Ken Wilber

The Religion of Tomorrow

Серия «Кен Уилбер. Избранные труды»

Кен Уилбер

Религия будущего

Москва
«Манн, Иванов и Фербер»
2023

Информация
от издательства

Научный редактор Александр Нариньяни

Издано с разрешения Shambhala Publications, Inc. и LLC c/o Alexander Korzhenevski

Уилбер, Кен

Религия будущего. Всеобъемлющий потенциал великих традиций духовной муд­рости / Кен Уилбер ; пер. с англ. Е. Пустошкина ; науч. ред. А. Нариньяни. — Москва : Манн, Иванов и Фербер, 2023. — (Кен Уилбер. Избранные труды).

ISBN 978-5-00195-845-1

Кен Уилбер — один из самых известных философов современности, теоретик интегрального подхода, в котором безупречно объединены интерпретации мистицизма и науки, бизнеса и искусства, философии и психологии.

В этой книге он рассматривает один из возможных вариантов религии ближайшего будущего. Кен Уилбер предлагает интегральную метатеорию, которая позволит преодолеть предрассудки и насилие современных культур, а также откроет путь к подлинной Цельности — постплюралистическим, постпостмодерновым стадиям развития. Его интегральная парадигма — это тот набор практик, который необходим для осмысления Вселенной и духовной трансформации.

Присоединяйтесь к совместному путешествию по захватывающей природе Бытия с одним из наиболее значимых современных философов.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Оглавление

 

Кен Уилбер — национальное достояние. Больше никто не работает над интеграцией литературы по мудрости Востока и Запада с такими глубиной и широтой ума и сердца, как это делает он.

Роберт Киган, исследователь психологии развития, профессор Гарвардского университета, соавтор книг «Культура для каждого», «Неприятие перемен» и «Семь преобразующих языков»

Когда мысль Кена Уилбера проходит через твой ум, вдруг становится зримой дверь к следующему, более высокому уровню. Любому, кто находится в поисках того, как можно обновить традицию мудрости своей линии преемственности, нужны начертанные им карты реальности и сознания. Каббала будущего будет опираться на работу Кена.

Ребе Залман Шахтер-Шаломи

Кен Уилбер — это величайший философ наших дней, являющийся и критиком, и другом подлинной религии; истинный постсовременный Фома Аквинский.

Отец Ричард Рор, основатель Центра действия и созерцания

Религия будущего, согласно Кену Уилберу, будет не какой-то одной отдельной религией, а всеми религиями вообще, направляющими своих сторонников к единству с предельной реальностью. Эта книга представляет собой всеобъемлющий синтез всех элементов, из которых состоит человеческое развитие, от Большого взрыва и до полной траектории материальной и биологической эволюции. Недавние открытия науки, особенно в сферах психологии развития и исторического критицизма, а также в сфере мистического опыта, позволили ему соединить воедино современную науку, мудрость мировых религий и интегральное изложение условий человеческой жизни со всем их потенциалом. Бесконечные сложные перипетии эволюционного процесса уступают дорогу возвышенной простоте, которая кульминирует в духовной и интегральной эволюции человеческой личности в направлении единства с Тем, Что Есть.

Отец Томас Китинг, католический священник, монах-траппист, сторонник межрелигиозного диалога, один из разработчиков метода центрирующей молитвы

Благодарности

Если вы сейчас открыли эту страницу, то чудо свершилось и книга «Религия будущего» успешно издана на русском языке.

Все вместе мы смогли всего за 33 дня собрать внушительную сумму — 1 400 000 рублей — в поддержку издания книги.

Отсканировав QR-код и перейдя по ссылке, вы сможете увидеть имена всех тех, кто принял участие в сборе, и узнать подробности того, как это было.

https://vibration.global/wilber

Наши друзья, которым мы выражаем отдельную благодарность за особо значимый вклад в издание книги:

Антон Блинов

Андрей Тощаков

Раушан и Алмас

С. Ю.

Марк Кукушкин

Дамир Вирштейн

От всего сердца благодарим вас и желаем вам раскрытия ваших глубочайших потенциалов.

Группа интегральной инициативы

(Артём Ахметов, Александр Малахов, Антон Апарин, Александр Нариньяни, Татьяна Парфёнова и Евгений Пустошкин)

Введение

Настоящая книга посвящена рассмотрению одного из возможных вариантов религии ближайшего будущего. Выраженные здесь идеи применимы ко всем великим традициям. Я на самом деле убежден, что они в какой-то момент, скорее всего, включат многие из описанных здесь элементов в свои фундаментальные учения. Это произойдет просто потому, что силы, ведущие к такому исходу, необычайно многообразны и масштабны. Справедливости ради отмечу: по осмыслении они и вправду весьма убедительны.

Однако в рамках текущего изложения я выбрал одну религию, а именно буддизм, в качестве конкретной иллюстрации. Это вызвано необходимостью приводить конкретные, реальные примеры, связанные с непосредственной территорией. Такой подход требует обращения к существующей религии в качестве образца. Я никоим образом не утверждаю, будто буддизм в чем-то превосходит другие вероучения или это более продвинутая традиция, оказывающаяся более открытой к восприятию предлагаемых здесь идей. На самом деле уже есть, например, около дюжины книг, использующих тот же подход, с которым я буду знакомить читателя, для конструирования аналогичного «футуристического образа» христианства. Так что я не исхожу из предрасположенности к какой-то конкретной религии. Я убежден, что все великие традиции можно использовать как образцы, и вариации многих из них (включая христианство, ислам, индуизм, иудаизм, равно как и буддизм) уже представлены в литературе и опираются на те же основные положения, которые изложены и в настоящей книге применительно к конкретным примерам. Для каждой религии в итоге сформировался вариант, который видится мне более всевключающим, полным и всеобъемлющим. Это не говоря уже о том, что получившиеся варианты гораздо легче можно совместить с современными и постсовременными прозрениями, включая открытия фундаментальной науки, и при этом не нарушить каких-либо основополагающих учений любой из традиций.

Так что, если вы следуете иной конфессии, чем буддизм, или считаете себя «духовным, но не религиозным», поработайте вместе со мной над страницами этой книги, чтобы увидеть, как изложенные здесь предложения могут быть применимы к вашему духовному пути (как формально, так и неформально). Предлагаю вам самим рассудить, способны ли эти идеи помочь в решении многочисленных проблем, с которыми сталкивается ваш подход в сегодняшнем мире. Я приглашаю читателя посмотреть и взвесить ценность того, что здесь предложено, — и оценить, какой многообразный смысл эти идеи могут предложить вам.

Начнем все-таки с буддизма. Идет уже третье тысячелетие (и близится четвертое) с тех пор, как Будда Гаутама, сидя под деревом Бодхи, совершил восхождение к своему просветлению. Тогда произошел первый великий поворот Колеса Дхармы1 (предельной Истины). Около 18 веков отделяет нас от периода, когда гений Нагарджуны породил постижение природы пустоты, обусловив тем самым второй из великих поворотов. Примерно 16 столетий нас отделяет от времени, когда братья Асанга и Васубандху совершили третий (на данный момент финальный) поворот Колеса Дхармы, предложив утонченное воззрение йогачары. И даже если изучить удивительное развитие тантры, особенно ее варианта, который разрабатывался в великом университете Наланды, находившемся в Индии в VIII–XI вв. н. э., — все равно прошло около тысячелетия с той поры, когда в буддийскую Дхарму было добавлено что-то существенно новое.

Другие великие традиции находятся в схожем положении, причем большинство из них насчитывает от одной до трех тысяч лет. Во времена, когда были написаны основополагающие религиозные тексты, люди думали, что Земля плоская, а вокруг нее кружит Солнце. Рабовладение считалось естественным элементом общественного устройства — чем-то само собой разумеющимся (ни одна из традиций не бросила этому вызов). Женщины рассматривались как граждане второго сорта, если вообще признавались таковыми; атомы и молекулы были неизвестны; о ДНК никто вообще не слыхал; идея эволюции никому не приходила в голову.

И все же адепты великих созерцательных и медитативных систем мира — как Востока, так и Запада — вгляделись в умы, сердца и души мужчин и женщин и совершили поразительные открытия, многие из которых так же вневременно истинны и глубоко значимы сегодня, как и 2000 лет назад. Утверждают, что после Второй мировой войны Жан-Поль Сартр посетил Сталинград, место грандиозного сражения между русскими и немецкими вой­сками. Там русские, будучи на волоске от погибели, наконец-то победили фашистских захватчиков ценою миллионов жизней. «Какие же они удивительные», — едва слышно пробормотал в какой-то момент Сартр. «Кто, русские?» — спросил его помощник. «Нет, немцы: что они забрались так далеко».

Эта история передает единственное чувство, с которым возможно отнестись ко всему, чего достигли великие адепты и древние мудрецы: удивительно, что тысячи лет назад они забрались так далеко! Вглядываясь в сущность человеческой природы, они — буквально каждый из них — открыли предельную Основу бытия не только человеческого, но и всей явленной Вселенной. Не имея ни телескопов, ни микроскопов, ни магнитно-резонансных, ни позитронно-эмиссионных томографов, они узрели саму суть предельной реальности, которая служит основанием не только всех явлений, но и, будучи открытой, освобождает мужчин и женщин от страдания. Она знакомит человека с его собственной истинной природой, известной под множеством имен, но указующей на одну и ту же безосновную Основу: природу Будды, Божество, Брахмана, Эйн Соф, Аллаха, Дао, Ати, Великое совершенство, Единое, Сатчитананду (и это далеко не полный список терминов).

Большинство этих традиций подразделяли свои учения на две широкие области, часто называемые экзотерической и эзотерической. Экзотерическое учение — внешнее, предназначенное для широкого круга обычных людей. Оно включало набор сказаний, обычно в форме мифов; утверждалось, что те, кто верит в них, познают бесконечную жизнь в раю рядом с исповедуемым этой традицией верховным Существом, Богом или Богиней. А эзотерические учения — внутренние, тайные, обычно сокрытые от народа и открывавшиеся только людям с необычайными качествами и характером. Они не были всего лишь сказаниями и верованиями: это психотехнологии трансформации сознания. Путем выполнения определенных практик и упражнений человек мог достичь пробуждения к своей истинной природе, обрести великое освобождение, предельную свободу от внушающих ужас ограничений обыденной жизни, напрямую постигнув предельную реальность как таковую. Это явление в различных традициях называлось по-разному: просветление, пробуждение, мокша, кэнсё, сатори, метаморфоза, эмансипация, спасение. Во всех случаях считалось, что это открытие вневременного и извечного, внепространственного и бесконечного, нерожденного и неумирающего, безграничного и ничем не связанного, Единого. Вот как метко выразился придуманный Артуром Мейченом2 персонаж, Хэмпоул, об эзотерических практиках:

Некоторые утверждают, что мы можем сделать выбор в пользу того, чтобы непрерывно воспринимать мир, представляющий собою равное или даже еще более величественное диво и красоту. Такие люди говорят, что эксперименты, предпринятые алхимиками темных веков <…> на самом деле относятся не к трансмутации металлов, а к трансмутации всей Вселенной. Этот метод, или искусство, или наука, как бы мы ни решили его назвать (допустим, он существует или когда-то существовал), попросту направлен на то, чтобы <…> позволить мужчинам [и женщинам], если они захотят, поселиться в мире радости и великолепия. Не исключено, что такой эксперимент действительно возможен и есть те, кто его осуществил [1].

Такой эксперимент и вправду осуществим, и многие люди в нем преуспели. Именно в этом основной смысл эзотерических путей к великому освобождению. Многие из первоначальных школ медитации, обучавшие подобным практикам, распространены и по сей день. Буддизм дзен (или чань), например, учил людей, как раскрыть свою природу будды, начиная с VI в. н. э., когда Бодхидхарма принес его в Китай из Индии. Тибетский буддизм (ваджраяна), самый знаменитый последователь которого — Далай-лама, принесен в Тибет в VIII в. Падмасамбхавой и другими йогинами, и он все еще процветает. Индуизм веданты, один из самых изощренных и продвинутых в философском плане путей великого освобождения, до сих пор жив и здравствует в Индии. По-прежнему существует множество созерцательных школ и на Западе (от иудейской каббалы до христианского созерцания и исламского суфизма). Все они передают своим последователям «знание, ведущее к освобождению». По сути они представляют собой одно из величайших и самых выдающихся сокровищ в истории человечества.

Но они — многие из них — становятся всё менее влиятельными в современном и постсовременном мире, мире модерна и постмодерна. Одна из причин в том, что единственная форма религии, которая, как правило, знакома Западу, — экзотерическая, внешняя, мифико-сказательная, сохраняющая многие из детских качеств века, который ее породил. В таком виде она все более смущает современных людей и даже кажется им глупой. Что, Моисей на самом деле раздвинул воды Красного моря? Господь и вправду ниспослал на египтян дождь из саранчи? Илия вознесся на небо на огненной колеснице, будучи еще живым? И мы должны во все это верить? В таких событиях не так-то просто убедить сегодняшнего человека, если учесть, что по сути схожее мировоззрение может быть порождено любым пятилетним ребенком.

Еще одна причина в том, что в течение одного-двух тысячелетий с тех пор, как эти великие традиции впервые были созданы — а их фундаментальные формы за это время существенно не изменялись, — мы узнали необычайное количество новых истин о человеческой природе, разуме, эмоциях, сознавании, сознании и особенно росте и развитии человеческих черт и качеств, не говоря уж о прорыве в областях, связанных с биохимией мозга и его функционированием. Всего этого древние просто не могли знать, поэтому не включали подобную информацию в свои медитативные системы, тем не менее поражающие своей глубиной.

Но что если все те знания, которые мы получили за последнее тысячелетие, даже последние полвека, влияют на то, как, например, человек будет непосредственно переживать просветление или пробуждение? Что если мы открыли аспекты человеческого сознавания, которые, несомненно, предопределяют, как люди интерпретируют любые из своих эмоций? И что если эти интерпретационные системы координат, которые предопределяют различные способы того, как мы напрямую переживаем просветление, не просто существуют, а растут и развиваются через последовательность полудюжины хорошо задокументированных стадий, разворачивающихся в течение человеческой жизни, включая взрослую? Пробуждение, или просветление, обычно трактуется как единство отдельного «я» с предельной реальностью — тем, что суфии называют наивысшим тождеством; это приводит к цельности или недвой­ственности, включающей всю реальность в целом и дающей человеку сознание полнейшей свободы и наполненности. Но что если эти интерпретационные системы на самом деле управляют тем, как именно люди воспринимают и переживают цельность, а следовательно, напрямую предопределяют и их опыт просветления? Это глубоко изменило бы саму природу путей великого освобождения. Получается, что на каждой из стадий роста и развития человек испытывает новое, отличное от предыдущих этапов освобождение. Мы уже накопили свидетельства в пользу этого. Стадии, служащие такими системами мировоззренческих координат, действительно существуют. Их обнаружили более чем в 40 культурах мира (т. е. на самом деле в каждой из культур, где была попытка провести подобное исследование). Они вполне определенно меняют то, как человек переживает просветление, — да и любой другой опыт, если уж на то пошло. Пошатнулась сама основа великих традиций, а они об этом даже не знают.

Можно уверенно сказать, что все великие традиции нуждаются в этой информации. И я берусь утверждать, что всем им требуется включить в себя типы фактов, с которыми я познакомлю читателя на страницах данной книги. Разумеется, я предлагаю все это со смиренным настроем и в форме рекомендаций, которые имеет смысл честно рассмотреть и взвесить, а не указаний, принимаемых беспрекословно. И все же я буду излагать вереницы доводов — и ссылаться на значимые доказательства и исследования, — чтобы обосновать каждое из моих предложений. Идея вовсе не в том, чтобы какая-то из великих традиций вдруг отбросила признанные ею истины, дхармы или писания, а в том, чтобы добавить к учениям некоторые из излагаемых в этой книге фактов. Они не несут угрозы для основополагающих истин любой из традиций. Все эти факты — скорее дополнения, простые прибавки, которые можно было бы легко и просто включить в каждую из них. Я даже буду приводить примеры для каждой из основных традиций, иллюстрирующие то, как эти факты уже используются и включаются в их сущностные учения, всегда с необычайно положительными результатами.

Подобный интегральный подход (всевключающий, как в случае с добавлением основополагающих новых фактов) на самом деле можно применить буквально к любой из существующих областей человеческой деятельности. Судите сами: мы уже стали свидетелями возникновения таких дисциплин, как интегральная медицина, интегральное образование, интегральная психотерапия, интегральная архитектура, интегральные бизнес, экономика и лидерство. В общем и целом более 60 различных дисциплин на настоящий момент используют преимущества интегрального подхода. И, как я уже говорил, фактически в каждой великой традиции есть учителя, включившие его в свои учения, в том числе и множество «интегральных буддистов».

Я убежден в одном: если духовности и суждено оказывать реальное влияние на современный и постсовременный мир, ей придется включить в себя немалое число современных и постсовременных фактов, которые я раскрою на следующих страницах. Неспособность принять их приведет к подлинному устареванию духовных подходов, выходу их из моды, архаизации. Это и есть одна из главных причин, почему религия неуклонно теряет влияние в современном и постсовременном мире. В Северной Европе, например, лишь 11% населения воцерковленные. Только один из десяти имеет хоть какое-то отношение к институциональной религии; девять из десяти считают ее малоубедительной и бесполезной.

Можно упомянуть и возрастающее число людей, которые чувствуют себя глубоко духовными, но не находят вдохновения ни в одной из существующих великих традиций. Есть выражение, описывающее эту довольно распространенную установку: «Я духовный, но не религиозный». Опросы показывают, что около 20% американцев в целом отождествляют себя с этим утверждением. По данным некоторых исследований, в более молодом поколении — тех, кому сейчас от 18 до 29, — доля таких людей возрастает взрывными темпами до поразительной цифры: 75%! [2] Иными словами, трое из четырех молодых людей имеют глубокие духовные устремления, не удовлетворяемые ни одной из существующих религий. И я считаю (и уже есть значительный массив данных, поддерживающих мое утверждение), что подлинная более интегральная духовность убедительно находит общий язык с данной категорией людей.

Разные учителя во всех великих традициях уже начали применять данный подход, но в настоящей работе я решил обратиться к примеру буддизма, чтобы показать конкретные проявления рассматриваемых идей. Я выбрал его в силу ряда причин. Как я уже указал, интегральный подход был применен ко многим другим великим традициям (включая нескольких интегральных буддистов), и я уже рассказывал о многих из них (первая книга, в которой излагается такой подход к духовности, «Интегральная духовность»3, создана в форме внеконфессиональной презентации, предназначенной для всех традиций) [3]. Однако появилось ощущение, что пришел подходящий момент непосредственно коснуться буддизма как одного из множества примеров. Я в разной степени практиковал практически все великие религии мира, но при этом посвятил 30 лет без перерыва буддизму: 15 лет дзен и еще 15 лет традициям дзогчен и махамудра тибетского буддизма.

Но и самому буддизму присуще традиционное понимание (известное как «три поворота колеса Дхармы»), которое прослеживало эволюционное развертывание учения ко все более широким формам идей и практики. Кажется, будто сам буддизм понимал, что его истины продолжают расти и эволюционировать и любая духовная система, желающая сохранять свои современность и полноту, должна продолжать расширение учений и включать разнообразные новые истины по мере их раскрытия. Как следствие, предварительный и сокращенный вариант настоящей книги я назвал «Четвертый поворот» (теперь он доступен в электронном виде)4. Само ее название подразумевает серию рекомендаций, которые я предлагаю внедрить в буддизм, чтобы тот подлинно совершил четвертый поворот, — в дополнение к произошедшим трем поворотам Колеса Дхармы, — и включил в свою структуру некоторые новые факты, изложенные мною на страницах настоящего труда.

Действительно ли буддизм совершит «Четвертый поворот»? Это зависит, конечно, от самого вероучения. Но проходят годы, и растет разрыв, составляющий уже более тысячелетия, с тех пор как новые истины были добавлены в предыдущем повороте. Увеличивается и вероятность, что сам буддизм станет все больше восприниматься как нечто устаревшее, утратившее актуальность и связь с действительностью, вышедшее из моды. Это стало бы катастрофой — не просто для каждой из великих традиций, которые не совершают подобный скачок, а особенно для буддизма, из всех мировых традиций содержащего, по-видимому, наиболее изощренное и удивительное понимание медитации на нашей планете за все исторические периоды. В новых современных и постсовременных открытиях, например, было обнаружено, что как таковые стадии медитации будут в действительности переживаться иначе, совершенно новыми способами на различных стадиях развития практикующего их человека. И так было всегда, просто ни одна из великих традиций не замечала этого.

Непосредственно это открытие (представляющее собой лишь один из полудюжины или около того типов фактов, которые мы будем рассматривать), а именно идея, что все люди проходят процесс роста и развития через десяток стадий интерпретационных систем, управляющих тем, как они истолковывают и, следовательно, переживают свой мир, по смыслу во многом схоже с грамматикой. Каждый человек, вырастая в определенной языковой культуре (немецкой, английской, мексиканской и т. д.), в итоге обретает способность довольно правильно говорить на ее языке. Он будет верно соединять подлежащее и сказуемое, уместно использовать прилагательные и наречия и в целом достаточно четко следовать грамматическим правилам своего языка. Но если вы попросите рядовых пользователей языка написать правила грамматики, которым они следуют, почти никто из них не сможет этого сделать. Иначе говоря, люди точно следуют довольно обширным правилам грамматики, но при этом не имеют ни малейшего представления о том, что они так делают, не говоря уже о том, чтобы помнить сами правила!

Стадии систем интерпретации подобны грамматике: это «скрытые карты», определяющие то, как мы видим, мыслим и в целом переживаем реальную территорию, нас окружающую. Обращусь к крайнему примеру: если бы полугодовалый ребенок мог испытать опыт подлинного просветления, в какой бы форме он ни проявился, можно достаточно уверенно утверждать, что тот отличался бы от опыта взрослого человека. И основная причина, разу­меется, в том, что младенец еще не повзрослел. Оказывается, этот процесс представляет собой продвижение, рост и развитие через стадии все более адекватных интерпретационных систем. Это очень важно, поэтому я именно так и называю последовательность подобных стадий: «взросление». В этом смысле они отличаются, скажем, от стадий медитативного развития, ведущих к просветлению, или пробуждению; их я называю «стадиями пробуждения». В этой книге мы все более подробно будем прояснять следующий момент: людям потенциально доступны два основных типа развития — процессы взросления и пробуждения.

В этом-то и состоит важнейший момент. Состояния сознавания, представляющие собой медитативные состояния, или просветление, или пробуждение, или другие варианты «пикового опыта», выявлялись, исследовались и толковались людьми на протяжении тысячелетий. История знакомства человечества с ними насчитывает по меньшей мере 50 тысяч лет и восходит к первым великим шаманам, которые в своих визионерских путешествиях исследовали измененные состояния сознания, бывшие предвестниками переживаний просветления, или пробуждения. Все это непосредственно и напрямую испытываемые в первом лице переживания, ясные и самоочевидные. Как раз они и лежат в основе процесса пробуждения. Но «скрытые карты», о которых шла речь выше, сокрытые стадии, управляющие всей совокупностью процессов взросления, не столь очевидны. Обычно невидимые, как и правила реальной грамматики, они не были обнаружены человечеством вплоть до периода, начавшегося где-то столетие назад. К тому моменту все великие традиции уже давным-давно обрели строго зафиксированную форму, и ни у одной из них не было шанса включить стадии взросления в свои тщательно исследованные стадии пробуждения.

Разве это имеет значение? Пробуждение и есть пробуждение: если вы распознаете свою истинную природу, или предельную реальность, или чистую недвой­ственную таковость, или радикальное Божество — кому какое дело, каков вид вашего «относительного я». Вы же только что открыли свое единственное подлинное Я, истинную таковость. Но в этом-то и весь смысл. В рамках буддийского понимания просветления как союза пустоты (или чистой, неописуемой, предельной реальности) и всей формы (или явленного мира во всей его полноте) можно сформулировать ответ следующим образом: да, на пустоту никак не влияет то, на какой стадии взросления вы находитесь (хотя все же для ее постижения, возможно, требуется дойти до определенной минимально необходимой стадии развития. Нам, например, не кажется, что 6-месячный ребенок может по-настоящему испытать переживание пустоты, пусть он ею и насквозь пропитан). Однако то, как вы ощущаете форму, напрямую связано со стадией взросления, на которой вы находитесь. Как вы в полной мере убедитесь, читая следующие страницы, само переживание формы как таковое изменяется в зависимости от стадии взросления, с которой отождествлен переживающий. Пустота, запредельная всему явленному, не растет и не эволюционирует. У нее нет движущихся частей. Она остается скорее вневременной сущностью или таковостью всего, что есть. Однако в мире формы как раз и проявляются рост, эволюция и изменения. Вследствие этого союз пустоты и формы схожим образом будет меняться при переходе от стадии к стадии. Иными словами, сама суть опыта просветления будет во многом зависеть от стадии развития.

Ни одна из великих традиций даже смутно этого не осознавала и не имела ничего, что хотя бы отдаленно напоминало рассматриваемые нами стадии взросления. Причина проста: эти «скрытые карты» нельзя увидеть в рамках внутреннего созерцания. Во время этого процесса вы не заметите ни намека на существующие правила грамматики, которым вы столь верно и всецело следуете всякий раз, когда что-то думаете, говорите или пишете. Точно так же при направлении взора внутрь вы не заметите ни одной из «скрытых карт». А ведь исследования вновь и вновь подтверждают, что вы столь же четко и всецело им следуете, как и любым грамматическим правилам. Как бы то ни было, эти стадии существуют и во многом определяют то, как каждый из нас мыслит, чувствует и действует. И эти способы мышления, чувствования и поведения меняются от стадии к стадии. Стадия, на которой мы находимся, предопределяет вероятность даже того, что мы вообще можем заинтересоваться медитацией! (При чтении следующих страниц, по мере нашего продвижения через эти стадии, вы сможете довольно точно распознать, на какой стадии вы, скорее всего, находитесь и что в связи с этим можете предпринять…)

Выявление стадий взросления — одно из пяти или шести равно важных современных и пост­современных открытий, которые оказывают глубинное и далеко идущее влияние на пути пробуждения. Рекомендация проста: изучите предложенные далее доказательства, взвесьте, имеют ли они для вас смысл, и если да, то начните применять их к любой из дисциплин, с которыми в настоящий момент связаны, — включая медицину и уход за больными, бизнес, лидерство, психотерапию, образование, политику, юриспруденцию, международные отношения и многие другие. Либо вы можете выбрать определенную тему или духовную систему, которую волею судеб практикуете, в том числе, разумеется, и буддизм. Учителя великих традиций, уже так поступившие, единогласно сообщают о том, что, если дополнить стандартные упражнения новыми сферами, можно обрести более эффективную и продвинутую систему практики. Сама же практика при этом по сути остается прежней. Речь лишь о том, чтобы кое-что к ней прибавить, а не изъять. Стандартный подход расширяется, ничего при этом не лишаясь. Взгляните сами, станет ли ваша практика лучше, быстрее, эффективнее и продуктивнее благодаря применению интегрального подхода.

Помните важный момент: не я придумал эти идеи. Я обращаюсь к исследованиям, уже проведенным сотнями других людей, и предлагаю возможные способы их применения ко всему спектру тем в разных областях человеческой деятельности. Это не то же, что «деконструкция»: всего лишь теория, изобретенная Жаком Деррида, в которую вы можете верить или не верить. Это скорее похоже на науку: исследования, проведенные отраслевыми сообществами знаний в десятках сфер, а затем неоднократно воспроизведенные и подтвержденные. Их результаты отражают открытия, совершенные человечеством за последнее тысячелетие — или даже последний век, а в некоторых случаях и десятилетие. Я нисколько не сомневаюсь, что, если бы великие традиции закладывались сегодня, они категорически и абсолютно включали бы эту информацию в свои фундаментальные учения, дхарму, писания и догматы. В областях, которые мы будем изучать, все рассматриваемые факты — охватывающие полный спектр, от «расчищения» до «проявления» и «взросления» — оказывают огромное, глубокое и чреватое серьезными последствиями влияние на все, воздействуют на саму природу путей пробуждения и изменяют их. Я глубоко убежден, что разнообразные последствия этого влияния уже невозможно игнорировать в наших современном и постсовременном мирах. Пришло время ввести все великие традиции в курс событий, разворачивающихся в сегодняшнем мире… или наблюдать, как доля населения, на которую влияют эти традиции, будет постепенно сокращаться до 11% и менее, по мере того как мир все чаще будет обращаться к системам, оперирующим менее устаревшими знаниями, в поисках руководящих принципов в вопросах, когда, где, зачем и как людям жить.

И это поистине неотложная задача, ведь буквально ни одно — ни одно! — из современных и постсовременных мировоззрений нашего мира не располагает ничем хотя бы отдаленно напоминающим стадии пробуждения. Они слышали только о взрослении, расчищении и проявлении (эти термины мы обсудим позже). Это единственные их карты, используемые для осмысления территории, на которой они себя обнаруживают. Но они буквально и совершенно ничего не знают о пробуждении. Это величайшая катастрофа, культурное бедствие беспрецедентных масштабов.

Традиции повсеместно разделяют истину на две категории: относительную и абсолютную. Утверждение о том, что «вода содержит два атома водорода и один атом кислорода», представляет собою относительную, или условную, истину. Но утверждение «вода как таковая — проявление предельной Основы бытия» — предельная, или абсолютная, Истина. И нет простого или предуготованного способа выразить в словах безусловную Истину, но ее можно пережить или напрямую и непосредственно постичь. Именно это происходит в рамках практики развертывания медитативных стадий, ведущих к пробуждению. То, к чему вы пробуждаетесь в процессе, и есть предельная Истина.

Наша культура купается в море относительных истин, принадлежащих самым разным сферам, которые можно себе вообразить. Но она полностью лишена доступа к предельной Истине. Кроме того, культура и не подозревает о ее существовании; ей недостает знания предельной Истины, у нее даже нет осознавания отсутствия таковой. Это двойная утрата! Это как обморожение: подверженный ему участок тела не болит, и человек может думать, что все с ним в порядке. Но боль отсутствует не потому, что все хорошо, а потому, что чувствительность к ней в этом участке снизилась, как онемело и осознавание самого онемения. Это двойная утрата, и она уничтожает нашу культуру на всех ее уровнях — от самого нижнего до высшего.

У нас нет недостатка в критике западной культуры; разбирать ее недостатки — хобби любого начинающего философа или социолога из любого уголка Земли, что-то вроде излюбленного народного промысла. У нас в распоряжении критики капитализма, потребительства, сексизма, расизма, патриархата; бизнеса, движимого корыстью; электроэнергетики, базирующейся на ископаемых источниках; многонациональных экономических систем, разрушения окружающей среды, глобального потепления, милитаризма, всемирной бедности, разрыва между богатыми и бедными, эксплуатации и торговли людьми, эпидемии наркомании; глобальных проблем голода, нехватки воды, инфекционных заболеваний, истощения запасов продуктов питания — и т. д. и т. п.

Я вижу ценность всех подобных замечаний. Но есть еще одна критика, которая, берусь утверждать, так же важна (а может, и более), что и все вышеперечисленные. Однако ее никогда не упоминают. Речь о критике западной культуры в том, что она утратила контакт с собственными источниками пробуждения. У нее нет предельной Истины, которая могла бы играть роль путеводной звезды для навигации по океану человеческой деятельности. Это в конечном счете означает, что у западной культуры нет ни малейшей идеи, куда она направляется. Поэтому она, как правило, сдается и ожидает, когда же технологические достижения позволят разрешить некоторые по-настоящему серьезные и назойливые неурядицы нашей цивилизации. В конце концов, мы ведь на полном скаку несемся в высокотехнологическую сингулярность5, разве не так говорят? Вскоре она решит все наши проблемы, даже такие, которые настолько сложны, что мы об их существовании пока и не догадываемся. Обретшие запредельную разумность компьютеры их обнаружат и сформулируют в виде задачи, которую сами же и решат, благодаря чему наступит трансгуманистический рай на земле, аллилуйя!

Дело не в том, что я в корне не согласен с какими-то из утверждений, порождаемых в рамках подобных воззрений. Просто все они — относительные истины, реальности и решения. Им все еще недостает предельной Истины, они не включают процесс пробуждения к предельной реальности, которая, будучи безосновной Основой бытия, в первую очередь заземляет и придает действительность всем подобным относительным устремлениям. Мы ныряем головой вперед в самую мелкую часть бассейна, призывая сограждан сделать то же так быстро, как возможно! Это призыв к массовому самоубийству, вот что. Еще хуже то, что мы этим гордимся! Гордимся тем, что барахтаемся в относительных истинах и упрямо утверждаем, будто предельной Истины вообще нигде нет и быть не может.

Однако предельная Истина не относится к тем явлениям, которые можно рационально продемонстрировать или доказать. Великие традиции формулировали это так. У человека есть по меньшей мере три способа познавания: око плоти, око разума и око созерцания6. Око плоти служит основанием конвенциональной науки: вся она базируется на доказательствах, почерпнутых из сенсорного опыта (или благодаря расширениям органов чувств, например телескопам, микроскопам, компьютерной томографии и рентгеноскопии). Око разума дает нам рациональность, логику и рассудок. Математика, например, — рассудочный опыт (никто никогда не видел, чтобы квадратный корень из минус единицы разгуливал по улице в сенсорном мире; это нечто существующее в разуме, т. е. ментальное переживание). Точно так же и логика, ее правила и нормы — по сути ментальные переживания. Не существует чувственных доказательств реалий разума: нет сенсорного доказательства математики или логики, оно невозможно. «Око разума» — проявление более высокого уровня развития, чем око плоти, и более низкое не может доказать более высокое. Аналогичная ситуация наблюдается и с «оком созерцания». Это еще более высокий уровень, который нельзя доказать при помощи ока плоти или разума (сенсорно-чувственного восприятия, рассудка или логики). Посредством ока созерцания человек может испытывать подлинные духовные переживания. Как сенсорные переживания становятся основой естественных наук, а ментальные — математики и логики, духовные оказываются фундаментом постижений на пути пробуждения: просветления, пробуждения, метаморфозы, гнозиса и джняны. Исследователи мистических, эзотерических (внутренних) учений великих традиций мировой мудрости в один голос утверждают, что, хотя их внешние постулаты во многом различаются и даже зачастую противоречат друг другу, внутренние, эзотерические — основанные не на верованиях, а на непосредственных духовных переживаниях пробуждения — проявляют примечательное сходство в своих утверждениях. Именно поэтому мистики практически всех мировых религий довольно легко понимают друг друга, хотя их экзотерические собратья жестко друг с другом спорят.

Однако эта универсальная сердцевина пути пробуждения и предельной Истины, как мы уже отметили, медленно, но верно теряет свое влияние повсюду в мире. Есть две важные причины, почему это происходит: во-первых, их часто путают с внешними, экзотерическими, детскими, мифическими нарративами (повествованиями), составляющими, пожалуй, 90% того, чему сегодня обучают в рамках мировых религий (и, по мере того как человечество продолжает путь взросления, оно все больше считает эти детские мифы постыдными и несуразными). Во-вторых — и именно на этом я хотел бы сделать акцент, — сами школы пробуждения отчасти утратили контакт с действительностью, устарели и потеряли актуальность: попросту из-за того, что проявили неспособность включить новые и имеющие глубочайшее значение истины в свои учения. Как я уже упоминал, я нисколько не сомневаюсь, что, если бы школы пробуждения создавались сегодня, они бы включили эти ключевые компоненты в свои учения. Добавление таких новых фактов на самом деле даже повышает эффективность работы по пробуждению! Почему бы традициям их не включить?

Я уже упоминал, что «скрытые карты» взросления так трудно распознать, поскольку они были открыты лишь около столетия назад. Человечество же жило на планете сотни тысяч лет, и только последний век принес открытие этих карт, несмотря даже на то, что люди с самого начала развивались в соответствии с ними! Еще одно открытие, которое едва ли намного старше, — концепция эволюции как таковой. Сколько столетий насчитывает человеческая история… а эволюция открыта лишь около полутора веков назад. Современная наука считает, что она затрагивает все существующее (хотя самой науке и не хватает сейчас теоретического понимания, как именно это можно объяснить). Но даже если она не может растолковать, как происходит этот процесс, сам факт эволюции уже неопровержим. Существуют даже передовые мыслители, считающие, будто то, что человечество принимало за неизменные законы природы, правильнее считать «привычками природы». Ведь и сами эти законы эволюционно развились с течением истории.

Это, однако, проясняет по крайней мере один вопрос: сами духовные и религиозные системы прошли — и продолжают проходить — процесс эволюции. Трудно читать Библию и не подметить развитие понимания Бога от восприятия его как детского, злопамятного и злонамеренного маленького монстра, который на протяжении шестисот параграфов Ветхого Завета рекомендует своему народу совершать акты агрессии и убийства, к превращению в существо, рекомендующее всегда любить своих врагов и подставлять другую щеку. А что есть буддийские «три поворота», если не нечто очень близкое к видению эволюционного развертывания все более глубоких истин и постижений? Одно все же очевидно: какой бы ни была эволюция, она не остановилась всецело и полностью пару тысячелетий назад. Нет, она продолжает разворачиваться независимо от того, понимают это люди или нет. Можно даже считать, что эволюция движется «Духом-в-действии». На мой взгляд, это единственная теория, которая удовлетворительно может объяснить тайны эволюционного процесса. Как бы то ни было, духовные реалии продолжали разворачиваться, эволюционировать, следовать тому, что Альфред Норт Уайтхед7 называл непрестанным «творческим продвижением в новизну» [4]. Часть процесса согласования традиций с открытиями современного и постсовременного мира будет заключаться в следовании их собственной траектории эволюционного развертывания, которое продолжалось сквозь века и эпохи (а их эволюция шла своим чередом, пусть и в форме сокрытых от большинства людей и малопонятных групп и движений). Натренированный взгляд может посмотреть на историю любой религии и распознать ее общее движение через стадии взросления. Именно эти аспекты и необходимо включить в любой новый и продвинутый четвертый поворот всякой великой традиции, если таковая хочет найти свое место в современном и постсовременном мирах.

Я предлагаю следующее. Приглашаю вас выделить время на то, чтобы методично рассмотреть изложенные в книге данные, факты и исследования, особое внимание уделив тому, как их можно применить к какой-либо из духовных систем пробуждения. Я буду обращаться к буддизму в качестве примера, но мои рекомендации применимы ко всем традициям. Пожалуйста, взгляните сами и решите для себя, видите ли вы какой-то смысл хотя бы в некоторых из предложений. Еще прошу помнить о том, что мы ничего не изымаем из традиций. Мы не говорим о мучительном искоренении каких-то истин, к которым вы привыкли. Мы предлагаем внести дополнения, причем таким способом, который полностью совместим с уже существующими фундаментальными истинами и доктринами любой из традиций. И это возможно для всех верований, как уже показали многие из применивших интегральный подход учителей в каждой из мировых традиций.

Наша цель прежде всего состоит именно в сохранении предельной истины, раскрываемой в процессе пробуждения. Ведь это настолько драгоценное, прекрасное и чудесное открытие, совершенное человечеством, что нельзя допускать, чтобы процент населения, сознающий наличие таких реалий, сократился до 11%, потом до 5%, а затем и вовсе до 0. Нельзя, чтобы единственная предельная истина, открытая человечеством, была спущена в трубу и утрачена в безвестности. Едва ли можно себе вообразить большее преступление! Однако нужно сделать что-то с тем, как предельная истина и процесс пробуждения упаковываются и представляются нашим современникам. Созданная тысячелетия назад обертка уже не способна заинтересовать сегодняшних людей; она даже не соответствует текущей волне развертывания Духа-в-действии как такового. Сам он не стоял на месте и эволюционировал далеко за пределы тех форм, в которых он себя являл людям тысячи лет назад. С тех пор он продвинулся далеко вперед, способствовав новым открытиям в науке, искусстве, морали, образовании, политике, экономике и, разумеется, религии и духовности. Однако обе последние сферы страдают от задержки развития, поскольку издавна практиковалась вера в то, что первоначальные формы духовных проявлений неким образом высечены в камне и не подлежат изменению или улучшению. Считалось, что если вы не верите в первоначальные формы учений, то это равносильно ереси, богохульству и отвратительному вероотступничеству. Вот и получилось, что к последствиям деятельности Духа-в-действии прислушивались во всех областях человеческой жизни — от науки до морали, медицины и экономики, — за исключением самих религии и духовности. В этом можно усмотреть величайшую (и грустнейшую) иронию в человеческой истории.

И помните, что эта предельная реальность представляет собой не просто бесформенную Основу всего бытия, существующую «­где-то там», но и нечто «прямо здесь, внутри». Ведь это открытие вашего истинного и наисокровеннейшего Я, вашей собственной глубочайшей сущности, всецело главнейшей и самой подлинной реальности вашего бытия. Открытие этого и есть ваше непосредственное пробуждение, просветление, метаморфоза.

Некоторые утверждают, что мы можем сделать выбор в пользу того, чтобы непрерывно воспринимать мир, представляющий собою равное или даже еще более величественное диво и красоту. Такие люди говорят, что эксперименты, предпринятые алхимиками темных веков <…> в действительности имеют отношение не к трансмутации металлов, а к трансмутации всей Вселенной. Этот метод, или искусство, или наука, как бы мы ни решили это назвать (допустим, он существует или когда-то существовал), направлен на то, чтобы <…> позволить мужчинам [и женщинам], если они захотят, поселиться в мире радости и великолепия. Быть может, такой эксперимент действительно возможен, и есть те, кто его осуществил [5].

Что ж, подобный эксперимент и вправду возможен, и тысячелетиями мужчины и женщины его проводили. И все они к нам возвращались, чтобы рассказать удивительно похожие истории о том, чему были непосредственными свидетелями. Историю о предельной реальности, с которой они познакомились и которая глубоко и навсегда их преобразила. Это единственное в истории человечества открытие чего-то такого, что практически все испытавшие его на собственном опыте называют предельной реальностью, абсолютной истиной, наиреальнейшим и наивернейшим переживанием за всю их жизнь. Это драгоценная жемчужина, которой нельзя позволить исчезнуть. Это сокровище, которое мы обязательно должны обрести. Это истина, которой нельзя позволить умереть. Я приглашаю вас предпринять вместе со мной шаги, которые, надеюсь, помогут предотвратить, пожалуй, величайшую катастрофу в человеческой истории. Что ж, в путь?

Часть I

Четвертый поворот Колеса Дхармы

Глава 1

Что такое четвертый поворот?

Буддизм — во многом уникальная система, которая в то же время имеет некоторые фундаментальные сходства с другими великими традициями духовной мудрости, доступными человечеству. Однако, пожалуй, одна из его самых исключительных особенностей — сформированное в некоторых школах понимание, что сама эта система проходила процесс эволюции или развития. Обычно оно находит выражение в идее трех великих поворотов буддизма — основных стадий развертывания, которые он прошел с его собственной точки зрения. Первый поворот колеса учения — ранний буддизм; сегодня считается, что он представлен школой тхеравады. Предполагается, что он содержит изначальные учения, данные историческим Гаутамой Буддой. Они были сформированы в «осевой период» — около VI в. до н. э. Второй поворот представлен школой мадхьямаки; его осуществил гениальный философ-мудрец Нагарджуна около II в. н. э. Третий и заключительный (на сегодняшний момент) великий поворот, представленный школой йогачары, в начальной фазе был совершен во II в. н. э., однако достиг пика продуктивности в IV в. н. э. благодаря деятельности братьев Асанги и Васубандху. Все три поворота буддийского учения оказали глубочайшее влияние на каждую из школ, появившихся позже.

Школа мадхьямаки, хотя она во многом и занимала критическую позицию в отношении раннего буддизма, превзошла и включила многие из его фундаментальных учений. Критике же она подвергла те из ранних идей, которые восприняла как частные, ограниченные или неполные. Да и многие школы йогачары попытались осуществить интеграцию и синтез всех трех поворотов. В общем, это был непрерывный, накопительный и синтезирующий процесс развития. Создается впечатление, что буддизм неразрывно связан с великой эволюцией Духа как такового.

Многие сторонники буддизма придерживались точки зрения, что это учение прошло путь развития, причем с каждым новым поворотом ко всей совокупности буддийского учения прибавлялось нечто новое и важное. На данный момент ограничусь простой мыслью: многие современные буддийские учителя согласны с психологами и социологами в том, что сам мир — по крайней мере, в ряде очень важных аспектов — проходит глобальную трансформацию. Они убеждены, что та окажет влияние и на буддизм, дополнив его еще более новыми и значимыми истинами. Это приведет к дальнейшему развитию — четвертому великому повороту. Некоторые считают, что возникновение тантрического буддизма, а в некоторых случаях буддизма ваджраяны было четвертым поворотом; тогда мы говорим о возможном пятом повороте. Но в целом мы будем придерживаться более распространенной идеи трех поворотов и опираться на нее в дальнейших рассуждениях.

При четвертом повороте сохранятся все предыдущие величайшие истины буддизма, при этом к ним добавятся новые открытия в таких многообразных сферах, как эволюционная психология, психология развития и т. д., — но лишь в той мере, в какой они находятся в фундаментальном согласии с основополагающими принципами самого вероучения. Эти принципы будут отчасти расширены, если можно так выразиться. Четвертый поворот — известный под разными названиями (эволюционный или интегральный буддизм), — подобно всем предыдущим, превосходит и включает предшествующие ступени. Он добавляет к учению новый материал, сохраняя при этом все сутевые компоненты. В этом новом развитии удивительно то, что оно всецело продолжает линию общего понимания, которая отмечена самим буддизмом. А именно: Буддадхарма (буддийская истина) проходит процесс развертывания, роста и эволюции, откликаясь на новые обстоятельства и открытия по мере развития. Сам Далай-лама, например, говорит, что буддизм должен идти нога в ногу с современной наукой, иначе он устареет и утратит актуальность.

Краткий обзор истории буддизма покажет, что с этим связано. Это вероучение в своей первоначальной форме базировалось на таких идеях, как различение между сансарой (источником страдания) и нирваной (источником просветления, или пробуждения); три признака сансарического существования, а именно дуккха (страдание), аничча (непостоянство) и анатта (отсутствие Я); четыре благородные истины: 1) жизнь в сансаре — это страдание; 2) причина страдания — алчущее желание чего-либо или цепляние за что-либо; 3) положить конец алчущему желанию или цеплянию — значит положить конец страданию; 4) есть способ устранить цепляние, а именно благородный восьмеричный путь, включающий правильные воззрение, намерение, речь, действия, образ жизни, усердие, памятование и объединяющее сознавание.

Предельная цель раннего буддизма состояла в том, чтобы всецело покинуть сансару — явленный мир жизни, смерти, перерождения, старости, страдания и болезни. Совершить исход можно, следуя благородному восьмеричному пути и обретению нирваны. Нирвана, по сути, есть бесформенное угасание. Предлог нир- значит «без», а -вана означает «всё»: от жажды до цепляния, вожделения и алчущего желания. Общий смысл слова — «задувание» или «угасание»: так, словно вам дали зажженную свечу, а вы наклонились, подули на нее, и она потухла. Что же гасится или задувается? Все типичные признаки сансары как таковой, включая страдание, тревожный страх, приходящий из-за цепляния за постоянство чего-либо, чувство отделенного «я», или самосжатие8 (часто называемое эго), и неотъемлемо ему присущие страх, тревога и депрессия. Состояние нирваны часто описывается как схожее с глубоким сном без сновидений, в котором, очевидно, нет ни эго, ни страдания, ни цепляния за постоянство, ни пространства, ни времени, ни отделенности. Если в нем вообще что-то есть, то лишь бесконечный покой и безбрежная равностность освобожденности от пыток сансары и всех связанных с ней причин страдания. Согласно некоторым школам, есть даже итоговый предел, или крайняя форма нирваны, известная как ниродха — полное пресечение. В нем ни сознание, ни объекты вообще не возникают; это состояние можно обозначить как безграничную бесформенность чистой свободы. Что бы это ни было, цель ясна: нужно выбраться из сансары и попасть в нирвану.

Согласно буддийской истории, Сиддхартха Гаутама (Будда — не имя, а титул, буквально означающий «Пробужденный»; он был дан после просветления) был царевичем, воспитанным во дворце, со всеми вытекающими последствиями такой жизни. Отец его очень сильно опекал, стараясь защитить от типичных ужасов повседневной жизни в Индии того времени. Но однажды Гаутама сбежал из дворца. Пока он бродил по городу, находившемуся рядом с дворцом, пережил три события, глубоко его потрясших: он увидел человека, страдавшего тяжелой болезнью, очень дряхлого старика и мертвеца. «От всего этого царская жизнь во дворце меня не может защитить», — подумал Гаутама и тут же покинул дворец. Он пустился в шестилетнее путешествие в поисках духовной мудрости. Странствуя, он учился у различных святых мудрецов, ища ответ на проблемы жизни, свидетелем которых стал во время той прогулки. Однако за эти годы никакие его усилия не принесли ему удовлетворения. Изможденный и расстроенный, он сел под деревом Бодхи и поклялся не вставать, пока ему не откроется ответ.

Однажды утром, перед рассветом, созерцая усыпанное звездами небо, Гаутама пережил глубочайший опыт. «Ага! Я нашел тебя! Никогда и ничто больше не введет меня в заблуждение!» — воскликнул он, столь же преисполненный радости, сколь и изможденный. Что же он нашел? Что бы это ни было, его опыт провел его от «неведения» к «просветлению».

О том же, что именно он увидел и понял, по-разному говорили различные школы буддизма, и каждая версия весьма убедительна. Одним из вариантов стала идея двенадцати звеньев взаимозависимого возникновения, в которой выразилось глубокое понимание всецело взаимосвязанной природы реальности и безжалостной роли, которую играет причинность, связывающая все звенья воедино. Все это под действием цепляния неизбежно приводит к страданию. Другая концепция включала три признака существования (непостоянство, страдание и отсутствие субстанционального «я») и благородный восьмеричный путь, благодаря которому можно прекратить вытекающее из их воздействий страдание человека. Согласно же традиции дзен, Гаутама пережил глубокое пробуждение, или сатори. Он пришел к своей истинной природе — природе будды — и фундаментальному единству со всей Основой бытия (дхармакайей). Это положило конец его ощущению отделенности своего «я», а вместе с тем и страданию. Чем бы ни был этот опыт, уверенно можно сказать одно: вскоре он был концептуально изложен в положениях о трех признаках существования, двенадцати звеньях взаимозависимого возникновения и благородном восьмеричном пути. Сиддхартха Гаутама сел в медитацию под деревом, будучи еще обычным человеком, а встал уже просветленным, или пробужденным существом — Буддой. Когда у него спрашивали, кто он — Бог или сверхъестественное существо, он отвечал отрицательно. «Так кто же вы?» — «Пробужденный», — говорил он.

Такова была базовая форма буддизма, которую практиковали в течение почти восьми веков, вплоть до того момента, когда Нагарджуна впервые обратил внимание на странность самого разделения между сансарой и нирваной. Нагарджуна считал, что эта двой­ственность, или дуализм, разрывала реальность пополам, приводя не к освобождению, а к более тонкой иллюзии. Он не видел онтологического различия между сансарой и нирваной. Разница, по Нагарджуне, была исключительно эпистемологической. Иными словами, если смотреть на реальность сквозь призму концепций и категорий, она проявляется как сансара. Она же, если воспринимать ее вне концепций и категорий, есть нирвана. Сансара и нирвана, таким образом, суть «не-два», они не двой­ственны. Это открытие привело к серьезной революции в буддийской мысли и практике.

Будда Гаутама открыл пустотность (пустоту)9 — по природе своей предельную иллюзорность — самоощущения своей отделенности от мира; но он еще не открыл пустотность — шуньяту — всего, что обычно называют реальностью (включая не только субъекты, или самости, но и объекты, или дхармы). Благодаря этому новому пониманию буддизм совершил второй поворот в своей славной истории, прибавив новаторский и глубокий элемент к уже общепризнанным открытиям.

В своих рассуждениях Нагарджуна опирается на доктрину о двух истинах: относительной, или условной; и абсолютной, или предельной, Истине. Относительную можно разбирать на категории и придавать ей различные характеристики; она служит основой таких дисциплин, как физика (и другие точные науки), история, юриспруденция и т. д. Тот факт, например, что молекула воды состоит из двух атомов углерода и одного атома кислорода, — относительная истина. А предельная Истина не может быть описана при помощи каких-либо категорий (включая и само это утверждение). Любая категория, качество или характеристика имеет смысл только с точки зрения своей противоположности, но у предельной реальности таковой нет. Нагарджуна полагал, что, основываясь на концепции четырех невыразимостей, нельзя утверждать о предельной реальности: ни то, что она есть бытие; ни то, что она есть не-бытие, ни то, что она есть и то и другое; ни то, что она есть не то и не другое. Нельзя говорить уверенно ни то, что она есть Высшее Я (атман); ни то, что она есть «не-Я», или отсутствие Я (анатман, или анатта). Равно как нельзя утверждать, что она есть то и другое или не то и не другое. Предельную реальность нельзя описать ни как нечто более глубокое, или сокрытое (импликативное), ни как нечто открыто проявленное (экспликативное), ни как то и другое, ни как не то и не другое. Невозможно утверждать ни что она имманентно присутствует в Гее, ни что она трансцендентно превосходит Гею, ни то и другое, ни не то и не другое10. Недопустимо говорить, что предельная реальность есть вневременное настоящее; или же бесконечность времени; или и то и другое; или ни то, ни другое. И так далее для любой категории или характеристики. Как мы уже упоминали, причина в том, что любое понятие или концепция, к которой вы приходите, может быть осмыслена только в терминах своей противоположности (освобожденное в противовес связанному; бесконечное — конечному; нечто — в противоположность ничто; импликативное — экспликативному; наслаждение — боли; свободное — ограниченному; временное — вневременному; хорошее — плохому; истинное — ложному и т. д.). Однако у предельной реальности нет противоположностей. Как утверждается в Упанишадах11, брахман [предельная реальность] есть единственный без второго и свободный от пар — иными словами, противоположностей. Поэтому его нельзя описать никакой из категорий (включая и само настоящее утверждение, которое тоже можно формально отринуть). Нагарджуна утверждает, что это ни пустота, ни не-пустота, ни то и другое, ни не то и другое, но чтобы на нее указать, она называется Пустотой. Или шуньятой, или пустотностью. Это радикальное neti, neti12 — «не то, не это». Правда, и само neti, neti отрицается в качестве возможной характеристики.

Итак, это означает, что пустотность, или предельная реальность, неотделима от всего возникающего. Если придерживаться технически выверенной терминологии, даже это утверждение должно быть отринуто; но здесь мы говорим метафорическим языком, чтобы передать общий вкус пустотности. Это связано с тем, что, хотя ее нельзя выразить словами, ее можно показать или напрямую постичь. В дальнейшем мы подробно остановимся на этом вопросе.

Не будучи отделенной от чего-либо вообще («отсутствие второго»), это пустотность всего возникающего. Это не некая сфера, отличная от других; это прозрачность всех сфер. Если созерцание свободно от концептуализаций и категоризаций, все возникающее есть пустотность. Иначе говоря, это реальность всех вещей в явленном и неявленном мирах. Это их сущность, таковость, естьность. Если смотреть на мир сквозь призму концепций и категорий, он являет себя как сансара — нечто, состоящее из кардинально отделенных друг от друга и обособленных вещей, и событий. Цепляние за них и привязанность к ним порождают страдание. В предельном смысле все в конце концов распадается на части, поэтому все, к чему вы привязаны, рано или поздно становится причиной страдания по мере распада. Однако если смотреть на мир посредством праджни (или джняны) — невыбирающего неконцептуального сознавания, — мир сансары в действительности являет себя как самоосвобожденная нирвана. (В слове джняна корень -джня-, между прочим, соответствует русскому -зна-, как в слове «знание»13, -гно-, как в слове «гнозис».) Джняна — недвой­ственное и неописуемое знание, или вневременное сознавание в настоящем, обретение которого приводит к просветлению или пробуждению. Пробуждению к чему? К кардинальной свободе, или бесконечному освобождению, или радикальной светоносности-любви чистой пустотности, пусть все эти термины — в лучшем случае метафоры.

Раз не существует кардинального различия между сансарой и нирваной (они суть «не-два»; можно обратиться к формулировке недвой­ственности из «Сутры сердца»: «Пустота есть не что иное, как форма; форма есть не что иное, как пустота»), освобождающая пустота может быть обнаружена всюду в мире формы — любая и всякая форма едина с ней. Это не определенное состояние ума, не некое состояние сознания — это ткань или естьность сознания как такового.

Обычно в качестве метафоры для объяснения взаимосвязи между пустотой и формой приводят образ океана и его волн. Привычные, ограниченные, опутанные состояния сознания — от смотрения на гору до переживания счастья, страха, слежения за полетом птицы и слушания произведений Моцарта — частичные, поэтому отделены друг от друга; у них есть начало (они «рождены»), есть и окончание (они «умирают»). Они подобны отдельным волнам в океане: каждая начинает свое существование, имеет определенный размер (от небольшого до среднего и огромного) и когда-нибудь исчезает. И, конечно, все они отличаются друг от друга.

Однако пустотность — реальность каждого мгновения, ее чистое и прозрачное бытие, простая сущность, таковость, естьность — подобна мокрости океана. Ни одна волна не мокрее другой. К­акая-то может быть больше другой, но не влажнее. Все они одинаково мокрые; все в равной степени суть пустота, Дух, Божество, Брахман или Дао. И это значит, что сама природа настоящего мгновения и всех мгновений вообще, такая, какова она есть, — это чистый Дух. А его нетрудно достичь, но невозможно избежать! Так что одна волна может длиться дольше, чем другая, но она все равно не мокрее; в ней не больше таковости или сущности, чем в самой крохотной во всем океане. А значит, какое бы состояние ума вы прямо сейчас и здесь ни испытывали, оно в равной степени просветлено; обрести просветление вы можете не более, чем собственные ноги (или волна — стать мокрой). Просветление — и «Большой ум — Большое сердце», выявляющие его, — есть непреходящее присутствие. Вам нужно лишь распознать его (этот момент мы обсудим ниже).

Уже нет нужды убегать в монастырь — вдаль от мира, формы, сансары, — чтобы обрести освобождение. Сансара и нирвана объединились, слились в одной недвой­ственной реальности. Теперь целью считается не ушедший в себя, одинокий святой, или архат, а во­влеченный в общество и окружение бодхисаттва (буквально «существо с просветленным умом»), поклявшийся не бежать из сансары в изолированную нирвану, а всецело и полностью охватить сансару и обрести просветление так быстро, как возможно, чтобы помочь всем чувствующим существам распознать свою глубочайшую духовную природу, или природу будды, и обрести тем самым просветление.

Одним мановением руки две половины Вселенной — сансара и нирвана — были сведены в единую, целую, бесшовную (но не бескачественную) реальность, и практикующие буддизм оказались вольны объять весь явленный мир сансары, вместо того чтобы избегать его. Обет бодхисаттвы схожим образом обрел парадоксальное выражение, отражая обе крайности, а не только одну из них: не стало слышно более речитатива архатов, мол, «нет других, которых можно спасать». Зазвучало другое: «Нет других, которых можно спасать, поэтому я клянусь спасти их всех». Это отражает объединенную истину сансары и нирваны, более не разорванную на две части.

Предложенное мадхьямакой понимание пустоты (пустотности), как следствие, легло в основу фактически всех буддийских школ махаяны и ваджраяны, став, как о том возвещает название известной книги Т. Р. Мурти, «Центральной философией буддизма»14 (правда, «философия» — не самое подходящее слово для обозначения системы, цель которой в распознавании того, что всецело выходит за границы мышления как такового) [1].

Под влиянием неумолимой силы эволюции в буддизме, однако, произошли и дальнейшие развертывания. В частности, к IV в. н. э. на повестке дня встал следующий вопрос. Допустим, Абсолют нельзя буквально выразить при помощи категорий, включающих в себя дуалистические термины и концепции. Но можно ли тогда о нем хоть что-нибудь сказать? Хотя бы в мире условной истины — разве нельзя предложить больше систем, карт и моделей реальности и способов ее постижения?

Уже в таких гениальных трактатах, как «Ланкаватара-сутра»15, звучал громогласный ответ: да, можно. «Ланкаватара-сутра» была настолько важна, что передавалась всеми первыми пятью патриархами чань (или дзен) в Китае своим наследникам как нечто, содержащее суть учений Будды. Ранняя школа чань-буддизма часто называлась школой ланкаватары, а история этого раннего периода была озаглавлена «Записи мастеров ланкаватара-сутры».

Начиная с шестого патриарха Хуэйнэня, «Алмазная сутра»16 — трактат, посвященный исключительно чистой пустоте, — заменил «Ланкаватара-сутру». В результате дзен-буддизм во многом утратил ту философскую и психологическую утонченность, которая была свой­ственна системе ланкаватары, сосредоточившись почти исключительно на неконцептуальном сознавании. Мастера дзен нередко изображались как люди, разрывавшие на части сутры, что на самом деле означало отрицание доктрины двух истин. Это, на мой взгляд, был неудачный оборот: поступив так, последователи дзен-буддизма получили в распоряжение неполную систему, отказавшись развивать условные карты и модели. Слабым местом дзен-буддизма стало обращение с относительными истинами, хотя он преуспел в расширении понимания и практики Истины предельной. Я имею право об этом говорить, поскольку с приверженностью практиковал дзен в течение 15 лет, после чего перешел к более интегральной духовности, включившей в себя, помимо прочего, созерцательные подходы ваджраяны, веданты и христианства. Далее мы рассмотрим, что все это означает. Мы также увидим, что можно принадлежать к любой традиционной религии либо вообще ни к какой и все равно практиковать интегральную духовность, представляющую собой на самом деле практику интегральной жизни. Она включает в себя все, чему научилось человечество на Востоке и Западе — в досовременные, современные и постсовременные времена — в части психологических роста, развития и эволюции.

В IV в. н. э. расцвела школа йогачары благодаря гению братьев Асанги и Васубандху. Асанга был более творческим и оригинальным мыслителем, а Васубандху обладал талантом систематизатора. Вместе они наметили, а во многих случаях и подробно развили большинство основных положений школы, которая стала известна как буддийская школа йогачары (практики йоги) или читтаматры17 (одной лишь природы сознания). И буддизм совершил еще один эволюционный прыжок, третий из великих поворотов Колеса Дхармы.

Все школы йогачары объединяет продолжающееся и усиливающееся стремление к видению и полному постижению единства пустоты и формы, их интеграции здесь и сейчас. Если учесть, что пустота и форма суть «не-два», сама пустота соотносится с каким-то повседневным аспектом формы, уже осознаваемым обычным человеком. В данном случае речь о чистом неописуемом сознавании как таковом. Все школы йогачары либо напрямую отмечают равенство между пустотой и несконструированным чистым сознаванием (алайя-джняной), либо по меньшей мере отмечают это как сравнительно полезную ориентацию и метафорический указатель направления для практикующих.

Йогачара расширяет концепцию несконструированного фундаментального сознавания и включает в нее идею восьми (или девяти) уровней сознания, причем каждый из последних представляет собой нисходящую трансформацию фундаментального светоносного сознавания (алайя-джняны). Первая из них порождает «сознание-хранилище» («сознание-кладовую»)18 — то, что обозначается на санскрите термином алайя-виджняна (приставка ви- к слову джняна означает «двой­ственный, дуалистический, разделенный, раздробленный»; это начало сансары как иллюзии, если индивид остается в неведении относительно предшествующей всеобъемлющей алайя-джняны). Но это хранилище на самом деле содержит в качестве коллективных воспоминаний совокупность переживаний всех человеческих существ (как и, согласно некоторым источникам, всех сознающих существ в целом), а также семена всех кармических последствий.

Это замечательный подход к тому, что древние греки называли архетипами — изначальными формами миропроявления, произведенными на свет Духом в то время, когда он начинает эманировать, или являть, всю Вселенную. Великие традиции мудрости всего мира нередко рассматривали архетипы как идеи, навеки зафиксированные в уме Бога, или Духа, тем самым не оставляя места эволюционному влиянию. Но по мере того как люди всё лучше понимали суть эволюции, прояснялось, что фактически все сущее имеет некие эволюционные истоки или по меньшей мере как-то связано с эволюцией (включая и то, что Уайтхед называл результирующей природой Бога, — но не то, что он именовал изначальной природой Бога, пребывающей в неизменности; эти два измерения Бога весьма схожи с идеей эволюционирующей формы и вневременной пустоты, обе из которых в предельном смысле недвой­ственны) [2]. Рассмотрение архетипов сквозь призму традиций имело важный недостаток: традиции описывают их исключительно в досовременных терминах, упуская из виду современные и постсовременные. Значило ли это, что сам Господь не был осведомлен о грядущих эпохах? Не очень-то Он дальновиден, если дело обстоит так. Но версия сознания-хранилища обошла все эти проблемы, ведь хранилище — постоянно растущий результат и аккумуляция фактических действий человека — отчасти было создано эволюционными процессами в той мере, в какой и человеческие действия проходили процессы изменения, роста, развития и эволюции. Дополнительное преимущество, связанное с введением понятия сознания-хранилища, таково: оно помогает объяснить, что имеют в виду великие традиции, когда говорят об инволюции/ эволюции более определенно и конкретно. В качестве примера можно привести то, что античный философ Плотин называл истечением, efflux, и возвратным течением, reflux. Инволюция, или истечение, — произведение на свет явленного мира посредством последовательного миропроявления, или нисхождения Духа во всё меньшие формы себя. В христианстве Дух исходит из себя (кенозис, или лила [в индуизме]) и делает шаг вниз по лестнице миропроявления, производя на свет сокращенную версию себя, известную как душа. Далее она исходит из себя и кристаллизуется в форме еще более сокращенной версии себя, известной как разум. Тот низводит себя до меньшей формы, известной как жизнь, или живое тело. Оно тоже, в свою очередь, проходит процесс своеобразной седиментации и производит на свет самую низшую и плотную форму Духа, известную как материя. Таким образом, материя, тело, разум и душа — формы предельного Духа, но последовательно сокращенные или меньшие.

Как только завершается процесс инволюции/ истечения — и вместе с Большим взрывом происходит взрывное возникновение материи, — начинается обратный процесс эволюции / возвратного течения. Вначале есть лишь физическая, или материальная, Вселенная; затем, по прошествии определенного времени, эмерджентно возникает19 тело, эволюционируя из материи. Далее, значительно позже, из тела возникает разум; потом из него рождается и эволюционирует душа. Наконец, Дух распознается в качестве первоистока и сущности всего миропроявления; это состояние известно как просветление, пробуждение или метанойя.

Архетипы — как первые формы, произведенные инволюцией и благодаря этому влияющие на все последующие и меньшие (ведь одно из значений слова «архетип» — «формы, от которых зависят все остальные формы»), — таким образом, могут считаться основополагающими для всех более низких уровней бытия и сознания. Но вместо того чтобы быть «идеями, навеки зафиксированными в уме Бога», васаны20 сознания-хранилища, описываемого «Ланкаватара-сутрой», — т. е. сохраняющиеся воспоминания о человеческих взаимодействиях, которые легко интерпретировать как нечто, включающее космическую память, или космические привычки, или морфогенетические поля, — проявляют действие самой эволюции. Это связано с тем, что эволюционные воспоминания — части того, что остается в сознании-хранилище. Его архетипы постоянно изменяются и эволюционируют вместе с Космосом, тем самым воздействуя с помощью инволюции на более низкие и грубые уровни бытия и сознания. Итак, васаны (или архетипы), вместо того чтобы быть зафиксированными идеями, предотвращающими эволюцию, становятся одними из ее носителей и распространителей, не только допуская эволюционные изменения, но и способствуя им. И тут же Вселенная перестает восприниматься как жестко фиксированная, детерминированная, обусловленная причинно-следственными связями машина, становясь творческим, живым, отзывчивым, сознательным Космосом. И это по-прежнему необычайно полезная концепция.

Можно продолжить инволюционную историю, развиваемую «Ланкаватара-сутрой». Первое нисходящее миропроявление производит на свет загрязненную алайя-виджняну, или сознание-хранилище, из чистой алайя-джняны (изначальной мудрости и чистой пустотности). Вторая нисходящая (или инволюционная) трансформация называется в «Ланкаватара-сутре» (и многих школах йогачары) термином манас. Он возникает из сознания-хранилища и становится (если неверно понят) самонапряжением и самовидением, которое, в свою очередь, смотрит на алайю-виджняну и ложным образом ее истолковывает как постоянную самость, или душу, чем порождает еще большее загрязнение алайя-виджняны (она теперь включает не только первые формы миропроявления, или сансары как таковой, если те неверно истолковываются). Третья нисходящая трансформация создает понятие объектов. Их в классической буддийской психологии выделяется шесть: пять органов чувств и разум (который рассматривается как отдельный орган чувств и называется мановиджняной; его объекты чисто концептуальны). Они воспринимают свои категории концептуальных объектов (мановиджняна), что дает нам восемь уровней сознания (или девять — если считать изначальную, чистую, несконструированную алайя-джняну, т. е. сознание изначальной недвой­ственной мудрости).

Общая картина дает нам возможность работать не только с миропроявлением, инволюцией или истечением (такое понятие есть во всех великих традициях), но и с эволюцией, эмерджентным возникновением или возвратным течением. Такое совместимое с эволюционными взглядами видение представлено в сравнительно немногих источниках, в число которых входит и «Ланкаватара-сутра». Это позволяет буддизму принять на вооружение по-настоящему глубокий подход к проблеме, с которой столкнулись все великие традиции: «Если Дух есть лишь предельная реальность, тогда почему и каким образом возникает явленный мир? Каков реальный механизм всего этого?» Одна из попыток ответить на этот вопрос — идея инволюции/ эволюции, нисхождения/ восхождения, истечения / возвратного течения в самых разных ее формах. В том или ином виде она присутствует во всех великих традициях. Некоторые ее толкования (например, предложенное «Ланкаватара-сутрой») вполне убедительны и сегодня, когда бы кто-то искренне ни задался этим вопросом.

Важно понимать, что с точки зрения йогачары иллюзию и страдание вызывают не явления (или явленные события, или элементы сансары), а видение таковых в качестве объектов, рассматривание сквозь призму субъект-объектного дуализма. Они воспринимаются не как нечто единое с видящим, а как что-то существующее вовне — отделенное, обособленное, дуалистически независимое, разрывающее цельность реальности на два мира: субъектов и объектов. Этот продукт дуалистического, или двой­ственного, самонапряжения манаса и загрязненной алайя-виджняны делает из реальности в ее сущности, таковости или естьности иллюзорный, изломанный, раздробленный и двой­ственный мир, привязанность к которому опутывает ограниченностью и приводит к страданию.

По словам Пака Сон Пэ, возможно прозрение по поводу данного состояния ограниченности, самого по себе иллюзорного, благодаря «внезапному обороту, повороту или обращению алайя-виджняны назад к своему изначальному состоянию чистоты [алайя-джняны]. <…> Ум возвращается к своей изначальной природе непривязанности, неразличения и недвой­ственности [или признается как данная изначальная природа]». Иными словами, благодаря узнаванию непреходящего и вездесущего состояния недвой­ственности, или единства пустоты и формы [3]. Хотя большинство адептов йогачары и настаивали на том, что итоговое состояние пустоты, или пустотности, в мадхьямаке тождественно таковому в их системе, последней явно присуща более положительная тональность (это точно можно сказать о понятии природы ума, а также о том, как в данной традиции понимается недвой­ственность). Для мадхьямаки недвой­ственность есть нечто, лишенное качеств — по крайней мере, в смысле невыразимости в концепциях разума, — хотя на деле это видение реальности как она есть, в ее таковости или сущности, без имен, понятий, категорий и предрассудков.

Йогачара особо против этого не возражает, но дает более позитивное определение пустотности и недвой­ственности, обозначая их как «отсутствие двой­ственности между воспринимающим субъектом и воспринимаемым объектом». И здесь, опять же, смысл не в том, что все явления иллюзорны и вызывают страдание, а в том, что к страданию приводит видение явлений как объектов, или вещей, существующих отдельно от сознания, или субъекта, как независимые сущности. Поскольку мы воспринимаем их отдельно от себя, то можем либо желать их, либо бояться. При этом и то и другое вызывает страдание, отчуждение и ограниченность.

Это чуть более позитивное воззрение на пустотность, не говоря о ее связи с повседневным сознаванием (как это выражается в дзен-буддизме, следующем принципам «Ланкаватара-сутры»: «Обыденный ум — только он и есть Дао [путь истины]»), позволило объединить пустоту и форму еще крепче, чем революционное понимание недвой­ственности, предложенное в мадхьямаке. Когда пустота и форма по-настоящему видятся как нечто единое, сама форма воспринимается как лучезарность или светоносность пустоты, а вся реальность становится радугой светозарной прозрачности — цельной и завершенной, свободной и полной, миром радости и торжества. Союз пустоты и формы становится союзом пустоты и светоносности, и игривое взаимодействие с лучезарностью — проявляющейся в форме вашего непосредственного присутствия и сияющей ясности — оказывается напрямую доступным в качестве повседневного опыта.

Все это сыграло непосредственную роль в рождении тантры (и ее близкого родственника — буддизма ваджраяны), ознаменовавшей расцвет третьего великого поворота Колеса Дхармы. Как мы уже говорили, некоторые буддисты на самом деле считают тантру/ ваджраяну четвертым поворотом, хотя это малоизвестный факт. В таком случае настоящая книга, разумеется, посвящена возможности пятого поворота. Но поскольку эта версия менее распространена, мы остановимся на стандартном варианте из трех поворотов, а затем перейдем к исследованию возможного четвертого.

Тантра развивалась преимущественно в великом монастыре-университете Наланда, существовавшем в Индии с VIII по XI в. н. э. Для нее все то, что ранний буддизм (и большинство других религий) считал грехами, ядами и осквернениями, было зернами великой трансцендентальной мудрости — именно в силу единства Пустоты и Формы. Вместо того чтобы, например, отрицать, выкорчевывать и подавлять яд гнева, как во многих других подходах, в него напрямую проникают недвой­ственным сознаванием. В результате он раскрывает свою сокровенную мудрость — чистой, сияющей ясности. Страсть, если в нее проникнуть и объять недвой­ственным сознаванием, преобразуется в сострадание ко всем существам во Вселенной. И т. д.

Как следствие, в тантрических обрядах было распространено использование «пяти М»21 — вещей, которые большинство религий считали всецело греховными (например, алкоголь, мясо и секс), — и непосредственное их применение в церемонии инициации. Это делалось, чтобы подчеркнуть, что все вещи без исключения — украшения Духа как такового и едины с ним [4]. Это недвой­ственное понимание применимо и к нашим «греховным» качествам. Все наши чувства, мысли и действия, независимо от того, насколько дурными они выглядят, — по сути не что иное, как Божество или недвой­ственный Дух, и их нужно воспринимать и переживать именно так.

Первый поворот предложил путь отречения (отвержения отрицательных состояний как аспектов презренной сансары), а второй — путь трансформации (работы над отрицательным состоянием при помощи мудрости, чтобы превратить его в положительное). Третий же вместе со своим тантрическим аналогом стали путем не отречения или трансформации, а прямого преображения — непосредственного вглядывания в отрицательное состояние формы, чтобы признать в нем уже существующее состояние пустотности, или изначальной мудрости. Девиз здесь таков: «Все может способствовать пути». Ничто не считается табу — ни еда, ни алкоголь, ни секс, ни деньги: со всеми ними необходимо глубоко подружиться и с любовью объять (в разумных пределах, конечно) как украшения самого Духа, непосредственные проявления предельной божественности. Ведь есть только Дух, татхагатагарбха (утроба таковости). Есть только свабхавикакайя (интегральное тело будды). И все потому, что священное и мирское, бесконечное и конечное, нирвана и сансара, пустота и форма — не два разных, отделенных друг от друга и раздробленных мира, а совозникающие, взаимосуществующие и взаимодополняющие аспекты единой реальности, которые в равной мере необходимо включать и прославлять.

Если рассматривать недвой­ственность пустоты и формы, можно смело сказать, что просветление превосходит и включает весь явленный мир. С помощью пустоты осуществляется превосхождение (трансценденция) мира, его отпускание, видение насквозь как сияющей прозрачности, понимание отсутствия отдельного «я», восприятие бесшовной (но не бескачественной) целостности всего. Тогда мы становимся радикально свободными от мучительных пыток, связанных с тем, что мы отождествляемся с частичными, конечными объектами и событиями (включая и маленькие, конечные, раздробленные, заключенные в темницу из кожи эго) — всем тем, что обычно и привычно воспринимается как нечто отдельное и «иное». В Упанишадах говорится, что везде, где есть другой, есть страх [5]. Сансара — пойманность в ад других людей (как мог бы выразиться Сартр). Это отождествление с различными элементами божественного орнамента, но без осознавания божественного как такового: вы пребываете в подлинном раю, но не обнаруживаете подлинный Дух (или пустоту). Но стоит узнать ее — и мгновенно испаряется ваша отождествленность с какими-либо конкретными, обособленными объектами или событиями. Тогда у вас остается тождественность не с малым, отделенным самоощущением, а со всем миром формы. Раз реальность есть единство пустоты и формы, открытие пустоты должно быть свободно от любой конкретной или изолированной формы. Необходимо единство со ВСЕЙ формой — радикальной наполненностью в радикальной свободе пустотности, где бесконечное и конечное, нирвана и сансара, пустота и форма, свобода и полнота недвой­ственны. Вы уже не смотрите на гору, вы и есть гора. Вы не слышите дождь, вы и есть он. Вы не видите облака, плывущие мимо по небу, вы сами — облака. Нет «другого», ведь больше нет ничего вне вас, что могло бы вам нанести рану, обидеть, принести мучение или чего вы бы могли жаждать, алкать, за что бы, изголодавшись, уцепились. Имеется только целое вневременное сейчас — вездесущее и непреходящее настоящее, содержащее в себе весь явленный мир. Вы ЕСТЬ все это. Если снова обратиться к знаменитому высказыванию из Упанишад, тат твам аси — «ты и есть то»: здесь «то» означает божественную цельность всей Вселенной. В пустоте — радикальная свобода; в форме — наполненность; то и другое — суть «не-два».

Что касается явленного мира, в котором явно действует эволюция, то сама пустота, или пустотность, не развивается. У нее нет движущихся частей, поэтому в ней нечему эволюционировать; она есть отсутствие отсутствия отсутствия (если на то пошло), по­этому в ней нет ничего конкретного, способного к развитию. Она не отделена от сансары, или формы: это пустотность (или прозрачность, или «мокрость») всей сансары и формы. Мудрец, который две тысячи лет назад непосредственно постиг пустотность, и сегодня открыл бы и достиг точно такой же свободы, хотя с тех пор мир значительно продвинулся по пути эволюции. А весь мир форм как раз и оказывается ее вотчиной. Он и вправду развивался в течение последних двух тысячелетий, становясь (как и во всех случаях эволюции) все более сознательным, сложным, заботливым, любящим, творческим и самоорганизованным, включающим все более высокоорганизованные Целостности (эту тему мы еще обсудим подробнее).

С тех пор возникло больше истин. Две тысячи лет назад человечество считало, что Земля плоская; рабство воспринималось как естественное и нормальное состояние общества; к женщинам относились преимущественно как к второсортным гражданам (если вообще признавали их таковыми); люди не понимали механизмов, скажем, биохимии мозга и действия нейромедиаторов, таких как дофамин, серотонин, ГАМК, ацетилхолин. Не было медицинских достижений, которые прибавили в среднем 40 лет к продолжительности человеческой жизни. Схожим образом возникли и развились новые психологические и социологические истины, во многом углубившие наше понимание того, что же значит быть человеком. Мир формы, если вкратце, стал значительно более комплексным и наполненным. Хотя переживание просветления — или единства пустоты и формы — сегодня не более свободно, чем две тысячи лет назад. Пустота все та же, но она явно более наполнена (форма, безусловно, прошла процесс роста и развития). Сама эволюция действует по принципу трансценденции и включения, превосхождения и включения, выхода за пределы и включения. Поэтому современные люди трансцендируют и включают большинство фундаментальных эмерджентных явлений, восходящих к самому Большому взрыву. Нынешние люди буквально содержат в себе кварки, атомы, молекулы, клетки, системы органов, нейронные сети, рептильный ствол мозга, лимбическую систему млекопитающих, кору больших полушарий приматов и — как наше трансцендирующее добавление — сложную новую кору, или неокортекс (он содержит больше нейронных связей, чем есть звезд в известной человечеству Вселенной). Все это «превосходится и включается» в человеческом существе.

То же можно подметить и в отношении всех аспектов блага, истины и красоты. В современном мире есть доступ ко всем великим традициям мудрости, пришедшим к нам из досовременности (включая их медитативные практики, позволяющие пройти путь к предельной истине и просветленному сознаванию). Вдобавок есть доступ ко всем необычайным достижениям современности, или модерна, в естественных науках (физике, химии, биологии, медицине, гигиене). Это целая вереница открытий, от вакцины против полиомиелита до высадки человека на Луну, изобретения радио, телевидения и компьютеров, которые теперь содержат в себе больше информации, чем вся совокупность человеческих мозгов на планете. Есть доступ ко всему утонченному пониманию постсовременности, или постмодерна, о контекстуальной и сконструированной природе относительных истин и центральной роли, которую играет перспектива (точка рассмотрения) во всех идеях, принадлежащих к числу относительных истин. Разве не стоит великим традициям мудрости идти в ногу со временем и включать современные и постсовременные открытия, дополняющие наши знания и понимание? В конце концов, что именно во всем этом эволюционирует? Конечно, Дух! Эволюция есть попросту Дух-в-действии — Брахман, Дао, природа будды, Божество, Аллах, Яхве, Великое совершенство, Ати, Основа всего сущего, Единственный без второго. Мы уже отмечали, что Альфред Уайтхед выделил два измерения Духа: изначальную природу Бога (вневременную и неизменную; в нашей терминологии — пустоту, или пустотность) и результирующую природу Бога (все достижения эволюции на сегодняшний момент, т. е. форму). И хотя первая ни на йоту не изменилась с момента Большого взрыва и того, что ему предшествовало, результирующая колоссально и существенно эволюционировала. Сегодня мы располагаем общепризнанными истинами, которые вызвали бы потрясение у досовременных умов: от понимания механизмов мозговой деятельности (того самого мозга, который, как мы отметили, содержит больше нейрональных синаптических связей, чем известно звезд во Вселенной) до понимания экстраординарных развертываний самоорганизующейся и самотрансцендирующей эволюции и природы самого Большого взрыва в его первые наносекунды. Вспомните также о сингулярности, которая, вероятно, грядет в сфере технологий и преобразит мир больше, чем какое-либо другое изменение в истории человечества.

Стоит ли допускать, чтобы духовность осталась за бортом всех этих процессов? Должна ли она быть замурована в досовременном мировоззрении? Или не только буддизму, но и всем великим традициям стоит сделать скачок вперед через первый, второй и третий повороты и прийти к четвертому?

Если да, что именно будет при этом задействовано?