Витэль Багинский

В поисках отражения луны

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Витэль Багинский, 2019

Окружая себя людьми и книгами, они продолжали жить в одиночестве. Получить ответы на вопросы многолетней давности — явилось шансом обрести себя и разорвав замкнутый круг, освободить место для других.

Задача главного героя кажется бессмысленной, пока не понимаешь, что вынудившие его обстоятельства заставляют распрощаться со старым. Точно в захламлённой кладовке своих родителей, он наводит порядок в собственной и чужой жизни. Кто они все? Призраки, тени или чьи-то отражения?

18+

ISBN 978-5-4496-8639-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. В поисках отражения луны
2. Предисловие
3. Часть первая «он»
   1. глава первая: кот, отпуск, бегемот
   2. глава вторая: морковный сок со сливками
   3. глава третья: маленький Будда
   4. глава четвёртая: к чему мне «бегемот»?
   5. Глава пятая: «индустрия сна»
   6. глава шестая: рассказ о судьбе
   7. глава седьмая: письмо от Веры
   8. глава восьмая: «рыбки в аквариуме»
   9. глава девятая: грани счастья
   10. Глава десятая: Фотоальбом
   11. глава одиннадцатая: рассказ о судьбе: продолжение
4. Часть вторая «она»
   1. Глава первая: Необычные знакомства. На кофейной гуще
   2. глава вторая: новая встреча
   3. глава третья: «ловец снов»
   4. Глава четвёртая: Проснувшаяся страсть
   5. Глава пятая: Противоестественная любовь. Сверхъестественные способности
   6. глава шестая: побег от самой себя. две фотографии
   7. Глава седьмая: Близкий враг. Месть брата
   8. глава восьмая: на развалинах памяти
   9. глава девятая: «отражение луны» — загадка №1
5. Часть третья «тени»
   1. Глава первая: Тень
   2. Глава вторая: Таинственная Надя. Непонятное исчезновение
   3. Глава третья: Владелец тени. История бездомного профессора
   4. Глава четвёртая: Знаменательный случай. Дурное известие
   5. Глава пятая: Возвращение Надежды. Странная история
   6. Глава шестая: Письмо с «того света». Лера — абонент не на связи
   7. Глава седьмая: Авария на мосту. Неожиданная переписка
   8. Глава восьмая: Встреча с братом Николая
   9. Глава девятая: «Отражение луны» — загадка №2
   10. Глава десятая: Моя Лера
   11. Глава одиннадцатая: Осадки обещают быть злыми. Кофе с дождём
   12. Глава двенадцатая: Разговор по душам. Зарытая правда
   13. Глава тринадцатая: Шарфик… Дядя Леры…
6. Часть четвёртая «Отражение…»
   1. Глава первая: Правила игры в «крокет»
   2. Глава вторая: Принцип «Ивамото»
   3. Глава третья: Предубеждения Николая
   4. Глава четвёртая: Студентка (…)
   5. Глава пятая: Последняя встреча
   6. Глава шестая: Дочь Ивамото
   7. Глава седьмая: Стародавний «друг»
   8. Глава восьмая: Собака Ивамото
   9. Глава девятая: (Spurio)
   10. Глава десятая: «Консультант-аналитик»
   11. Глава одиннадцатая: Совершенный путь
   12. Глава двенадцатая: Любимая пациентка Ивамото
   13. Глава тринадцатая: Ресторанный бизнес. Загадочное место
   14. Глава четырнадцатая: Исповедь Ивамото
   15. Глава пятнадцатая: Новый «Я»
   16. Эпилог

Предисловие

* * *

В палату не заходили со вчерашнего утра. За тридцать шесть часов, лишь заглядывали в дверное окошко. Видно, было каждый раз половину лица и фрагмент ткани медицинской шапочки синего цвета. В ту секунду, когда металлически клацала задвижка, её глаза слегка приоткрывались, и продолжало создаваться впечатление спящего человека. А в окошко на неё смотрел немного вытаращенный, возможно, чуть обезумевший взгляд. Губы, которых не было видно, что-то бормотали (не разборчиво). Лицо снова исчезало, дверца захлопывалась, задвижка опять издавала свой металлический лязг. Слышались шаги уходящего. Она же, крепко сомкнув глаза, продолжала лежать, свернувшись калачом. Её не мучил голод, не испытывала она и жажды. Сейчас её организм берёг силы. А ещё всё это время она не спала, даже дремота не посещала её рассудок. Она лежала и пыталась рассмотреть свои веки и постоянно считала, — так она старалась контролировать утекающее время — секунду за секундой. По её подсчётам прошло тридцать семь часов, их составляют две тысячи двести двадцать минут, а соответственно — сто тридцать три тысячи двести секунд, «…двести одна, …двести две, …двести три…»

В то же время она думала, — вспоминала себя, ища в лабиринтах своей памяти, но каждый раз натыкалась на мутное отражение, не понимая, кто есть кто. Старалась разглядеть, но только протягивала руку, чтобы убрать муть, как становилось всё ещё хуже. И она понимала, что без чьей-либо помощи ей не разобраться, а значит, эту помощь надо где-то добыть.

Теперь она молилась — взывала к вселенной, — ей также нельзя было потерять ещё и время, поэтому она ловила каждую секунду, укладывая одну за другой в минуты, в часы, бок о бок со словами молитвы.

Мужчина средних лет шёл по узкому коридору психиатрической клиники, хромая на одну ногу. Его грубое тёмно-серое пальто с фактурой в «ёлочку», точно огромный камень, медленно, с трудом поднятый и брошенный, кроило воздух, раз за разом повторяя одно и то же с каждым шагом. Три человека в белых халатах, переглядываясь друг с другом, нервничая, шли рядом с ним. А острый азиатский взгляд мужчины, устремлялся вперёд, не обращая на спутников внимания, делая вид, что не замечает их нервозность.

Какие бы там ни были мотивы преступления, и их последствия, он был намерен, во что бы то не стало забрать свою дочь из этого места. Невзирая ни на какие поставленные диагнозы, он готов был приложить все свои силы, чтобы это изменить…

Часть первая «он»

глава первая: кот, отпуск, бегемот

I

В одном из городских скверов одного небольшого городка уже осень. Она его настигла совсем неожиданно, как бывает, когда вдруг на тебя набросили из-за угла покрывало.

Дело всё в том, что с полвека назад этот сквер был засажен чудесными каштанами. Вы когда-нибудь замечали, как «одеваются» на весну эти деревья? Какие прекрасные «свечи» устилают их кроны, превращаясь в салатовые зонтики, вот-вот готовых воспрянуть в полную силу листьев! А обращали внимание, насколько скор этот процесс? Можно наблюдать воочию, как вытягиваются свечи и разворачиваются листья. Дерево на глазах меняет ярко белый наряд на свежий зелёный.

В этот год что-то случилось с нашими каштанами, кто-то сказал мне, что они заболели. Листья недолго держались на ветвях, быстро пожелтели, высохли и осыпались. Убирать их никто не собирался и всё, что упало, покрывало тротуары, зелёные газоны, неухоженные участки земли. И всё бы ничего, но в этом году весь август льют дожди и мокрая листва превратилась в кашу. Обещают прекращение дождей к середине сентября.

Прохладный ветерок пробегал по плачущим аллеям, когда я торопился с работы домой. Мои дырявые — во имя дизайна, сандалии отказались защищать мои ноги от луж. И чем я думал, когда выходил утром на работу, — просто светило солнце, и я понадеялся на милость природы. А дождь в этот день шёл пуще прежнего, — ливень заливал всё беспощадно. Улицы были пусты, лишь кое-где стояли люди под навесами. В кафе, барах и магазинах светились окна, из-за пасмурной погоды их свет был ярким и тёплым. Одно из кафе я люблю, там особый уют и варят вкуснейший кофе. Но сейчас я мечтал быстрей попасть домой. Промокнув насквозь, я перестал обращать внимание на лужи, их обходить не имело смысла, ускоряясь я шёл вброд. Решив пройти коротким путём, позабыл, что маленькая дорожка, соединявшая сквер и двор новостройки, в которой я жил, не асфальтирована…

Счищая с подошв грязь возле парадной, я услышал слабое кошачье нытьё. Оглядевшись по сторонам, увидел котёнка. Его мокрая шерсть скрывала окрас, он был просто тёмно-серым с бледно-фиолетовыми просветами кожи. Глаза прищурены, а широко раскрытый рот издавал звуки кошачьего страдания призывая чьё-то милосердие.

Мимо пробежали соседи, открыв быстро магнитную дверь, забежали вовнутрь, с возгласами и смехом утонув в глубине дома.

— Что ты малыш? — Присев на корточки, спросил я котёнка, будто сейчас он мне немедля ответит. И он отвечал: противно тянул своё «мяу». — Ах, решено, бродяга! Пойдёшь ко мне, обсохнешь, перекусишь, а там как хочешь, можешь продолжать жить своей жизнью.

Котёнок оказался мужиком, навернул миску борща и глазом не моргнул. Шерсть высыхала, появлялись какие-то полоски. После спустившегося с небес ужина, он нашёл себе местечко в углу зала и принялся по-кошачьи приводить себя в порядок.

Я занялся своими делами. У меня впереди предстояла непростая неделя, нужно было подготовить квартальный отчёт, — ох и измотала меня эта бухгалтерия, бросить бы всё к чертям собачьим, да мотнуть, куда глаза глядят. Неблагодарное это дело — честно считать чужие доходы. Угораздило меня поступить на экономический, а потом ещё курсы бухгалтерского учёта… «Иди!» — Мне говорили: «экономисты вон сейчас как требуются…» — ошибочка вышла, — кроме экономистов, как собак нерезаных оказалось, кхе… студентов желающих постичь одну из древнейших профессий, а потом их очереди стоят, — всем работу надо по специальности. Студенты в тех местах делятся на несколько категорий: пешком идущие и на колёсах едущие. У «на колёсах едущих» уже всё схвачено, они даже сами не знают на сколько, не думают об этом. А зачем? Что интересно! — Они, не напрягаясь, учатся и тянут на красный диплом… конечно, понятно, что их «учиться» никоим образом не пересекается с истинным глаголом — учиться! Идущие студенты есть разные, те, кому нужно попотеть, чтобы купили колёса, но у них тоже и место, и диплом в кармане и те, кто из кожи лезет вон, чтоб в зачётке больше положительных результатов было. И все мечтают о красивой жизни. Но, вот только единицы из всех этих тысяч работают по специальности, а из тех единиц пару экземпляров — в престижных местах. Основной массе максимум повезёт на место клерка в зачуханном банке около терминала в качестве подсказчика, как засунуть карточку. Парадокс: — в банке, наверное, даже уборщица мнит себя банкиром. И чем выше должность, тем «выше к богу»… Поэтому обратите внимание, с какими лицами прохаживается парнишка в беленькой рубашечки мимо банкомата, недавно занявший эту великолепную должность. А знаете почему? Всё просто, ему пообещали «место на Олимпе». Но пройдёт время и его взгляд станет, как у той тридцатилетней барышни, что готова этим взглядом убить любого, кто её зовёт заправить грёбаную «дебитовку» со своими жалкими копейками, за которые они, видите ли трясутся: «А вдруг застрянет…»

Вот и мне рассказали, как хорошо уметь ковыряться в облапленных миллионами рук бумажках. Мне, что, нужно гордится тем, что через меня проходят суммы, которых многие в глаза не видели? — «Вот посмотри на тётю Валю, на соседа Геннадия Александровича, — люди при деньгах, дома какие себе построили, на машинах…» — Никто не задумался о том, что тётю Валю в определённых кругах и ценят, как «опытного бухгалтера», потому и приглашают для проведения особо выгодных наличностей. А Геннадий Александрович никто иной, как Геша «Золотник», он трудился в девяти банках нашего родного государства себе во благо, после чего был в международном розыске. Сам улетел в Штаты, там говорят, занялся сетевым маркетингом, создал пять мнимых компаний, учил, как из воздуха делать деньги. После убежал в Мексику. Когда страсти поутихли, вернулся на родину. Сейчас, вроде как, честно работает, открыл клининговую компанию, в офисах порядки наводит. За то, говорят мне, мир повидал. Ну, тёте Вале не так повезло, не разглядела она бумажек подставных, пришлось три года в застенках провести.

Кому-то такая работа в радость, а я устал, но бросить пока не могу. Но радует меня тот факт, что после отчёта иду в отпуск!

Чем бы мне хотелось заниматься? Меня спросили в детстве, кем бы я хотел быть…, на что я ответил: «Художником, модельером, дизайнером!». «Это всё несерьёзно!» — отвечали мне. — «Ты мужчина, у тебя должно быть образование, должна быть престижная профессия… вот выучишься и становись, кем хочешь!». Бред какой-то!

Котёнок спал крепким сном, растянувшись на коврике под компьютерным столом. Шерсть у него оказалась серой в тёмную полоску. Сев на пол, я рассмотрел его повнимательней. Самый обычный кот. На вид здоровый. Может отдать племяннице, — она так хотела котёнка. Мне как-то не до этих забот.

Глаза резало, голова словно чугун. От документов уже становилось дурно. Закрыв папку, отправился в кровать.

II

Играл на телефоне «подъём», но я, уже час, как не спал. Разбудил дождь, он, точно старался, изо всех сил, проникнуть сквозь стёкла. Надо вызвать такси — иначе, не вариант.

А на спинке дивана уже сидел пушистый «прихлебатель».

Зазвенел телефон. На экране: «ШЕФ». Нажал кнопку вызова.

— Доброе утро, Сергей Николаевич!

— Доброе! Макс, я слышал, ты в отпуск собираешься? — «о-о-о нет только бы не начались неожиданные поручения под названием: «…ну, очень нужно.., ну, я тебя прошу.., мы же друзья… (в каком месте?)» прошлый мой отпуск именно так и начался, именно этими словами шефа». Я напрягся, подкатив глаза вверх в надежде «помощи свыше…»

— Ну, да! Заявление уже написал. — Хотя в прошлый раз мне пришлось его переписывать! Я продолжал смотреть на потолок.

— А ты не хотел бы его переписать? — Вот! Или нет… всегда он говорил: «Макс, нужно переписать?»

— Если у тебя готовы отчёты, я заехать могу, забрать! — Я онемел на секунду, с чего такая щедрость. Это и напрягало, и в то же время становилось свободней дышать. — Алло, Макс!

— М-да, я здесь.

— Так готовы или нет! Если нет, то уже сам.

— Гооотовы! Ещё вчера сделал! — «Правда, два часа назад закончил…»

— Ну, вот и отлично! Пока я еду, чиркни заявление — с сегодняшнего числа в отпуск.

Вот это повезло, так повезло!

Кровать стала необычайно приятной. А дождь самой лучшей погодой. Хочу уехать на озеро в горы.

— Ну, что приятель… — посмотрел я на котёнка, а он, словно понимая, внимательно уставился на меня, — что с тобой делать будем?

«Мя-ау»

— Вот тебе и мяу!

* * *

На седьмом этаже другой новостройки, что расположена напротив моего дома, на пятьдесят метров ближе к скверу с отзеленевшими каштанами, жила Вера Воронцова. С ней мы познакомились на втором курсе нашего многообещающего университета, когда сидели на лекции «очень интересной». Она смотрела на лектора таким вдумчивым взглядом, что мне казалось — человек в теме, — только ошибся я на её счёт — она со мной поделилась, позже, как ей вообще в печёнках сидит весь этот университет с его финансами. Она бросила учёбу, хотя её родители были категорически против такого решения, спустя полгода после нашего знакомства, за месяц до окончания второго года учёбы. Выйдя из дверей кладезя финансовых знаний, она направилась прямиком к себе в художественную мастерскую. Её дед, известный художник, оставил ей в наследство старенькую квартирку, в которой сам работал и жил. Вот и начала она в ней заниматься живописью.

Я не сразу узнал, что Вера живёт со мной по соседству. Когда мы учились, я жил на родительском попечении. Спустя пять лет после учёбы родители раскошелились мне на квартиру, — и купили трёшку в свежей новостройке. А спустя ещё год, когда я шёл с работы домой, встретил знакомое лицо. Эта была Вера, — я её долго вспоминал, но девушка сама подошла ко мне и поздоровалась, — тогда я и понял, что передо мной Вера Воронцова.

Хотя с тех пор прошло не так много времени, всего на всего три месяца, но мы успели наладить достаточно тесный контакт. В первые две недели по утрам мне приходило на телефон сообщение: «С добрым утром, Макс!», на что я отвечал взаимностью. В обед, когда я спускался в бистро под нашим офисом, получал сообщение следующего содержания: «Bon appetite, Макс!»; идя с работы, читал на экране: «Я в кафе! Заходи!». Такое внимание с одной стороны льстило, а с другой — начинало напрягать. Иногда казалось, что Вера хочет больших отношений, а я дальше, чем дружба ничего не видел.

В очередную нашу встречу в кафе было неестественно спокойно и тихо. За столиком у окна, скучно допивал третью чашку кофе, какой-то очень умный, по виду, но в то же время, обременённый грузом нажитого, человек. Под столиком у его ног стоял потёртый старый кожаный портфель, набитый до отказа, видимо по привычке, важными для человека бумагами. Старомодный галстук, купленный, этак в годах шестидесятых, весьма неплохо сохранившийся, стягивал плотно застёгнутый старомодный воротник светло-серой сорочки, надетый нараспашку пиджак. На мой взгляд, всё говорило о многолетней преподавательской деятельности, да ещё и затянувшейся. Рядом стоял бокал коньяка, который пустел по мере того, как ему приносили, очередную чашку кофе.

В итоге, человек взял в руку этот бокал и излил остатки содержимого в себя. Позвал официанта, тихо отсчитал ему из старенького портмоне, взял свой пузатый портфель и покинул заведение.

Бармен что-то протирал краешком накинутого на плечо полотенца…

Шипя, бормотала радиола, (еле слышно)…

Тяжёлая дубовая дверь на больших бронзовых навесах издавала глухой, грубый, но протяжный скрип. Не нужно вешать колокольчики, оповещавшие о посещении клиентов. Я сколько здесь бываю, столько помню скрип этой двери, может навесы не смазывают именно с этим умыслом. А что, в этом есть некий стиль. Другие ведь двери не скрипели, особенно дверь в туалет…

По стенам развешанные черно-белые фотографии, со своих поверхностей говорили о любви к старому французскому кино, а их рамки тонко подчёркивают своей лаконичностью.

Тогда в кафе мы сидели за столиком возле дальней стены. Официант принёс два кофе и тирамису. В тот раз я внимательно рассматривал глаза Веры. Они были чёрные от приглушённого света в заведении. Её лицо излучало лёгкость, а глаза смотрели из глубины.

— Что для тебя счастье? — Спросила об этом она, почему-то именно в тот момент.

— Счастье для всех одно…

— Почему ты так думаешь?

— Счастье — это исполнения желаний души!

— Ты хочешь сказать, что у каждого есть желания и если он их исполняет, то и счастлив?

— Почти! Но ведь в сказанном, вроде всё очевидно.

— Очевидно. Но я уверена, что не все желания приводят к счастью.

— Ну…

— Мне нравится, как ты это сказал, но бывают такие желания, которые не рождены в душе, они часто навязываются глазами, руками, носом.

— Значит, если человек голоден, он может быть счастлив…

— Да!

— Тогда о каких ещё желаниях души ты говоришь?

— Все материальные желания приносят кратковременную радость. Получил ты зарплату — радость, заканчиваются деньги — радость уже не та. Купил ты квартиру — радость, обрастаешь бытом — радость уже не та. Пришли поздравлять тебя с днём рождения друзья — радость, разошлись все, гора посуды, вспоминаешь, сколько тебе лет — радость уже не та. А вот душе надо другое, — ей нужна любовь, понимание, сострадание. Ей не нужен толстый бутерброд с колбасой, да и пешком она пройтись может.

Потом наступила тишина. Мы сидели, молча, смотрели в окно, я выкурил сигарету, взяли ещё по чашке кофе. Вера, уже как месяц, бросила курить. Мимо окна пробежала собака… вдруг остановилась. Повернувшись к нам, посмотрела сначала на меня, потом на Веру. Помахав хвостом, исчезла из виду. Я задумался над словами Веры, и ещё не понимал, к чему она клонит.

Вера, ушла в туалет, а когда тут же вернулась, поковырялась в сумке и, достав брелок, положила на стол передо мной.

— Это тебе! Я уезжаю! — Неожиданно выдала Вера. Её голос был какой-то другой.

— Куда?

— Я уезжаю в Африку…

— Но зачем? — Вера не удивляла меня своей неожиданностью, но это было, явно странное побуждение.

Она скоропостижно ушла из университета, съехала от родителей, поставив их перед фактом, когда тихо скопила денег на аренду квартиры. Она не поддавалась чьему-либо воспитанию и категорически не собиралась выходить замуж, и тем более, заводить детей, — по крайней мере, пока, — как убеждала она. Всему своё время. Выбегать замуж с перепугу и быстрей рожать детей, только потому что, видите ли, возраст, и посмотри, ведь подруги давно уже имеют по двое детей. Всё это удел прошлых лет! — так рассуждала Вера. Раньше люди заключали браки очень рано, особенно выдавали девушек, чтоб та не сидела на шее у своего отца, а «проедала плешь» своему мужу. Сейчас совсем иначе, но у кого-то сидит в голове: «не опоздать бы».

Я думаю, придут те времена, когда люди вообще перестанут заключать браки… но это тоже печально. Наш век и так бессердечен, а отсутствие семейных отношений сделает человека и вовсе безразличным к обществу, коим он практически уже является.

Я взял со стола брелок — бегемот на цепочке. Подарок странный. Только я ничего говорить вслух не стал, оставил всё в пределах своих мыслей.

Признаться, я такой Веру ещё не видел. Она ведь хотела в Италию. Зачем ей ехать в Африку?

Когда люди едут отдыхать, они так и говорят: я взял (а) путёвку, поеду на недельку во Францию, — и начинает с азартом рассказывать, как давно мечтал (а) побывать в Париже, съесть настоящий круассан, посмотреть на Эйфелеву башню и с неё. И бла-бла-бла…

Нет, за материальным добром она и шагу не ступит. Мне тогда показалось, Вера искала утоления голода каких-то внутренних уголков себя. Сказать, что девушка была несчастна? — Напротив, счастье из неё не убывало (по крайней мере, я так заметил). А поиск его не утруждал её ни сколько. Она не ждала, что счастье свалится ей на голову, что кто-то принесёт ей его на подносе. Вера, в принципе, жила своей интересной жизнью. Она не считала, что ей кто-то что-то должен, не считала должной перед кем-то и себя. Вере не составляло труда, как порадоваться пустяку, так и сделать что-нибудь грандиозное. Она жила своими поступками, своими мыслями.

У меня же были двоякие чувства к ней. Но как-то больше в том было всё же дружбы.

глава вторая: морковный сок со сливками

Проснулся я рано утром, когда, наверное, ещё петухи начали петь, где-то в деревне. Не то чтоб я проснулся сам по собственному желанию, но мои глаза открылись сами и больше не хотели закрываться. Вместе со мной проснулся и мой недавний «поселенец». У котёнка, явно, оказался настырный характер, сначала он начал мяукать, пытаясь заглянуть мне в глаза с пола, потом забрался мне на грудь, затем стал наматывать круги по подушке. Вот так провалявшись два часа, я решил, что пора вставать и занять себя чем-нибудь полезным. Например, накормить кота. На часах было пять тридцать.

Выдавив котёнку, корм из пакетика в миску я принялся готовить себе кофе.

Утро протекало тихо и ровно. Слишком тихо. Я глядел в окно, там не дул даже ветер. Небо стояло на месте, — его титановые тучи, словно, в грохочущей тишине, вот-вот намеревались сорваться с тверди на землю всей тяжестью накопившейся в них воды. Подобно воздушному шару, который надев на водопроводный кран, наполняют водой и ждут, когда же он не выдержит и выбросит из себя неудобоносимый груз, став жертвой, ради своей лёгкости. И вот послышались отдалённые раскаты грома. Настала снова тишина, — она продлилась не больше минуты. Небо озарилось вспышкой, как при фотосъёмке. Прошло секунды три и всё сотряслось мощным громовым раскатом, точно над моей головой, как если бы я стоял на улице. Тучи порвали сами себя, — они сбились как стадо баранов. Напившись воды до невыносимого отказа, таки отказались её в себе держать. А я стоял и смотрел в окно, залитое ливнем, сквозь которое просматривался искривленный город — пожелтевший сквер, дом Веры. Котёнок сидел на подоконнике и вертел головой, гоняясь взглядом за громоздкими каплями, стекающими по стеклу, периодически пытаясь удержать их лапой. Не понимая своего напрасного труда. От грома, он сразу заметался по квартире, ища место, куда можно спрятаться, а, когда зашелестел ливень, быстро оказался на окне.

К обеду из-за туч выглянуло солнце, накрапывал остатками дождь.

В общем, около полудня небо стало чистым.

День этот начался с кофе и им продолжался ещё раз пять, но честно сказать, я сбился со счёту. Поставив очередной раз джезву[1] на огонь, ждал, когда подойдёт пена. Но пену опередил звонок телефона. «Нет, сначала пена, а потом телефон!» — настаивал я. — Но звонок оказался настырным и продолжал меня требовать. А я, настойчивым. Телефон замолчал. Я налил кофе в кружку, подлил молока, взял в руки японский кроссворд и только сделал глоток, и принялся водить карандашом по пустым квадратикам головоломки, пытаясь вникнуть и посчитать, как звонок раздался снова.

Я бы посмотрел, кто звонил, но это был скрытый звонок. Не люблю такие звонки, но всегда интересно узнать, кто звонит, потому и поднимаю трубку. Что мне ещё интересно! — Зачем это нужно людям… какой-то «синдром тайного агент»?

— Да! Слушаю.

Вначале я услышал дыхание. Мне представился образ, который продолжает думать, что сказать. Последовало мычание…

— Вы будете молчать? — не выдержал я. — В таком случае я кладу трубку и больше не беру.

— Подождите! — Вырвался женский голос. — Не торопитесь бросать трубку.

Я промолчал. Лишь ждал.

— Спасибо! Вы Максим?

— Насколько мне известно — да! — Я понимал, что говорить начал с презрением и следует поубавить обороты. Девушка, было слышно, волнуется, и, по всей видимости, долго решалась на этот звонок.

Я отпил кофе, сделал выдох.

— Я хотела с вами встретиться…

— С какой целью? Я вас не знаю… мне даже не известно ваше имя…

— Я не могу сказать всё по телефону. — Моего оппонента словно поставили на паузу…

— Ну, хорошо, — прервал я молчание. Меня бесили такие моменты. Мало того, неизвестно кто, зачем, ещё и «резину тянут».

— Если бы мы с вами встретились, скажем, в сквере, что по соседству с вашим домом…

— Ладно, я приду … — только какого чёрта я туда попрусь, я и сам не понимал.

В сквере я нашёл лавочку поудобнее, — ту, что свободна. И подумал: «как же выглядит эта тайная особа, должно быть она меня знает и найдёт сама». Я идиот, — но думать я об этом не стал.

День стал жарким и парил. Небо было чистое и не предвещало никаких осадков. От жары выступил на лбу пот. Я сунул руку в карман, чтоб достать платок, пальцы наткнулись на брелок, который подарила Вера. Вытащил. Покрутил в руке. Протёр лоб платком. Посмотрел на часы, — стрелки показывали пятнадцать минут третьего. Я сидел и рассматривал людей, ютившихся на лавках, — кто-то читал книгу, кто-то уткнулся в планшет, кому-то доставляло удовольствие, так же, как и мне за всем этим наблюдать. Одна женщина сидела и просто смотрела перед собой в никуда, но при этом она ухмылялась, — складывалось впечатление, что она про всех всё знает, а молчит и над всеми смеётся. На её лице, мне так показалось, прочитывалось: «…какие же все идиоты. Я всё знаю — куда катится мир, и кто будет следующим президентом, что нужно читать, а что вообще не стоит человеческого внимания, какие телепередачи нужно смотреть, как правильно надо одеваться, каким образом положено воспитывать детей»… и так далее, и тому подобное, — список бесконечный. Это была полная женщина с начесанной шевелюрой на голове, яркими морковными губами (кому нравится такой цвет губ?), полнота по возрасту, длинная вязаная кофта белого цвета (в такую-то жару), длинная юбка ярмарочной раскраски, из-под которой выглядывали щиколотки, а на земле она стояла старомодными лодочками послевоенных времён на низком каблуке. Каждый палец её рук был, по всей видимости, так думала она, создан, чтоб носит сразу по два-три огромных кольца. Не сказать, что пальцы у неё были очень длинные и тонкие, наоборот — весьма пухлые и короткие, нужно умудриться натянуть на них всё это. Она уже уходила, а я продолжал смотреть ей в след, для чего-то пытаясь понять её сущность, — что-то мне в ней говорило о недавнем одиночестве и не весьма состоявшейся личности. Я себя поймал на том, что занимаюсь мыслеблудием и мне на самом деле триста лет не сдалась эта женщина, которая может и нуждается в чьей-то помощи, да только ей это не нужно.

С этими мыслями я не заметил, когда ко мне подошла девушка и назвала меня по имени.

— Вера?..

— Нет. Я Лера.

— Но… — да, голос… отличался, мне показалось, что именно этим голосом со мной говорила в кафе Вера, но всё остальное было чистой копией.

— Я её сестра.

Признаю, я ничего не знал о Вериной семье.

Когда Лера села рядом, я обратил внимание на её руки. У Веры на большом пальце правой руки у основания ногтя была родинка. У Леры родинки не было. Одеждой сильно не отличалась, так же джинсы, так же приталенная сорочка и на ногах надеты балетки. И не знаю, как Лера, а Вера сменяла брюки длинной юбкой.

— Вера никогда не рассказывала о вас. Обычно такое не утаишь. — Мне ерундой казались мои слова.

— Мы мало проводили время вместе. В основном это было в детстве.

— Обычно близнецы часто вместе…

— Но мы не близнецы… — Лера посмотрела на меня и, я не увидел Вериных глаз.

— Я моложе Веры на один год и два месяца. Все думают, что мы близняшки. Родители смеются на этот счёт и говорят: «Они же разные… ну, сходства есть…» — и начинают долго в нас всматриваться. У папы с мамой это стало сценарием — все говорят, они смеются, а потом всматриваются. Мы к этому привыкли с детства.

— Бывает же такое?!

Лера только пожала плечами.

— О чём вы хотели со мной поговорить? — Начал я, вспомнив, зачем мы здесь.

Я вдруг увидел, что Лера раскраснелась. От этой девушки исходила совершенно другая энергия, нежели от её сестры. С Верой мы могли общаться, как друзья совершенно на равных. Когда мы учились в университете, то первые же моменты нашего общения не давали никаких намёков на секс. Просто разговаривали о жизни, о прочитанных книгах, о кино, нас тянуло на философию, — тем для разговоров хватало, чтоб забить друг другу голову. Но это нам нравилось. Много раз я спрашивал Веру, чего она от меня ждёт, и Вера сразу не задумываясь говорила: «Ровным счётом ничего». — Ставила уверенную точку после своего ответа и смотрела мне в глаза, словно принимая меня за телепата, ждала мой ответ. На самом деле не надо обладать сверхспособностями, чтобы понять её взгляд. Я с уверенностью констатировал: «Мне интересно с тобой, как с другом, но в какой-то момент сам себе задаю вопрос: — Что между нами? — Дружба между мужчиной и женщиной для меня всегда была странностью, а с тобой я могу дружить». Вера на это улыбалась.

Глядя на Леру, я вспомнил наше последнее общение с Верой, когда мы сидели в кафе, а я рассматривал её глаза. В них я тогда впервые увидел женскую энергию и, на какой-то момент внутри меня поднялись чувства, которых я никогда к ней не испытывал. Придя домой, я ещё долго вспоминал её взгляд, а в груди ускорялось сердце. Потом начинал рассуждать о Вериной эмансипации и, сердце уже не билось так ускорено. С её сестрой я сидел, как мужчина. Её глаза не смотрели на меня, как Верин взгляд, она стеснялась, — стеснялась, как стесняются девушки парней. Мне захотелось её поцеловать. Да, сразу! Сходу! С первой же встречи! С Верой не было такого желания. Я поразился тому факту, что девушки практически похожи, а вызывают разные эмоции.

— Можно я перейду на «ты»? — мне будет проще.

— Конечно. — Согласился я и почувствовал её ещё ближе.

— Не хочу ходить вокруг да около… — Если бы я тебе по телефону сказала, что хочу встретиться потому, что ты мне нравишься, — ты не пришёл бы? Верно?

Я достал сигарету, щёлкнул свой пьезоэлемент, сделал затяжку, выпустил дым, посмотрел на Леру.

— Не знаю. — Я сейчас смотрел на неё, возможно на тот момент мне показалось, уже полюбившими глазами. А значит, сказать что-то отрицательное — не мог!

Она сказала и перевела взгляд на браслет, который сняла с руки и теперь перебирала бусинки пальцами. Я чувствовал трепет души в её маленьком теле. Она словно ждала, перебирая чётки, там: в глубине сознания, начитывая джапу[2], для большей концентрации своего великого желания.

А я чувствовал к ней ещё больше трепета, но не понимал, что на это сказать.

— Я знаю о вашей дружбе с моей сестрой…, точнее узнала недавно, что вы просто друзья. Это меня и подтолкнуло…

— Честно говоря, мне впервые признаётся в своих чувствах девушка. — Неожиданно перебил я Леру. — Да и сам, признаться не делал этого очень часто. Когда-то в школе, одной девочке. Она была старше меня на два года. Мне тогда исполнилось двенадцать лет. У неё были голубые глаза и длинные ресницы. Тогда все девочки заплетали косички. По коридору бежал один «смышлёный» пацан и дёрнул её за косу. Она что-то читала. Книжка вылетела из рук и упала на пол. Она за ним не побежала, он скрылся в лабиринтах школьного коридора, а она села на корточки, положила руки на голову и расплакалась. Я, помню, подошёл, поднял книжку, сел рядом с ней. И в тот момент она посмотрела на меня. Я увидел эти глаза, с них катились слёзы. Увидев меня протягивающего ей книгу, она перестала плакать. Тогда я признался, какие у неё красивые глаза. Она продолжала на меня смотреть, и я ей сказал, что она очень красивая. Взяв у меня книгу, она поцеловала меня в щёку и побежала к себе в класс. Я стоял у окна и смотрел ей в след, а сердце отстукивало её бегущие шаги. (Она ещё проучилась в нашей школе два месяца, и переехала с родителями в Италию). Мы виделись с ней каждый день в школе, она спрашивала, как мои дела. А потом подошла и сказала, что уезжает, и будет меня обязательно вспоминать.

Лера смотрела на меня внимательно пронизывающим взглядом.

— Пойдём, попьём латте. — Я встал, протянул ей руку.

— Сок. Морковный. Со сливками. — Лера продолжала сидеть. Смотрела на меня и надевала браслет на руку.

Мне же должно было показаться это странным. Выдержав паузу, я сказал:

— Я не знаю… делают ли они там такое.

Лера взяла меня за руку и мы ушли.

глава третья: маленький Будда

I

Получилось так, что всё произошло быстро. Быстро пришла любовь, быстро стали понимать друг друга, — возникало ощущение, будто мы были вместе всегда.

Вера — она стала родной душой, но подпускать её ближе не возникало желания. Мы хорошо проводили вместе свободное время. Выпили много кофе и коньяка, слушали музыку, делились прочитанными книгами, мечтали, Вера показывала мне свои картины. Не было ни одного конфликта, — мы могли поспорить о чём угодно, повалять дурака. С Лерой не то, чтобы всё иначе. Повторюсь, меня поразило то, что внешне две сестры очень похожи, но воспринимал я их по-разному. Лера была, как и сестра, разносторонней личностью, с ней было не менее интересно. Её интересовало всё, если не сказать: больше. С каждой нашей встречей этот человек открывался с новой стороны. Лера, как драгоценный камень в руках искусного ювелира, который с величайшим мастерством, не снимая ничего лишнего, у меня на глазах создаёт новую тонкую грань с приходом нового дня. Я стал часто многому удивляться, чего не бывало со мной никогда раньше. А как не удивляться, когда ты видишь, сколько содержимого в одном человека. Как бездонный сосуд, из которого ты постоянно извлекаешь неожиданно что-то новое.

Люди говорят: «…когда всё быстро развивается, то быстро и проходит». Но у меня возникало такое ощущение, что для нас положена вечность. Единственное, что меня заставляло задумываться, это сам я. Не видел я в себе ничего особенного.

Мне казалось, Лере скоро станет со мной скучно. И мысленно разглядывая себя со стороны, я задавал ей вопрос: «Тебе со мной интересно?» — И тут же на меня сваливался мешком ответ: «Ты что, я же тебя люблю!» Ответ, как по мне неясен, но устраивать допрос с пристрастием, делом было лишним.

В минуты своей грусти, а такое случалось, Лера молчала. Её брови сдвигались к переносице, и она хмуро смотрела. Такой взгляд заставлял меня глубоко вздыхать. В такие моменты, мне, точно не хватает кислорода. И я начинаю задавать один тот же вопрос, на который получаю один и тот же ответ: «Ну, что?», — за ним следует: «Я что, не могу быть спокойной?», — и, — «…всё в порядке, не переживай…». Потом я заметил, что в это циклично. Месячные у Леры проходят быстро, два-три дня, а вот период их приближения длится подольше, сопровождаясь разными настроениями. Но это я забегаю вперёд.

По утрам, какая бы температура ни была, Лера обливалась холодной водой, после стакана свежевыжатого сока, — я купил специально соковыжималку, чтобы Лера, оставаясь у меня, не изменяла своим привычкам, но чувствовала себя, как дома. Также у меня всегда были припасены для неё свежие фрукты. Поначалу она приходила со своим пакетом, — я попросил её больше так не делать и стал сам запасаться фруктами. Выходила из душа, расстилала коврик для йоги и выполняла комплекс асан[3]. Я просыпался рано, готовил кофе, брал сигарету и шёл с книгой на балкон, застеклённый сверху донизу. Открытое настежь окно и висящие до пола занавески, придавали ощущение присутствия на террасе. Я поставил там маленький столик и кресло, — таким образом, я мог наслаждаться маленькими моментами своей скучной, посредственной жизни. С приходом в мою жизнь Леры, я поставил ещё одно кресло. Она осторожно заходила на балкон, аккуратно садилась и, чаще смотрела на меня, чем по сторонам. Могла рассматривать небо в моменты закатов и рассветов. И никогда не глядела вниз, — Лера боялась высоты, — а квартира у меня находилась на четырнадцатом этаже. Дверь в комнату летом была открыта, и я мог наблюдать, не вставая с кресла, как Лера выполняет свои упражнения. Во время занятий Лера включает музыку — какие-то индийские мотивы.

В один момент я почувствовал желание, …очень сильное. Очередной раз я сидел на балконе, попивал кофе, потягивал сигарету, наблюдал за занятиями Леры. Мне захотелось что-то написать. Я взял блокнот, ручку и принялся, глядя на Леру, заполнять страницу чернилами.

«Приятный прохладный ветерок залетал в нашу комнату через чуть приоткрытое окно. Но более резкий порыв раскрыл его настежь. И теперь комната превратилась в большую свежую воздушную ванну, в которой купаться было одно наслаждение. Уже был час дня, — но состояние было всё ещё утренним. Душа переполнялась миром. С улицы доносилась птичья перекличка, скрипели качели, играли дети. Сейчас обедня, — об этом заявляли лёгкие колокольные звоны находившегося неподалёку храма.

Моя любимая заканчивает приветствие солнцу — сурья намаскар[4].

Дом наполнен особой приятной энергией, которая зовётся — Жизнь.

Теперь «моё солнышко» сидит рядом, читает книжку и грызёт очень душистое яблоко…»

— Что ты пишешь? — Заглядывая через столик в блокнот у меня на коленях, спросила Лера.

— Как мы с тобой проснулись… — с улыбкой ответил я.

— Хм, интересно! И давно ты этим занимаешься? — В глазах у Леры я увидел звенящий интерес. — А можно я прочитаю? — Интерес её словно забил в колокола, что, казалось, она выпрыгнет душой из тела на мной написанный текст.

— Конечно. — Я протянул тетрадь ей в руки. — Сейчас на меня что-то нашло. Вот и решил записать.

Она внимательно прочла содержимое страницы и передала мне обратно. Улыбнулась. Я не полез с вопросом. В конце концов, я же не претендовал ни на что.

— Продолжай. — Заключила она, словно подписав этим словом рецензию.

В детстве я написал пару стихов и все посвятил природным явлениям. Тетрадь завалялась у родителей и о том, наверно, никто не вспоминал. Сочинения в школе я писал ниже среднего. Я больше рисовал. Мне нравилось изображать всё, что меня окружало, — от спички до бабушки, я пару раз нарисовал папу с мамой, а бабушку раз сто. Я сбился со счёту её портретов, мне казалось, я рисовал бабушку всегда и везде. Может из-за того, что с бабушкой я был гораздо чаще, чем с родителями, — наверное, это так. Я очень любил свою бабушку и продолжаю любить. Её уже нет на земле, но в моём сердце она даёт о себе знать каждый день. Какая-то мелочь, что-нибудь серьёзное: бабушка всплывает в памяти и я рассуждаю: «а что сказала бы она, как бы поступила..?». Порой я думаю о том, что бабушка умерла рано (шестьдесят четыре года, на самом деле, ещё не возраст уходить из этого мира, но кто нас спрашивает…). Мне просто хотелось в какие-то моменты, чтобы она повлияла своим присутствием — рассудительностью, вниманием, строгостью. Бабушка учила меня правильно выбирать вещи, правильно их носить, слушать правильные звуки, которые издают музыканты и певцы, пусть она не слушала рок, смотреть на правильных людей и брать с них пример. Бабушка, наверное, как и многие люди того времени, была строга к теме секса. Прямых разговоров на эту тему у нас не было, но она являлась ярким представителем жизненной дипломатии, по-простому говоря — в ней была мудрость, мне кажется, ко всему, но будучи в детстве, я думал не всегда так, с возрастом стал понимать её правоту, как и видеть ошибки. Я не могу переспать с «бухты-барахты» с первой встречной, даже если она мне очень сильно понравилась и поднимает у меня большой к ней интерес. Есть какая-то брезгливость, что ли. Мне надо лучше человека узнать.

В общем, почему я о бабушке? — Глядя на Леру, я вижу схожие черты характера. Не сказать, что она её копия, но что-то в ней просматривается — многое, я бы сказал. Чувство вкуса, чувство стиля, взгляд на жизнь, взгляд на любовь. Я думаю, родись бабушка в пределах нашего поколения, она бы точно занималась йогой, постигала бы глубины буддизма, слушала бы рок музыку и увлекалась всем, что не обременено словом «попса». Хотя сегодня и йога, и буддизм, и быть вегетарианцем сильно «опопсело». Но есть те люди, которые идут за этим не ради моды и избегают «модных сборищ». Такой является моя Лера, такой была моя бабушка!

Я раньше не обращал внимания на многие вещи. Мне открыла глаза Лера. А может я просто не смотрел в те стороны. Мне казалось, йогой у нас только и занимаются в фитнес клубах, а вегетарианцы — это люди где-то живущие, — к примеру, в индии, кое-где у нас. А их много! Обо всём этом мне стала рассказывать Лера. Я внимательно слушал и понимал, что я имел совершенно неправильное представление.

И Лера рассказала мне о своём учителе.

II

Тогда, когда одни делают себе рекламу, распространяются в соц. сетях и собирают большие группы спортсменов-модников, другие получают просветление, прибывая в медитации, совершенствуясь в асанах. О таких людях никто не знает, либо они говорят об этом тихо. У них тоже появляются ученики — люди, которые желают жить, таким образом, для себя, а не для кого-то — своих одноклассников, друзей, коллег, неприятелей, приятелей и так далее. Человек, который решил становиться духовным, не будет обвешиваться объявлениями об этом. Сегодня стало модно «становиться на путь истинный». Во все времена была мода на что-то. Модно курить — все курят, модно делать татуировки — все делают татуировки, время быть блатным — все резко «ботают по фени»[5]. Время показать себя успешным и богатым, — почему-то не стараются на самом деле стать таковыми потому, что напрячься надо, но окружают себя понтами[6], — раскрывают в себе патетически не положительные стороны характера. Всегда была мода и она всех и всё портила. Да, так и есть — я против моды, она порождает пустых людей. Мода родила попсу[7].

Сегодня модно поститься. Причём о посте говорят везде. Зачем войдя в пост, рассказывать всем, что ты в него вошёл? А потом страдать, глядя на то, как другие едят. Толку от таких действий?! Люди хотят показать, какие они стали духовные.

Человек, к которому на занятия по йоге попала Лера, привлёк своей философией. Случайностей не бывает. Лера пробовала себя в разных видах спорта, — не буду перечислять. Однажды она пришла на йогу в фитнес клуб. Она поняла, что её телу требуется именно это и решила для себя, во что бы то ни стало посвящать йоге каждый день. Но прозанимавшись три года, поняла, что группа, которую вела довольно спортивная девушка, топчется на месте, а внутреннего наполнения тем более, как не было, так и нет. Все, кто приходил на занятия, продолжали оставаться в той же форме, — Лера, давным-давно освоив программу, скучала, взирая на «пляж морских котиков». Читая литературу, просматривая фильмы, находя передачи, у Леры сложилось твёрдое мнение об образе жизни, — здоровой, полной соответствующей философии. Тогда Лера решила стать вегетарианкой. В подвешенном состоянии оставался вопрос: где найти нужного учителя?

Окончив лицей, Лера уехала учиться в другой город.

Умножая свои знания, она настойчиво задавалась вопросом: где найти хорошие занятия по йоге? И однажды ей посоветовали сходить на массаж к одному человеку, который практикует аюрведу[8]. Разговор, как, само собой разумеется, пошёл о улучшении своего здоровья. Выяснилось, что массажист не ест мясо и, преподаёт йогу. Этого человека, где только не носило. Он был и в Индии, и в Таиланде, и в Тибете, — ездил он не для того, чтоб погулять и поглазеть на достопримечательности. Он находил учителя и старался получить что-то новое. Получив традиционное медицинское образование, он занялся нетрадиционной медициной.

Придя к нему на занятия, Лера поняла: — она нашла того, кого искала.

Спустя время, в тех местах произошёл государственный переворот, который перерос в военный конфликт. Пока всё только было в процессе зачатия, становилось понятно, — быстро и по-хорошему это всё не кончится. Решение приходило само собой: естественно надо уезжать. И разъехались все, кому, куда удалось. Лера снова осталась без учителя. Но она, пользуясь знаниями, которые получила, изо дня в день их практиковала.

А ещё я стал обращать внимание на своего питомца. Я так и не дал ему имя, — Лера быстренько постаралась. Котёнок по зову своей природы занимался йогой. Он использовал каждый свободный момент, чтобы потянуться, прогнуться, выгнуться. Я заметил, как похожи Лерины упражнения с повадками котёнка. До сих пор я не поинтересовался, кто же «он»: — он или она. Лера, увидев моего жильца, быстро в него влюбилась, (а точнее, в неё).

— Я собирался отдать его своей племяннице. Подумал, что всё равно у меня времени нет ухаживать за ним.

— Ты что?! — Возмутилась глубоко Лера. — Она же тебе не просто так дана…

«Не понял! Что значит — не просто так?» — Подумал я, глядя на Леру и начал понимать: — «прихлебатель» у нас надолго. Ну, ладно!

— Тебе её Вселенная дала. Сам Бог даёт возможность тебе о ней позаботиться. — Лера держала котёнка прижав к груди и бурно возмущалась на меня. А я всё понял.

— Я всё понял. — Да, я понял, что здесь спорить не имеет смысла. С Лерой вообще не имеет смысла спорить, — да мне и не хочется этого делать. Я вижу и чувствую в ней огромную любовь ко всему. И ощущаю себя так, как не ощущал никогда. Я думаю: я был посредственным, а теперь, точно учусь какой-то глобальности своей природы, — тому, чего о себе не знал!

— Как её зовут? — Последовал ко мне вопрос.

— Я её никак не называл. Я котёнка принёс из-под дождя. Мне его стало жалко. Сидел мокрый насквозь. Забрал домой, накормил. Я ему так и сказал. Обсохнешь, согреешься и хочешь, живи дальше своей жизнью. Потом подумал, племянница хотела котёнка, а у меня нет времени на него. Так получилось, что эти хлопоты, — я указал рукой на котёнка, — пришлись на время отпуска. Так и остался пока.

— И так не пока, а насовсем! — Констатировала факт Лера.

— Как тебе угодно…

— Не перебивай! — Я сел в кресло, внимая её речи.

— Правильно посиди. Сейчас мы будем давать имя нашей кошечке.

«О-о-о! Вот это форсаж…» — Думал я параллельно речам оратора.

А кошка, приняв хозяйку, сидела у неё на руках и изредка бросала на меня свой томный от удовольствия взгляд, тем самым говоря, кто на самом деле в доме хозяин. Я и сам стал понимать, что невольно и без всяких церемоний делегировал власть в нежные руки, которые сейчас держали котёнка, решая, какое имя будет у нового члена семьи.

Не знаю, проявлялось ли на моём лице, но я улыбался душой во всю его ширь.

— Значит, сделаем так. — Лера забегала глазами по комнате. Подошла к книжной полке. — Что ты тут читаешь?

— Ты собиралась называть котёнка, а не читать.

— Подожди, сейчас назовём.

Я следил с любопытством за всем происходящим. Лера бродила взглядом по книжным полкам. Кошка, последовав примеру своей хозяйки, развернулась и стала также водить головой из бока в бок.

— Так, отлично! — Рассуждала Лера. — Хемингуэй, Акунин, Хм… Репин? А он, что, писал?! Или это не тот Репин.

— Тот! Было немного… — вставил я.

— …Андахази… — не знаю такого.

— Он хорош. Своеобразен, где-то маргинален, но хорош.

— Оскар Уайльд, Фицджеральд… так-так-так… всё это замечательно, но оно должно с нами заговорить. Да, киса? — Лера гладила котёнка.

— Мураками… Макс Фрай… — Лера замерла. На какие-то доли секунды воцарилась тишина. Вокруг словно замер мир. Я почувствовал, как затихли мои мышцы. Я видел, как затаив дыхание остановилась моя Лера, а на руках не шевелилась кошка, сосредоточив своё внимание на лице своей хозяйки. — Да-а-а! — Наконец выдохнула хозяйка кошки. Тишина прозвучала секунды три, но эти секунды показались, как минимум, минутами. — Японец. У японцев есть прекрасная традиция, давать имена. Будущая мама кладёт свои руки себе на живот и начинает перечислять имена. Её ребёнок, ещё будучи во чреве, выбирает из перечисленного. Реагирует на имя движением. Мама останавливается и даёт ему это имя. Мураками. Нет, кошку не будут звать Мураками… — Лера, улыбаясь, смотрит на меня, потом на кошку.

— «Мой любимый спутник». Название подходящее. — Протягивает руку и достаёт книгу.

Дальше начинается церемония.

Нет, Лера не чертила никаких кругов, не рисовала пентаклей, не зажигала свечей, не воскуривала фимиам. Она просто села поудобней в кресло, поджала под себя уютно ноги. И не выпуская из рук кошку, открыла книгу и стала зачем-то проводить пальцем по краю страницы сверху вниз, перелистывала и также поступала с последующими. Мне стало ещё интересней. Я аккуратно подошёл. Стараясь не нарушать процесса, стал следить за Лериной рукой. Ничего не спрашивал, — ждал, когда мне откроют тайну. Хотя сам уже начал догадываться, в чём смысл происходящего. «Не буду форсировать события».

— Ты пытаешься «пропальпировать»[9] ситуацию глазами? — Спросила Лера, с улыбкой посмотрев на меня.

Я не знал такого слова, но понял его значение и, замахал положительно головой. «Пропальпировать — наверное, каким-то образом исследовать?» — В доли секунды спросил я себя.

— Смотри, я сейчас тебе всё объясню. Я смотрю на последние две буквы каждой строчки и выбираю подходящие — сочетаемые слоги друг за другом идущие. — Лера поставила пальчик сверху и повела медленно вниз. При этом она начала читать по слогам, словно произнося заклинание: — то-ри… ть-ем… со-то… на-ке… ну-и… по-ни… ла-ми… си-ла… ко-ля… ко-нь… — на этом месте Лера усмехнулась, — и продолжила снова: — да-ма… — Лера посмотрела на кошку, я тоже посмотрел на кошку. Она же посмотрела на нас грустными глазами. — Не-ет! Ты не дама! — По иронии кошка сглотнула слюну. Мы засмеялись и вместе погладили её.

— …му-ра… му-му… — нет, всё не то. Взяв побольше страниц, Лера открыла середину книги и снова затихла, водя пальчиком. Я наблюдал, как её губы шевелились. Мне это показалось привлекательным, и я почувствовал, что в данный момент, я сильно её хочу. Внутри у меня всё закипело, но я старался не прерывать, поэтому держал себя в руках.

А Лера продолжала:

— …не-бо… чу-ом… чу-до… — теперь она после каждого «слогосочетания» делала отрицательный жест головой, опять затихала и двигала губами, а я возбуждался.

Кошка смотрела на Леру и словно ждала, когда родится её имя. Когда Лера отрицательно качала головой, кошка вторила ей. Потом начала тянуть лапу к её губам, видимо, её тоже они привлекали.

— Надо тебя от глистов избавить. — Сплёвывая, сказала Лера и продолжала искать имя. А я думал, ну, когда же это случится.

— Вот! — Воскликнула Лера. — Ты будешь Тасу. Даже с японского можно перевести: — «спасён». Книжка захлопнулась, а кошка замяукала.

Так Лера нарекла именем нашего «прихлебателя».

А я прижался к волосам Леры и глубоко вдохнул её запах. Этот запах особенный, он устроен из таких феромонов, которые подходят моему обонянию: делают их носителя моим родным человеком, мной желанной. Я целовал её щёки. Целовал её губы. Целовал её шею. Я наслаждался её бархатистой нежной кожей — душистой, словно пропитанной ванилью, цветами, — их я перечислить не могу — не знаю. У меня ощущение, что я могу наслаждаться этим вечно. Вечно наслаждаться этим прекрасным, родным телом, а потом столько же слушать и видеть, как льётся в мой мир и в мир вокруг душа, рекой своей жизни, разделяя и соединяя всё, и расставляя на свои места. Любовь с ней прекрасна. В эти мгновения, больше убеждаешься в том, что секс без любви не есть удел настоящего человека.

Я видел, как Лера не раз помогала незнакомым людям. А сколько раз она заставляла помогать меня. Не то чтобы заставляла, — бывало, я шёл встречать её, когда она приезжала с работы. И уже, будучи на остановке, звонил телефон: — «Ты где?» — « Жду твой автобус…“ — отвечал я. –„Иди во двор за остановкой…». Что могло такого произойти? — возникали разные мысли. Тут я видел картину — Лера идёт рядом со старушкой и тащит огромную сумку. «Держи..!» — Протягивала она мне ношу и мы провожали счастливую старицу до её дома. Было таких случаев много. Лера, дай волю, возможности, стянула бы под свою опеку всех животных с улицы и дала бы кров всем бездомным. Не сказать, что я какой-то злой и бессердечный, — добро исходит из меня и за сердце хвататься могу, помочь могу, но Лера… «Ты как мать Тереза.» — однажды я сказал, но потом отправил по телефону сообщение: «Ты мой маленький Будда! Люблю тебя сильно!» — В ответ получил сообщение с полным счастья личиком.

глава четвёртая: к чему мне «бегемот»?

I

Сегодня суббота, Лера поехала навестить родителей, а я остался один, распиная себя с тишиной, со своими мыслями и не причастной ко всем моим погружениям Тасу. Кошка сидела на окне и внимательно наблюдала за снующими туда-сюда птицами. Они явно не давали ей покоя. Она топталась по подоконнику. Будто постанывала, чуть рыча, иногда. Соскакивала и бежала в другую комнату и там запрыгивала на окно.

А я взял книгу, сел в кресло на балконе, закурил «Уинстон» и погрузился в чтение. Прочитав главу, я остановился, закурил ещё одну сигарету и, задумавшись, уставился на брелок, который мне подарила Вера. Брелок лежал на столике возле пепельницы. Я так и не надел его на ключи. Периодически брал его и крутил в руках, когда приходил на балкон покурить. Но только сейчас задумался о том, куда же в конце концов поехала Вера и зачем. Прошло две недели с того дня, когда мы сидели в кафе. Тогда был какой-то необычный день, — мы много молчали, иногда посматривали друг на друга, смотрели в окно, я помню собаку, заглянувшую к нам в кафе. Помню мужчину средних лет, с видом умного и образованного человека, его пузатый портфель. И фотографии на стенах выглядели как-то по-особенному в тот день. А ещё у официанта был загадочный взгляд. А может мне это лишь показалось, — кто его знает, да только у меня остались вопросы и чувство аномального. Не то, чтобы я придал этому именно такое значение, глобально, но тайна ведь появилась. Может быть, это звучит чересчур очевидно, но, когда появляются вопросы — это всегда говорит о появлении тайны. Может, её и не стремятся от вас скрыть, а может, и никогда не расскажут, но всё равно и первое, и второе является тайной.

Посидев ещё немного на балконе, докурил очередную сигарету и пошёл на кухню варить кофе.

Тасу гоняла по комнате скомканный кусок бумажки. Лера ей скомкала и бросила. Котёнок посмотрел на меня, прижавшись к полу, после, увлечённо занялся бумажкой, снова.

— Да-а-а… забот у тебя парень, -хоть отбавляй. — Сказал я обращаясь к Тасу, но потом вспомнил, что она не парень, усмехнулся, махнул рукой и пошёл на кухню.

Пока готовил джезву, чтоб поставить на огонь, подумал о своём отпуске: — уже прошло две недели, а я до сих пор никуда не поехал. Да и жизнь у меня забила в другом ключе. В эту минуту я почувствовал, что стал более счастливым. Раньше я думал, что счастье — это нечто придуманное людьми от их же собственной неспособности занять себя делом. Знаете, как большевики, когда пришли к власти, на аристократию и интеллигенцию говорили: лодыри и бездельники. И депрессия — это не заболевание для них, а плод разбалованности жизнью. Нет, я ни каким местом не отношу себя ни к большевикам, ни к коммунистам (боже упаси). Напротив, я считаю, срать в один туалет всем коллективом и заглядывать друг другу в рот, думая: а не сожрал ли чего лишнего сосед по коммуналке, даже по подъезду, или того дальше — это чистой воды идиотизм. Формирование уравнительной массы, для меня лично (я думаю, найдётся немало люду, кто мыслит также), это путь в деград