Ты зря не молился, стрелу пуская,

а после прося у меня руки.

Дивился двор царский весь на невесту:

как кожа бела да шаги легки,

Лишь ты один знал, прячу что в светлице,

и сам до поры помогал скрывать.

Ты зря не сходил за советом к ведьме,

авось бы сказала, чего да как.

Лишь ты один знал, что скрываю правду,

и сам помогал себя обмануть.

Ты зря попросил меня стать нежнее,

решился распробовать пух перин,

Я сделала то, о чем умолял ты.

Печи алый рот шкуру взял в кольцо:

и белую кожу, и руки-крылья.

Мне шло Василисы, скажи, лицо?..

Ты не любишь меня, ты влюблен в мои боль и страх,

как боюсь черной площади с бревнами для костра,

как считаю их: десять братьев, без рукава

остается один. Мне, как цепи, его сковать,

мне отрезать его от земли и ее щедрот,

мне отрезать его от неба, чтобы полет

ему снился, но, обреченный не повторить,

он молчит, и в глазах я читаю его: «Гори!»

Мой король, ты насытишься? Нет, ведь тебя смешит,

как я все отдаю, чтоб успеть только их дошить —

белых десять рубашек, не справившись лишь с одной.

Как тебя забавляет, что страшен мне не огонь,

пусть пугает дорога от замка в кромешный ад,

а тот взгляд, что бросает на нить из крапивы брат,

когда пальцы мои находят лишь пустоту,

и мы оба с ним понимаем: не доплету.

Мой король, ты помочь сумел бы, ты знаешь сам,

но тебе больше нравится в пекло меня бросать,

оставаться на черном троне слепым, чужим,

потому что это всего-навсего чья-то жизнь.

Мы останемся рядом: и я, и крылатый брат,

и ты будешь как будто ни капли не виноват,

мой король, что любил во мне боль, не саму меня,

и не дал мне на счастье горе свое сменять.

Генерал, вам к лицу края этого холод

с его льдом и снегами. Застывший и мертвый.

Говорите, искать правду — ваше заданье,

но вы словно сбежали сюда от чего-то…

От себя самого? Что хранит ваша память?

Черта плеч держит груз, что по силам немногим,

в глазах боль слишком дорого давшихся знаний.

Взгляд поэтому ваш столь пронзительно строгий?

Говорите, у каждого есть своя тайна.

Равнодушным вас сделала ваша? Ответьте!

Словно вы позабыли про то, что есть счастье,

как край проклятый этот не помнит о лете.

Но я верю, я знаю: вы жаждете солнца,

отрицая тепло и его подпуская

к себе из моих рук. Кто ж та Королева,

что сумела сломать, из вас вылепив Кая?..

Я звала тебя. Помнишь, где-то среди могил

колокольчик звучал отчаянно: по-мо-ги,

пока пальцы сдирали обивки атлас, но зря —

забрала право воздуха принявшая земля.

Был бы гроб мой хрустальным, качался бы на цепях,

авось, кто-то бы заявился будить меня,

как царевну, уснувшую в нем беспокойным сном,

но простой гроб — мой дом, и так холодно в доме том.

Я тебя умоляла, но звук поглощал туман,

он окутал собой хранящие вас дома,

где очаг своим жаром отводит дурные сны.

А со мной только мрак, и навек мне в нем быть — и с ним.

Я молила, ты не пришел. Бросив горсть земли,

ты сбежал, на прощанье едва ли потратив миг,

и не слышал, а может, просто не захотел,

разрешил приключиться смертельной со мной беде.

Я хотела иного, теперь же лишь одного.

Я, живая, была чужой здесь, земле врагом,

а теперь поостыла и стала ей, словно дочь,

попросила ее — не тебя больше — мне помочь.

Давай, будто я верю, что правда все, что сказал,

что не лгали твои, что смотрели в мои, глаза,

потому что тогда будет радостным брачный пир,

а иначе тебя ждут удушие, смерть и гниль,

не поможет огонь, не помогут слова молитв,

будет крепким объятие только могильных плит.

Я звала тебя, жаль только, ты предпочел молчать.

Как красиво звенят колокольчики по ночам!

Принцессе не дожить до двадцати

и до шестнадцати, на самом деле, тоже,

ее проклятье ведьмы не сразит,

и принца поцелуй ей не поможет.

Бывают сказки, где сюжет иной,

где зло, как и добро, не торжествует,

а строчка на словах про хэппи-энд

вдруг обрывается, как жизни нить, впустую,

и ничему от смерти не спасти.

Но спи спокойно и доверься маме.

Она тебя качает и молчит

про то веретено у вас в чулане.

Да, мне говорят, это все пустое:

не нужно лекарство уже искать,

но я исхожу, как волчица, воем,

меня пилит ржавой пилой тоска.

Я чую твой запах, я вижу знаки,

я знаю, ты прячешься средь теней.

Когда серп луны будет столь же острым,

как жажда быть рядом с тобой, к тебе

я выйду из дома, и ночь проглотит

все то, чем мне вряд ли случиться быть.

Мое сердце катится предо мною,

как алый моток нитей из судьбы,

и я шаг за шагом в своих железных

пойду сапогах, куда путь велит.

Когда семь хлебов изгрызу чугунных,

когда обойду все края земли,

воды отыщу тебе мертвой, после

достану живой, раны окропив,

пожалуйста, быть перестань холодным.

Вернись ко мне. Слово. Замок. Аминь.