В качестве эпиграфа
На уроке:
— Дети, сегодня тема нашего урока — инквизиция. Я расскажу вам о том, как церковь сжигала живьем людей. У кого есть вопросы?
— А лабораторные будут?
Предисловие
C 9 апреля по 14 октября 1809 года (6 месяцев и 5 дней) была война Пятой антифранцузской коалиции, также известная как австро-французская война — военный конфликт между Австрийской империей и Великобританией, с одной стороны, и Французской империей Наполеона и его союзниками, с другой. Главные военные события разворачивались в Центральной Европе с апреля по июль 1809 года. Англия в это время была втянута в войну на Пиренейском полуострове, но она, под давлением австрийцев, высадила свой десант в Нидерландах. Это никак не повлияло на результат войны. После проведённых боевых действий в Баварии и долине Дуная война закончилась успешно для французов после сражения под Ваграмом. Это была самая непродолжительная коалиция за всю историю наполеоновских войн.
14 октября 1809 года, Начало
Наполеон склонившись над огромным дубовым столом смотрел на карту покорённой им Европы и взгляд его «сверлил» одно место — Ватикан.
Присутствовавшие генералы, словно испуганные кролики, молча стояли, слегка склонив голову. Они знали, что в этот момент Его нельзя не только перебивать, но и отвлекать любым даже самым обычным жестом. На прошлом совещании один генерал чихнул, и вместо пожелания здоровья вызвал яростную реакцию Императора, который готов был задушить его своими маленькими ручонками, и только трусливое бегство спасло ему жизнь. Ручонки маленькие, но пальцы толстые и сильные и их боялись все в третьей республике.
«Корсиканский карлик», как его за глаза называли недоброжелатели, словно замер и ни один жест на его бледном лице, не подавал признаков жизни, так продолжалось бесконечно долго, все вокруг безропотно ждали, — сейчас он скажет то, что изменит не только французский уклад, но и всю Европейскую жизнь.
Жозефина Богарне
Проходили томные минуты, и тут он словно ожил и медленно из-под лобья, глядя своими черными зрачками в упор стал осматривать окружающих. Как говорили хорошо знающие императора — «Его колючий и ледяной взгляд проникал в самое сердце». Неспроста жена Жозефина, единственная во Франции могла не только выдержать «холодный как смерть» взгляд, но он ей нравился и возбуждал похотливые эмоции, тщательно скрываемые с самого детства. Может поэтому, еще в молодости её дразнили волчицей, за то, что она была беспредельщицей, которая не боялась последствий и играла на грани жизни и смерти с проезжавшими мимо её таверны солдатами, дезертирами, беглецами, уголовниками и другими подобными личностями. Ей нравился жёсткий экстрим, ставящий её на грани выбора, который она делала безжалостно и быстро. Главный принцип, которому она следовала всю жизнь, был прост — «Если человек не вызывает страх — то он слабак и не заслуживает даже малейшего снисхождения». Поэтому знающие люди объезжали их таверну стороной.
Жозефина Богарне не брезговала использовать мужчин для продвижения, медленно и упорно выползая из заблёванной солдатами грязной таверны наверх в наивный светский мир, который можно было использовать для своих корыстных целей. Уже позже, попав в Париж, и став в очередной раз вдовой с не самой кристальной репутацией она стала любовницей заносчивого и богатого виконта де Барраса, Их бурный роман быстро успел его утомить и, понимая, что может стать очередным «покойником» от чар сельской красавицы, решил срочно выдать свою любовницу замуж. Молодой корсиканец, Наполеон Буанапарт, оказался подходящей партией, так как весь овеянный славой, он сильно нуждался в финансовом покровительстве и расположении высших светских кругов. Это ему и пообещал виконт де Баррас, заключив выгодную для себя сделку, сведя двадцати шести летнего генерала с опытной тридцати двух летней дамой с сомнительной репутацией и двумя детьми от разных мужчин. Именно она, при заключении брака, настояла на откровенном подлоге, Наполеон прибавил себе два года, а Жозефина «стала младше» на четыре, что позволило свести к нулю разницу в возрасте. Став женой, Жозефина успешно использовала, полученный опыт, что бы укротить бешенный психически неуравновешенный пыл Буанапарте. Только она одна единственная могла влиять на Императора.
Секретные архивы Ватикана
Наполеон еще раз окинул взглядом всех присутствующих и тихо произнес:
— Первостепенное, приказываю вывести из секретных архивов Ватикана все документы Папской инквизиции.
На самом деле, Наполеона очень интересовал только один документ, среди реквизированных бумаг было дело Джордано Бруно, включавшее протоколы допросов и текст самого приговора.
Для Императора он был не только кумиром, и тем единственным, кому Наполеон хотел подражать, он был ему заменой отца, которого Наполеон практически не помнил, и в тайне желал, что бы его отцом был Бруно, а не Карло Буанапарте, которого он боялся и не уважал. Именно его безвольный отец безропотно выполнял всё, что ему говорили, и изначально пошел по стопам своего отца Джузеппе Буанапарте, получив юридическое образование в Пизанском университете. Когда Карло было семнадцать лет, родственники заставили его сочетаться браком с 13-летней Летицией Рамолино. Летиция была простой необразованной женщиной, которая так и не выучила французский язык, о ее бережливости и жадности знали все. После коронации, на которой его мать отказалась присутствовать, Наполеон даровал специально учреждённый для неё титул «Мадам Мать Императора», который она не оценила и холодно проигнорировала. Мать не любила своего сына и об этом знали все. Наполеон был вторым из 13 детей, пятеро из которых умерли в раннем возрасте. Он никогда не умел контактировать со своими братьями, потому, что считал их отсталыми и недостойными его самого. — «Глупые как мать», — любил повторять Наполеон, за что обрел ненависть всех родственников. До зрелого возраста кроме самого Наполеона дожили 4 его брата и 3 сестры, остальные, как он говорил в кругу друзей, — «умирали тихо, как мухи».
Наполеон замер и слегка топнул высоким каблуком своего начищенного до блеска сапога. Гулкий стук прошёлся по фигурному дубовому паркету, срезонировал от стен дворцовой комнаты и, не успев затихнуть, перешел в покорный ропот:
— Так точно! — Заорали генералы и ринулись выполнять его приказ.
Среди них уже устоялась присказка, — «Вначале выполняй, потом думай!»
Раздался топот удирающих из зала генералов, Комната в мгновение опустела, и как только закрылась дверь, Император медленно повернул голову и посмотрел в дальний угол на большой комод, на краю которого незаметно стоял небольшой бронзовый бюст, который специально сделали по его заказу. Это был его кумир — Джордано Бруно.
Император оперся руками на стол, тихо выдохнул, прикрыл глаза, сделал глубокий вдох носом, потом задержав дыхание и помедлив несколько секунд с силой громко, два раза выдохнул через рот. Это был вход в медитацию по технике секты Миллеритов, этому его научил один из магов, которого он пощадил в одном из походов. Прикрыв глаза, он представил себе ничего, просто ничего, пустое черное поле, он удалил свои мысли из головы и почувствовал полное очищение он внешних проблем и влияний. Проходили мгновения этой «эмоциональной заморозки», после тишины к нему являлись мыслеобразы, которые помогали ему объяснить происходящее и давали ответ на поставленный вопрос, именно к нему он прислушивался, и доверял даже больше чем самому себе. Немного покачнувшись, он медленно открыл глаза, и еле заметная улыбка проскользнула по его тонким как тетива губам.
У Наполеона было много желаний, завоевать Европу, покорить Африку, разграбить гробницы Фараонов, отколоть нос Сфинксу, покорить Россию и идти дальше на Восток, но на самом деле он жаждал ответа всего на главный один вопрос: — За что сожгли Джордано Бруно?
Дворец Фонтенбло
Кабинет Наполеона в Фонтенбло
Новость для Императора. Приговор Джордано Бруно
Уверенным шагом Император подошел к углу комнаты с темно — зелеными гобеленами во дворце Фонтенбло. Это был бывший кабинет Людовика XVI, от которого сохранились камин, веранда и деревянная отделка. Наполеон многократно перестраивал, и дополнял эту резиденцию, приспосабливая под свои прихоти. Отточенным жестом, он взял из небольшой шкатулки ароматную пастилку из целебных трав, поджег и аккуратно поместил на поверхности столика. Это была давняя традиция зажигать их перед тем как начать думать. По комнате распространился аромат лаванды, который успокаивал и позволял расслабить мысли о грядущем.
Закинув ноги на низкий инкрустированный столик, он медленно с явным удовольствием отхлебнул из изысканной белой фарфоровой чашки с голубыми цветками ароматный кофе, и устало посмотрел на огромную картину, где он восседал на белом коне.
— Великий Император, срочная новость от посыльного, — послышалось из-за дверей.
— Впустите, — нехотя ответил он, ставя чашку на пол рядом с плетеным креслом.
По довольному лицу вбежавшего генерала, было понятно, что тот выполнил приказ и, не скрывая радости, аккуратно выложил кипы бумаг на стол, на котором в крокодиловых сапогах красовались ноги императора.
— Ваше приказание исполнено, — ропча прошептал он и, попятившись, медленно двинулся к полуоткрытой двери.
— Постой — резко одёрнул его Наполеон — ты читал их?
— Никак нет — почти шепотом произнес он и вытянувшись по струнке, замер как суслик, который вдруг почувствовал опасность.
— Свободен — спокойно произнес Император и без интереса посмотрел на потолок, где красовалась большая люстра, которую ему подарил французский король, это был единственный экземпляр и Наполеон наслаждался уникальностью этой вещи.
Как только дверь закрылась, император, быстро скинул ноги на пол и склонился над пожелтевшими бумагами.
Жадно, словно изголодавшийся путник, он принялся перебирать листы и, найдя приговор Джордано Бруно, стал внимательно читать пожелтевшие от времени страницы.
Постепенно выражение его лица стало меняться от желанной заинтересованности на глубокое удивление. Его ждал большой сюрприз, в приговоре Джордано Бруно, вообще не было конкретного обвинительного заключения, если не считать таковым первое предложение документа:
«Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, уже восемь лет назад был привлечён к суду Святой службы Венеции за то, что объявил: величайшее кощунство говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.».
Наполеон на секунду остановился и, посмотрев за окно, сощурил глаза, словно что-то анализируя и понимая, что за этим формальным текстом, скрывается истина. Самое странное, это то, что в приговоре ничего не было сказано о научных убеждениях Джордано — «Земля не является центром Вселенной, которая бесконечна». А ведь «добровольное мученичество» за науку и сделало Бруно «иконой», вдохновлявшей не только Императора, но и многих учёных умов на научные подвиги, а тут такое!
Дочитав, Наполеон выронил последний лист и задумался, где ответ на вопрос:
— За что же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно? — Почему именно на римской площади Цветов был разведён костёр?
Трудный выбор Римского Папы Климента VIII
Конец мая 1592 года выдался на редкость жарким и безветренным. Ипполито Альдобрандини поправил красную шапку на голове из-под которой медленно стекали капли пота на темно красную накидку, которая полностью закрывала его плечи. Ровно четыре месяца назад он стал Римским Папой Климентом VIII и сидя в кресле своего предшественника Иннокентия IX, опасался повторения его судьбы, ведь тот умер спустя всего два месяца и два дня после избрания его папой. Встряхнув головой, он взял со стола лист бумаги с доносом и еще раз внимательно перечитал:
«Я, Джованни Мочениго, доношу по долгу совести и по приказанию духовника, что много раз слышал от Джордано Бруно, когда беседовал с ним в своём доме, что мир вечен и существуют бесконечные миры, которые неподвластны людскому пониманию. Все существует по космическим законам по высшей иерархии, которую невозможно постигнуть без духовного познания мира. Джордано Бруно, говорил, что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, который манипулировал неграмотными людьми, показывая им фокусы, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти, что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое. Он рассказывал о своём намерении стать основателем новой секты под названием „новая философия“. Он говорил, что Дева Мария не могла родить; монахи позорят мир; что все они — ослы; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом».
Дочитав до конца, Климент VIII резко отбросил лист на край стола, на котором лежала большая стопка подобных доносов от Джованни Мочениго.
— Знать сильно разозлил его Бруно, если он каждый день пишет подобное, — раздраженным голосом произнес Папа, будучи по образованию юристом, прекрасно понимая, что означает этот донос.
Из окружения, мало кто догадывался, но Климент был абсолютным профаном в доктринальной области и в теологии, и его безуспешные попытки разрешить спор между теологами — иезуитами и доминиканцами, которые бесконечно дискутировали о границах влияния милости божье
