, вам. Как я смогу заботиться о собаке, если буду в горах?

— Доктор, — умоляюще проговорил Стуки, — вы ставите меня в очень затруднительное положение.

— Вот и отлично! Разделим наши с вами трудности пополам. Мне ведь тоже будет нелегко там, среди горных вершин, с моими-то коленными суставами.

— А зачем же вы тогда туда едете?

— Потому что я люблю горы и считаю, что невозможно понять, как устроен мир, оставаясь на равнине, как это делаете вы и вам подобные, — назидательно проговорил Анабанти и, чтобы закончить дискуссию, поправил ремень на брюках.

 

Инспектор Стуки с семенящим вслед за ним Арго медленно шел по переулку, размышляя, как лучше поступить. Его единственный родственник, продавец ковров дядя Сайрус, не испытывал особой любви к животным, и уже так случилось однажды, что вверенная ему на несколько дней собака сбежала и оказалась в собачьем приюте.

Между тем Арго совсем не было дела до затруднений инспектора: он весело семенил рядом со Стуки, виляя хвостиком.

Полицейский вспомнил, что у сестер из переулка Дотти, Сандры и Вероники, был богатый опыт в плане содержания домашних животных. В разное время у них жили кошки, черепахи, экзотические рыбки и даже индийский черный дрозд. Тем не менее, принимая во внимание качество их мебели, Стуки было трудно представить, чтобы соседки согласились приютить собаку с таким характером, как у Арго. При желании этот милый пушистик мог бы с успехом заменить дробилку для сахарного тростника где-нибудь на плантациях Карибского побережья.

— Арго, мне очень жаль, но я вряд ли смогу оставить тебя у себя. Наверное, мне придется хорошенько тебя упаковать и спрятать под кроватью твоего хозяина в реанимации.

Песик сильнее завилял хвостом. Интересно, что Арго хотел ему этим сказать?

 

Рабочий день инспектора Стуки, наполненный отчетами, телефонными звонками и беседами с агентом Ландрулли, выдался на редкость монотонным и скучным. Но вечер в компании с Арго прошел на удивление приятно. Когда Стуки вывел собаку во двор, из окна выглянули вездесущие Сандра и Вероника. Инспектор постарался проигнорировать их насмешки и колкие замечания. «Аргошка-толстозад» — так прозвали пса зловредные соседки, вероятно завидующие той неожиданной дружбе, которая завязалась между двумя мужчинами, пусть и разных биологических видов.

— Антамама! Дамы, что вы себе позволяете?

— Аргошка-толстозад! Аргошка-толстозад! — продолжали издеваться сестры.

— Он останется у меня до тех пор, пока не вернется синьор Баттистон, — уточнил полицейский, возмущенный этими эпитетами в адрес существа, которое смотрело на него обожающим взглядом.

— С вами? И чем вы будете его кормить? Крекерами?

Вот вредины!

— Я куплю мясо.

— О-о-о! Нежное филе для Аргошки-толстозада.

Вредные, злые и ревнивые.

29 октября
пятница

Инспектор Стуки поджидал Микеланджело на углу переулка. Он посмотрел на часы: парень должен был появиться с минуты на минуту.

Микеланджело тащился, низко опустив голову, тяжелый рюкзак висел у него на одном плече. Стуки внимательнее пригляделся к подростку: довольно высокий, вид угрюмый, но лицо чистое, без прыщей и других проблем с кожей. Такой точно все держит в себе, вооружившись гормонами, как ручными гранатами. Штаны свободные и мешковатые, шнурки на кроссовках развязаны. Микеланджело не смотрел по сторонам и казался ужасно рассеянным. Стуки подумал, что вчера он мог просто случайно столкнуться с известным ворчуном Баттистоном, и из-за этого произошла ссора.

— Эй, молодежь!

Микеланджело прошел мимо, не удостоив инспектора даже взглядом.

— Молодой человек, — еще раз позвал инспектор, шагая рядом с мальчиком и положив руку ему на плечо.

— Руки прочь, а то мало не покажется! — крикнул подросток.

Слегка озадаченный Стуки не смог сдержать смех.

— И что ты мне сделаешь?

— Покалечу.

— Чем?

— Голыми руками.

— Какими? Этими? С твоими-то мускулами?

— Предупреждаю: я занимаюсь тай-чи.

— Неужели? И как долго?

— Целый месяц.

— Да ты что! И тебя уже научили калечить людей?

Микеланджело резко остановился и спросил:

— Вы тот полицейский, который живет в начале переулка Дотти?

— Инспектор Стуки.

— Между прочим, старик уже был без сознания, когда я там проходил. А эта псина на меня зарычала.

— И ты оставил пожилого человека лежать на земле, не оказав ему помощь?

— Тогда бы я точно опоздал в школу. И потом, у меня разрядился мобильник.

Стуки внимательно посмотрел на мальчишку. Микеланджело ответил ему решительным взглядом. «Бедные учителя, — подумал Стуки, — одного такого на класс вполне достаточно».

— Ну конечно, ты ведь никогда не опаздываешь в школу, да?

— Естественно.

— И старик, в конце концов, мог бы жить поосторожней, тогда бы у него и проблем было меньше, так?

— Вы просто читаете мои мысли.

— Слушай, Микеланджело, когда синьор Баттистон придет в себя, я с ним обязательно побеседую. И если окажется, что это ты виноват в случившемся, мало не покажется тебе. Я понятно изъясняюсь? Ты можешь быть хоть чемпионом мира по тай-чи, тайскому боксу или кунг-фу с острова Борнео, но я тебя все равно достану. Понимаешь, о чем я?

— Вы ошибаетесь, — коротко ответил мальчишка и отвернулся, как бы говоря, что разговор окончен. Стуки позволил Микеланджело уйти, иначе тот действительно рисковал заявиться в школу после звонка. Инспектор тоже терпеть не мог тех, кто опаздывал.

 

В полицейском управлении царила невероятная суматоха. На улице мимо инспектора Стуки промчалось несколько полицейских машин с включенными сиренами.

— Что происходит? — спросил Стуки дежурного.

— Ничего особенного, — ответил дежуривший полицейский. — Один выживший из ума старик угрожает поджечь дом престарелых. Под зданием обнаружили утечку дизельного топлива из подземных труб. Капля за каплей, причем течет уже неизвестно сколько. Когда старик об этом узнал, он каким-то образом сумел незаметно для всех вырыть во дворе яму, напихал туда своих пижам и сейчас угрожает поджечь все зажигалкой. Дед хочет вернуться к себе домой. По-моему, ничего он не подожжет. Вы как думаете, инспектор?

— Если вытекла целая лужа горючего, некоторый риск есть, — ответил Стуки.

— Тогда сегодня на ужин в доме престарелых будет фламбе, — сострил дежурный.

— Ландрулли тоже с ними?

— Нет, из наших только Спрейфико и Белладонна. Ландрулли на своем рабочем месте.

У себя в кабинете инспектор Стуки уселся в любимое кресло на колесиках. Честно говоря, кресло было совсем старое и невероятно скрипучее, но теперь не те времена, чтобы привередничать. Стуки немного поездил в кресле по комнате. Что-то такое витало в воздухе, инспектор это чувствовал. Он снова вспомнил о Микеланджело. Что могло сделать мальчика таким колючим? А как насчет него самого, инспектора Стуки? Каким подростком он был? Довольно проблемным, если быть откровенным.

«Интересно, каким в подростковом возрасте был Ландрулли?» — подумал Стуки, исподтишка наблюдая за подчиненным, который с невозмутимым видом листал сводку новостей.

— Нашел что-то стоящее?

— Одна ясновидящая предсказывает сильное наводнение, — ответил Ландрулли, склонившись над страницей местной хроники. Полицейский агент зачитал инспектору Стуки несколько строк из газетной статьи: журналист комментировал заявления вещуньи с осторожным скепсисом.

— Ну вот, — проворчал Стуки, — уже и гадалки рвутся в метеорологи. Ландрулли, когда именно на нас обрушится стихия?

— В ближайшие дни, инспектор.

— А что, если это будет новый Всемирный потоп? Грехов-то у всех нас, сам понимаешь… Кстати, Ландрулли, ты умеешь плавать?

— Умею, и довольно неплохо.

— На спине тоже?

Их болтовню прервал телефонный звонок.

— Спрейфико дал себя поджечь, как последний дурак! — прокричал в трубку взволнованный агент Белладонна.

Инспектор Стуки вскочил с кресла.

— Это невозможно! Спрейфико сделан из асбеста, он огнеупорный.

— Ничего подобного! Он схватил старика за руку в ту самую секунду, когда тот поджигал пижаму, пропитанную горючим. Они оба поджарились, как два початка кукурузы.

— Белладонна! Если это шутка…

Но Стуки знал, что агент Белладонна отличался патологической серьезностью и никогда не позволял себе шутить, особенно на работе. Чтобы вернуться домой, старик привел в исполнение свои угрозы, и лужайка перед домом престарелых превратилась в горящую саванну. Со Спрейфико в роли жареного дикобраза.

— В каком состоянии находится агент Спрейфико?

— У него ожог правой руки, части правого плеча и подбородка с правой стороны. Борода с той стороны тоже сгорела.

Спрейфико без его фирменной бородки? Зрелище не для слабонервных!

Стуки подумал о синьоре Баттистоне, который попал в реанимацию из-за сердечного приступа, о сумасшедшем старике из дома престарелых и об ожогах агента Спрейфико. Местным врачам в ближайшее время будет чем заняться.

 

Во время обеденного перерыва инспектор Стуки вернулся домой, чтобы покормить и выгулять своего нового подопечного. Из больницы не было никаких новостей. Синьор Баттистон по-прежнему находился в реанимации. Это все, что ему смогли сообщить.

— Вы ведь ему не родственник?

— Нет, у синьора Баттистона нет родных.

— Вот именно.

— Что — вот именно?

Впрочем, самое главное, что синьор Баттистон был жив, и врачи обещали поставить его на ноги. Так что скоро соседи опять увидят старика на прогулке со своим четвероногим другом.

Стуки посмотрел на Арго, задорно грызущего сухой собачий корм, сделанный, судя по цене, не иначе как из ламантина. Или, на худой конец, из северного оленя. Такая гадость, намешано неизвестно что. Инспектор ощутил легкие угрызения совести и протянул псу кусочек сыра Азиаго. Арго улыбнулся. Антимама! Собака, которая умеет улыбаться! Всеми семьюдесятью двумя зубами, как голливудские актеры в ретрофильмах.

«А он знай себе улыбается», — подумал Стуки и снова вспомнил про синьора Баттистона. А вдруг… В конце концов, с нашим-то здравоохранением… Ведь может произойти все что угодно: врачебная ошибка, нежелательные побочные эффекты лекарственных препаратов или просто такая судьба. Тогда Стуки придется — с большим сожалением, конечно — оставить пса себе.

Стуки пристегнул поводок и повел собаку к городским стенам.

В таком случае, у него просто не останется другого выбора. И ему наплевать, что об этом скажут сестры из переулка Дотти.

Антимама…

30 октября
суббота

Старый вояка Баттистон выздоравливал. Инспектор посчитал своим долгом навестить соседа в больнице, а заодно и своими глазами увидеть, есть ли у него шанс стать хозяином Арго.

Просьбу инспектора Стуки перемолвиться парой слов с синьором Баттистоном врачи приняли без энтузиазма. В конечном счете они дали полицейскому несколько минут при условии, что пациент будет отвечать лишь отдельными словами. Такой уговор был для Стуки вполне приемлем: ему было достаточно даже кивка головы, чтобы понять, был ли Микеланджело причастен к несчастному случаю или нет. И пусть только окажется, что виной всему — соседский мальчишка, тогда уж Стуки ему задаст! Никакая мама не поможет, как и заступничество соседок, потому что молодежь необходимо воспитывать, прежде чем выпускать на улицу без намордника.

На все вопросы Стуки синьор Баттистон издавал только слабый хрип, который по звучанию отдаленно напоминал слово «собака».

Антимама.

— С вашей собакой все в порядке, — заверил старика Стуки.

Сосед вздохнул, взгляд его увлажнился.

— Она сейчас у меня. Не волнуйтесь, я не забываю с ней гулять, — добавил полицейский. — Ваш пес в отличной форме.

По щеке старого альпийского стрелка покатилась скупая мужская слеза.

— Скажите, в том, что с вами произошло, виноват Микеланджело?

Синьор Баттистон отрицательно замотал головой.

— Вы уверены?

На этот раз пациент энергично закивал.

На выходе из больницы инспектора Стуки ожидал Ландрулли с коробкой шоколадных конфет для пострадавшего Спрейфико. Он и Баттистон — двое потерпевших, не сдающихся под натиском жизненных бурь. Если задуматься, это весьма важное качество в наши дни. Полицейские зашагали по лабиринту коридоров, следуя указателям и забредя сначала в какую-то кладовую, а потом приехав на лифте не на тот этаж. В конце концов в одной из палат они обнаружили сидящего на кровати Спрейфико с забинтованной рукой и половиной бороды, отчего его лицо выглядело незавершенным, будто фраза без глагола.

— У меня боевое ранение, инспектор.

— Ты сильно обжегся?

— Это потому, что я такой волосатый, а от волос на теле загорелась и рубашка.

— Тебя же скоро выпишут? Дня два-три полежишь, подлечишься… Так?

— Ко мне приходил комиссар Леонарди, он сказал, что я не должен ни о чем беспокоиться. Меня заменит агент Сперелли.

— Сперелли? — опешил Стуки. — Но в этом нет никакой необходимости!

Агент Ландрулли безмятежно взирал на инспектора Стуки.

— Если вдруг вам понадобится помощь, на это есть Сперелли.

Антимама.

«Этот Сперелли проводит больше времени в спортзале, чем на работе. Тоже мне, король бодибилдинга. У него же бицепсы вместо мозгов, — подумал Стуки. — Чем он может мне помочь? Разве что поделиться информацией, как накачать брюшной пресс».

Глаза у агента Спрейфико заблестели: очень уж его веселило замешательство начальника.

— Бог знает когда меня еще отсюда выпишут, инспектор, — подлил он масла в огонь.

— Да ты ведь не так сильно и обжегся. Подпалил несколько волосков на руке, только и всего. Неделя, дней десять максимум, и ты снова сможешь приступить к работе. Я тебя подожду, Спрейфико.

— А если в это время произойдет какое-нибудь убийство? Все-таки, инспектор, я думаю, что агент Сперелли может вам понадобиться.

— Да не будет у нас никакого убийства за десять дней, — проворчал Стуки.

 

Приглашения на ужин от сестер из переулка Дотти инспектор Стуки получал довольно регулярно. Тем не менее на этот раз оно застало полицейского врасплох. Никакого особого повода, как сказали ему Сандра и Вероника, так, одна малюсенькая просьба, небольшая проблема, к решению которой нужно подойти со всей деликатностью. Соседки настаивали на том, что это дело можно обсуждать только сидя за столом, не на пустой желудок, конечно же, и желательно выпив по капельке хорошего вина.

По такому случаю инспектор купил две бутылки: одну — красного, другую — белого, потому что вкусы у сестер на этот счет не совпадали.

Стуки бросил взгляд на изысканно накрытый стол. Даже слишком, подумал инспектор: вышитые салфетки ручной работы, букет тепличной сирени в дорогой керамической вазе, оригинальная солонка и прочие безделушки, найденные на антикварных рынках.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — спросил Стуки еще до того, как передал соседкам вино.

— Сперва вымойте руки! Кто знает, к каким только трупам вы сегодня прикасались! — ответила Сандра.

Вероника, не проронив ни слова, внимательно наблюдала за инспектором, будто просвечивая его рентгеном в поисках глубоко спрятанных эмоций и размышлений. Женщина поджала губы и прищурилась, анализируя полученную информацию. Казалось, она обладала способностью одной силой мысли определять даже уровень холестерина в крови, а также состояние атланта, первого шейного позвонка, и находящегося с ним рядом эпистрофея.

Стуки уселся за стол и вдруг понял, что предметом разговора и последующей просьбы будет соседский мальчишка. Об этом свидетельствовали величие ростбифа и инженерная точность, с какой на белоснежной скатерти были размещены столовые приборы.

«Ну естественно, — подумал Стуки, — что же еще можно обсуждать в эти дни?»

Не говорить же о старом Баттистоне, которого сестры в его возрасте в упор не замечали. И, конечно же, не о его верном четвероногом друге, которого соседки несправедливо обвинили в распространении бешенства.

— Шесть или семь ломтиков, инспектор? Добавить вам соуса? — роль гостеприимной хозяйки пришлась Сандре весьма по душе.

Стуки открыл бутылку каберне.

— Вы хотите поговорить со мной о Микеланджело?

— Мальчику нужна поддержка, — вздохнула Сандра, накладывая гостю запеченую в духовке картошку и луковый гратен.

— Ему нужен опытный наставник, — добавила Вероника.

— В то утро, когда эта развалина Баттистон попал в больницу, бедный мальчик сильно перенервничал.

— Бедненький, — съязвил Стуки.

— Так и есть! И потом, повсюду эти старики, требующие к себе слишком много внимания. Не может же весь мир остановиться, только чтобы ублажать тех, кто и так уже одной ногой в могиле. Дорогу молодым, им принадлежит будущее!

— Значит, вы утверждаете, что этот хулиган перенервничал?

— В среду, за день до происшествия, у ребенка случился конфликт с учительницей. Этот вопрос даже обсуждался в школе на педсовете.

— Какой кошмар! Я уже должен прослезиться?

Сестры сделали вид, что не заметили сарказма.

— А вчера днем маме Микеланджело сообщили, что мальчика отстраняют от занятий. На четырнадцать дней, начиная со следующего вторника.

— Антимама! Что такого он натворил? Изнасиловал школьную доску?

— Он назвал учительницу…

— Как?

— …старой шлюхой.

— Настоящий джентльмен, как я посмотрю.

Стуки сидел за столом, скрестив руки на груди.

— Расслабьтесь, инспектор, вам нет необходимости защищаться, — сладко промолвила Сандра.

Стуки действительно чувствовал себя немного напряженно. Ведь можно бы было вежливо улыбнуться, непринужденно разрезая ростбиф, и, спокойно и отчетливо выговаривая каждое слово, сказать: «Я тоже считаю, что мальчику необходим наставник или старший товарищ, который мог бы служить ему примером для подражания. Сам я, к сожалению, не могу вам в этом помочь по причине большой занятости на работе».

Скрещенные на груди руки, миг затуманенных мыслей, задумчивый взгляд — все это указывало на то, что судьба Микеланджело неизвестно по какой причине была Стуки небезразлична. Сестры мастерски уловили его настроение.

— Совершенно не обязательно проводить с ним каждый день, — начала Сандра.

— Хватит двух, максимум трех раз в неделю, — вступила в атаку Вероника.

— Вы бы могли, допустим, когда-нибудь взять мальчика с собой на работу.

— Будто бы это такая школьная практика. Например, научить парня снимать отпечатки пальцев.

— Или можно посадить Микеланджело за коммутатор, чтобы он принимал телефонные звонки от граждан. Ведь это принесет двойную пользу!

— Вы сейчас серьезно?

— Абсолютно! Это значительно улучшит качество обслуживания населения, не обременяя при этом налогоплательщиков.

— Интересное решение проблемы.

Соседки молча наблюдали за Стуки. За многие годы сестры довольно хорошо его изучили. Этот на первый взгляд брутальный полицейский имел сердце мягкое и отзывчивое, которое всегда откликалось на зов о помощи. Естественно, нужно было умело бросить ему вызов, ловко заманив туда, где Стуки разглядел бы проблему для решения и ощутил блеск славы. А еще на руку сыграет возможность обнаружить следы подлинной человеческой ДНК и, конечно же, превосходный пирог с ревенем и грецкими орехами в качестве награды.

На втором куске пирога инспектор стал выказывать признаки согласия.

— На самом деле, такая возможность есть, — сказал Стуки. — Я позвоню директору школы и предложу ему совместить временное исключение Микеланджело из школы с общественно-полезной работой в полицейском участке. Сейчас мне пришло на ум, что в результате внештатной ситуации у нашего нового агента Сперелли, возможно, будет немного свободного времени. Пока он сам будет включаться в работу, сможет вовлечь в нее и подростка. Вместе они могут разбирать бумаги, составлять картотеку, классифицировать…

— Вы еще скажите «вытирать пыль», — произнесла Сандра с легкой ироничной улыбкой на губах. — Будьте серьезнее, инспектор!

— Помогите нам разорвать цепь несчастий! — воскликнули сестры в унисон.

Тема была для Стуки довольно чувствительной. Наверное, даже слишком. Сестры из переулка Дотти знали его как свои пять пальцев.

 

31 октября
воскресенье

Дождь лил, не переставая. Не обычный, моросящий, на который никто не обращает внимания. Эта падающая с неба вода, казалось, пропитала собой все вокруг с вездесущностью налогового инспектора. Дождь барабанил по крышам и мостовым, заливал асфальтированные автомобильные стоянки и забитые мусором канализационные люки. Вода стекала по берегам рек, о которых уже давно никто не заботился, и наполняла каналы, обслуживание которых в наши дни обходится слишком дорого. «Да поможет нам Бог!» — с такими словами в церквях большей части региона Венето священники все чаще стали обращаться к своим прихожанам.

Инспектор Стуки нашел зонтик, притаившийся на верхней полке шкафа в прихожей. Старый, со сломанной спицей, из-за которой вода с одной стороны лилась водопадом. Стуки постоянно забывал его починить или выбросить. У инспектора не было никакой особой причины хранить эту вещь, он просто к ней привык.

Микеланджело жил за рыночной площадью. Они с мамой занимали небольшую часть дома, выходившего на тихую и неприметную улицу неподалеку от ворот Фра Джокондо. Был почти полдень, когда Стуки позвонил в домофон. В ответ он услышал адский грохот рок-музыки и через несколько секунд — голос подростка, объявившего, что никого нет дома.

— Тогда и меня у твоей двери нет, — ответил ему инспектор. — Так что если тебя нет дома, ты спокойно можешь мне открыть, потому что я, которого здесь тоже нет, не войду.

Еще немного подумав, Микеланджело все-таки решил открыть полицейскому. Он появился перед Стуки в шортах и майке и вопросительно посмотрел на инспектора.

— Я позвонил директору школы и взял тебя на поруки. Имей в виду, ты под строжайшим наблюдением.

— Директор не отвечает на телефонные звонки в воскресенье.

— Нам все отвечают. Завтра ровно в пятнадцать ноль-ноль я жду тебя в полицейском участке.

— Но завтра же праздничный День Всех Святых, выходной.

— У полиции не бывает выходных, да и ты не святой.

Мальчишка, похоже, не особо удивился такой новости. Сестры из переулка Дотти, конечно же, сразу доложили матери Микеланджело об их договоренности со Стуки, а та все передала сыну.

— Я не виноват, — сказал Микеланджело.

— В чем?

— В том, в чем меня обвиняют.

— Ты считаешь, что невиновность — это преимущество?

Парнишка с любопытством взглянул на инспектора.

— Хотя, если честно, я не так уж невиновен.

— Что ты такого натворил? Не травку же продавал?

Микеланджело фыркнул:

— Травка для слабаков. Я такого не одобряю.

— А что тогда?

— Подворовывал, так, по мелочи, — ответил мальчишка с пренебрежением, которая возмутила инспектора.

— То есть ты всего-навсего мелкий воришка?

— Ничего подобного! Я — дестабилизатор!

— Антимама! Это еще что такое?

Микеланджело ухмыльнулся. Да, он воровал, но это не имело никакого отношения к посягательству на частную собственность, желанию обладать вещами или присвоением себе чужого. Все это в наши дни среди молодежи цветет пышным цветом. Нет, у Микеланджело была особая миссия: лишать обыденность ее нормальности.

— Чудесно! Но с какой целью?

— Чтобы управлять человеческой тревожностью, зачем же еще?

Парень уносил с собой мелкие предметы и разные бытовые мелочи: шурупы и болты, садовые флюгеры, почтовые ящики и дверные номера. Он ловко проникал в неохраняемые дворы, чтобы стащить пару очков, оставленных на скамейке, открытую книгу или зарядное устройство для сотового телефона. Предметы, не обладающие особой экономической ценностью, но отсутствие которых не остается незамеченным: «Дорогая, ты не знаешь, куда я подевал свои очки? — Понятия не имею. — Странно, мне казалось, что я оставил их в саду…»

— А это дело моих рук! — восторженно говорил Микеланджело. — Я внедряюсь в ткань бытия и вытягиваю из нее одно волокно за другим.

— Волокно реальности! Антимама, как интересно!

— Я хочу железно убедить всех нормальных, что кто-то в состоянии пересекать их пространство и может воздействовать на них, когда и как ему этого захочется.

— Гениально! — воскликнул Стуки. — Так жертвы твоих краж будут представлять себе невидимые порталы…

— Да, именно!

— Ночных крылатых существ и разные другие фантазии. Сущностей, прибывающих из далеких миров, действующих на земные пространство и время, чтобы поколебать нашу уверенность, а с ними и наш мир.

— Молодец, центурион, соображаешь!

«Я тебе покажу „центуриона“», — подумал инспектор.

— Чушь собачья! — уверенно заявил Стуки.

Но все то, о чем рассказывал Микеланджело, заставило полицейского призадуматься.

— После второй пропажи люди начинают думать, что это дело рук дьявола или шутки инопланетян, — продолжал развивать свою мысль школьник. — И будут жить в тревоге.

— Из-за мысли о дьяволе?

— В том числе.

— Почему бы им не подумать на такого идиота, как ты?

— Слишком сложно. Люди предпочитают дьявола. Так им подсказывает интуиция. Если некий предмет тебе нравился или облегчал жизнь, значит, тот, кто у тебя его отнял, действует на стороне зла. Все очень просто.

— То есть ты провоцируешь у людей страх перед дьявольщиной.

— Плевать я хотел на дьявола! Я дестабилизирую человеческий разум.

— Вот это поворот! Таким образом, — добавил инспектор, — те десятки обращений граждан, которые наводнили полицейское управление за последний год, — твоя работа?

— Моя и таких, как я. Нас много, да будет вам известно.

«Да, таких же чокнутых, — подумал Стуки. — Если, конечно, все, что ты здесь наплел, — правда».

— Завтра жду тебя на работе, — сказал полицейский, завершая дискуссию.

 

Арго ожидал инспектора, сидя на коврике. Увидев Стуки, пес радостно заулыбался.

«Кто знает, едят ли собаки мясо лосося?» — подумал полицейский, открывая баночку собачьих консервов. Он все еще не доверял собачьему сухому корму. Консервы для собак тоже не внушали Стуки особого доверия: ему даже не хотелось думать о том, что могло быть намешано в этих одинаковых кусочках, приправленных морковкой и горошком из непроданных упаковок с просроченными замороженными овощами.

Арго до отвала наелся лосося, как какой-нибудь норвежский медведь.

 

1 ноября
понедельник

Инспектор Стуки вышел из дома, ведя на поводке собаку синьора Баттистона. Двое под потрепанным зонтом со сломанной спицей. Арго не имел ничего против того, чтобы полицейский отвел его в участок. Там он надеялся обнюхать все углы, покрытые криминальной пылью, и, может быть, даже обнаружить следы преступников. Стуки понимал, что это не самое подходящее место для собаки, но другого выхода у него не было. Он и так делал все что мог и в этой ситуации решил чередовать: один день Арго остается дома, в другой Стуки берет его с собой на работу.

Инспектор устроил пса в своем кабинете. Ландрулли бросил на Арго рассеянный взгляд, продолжая листать газету. Полицейский агент всегда с удовольствием читал местную хронику: ему нравилось быть в курсе всех городских новостей. Самые увлекательные из них Ландрулли потом вслух зачитывал коллегам.

У инспектора Стуки намечался не самый приятный день. Вместе с агентом Сперелли ему предстояло патрулировать территорию вокруг выезда с автомагистрали, в то время как дождь продолжал лить как из ведра.

— Агент Сперелли по вашему приказанию прибыл.

— По какому моему приказанию? — спросил Стуки, разглядывая полицейского.

Сперелли был на десять сантиметров ниже Ландрулли и имел бицепсы размером с тыкву.

— Это я к тому, инспектор, что я готов выполнять ваши распоряжения.

— Что-то я в этом сомневаюсь, — проворчал про себя Стуки.

Агент Сперелли служил в полицейском управлении Тревизо уже почти год. О нем отзывались как о весьма решительном парне и как о полицейском современных взглядов. Ничего общего с поколением, которое привыкло взвешивать все за и против и приводить к общему знаменателю законность и человечность: два понятия, которые совсем не обязательно противопоставлять друг другу. Сперелли отличался атлетическим телосложением и стремительностью в движениях; другими словами, он очень подходил к работе в системе безопасности, особенно с нелегальными мигрантами.

— На сегодня нет ничего интересного, — сказал Стуки. — Мы будем кататься на патрульной машине.

Сперелли водил автомобиль умело, лучше агента Ландрулли, имевшего за рулем вид не умеющего переходить дорогу маленького мальчика, которого оставили одного у пешеходного перехода. Стуки краем глаза наблюдал за своим напарником, делая вид, что контролирует выезд со скоростной магистрали. Он бросил рассеянный взгляд на разросшиеся вокруг магазины и торговые центры.

— Это не-места, — невозмутимо проговорил агент Сперелли.

— Что? — повернулся к нему Стуки.

— Искусственно созданные сооружения, которые через некоторое время потеряют свою значимость.

«Не-места», «потеряют значимость» — все это звучало довольно странно в устах атлетически сложенного агента Сперелли. «Так значит, этот клоун-силач, прежде чем начать со мной работать, поспрашивал у коллег, о чем можно и о чем нельзя говорить „с этим чудаковатым инспектором“», — подумал Стуки, развесилившись. Действительно, у Сперелли были такие стальные мускулы, что ему ничего не стоило сказать: «Какие классные все эти супермаркеты, и плевать я хотел на тех, кому они не нравятся», давая таким образом понять, что, когда у тебя достаточно мышечной массы, тебе может нравиться все что угодно и ты никому ничего не должен объяснять. Ведь только одним ударом кулака полицейский агент мог бы вогнать Стуки в землю сантиметров на двадцать. Но нет! Вместо этого Сперелли пытался рассуждать о не-местах.

Антимама! Безусловно, в том, чтобы именовать торговые центры в честь художников или давать им названия цветов, должна быть некая доля садизма. Видимо, для привлечения мотыльков-покупателей. Или, может быть, потребители думают, что мастера живописи на том свете радуются, видя себя в окружении моющих средств и томатного соуса?

Впрочем, подумал Стуки, эти рассуждения совершенно бесполезны. Кому какое дело до названия супермаркета?

— Инспектор, заедем на автомойку? Машина вся в грязи.

— Подожди-ка, который сейчас час?

— Почти три.

— Я сам этим займусь, Сперелли. Возвращаемся на базу.

 

— Микеланджело, во сколько мы должны были встретиться?

— В три.

— И сколько сейчас на твоих часах?

— А у меня их нет.

— На моих уже пятнадцать минут четвертого.

— Может быть.

— Послушай, парень, давай поступим следующим образом. Ты сохранишь у себя в мобильнике мой номер телефона и в те дни, когда мы должны встречаться, будешь звонить мне ровно в семь тридцать утра и повторять: я должен быть сегодня в полицейском участке в такое-то время. Договорились?

— Если вы настаиваете.

— Давай быстро, я тебя жду. Сегодня мы будет мыть полицейские машины. Это чрезвычайно важная работа.

— Чистить коповозки? — обрадовался Микеланджело. — Я мигом!

Стуки думал насолить этим мальчишке, но получилось наоборот: поручение явно пришлось ему по вкусу.

Инспектор Стуки спросил агента Пасетти, не сможет ли он присмотреть за подростком. К примеру, они с Микеланджело могли бы вместе провести тест-драйв автомобиля, который полицейские оставили на автомойке для проверки. Агент Пасетти считался в округе величайшим механиком всех времен. Кончики его пальцев были чувствительнее, чем у ювелира, а машины, к которым он прикасался, превращались в настоящие сокровища. «С Пасетти ты летаешь», — так говорили между собой полицейские. Само собой, не слишком быстро, зато безопасно.

Стуки проводил Микеланджело на автомойку, которая обслуживала полицейские машины. Механики поначалу были против: не положено. Стуки им ответил, что они совершенно правы, но, может быть, только на этот раз у них найдется какая-нибудь машина, которая нуждается в воде и мыле.

Микеланджело оказался довольно прилежным. Он тщательно надраил полицейский автомобиль и, будто этого не достаточно, дотошно описал Стуки все дефекты машины, многое повидавшей на своем веку и изрядно изношенной, со множеством царапин, указывающих на невнимательность или усталость, и каких-то насекомых в зазорах радиатора, которые напоминали о патрулированиях за городом.

Инспектор Стуки помрачнел: у мальчишки обнаружился неожиданный потенциал.

— Хорошо, Микеланджело, на сегодня все. Увидимся в среду, ровно в восемь часов.

— Почему не завтра?

— Завтра мы заняты.

— Чем?

— Исполнением своего профессионального долга.

— Какого?

— Арестовывать преступников, составлять рапорты, не бросать на ветер деньги граждан и вызывать в них чувство защищенности.

— И все это в каком порядке?

Невыносимо!

 

Стуки счел себя обязанным рассказать сестрам из переулка Дотти о своем первом дне с Микеланджело. Инспектор решил сделать ответное приглашение на ужин и, что было бы неплохо, приготовить какое-нибудь блюдо иранской кухни. Конечно, не без помощи дяди Сайруса, которого Стуки попросил освежить его память в плане рецепта. Он пошел в ковровую лавку дяди Сайруса и нашел старика, как и всегда, сидящим на кипе ковров. Дядя был одет в праздничные одежды.

— Если мне суждено умереть сегодня, — сказал старый иранец, — я хочу, чтобы смерть застала меня в одежде моей родины. Любой другой наряд был бы неуместен.

— Но, дядя, тебе ведь не обязательно умирать именно сегодня и именно здесь.

— Я предпочел бы умереть в моей лавке.

— Почему?

— Здесь я счастлив. А умереть счастливым — это большое дело.

— Без сомнения. Кстати, дядя, мне нужен рецепт одного иранского блюда. Такого, чтобы произвело впечатление.

Сайрус предложил племяннику приготовить горме-сабзи из риса, говядины, фасоли и огромного количества трав, которые дяде присылали из Ирана. Стуки мысленно рассчитал необходимое на это время: часа два, а может быть, и три. Ничего не поделаешь: приготовление блюд иранской кухни требует много времени. Сложно, но он должен успеть. Между тем дядя Сайрус рассказывал Стуки, как в Иране готовят горме-сабзи: рис промывают, чтобы удалить часть крахмала, и медленно доводят до гото