Оглавление

Предисловие

Здесь нет положительных героев. Если кажется, что кто-то из персонажей хороший и поступает правильно — да, правильно, кажется. Здесь просто люди. Ни хорошие, ни плохие. Обычные.

Часть первая

Игрушка

Глава 1

«Дас ист фантастиш», как говорят некоторые любители… короче, любители. «Боже правый!» — восклицают другие, получив подобную встряску сознания, — например, когда застанут вышеупомянутых любителей… Ладно, проехали. У меня вырвалось простое:

— Очуметь.

Еще мягко сказано. Во-первых, я только что рухнул с дуба, в прямом смысле. Во-вторых, попал сюда. Хороший вопрос — куда. Не знаю. Все непонятно-зеленое, тесное. И шевелится. И как бы благожелательно приглашает. Ну, чувствую я так. Словно мини-квартирка, где можно и присесть, и полежать, и в соседнее помещеньице через неровно-овальный проем выйти…

Жаль, темновато.

Мгновенно стало светлее.

Сминая лоб в гармошку, брови поползли вверх, а челюсть, соответственно, вниз. Стадо слонопотамов, в прошлой жизни именовавшихся мурашками, прогалопировали от шеи к пяткам.

«Еще чуть светлее» — медленно проговорил я про себя.

И опять сработало. Вокруг засияло, как при полуденном солнце. То, что открылось, ничего ясного уму не подсказало, похожего на полочках сознания не числилось.

Маленькое замкнутое пространство. Пещера — не пещера, скорее, вид динозаврова желудка изнутри. Чем-то подобным, наверное, любовался библейский Иона.

— Очуметь, — бестолково повторил я.

Мозг вспучило разнонаправленными эмоциями — от детского желания забраться под одеяло до восторга взрослого, который заполучил волшебную палочку. Я еще раз проверил догадку:

— А теперь — отворись!

«Стены» послушно расступились, глазам открылся вид на знакомый пригорок с тем самым дубом на верхушке. Да, работает. Мои команды исполняются. Даже мысленные.

Губы сами растянулись в улыбку. Действительно, волшебная палочка. Хотя и не палочка.

Нужно проверить еще кое-что. Проем мгновенно затянулся за мной, вышедшим наружу, на полянку.

Оп! Остатки «живой комнаты» исчезли прямо в воздухе. Растворились. Нет, скорее, ее невидимые створки захлопнулись.

В испуге мои слова опередили мысли:

— А ну откройся опять!

Оно открылось. Не знаю, кто или что это «оно». Просто проем посреди окружающего пространства. На расстоянии вытянутой руки.

Я вошел, и нечто, пропустившее меня, сомкнулось за спиной. Ясно. Вернее, ничего неясно, но что-то проклевывается. Появилось первое определение случившегося: я попал в невидимое помещение, находится оно, скорее всего, в ином измерении, а на лужайку из него открывается дверь.

— Выпусти!

Неизвестный подпространственный агрегат без проблем выпустил на лоно природы. Словно дверца лифта. Мои команды — это нажатие кнопок. Класс. Я повернулся назад и потрогал рукой то, что секунду назад было порталом в мир иной, а теперь снова стало прозрачной атмосферой. За невидимым чудом, о существовании которого знал лишь я, далеко на заднем плане колыхались камыши, а моя ладонь уперлась… Во что-то уперлась. Оно не то жесткое, не то вязкое. Не то ледяное, не то горячее. Необъяснимое. Хорошо бы, это необъяснимое не восприняло «очуметь» тоже как распоряжение. А вдруг восприняло? Тогда происходящее мне кажется.

Глупости. Допустим, что кажется, а кто тогда выполнил эту команду? И «очуметь» — понятие фигуральное, любой компьютер обязан пропустить мимо ушей, если умеет распознавать эмоции, либо должен поинтересоваться, что конкретно имеется в виду. Болезнь с названием чума? Приказ выглядел бы «зарази меня чумой». Кстати, хорошее ругательство для случаев, когда нужно выплеснуться в приличном обществе, а слов не хватает. В моем случае «очуметь» являлось синонимом «офигеть», «опупеть» и прочих вербальных признаков крайнего изумления. Надеюсь, потустороннее нечто поняло меня правильно.

— Кто здесь? — послышалось с пригорка, откуда я так счастливо сверзился.

Тьфу, даже позабыл.

Мысленный приказ «Откройся!» сработал безупречно, и щель в параллельную реальность, как в присказке, тут же «родила меня обратно». Кстати, чем-то похоже. Из большого мира — в тесноту чего-то живого и странного. Нет, не в отдельную реальность, это я погорячился, скорее, в нечто вроде туалета при квартире. Этакая невидимая дверца для игры в пространственные прятки — прямо в воздухе.

Здесь, в моем мире, плюсом ко вселенским у меня происходили свои прятки, более приземленные. Успел я скрыться или нет? Вот бы узнать, что сейчас там, снаружи. Были бы окна…

В стене прорезалось окно. Затем второе. Объединившись растеканием, словно капли воды, они создали шикарную панораму.

— Ни…

«Вот это да!» — выразил мозг немного другими словами. Надо учиться сдерживать поток желаний, а то дожелаюсь, как тот моряк, что «якорь мне в булки, если это не Америка…»

Эта мысль не созрела до конца, а руки уже с ужасом схватились за бедра. Но — пронесло. В хорошем смысле. То ли сказочная избушка шутки понимает, то ли воспринимает исключительно прямые команды, притом действительно желанные.

Меня же теперь видно снаружи! Еще и с подсветкой, как на ладони. Я застыл, словно мальчишка, собравшийся испытать, на сколько километров кошке хватит стакана бензина.

Мимо прокралась девица, из-за которой я, собственно, с дуба и…

— Кто здесь? — еще раз повторила она, озираясь и не обращая никакого внимания на находящегося в нескольких шагах меня.

Глава 2

Как я на том дубе оказался? Начну со дня неудачной шутки. С этого все началось. А может, с самого детства. Со школы, где все требовали жить по правилам, а я изо всех сил сопротивлялся. Или с родителей, воспитавших меня таким неугомонным. Или… Но тогда я должен начать если не с Адама, то как минимум с бабушки и дедушки, разрешавших поздно ложиться и читать при плохом освещении. Или не разрешали, просто я их не спрашивал? Опустим благодушное детство. И вот мне, гривастому дылде, нескладному курносому хиляку уже двадцать семь, я сотрудник второразрядного интернет-издания, который по заказу пишет о путешествиях за границу. Точнее, не пишет, а компилирует чужие отчеты в нечто искрометное и шедевральное (имхо) свое, поскольку сам нигде не бывал. Заработок небольшой, хватает только на хлеб. Зато каковы перспективы! Через полгода начну выезжать с группами для освещения этих путешествий в рекламе. Увидеть мир за счет работодателя — разве не повод поработать годик за копейки?

Отвлекся. Все же начну с несостоявшейся шутки, что привела сперва на дуб, а затем — так счастливо и загадочно — под него.

У меня недавно закончились предыдущие отношения. Они не сложились по двум причинам. Я слишком хотел быть с Ней (да-да, с большой буквы, по-другому в те дни моя любовь мне не виделась), Она слишком хотела остаться собой. Для кавалера, которому указали на дверь, приведенная мной формулировка, похожая на статус из соцсети — просто замечательная. Так всем и говорю, чтобы сочувственно кивали, а не скалились.

В качестве лекарства от неудачной любви выступила Сусанна, студентка местного университета. Я небогат, но, как говорят, остроумен и забавен, и этого хватило, хотя фифа, если честно, из ряда вон.

Новая девушка оказалась дочкой влиятельного чиновника. Не стану называть должность господина Задольского, такие в каждом городе имеются, «узнаете их по делам их». Сколько бы не выкорчевывали, а тип неубиваемый, поскольку легко мимикрирует и без проблем вливается в любые вновь создаваемые структуры и движения. Новая партия? Если со всеми вместе, то — обязательно. Борьба с коррупцией и кумовством? Да в первых рядах, а то и возглавит.

Разухабистая мажорочка была красива до чертиков, одним из которых, собственно, и была. Тигрица в гриве льва, с тем же плотоядным взглядом и охотничьим темпераментом. Сначала спит, не добудишься, а как шлея куда-то попадет…

Иногда казалось, что меня съедят уже сегодня. Или высосут кровь и закусят чем-нибудь неподобающим, без чего в дальнейшей жизни не обойтись. Но я не жаловался. На такое грех жаловаться, если ты настоящий мужчина или хотя бы считаешь себя таковым.

Меня окунуло в омут интрижки, сразу подернувшейся мутной рябью неприятностей. Сначала доставали менее удачливые ухажеры, затем великовозрастный братец Сусанны Вадик. В «патлатом уроде и голодранце» Вадик углядел угрозу будущему наследству. Насчет патлатого он прав, прическа у меня еще та, приснится — не проснешься. Насчет голодранца… тоже соглашусь. Отчасти. По сравнению с Задольскими, естественно. А насчет урода… Тогда с какого перепугу разбалованная сестрица выбрала меня?

Шут с ним, с Вадиком, забудем, потому что после этого за меня взялся САМ. Все эти «чтоб духу твоего на нашем пороге не было», «еще раз на выстрел к моей дочке подойдешь — пожалеешь, что на свет родился»… В общем, никакой фантазии. Я и на выстрел подходил, и сам чудесно «постреливал», и дух мой потно-довольный с несокрушимой периодичностью не только на указанном пороге витал. Почему-то казалось, что мщение таким образом зарвавшемуся чиновнику — восстановление исторической справедливости. Обидно, если кто-то думает иначе. Ограбить вора — национальный вид спорта, и я делал в нем явные успехи. Как же приятно есть мед прямо из берлоги страшного медведя, зачерпывая у него перед носом.

Однажды меня вновь пригласили, повод — главная опасность отношениям отбыла вчера вечером далеко и надолго. По делам или на курорт — я даже не спросил. С глаз долой — с души камень. Аминь.

Мы были одни и находились там, куда мне на выстрел и чтоб духу, что в разы повышало удовольствие. Воркуя что-то насчет глупых подружек, Сусанна массировала себе локти, потершиеся о бильярдное сукно, ответственность за подпирание тела приняли могучие достоинства размером с хорошую подушку, на зелень стола накатывали гигантские волны, коим позавидовали бы многие голливудности, я даже опасался за сохранность расплескавшегося внутри силикона. Владелица сего богатства вдруг состроила серьезную мину:

— Знаешь, Ольжик…

— Не знаю, — бодро откликнулся я.

Вообще-то мое имя Олег. Друзья иногда в шутку зовут Олегофреном, на что приходиться обижаться и язвить ответно. Но сейчас хоть горшком назови, Ольжик так Ольжик, главное — результат. А результат, что бы ни говорили, весьма и весьма. Как говорят гусары, рекомендую.

— Я больше не буду одеваться в Милане.

— Как скажешь.

Для меня Милан — беспредметная точка на карте, я буду знать о ней больше, когда закажут статью, для этого придется серфить любопытные факты и достопримечательности. Для подруги упомянутый город был символом успеха и гламура, поскольку именно там можно втридорога купить тряпки, чьи аналоги продаются в любой подворотне.

На мою довольную физиономию скосились опасно блеснувшие глаза:

— Даже не поинтересуешься почему?

— Поинтересуюсь. Почему? — вновь легко согласился я, как соглашался со всем, что выскальзывало в такие моменты из томно приоткрытого ротика.

Губы поражали неестественной пухлостью, особенно заметной при форме уточкой, что создавало вечно недовольный вид. Впрочем, мало кто видел Сусанну довольной. Это я сейчас так тонко себя похвалил.

— Но тебе не интересно! — обиженно объявила она, и ладони вновь оперлись об стол, приподнимая корпус. — И чего я с тобой связалась, ты как все, тебе только одно надо!

— Пометка: только одну, — поправил я с блеском заправского дамского угодника.

А глубоко в душе, куда чужим доступ заказан, впервые согласился с вердиктом. От Сусанны — именно от нее — мне действительно нужно только это. В отличие от многих карьеро- и корыстролюбивых конкурентов, у меня не было жажды самоутверждения за счет связей богатой семейки. Я уже самоутвердился, когда отодвинул соперников от столь лакомого пирога. Теперь ел его в одиночку. Точнее, жрал. Такое именно жрут.

Маленькое дополнение: на том, что жрут, а не вкушают, мужчины не женятся. Имею в виду тех, кто себя уважает. Потому я не строил совместных планов на будущее.

И еще я боялся ее отца. Тоже неоспоримый факт, от которого не сбежать. Если в отношениях запахнет серьезностью, одним движением руки высокопоставленного фокусника события примут необратимый вид. Последнее не коснется семейства Задольских, оно затронет исключительно мои жизнь и здоровье. В нашем захолустье, где медведи встречаются чаще, чем проверяющие из столицы, с этим приходилось мириться. Или вставать в позу и драться до последнего вздоха с привлечением всех возможностей и инстанций. Поскольку от Сусанны (что она прекрасно понимала) мне нужно только одно, такой вопрос даже не вставал.

— Дурак. — Подружка решила перебазироваться из бильярдной в спальню. Неприкрытая красота, что просто выплескивалась из берегов, взметнулась в вертикальное обратно, и около стола вырос стебелек-мутант, со всех сторон увешанный дынями — отрада всем голодным не в плане еды. — Ничего не понимаешь. И вообще, ты скучный. Пусти.

Облом-с. Казалось, что Сусанна сейчас взбрыкнет, как бывало, и выставит за дверь с барахлом в руках. Что ж, к звездам — через тернии, не беда, наверстаем позже. Тем более, что тернии очень даже. Я уже хотел одеваться, но вместо этого…

В щеку прилетел влажный поцелуй:

— Я скоро.

Голосисястая подружка прильнула на миг, что вызвало ощущение обжимашек с плюшевой игрушкой, и увихляла в ванную. При этом Сусанна отчаянно раскачивала всем, чем одарили природа и хирургия. Я снова испугался, что какая-нибудь часть не выдержит и оторвется. Обошлось.

Оставив меня, как обычно, в небольшой растерянности и большой надежде, Сусанна закрыла за собой дверцу. Скучный, значит? Порыскав по сторонам, взгляд остановился на бильярдном кие, рука взвесила его и с сомнением отложила. Затем я примерился к швабре. Подойдет.

В гостиной на глаза попался метровый меч-катана на изысканной подставочке. Совсем, кстати, не сувенирный, люди типа Задольских подделки на стены не вешают. Плюнув злым блеском, душа самурая с моей помощью покинула ножны, судьба-злодейка, опять же моими руками, примотала ее буквой «г» к неизвестной душе, заключенной в швабру, на что для надежности был изведен весь моток скотча. Получилась вполне приемлемая коса.

Вовремя вспомнилось о масках, оставшихся от прошлогоднего Хэллоуина. Часть — картонки на тесемочках, остальные — резиновые, почти настоящие. Я выбрал маску скелета. Прекрасная пара к черной простыне с кровати в Сусанниной спальне. Облегающая маска заняла свое место, черная простыня накрыла плечи и голову. Развеем скуку, если кто-то называет это скукой, и пошутим немного. Я повсеместно выключил свет, выбрал из всех помещений спальню горячо нелюбимого мною братца Сусанны и спрятался там в шкафу. Пусть она меня ищет. Сюда зайдет в последнюю очередь. И я каааа-ак выпрыгну в таком виде! А потом — любовь в чужих интерьерах, дикая и безотчетная. После испуга Сусанна такая необузданная… И молчит. Когда не стонет и не орет. Обожаю.

Расположившись среди ряда однотипных костюмов (куда столько?), я затаился, глаза прильнули к ребристо-матовому стеклу. Видно было отвратительно, но видно. Еще можно глядеть в щелочку между створками, но слишком уж мала, сектор обзора просто смехотворен.

Шаги. Мои мышцы вздулись, я приготовился.

Что-то напрягло. Шаги были какие-то неправильные.

Дверь — которая в комнату, а не в мой шкаф — отлетела в сторону, петли всхлипнули, ручка ударила по стене, словно та с детства над ней издевалась. Даже косяк зашатался. Ногой, что ли? Разве дома себя так ведут?

А если ведут, то — кто?

Как и следовало ожидать. Вадик. Стокилограммовый тридцатилетний боров (согласно служебному распорядку обязанный сейчас копаться в бухгалтерских отчетах аэропорта) вошел в свою комнату. Дверь была захлопнута пяткой, поскольку могучие передние лапы оказались заняты, они держали девушку в невменяемом состоянии. Девушка… скорее, девчонка, была светленькой лицом и телом, щуплой, с едва наметившейся фигурой. Тоненькие ручки висели плетьми, голова и ноги столь же безвольно болтались. Почти ребенок, если верить первому взгляду. Но даже если это обман внешности, в любом случае она не пара зрелому свинтусу в обличье приодевшегося бегемота.

Я закусил губу. Надо как-нибудь проследить за развлечениями кабана-переростка. Если он действительно педофил, можно обзавестись компроматом и отомстить за все былое так, что мало не покажется.

Вадим выглядел и вел себя так, что отомстить очень хотелось. За все хорошее. И еще, желательно, впрок. Мыслишки об этом появлялись и раньше, но несерьезные. Какой-никакой, а брат моей девушки. Пусть живет. Ему и так несладко — такому толстому. Почему-то казалось, что толстым из-за их диет постоянно несладко. У моего организма отношения с едой складывались самые дружеские, если не сказать любовные, отсюда сослагательное наклонение в отношении к мне несвойственному.

Вадим положил ношу на постель, и гора его мяса нависла сверху, грозя раздавить и погрести под сальными наплывами. Нет, снова обошлось. Братец удовлетворенно крякнул и стал раздеваться. На пол поочередно полетели пиджак, галстук, подплечный пистолет в кобуре (травматик? Надеюсь, что так) и рубашка. Последней, после некоторой возни, связанной с комплекцией, на неряшливый курганчик спланировала майка. Затем обширные телеса долго колыхались, пока их хозяин расстегивал многочисленные застежки на добыче.

— Хрень какая. У-у, нагородили… — Ругнувшись, Вадим похлестал девчонку по щекам: — Ау! Приехали.

Та охнула, быстро заморгала и, перебирая локтями и ступнями, попятилась к стене.

— Снимай. — Мясистый подбородок указал на одежду.

— Ннне ннадо… — пролепетала девчонка. Негнущиеся пальцы схватились за развороченный верх. — Я не думала…

Ее била дрожь.

Вадик ухмыльнулся:

— А надо было. Думать, знаешь ли, вообще полезно.

— Я же только…

— Продинамить хотела?

— Отпустите!

— Конечно, отпущу. Потом. Сразу.

Жирные пятерни потянулись к открытым коленкам.

Дверь распахнулась. Картина маслом: в проеме красочно изогнулась Сусанна, весь ее вид говорил, как она хорошо подготовилась ко второму раунду горизонтальных деловых переговоров — розовая, растертая, местами еще мокрая. На цыпочках. С игривой улыбочкой. Губки бантиком. Блеск.

Ожидая увидеть совсем не то и не того, она с воплем отскочила с линии видимости. Появившаяся из-за угла босая ножка нащупала и осторожно затворила дверь, и уже из-за двери мадмуазель Задольская недовольно выдала, словно в лоб тарелкой:

— Ты чего здесь?

— А ты? — последовало в ответ.

Интонация была столь же милая. Имейся в помещении порох, он бы взорвался.

— Практика отменилась, — сообщила невидимая Сусанна.

— А меня по работе вернули. Чего в мою комнату вперлась?

— Можно я п-пойду? — пробился от стены голосок. Тихо, но достаточно ясно. За дверью должны были услышать. — Я не хочу…

Мощная пощечина восстановила тишину.

— Искала… Впрочем, ладно. — Сусанна явно не желала лезть в дела братца. — Я пошла, отдыхай.

— Уходишь совсем?

— Да. Одну вещь найду и уйду. Больше не отвлеку.

Обратившись в стекло, я боялся, что сердце выдаст меня невменяемой канонадой, от которой шатались костюмы-соседи. Огромные, как сам владелец, они всей шеренгой мрачно косились в мою сторону, словно ожидая приказа к атаке.

Снаружи Вадим схватил за щиколотки и рывком подтянул девчонку к себе.

— Пожалуйста… — У нее даже не было сил сопротивляться, только молить о пощаде.

Явно не ролевые игры. Значит, следующий ход за мной. И момент исключительный — Вадик сильно занят, лицо смотрит в другую сторону.

— У-у-у!!! — С жутким воем меня вынесло из шкафа. Над головой вознеслась псевдокоса. Я готов был рвать и метать. Готов убить. Во имя справедливости. Добро, как учили меня с пеленок, должно быть с кулаками.

Первые полметра дались на ура. Потом простыня зацепилась за ручку шкафа, меня крутануло и опрокинуло, благодаря моей же инерции. Голого. Прямо к ногам противника.

Маска свалилась, коса отскочила и развалилась на составляющие. В следующую секунду я получил такой удар ногой, что временно научился летать. Прикроватная тумбочка всплакнула под обрушившимся телом, голова стукнулась о кобуру. С трудом собравшееся в кучку зрение уловило, как Вадим медленно и страшно поднимает катану.

Моя рука потянулась в кобуру. Машинально. Когда хочешь жить…

В армии я служил в пехоте и более привычен к автомату, но когда приперло…

Предохранитель. Затвор. Спуск.

Это оказался не резиностел. И не газовик. Вспышка молнии, удар грома… Свинцовый молот отбросил нападавшего к стенке, в обвисшей груди сочилась клякса непоправимости.

Прямо в сердце. А в армии говорили, что я плохой стрелок. Оказывается, все дело в обстоятельствах.

Последний взгляд Вадика выразил удивление и ушел в вечность.

Визг. Вопль. С постели сорвалась и унеслась в сторону выхода спасенная девчонка, а в дверях стояла Сусанна. За это она время не надела даже бюстика.

Глаза не верили: она не была шокирована. Пройдя вперед, отфитнессенные ножки пошевелили мертвое тело, взор с интересом переполз на меня:

— Забираю свои слова. Ты не скучный.

— Что теперь? — тупо осведомился я у единственного человека, кто не потерял самообладания.

— Однозначно — полицию вызывать. Но сначала позвоню папе.

Во всей вызывающей красе, до которой мне сейчас было как бурундуку до ставки рефинансирования, Сусанна деловито прошлась по комнате брата, сосредоточенное лицо разглядывало вещи, руки перебирали бумаги и сложенную одежду. Сусанна не обращала внимания ни на валявшееся тело, ни на запачканные кровью обои. Внизу продолжала расплываться лужа, но остекленевший взор и застывший в удивлении оскал трупа подтверждали, что он труп. «Скорая помощь» если потребуется, то для засвидетельствования сего факта.

Сусанна сказала «папе»?! Непоправимость и ужас случившегося отошли на второй план. Сквозь мириады мельтешивших «Как же так?!..» и «Я же только…» пробилась реальность. Страшная картинка у меня перед глазами сменилась еще более страшной: место Вадика теперь занимал я, только дырка в теле была не одна. Господин Задольский, возможно, не садист, но привык решать проблемы комплексно, а про его возможности знал весь город.

— Не надо папе! — тихо попросил я.

Сусанна остановилась на миг, на меня с брезгливым равнодушием поглядели красноносые дыни и одновременно покачали головами.

— Надо. В первую очередь. Но у тебя есть… — задумчивый взгляд подружки поднялся на часы, и губки уточкой превратились в настоящий клюв, — пять минут. Через пять минут я звоню.

— Ты же видела, это была самооборона!

Сусанна молча смотрела мне в глаза. Ни боли, ни страха, ни сожаления. Ни-че-го.

— Сусанна! — взмолился я. — Твой папа или не прибьет меня, как муху, или засадит до конца жизни!

— У тебя четыре минуты. — Она отвернулась.

Никогда не думал, что женский зад может быть столь холодно-презрительным. Дескать, вот тебе на память, чтоб за решеткой вспоминал.

Повторюсь, «за решеткой» — лучший вариант из всего, что можно представить, другие вообще вспоминать не позволят.

Меня понесло в соседнюю спальню, где остались вещи, там я лихорадочно оделся.

Убийца. Хотел пошутить — и дошутился. Отнял жизнь. Теперь с этим жить.

Или не жить, если господин Задольский подсуетится.

Когда я выходил, Сусанна шарила по карманам убитого.

— Знаешь, Ольжик, — ввернула она привычную прелюдию, за которой обычно следовала очередная бабская ересь.

— Не знаю, — стандартно откликнулся я, унылый и потерянный.

Вид склонившейся в другую сторону недавней баловницы никаких эмоций не вызвал, только желание пнуть. Уж больно ворота шикарны, одиннадцатиметровый так и напрашивается. Да и ремень пришелся бы ко двору, видно, что в свое время этим средством воспитания пренебрегли.

— Вряд ли еще увидимся, поэтому скажу. — Сусанна выпрямилась, вновь превратившись в обвешанную глобусами указку. — Можешь принять за комплимент. У меня было немало мужчин, но оно того стоило только с двумя, с первым и последним. Могла бы выбирать сейчас — с прочей шушерой не связывалась бы. Ты настоящий мужик.

Не зная, что сказать, я буркнул «Спасибо». Комплимент всегда приятен. Особенно в ситуации, когда он не комплимент, а идущая из глубины души правда. Но сейчас мне было не этого, сейчас я думал о будущем, а не о прошлом, и ничего из надуманного не радовало.

Сусанна улыбнулась своим мыслям:

— Хотя, знаешь… Я не права. Чтобы найти золотой самородок, нужно переворошить столько шлака…

Логика возмутила.

— Присмотри на витрине и купи, — отрезал я.

— Настоящую драгоценность не купишь, ее можно только добыть.

Эти философствования меня не волновали, они бесили. Мысли витали в другой области, что никаким боком не пересекалась с затронутой.

— Сусанна, что мне делать?

— Совсем с головой плохо? Беги!

— Куда?

— Куда угодно, только быстрей и подальше, ты моего папу знаешь.

Да, я знал. Оттого не бежал, а пребывал в ступоре невозможной надежды: вдруг подружка передумает, вдруг чем-то поможет? У их семьи возможности невероятные!

Увы. Меня уже вычеркнули из списка знакомых.

Я механически коснулся губами холодной щечки. На прощание. В исконном смысле.

Сусанна словно проснулась, ее всколыхнуло, лицо и всплеснувшиеся руки создали ушедшую вниз роскошную волну:

— Помнишь Раю? Тогда, в клубе…

Еще бы. Такую забудешь. Вешалась на меня прилюдно, игнорируя приличия. Сладкоокая лакомая штучка, погрязшая в заботах, подобных Сусанниным. Верх, низ, середина — все на уровне. Только в шмотье и амбициях она Сусанне уступала — родичи подкачали, не смогли забраться на пирамиду изобилия выше Задольских.

— Рая на тебя глаз положила, — глухо сообщила Сусанна.

Я бы назвал происшедшее тогда, в клубе, по-другому. Боевая подруженция не столько хотела меня соблазнить и отбить, сколько Сусанне досадить. Нормальное такое женское желание.

— Думаю, не прогонит. Если идти больше некуда — вот ее адрес.

Ко мне вновь обернулся навсегда теряемый тыл, Сусанна крупно нацарапала что-то карандашом на салфетке, и когда написанное оказалось в моих руках, спокойно ушла. Прощайте, полцентнера сладкого пуха. Какими бы вы ни были, мне было хорошо с вами.

Презрев лифт, я пронесся с восьмого этажа по лестнице. Консьерж быстро отвел глаза — по просьбе Сусанны он меня «не замечал». Как «не заметил» и ношу Вадика, шедшего с подземной стоянки.

Сусанна права. Бежать.

Глава 3

Как и большинство нормальных людей, побег я никогда не планировал. В криминальных кругах нужные знакомства отсутствовали. То есть, выход пришлось искать самому и быстро.

Родителей несколько лет как в живых не было, к другим родственникам обращаться не хотелось. Друзья тоже отпали логически, у них будут искать в первую очередь. И положившая на меня глаз знакомая, чей адрес лежал в кармане, отмелся сразу. Стоит Сусанне передумать или случайно проболтаться, и бегство от ярости ее папаши обратится в глупый фарс.

Городок у нас, конечно, не столичный, но немаленький. Не деревня, где каждый если не родственник, то знакомый. Но через одного-двух все друг друга знают. Лучше бы мне затеряться в большом мегаполисе, но до ближайшего надо как-то добраться. И что там делать, куда податься? Ночевать на вокзале опасно, Задольский подсуетится, ориентировки прибудут раньше меня. Делить с бомжами теплотрассу тоже неохота.

Взболтанная мозговым штормом память выдала: «А как насчет Игорёхи, славного сержанта-земляка, что помогал на первом этапе службы — то советом, то авторитетом, то ядреным словом?» Деревенский. Живет не так далеко отсюда. На попутке — час-полтора. Никогда особо не дружили, но армия — такая штука…

Так я оказался в Запрядье.

Сослуживец работал водителем, мы пересеклись на грунтовке перед деревней, где я долго околачивался в ожидании.

— Правильно, — одобрил Игореха, когда я рассказал все. — Поехали.

Бывший сержант погрузнел, немного округлился и посерьезнел, однако лучики в уголках глаз остались прежними. Взгляд словно смеялся в лицо неприятностям, которых всегда хватало. Язык не позволял назвать его Игорем или по отчеству. Игореха, и точка, уж такой человек.

Старый грузовик едва душу не вытряс, затем ноги долго тренировались не ломаться, хотя условия вели именно к этому.

— Жить будешь здесь. — Длинный Игорехин палец указал на заброшенную землянку.

Полуразвалившимся жилищем не пользовались, наверное, лет сто. Скрытое дебрями, оно находилось в паре часов хода по бурелому, туда не вело ни одной тропинки. Обратно ни за что не выйти в одиночку.

— Про это место два-три мужика знают, не больше, — заявил Игореха, — все свои в доску. Если явятся — ссылайся на меня, вопросов не будет.

Глянув на часы, он заторопился:

— Бывай. Позже принесу инструменты, посуду и прочее.

«Мирись с соперником своим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге и не ввергли бы тебя в темницу. Истинно говорю тебе: не выйдешь оттуда, пока не отдашь последнее». Библия, между прочим.

В последнее время я плотно увлекся религией. Не-не, не уверовал, а в информационном плане, как хобби, поскольку не понимал, почему люди воюют, хотя верят в одно и то же. Казалось бы, нужно искать общее, а не то, что разделяет. Среди тех, с кем я пересекался по работе, встречались люди верующие, диспуты с ними частенько затягивались за полночь. Общее нашлось без проблем: иудеи, христиане и мусульмане признают Ветхий завет святой книгой. Дальше начинаются вариации. Чтобы не стучаться фейсом в тейбл и никого случайно не задевать, в том числе читателей моих гениальных статей, пришлось ознакомиться с текстами всех Писаний. Кое-что я использовал в работе, чтобы придать бессмысленному тексту намек на глубину, но иногда приходилось просто к слову, как в данном случае. «Не выйдешь оттуда, пока не отдашь последнее». Злободневно для всех времен и народов. И меня коснулось. А последовать совету «Мирись с соперником своим скорее» — невозможно, судьи уже все решили, слуги потирают руки, темница готова. В общем, на Бога надейся, а сам не плошай. Не получается по Писанию — поступим по мудрости народной.

Утром, когда подмерзший от сна на сгнившем тюфяке из сена я выбрался на «улицу», сослуживец как раз подходил.

— Созвонился с одним приятелем, у него есть хороший адвокат, — сообщил он. — Пообещали заняться.

Я беспокойно ерзнул:

— Через адвоката на тебя не выйдут?

— Полиция? — Игореха расплылся во все тридцать два крепких здоровых зуба: — Разведка рулит! Комар носа. В общем, сиди тихо, наслаждайся покоем. Твоими делами занимаются.

— Сейчас не получится заплатить адвокату…

В ответ я чуть не получил в глаз.

— Ты еще предложи денег мне. — Сослуживец укоризненно умолк на пару секунд, затем продолжил более спокойно: — Сочтемся. А пока вот, принимай.

Помимо обещанных посуды и инструментов он принес спички, охотничий нож, бинокль, удочки и лук со стрелами.

— Мог бы и ружье, но выстрелы привлекут внимание. — Он сделал виноватое лицо.

Еще у меня появились аптечка и одежда для проживания в лесу, всякая мелочь типа ниток-иголок, а также запас еды, включая такие необходимые соль, чай, перец, чеснок, лук…

— На первое время хватит. По возможности буду наведываться, но не часто, у нас народ ушлый, мигом прознают.

Потом он вкратце рассказал про окружающие места, про жизнь в лесу и его обитателей, и я снова остался один.

Началась жизнь отшельником.

Недолго длилась идиллия, уже на второй день мимо кто-то ломился сквозь чащу. Хорошо различались два мужских голоса. Жутко матерившиеся неизвестные волокли с собой третьего, которому их крепкие выражения и предназначались. Я затаился.

Голоса приближались.

— Любишь кататься — люби и саночки возить, моксель недоекселенный.

Это было самым литературным в многоэтажно построенной речи, что обещала согрешившей душе все адские муки с детальным их перечислением. В сравнении с этим круги ада, вышедшие из-под пера Данте — сочинение первоклассника «Как я провел лето».

Грузный топот замер перед землянкой.

— Занято, итить его в самую урну.

— Не будем мешать.

Щель между досками показала обладателя голоса и его дружка. Два деревенских битюга уставились на следы чужого обитания. Лежавший в ногах третий — ярко и модно упакованный, при этом рваный и окровавленный — с трудом сдернул что-то с шеи, и незаметным броском вещица оправилась в траву под кустами. После облегченного вздоха модник тут же получил пинок в пах.

— Куда теперь? — спросил первый из местных.

— На берег давай, — буркнул второй.

Они ушли.

Выйти из землянки я рискнул часа через два. Легонько шумели вдали высокие сосны, безоблачное небо прочерчивал, будто мелом по линейке, невидимый и неслышимый самолет, больше нигде не было ни звука, ни движения. Еще раз удостоверившись, что опасности нет, я полез в кусты. Меня интересовал выкинутый предмет. Должно быть что-то ценное, если парень не хотел, чтобы оно досталось обидчикам. В лесу мне ценности нужны как слону ласты, но в планах — расчет с адвокатом. Неплохо бы гордо вынуть подарок судьбы и скромно поинтересоваться: «Этого хватит?..»

Брошенной вещью оказался медальон. Или кулон. Еж его знает, как назвать. Не сказать, что ценный или красивый… Скорее, никакой. Так, непонятная хреновина на простенькой ниточке, словно кусок расплавленного свинца. Ни золотом, ни драгоценностями не пахло. Как бы облезлая монета, но даже до монеты не дотягивала.

Со вздохом я сунул находку в карман и прошел в направлении реки, куда отправилась недавняя троица.

Вот. В воде. Труп. Видать, зацепился за что-то на дне.

Если бы не я, столь не вовремя занявший землянку, возможно, парня ждала другая судьба. Рассмотреть его, когда тащили, было невозможно, но не приходилось сомневаться в двух фактах: тот был молод и не из этих мест. Настолько ярко в наших краях не одеваются.

Что-то со мной не так. Вторая смерть, и снова из-за меня. Не окажись я в определенное время в определенном месте, два человека (неважно, хороших или плохих, это не мне решать) остались бы живы. С другой стороны — что собирались делать с парнем в землянке? Может, утопление — счастье? Если вспомнить проявленную в угрозах фантазию, покойнику, должно быть, повезло, что отмучился быстро.

Если бы да кабы…

Длинной веткой я потыкал в едва просвечивавшую в мутном потоке яркую куртку. Сдвинуть не получилось. Тогда я натаскал удобных в переноске валунов и закидал ими утопленника. Или убитого — как знать, что с ним сделали до окончательного перемещения в воду.

Покойся с миром, парниша. Прости, можно было вмешаться, двое на двое — расклад справедливый… Недавно я пытался помочь, и вот чем закончилось. Да и помогать, не зная дела… Возможно, будь я в курсе о подробностях, принял бы другую сторону.

Хватит об этом. Не судите, да не судимы будете.

Я отправился обратно.

***

Эта ночь не выглядела ночью. Полная луна сделала мир отчетливым и мрачным. Телевизор у меня отсутствовал, как и вообще электричество, огонь я предпочитал зря не разжигать — не почитаешь, даже если бы книги были, и внимание привлекать лишний раз не хотелось. Из развлечений остались спать да гулять.

Спать не хотелось. Выйдя из затхлой землянки, я обомлел: с другой стороны реки, где, как говорил Игореха, проходит кабанья тропа, и куда, стараясь не мешать размножению будущих трофеев, редко-редко забредал кто-то из деревенских, сейчас виднелось зарево. Костер. Или костры.

И голоса. Женские! Прекрасно слышимые в ночной тиши даже на таком расстоянии.

Стало жутко интересно. В смысле, что одновременно жутко… и нестерпимо интересно. С ножом и биноклем я отправился к опушке, что выходила на реку, где прокрался к прибрежным кустам.

Стало еще более жутко. На противоположном берегу горели костры. Небольшие, но много. В две окружности. Меньшая — метров в десять, большая — в тридцать. Внутри, между кругов, танцевали шесть девушек в длинных белых одеяниях. Как в старину. Босоногие и украшенные венками, они то ли пели, то ли просто что-то выкрикивали. Через фразу повторялось нечто похожее на «Альфавиль», если произнести протяжно. В кружившемся хороводе то одна, то другая, заливаясь счастливым смехом, запрыгивали в пустую центральную часть, восторженно орали что-то, и через мгновение выскакивали обратно.

В веселенькое же место меня занесло. Полнолуние, полночь. Шабаш ведьм?

Настроенная в окулярах резкость показала, что все, как на подбор, — молодые девахи. В самом соку. Не рыжие. И на том спасибо. Хотелось бы верить, что не ведьмы… либо один из стереотипов считаем сломанным. Ни одной метлы, как и сопутствующих чертей, рядом не видно, но это ни о чем не говорит. Спрятаны. Или позже появятся.

Смотрим дальше. Итак, все разные — блондинка, брюнетки, шатенки. Длинно- и коротковолосые. Полненькие и худые. Танцуют не отрепетировано, а от души, как получится. Получалось нечто древнее, языческое. Может, они и есть язычницы?

Я прислушался внимательнее. Доносились только невразумительные обрывки:

— …Альфа-виль!.. Пришло время… Мы ждем… Альфа-виль!.. Любая из нас… Свет сменит тьму… Придет час… Выбор… Альфавиль-виль!… Мы вместе…

Ничего не понятно. Подобного я по телевизору не видел и о таком не читал. Похоже просто на коллективное сумасшествие. И при чем здесь Годар с его мрачной фантазией? Или местный Альфавиль — нечто другое? Еще была музыкальная группа с таким названием. Нет, на фанаток-меломанок собравши