В новой книге Леонида Юзефовича – писателя, историка, лауреата премий “Большая книга” и “Национальный бестселлер” – собраны рассказы разных лет, в том числе связанные с многолетними историческими изысканиями автора. Он встречается с внуком погибшего в Монголии белого полковника Казагранди, говорит об Унгерне с его немецкими родственниками, кормит супом бывшего латышского стрелка, расследует запутанный сюжет о любви унгерновского офицера к спасенной им от расстрела еврейке… Тени давно умерших людей приходят в нашу жизнь, и у каждой истории из прошлого есть продолжение в современности.
клуб латышских стрелков “Циня”, то есть “Борьба”. Демобилизовавшись, они работали на заводах, служили в милиции или в железнодорожной охране, но субботними вечерами собирались отвести душу среди своих. Скучные парни, в которых трудно было признать вчерашних героев, играли в лото и шашки, пили жидкий чаек, пели: “Сальве олис меша нагима…” Главного героя романа привел туда знакомый латыш, похожий на моего давнишнего визитера, только молодого, и, волнуясь, как будто речь шла о чем-то уникальном, что в Латвии только и можно увидеть, перевел ему этот плач: “Солнце спускается за лесом…”
Гугл-переводчик сообщил мне, что на урду, официальном языке Исламской Республики Пакистан, она означает “happy birthday to you”. В сталинских лагерях, как и в советских психиатрических лечебницах, отыскались бы какие-нибудь пакистанцы или индийцы; можно было допустить, что товарищ по несчастью запомнил, какими словами они поздравляли его с днем рождения, а потом выдал их за латышскую песню, но это был вариант чересчур экзотический.
Книга распадается на две равные половинки: в начале - несколько зарисовок по мотивам самой, пожалуй, главной книги Юзефовича - "Самодержец пустыни": несколько тропинок, уводящих в сторону от основного повествования и теряющихся во тьме прошлого, чьи контуры автором скорее угадываются, нежели четко описываются.
Единственный рассказ, не связанный с Унгерном, - "Солнце спускается за лесом" - тем не менее, звучит в той же тональности, так что прочитывается как логичное приложение к первым четырем.
Вторая же половина в противоположность историческим очеркам первой представляет собой прозу "в чистом виде" и за исключением последнего рассказа повествует на первый взгляд о сугубо бытовых вещах. На мой взгляд, они очень близки к прозе Трифонова, но это совсем не недостаток, наоборот, умению так многое сказать так коротко можно лишь позавидовать. Вновь перечитать и вновь позавидовать:)