автордың кітабын онлайн тегін оқу Моё сводное наваждение
Моё сводное наваждение
Автор: Наталья Семёнова
Глава 1. Любовь
Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.
Джон Грин "Виноваты звезды"
– Любовь, ты же понимаешь, да, что другого выхода просто нет? – в который раз интересуется мама.
На протяжении двух последних недель мы с ней возвращаемся к этому разговору снова и снова. Возможно, таким образом она хочет убедить в необходимости моего переезда к отцу саму себя? Все же, она меня любит. Как умеет.
– Понимаю, – отвечаю я коротко, подхватывая сумку с ноутбуком и прощальным взглядом осматриваю голые стены спальни. Я буду по ней скучать. Даже не знаю, удастся ли мне сюда когда-нибудь вернуться.
Если у мамы всё сложится с её новым мужчиной – наш дом она продаст.
Мне, вдруг, становится грустно, а грудь царапает какое-то горькое на вкус чувство. Недовольство? Но нет, быть недовольной решениями мамы я не имею права. Она точно знает, как будет лучше для меня.
– Поторопись, детка. Мне ещё нужно успеть в салон перед вылетом.
– Прости. Уже иду.
Мы друг за другом спускаемся по лестнице на первый этаж и через небольшой холл выходим во двор, где нас уже ждёт машина. Мама настояла на том, чтобы я взяла с собой в новый дом лишь всё самое необходимое, язвительно заметив, что на всё остальное пусть раскошеливается мой "папочка", с её же слов, если он откажет мне в чём-либо, то крупно пожалеет об этом; потому все мои вещи с легкостью уместились в просторном багажнике кроссовера. И там действительно всё самое важное, лично для меня. А что касается остального… Не думаю, что мне хватит наглости, впрочем, как и смелости, просить о чём-то человека, с которым за всю свою сознательную жизнь я общалась от силы пару раз. И то, не совсем удачно.
Мама однажды случайно заметила, что до моих трёх лет мой отец души во мне не чаял. А затем она запретила ему со мной видеться, потому что поняла, что даже наличие меня не сможет помочь им быть вместе.
Я занимаю место на заднем сидении рядом с мамой, и она тут же велит водителю трогаться в путь. Смотрю на наш дом до тех самых пор, пока его не скрывают плотные кроны высоких деревьев с листьями сочно-зелёной расцветки, затем сажусь ровно и смотрю на свои короткие ногти, покрытые прозрачным лаком. Не могу понять, что я чувствую…
– Не нужно слёз, детка, – немного раздражённо замечает мама. – Дом твоего отца в тысячу раз больше нашего. Я ему чётко дала понять, что тебе необходима самая просторная и светлая комната в нём. Если же он засунет тебя в тёмную комнатушку, то обязательно…
– Пожалеет, – говорю я тихо и тут же спохватываюсь: – Извини, что перебила!
Мама на секунду сужает глаза, а затем её взгляд меняется, становясь блестящим, словно она сама вознамерилась плакать, но она быстро берёт себя в руки и, отвернувшись к окну, продолжает:
– Ничего страшного, детка. Именно так – он крупно об этом пожалеет.
Думаю, когда-то, совсем давно, она его по-настоящему любила. Опять же, как умела. Они оба были слишком молоды для серьёзных решений, но я уверена, что мама тогда не просто хотела обеспечить своё будущее за счёт его богатой семьи и его собственной перспективности, но и испытывала к нему настоящие чувства. Иначе, как объяснить её сегодняшнюю, копившуюся многие годы, ненависть к нему за то, что однажды он её отверг?
– Твоя бабушка обязательно заедет в гости на этой неделе, чтобы проверить, как тебя устроили, – информирует меня мама, когда машина выезжает на объездную дорогу, чтобы по возможности доехать на другой конец города как можно скорей и без городских пробок. – Она так же пообещала мне, что будет навещать тебя один раз каждые две недели. Обязательно делись с ней тем, что тебя может не устраивать – она вместо меня хорошенько разберётся с твоим отцом.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Впрочем, по-настоящему жаловаться на что-либо своей молодой бабушке я не планирую. Ей ни к чему мои проблемы. Как она сама часто любит говорить: ей и своих забот хватает по горло. Именно поэтому на время учёбы в институте я еду жить к своему отцу, а не к ней. Плюс, это было одно из его условий, если мама по-прежнему хотела, чтобы он оплачивал моё обучение.
– Никто не имеет права меня осуждать, верно? – вновь берётся рассуждать мама, очевидно, сама с собой, ещё через полчаса дороги. – Я вырастила тебя, обеспечила тебе будущее. И теперь имею полное право заняться своей личной жизнью. Я не бросаю тебя, детка, ведь так? Я всего лишь хочу быть счастливой.
И богатой. И жить за границей, чтобы утереть носы своим завистливым подругам видом шикарной загородной виллы своего иностранного мужчины. Я лишь в своей голове, совсем тихонечко даже в собственных мыслях, отмечаю, что устраивать свою личную жизнь маме никогда и ни в кое мере не мешала необходимость устройства моего будущего, как и забота о моём воспитании.
– Тебя действительно не за что осуждать, мама.
– Именно об этом я и говорю…
Она продолжает приводить ещё какие-то доводы в пользу правильности своих поступков, многие из которых я наверняка уже не раз слышала, но сейчас моё сознание напрочь отказывается воспринимать человеческую речь, полностью сосредоточившись на охватившем его волнении.
Мы приближаемся к дому моего отца.
Что я знаю о его семье?
Ничтожно мало. У него есть жена, сын от неё, семилетнего возраста – мой брат, с которым я даже не знакома – и пасынок, кажется, мой ровесник. Его я тоже ни разу не видела, как и его мать, жену папы. Сомневаюсь, что все из них ужасно рады тому, что в их жизнь вторгнется, по сути, посторонний человек. До сих пор не понимаю по какой причине папа настоял, чтобы я жила с ним и его семьёй.
Машина притормаживает у высоких и красивых кованных ворот, которые приветливо разъезжаются в стороны, пропуская нас на территорию особняка.
Я здесь впервые, и потому против воли с любопытством разглядываю ухоженные лужайки и далёкий сад с правой стороны трехэтажного в очень светлых тонах дома. Тут красиво. Всё очень элегантно и со вкусом. Мне кажется, в таких местах нужно проводить экскурсии, а не жить…
– Посмотрите на него, – саркастично замечает мама. – Вышел встречать дочь, как примерный и любящий отец. И неважно, что почти все её семнадцать лет ему не было дела до неё.
Вот тут я не могу согласиться с ней, ведь это как раз она запрещала ему со мной видеться, но, разумеется, я молчу.
Машина останавливается на подъезде к дому, и мы с мамой выбираемся из салона.
– Здравствуй, Эвелина, – приветствует маму широкой улыбкой мужчина, мой отец. Мне он, так же улыбаясь, кивает: – Любовь, добро пожаловать в твой новый дом.
Я разглядываю его отливающие медью на солнце волосы на голове и подбородке и нечаянно задумываюсь: он, как и мама будет звать меня исключительно полным именем? Кстати, я не редко замечала в мамином взгляде на меня подобие тоски от того, что внешностью я пошла в отца, а не в неё. Те же рыжие волосы, глубокого синего цвета глаза и полные ровные губы. Правда, не понятно в кого я такая маленькая, потому что оба мои родители отличались высоким ростом. Наверное, в неизвестного дедушку по маминой линии.
– Здравствуй, Андрей, – холодно отвечает мама, оглядывая высокомерным взглядом фигуры женщины и мальчика, стоящих у главных дверей. – Что же твоя драгоценная жена не подошла поздороваться с матерью твоей родной дочери?
– Разве, ты не зайдёшь в дом, Эвелина? – деланно удивляется мужчина. – Не проверишь достаточно ли просторна и светла комната нашей дочери?
Мне почему-то хочется улыбнуться от того, что отец откровенно насмехается над мамой. Очевидно, не мне одной пришлось по нескольку раз выслушивать всё её условия. Ловлю взгляд мужчины и вижу, как он, не заметно для мамы, быстро мне подмигивает. Непослушная улыбка всё же вырывается на волю, но я тут же её прячу.
– У меня нет времени. И я всё же рассчитываю на то, что к этому возрасту ты научился держать слово. Детка, – это уже мне, – дай мне тебя обнять на прощание.
Странно, но именно сейчас, находясь в руках мамы, я, вдруг, понимаю, что перестала нервничать. Совсем.
Но вот надолго ли?
Мама зачем-то не выпускает меня из объятий до тех самых пор, пока последняя коробка не выгружается из багажника машины. Вот тогда она, мазнув по моей щеке губами с дорогой помадой и, открыв заднюю дверцу, напутствует напоследок:
– Будь умницей, милая. Не делай того, что я бы не одобрила. Я обязательно навещу тебя на новый год и буду очень по тебе скучать. Помни о своих занятиях балетом, хорошо питайся и почаще бывай на свежем воздухе. – Тут она с некоторым призрением оглядывает территорию и замечает: – Благо места тут предостаточно для прогулок.
На мои плечи неожиданно ложатся теплые ладони папы и ободряюще сжимают их пальцами, а над головой звучит его слегка насмешливый голос:
– Мы не пропадём, Эвелина.
Мама мерит его надменным взглядом и забирается в машину:
– Я позвоню тебе, детка, как только мой самолёт сядет в аэропорту.
– Буду ждать, – успеваю я откликнуться, прежде чем машина срывается с места.
Уехала.
Это не первая наша разлука, но тогда они были короче, а со мной не хотя возилась бабушка. В смысле, мы жили в одном доме, но каждая занималась своими делами.
Как будет проходить теперешняя разлука с мамой я не имею ни малейшего представления. И я так же не знаю, что чувствую по этому поводу.
Мужчина убирает руки с моих плеч и ловит мой взгляд:
– Пойдём. Никита с нетерпением ждал встречи с тобой. Сдаётся мне, он заранее проникся любовью к своей старшей сестре. И если тебя не затруднит, будь с ним потерпеливей. Так вышло, что они с Мироном по сей день ищут общий язык.
Последнее предложение мужчина произнёс с какой-то усталостью и обречённостью. Или недовольством? Впрочем, у меня ещё будет время разобраться в отношениях людей, с которыми я буду вынуждена жить.
– Конечно, – говорю я, чтобы не казаться не вежливой.
Отец знакомит меня со своей женой и сыном. Меня вновь охватывают волнение и робость. Кажется, Никиту тоже. Галина же напротив – вся светится радушием и даже делает попытку меня приветливо обнять, впрочем, заканчивается она моими неловкими движениями и глухим "спасибо". Надеюсь, она не решит, что я бестактная грубиянка.
Мы проходим в огромный холл с широкой бетонной в коврах лестницей по середине, и я, вдруг, отчётливо понимаю, что хочу остаться одна. Я ощущаю себя невыносимо одинокой среди этих незнакомых людей и абсолютное одиночество кажется спасением.
– Я покажу тебе твою комнату, – предлагает мужчина и приглашающе ведёт рукой в сторону лестницы.
– Я с вами! – не высоко подпрыгнув на месте, улыбается Никита.
Комната действительно оказывается очень просторной и светлой. Здесь даже имеется лоджия, двери которой распахнуты настежь; лёгкие занавески в пол, что обрамляют выход на неё, колышутся от лёгкого ветерка. Кровать ужасно огромная, большой шкаф-купе под одежду, кресла, туалетный столик, рабочий стол… И, кажется, та дверь ведёт в собственную ванную комнату. Столько всего… И я опять не знаю, как ко всему относиться.
– Люба, тебе нравится твоя комната? – осторожно интересуется Никита.
– Очень, – выдыхаю я и опускаю глаза в пол, не представляя, что делать или говорить дальше.
Нутро всё ещё грызёт желание остаться одной.
– Давай, Никит, мы оставим Любу осваиваться, а сами, может быть, пойдём поныряем в бассейне? – предлагает мужчина сыну, вновь быстро мне подмигивая.
Неужели, у меня на лице всё написано? Мне мгновенно становится неловко, и я чувствую повышающийся жар на щеках.
– Да! – радуется мальчик. – И Любу возьмём с собой! Люба, ты же пойдёшь с нами?
– Я…
– Ник, твоя сестра только приехала, ей нужно отдохнуть с дороги. Вы ещё успеете нарезвиться в бассейне.
Плечики Никиты слегка поникают, но он всё равно мне улыбается:
– Отдыхай. Но только недолго – я хочу показать тебе свою комнату и железную дорогу!
– Хорошо, – улыбаюсь я, вдруг, искренне желая посмотреть на эту самую железную дорогу.
Никита, удовлетворённо кивнув, выбегает из комнаты, а отец, прежде чем отправится вслед за ним, предлагает:
– Спускайся вниз, как будешь готова. Обед обычно подают в два часа, – подмигивает он напоследок.
Я киваю, и, наконец, остаюсь одна. Ещё раз осматриваюсь, а затем иду к кровати и укладываюсь на её краешке, сворачиваясь клубком.
Глаза начинает щипать, но я не позволяю себе плакать. Две недели назад я пообещала себе, что справлюсь с чем угодно. Я не разочарую вновь ни бабушку, ни маму, ни вообще кого-либо в принципе.
Глава 2. Любовь
Мне отчего-то не хочется разбирать свои вещи, но я всё равно это делаю. Я так привыкла делать то, что не хочется, что, наверное, это стало моей второй натурой. Мама часто повторяла: делай то, что должен и никого не подведёшь. Её собственная интерпретация крылатого выражения.
Затем я выхожу на лоджию и долго смотрю на фонтан в центре ухоженных лужаек.
Всё же здесь очень красиво.
И уже ближе к двум часам дня решаю, что не явиться на первый в этом доме обед будет невежливо.
Осторожно выхожу из своей комнаты и спускаюсь на первый этаж. В какой стороне находится столовая я не имею ни малейшего представления. И как же мне быть?
– Полагаю, будет не лишним, – раздаётся за моей спиной голос отца, отчего я чуть вздрагиваю и разворачиваюсь в его сторону, – после обеда устроить тебе экскурсию по дому. Что скажешь?
– Я буду очень признательна, – улыбаюсь я робко.
– Проголодалась? Я шёл как раз за тобой.
– Да. Спасибо.
Мужчина ещё секунду разглядывает меня пристальным взглядом, а затем невесомо касается ладонью моих лопаток, указывая направление в столовую. По пути он мне рассказывает о назначении некоторых комнат. Вот открыта дверь в библиотеку, книги в ней собирались годами, начиная с моего прапрадедушки. Рядом с ней бильярдная.
– Играешь? – интересуется папа, пока мы идём дальше.
– Нет. Не пробовала даже.
– Могу как-нибудь научить, если хочешь.
– Да, конечно.
Отец замолкает, и я вновь чувствую на себе его пристальный взгляд, словно я диковинка, которую он пытается изучить. Все наши предыдущие встречи проходили исключительно при маме – она не хотела, чтобы мы с ним оставались наедине. Может быть, ревновала? Или же поступала так из вредности. В любом случае, познакомиться как следует нам с ним не удавалось ни разу. И мне тоже интересно, что он за человек. То есть, самой понять какой он, а не полагаться на речи мамы о нём.
– Люба, – вдруг, останавливается он. – Понятно, что для тебя переезд в новый дом, к почти не знакомым людям – это стресс. Но я хочу заверить тебя, что готов сделать, что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя, как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.
– И мне, – говорю я искренне, потупив взгляд. – Хочется.
– Отлично, – слышу я улыбку в его голосе. – Ну, пойдём.
Столовая оказывается в раза два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю, как следует осмотреться, потому что, как только мы с папой входим в помещение, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять каким статусом я обладаю в её глазах:
– А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все, наконец, собрались.
Возможно, ей всё же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?
– Боюсь, это я виноват в задержке обеда, – улыбается папа. Как по мне – немного натянуто. – Провёл своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это – Мирон. Мирон, а это наша Любовь.
Я ещё раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Её сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от лёгкого ветра дрожали листья берёзы, но как только папа произнёс наши имена, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида – я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать – ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает повышаться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.
– Люба! – занимая своё место за столом, восклицает Никита. – Ты сядешь рядом со мной?
– Конечно, – глухо выдыхаю я и на нетвёрдых ногах иду к накрытому столу.
В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печёт, и мне это ужасно не нравится. Словно я в миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, ещё и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.
Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой – расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась, и уж тем более, не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, дело – дрянь.
– Что, Никит, не плохую новую игрушку подогнал тебе отец? – насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия. И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает грудь.
– Люба не игрушка! Она моя сестра!
– Мирон, – сдержанно замечает отец. – Если ты хочешь что-то мне сказать – говори прямо. Именно так, обычно, поступают настоящие мужчины.
– Андрей! – тут же возмущается Галина. – Мирон не имел ввиду ничего плохого, ведь так, дорогой?
Жена отца, насколько мне известно, старше него на несколько лет. Но после её слов – а Мирон действительно повёл себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями взрослого, и надо мной заодно, по всей видимости, – я решаю, что возраст далеко не показатель ума. Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего необычного в его словах не услышала. Ну или сделала вид, что тоже не говорит в пользу её зрелого возраста.
– Ни-че-го-ше-ньки, – хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. – Всем самого приятного аппетита, – насмешливо заканчивает он свою речь.
Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. И у меня бегут мурашки по коже от того холода в его глазах, что я успеваю заметить.
Все за столом приступают к еде, в том числе, и я.
Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и моё сознание, отвлёкшись на хоть что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я совсем чуть-чуть прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, в ремарки Галины, которые она очень часто вносит, а на голосе Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его не часто. Они не говорят ни о чём важном. Обычные беседы людей о разных пустяках, которые каждый день обедают вместе. Но мне всё равно интересно. Таким образом я их неспеша узнаю. И возможно, через некоторое время сама буду участвовать в подобных беседах. Но не сегодня. Нет.
Но Галине, вероятно, наплевать на мою неготовность беседовать. Мы ждём, когда нам подадут десерт, и она елейным голосом замечает:
– Что же ты, Любочка, совсем не участвуешь в разговоре? Расскажи нам немного о себе? – тут же предлагает она. – Мы же совершенно ничего о тебе не знаем.
Сомневаюсь, что совершенно ничего, впрочем, как и сомневаюсь, что смогу рассказать что-то, чего она может не знать. Опускаю глаза на свои руки, пальцы которых теребят подол сарафана и тихо перечисляю:
– Я хожу на уроки балета, изучаю иностранные языки: английский, немецкий и французский. Раз в неделю посещаю занятия по фортепьяно. И в этом году у меня получилось поступить в высшую школу бизнеса МГУ.
О том, что я люблю сочинять песни и петь, умалчиваю. Как и о многом другом, чем по настоянию мамы пробовала заниматься, но она решала, что у меня не выходит. Пробовали мы, кстати говоря, многое, но в итоге мама остановилась на балете, языках и фортепьяно. Занятия, по её мнению, очень подходящие для воспитанной, молодой "леди". А школа бизнеса нам нужна для того, чтобы я сама смогла обеспечить своё будущее. Так как удачно выйти замуж мне не светит – сорта не того.
Иной раз я очень жалела, что не похожа на своих бабушку и маму. Потому что мне казалось, что это их разочаровывает и расстраивает. А с другой стороны, радовалась, что мне не придётся всю жизнь жить, как они – за чей-нибудь счёт. Пусть менеджмент не мечта моей жизни, но иметь хорошее образование лучше, чем пытаться привлечь состоятельного мужчину. Учитывая то, что я абсолютно не умею общаться с парнями.
– Ну, дорогая, я была бы удивлена, если бы ты не поступила, учитывая финансирование твоего отца.
– И ты будешь-таки удивлена, Галина, – усмехается папа. – Мало просто заплатить за обучение, нужно, кроме этого, сдать вступительные экзамены. Странно, что ты об этом не знаешь, учитывая то, что твой сын их удачно сдал и тоже будет там учиться.
Что?
Я бездумно поднимаю глаза на Мирона, удивлённая тем, что мы ещё и учится будем вместе и успеваю заметить, как он едва заметно кривится от досады. И сдаётся мне, причина этой досады не наш совпавший выбор профиля, а неосведомлённость его матери в его делах и, напротив, осведомлённость моего папы.
– Я… – теряется Галина и смотрит на своего сына, кажется, в поисках поддержки.
– Не успел ей сообщить, что сделал свой выбор в пользу бизнеса, – равнодушно пожимает тот плечами, а затем отталкивается от спинки стула и ставит свои локти на стол, прищурившись на папу: – А вот откуда об этом знаешь ты – вопрос.
– Мне, видишь ли, в принципе, нравится быть в курсе дел членов моей семьи.
– Что, даже номинальных?
– Перестань, Мирон. Не помню, чтобы я относился к тебе, как к чужому, – напряжённо отвечает отец.
Кажется, это не первый их подобный разговор…
– Можешь больше не утруждаться, – зло бросает парень. – Теперь, когда рядом есть родная дочь – тебе должно хватать забот о ней и Никите, а мои дела, пусть остаются моими. – После этих слов он встаёт из-за стола и идёт на выход: – На ужин меня не ждите.
– Андрей, – укоризненно произносит Галина, бросив на меня недовольный взгляд.
Кажется, я была права в том, что далеко не все люди в этом доме рады моему к ним переезду. Если не хуже…
Глава 3. Мирон
– Скучаешь, красавчик? – определяет свою шикарную задницу Маринка на диван рядом со мной и тянется к моему лицу своими надутыми, обмазанными блеском губами.
В последний момент отворачиваюсь, потому липкий след остаётся на моей щеке, а не губах, на что следом раздаётся её недовольное сопение.
– Я не умею скучать, малыш, – выразительно поднимаю я брови и обнимаю её худые плечи одной рукой. Та мгновенно облепляет своим телом мой бок и начинает кружить длинным ноготком по футболке на моей груди. Кажется, у моей новой "сестрички" короткие и бесцветные ногти. К чему бы мне об этом думать?
– Как прошёл день? – интересуется Марина.
– Нормально, – бросаю я и вновь вызываю её недовольное сопение тем, что поднимаюсь с места, чтобы поприветствовать своего друга.
– Здоров! – жмёт мою руку Савва и хлопает другой по спине.
– Привет, – киваю я, сажусь обратно и, не глядя, говорю Маринке: – Исчезни минут на десять.
Та досадливо фыркает, но просьбу мою исполняет, специально раскачивая бёдрами из стороны в сторону, покидая нашу вип-зону. Нет, мы с ней не состоим в отношениях, на которые, возможно, она рассчитывает. Просто варимся в одном кругу общения, и иногда мне удобен её интерес ко мне.
Савва опускается в кресло напротив меня и серьёзно спрашивает:
– Какие-то проблемы?
– Никаких, – равнодушно жму я плечами и отворачиваюсь в сторону.
– Излагай, – усмехнувшись, предлагает друг. – Вижу, что настроение паршивое не просто так.
Савва старше меня на три года и уже владеет фирмой звукозаписи, любезно предоставленной ему отцом. Парень он толковый, несмотря на то что является представителем золотой молодежи. Наверное, поэтому он мне ближе прочих моих приятелей.
– Да отчим опять суёт свой нос в мои дела, – скривившись, произношу я. – Как-то вынюхал, что я поступил на менеджмент. Плюс, моя "сестричка" будет учиться там же.
– Кстати. Что она из себя представляет?
– Хрен её знает. То ли реально серая мышь, то ли делает вид. Ещё не разобрался.
– Но разобраться планируешь? – с каким-то подтекстом давит он лыбу.
– Мой наивный братишка ею очарован. А я не хочу, чтобы она ему как-то навредила, если вознамерится.
– Так он и её брат тоже. Или подавать дурной пример лишь твоя прерогатива? – ржёт Савва.
– Заткнись.
С братом у нас отношения натянутые, но я люблю этого маленького засранца. Да, не подпускаю его близко, часто прикалываюсь над ним, злю. Но ему и без меня хватает внимания отца и матери. Вот только, если моя малявка-сестричка вздумает его как-то обидеть – она не жилец.
Блин, даже не верится, что она моя ровесница – такая крохотная, что жесть. А как она похожа на своего папаню… Разве, что овал лица другой, да носик вздёрнут, как у лисички. Точно же, лиса. Маленькая, рыжая и хитрая плутовка. У них даже название своё есть, не помню какое. И её глаза. Такие же насыщено-синие, как у Андрея, но их выражение… Смесь наивности, застенчивости и неуверенности в себе. И что-то ещё. Притворство? Всё таже хитрость? Хрен знает, но я обязательно разберусь.
Вскоре в зал подтягиваются остальные завсегдатаи, и мы с Саввой сворачиваем разговор в сторону других, привычных здесь тем. Рядом вновь оказывается Маринка, а Кристи, её лучшая подружка, бросает на меня призывные взгляды. Они вообще любительницы посоревноваться за внимание парней. Как, впрочем, и остальные девочки в нашей компании. И хрен знает что ими движет. Желание заполучить статус девушки крутого парня? Или привязать к себе с перспективой на будущее? А может просто сходят с ума от скуки, за неимением более интересных занятий.
Вон, учили бы иностранные языки или занимались бы балетом, как некоторые вездесущие пианистки. И как у неё времени на всё хватает? Получается, совсем не развлекается, не общается с друзьями? Есть ли вообще у неё друзья? Или все эти многочисленные занятия лишь прикрытие, чтобы тянуть деньги с Андрея, как думает моя мать?
– Слушай, Марин, как называются маленькие, комнатные лисы, не знаешь?
– Эм… Тебе зачем?
– Неважно. Забудь.
– Фенеки, Мир, – подмигнув, подсказывает Савва и начинает ржать.
– Вы о чём, мальчики? – глупо улыбается Марина, хлопая своими наращёнными ресницами.
Моя сестричка-фенек даже косметикой не пользуется, не то, чтобы что-то себе нарастить… И при этом, должен признать, у неё вполне милая внешность. Не притворялась бы такой зажатой и скромной, утёрла бы нос, что Маринке, что Кристи с её густыми и блестящими блондинистыми волосами. И опять – к чему бы мне об этом думать? По сути, мне было бы на неё плевать, вот только мать бесится, что она теперь живёт с нами и естественно хочет, чтобы я поддержал её чувства. Был на её стороне, как всегда там бываю. И я буду, чтобы позаботиться о брате и Андрее. Последний ввиду своих родительских чувств не сможет быть полностью объективным, чтобы понять, что его дурят. Меня же нашему фенеку не обмануть.
– Забей, Марин, – бросаю я и поднимаюсь: – Я домой. До встречи.
***
Я бы удивился, не застав мать в своей комнате, учитывая то, что она весь день названивала мне на телефон.
Она беспокойно расхаживает у окна из стороны в сторону, но замирает и упирает руки в бока, стоит мне хлопнуть позади своей спины дверью.
– Ну? – требует она. – Теперь ты понимаешь, чем нам грозит переезд этой нахлебницы?
– Неужели, перестанем кушать за ужином всевозможные сорта сыра? – притворно пугаюсь я, бросая ключи от машины на тумбочку. – Или придётся пить вино на сто долларов дешевле? Мама, не пугай меня так, пожалуйста.
– Перстень паясничать! – чуть ли не визжит она, а затем в миг успокаивается и говорит уже тише, тем тоном, каким обычно продавливает меня: – Мирон, наличие этой девчонки рядом в первую очередь ставит под угрозу твоё собственное будущее. Как думаешь, кого Андрей предпочтёт поставить во главе своей фирмы: тебя, не родного сына, или мужа родной дочери, которого она через пару лет обязательно притащит в наш дом?! А если на неё никто не поведётся, что больше похоже на правду, не вздумает ли он отдать это выгодное местечко ей самой? Боже упаси! Но у неё же будет образование не хуже, чем у тебя!
– Спасибо, что запомнила, – хмыкаю я и падаю на кровать, закладывая руки за голову. – А ты случайно, не допускала мысль, что я могу и сам всего добиться?
– Что за глупости? – фыркает она. – Тебе не за чем ломать над этим голову! Вспомни своего отца. Ты же не хочешь закончить, как он? Не хочешь же оказаться на улице? Жить в нищете? Чего-то добиваются только те, у кого уже что-то есть!
– Ага, – не хотя соглашаюсь я, вспоминая Савву. Смог бы он открыть свою фирму без финансовой помощи отца? Вряд ли.
– Нам нужно от неё избавиться! Достаточно было того, что её мать, как комар, присосалась к кошельку Андрея. А теперь сама эта пигалица явилась к нам под нос, чтобы тянуть из него деньги уже напрямую. И, смотри-ка, строит из себя невинную овечку. Именно такие и обчищают тебя незаметно до нитки. Маленькая, лживая стерва.
– И что ты предлагаешь? – без особого интереса спрашиваю я.
– Её необходимо очернить в глазах Андрея. Показать, что ей нельзя доверять. Что родство с ней портит его репутацию в глазах друзей нашей семьи. И я уверена, что ты справишься с этой задачей. Верно, мой мальчик?
– Подставы? – ухмыляюсь я, даже не удивляясь кровожадности матери.
– Именно, – серьёзно кивает она. – Сделай её жизнь в этом доме невыносимой. Тогда, если Андрей не сообразит выгнать её из дома, она сбежит сама, позволив нам всем дышать полной грудью.
– Я тебя услышал, мам.
– Замечательно, – улыбается она и направляется к двери. – Я очень на тебя надеюсь, Мирон.
– Ага.
Я закрываю глаза и устало провожу ладонью по лицу. Неужели мы с матерью оба пришли к выводу, что девчонка кривит душой? Или я так решил, потому что мама и до сегодняшнего дня капала мне на мозги о том, что семейка фенека все как одна – лживые содержанки? Словно, она сама не такая…
Вспоминаю лицо малявки, её большие круглые глаза. Что-то в них таилось. Понять бы – что.
Сморю на время: одиннадцатый час.
Проверим, во сколько ты ложишься спать в субботний вечер, фенек?
Её спальня на втором этаже, потому мне приходится спуститься со своего третьего. Дверь я открываю, не затрудняя себя постучать и даже не задумываясь, что может быть заперто. Я у себя дома. А она? Пожалуй, нет. Она гостья, как правильно заметила за обедом мать. Что бы не думал по этому поводу её отец, впрочем, как и она сама.
Спальня пуста, зато из ванной комнаты раздаётся шум воды. Я хмыкаю и прохожу к её кровати, подхватываю с тумбочки телефон. Не запаролен – как недальновидно. Журнал звонков кишит входящими вызовами исключительно с номера её мамы. Ни одного имени вроде "Машеньки" или "Коленьки". Не палится? Удаляет сразу, потому и телефон без пароля-блокировки?
И тут моё внимание привлекают разноплановые листы бумаг, лежащие на покрывале аккуратной стопкой. Выхватываю один, нарушая прилежный порядок и усмехаюсь. Стихи. Одна строчка написана аккуратным выверенным почерком, у другой – буквы разной вылечены и под каким-то наклоном, словно тот, кто их писал куда-то спешил. Боялась упустить мысль?
Но кто бы мог подумать, да? Ещё и поэтесса… Что же она не похвасталась ещё одним своим талантом за обедом?
Шум воды за дверью затихает, и я, отбросив лист, сажусь на кровать. Интересно, она выскочит из ванной обнажённой? Вот весело-то будет. Завизжит? Рассердится? Или позволит хорошенько её рассмотреть? А может, поддерживая свою роль серой мышки, засмущается и спрячется обратно за дверь?
Когда она выходит завёрнутая с головы до ног в шёлковый пижамный костюм ядовито-розового цвета, я чувствую некоторую досаду и не сразу замечаю, как она замерла на месте столбиком. Жесть, как скучно.
– Значит, ты у нас скромница?
Глава 4. Любовь
После подробной экскурсии по дому, я возвращаюсь в свою комнату. Кажется, мне начинает нравится мой отец. Я чувствую в нём чувство справедливости, мужскую харизму и желание заботиться о близких. Искреннее желание. А ещё он обаятелен, и это, словно у него врождённое, даже стараться не нужно. И его тонкий юмор… Он находит отклик в моём сердце.
Не успеваю я как следует насладиться послевкусием от общения с отцом, как в дверь аккуратно стучат, а через секунду в комнату входит Галина.
Я вся подбираюсь и сажусь на кровати ровней, а она осматривается, словно здесь впервые. Впрочем, комнату могли переделать специально для меня, и Галина действительно видит новое обустройство в первый раз. Она проходит к креслу и грациозно опускается в него. Вся её поза кричит о том, что она у себя дома, что она и никто другой здесь хозяин.
– Люба, думаю, я должна извиниться за поведение своего сына за обедом.
А вот это неожиданно, я даже теряюсь немного. Но вскоре собираюсь с мыслями и лепечу:
– Ничего страшного.
– Я тоже так считаю. Просто он у нас немного вспыльчивый. Но при этом очень хороший и дружелюбный. Мирон… Он большой собственник, и, наверное, таким образом выразилась его ревность. Я правда рада, что ты так скоро покорила Никиту. Как и рада тому, что ты теперь живёшь с нами. Мальчикам будет полезно сестринское внимание. И Мирон… Думаю, он вскоре отойдёт, и вы сможете подружиться. Мирон будет тебе хорошим другом, я уверена. Скажи, у тебя уже есть друзья?
– Не совсем. Приятельницы. Девочки, с которыми мы иногда общаемся на занятиях.
– Как печально… Поэтому, да, дружба с моим сыном пойдёт тебе на пользу. О, у Мирона большой круг общения. Его все любят и уважают. Наверняка, в его компании найдётся место и для его сестры. Наверняка, там будут девушки, которые захотят заиметь такую нежную подругу, как ты. О, и думаю, твоя миловидная внешность найдёт отклик в сознании мальчиков. Ты встречалась с кем-нибудь, Люба? Была влюблена?
– Нет, – опускаю я глаза в пол.
– Значит, у тебя всё впереди. Но для этого нужно проявить терпение. Мирон обязательно постарается тебя полюбить, как сестру. Взять тебя под своё крыло. Я поговорю с ним об этом. Уверена, у вас получиться подружиться. А тебе всего лишь останется прислушиваться к его советам. Ты же постараешься, Люба? Постараешься стать его настоящей сестрой?
– Да, конечно, – выдыхаю я.
– Замечательно, – улыбается она. Не совсем искренне, как по мне. Встаёт с кресла и направляется к двери, но возле неё замирает: – Я действительно рада, что у моих мальчиков появилась сестра, а у меня – такая милая падчерица. Люба, я настаиваю, чтобы ты приходила ко мне за женскими советами, раз твоя мать предпочла улететь на другой конец света тогда, когда тебе и восемнадцати лет не исполнилось. Но ты осталась в хороших руках. Я тебе обещаю.
– Спасибо.
– Пожалуйста, дорогая. Увидимся за ужином.
Глина покидает мою комнату, но не проходит и минуты, в которую я пытаюсь осмыслить этот странный разговор, как ко мне радостно врывается Никита.
– Люба! Пойдём, – обхватывает он своими пальчиками мою кисть и тянет меня за собой, – я покажу тебе свою железную дорогу!
Я смеюсь, потому что в его голосе и взгляде столько восторга, столько детской гордости, что мне не остаётся ничего другого, кроме как веселиться. У меня очень забавный младший братик!
Мы с Никитой играем в железную дорогу вплоть до самого ужина. Я даже не особо замечаю, как быстро пролетает время! Никита – потрясающий. Мне с ним ужасно легко и комфортно. Плюс, я замечаю в нём некоторые черты характера, которые есть у меня самой. И восхищаюсь теми, которые у меня отсутствуют.
Он робеет под пристальным вниманием и открывается до последней мысли, когда забывается. Громко хохочет, если его что-то веселит и сохраняет молчание, когда того требуют обстоятельства. Он не настаивает, чтобы игры были исключительно по его правилам, а наоборот, интересуется тем, как будет удобно его партеру, очень трогательно переживает о его комфорте.
Однажды, мимо комнаты проходит отец и на несколько минут замирает в проходе. Наблюдает за нами с теплотой в глазах и улыбкой на губах. Я ловлю его взгляд и тоже улыбаюсь. И остальное время переживаю, что вот так же может пройти Мирон… Как он воспримет наши игры? Что он вообще обо мне думает?
Впрочем, когда мы усаживается за стол на ужин, я понимаю, что его и правда не было дома весь день. Я чувствую лёгкость из-за его отсутствия, но также не могу не заметить некоторую досаду по этому же поводу. Странное сочетание чувств. Меня угнетают люди, которые морально сильнее меня, но конкретно Мирон… Безрассудно хочется его присутствия рядом, пусть оно и грозит мне душевными переживаниями.
Не знаю почему мне хочется ему понравится… Возможно, мне приятна мысль обрести такого друга? Поддержку кого-то знакомого на первое время учёбы? А может, и до её конца… Впрочем, мне не привыкать справляться самой. Тогда что это? Желание ощутить вкус свободной от забот жизни, пока есть время? Окунуться в общение со своими сверстниками? Найти друзей? Ведь то, что мама сейчас заграницей даёт мне некоторую свободу, верно?
После ужина отец предлагает нам с Никитой посмотреть какой-нибудь семейный фильм, и я с удовольствием соглашаюсь. Галина отказывается, сославшись на головную боль. Я себя мысленно ругаю, ведь не хорошо радоваться, когда человек страдает.
Мы смотрим не один фильм, а целых два. Никита, правда, не выдерживает до титров второго фильма и засыпает у папы на коленях. Я провожаю их до комнаты, наблюдаю, как отец заботливо накрывает Никиту одеялом и целует его в лоб перед уходом. Затем он идёт провожать меня и на пороге моей комнаты произносит:
– Постой, Люб. Вот, – протягивает он мне пластиковую карту с золотым сечением, – Всё забывал. Думаю, лимита на ней должно хватить для твоих нужд. Не стесняй себя, в любое время его можно увеличить. Пока у тебя нет прав на вождение автомобиля, можешь пользоваться услугами нашего штатного водителя. Какие у тебя планы на завтра?
– Эм… Днём мне нужно на урок балета. Других планов нет.
– Хорошо. Тогда развлекись после занятия, сходи с подругами на шопинг, например?
