ЛИАЗ
Сосновый бор будто притаился. Так всегда бывает в последние минуты перед рассветом. Солнце ещё не показалось, но его лучи уже пробиваются из-за` горизонта, смазывая краски мира, обесцвечивая всё вокруг. В этой серой дымке многовековые сосны тихо поскрипывали на ветру. Заросли папоротника у их корней покачивались, раскидистые листья цеплялись друг за друга, выполняли несколько совместных па и снова разделялись в поисках нового партнера для танца. Сотни тысяч сухих иголок, покрывавших землю, перешёптывались о чем-то незначительном и, всё же, важном. Весь мир, казалось, замер в ожидании начала нового дня.
В этот предрассветный час на обочине старой лесной дороги остановился старый громоздкий 677-ой ЛиАЗ. В далеком 1967 году, когда он сошел с конвейера, он был большим достижением советской техники и дизайна. Именно этому экземпляру посчастливилось тогда получить броскую красную расцветку. Долгие годы он возил ленинградских школьников на экскурсии в Москву. Очень смутно, но он все ещё помнит, как младшие классы распевали весёлые песенки, чтобы скоротать время в пути. Славное было время! В начале перестройки его заменили на Ikarus-256. ЛиАЗ же был сослан в провинцию служить на городском маршруте. Там при профилактическом ремонте его зачем-то перекрасили в грязно-оранжевый цвет. В таком виде он отработал до самого конца тысячелетия. После чего сдал свою дорогу немцам (на маршрут вместо отечественных автобусов вывели их немецких товарищей). И всё же он оказался удачливее своих списанных собратьев. Вместо пресса или свалки его отправили в местный музей советского автопрома, где его отреставрировали и отремонтировали. На городские праздники в компании 965-ым «Запорожцем» и 150-ым ЗИСом выезжал торжественно постоять на одной из городских площадей. В такие дни эти ветераны отечественных дорог снова чувствовали себя нужными: детишки и их родители обступали их со всех сторон, фотографировали, залезали в салоны, кузов и даже на крыши, смеялись, шумели и веселились.
Но даже эти редкие радостные деньки закончились. В «кризис восьмого» владелец музея обанкротился. Он законсервировал все машины в надежде вернуться, как только наладятся дела. Но дела так и не наладились. За «кризисом восьмого» пришел «кризис 12-го», потом «кризис 17-го», а когда в 20-ом случилась эпидемия ковида с её многолетними локдаунами, а в 26-ом наступила Цифра, город опустел. Тех, кого признали «пригодными» — здоровыми, способными работать и заводить детей — отправили в крупные города. «Непригодных» отослали в резервацию за Уралом. Никто из простых граждан точно не знает, где именно она находится и что в ней происходит. А благодаря гаджетам ни у кого не возникает даже тени интереса узнать.
В этом бессрочном ожидании Анлаф и нашёл ангар музея. Благо, стены и крыша оказались крепкими и надёжно защитили машины от жестоких сил природы. Сначала путешественник хотел забрать ЗИС за хорошую проходимость и вместительный кузов. Но, немного поразмыслив, всё-таки выбрал ЛиАЗ. Из него удобнее было сделать дом на колёсах. К тому же детские воспоминания о поездках на таком же автобусе в школу осветили его теплым ореолом ностальгии. Анлаф снял железо с остальных экспонатов музея, нашел в подсобке инструмент и заколотил почти все окна. При помощи фанерных выставочных стендов организовал в задней части салона багажное отделение, а в передней — спальное место и ящички для хранения вещей. Сам автобус он перекрасил в землисто-зелёный цвет. Так Анлаф из пешехода стал водителем и домовладельцем в одном лице. Да, теперь спрятаться от поисковых коптеров будет гораздо сложнее, зато жить станет значительно легче. Анлаф кочевал пешком уже много лет и ужасно устал ходить. К тому же возраст уже начал брать своё.
Так старенький ЛиАЗ-677 получил брутальный вид, нового друга и имя. Не марка, не номер, а настоящее имя. Черной краской Анлаф вывел на его боку слово «Talo». Тало — так финны называют дом. По крайней мере, те финны, с которыми он познакомился как-то в отпуске ещё до эпидемии.
Тем ветренным августовским утром Тало стоял на обочине старой лесной дороги, уставший после ночного перегона. Анлаф сидел на ступенях и разминал затёкшие руки и ноги. Поездка выдалась сложная. Притушенные ради незаметности фары давали мало света, а выбранный маршрут оказался давно заброшенным. Это, конечно, к лучшему. Заброшенные дороги немноголюдны, а коптеры их проверяют редко. Но на всякий случай лучше всё же перед отбоем накинуть на автобус маскировочную сетку. Жаль, что времени развести костёр и позавтракать нет — совсем скоро будет светло. Тяжело вздохнув, Анлаф поднялся и принялся за важные дела: замести следы съезда Тало с основной дороги, осмотреть округу на предмет нор и берлог, спрятать автобус под сеткой, ветками и листьями. Потом он аккуратно забрался в свой передвижной дом, разулся, снял плащ и лег в постель.
Измотанный ночной борьбой с дорогой, уснул он быстро. Анлаф спал долго и проснулся ближе к вечеру. Ему снилось детство. Последнее время это случалось всё чаще. Возможно, так мозг пытался наладить баланс приятных и неприятных впечатлений за день, а может быть виной тому ужасная тоска по привычному, понятному и безопасному миру. И хотя детство Анлафа пришлось на лихие для страны годы, оно всё же было менее гнетущим, чем настоящее.
Тогда Анлафа звали просто Лёшкой, в 97-ом он пошел в школу. У него было всего около дюжины друзей-мальчишек и пара подруг. Зато это были настоящие друзья, а не тысячи подписчиков или фоловеров. Вместе они лазали по замороженным стройкам, брошенным заводам и малонаселённым окраинам. Было до жути интересно собирать стеклянные шарики и железные буквы Ш. Потом также все дружно получали нагоняи от своих родителей, которые в панике искали их по всему городу. Ведь тогда не появились ещё даже кнопочные мобильные телефоны. Чтобы позвать друга гулять приходилось звонить ему по стационарному проводному телефону, с замиранием сердца ждать, кто же возьмет трубку и дрожащим голосом лепетать: «Тёть Маш, а Саня дома?». А если и такого телефона дома не было, то приходилось идти к нему домой, заходить в подъезд, который тогда ещё не запирался, и стучать в дверь. И лепетать: «А Саня дома?» — уже лично тёть Маше, открывшей дверь. Анлафу снилась школа. Чёрная доска в меловых разводах, жёсткие стулья, крашенные деревянные полы. Он снова стоял перед всем классом и читал доклад. Ему нравилось делать доклады. Он мог часами просиживать в школьной библиотеке над энциклопедиями, переписывать оттуда важную и интересную информацию, срисовывать картинки. Особой его гордостью был доклад про кровеносную систему человека — схема движения крови по телу вышла очень точной, совсем как в книжке. Ему тогда за этот доклад поставили сразу две пятёрки. Анлаф любил библиотеки и чтение. Для него стало большой личной трагедией закрытие реальных библиотек в пользу виртуальных. В его автодоме хранилось достаточно большое литературное собрание. Мало какие найденные книги он не забирал себе, разве что бульварные детективы да смазливые (слезливые) женские романы.
Анлаф проснулся около пяти вечера. Вылезать из кровати не хотелось. Сон не принёс отдыха, лишь разочарование давно канувшего в Лету прошлого. Нет теперь уже того Лёшки, есть только Анлаф. Он лежал под тёплым пледом и оглядывал свой дом. В комнате царил полумрак. Свет снаружи практический не пробивался сквозь маскировку и множество заколоченных окон. На рабочем столе среди множества разных микросхем, проводов, разъёмов и деталей стоял паяльный аппарат. Давно пора было навести там порядок и разложить всё по ящикам, а то при сильной тряске вся эта мелочь сваливается на пол. Под столом спрятались маленький бензиновый генератор и сумка-холодильник. Хладоэлемент в ней был давным-давно утерян, но сам ящик не пострадал. Крышка закрывалась очень плотно, так что еда там хранилась всё же немного дольше, чем на полке. Рядом с рабочим столом стоял узкий шкаф со всем подряд: запчастями, одеждой, аптечкой и бытовыми мелочами. Он служил разделителем рабочей и обеденной зоны. На обеденном столе расположился ящик с разномастными ложками, вилками и ножами, найденными во время бесконечного скитания по стране. Тут же стоял походный чугунный котелок. Для экономии бензина Анлаф готовил только на огне. Хотя иногда ел консервы, собранные по опустевшим супермаркетам, просто так, холодными, ложкой из банки. Хорошо, что в свое время в них заливали столько консервантов. До сих пор съедобны. Иногда Анлаф охотился на мелкую дичь типа кроликов или сусликов, одичавших кур или коз. Охотился гораздо реже средневекового жителя, но намного чаще своих современников. И в отличие от последних, добыча путешественника не была голограммой или роботом. Ее можно было запросто приготовить и съесть.
Над столом висел закрытый ящик. В нём хранились тарелки и кружки, а также сухие припасы вроде круп, сахара, соли, специй, сухарей, чая, кофе и сладостей. Только воспоминание о недавно найденном мешке кексов заставило Анлафа всё-таки вылезти из-под пледа и приступить к активной жизнедеятельности. Кексы были совсем сухие, это уже скорее были сухари со вкусом кекса и вязкой сладкой начинкой. Чтобы не сломать зубы приходилось размачивать кексы в чае или кофе, но всё равно они были очень вкусными. Ради них Анлаф собрался и вышел из автобуса, прихватив котелок.
Выход из автодома после стоянки — это целый ритуал, требующий последовательности и точности, отработка которого оставила Анлафу несколько шрамов. Сперва он отрывал двери и пару минут стоял неподвижно на лестнице, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Прежде чем выбираться из-под маскировочной сетки, нужно было выяснить, нет ли снаружи чего-то опасного: лесных зверей, одичавших собак, военных или коптера. Тихое монотонное жужжание последнего он боялся услышать больше всего. От зверей и людей можно отбиться или убежать, а эта железная птица подлетает максимально бесшумно и неотвратимо всё замечает, считывает ландшафт, машины, лица. Бежать или прятаться от него практически бесполезно. Ему оттуда сверху видно всё и всех. Он моментально отправляет сведения в командный пункт социального надзора. А значит из ближайшего отделения полиции уже мчатся спасать тебя от эпид-террор угрозы, тащить в город, ставить тебе qr-код и выдавать гаджет, который станет твоим поводырем по цифровой экосистеме и пастырем для тебя — овечки неразумной. Анлаф стоял на лестнице и вслушивался в окружающий мир. Не обнаружив ничего подозрительного, он несколько раз громко постучал половником о котелок. Так он распугивал зверей, решивших поспать у автобуса. И снова прислушался. Новых звуков не появилось. Тогда он спустился с лестницы на землю, покрытую сухими иголками и мелкими листиками, и закрыл за собой двери. Выбраться из-под маскировочной сетки было довольно трудно, но без нее никак нельзя. С недовольным кряхтением он наконец-таки вылез на воздух и глубоко вздохнул. После душного и тёмного автодома свет слепил глаза, а от внезапного переизбытка кислорода чуть было не закружилась голова. Стало легко, настроение улучшалось. Нужно было разжечь костёр, найти и вскипятить воду для чая. Осмотревшись, Анлаф заметил небольшой островок из осин и ив чуть дальше по старой дороге. Это верный знак того, что поблизости большое скопление влажной земли. Оказалось, там располагался довольно глубокий овраг. Мужчина спустился туда и начал копать рыхлую землю. Он вырыл яму с полметра глубиной и сел рядом ждать. Постепенно она наполнялась мутными грунтовыми водами. Когда влаги скопилось достаточно, чтобы было удобно зачерпывать половником, Анлаф собрал её в котелок и выбрался из оврага. Из кармана он достал белый пластиковый цилиндр — кассета от кувшинного фильтра для воды. Усевшись поудобнее на край маскировочной сетки, он установил перед собой котелок, занес над ним фильтр и минут десять половником раз за разом процеживал через него воду. Вокруг было тихо. Только сосны скрипели на ветру. День выдался не слишком жарким. Сидя на земле в футболке и джинсах, Анлаф даже немного замёрз. Он наслаждался тишиной и спокойствием, которые дарил лес. Совсем рядом с ним пробежала мышь. У неё были свои неотложные дела. Возможно, она искала корм или бежала домой к семейству. Вокруг копошились разные жучки и муравьишки: кто-то таскал былинки, кто-то просто куда-то шёл, некоторые даже затеяли драку. А над их головами высились многовековые стволы сосен. У тех, что помоложе, кора была тонкая, серовато-зеленая, плотная. Чем старше дерево, тем толще его кора. Она уже темно-бурая, толстая, изрытая трещинами. Она хорошо подходит, чтобы весной пускать её кусочки по ручьям талого снега, ведь в многочисленных порах, ямках и рытвинах задерживается воздух. Ветки у старых сосен начинаются выше, чем у молодых. Стройные стволы, словно колонны древнего храма, поддерживали небесный свод. Тот день выдался довольно облачным. Сероватые тучки бежали по небу, гонимые почти осенним августовским ветром. Их огромные полупрозрачные тени ходили по земле, словно призраки кораблей, перепутавших сушу и море. Метрах в пятнадцати от Анлафа из-за деревьев показалась лисица. Она вприпрыжку шла в сторону автодома исследовать новый холм, образованный им. Когда она увидела человека, то сразу же замерла, потянула воздух носом. Человек тоже не двигался, не хотел пугать зверька. Медленно, опасливо она приблизилась к Анлафу, остановивших буквально в паре шагов от него, принюхалась, посмотрела в глаза и рванула обратно в лес.
Анлаф хмыкнул, поглядел в котелок и признал воду достаточно чистой. Поднявшись, он потряс затекшей ногой и пошёл собирать хворост для костра. Сухой подлесок горел хорошо. На двух крупных рогатинах и перекладине он повесил котелок. Пока вода закипала, он делал упражнения: приседал, отжимался, побегал вокруг автобуса. Вечному страннику стоит держать себя в форме. Когда вода в котелке забурлила, он снял его с огня, засыпал костёр землёй и перелил чистую часть воды во флягу. Вышло как раз на чашку чая. Вылив мутный осадок на кострище, он кое-как залез обратно в автобус.
Там в полумраке он заварил себе чай в любимой кружке. У неё был маленький скол на ободке, но это не портило её. Главное в ней было то, что когда-то давно, ещё до Цифры, её Анлафу (тогда ещё Алексею, обычному московскому менеджеру) подарила жена Дина. Кружка простенькая, без рисунка, внутри чёрная, а снаружи белая. Хотя уже пожелтела немного от времени. Она напоминала ему о жене, о её оптимизме, её простой житейской мудрости и доброте. Её не стало во время эпидемии. Как раз накануне у неё нашли рак. Опухоль была небольшая, доброкачественная, но врачей пугало, как быстро она росла. Дину поставили в очередь «срочников» — таких же горемык, которые не могли ждать долго. Она была уже вторая или третья, но страну закрыли на Локдаун. Задуманный, как краткосрочная экстренная мера, в итоге он растянулся на долгих два года. Больницы не работали, лечили только ковидных, и она так и не дождалась операции. Анлаф не смог её даже похоронить, как подобает. «Во избежание ухудшения санитарной обстановки» всех умерших отправляли на кремацию. Анлаф получил только небольшую безликую пластиковую коробку с прахом жены. Закапывая эту коробочку голыми руками рядом с могилой ее матери в тот же вечер, он понял, что больше так жить не может. Он собрал походный рюкзак. Взял тёплую одежду, немного еды, аптечку, спички, спальный мешок, сухое горючее, термос, перочинный нож и некоторые другие нужные в дороге мелочи. Он оставил дома смартфон, планшет и прочую технику, но взял ту подарочную кружку. Бережно завернул её в толстую махровую кофту. Он закрыл в квартире все вентили, выключил «пакетники», законопатил окна. И ушёл из города ночью. Так было проще проскользнуть незамеченным мимо санитарных кордонов. Он долго шёл, сам не зная куда. Несколько дней. Шёл мимо пустеющих деревень по забытым дорогам. Спал в спальнике прямо на обочине. Ему повезло, стоял жаркий сухой июль. Но в том его состоянии он бы не заметил, даже если бы пошёл снег. Таких сбежавших от Цифры «нормальные» городские жители прозвали отщепенцами. Вскоре эту кличку подхватили и СМИ, и блогеры. Так это слово стало для таких, как Анлаф, практически официальным названием.
В кружке плавал чайный пакетик, над водой вился пар. Анлаф пилил туповатым ножом засохшие кексы на небольшие дольки, так было легче размочить их. Надо добраться до ближайшей «заброшки» (так он для себя называл города, оставленные жителями во время эпидемии). Нужны продукты, одежда, кое-что из мелких бытовых предметов. Неплохо было бы найти оружие. Но в первую очередь — шампунь. Когда жизнь состоит из бесконечного похода, гигиена едва ли не важнее, чем еда. Хотя сейчас даже найти чистый водоём, чтобы умыться, становится всё сложнее. Переполненные мегаполисы сбрасывают в реки тонны промышленных, бытовых и медицинских отходов. Это была одна из причин, по которой Анлаф старался держаться подальше от больших городов. Ещё его ужасно злила оставшаяся после эпидемии «традиция» носить респираторы. Никто уже точно не помнил, зачем: чтобы не заразиться или чтобы не заражать, но все их носили. Пёстрые, однотонные, с фирменными логотипами и текстовыми посланиями, но чаще всего одноразовые, так называемые «санитарные», из тонкого нетканого материала. Дышать в них было сложно, лицо потело, но все упорно их носили. В эпидемию их во всеуслышание объявили лучшим средством от ковида. Но в народе их в итоге шили из тонких пористых тканей, одноразовые респираторы носили месяцами, опускали под нос или на подбородок, чтобы легче было дышать, разве что на лоб не задирали. Так что даже если от них и была какая-либо польза, такое обращение сводило её на нет. Были и те, кто отказывался носить респираторы. Таких звали «безреспир». Особенно впечатлительные пугались таких и держались подальше, особо агрессивные кидались с кулаками. А когда Цифра научилась распознавать лица, она списывала со счетов «безреспиров» кругленькие суммы в качестве штрафа. После, когда стали выдавать Гаджеты, при выходе за порог квартиры система направляла в мозг выходящего непреодолимое желание надеть респиратор, основанное на внушённой мысли «вдруг встречу вирус». Люди уже почти не узнавали друг друга при случайных встречах, особенно зимой, в толстой куртке, шапке, шарфе, да ещё и с наполовину закрытым лицом. Старые связи терялись, друзья становились просто знакомыми, а знакомые — незнакомцами. Личная жизнь ушла в сеть, где все делились каждым своим шагом, каждой мыслью, общались «на безопасном расстоянии» друг от друга, а заодно и от потенциальных заражённых и террористов. Но Анлаф ушёл из города ещё до гаджетов. Он слышал о них от тех, кто бежал от Цифры позже.
