Оглавление

Об этой книге

Фантастика бывает разная. Есть научная. Читатель, возможно знаком с нею: Жюль Верн, А. Беляев, Г. Уэллс, Г. Мартынов, А. Азимов, Ж. Клейн и др. писатели, пытавшиеся предсказать развитие науки и общества. Есть ненаучная или сказочная: это многочисленные произведения в жанре фэнтези с магами, рыцарями и драконами.

А есть еще социальная фантастика, в которой авторы пытаются показать общество в будущем, и она делится на два вида: утопия (от первого такого сочинения Т. Мора, где события происходят в вымышленной стране — Утопии), такие истории показывают прогресс и позитив — радостное и немного приторное от идеальности общество, и антиутопия, где все страшно, плохо, грустно, тотальный контроль и закон в руках шайки захвативших власть олигархов или бандитов, а контролирует исполнение этих жестоких законов этакий судья Дредд, сначала стреляющий, потом зачитывающий трупу «правило Миранды».

Бывают антиутопии сатира, памфлеты, как «Москва 2042» В. Войновича, или трагедии, как Е. Замятина «Мы», или О. Хаксли «О, дивный, новый мир!» или Дж. Оруэлла «1984» — романы предостережения, сваливающие общество к абсурду тотального контроля. Увы, как показывает реальность текущего времени, совсем не абсурду.

Основу сборника представляет повесть антиутопия — «Дура лекс», что представляет половину латинской поговорки «Дура лекс, сед лекс, или «Суров закон, но это закон». Читатель узнает Россию недалекого будущего и современные тенденции, которые могут привести нас именно в тот мир, который вы увидите. Я так думаю. Конечно, вы можете не соглашаться со мной, конечно, все еще может много раз измениться, и мы через десять — пятнадцать лет окажемся совсем в другой стране, другом обществе и все будет совсем не так. Может быть лучше, а может быть настолько плохо, что вы скажете — Эх! Пусть бы было как в повести…

А может быть, вы, прочитав, скажете — И какая тут фантастика? Все так и есть, к тому идем и ничего нет страшного — кругом порядок. Все рационально, всего в меру и доброты и жестокости. Никто не ограничивает в чувствах, но если они не нужны, люди сами становятся бесчувственными, чтобы лишится совести не нужен закон, достаточно разрешить.

Общество потребителей не нуждается в чувствах, ему хватит всего двух чувств: чувства сытости, и чувства превосходства над теми, кто беднее и нерешительнее в поступках. А исключительное право на насилие всегда в руках государства и оно ревностно следит, чтобы никто больше на это не посягал.

Порядок, в котором нет места человечности, доброте, благородству и милосердию, а предательство, подозрительность и власть достатка становятся основой отношений, которые «управил рынок», по-моему называется — адом. Но вряд ли сами обитатели ада его считают таковым, потому что они в нем живут.

К названию я прикрепил сноску «Антиутопия», спросите — зачем? Объясню. Несколько фрагментов я опубликовал в интернете, вначале публикации указал: Повесть фантастическая, антиутопия. И все равно мне в комментариях задавали один и тот же вопрос: «Это что — правда?!». И вот, чтобы вы не забывали, что «Дура лекс» — антиутопия, я указал жанр этой повести.

Мнение о сборнике вы можете высказать мне лично в электронной почте.

Андрей Звонков

Дура лекс

Времена не выбирают

В них живут и умирают…

А. Кушнер

1

Юра откупорил бутылку коньяка, уверенно и точно разлил по рюмкам.

— По двадцать пять! А там посмотрим.

Я не возражал. Пью, не потому что нравится, а потому что надо.

Мы стояли на кухне, обсуждая трудную ситуацию, в которую он попал по вине своего языка. С одной стороны, вроде бы все понятно. Да, совершил глупость. Надо было промолчать. Отшутится. А он блеснул хорошим знанием латыни. Теперь клянет себя, а что толку? Дело в прокуратуре. Юрку отстранили от выездной работы, и, пока идет следствие, он сидит в архиве станции «Скорой пормощи», сортирует карты, лишившись солидной надбавки к зарплате за выездную работу врача.

Я приехал, чтобы поддержать и хоть немного утешить друга. Привез бутылку «Восьмилетнего» киновского коньяка. Не самый дорогой, но вполне себе приличный. Мы с Юриком его распробовали еще в студенчестве и, баловали себя «нектаром богов» по мнению Виктора Гюго, когда нам позволяли финансы. Дорогие КВ, ОС, VSOP или ХО нам не по карману, дешевые подделки брать — печень жалко, а этот ординарный, но весьма неплохой коньяк, нам в самый раз.

Не присаживались мы совсем не потому, что «гусары и врачи пьют стоя», а потому что, в ожидании супруги, Юрка взялся варить гречневую кашу и караулил ее над плитой, чтобы выключить, сразу через три минуты после начала кипения и немедленно накрыть кастрюльку толстой ватной куклой-бабой, какую использовали обычно для заваривания чая. По мнению Юриной жены, Светланы, так гречка сохраняла все витамины и пользу.

— Когда назначили суд? — спросил я.

Юра поставил бутылку на стол, поднял пузатый коньячный бокал и посмотрел сквозь него на потолочный светильник.

— Чтобы видеть будущее в золоте, смотри на жизнь сквозь бокал коньяка, — невпопад произнес он переиначенную фразу Атоса из «Трех мушкетеров». — Потому что шамбертена у нас нет. Леша, суд через пять дней. Завтра еще один поход к следователю, очная ставка с истцами. Давай выпьем, чтобы все обошлось. Я уже знаю, что она мне потом, с глазу на глаз, скажет опять. «Юрий Александрович, от вашей лояльности зависит дальнейшая судьба. Напишите докладную еще на трех ваших знакомых или соседей о выявленных гражданских нарушениях, и суд вам значительно скостит наказание, могут до минимума — штраф и общественное порицание. Есть неофициальная директива правительства для бдительных граждан, сотрудничающих с госорганами».

Мы выпили, закусили дольками лимона. Молчали. Потому что говорить было нечего. Мне очень хотелось найти хоть какие-то слова ободрения для него, но коньяк не помог. Не сразу помог. Легкость мышления возникла постепенно. Юра взялся помешивать гречку, прежде чем укутать кастрюльку. А я произнес:

— То, что писать не хочешь — похвально, но глупо. Все пишут. Фигню всякую формальную пишут. Ну, ладно, не все, но уже никто никого не осуждает за это. Потому что все это лапша. Ты видел, чтобы кто-то реально из-за этих писулек пострадал?

— А не надо, чтобы страдали, — Юрка налил еще по двадцать пять, — Некоторым доставляет удовольствие держать подчиненных за яйца… Согласись, это намного выгоднее, чем всех запугивать.

— Это верно. А ты, хочешь пойти поперек системы? Знаешь, наверное, самое страшное, что тебя ждет — отстранение от выездной работы на три месяца. Это можно пережить.

Юрка кивнул. Говорить ему не хотелось. Сама мысль, что его — врача скорой, мечтавшего после обязательной трехлетней отработки, получить направление в ординатуру по хирургии, еще три месяца заставят сидеть в архиве или лечебном отделе вместе с беременными и пенсионерами, повергала в уныние. Но пережить это можно. Это не потеря специальности, диплома. Правда, перспектива получить ординатуру отодвигалась на неопределенный срок. От того и не сходила маска уныния с его лица.

Он отошел от плиты и, направившись к санузлу, повернулся ко мне.

— Горыныч наш, наверное, уже всем плешь проел, рассказывая о том, какую допустил я дурость?

— Было, — согласился я. — сам понимаешь, случай показательный. Любой заведующий так поступит. Кто мог подумать, что безобидный перевод фразы на бумажке обернется таким грандиозным скандалом? Горыныч твердит: «Клиент должен получать медуслуги согласно стандартам и прейскуранту. Не ему платить, а фонду ОМС, значит, ничего с клиентом не обсуждаете. Никаких лишних разговоров. Ваше дело — обслуживать ДК и вводить то, что вам выдает МК!»

— Правильно, — кивнул Юрка, — наш удел, это быть обезьяной с чемоданом. Чем меньше думаешь, тем меньше проблем. Не выходи за рамки инструкции, и не будешь ни в чем виноват.

Он попрыгал у двери туалета.

— Извини, очень надо.

Я кивнул. Садиться мне не хотелось, потому что киберсьют, из которого я не вылезал уже весь день, заметив, что я мало двигаюсь включил электромассаж пасивных мышц, и стоя эту пытку было переносить легче, чем сидя.

Графеновый комбез обеспечивал и охлаждение и вентиляцию и, если понадобится — защиту от различных ударов, что особенно полезно на улице, когда не хочется ждать, пока в меня врежется какой-нибудь зазевавшийся курьер на электросамокате или сигвее. Искуственный интелект, управлявший киберсьютом, имел имя Зуд[1].

Чтобы Юрке был слышен мой голос, я произнес как можно громче:

— Тебе еще налить? — Я не любитель надираться, но сейчас случай особый, а первые двадцать пять миллилитров отличного коньяка для здоровых мужчин — это даже не терапевтическая доза, так, дегустация. Юру надо ушатать немного, я вижу, что его вся эта ситуация морально очень сильно истощила. Вряд ли он запьет, ума и выдержки нам хватает, но ничто не проходит бесследно особенно для нервной системы.

Юра отворил дверь санузла и вышел в коридор, но не успел ответить.

Раздался оглушительный треск. Входную дверь вдруг сорвало с петель, пыль облаком закрыла коридор. В квартиру разом ворвались люди в камуфляже и масках, с оружием. Дверь Юру шмякнула по спине, и он упал. Люди пробежали по двери, дико орали:

— Всем лечь! Работает СОБР!

Я не успел поставить рюмки на стол, стоял столбом, пока их не выбили у меня из рук и мощный удар прикладом в плечо не заставил упасть на пол кухни ничком. От синяка уберег мгновенно отвердевший графен.

Юркина голова виднелась из-под сорванной зарядом железной двери. Он вообще там жив? В сознании? Я ни о чем не мог думать. На голову Юры вертанулась с плиты кастрюлька с горячей кашей, он вскрикнул и зашипел от боли.

Живой!

Нас рывком подняли на ноги, заломили руки за спину и сковали пластиковыми стяжками.

— Кто из вас Свиридов? — раздался голос, по-видимому, командира группы.

— Я, — сдавленно отозвался Юра. — Я Свиридов. Кто вы? Что вам нужно?

— Вы арестованы.

Эта фраза прозвучала ровно, обыденно. Командир группы стянул с головы балаклаву. Мужчина с ранней сединой, средних лет, жесткое немного прямоугольное лицо с глубокими складками в углах рта, серые глаза без намека на сочувствие. Да и с какой стати? Что мы ему? Что он нам? Как выразился принц датский Гамлет.

Нас подняли на ноги. После осмотра квартиры, путы срезали. Мою личную карту[2] и лицензию на киберсьют тоже проверили.

Начальник группы положил на стол две визитки.

— Все вопросы к следователю, — прервал он мою попытку хоть что-то выяснить, — звоните завтра с девяти до пяти. А это круглосуточный ремонт железных дверей.

— За чей счет? — осведомился я, не надеясь на ответ.

Командир, выходя последним, только коротко глянул, и в этом взгляде читалось очень ясно. За свой.

Я остался ждать Юркину жену и подбирать слова, чтобы объяснить и Юркино отсутствие, и разгром в квартире, и стоящую в общем коридоре выбитую дверь. Электронному замку каюк.

Светлана села на пол, выйдя из лифта. Она поняла, что Юрку взяли, и минут пять я ее отпаивал водой и коньяком. Объяснил ей, как мог.

Она переоделась, потому что дома в уличном комбинензоне жарко, и сразу кинулась звонить нашему скоропомощному адвокату Хазину.

Голос ее срывался на рыдания, но коньяк немного помог, и она сумела объяснить, что Юру арестовали, но за что?

Я смотрел на нее в домашнем халатике и думал, что жизнь вынудила женщин перейти на более практичную комбинированную одежду заодно стимулировав их больше уделять внимания фигуре, благо технически это теперь стало проще. В Спорт-мастере широченный выбор легких и недорогих киберсьютов для похудения и набора мышечной массы. Электростимуляторы это делают за полгода, превращая любую жиробасину в атлета. Более продвинутые модели делали еще и вакумный LPG-массаж. Большинство подтянутые и сексапильные. Мужики в этом отношении инертнее. Но мода на красивые фигуры, здоровье, берет свое. Фетишисты и извращенцы со своей любовью к облегающим одеждам оказались в заднице.

Все начиналось в двухтысячных и небольшой фирмы «Нейромионикс», которая разрабатывала алгоритмы для процессоров киберсьютов и еще немного их шила под заказ. Сами костюмы при этом ориентировали больше на спорт.

В тридцатых на идею обратили внимние китайские концерны, и за пару лет наводнили рынок относительно недорогими киберсьютами для медицины, спорта, косметологии, охраны и спецслужб. Нейромионикс успела защитить свои разработки и продолжила выпуск под заказ элитных дорогих моделей из особых материалов, типа биополимеров и графена. Такая модель у меня, но программу ей написал я сам. И плевать, что мы такие выглядим, как робокоп. Здоровье и жизнь важнее. Но главный прорыв случился, когда кто-то в правительстве пролоббировал законопроект о финансовой поддержке всех, кто заботится о воем здоровье, включая и приобретение киберсьютов, а не только посещение фитнес-залов. Спецслужбы неофициально поддержали эту идею, потому что забить электронику этой шкуры различными подслушивалками и геотрекерами очень просто. На благо пользователя. В каждом процессоре костюма есть контролер состояния работы сердца и дыхания, так что если не дай бог что… киберсьют сам «скорую» вызовет или полицию.

Светка — не исключение, но сейчас ей не до костюма. Она металась по квартире в отчаянии в ожидании адвоката.

Адвокат Хазин вел все дела сотрудников «скорой», а их было немало. Арнольд Моисеевич весьма неплохо зарабатывал, особенно, если ему удавалась отбить скоропомощника у жаждущих крови родственников больного или погибшего. Отбить удавалось, но не всегда. Все медики застрахованы от ошибок в «обществе профессиональной защиты медработников», созданную в противовес «обществу защиты прациентов».

В случае с Юрой Хазин обещать ничего не стал, постарался «сделать все, что возможно».

Случай совершенно идиотский. Переругались родственники ракового больного между собой и с поликлиникой. На суде постоянно звучало, что «врач „скорой“ сказал». В результате частное отношение суда в администрацию Станции «Скорой» о разглашении сотрудником врачебной тайны и нарушение медицинской этики.

Юрку отстранили от выездной работы, хотя он написал в объяснительной, что его попросили всего лишь перевести с латыни фразу, которая означает «Рак желудка с удаленными метастазами». Он ничего не знал о больном родственнике этих сутяг. Он приезжал к одной из их бабулек и про этого ракового больного не слышал. Администрация СМП не имела права его сразу уволить, как бюджетника, обязанного отработать пять лет по распределению, ограничились переводом в архив — оператором на минимальную ставку.

Хазин на предварительном слушании спросил у свидетелей, которыми в «деле врача Свиридова» стали родственники-сутяги: «Откуда они взяли эту запись по латыни»? Те объяснили, что один из них подсмотрел эту надпись на служебном компьютере врача в одной частной клинике, где проходил обследование их больной родственник. А потом спросил у врача «скорой», тот ведь должен понимать, что написано по латыни?

Хазин спросил, а не мог ли этот любознательный гражданин осведомиться в интернете? И тот ответил, что мог бы конечно, но у врача надежнее. Ведь врач точно понимает латынь! Тут уж без ошибок!

Юра понимал. Он врач в третьем поколении. Он латынь впитал с молоком мамы — врача эпидемиолога. Он перевел. Вслух. А наш верный друг ДК-2М — диагностический комплекс «Амсат-корвет», потомок созданного когда-то комплекса «Ангел»[3] весь его перевод зафиксировал, как и положено, ведь рабочая фонограмма ведется на каждом вызове, и, по сути, является электронным свидетелем того, что врач не отклоняется от стандарта лечения и протокола сбора данных. В «Деле врача Свиридова» рабочая запись ДК вошла в материалы обвинения.

Адвокат убеждал супругов Свиридовых, что больше административного наказания Юру не ждет ничего. Ну, это всего лишь три месяца отстранения от выездной работы и штраф.

За что же его сейчас арестовали?

Адвокат Хазин примчался на роботакси, тут же стребовал со Светланы оплатить его поездку в оба конца. Он тщательно выспрашивал, о чем мы болтали с Юркой тут, пока не ворвалась полиция? Со сканером прошелся по комнатам и, убедившись, что никакой аппаратуры прослушки нет, сел на кухне и попросил заварить чаю. Пока закипал выключенный из экономии кулер, налил себе полный стакан коньяка, не спрашивая нашего согласия.

— Можно из пакетиков заварить или таблеточку концентрата, — согласился он на дешевый эконом-вариант чая. — Я уже с дороги позвонил следователю и выяснил, — он удрученно покачал головой. — Все осложнилось. Поступило новое заявление в прокуратуру.

— От кого? — удивилась Светлана. — Что еще нужно им всем?

Хазин выхлебнул полную рюмку коньяка, отдышался.

— Хороший! Кудряво живете, — он посмотрел на меня, — друга поддержать приехали?

Я кивнул.

— Им нужно чтои всем нам — денег и побольше. Вся эта суета родни вокруг ракового больного, привела к тому, что они отказались от госпитализации в платный хоспис. По закону долечивание по уходу осуществляется частично за счет соцобеспечения, а в основном за счет собственности больного, переходящей хоспису. Вы слышали об этом законе? Приняли года три назад, в первом чтении. Уже активно работает. И хосписы растут, как грибы. Это очень выгодное дело. Больной со своим имуществом берется под опеку и доживает в идеальных условиях без мучений и боли. Так вот, они, администрация хосписа, подали в прокуратуру заявление, что врач Свиридов своим объяснением латинской фразы нанес им ущерб на семь миллионов рублей, в которые оценивалась доля собственника — ракового больного в квартире, где он проживал с семьей. А семь миллионов это приравнено к хищению в особо крупном размере. Хоспис намерен стребовать с вас этот убыток или не полученный доход, если правильно формулировать.

На площадку вывалились из лифта трое рабочих и без лишних слов взялись обратно устанавливать дверь.

Света всплеснула руками.

— А Юра тут при чем? Почему все шишки ему?

— При том, что хозяева хосписа решили, что если бы не Юра, родня отдала бы им этого ракушника доживать свои пару месяцев, вместе с миллионами без сомнений.

— Откуда они узнали? — спросил я, — ведь это не обязаловка. Родня имеет право оставить больного дома и обеспечить ему уход за свой счет.

Хазин кивнул и налил себе еще полную рюмку коньяка.

— Имеет. Формально. Но районный онколог в ожидании премии отката от хосписа уже перевел наркотический лист туда. И когда родственники пришли в поликлинику за обезболивающими, им показали большую фигу. Мол, ваши наркотики уже в хосписе. Идите к ним. Там говорят — ничего не дадим, мы отвечаем за каждый блин пластыря и каждую ампулу, привозите сюда больного и оформляйте его собственность на нас. Родня скандалит, грозит судом и поликлинике с онкологом, которому премия обломилась, весьма некислая, и хоспису, который зажилил наркотики. В результате все скрипят зубами, но наркоту отдали, а злобу затаили. А когда родня начала судиться между собой, привлекая поликлинику в свидетели, узнали, что во всем виноват болтливый врач скорой Свиридов — сразу вчинили ему иск. Ну, поликлиника то ничего не может. Ей-то никакой корысти, онколог молчит в тряпочку — доход его неполученный явно левый, а вот хоспис пышет праведным гневом упущенной выгоды и жаждет крови виновного.

Светлана заревела, а я обнял ее и спросил:

— Почему так странно арестовали? СОБР! Дверь вынесли! Могли бы просто вызвать в СК и там арестовать. Он же не бандит и не террорист.

Хазин опрокинул вторую рюмку, вытер слезы.

— По инструкции. Они так тренируются. Отрабатывают задержание, — адвокат нашел уцелевшее блюдце с дольками лимона, посыпанными сахарным песком, кинул одну в рот и зажевал коньяк. — Это не шутка. Это правда. Им нужны палки по проведенным операциям. За это «выездные» капают, как и вам. Нет выезда, нет надбавки. А террориста они так берут с оружием или врача «скорой» — их начальству без разницы. «Деньги не пахнут». — процитировал Хазин какого-то римского сенатора, предложившего брать налоги с выгребных ям.

Он помолчал, подождал, пока Света успокоится.

— Послушайте. Все будет хорошо. Через три дня суд. Ничего ему не грозит. От претензий хосписа я отобьюсь. Все это пена. Вы только не суетитесь. Работайте. Деньги еще понадобятся. — Сообщил он.

Вот если б он сказал, что денег больше не надо, я бы удивился!

Хазин поднялся и пошел на выход. Оглянулся на меня и чуть кивнул, «выйдем»!

Я направился следом.

— Разве суд не через пять дней? — мне показалось, что Хазин перепутал дату суда.

У лифта он проговорил негромко.

— Я узнал кое-что. Кто-то там, — он поднял глаза к потолку, — хочет показательный процесс над врачом, который нарушил инструкцию. Сдвинули даты. Телевизионщики уже анонсируют про суд в новостях. Этот кто-то очень хочет по максимуму добиться наказания. На судью давят, на следователя тоже. Взяток давать некому и ни в коем случае нельзя. Они только и ждут, чтобы был еще повод усугубить. Все под контролем СМИ. Я ничего не могу гарантировать. Не сердитесь на меня. Если отделаемся условным сроком — это будет счастье. И я буду доволен. Могут Юру отправить на поселение года на три. Светлане этого пока говорить не надо. Я перед процессом сам ей все объясню, а пока разузнаю в деталях, что еще можно сделать. Есть ли условия для сделки с обвинением? Пока не вижу. Да, если ему предложат кого-то из начальства или коллег заложить — это надо сделать, скостят много.

Я ничего не ответил. Что тут скажешь? Попал Юрка в жернова, молись… в любом смысле.

Рабочие закончили восстанавливать дверь в проеме, подошли со сметой к хозяйке, но я перехватил бригадира. У Свиридовых с деньгами сейчас не густо. Юрка за месяц приносит пятую часть от обычной своей зарплаты, как прозвучало в старой комедии «Им и поплакать не на что», а Светкины деньги уходят на еду, квартплату и издержки адвоката, как сегодня.

Я достал свою карту и оплатил работу. Трудяги собрали инструменты и ушли.

Мы посидели с Юркиной женой в тишине, молчали. Я не умею утешать, а после шепота Хазина у лифта, найти ободряющие слова стало совсем трудно.

Я сунул ноги в ботинки, подождал, пока они сами застегнуться и подключатся к Зуду, направился к выходу.

— Потерпи три дня. Он вернется. Это все какой-