Оглавление

Моему отцу, офицеру Великой отечественной, посвящаю.

Обращение к читателю

Уважаемый друг! Прошу обратить внимание на то, что данное произведение есть плод моего воображения. Многие персонажи романа являются вымышленными, поэтому любые совпадения с какими-либо нынешними персоналиями носят случайный характер.

Автор

Вместо пролога

ГЕРМАНИЯ. 1941 ГОД. 22 ИЮНЯ. БЕРЛИН —

ВЕСТФАЛЕН — ПАДЕРБОРН — ЗАМОК ВЕВЕЛЬСБУРГ

Было раннее и тихое воскресное июньское утро. Берлин только начинал просыпаться, когда по его центральной улице на большой скорости промчались два чёрных автомобиля. Один из них, находившийся в голове эскорта, был длинный чёрный «Хорьх». С блестящими передними красивого обвода никелированными крыльями он эффектно смотрелся в лучах утреннего солнца. За ним, почти вплотную с бампером, следовал такого же цвета «Мерседес». Машины быстро выехали за пределы города и устремились в сторону военного аэродрома, расположенного в двадцати километрах от столицы Третьего рейха.

В просторном салоне «Хорьха» на заднем сиденье, обтянутом дорогой выделки кожей, неподвижно, словно манекен, сидел человек. Белые, тонкие, почти девичьи руки, с четко просматривающимися голубыми жилками были сложены на груди. Он был немного бледен, именно поэтому на его лице под прямым, правильной формы носом отчётливо выделялись тёмные подстриженные усы. Из-под чуть узковатого лба через поблескивающие стекла пенсне смотрели серо-голубые чуть водянистые глаза. У сидевшего в машине человека были почти бескровные и очень тонкие губы. Кожа на шее, густо покрытая множеством мелких морщин, выглядела немного дряблой. Хотя пассажир сидел неподвижно, устремив в одну точку свой взгляд, но иногда в уголках его рта появлялась едва заметная, то ли ироничная, то ли презрительная усмешка, при которой даже в полумраке салона было хорошо видно два ряда ослепительно белых зубов. Эта ухмылка оживляла на какое-то мгновение его застывшее, словно вылепленное из воска, лицо.

Всем своим внешним видом пассажир «Хорьха» походил на интеллигентного учителя сельской начальной школы. Так можно было подумать, если бы не роскошная машина, на которой он передвигался, его чёрная идеально пошитая униформа, и особенно погон с тройным плетением из двойной серебряной нити и петлицы с тремя дубовыми листьями в дубовом же венке. Однако люди мало-мальски сведущие в иерархической системе Германии сразу бы поняли, что в чёрном автомобиле едет не простой чиновник, а принадлежащий к высшей государственной элите, так как все вышеперечисленные атрибуты власти могли принадлежать только единственному человеку в Германии, а именно Генриху Гиммлеру, рейхсфюреру СС, одному из самых могущественных людей Третьего рейха, считавшегося правой рукой самого Адольфа Гитлера.

Рейхсфюрер, хотя и старался внешне не выражать никаких эмоций, но внутренне очень волновался. Сегодня, 22 июня 1941 года, был весьма знаменательный день, который по праву должен считаться величайшим в истории нового германского государства. На вчерашнем совещании в рейхсканцелярии фюрер немецкого народа назвал нынешний день «началом эры новой Германии». И это действительно было так. Но Гиммлеру сейчас вспоминалась совсем другая дата — 23 августа 1939 года. Именно тем летом рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп подписал в Москве пакт о ненападении. Адольф Гитлер после получения от своего министра сообщения о том, что Иосиф Сталин в соответствии с этим договором получил возможность присоединить к СССР не только Литву, Латвию, Эстонию, Западные Белоруссию и Украину, но и Бессарабию, которая исторически никогда не входила в состав царской России, буквально впал в припадок неукротимой ярости.

— Я не могу понять! Это же не мыслимо! Когда наши солдаты героически сражаются в Польше и гибнут во имя Германии, в это время Сталин без единого выстрела, без единой жертвы прибирает к рукам чуть ли не четверть Европы. Это — коварство большевиков! Они вновь обвели нас вокруг нашего же носа! До каких пор будут унижать Германию? — кричал фюрер на своих ближайших соратников, которые, не смея прервать вождя, молча, сидели за огромным круглым столом в кабинете Гитлера. Никто не осмеливался высказать хотя бы какое-то возражение, ибо говорил народный вождь. — Я ваше молчание воспринимаю как одобрение действий Сталина! — внезапно тихим голосом и весьма угрожающим тоном сказал фюрер.

Гиммлер хорошо помнил, как после этих слов побледнел Геббельс, а любимец германского народа Геринг из-за страха втянул голову в плечи, Гесс сидел, словно окаменев, Борман боялся смотреть в глаза фюрера, да и сам Гиммлер здорово перепугался этой внезапной смене в поведении вождя. Рейхсфюрер тогда даже сам не понял, как осмелился открыть рот, но, тем не менее, он своей короткой фразой буквально разрядил обстановку.

— Мой фюрер, — пролепетал Гиммлер, — мы и наши храбрые немецкие солдаты скоро вернём все эти земли себе!

Услышав слова рейхсфюрера СС, Гитлер вперился своим пронзительным взглядом в Гиммлера. Тот не выдержал столь пристального внимания к себе и опустил глаза, почувствовав, как по его спине побежала тонкая струйка холодного пота. Гиммлер буквально одеревенел.

— Молодец, Генрих! Вот — истинный ответ солдата и немца! — восторженно прокричал вождь Германии.

Гиммлер улыбнулся этим воспоминаниям, так как его слова практически оказались пророческими. Он бросил взгляд на свои наручные часы. Обе стрелка приближались к цифре шесть. Вот уже два часа, как самолёты Люфтваффе наносили массированные удары по советским аэродромам, местам сосредоточения войск, армейским штабам, складам боеприпасов и продовольствия, узлам связи, железнодорожным станциям и прочим важным объектам большевистской России. Бомбардировкам также были подвергнуты крупные советские города, такие как Киев, Минск, Таллин, Рига, Одесса, Севастополь и многие другие.

В это же самое время тяжёлая артиллерия германских сухопутных войск сметала прямой наводкой погранзаставы и перемешивала с землёй позиции частей и подразделений Красной армии, оборонявшихся в передовых укрепрайонах первого эшелона. После непродолжительной артподготовки и ударов с воздуха три группы немецких полевых армий, перейдя государственную границу СССР, устремились своими танковыми и механизированными дивизиями вглубь страны, сокрушая всё на своём пути. С фронта уже начали поступать победные реляции о том, что группа армий «Север» под командованием генерала фон Лееба успешно ведёт бои в Советской Литве.

Буквально полчаса назад фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», доложил, что его войска, не смотря на упорное сопротивление русских, успешно развивают наступление в направление Минска, который будет захвачен точно в срок, определённый планом «Барбаросса». После захвата столицы Советской Белоруссии армии фельдмаршала фон Бока должны были нанести сокрушительный удар по главному городу большевистской России — Москве, и окружить город с юга и севера, штурмом захватить и, тем самым, завершить разгром Красной армии. Гитлер был так уверен в своей скорой победе, что даже успел разослать союзникам приглашения с предложением принять участие в военном параде, который он собирался провести в Москве в честь успешного завершения «молниеносной» войны на Востоке. Вот такие грандиозные события начали разворачиваться с 4-х часов утра на Восточном фронте.

Машина с рейхсфюрером, тем времен, прибыла на аэродром, где на взлётной полосе шефа СС ждал самолёт. Гиммлер вышел из автомобиля и быстро зашагал к трёхмоторному «Юнкерсу», около которого выстроился экипаж. Рейхсфюрер вскинул руку в партийном приветствии и ловко взбежал по траппу в самолёт. Погода была прекрасная, и потому полёт обещал быть спокойным и недолгим.

Самолёт вырулил на взлётную полосу, взмыл в воздух и взял курс в направлении западной части Германии, а точнее в район Северный Рейн-Вестфалия, где в южных окрестностях небольшого городка Бюрен находился замок Вевельсбург.

Рейхсфюрер сидел в мягком кресле и смотрел в иллюминатор. Он не любил летать, но сегодня утром ему позвонил лично фюрер.

— Генрих, — услышал Гиммлер в телефонной трубке торжественный голос Гитлера, — сегодня в 4 часа утра войска вермахта перешли границу большевистской России. Мы стоим на рубеже судьбоносных событий. Германию и немецкий народ ждут великие дела. Я же, как вождь, творящий новую историю, просто обязан со всех сторон взвесить степень выполнимости этой грандиозной программы в каждый данный момент, чтобы с возможно большей ясностью показать самую её суть. Это значит, что мне должно больше думать о самой цели, нежели о пути к этой цели. Именно поэтому Генрих, Вам надлежит завершить, как можно быстрее, работы над проектом, о котором мы говорили. Я должен точно знать своё будущее, пророчества слишком туманны и обтекаемы, мне нужны более весомые результаты для того, чтобы привести Германию к победе и создать тысячелетний рейх.

Гиммлер, волнуясь и оттого немного заикаясь, заверил фюрера в скором успехе проводимых исследований. Он не мог объяснить себе своё чувство панического страха перед Гитлером. В то время как перед всемогущественным рейхсфюрером СС в буквальном смысле все дрожали и трепетали, но сам Гиммлер, когда с ним разговаривал, Адольф Гитлер, начинал так сильно волноваться, что порой терял дар речи. Фюрер знал об этой слабости своего подчинённого и считал, что такое поведение вполне нормальным, ведь Гитлер видел в себе не только мессию, несущего миру новый порядок, но и обладателя мистическим даром и магическими способностями.

Гиммлер всегда ловил себя на мысли, что фюрер завораживал его, как завораживал десятки и сотни тысяч своих сторонников, выступая на партийных съездах в Нюрнберге. Если сказать, что все немцы, от мала и до велика, любили Гитлера, значило, ничего не сказать. Немцы его боготворили. Рейхсминистру СС много раз приходилось видеть, как с трепетом и восторгом встречали жители Берлина торжественную процессию, когда фюрер на автомобиле проезжал по улицам столицы в дни празднеств. А в день открытия Олимпийских игр весь стадион, стоя, вначале громом аплодисментов и затем рёвом десятков тысяч голосов приветствовал своего обожаемого вождя. Гиммлера так не любили и никогда не встречали, а потому он панически боялся потерять расположение к себе признанного вождя Германии. Рейхсминистр прекрасно знал, что происходит с людьми, которые теряли доверие фюрера — в лучшем случае они оказывались в концлагере.

Рейхсфюрер СС вновь посмотрел на часы. Было без двух минут семь. Гиммлер включил радиоприёмник, так как ровно в 7 утра по немецкому радио должен был выступить с обращением к народу Германии Адольф Гитлер. В приёмнике стояла тишина. Голос вождя раздался вдруг и неожиданно. Шеф СС даже вздрогнул. Гиммлер покрутил ручку громкости. Он любил яростные и буйные выступления фюрера.

«Обременённый тяжёлыми заботами, обречённый на месяцы молчания, я, наконец, могу говорить свободно. Германский народ! В этот момент идёт наступление по своему масштабу сравнимое с величайшими сражениями, которые когда-либо видел мир. Сегодня я снова решил вручить судьбу и будущее рейха и нашего народа нашим солдатам. Я освобождаю их от химеры, именуемой совестью! Да, поможет нам Бог в этой борьбе! Я верю в вас, немцы!» — прокричал радиоприёмник и внезапно замолчал.

Сидя у иллюминатора самолёта, Гиммлер смотрел вниз, где под крылом самолёта медленно проплывали ухоженные поля Германии. Неожиданно шефу СС вспомнился недавний день рождения Адольфа Гитлера. Тогда в огромном зале собралось более пятисот человек приглашённых, среди которых были генералы вермахта, гаулейтеры и соратники вождя по партии, некоторые из которых вместе с ним сидели в тюрьме после провала их выступления в Мюнхене.

Фюрер был в прекрасном расположении духа, он много шутил и смеялся. После поздравлений Гитлер, как всегда, разразился программной речью. Гиммлер поражался умением фюрера говорить без подготовки, быстро и чётко мыслить и эти мысли умело излагать перед многотысячной аудиторией своих сторонников. Рейхсминистр помнил почти дословно, что сказал в тот день кумир миллионов немцев.

— ….мы должны быть готовы к тяжелейшей борьбе, с которой сталкивалась когда-либо нация. Только благодаря стойкости мы сможем созреть для господства, нам предначертанному. Мой долг, как немца — продолжать эту борьбу, не считаясь с потерями. Жертвы будут огромны… Нам придётся отказаться от многого из того, что было ценным для нас и сегодня кажется невосполнимым. Города превратятся в руины, замечательные памятники архитектуры исчезнут навсегда. Это время не пощадит нашу священную землю. Но я не страшусь этого. Во всех тех случаях, где дело идёт о разрешении на первый взгляд невыполнимых задач, прежде всего, нужно сосредоточить всё внимание народа на этом одном вопросе и сделать это с такой силой, как если бы от этого зависела вся судьба народа. Если же война будет проиграна, то немецкий народ не должен существовать. Нечего заботиться о том, чтобы такой народ пережил своё поражение. Это будет означать, народ оказался слабым, и не имеет право на будущее. Но моя вера в грядущую победу непоколебима. Немецкий народ — это я, а я — это немецкий народ! — такими словами под бурные овации соратников Гитлер закончил свою речь.

Как только фюрер сел, тут же из своего кресла вскочил Геббельс и, подняв над головой, словно факел, бокал с вином, громко, почти в голос, прокричал: «Мы являемся свидетелями величайшего события в истории. Гений создает мир! Его голос мы слышали, когда Германия спала. Его руки снова создали из нас нацию! Он один никогда не ошибается! Он всегда как звезда над нами! За здоровье Адольфа Гитлера, нашего любимого фюрера!»

Гиммлер даже немного поморщился, когда вспомнил тот тост своего товарища по партии. Он завидовал ораторскому искусству Геббельса и немного опасался его, так фюрер полностью доверял Йозефу. Именно поэтому шеф СС дал команду службе имперской безопасности собирать негласное досье на рейхсминистра пропаганды и агитации.

Гитлеру очень понравился тост Йозефа Геббельса. Фюрер тогда поднялся со своего места, подошёл к своему министру и крепко пожал ему руку. Этот поступок был высшим знаком уважения и доверия. Гиммлер в тот момент почувствовал столь сильную зависть, что сию же секунду отправил бы Геббельса в концлагерь Дахау, если бы на то была его воля.

Гиммлер всегда тяжело переживал успех других, когда фюрер приближал к себе кого-то из соратников по партии. Рейхсминистр пропаганды был как раз одним из тех людей, которые могли войти в кабинет Гитлера без доклада и в любое время суток. Подобных соратников набиралось немного, но, к сожалению, Генрих Гиммлер, в их круг не входил. Нет, он не мог сказать, что Гитлер ему не доверял, но…

Итак, на дне рождении фюрер, обходя своих гостей, остановился возле Гиммлера. Шеф СС в тот миг был готов пасть ниц перед вождём, но позади фюрера стоял Геббельс и довольно чему-то улыбался. Видимо, он в очередной раз тайком сделал Гитлеру какой-то приятный сюрприз.

— Конечно, ему легко, — с неприязнью думал Гиммлер о рейхсминистре пропаганды, — никакой конкретики, одни слова. Болтать умеет всякий!

— Дорогой Генрих, — обратился к вытянувшемуся в струнку рейхсфюреру СС Гитлер, — вот, Йозеф, — кивнул он в сторону Геббельса, стоявшего у него за спиной, — вновь порадовал меня своими успехами. Я поражён той простотой, с помощью которой можно решать грандиозные задачи по деморализации противника. Геббельс, например, утверждает, что чем грандиознее ложь, тем легче готовы ей поверить люди! Как Вы, Генрих, это находите? Я считаю, что Йозеф прав, ибо победителя никто не спросит, правду он говорил или нет!

— Мой фюрер, я занимаюсь практическими делами и мне трудно что-либо говорить о том, что нельзя посчитать, потрогать или…

— Или отправить в лагерь? — засмеялся фюрер, прервав соратника. Гиммлер смутился и не нашёлся, что ответить. В присутствии Гитлера он буквально терял самообладание, хотя подчинённые считали, что рейхсфюрер СС обладает сильным характером.

— Ну, не обижайтесь, Генрих! — Гитлер покровительственно похлопал его по плечу.

— Мой фюрер, я только хотел сказать, что вся моя деятельность находится в практической сфере, я бы даже сказал в материальной области, нежели в духовной. Но думаю, что войска СС более эффективны, чем пропаганда.

— Мало повергнуть врага грубой физической силой, его ещё надо убедить в том, что он повергнут себе во благо. Смогут ли ваши войска сделать это? — парировал Геббельс выпад, направленный в его сторону.

— А долго ли вы будете убеждать в этом поверженного противника? — с небольшим сарказмом ответил Гиммлер.

— Пропаганда длится до тех пор, пока ей не станут безоговорочно верить, до тех пор, когда уже не знаешь, что выдумка, а что правда. Наша пропаганда станет квинтэссенцией любой религии… идёт ли речь о небе или о мази для волос, или расовой чистоте, — продолжал разглагольствовать Геббельс.

Гиммлер хотел ответить, но фюрер не дал ему этого сделать, он взял его под руку и направился в сторону балкона.

— Генрих, как продвигаются наши изыскания в рамках программы «Встреча с будущим»? Кажется, такое наименование вы дали этим исследованиям? Я не требую от вас немедленного доклада, всё-таки сегодня день моего рождения, но в самое ближайшее время мне понадобятся результаты от реализации этого проекта, — на этом их разговор закончился. Гитлер ушёл к гостям, оставив рейхсфюрера СС наедине с тяжёлыми раздумьями. Работы по проблематике прогнозирования будущего с привлечением лучших специалистов по эзотерике и медиумов Германии шли полным ходом, но докладывать о каких-либо результатах было ещё преждевременно, ибо реальных результатов пока не существовало.

Сегодняшний разговор с фюрером в такой знаменательный и торжественный день, когда войска вермахта начали решающее сражение на Востоке, Гиммлер воспринял очень настороженно. Он знал, что Гитлер прекрасно разбирается во всех хитросплетениях оккультных знаний, ибо сам считался мистиком и медиумом, имевшим дар предвидения, который не раз спасал Гитлера от смерти в годы Первой мировой войны. Как-то однажды в беседе с фюрером, когда Гиммлер случайно обмолвился, что не понимает, почему датой для нападения на большевиков выбрано именно 22-е июня. Гитлер без долгих предисловий тут же разъяснил ему, что этот день является древним праздником солнцестояния, а через две руны после этого знака начинается руна «зиг», означающая победу.

— Генрих, нам отводится только два месяца на разгром большевиков. Главная наша цель в России — это даже не Москва, а Кавказ и Сталинград. Вы же знаете, что именно в тех местах древние цивилизации оставили свой след. В районе Волги на месте Сталинграда когда-то находилась столица Хазарского каганата, — фюрер подошёл к огромному глобусу и пальцем указал Гиммлеру, где находился древний город. Затем он поднял свои чуть выпуклые водянистые глаза на замершего от избытка чувств подчинённого. –– Друг мой, ну а Кавказ мне нужен не только для того, чтобы отрезать Москву от нефти! Вы ведь прекрасно знаете, что моя главная цель — Эльбрус. Эта вершина есть место упокоения душ наших нордических героев, которых мы призовём к помощи в победе над всеми нашими врагами. Цель Германии, а стало быть, и цель всей моей жизни есть мировое господство. Мы немцы, высшая раса, а потому уникальная. Но чистоте нашей крови угрожает Россия — этот восточный колосс с его варварскими обычаями и амбициями. Вы меня понимаете?

— Да, мой фюрер! — с замиранием сердца прошептал Гиммлер.

— Я уже восстановил историческую справедливость, присоединив Австрию и создав единую Германии. Я, наконец-то, получил в свои руки Копьё Судьбы, Генрих…

Гиммлер хорошо помнил те события, так как тогда все службы СС весьма напряжённо работали в Австрии. И эта работа завершилась тем, что в ночь с 11 на 12 марта 1938 германские войска, заранее сосредоточенные на границе в соответствии с планом «Отто», вторглись на территорию Австрии. А уже 13 марта в 19 часов Гитлер торжественно, как триумфатор, въехал в Вену. Два дня спустя фюрер в полном одиночестве посетил музей Хофбург, в котором хранилось священное копьё. Считалось, что именно тем копьём некий римский легионер по имени Лонгин, выходец из германских земель, ударил в самое сердце распятого на Голгофе Иисуса Христа. Древняя легенда, которая хорошо была известна фюреру, гласила, что тот, кто объявит копьё своим и откроет его тайну, возьмёт судьбу всего мира в свои руки. Гитлер глубоко верил такого рода легендам. К тому же, он уже стал счастливым обладателем некоторых главных реликвий власти. В частности, кроме Копья Судьбы фюреру удалось завладеть и короной Карла Великого. Однако оставался ещё один не найденный атрибут мирового господства — это Священный Грааль, без которого по плану фюрера невозможно было возрождение новой немецкой расы и создания тысячелетнего Третьего рейха.

Гиммлер хорошо понимал желания вождя и очень хотел быть единственным доверенным человеком Гитлера, именно поэтому рейхсфюрер СС разослал во все концы света археологические экспедиции, составленные из офицеров СС, которые рыскали по странам в поисках священных атрибутов верховной власти и прочих исторических артефактов.

От раздумий и воспоминаний Гиммлера отвлёк его помощник. Он тихо подошёл к креслу, в котором сидел рейхсфюрер и доложил, что они прибыли на место, и самолёт вот-вот начнёт посадку. Шеф СС приоткрыл глаза и взглянул в иллюминатор. Земля быстро приближалась. Гиммлер крепко вцепился в подлокотники кресла и стал бледнее обычного. Он никак не мог привыкнуть к полётам и всегда сильно волновался. Вот и сейчас только после того, как самолёт сильно тряхнуло, и стало ясно, что шасси коснулись земли, рейхсфюрер с облегчением перевёл дух.

Самолёт приземлился на полевом аэродроме вблизи небольшого провинциального городка Падерборн. Бортмеханик открыл дверь, быстро опустил на землю трап и замер возле открытого люка. Рейхсфюрер встал из кресла и стремительно направился к выходу.

На аэродроме шефа СС встречал профессор Виллигут, правая рука Гиммлера в его исследовательских работах, касающихся установления контактов с будущим. Доктор был не только самым известным в Германии специалистом по чёрной магии. Он также довольно успешно возглавлял одну из секретных лабораторий, которая занималась поисками древних цивилизаций и знаний, позволяющих разрабатывать новейшие технологии и магические методы для управления с их помощью человеческим сознанием и проведению генетических манипуляций в целях создания «сверхчеловека». Нужно сказать, что профессор Виллигут входил в число высшего командного состава СС. В официальных списках руководителей этого тайного ордена он был известен как группенфюрер СС Карл Вайстор.

Кроме профессора, на аэродром встречать могущественного шефа СС прибыл также штурмбанфюрер Вольфрам Зиверс. Этот высокопоставленный офицер СС считался заместителем рейхсфюрера по науке и отвечал за все исследовательские работы, которые проводились немецкими учёными в лабораториях и учреждениях, входящих в структуру СС.

— Хайль Гитлер! — одновременно выкрикнули встречающие. — Как долетели господин рейхсфюрер? — поинтересовался профессор Виллигут.

Гиммлер, вскинув правую руку вверх в партийном приветствии, вяло пожал протянутую руку и ответил: «Спасибо Карл! Немного устал! С само утра на ногах. Вам уже сообщили, что наши войска перешли границу СССР и успешно ведут наступление по всему фронту? Фюрер уверен, что война с большевиками продлится не более двух месяцев и закончится полной нашей победой».

— Я в этом так же не сомневаюсь, господин рейхсфюрер! — ответил профессор Виллигут.

— Желаете отдохнуть с дороги? — вступил в разговор штурмбанфюрер Зиверс.

— Нет, дорогой Вольфрам! У меня нет на это времени. Фюрера интересуют результаты наших исследований. Он лично звонил мне сегодня и просил подробно доложить о нашей работе в данном направлении! Поэтому едем в замок, а отдыхать будем после войны, не долго ждать!

— Как будет угодно, господин рейхсфюрер! — ответил офицер СС и подал знак стоявшим неподалёку около машины водителю. Шофёр быстро вскочил в кабину, и буквально через пару секунд он уже открывал дверцу «Мерседеса» перед важным гостем из Берлина.

Замок Вевельсбург, куда направлялся Гиммлер, находился в 20 километрах южнее Падерборна в районе провинциального городка Бюрен. Рейхсфюрер любил этот замок. В 1932 году Гиммлер, тогда ещё никому не известный соратник набиравшего силу будущего вождя германского народа, ездил по городам Германии, участвуя в избирательной компании Гитлера и его партии в рейхстаг.

Вевельсбург понравился ему сразу, как только Гиммлер увидел эту древнюю почти разрушенную крепость, построенную, по древнему преданию, гуннами несколько веков назад. Однако в тот момент время старинного замка ещё не пришло. И только после триумфальной победы фюрера на выборах, будучи уже рейхсминистром, Гиммлер вновь побывал в Вестфалии, но уже с большими полномочиями.

Эта поездка произошла 3 ноября 1933 года. Рейхсфюрер прибыл в Бюрен с многочисленной комиссией высокопоставленных чинов СС. Он приехал не только осмотреть замок Вевельсбург, но и купить его. Члены высокой комиссии тогда единодушно согласились с предложением своего шефа приобрести древнее строение для нужд СС. После этого Гиммлер не стал откладывать решение в долгий ящик и в начале 1934 года за символическую плату в одну марку в год арендовал разрушающийся замок в Вестфалии. Рейхсфюрер намеревался превратить древнюю крепость в духовный центр СС и нужно сказать, что он преуспел в этом деле.

По приказу шефа СС Герман Бартельс, самый лучший архитектор Германии, осуществил полный ремонт и реконструкцию приобретённого замка. После проведённых грандиозных реставрационных работ Вевельсбург буквально преобразился и обрёл новую жизнь. В замке, кроме личных апартаментов самого фюрера, появились также огромные залы для заседаний, комнаты для коллекций образцов старинного оружия, большая библиотека с 12 томами старинных фолиантов и древних рукописей, эзотерических сочинений и книг по магии. На нижнем этаже замка находились судебный зал и комнаты высших чинов СС, включая покои Гиммлера.

Располагаясь на небольшой возвышенности, замок Вевельсбург был виден издали. Особенно красиво он смотрелся в хорошую солнечную погоду на фоне синего безоблачного неба.

— Это будет грандиозно! — довольно улыбнулся Гиммлер, подъезжая к замку и представляя окончательный вид своего детища и окрестностей вокруг него после завершения всех задуманный работ. — Замок станет не просто духовным центром СС, он станет местом поклонения всего германского народа и превратится в ворота в будущее. Сейчас 1941-й год, но через двадцать пять лет здесь всё преобразиться. Я создам вокруг Вевельсбурга город, который своей святостью и чистотой затмит сам Ватикан, — продолжал размышлять всемогущественный шеф СС, с каким-то внутренним умилением и нежностью разглядывая крепостные стены, башенки и прочие строения, которые были укрыты строительными лесами. Реконструкция крепости всё ещё не закончилась. Работы шли практически и днём, и ночью.

Ворота замка ещё до прибытия кортежа были предусмотрительно широко распахнуты. Важного гостя ждали заранее. Комендант Вевельсбурга штандартенфюрер СС Манфред фон Кнобельсдорф знал о прибытие высокого начальства и потому с самого раннего утра наводил на центральной площади и в личных покоях рейхсфюрера надлежащий порядок, так как ему была известна болезненная пристрастность Гиммлера к идеальной чистоте. Хотя этого можно было и не делать, так как ежедневно целый штат уборщиц и прислуги следил за тем, чтобы всё в замке блестело и сверкало чистотой, но рейхсфюрер был столь брезгливым человеком, что за едва заметный слой пыли на подлокотнике кресла или жужжащую на стекле окна муху виновник вполне мог оказаться в концентрационном лагере, расположенном неподалёку.

Гиммлер любил замок и очень часто приезжал в Вевельсбург. Рейхсфюреру казалось, что замок питал его какой-то мистической энергией и придавал сил. Гиммлеру нравилось размышлять, о планах на будущее в большом мраморном зале, пол которого украшало чёрное солнце, выложенное мозаикой в виде трёх свастик. От всего этого антуража рейхсфюрер испытывал необыкновенный прилив эмоций и вдохновения. Однако сейчас он не остался в этом зале, а сразу проследовал в библиотеку, где обычно вместе со своими ближайшими помощниками проводил спиритические сеансы, вызывая к общению духов великих предков. Профессор Виллигут и штурмбанфюрер СС Зиверс неотступно следовали за своим шефом.

— Присаживайтесь, господа! Я не буду долго говорить вам о судьбоносном решении фюрера покончить с советской Россией и большевизмом. Это — великий подвиг великого человека, создающего новую великую тысячелетнюю империю для великого германского народа. Наш святой долг вложить свой скромный вклад в грандиозные преобразования мира. Итак, какими успехами мы можем порадовать фюрера в этот знаменательный день. Начнём с Вас, Вольфрам! — Гиммлер развернулся к штурмбанфюреру СС Зиверсу, который вот уже почти целый год возглавлял институт прикладных военных исследований.

Офицер от волнения хотел встать, но рейхсфюрер движением руки остановил его. «Можете не вставать!» — бросил короткую фразу Гиммлер и уставился сквозь стёкла пенсне своими несколько навыкате бесцветными глазами на офицера СС.

— Мы уже успешно запустили программу «Лебенсборн». Сейчас полным ходом идёт особый генетический отбор женщин для решения сложных вопросов бесперебойного воспроизводства арийской расы. Работы идут весьма успешно. Мы уверены, что к концу 1945 года фюрер получит более 70000 тысяч арийцев, рождённых в рамках нашей программы. Эти «новые» арийцы в недалёком будущем составят элитный генофонд германского общества. И важно то, что управлять этим генофондом можно будет на уровне генетический памяти и целевых кодирующих установок. К тому же…, — вдохновенно докладывал штурмбанфюрер СС Зиверс.

— Это всё замечательно и очень интересно, — прервал доклад своего подчинённого рейхсфюрер СС, — но даже если программа пойдёт успешно, то тысячи арийцев, о которых вы, Вольфрам, говорите, в 1945-ом году будут слишком юны, чтобы выполнять конкретные военные и специальные задания. Это всё в перспективе. А что-то практическое у нас имеется? Фюреру нужны результаты сейчас, немедленно…

— Господин рейхсфюрер, с вашей помощью нам стали известны некоторые методы работы с кровью русского учёного Богданова, которого Сталин назначил директором закрытого института крови. Работы большевиков в области решений проблемы продления жизни очень интересны, сведений по данной проблематике нам явно недостаточно, к тому же, сейчас мы не будем иметь возможности получать сведениям непосредственно из Москвы.

— Я так понимаю, что наши учёные особенно далеко в поисках «сыворотки долголетия» не продвинулись? — вновь Гиммлер раздражённо прервал доклад штурмбанфюрера Зиверса.

— Об окончательных успехах рапортовать рано, но исследовательские работы, эксперименты и опыты нашими медиками в лагере Аушвиц проводятся круглосуточно. Недостатка в человеческом материале нет! Координация научной работы, связанной с переливанием крови и клонированием живых объектов, также ведётся и в замке «Гётебург», — видя недовольство своего шефе, несколько удручённо закончил штурмбанфюрер СС.

— Поторопите своих людей, господин Зиверс! Сейчас с Востока к нам хлынет поток здоровых и крепких славян, хотя они и варвары, но биологический материал для наших опытов добротный и качественный!

Несмотря на то, что штурмбанфюрер Зиверс, возглавлявший институт прикладных военных исследований, практически ничего не доложил, однако это не испортило настроение Гиммлера. Интуиция подсказывала шефу СС, что самое ценное и главное ещё впереди. Ему было хорошо известно, что интенсивные опыты и постоянные попытки установления контактов с «чужими» идут полным ходом и довольно успешно. Термин «чужие» был придуман доктором Виллигутом. Как специалист по чёрной магии и медиум, он имел способность устанавливать во время своих спиритических сеансов и медитаций контакт с некими «высшими существами», принесшими, по мнению профессора, на Землю необычные знания. Доктор Виллигут считал, что с помощью этих знаний он сможет открыть коридор времени и совершить проникновение в будущее.

Будучи одновременно группенфюрером СС, профессор имел в подчинении довольно многочисленную группу учёных и специалистов, которые по заданию рейхсфюрера СС Гиммлера и с личного распоряжения самого вождя германского народа, изучали старинные рукописи и манускрипты в поисках древних оккультных формул и заклинаний, позволявшие устанавливать контакт с «высшим разумом». Нужно сказать, что Вайстор- Виллигут добился в этих изысканиях довольно успешных результатов.

При содействии своего могущественного покровителя профессор Виллигут смог привлечь к работе по установлению контактов самых опытных медиумов не только в Германии, но и в других стран. Причём Гиммлер поступил довольно мудро, решая эту невероятно сложную задачу. Он распорядился, чтобы эксперименты по установлению контактов с потусторонним миром и представителями тонкой материи проводились независимо друг от друга и одновременно сразу в нескольких лабораториях. Такая тактика дала хорошие результаты. Буквально полгода назад рейхсфюрер СС смог доложить Гитлеру об успехах в сфере оккультных изысканий. Но прошло время, и нужно было представить фюреру ещё что-то новое, более существенное и весомое.

Прохаживаясь по библиотеке, Гиммлер с внутренним удовольствием вспоминал тот давний разговор с фюрером. Вождь Германии принял Гиммлера в своём огромном кабинете в рейхсканцелярии. Гитлер находился в прекрасном расположении духа. Его успехи в международных делах были просто впечатляющими. Вся Европа работала на Германию, которая буквально совершила подвиг и возродилась из пепла как легендарная птица Феникс. И это всего лишь спустя два с небольшим десятилетия после поражения в войне и унизительного Версальского договора.

— Генрих, дорогой, у нас сейчас нет серьёзного противника ни в военной сфере, ни в политической, ни в экономической. Наш потенциал — это потенциал всей Европы. Захватив Чехословакию, Францию, Бельгию, Голландию и другие государства мы приобрели огромный арсенал оружия, которым сможем оснастить 200 полнокровных дивизий. Такой армии в Германии не было никогда! Премьер Англии Черчилль и его окружение сейчас допускают против меня столь грозные высказывания лишь только потому, что думают отсидеться за Ла-Маншем, а их союзники, американцы — за океаном. Не будем обманываться, но ни Англия, ни Америка вовсе не собираются нам сопротивляться. Каждое слово, произносимое в том лагере в наш адрес, выдает их стремление к соглашательству. И позиция бывшего премьера Чемберлена по Чехословакии продемонстрировала страх англичан перед Германией. Американцы и англичане не те люди, которые жаждут власти или испытывают наслаждение от обладания властью. Они способны только рассуждать о долге и ответственности и были бы просто счастливы, если бы могли спокойно ухаживать за цветами в своем саду, в привычный час ходить на рыбалку, а в остальном проводить жизнь в благочестивом созерцании природы. Но наши учёные приготовят им такой сюрприз, что и Мировой океан не сможет защитить их от нашего сокрушительного удара. Ваша работа, Генрих, в области оккультизма и магии также внесёт весомый вклад в нашу общую победу. Он будет не меньшим, чем победа вермахта. Информация, полученная вами, например, относительно «летающих дисков» является весьма важной, так как в корне меняет подход к концепции построения летательных аппаратов. Вы, Генрих, молодец! Есть ли сейчас у вас что-то новенькое для меня? — доверительно с похвалой сказал Гитлер.

Гиммлер, польщённый похвалой самого фюрера, был в таком восторженном состоянии, что еле удержался от желания опуститься на колени перед вождём германского народа и поцеловать ему руку. В этот миг он любил, обожал своего фюрера и боготворил его. От волнения шеф СС не мог вымолвить ни слова. Гитлер заметил это состояние своего подчинённого. Ему нравилось, когда люди после его речей приходили в состояние замешательства и оцепенения. Гитлер полагал, что такое поведение людей связано с его способностями влиять на человека силой своего гипнотического воздействия. Вообще фюрер считал, что обладает телепатическими способностями и даром пророчества. Однажды именно этот дар, дар предвидения, спас его от смерти. Правда, произошёл тот случай очень давно, когда фюрер ещё не был фюрером, а имел всего лишь звание ефрейтора и носил никому не известную фамилию Шикльгрубер.

— Ну, давайте, давайте, Генрих, докладывайте! — довольный собой проговорил фюрер, похлопывая Гиммлера по плечу. — Какие успехи у нашего мага и чародея, доктора Виллигута?

— Мой фюрер, — срывающимся от волнения голосом начал свой доклад рейхсфюрер СС, — некоторые оккультные «ключи», почерпнутые нами из древних манускриптов, сработали успешно и по независимым «каналам» была получена почти идентичная информация техногенного характера. В частности, через наших контактёров мы получили дополнительную информацию по чертежам и описаниям «дисколётов». Они по своим характеристикам значительно превосходят любой самый современный самолёт. Также мы добились значительных успехов в изучении механизмов управления поведением человека. Интенсивные опыты в этой области проводятся сейчас в концлагере неподалеку от замка Вевельсбург.

— Это замечательно, Генрих! Управлять поведением человека очень важная задача, особенно в свете того, что Германия прирастёт огромными территориями на Востоке. Там живут славяне, варвары и дикари, которые имеют только одну способность — размножаться словно крысы. Мы должны научиться управлять этой дикой ордой недочеловеков. Конечно, славян лучше было бы побыстрее уничтожить, чтобы освободить необходимое жизненное пространства для новой германской расы, но нам нужны будут рабы, много рабов и хозяином над ними естественно станет немец. Я призван высшим сознанием создать новую расу людей. Всё развитие культуры обусловливается, прежде всего, расой и поэтому главнейшей задачей государства должно являться сохранение расы, улучшение расы, отчего в первую очередь и зависит весь ход развития человеческой культуры. Каждому своё, Генрих! Эти слова должны стать нашим девизом! Нам, как высшей расе, принадлежит всё!

— Вы правы, мой фюрер! Штурмбанфюрер Зиверс буквально на днях мне доложил, что работы по клонированию человека практически завершены. Наши медики обещают к концу 1945-го года 70 тысяч чистокровных арийцев.

— Такие новости, Генрих, приятно слышать! Вы меня порадовали. Это просто замечательно! В конце 1945-го года появится целая армия новых людей, которые будут запрограммированы нами не как профессора или дипломаты, а как солдаты великого рейха. Эта армия станет обладать лишь очень небольшим количеством абстрактных знаний. Новая генерация арийцев станет определять своё отношение, положительное или отрицательное, к тому или другому явлению только посредством своих чувств и эмоций. Мы должны вооружить наше новое поколение умением управлять массами людей, ибо толпа всегда восприимчива, прежде всего, к выражению силы. А для этого нашим новым арийцам нужна будет вера, источником которой должны стать мои мысли и откровения. Поколебать веру труднее, чем поколебать знание; любовь более прочна, нежели уважение; чувство ненависти прочнее, чем простое нерасположение. Движущая сила самых могучих переворотов на земле всегда заключалась в фанатизме масс, называемой идеей, которая, доведённая до истерии, способна разрушить неприступные стены. Именно эти, Генрих, 70 тысяч чистокровных арийцев, с заложенными в них на подсознательном уровне моими идеями, станут той движущей силой, которая продолжит после нас наше дело. Мы сильны своей идеей, мы смогли мобилизовать и повести за собой весь немецкий народ, а ведь нет каких-либо научных идей, способных также в столь короткий срок внезапно овладеть массами, как это сделал я своей энергией и волей! — Гитлер от возбуждения вскочил и забегал по своему огромному кабинету, потирая от удовольствия руки. — Замечательно! Всё это замечательно, Генрих! Но всё это ничто, если мы не сможем заглянуть в будущее. Нужно срочно форсировать наши работы по созданию машины, с помощью которой можно было бы не только предвидеть, но даже менять будущее, совершая набеги в него из нашего настоящего.

Беседа с Гитлером длилась ещё почти целый час. Гиммлер заручился полной поддержкой фюрера в проведении, казалось бы, совершенно безумных и фантастических проектов. Именно тот давний разговор и вспоминал сейчас рейхсфюрер, прохаживаясь по огромному мягкому ковру, закрывавшему почти весь пол библиотеки. Его сотрудники сидели и почтительно молчали, не смея прервать затянувшуюся паузу.

— Итак, господин группенфюрер Вайстор, — остановился Гиммлер перед креслом, в котором сидел Карл Виллигут, — что Вы можете доложить?

Профессор хотел встать, но рейхсфюрер не дал ему это сделать, положив руку на плечо: «Сидите, сидите, Карл!»

— Господин рейхсфюрер, работы идут полным ходом, но это не зависит только от нас, так как мы имеем дело с «высшими существами», которыми мы пока не можем повелевать. Получить сведения технологического характера в нужном нам объёме пока не удалось, но алгоритм перехода из одного времени в другое стал более-менее понятен. Перемещение во времени происходит по «коридорам времени», так их называют сами «чужие». Я неоднократно лично вступал с ними в контакт, и вот какую информацию мне удалось от них получить. В определённых ситуациях время позволяет себе делать некоторые скачки, как в будущее, так и в прошлое. Такие явления называются парадоксами времени. Как мне объяснили, жизнь развивается циклически по спирали, но спираль эта не имеет ни конца, ни начала, так как представляет собой замкнутый круг. То есть на каком-то этапе человек, заканчивая свою жизнь, тут же начинает её заново. Находясь в утробе матери, он ещё помнит, что происходило с ним в уже прошедшей жизни, но, появляясь на свет, он сразу же об этом забывает и начинает всё с чистого листа. Конечно, было бы неплохо попробовать воздействовать на участки мозга, в которых хранится весь наш опыт прошлой жизни. Тогда можно было бы избежать многих ошибок и не повторять их в новой жизни. Однако данную проблему мы пока решить не может. Но это ещё не всё. Далее мне сообщили, что при некоторых обстоятельствах возможен перехлёст временной спирали, когда она из круга становится похожей на цифру «восемь» или математический знак «бесконечности». Любой человек, случайно оказавшийся в точке данного пересечения, может быть моментально переброшен в будущее или в прошлое по образовавшемуся коридору времени. Причём пройти по такому коридору возможно и без каких-либо специальных технических устройств. Главное находиться в той точке, в которой открывается этот коридор.

— И как обнаружить эти коридоры времени? — нетерпеливо перебил рейхсфюрер профессора.

— Они возникают бессистемно, спонтанно, по непонятным даже для «чужих» причинам. Но «чужие» могут прогнозировать их появление с точностью до 20 процентов. Конечно, это мало, но… Обычно коридоры времени возникают в тех местах, в которых происходит концентрирование человеческой воли и стремлений, то есть совершается произвольно колоссальный выброс эмоциональной энергии больших масс людей. Я не совсем понял, что это значит, но «чужие» мне сообщили, что у них сейчас идёт работа над генератором, способным настраиваться на внутреннюю человеческую энергию, усиливая её до такого предела, когда возможно возникновение временно́го парадокса. Тогда-то и происходит открытие коридоров времени.

— И как скоро они сделают этот генератор?

Однако ответа рейхсфюрер не дождался, так как профессор только пожал плечами. Это огорчило Гиммлера.

— Да, вот ещё, господин рейхсфюрер! В последний мой контакт, мне было сказано, чтобы мы ждали гостей из будущего, — сказал доктор Виллигут.

— Что, что?.. — переспросил Гиммлер, будто бы не расслышал сказанную доктором Виллигутом фразы. При этом лицо рейхсфюрера и без того бледное, стало почти белым. Глаза шефа СС лихорадочно блестели из-за стёкол пенсне.

— Да, господин рейхсфюрер, Вы не ослышались! Мне сказали, что вскоре прибудут гости из будущего.

— Когда, где, кто это будет? — от волнения на лбу Гиммлера даже выступила испарина.

— Неизвестно! Все последующие контакты были безуспешны. «Чужие» словно отгородились стеной и не хотят более об этом ничего сообщать, — ответил профессор.

— И что же делать?

— Разрешите, господин рейхсфюрер? — подал голос всё это время молчавший штурмбанфюрер Зиверс. Гиммлер кивнул, давая разрешение. Офицер встал из кресла, одёрнул на себе и без того безукоризненно сидевший чёрный мундир.

— Господин рейхсфюрер, Вам надо срочно отправить секретный приказ во все части, подразделения и отделы СС и СД и обязать их немедленно сообщать и брать под особый жёсткий контроль всё то, что не вписывается в рамки нормальной человеческой логики, то есть любые необычные происшествия, случаи, события, вплоть до проверки слухов и сплетен. Гости из будущего, если они появятся, должны как-то обязательно себя проявить, например, своими странными разговорами, поведением, необычной одеждой, какими-то личными предметами и прочее. Нашим солдатам, которые проливают кровь в борьбе с большевиками, любой человек, который станет говорить о том, что он из будущего, покажется сумасшедшим и будет расстрелян в соответствии с приказом фюрера или отправлен в фильтрационный лагерь, где случайно можно погибнуть от пули охранника или умереть от ран и болезней. Этого допустить нельзя! Мы с доктором Виллигутом взяли на себя смелость и подготовили проект приказа! — с чувством выполненного долга Вольфрам Зиверс замолчал и протянул Гиммлеру папку с документом. Внимательно прочитав предложенный текст приказа, рейхсфюрер коротко ответил: «Согласен!»

В тот же день в войска СС и представительства службы безопасности СД на Восточном фронте ушёл совершенно секретный приказ, подписанный лично рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.

Глава первая

рассказывает о том, как неожиданно для самого себя можно стать участникам киносъёмочной экспедиции.

                                    * * *

На съёмки фильма меня вытащил мой старинный и закадычный друг, Димка Сокольников. Но если быть точным, то впервые предложение об участии в фильме я услышал от своего бывшего начальника, генерала Корабелова. Иван Фёдорович как-то несколько месяцев позвонил и сказал мне, что ему предложили стать главным военным консультантом фильма о войне. Ну, а так как генерал был не в том возрасте, чтобы выезжать в далёкую киноэкспедицию на долгий срок, то он естественно обратился ко мне. Разговор долгим не был.

— Здравствуй, Саня! — поздоровался Корабелов, — ты сейчас временно безработный, вот я и решил предложить тебе хорошее и прибыльное дело. Сам-то я поехать на съёмки не могу, а ты человек молодой, здоровый, энергичный! К тому же, фильм о войне!

Отказывать генералу было неудобно, поэтому я согласился, да и самому как-то стало интересно поучаствовать в съёмках. Однако оказалось, что это дело не такое уж и скорое. Время шло, а генерал ничего мне не говорил о предстоящей работе. Да он и сам был удивлён, что человек, предложивший ему консультировать фильм, не давал о себе знать, будто сквозь землю провалился. Я уже и думать перестал о предложении моего бывшего начальника, как в середине июня неожиданно для меня вся эта история с кино завертелась вновь.

Мне тогда в какой-то степени повезло. Я холостяковал, так как моя жена отдыхала в санатории на море, а сын отправился в заграничную командировку. Был субботний день, время что-то около шести утра. Мне снился какой-то приятный сон, когда длинный и настойчивый звонок у входной двери прервал мои сновидения.

«Так может звонить только Димка Сокольников», — улыбаясь и не открывая глаза, подумал я. Хотя время было раннее, но настоящий друг не может обижаться на того, кого знает лет сорок, а может и больше, не имеет права. Вообще Димка всегда удивлял меня своими неожиданными предложениями.

«Что же у него за такое срочное дело, если он прикатил ко мне в столь ранний час?» — раздумывал я, ещё до конца, не проснувшись и стараясь на ощупь найти ногами около кровати свои домашние тапочки. Набросив на всякий случай на плечи халат, мало ли кто мог прийти, вдруг это не Сокольников, а скажем, участковый милиционер или того хуже какая-нибудь незнакомая женщина, я поспешил в коридор, громко крича: «Открываю, открываю!»

Звонок, не смотря на мой громкий крик, продолжал трезвонить. Я не ошибся. Это был мой друг. Димка словно ураган ворвался в квартиру после того, как я открыл ему дверь.

— Доброе утро, Саня! — закричал он с порога. — Подъём сорок пять секунд. Давай собирайся по-военному! Не разучился? Полчаса, надеюсь, тебе хватит? Я на машине!

— Здравствуй Димыч! — ответил я своему другу, — иди на кухню и поставь чайник! Пойду, умоюсь! А ты соберись с мыслями и объясни всё толком! Да, и заодно свари кофе!

— А может омлет приготовить? У тебя есть колбаса, яйца, молоко?

Всё есть! Посмотри в холодильнике!

Пока я плескался в ванной, Димка хозяйничал на кухне. До моего слуха доносились звук миксера, звон ножа и вилок, шкворчащего масла на сковороде и весёлое Димкино пение. Он исполнял старинный русский романс «Вечерний звон», а это означало, что мой друг подошёл к приготовлению завтрака вполне серьёзно. Такие песни Сокольников исполнял в самые торжественные и важные минуты, а приготовление еды он считал именно таковыми.

— Рассказывай, куда мне надо так срочно собираться? — спросил я, входя на кухню и вытираясь полотенцем.

— Садись, Саня, завтракай, а я пока подробно доложу, — ответил Димка, ставя на стол, аппетитно скворчащий на сковороде, омлет с кусочками поджаренного сала и репчатого лука.

— Короче так! Нас пригласили на съёмки фильма. Генерал мне позвонил и просил за тобой заехать.

— А чего же он мне не позвонил?

— Пробовал, но ты ведь телефоны на ночь отключаешь!

Да, действительно, в последнее время я стал отключать свой мобильный телефон на ночь. Скажу честно, Димкино сообщения меня не очень обрадовало, оно меня скорее поставило в неловкое положение. Ещё пару месяцев назад у меня не возникло бы ни малейшего сомнения относительно участия в съёмках фильма. Но летом тратить время на пустяки, не хотелось. Да и разговор с генералом насчёт фильма успел забыться. За полгода, что прошли с того звонка бывшего моего начальника, у меня, естественно, появились другие планы. Я, например, хотел съездить к жене в санаторий, отдохнуть недельку на берегу моря, позагорать под южным солнцем и вернуться вместе с ней в Москву.

Правда, у меня имелся небольшой кинематографический опыт: однажды довелось консультировать документальный фильм о работе войск специального назначения. Выступал я тогда под вымышленной фамилией, так как был действующим офицером спецподразделения ГРУ. Да и фильм, нужно сказать, снимался в учебных целях. Однако времени на него было затрачено много, поэтому именно сейчас участие в фильме у меня особого энтузиазма не вызвало.

— Ну, чего молчишь? — нетерпеливо спросил Сокольников.

— Да вот думаю, шутка это или нет? — усмехаясь, спросил я. — Ты часом не ведаешь, приглашают нас на главные роли?

— Только без иронии, Саша! На главные роли нас никто не зовёт, но вот в качестве консультантов приглашают.

— Да-а-а? И кого же мы будем консультировать?

— А генерал тебе разве ничего не говорил? Он мне сказал, что уже с тобой беседовал на эту тему!

— Да у нас весь разговор ровно минуту занял. Иван Фёдорович спросил, мол, согласен ли я вместо него поехать, вроде как представителем, и всё! И полгода мы к этому разговору не возвращались. А сейчас здравствуйте вам, нате! Я, вон, к жене в санаторий хотел поехать, кости погреть на песочке, в море поплескаться.

— Да, ладно тебе, Саня! Там выезд-то на пару недель. Успеешь и на море!

— Ну, хорошо! А что за фильм-то? Кто режиссёр?

— И этого генерал не сказал?

— Да он сам тогда толком ничего не знал!

— Режиссёр, Саня, самый именитый в нашем отечестве! Степан Зеркалович-Романовский!

— О-го-го!

— Да, да!

— А что за фильм будет снимать наш обладатель кучи премий Зеркалович-Романовский?

— О войне!

— Да, что ты?

— А ты как думал? Решил увековечить себя в военной теме. А то, по его мнению, никто до сих пор не снял правдивый фильм, реалистично не показал трагедию народа и власти в первые дни войны.

— Правда, у меня есть сомнения в его непредвзятости! К тому же ты, Дима, знаешь моё отношение к этому режиссёру и его творчеству.

— Так и мне он не нравится, и Корабелову так же. Я, кстати, генералу об этом сразу сказал. Но наш старик человек мудрый. Он мне ответил, что ежели мы откажемся, то Зеркалович- Романовский всё равно найдёт людей, которые согласятся консультировать фильм, или вообще без них обойдётся. А потом Миша парень во всех вопросах дока, а фильм о войне, не хотелось бы, чтобы там были всякие и разные несуразности.

— Дима, ну мы же не общевойсковики, мы с тобой всю службу тащили в спецназе, — попробовал возразить я другу, очень уж мне не хотелось принимать участие в этом предприятии.

— Я те же самые слова сказал генералу, а он в ответ мне: вы в первую очередь офицеры и наша задача, чтобы в фильме не было хотя бы вопиющего вранья относительно всяких деталей, ну вроде тех отвратительных ляпов, как в фильме «Диверсант», «Штрафбат» и пр. А я, говорит, постараюсь общую канву выдержать. И гонорар нам за это заплатят, и фамилии в титрах пойдут. Мелочь, но приятно.

— Полезное с приятным совместить? — усмехнулся я.

— А что делать, Саша? Ведь переврёт, перевернёт всё с ног на голову и обратно! Опять сварганит конъюнктуру.

— А ты думаешь, мы сможем предотвратить что-то?

— Давай попробуем, может и выйдет что. Да и генерал на связи будет!

— А чего же ты меня не разыскал вчера?

— Самого вчера в Москве не было!

— А куда ехать-то? Далеко?

— Да, далековато! Съёмки проводятся на натуре! Придётся на моей машине догонять киношную группу. На реку Березина поедем, под Бобруйск!

— Белоруссия?! — воскликнул я, — точно далековато! И надолго?

— Я же тебе сказал, на пару-тройку недель! А тебе-то что? Ты жену в санаторий до конца месяца отправил, думаю, успеешь её забрать. И опять же для жены сюрприз сделаешь, гонорар хороший получишь!

— А что это вдруг нашу кинематографическую светоч под Бобруйск понесло?

— Ты сценарий не читал?

— Пролистал!

— Короче, у него там комдива Мартова, личного друга Сталина, арестовывают сотрудники НКВД?

— Помню такое дело! Но это единственный эпизод, который я прочитал внимательно, а в остальном как-то особенно в детали не вдавался.

— Ладно! Введу тогда тебя в курс дела. Комдива этого самого опять же по личному приказу Сталина освобождают и прямо из лагеря отправляют на фронт!

— В штрафбат что ли? Хотя в 1941-ом их ещё не было!

— Вообще мысль интересная, — хохотнул Сокольников, — надо бы режиссёру её подсказать. Но, по замыслу автора, комдив Мартов даже не предполагает, что его везут на фронт и там сразу назначат командиром какого-то крупного соединения.

— Глубоко копает Зеркалович-Романовский!

— Да уж, не мельчит!

— Смысл фильма ясен! Сталин напуган, растерян и подавлен, пребывает в прострации, командиры все в тюрьмах, поэтому он их сразу с нар и командующими. Это вроде как Константин Константинович Рокоссовский?

— Да, вроде бы как Рокоссовский!

— Дима, а откуда у тебя такие познания о будущем фильме? Прямо как будто ты сам лично с Зеркалович-Романовским сценарий писал?

— Иван Фёдорович по телефону рассказал. Мы с ним наверно целый час разговаривали. Ты ведь знаешь, что его довольно часто приглашали в качестве главного консультанта в художественные фильмы. А он человек серьёзный, обстоятельный, сразу потребовал сценарий. Правда, сценарий ему не показался хорошим, и он режиссёру об этом сказал. Однако режиссёр наш замечания генерала проглотил, ведь он ему нужен. У Ивана Фёдоровича хорошие контакты с белорусским руководством. Зеркалович-Романовский его лично упрашивал. А генерал ему свои условия, мол, сам не могу, стар стал, а вот два моих парня толковых поедут. Ну, что едем?

— Уговорил! А почему бы не поехать, Димыч? — после долгих раздумий я, наконец, решился, — в каких только переплётах мы с тобой не побывали, но в киношном впервые! Согласен!

Не знал я тогда, что мои слова относительно «переплёта» окажутся пророческими. Мы действительно на съёмках попадём с моим другом в столь необычную ситуация, сравнить которую можно будет только с крутым голливудским боевиком из разряда фэнтези. К сожалению, у меня нет никаких конкретных доказательств того, что с нами произошло, было в реальности. Я могу в своём рассказе уповать исключительно на веру читателя. Однако не стану забегать вперёд, чтобы моё повествование не выглядело бы сумбурным, хотя волнения переполняют меня до сих пор, как только я вспоминаю о тех давних и необычных, можно сказать, фантастических событиях, которые произошли на Березине-реке тёплым летом 20… года.

Глава вторая

рассказывает о том, как в процессе съёмок фильма могут возникать ссора с главным режиссёром на почве расхождения взглядов на некоторые аспекты истории и жизни.

                                    * * *

До Бобруйска мы добрались довольно быстро, так как поочерёдно меняли друг друга за рулём. Раньше, когда существовал СССР, это был довольно скромный провинциальный город. Но после развала государства, он невольно изменил не только внешность, но и статус. Близость столичного города, ведь Бобруйск находился в 150 километрах от Минска, не могла не оказать на город благотворного влияния. Бобруйск нам понравился своей аккуратностью, спокойной размеренной жизнью без суеты, каким-то домашним уютом и приветливостью горожан. Да и вообще, как только мы пересекли государственную границу России, то нам сразу же бросилась в глаза идеальная чистота белорусских дорог, их ухоженность и прекрасное состояние.

Съёмочную группу по прибытию в Бобруйск мы нашли очень быстро. Ничего удивительного в этом не было, так как не каждый день в небольшой белорусский городок приезжал столь знаменитый гость из Москвы снимать фильм. Вообще новость о том, что в Бобруйск едет мэтр российского кинематографа Степан Зеркалович-Романовский, взбудоражила весь город задолго до его приезда. Поэтому, когда режиссёр прибыл со всей своей бригадой, то основной темой разговоров и дискуссий всех горожан от мала до велика стал спор: состоится ли премьера нового фильма в Бобруйске? И этот спор был неудивителен, ведь самую большую часть натурных съёмок знаменитый режиссёр собирался провести именно в окрестностях этого белорусского города.

«А где же ещё можно снимать такой фильм? Ведь именно здесь, у нас под Бобруйском, шли самые ожесточённые бои с фашистами!» — говорили друг другу горожане, забывая о том, что после начала Великой отечественной войны сражения происходили на огромном пространстве от Баренцева моря и до Чёрного. А бои под Бобруйском были всего лишь небольшим, но героическим эпизодом той долгой и жестокой войны. Безусловно, они внесли определённый вклад в будущий разгром фашистов, так как именно здесь, на рубеже по реке Березина от Бобруйска и до Борисова, наши войска впервые после двух недель тяжёлого отступления оказали ожесточённое сопротивление гитлеровским войскам и на несколько дней остановили стремительное продвижение немецкой 4-й танковой армии.

Итак, как я уже говорил, съёмочную группу мы нашли без особых усилий, так как она расположилась в самой большой и лучшей гостинице города. Сокольников хотел сообщить самому мэтру о нашем прибытии, однако режиссёр Зеркалович- Романовский встречаться и разговаривать с нами не захотел, а передал через своих ассистентов, чтобы мы занимали двухместный номер на втором этаже.

Почти весь остаток первого дня после приезда мы потратили на размещение, оформление, знакомство с участниками киноэкспедиции, короче говоря, провели его, как и полагается, в обычной предрабочей суете, поэтому время пролетело очень быстро и незаметно.

Вечером мы были приглашены в местный ресторан на торжественный ужин, который организовал Зеркалович- Романовский по случаю начала съёмок нового фильма. Нужно отдать должное щедрости режиссёра. Он не стал скупиться и экономить, поэтому столы были накрыты просто великолепно: в закусках и горячительных напитках недостатка не чувствовалось.

Во время ужина знаменитый режиссёр вёл себя вальяжно, но довольно демократично, много ел, в меру пил, остроумно шутил, смеялся и даже танцевал с местными девушками, неизвестно как оказавшимися в закрытом на спецобслуживание ресторане.

— Друзья мои, хочу провозгласить тост за успех нашего предприятия! — громко прокричал режиссёр, жестом руки остановив игру оркестра. После этого он лихо опрокинул полный хрустальный фужер водки и со всего размаха так грохнул его об пол, что многочисленные осколки блестящими искрами разлетелись по паркету обеденного зала.

— Ура!!! Ура!!! Ура!!! — трижды прокричали в ответ все присутствовавшие на вечере участники экспедиции.

— Друзья мои, друзья мои! — вновь поднял руку Зеркалович- Романовский, призывая разгулявшихся членов киногруппы к вниманию и тишине, — предупреждаю всех, что завтра утром выезжаем на натуру, поэтому прошу не опаздывать. Ждать никого не будем! Поэтому не переусердствуйте сегодня! — многозначительным и строгим взглядом он обвёл всех своих сотрудников.

— Хорошо! — громко прозвучало в ответ.

Утром следующего дня в вестибюле гостиницы невозможно было ступить. Члены киногруппы озабоченно сновали вниз и вверх по лестницам, но назвать это суетой было нельзя, каждый чётко выполнял свою работу. Мы с Димкой впервые участвовали в съёмках художественного фильма, и деловой подход режиссёра к работе мне понравился. Я, как человек военный, был приучен к дисциплине и любил порядок, поэтому сбор всех участников группы ранним утром в точно назначенное время, хотя ужин продолжался до глубокой ночи, вызвал и у меня, и у моего друга искреннее восхищение.

Наша съёмочная экспедиция довольно быстро прибыла на место. И опять организаторские способности Зеркалович- Романовского меня удивили. Если сказать, что декорации к фильму были хорошими, значило бы не сказать ничего. Траншеи, блиндажи и окопы в буквальном смысле этого слова отвечали всем требованиям и правилам строительства фортификационных сооружений. Думаю, что даже самый придирчивый специалист-сапёр не нашёл бы в них какого-либо изъянов и недостатков.

— Эй, вы двое! Это вы что ли военные консультанты? Ну, что скажете? — несколько фамильярно обратился к нам Зеркалович- Романовский, подойдя сзади, когда мы находились на дне окопа и придирчиво осматривал все эти добротно изготовленные полевые сооружения. Я стоял к режиссёру чуть ближе, чем Димка, поэтому он, посмотрев на меня, вновь спросил: «Ну что же ты молчишь, консультант?» Я не успел ничего сказать, так это вместо меня сделал мой друг.

— Да просто он не привык, когда ему «тыкают»! А потом здороваться надо, прежде чем спрашивать! — спокойно сказал Сокольников. Лицо Зеркалович-Романовского вспыхнуло огнём, он резко развернулся и пошёл прочь, не удостоив Димку ни ответом, ни взглядом. Его, то ли помощник, то ли секретарь, а может ассистент, но как потом оказалось, начальник личной охраны довольно грозно посмотрел на Димку и сквозь зубы процедил: «Попридержи язык, дядя, а то, как бы тебе его укоротить не пришлось!»

Парню на вид было лет под тридцать. Выглядел он этаким качком с бритым затылком и ростом под метр девяносто с лишним. Поигрывая бицепсами, он сделал шаг к окопу, где стояли мы с Димкой.

— Ты сам что ли укорачивать будешь? — ничуть не испугавшись угрозы, усмехнулся Сокольников. У крепыша после этих слов сразу же участилось дыхание, и раздулись ноздри, словно у молодого бычка. Он уже собирался спрыгнуть к нам вниз, но строгий оклик хозяина его остановил.

— Эдик, не отставай!

— Давай, давай Эдик, догоняй! Занимайся своим делом! — спокойно посоветовал Сокольников.

— Ладно, мужик, после переговорим! — оскалился Эдик и бегом бросился догонять своего знаменитого патрона.

Ни я, ни Димка не придали этому малозначительному эпизоду совершенно никакого значения. Так перебросились между собой парой слов, посмеялись, пошутили, да и пошли дальше осматривать окопы и блиндажи, через минуту забыв о разговоре с неприветливым режиссёром и его грозным охранником.

Вообще за годы армейской службы мне приходилось встречаться с людьми, занимавшими высокие посты и потому считавшими для себя правилом «тыкать» своим подчинённым, которые, по их мнению, были недостойны уважительного обращения. «Почему они так считали?» — мне не известно. Но таких было меньшинство, чаще мне всё-таки попадались достойные и воспитанные люди. Однако режиссёр, видимо, не относился к данной категории. Возможно, что это его поведение не было связано с издержками семейного или школьного воспитания. Скорее всё дело заключалось в другом. Просто, будучи человеком публичным, обласканным властью и общественностью, мэтр кинематографии в какой-то момент посчитал для себя возможным переступить через определённую границу нравственности, за которой начинается самое обычное хамство и банальное неуважение к достоинству человека. Конечно, такое высокомерие появляется не сразу. Оно вырастает постепенно, холится и пестуется по мере увеличения количества снятых картин, полученных премий, наград и регалий. Необходимо сказать, что этот недостаток, если его своевременно не увидеть, а, заметив, не придать особого значения, через некоторое время превратится в порок. Видимо именно такой изъян и возник у нашей знаменитости, и проявлялся он во всём: и в его выступлениях по телевидению, и в газетных интервью, и в общении с людьми. В конечном же итоге такое человеческое качество, как правило, постепенно порождает чувство непогрешимости, замешанное на высокомерии и тщеславии. Ну, а затем оно незаметно переходит в постоянную злобу к тому, кто позволяет себе любое, даже самое маленькое, критическое замечание в отношении человека, одолеваемого пороком себялюбия, ибо критика в таком случае ошибочно воспринимается, как покушение на собственную мнимую свободу. Ну, а злоба, как известно, есть вечный спутник мести…

— Эдик, я плачу тебе деньги и заметь большие деньги не за то, чтобы ты, как каменный истукан, стоял рядом и слушал, как меня оскорбляют. Мне какие-то мужланы просто хамят, а ты сопли жуёшь! — не оборачиваясь сквозь зубы процедил режиссёр.

— Степан Дорофеевич, не волнуйтесь, я приведу этого хама в чувство в самое ближайшее время и быстро вобью в его тупую башку, кто есть ху! — мгновенно отреагировал охранник.

— Вбей, Эдик, вбей! Мне наср… ть, кто он и откуда! Понял? Я всем плачу бабки, и этому консультанту тоже! А он от меня морду воротит, видите ли, я ему «тыкаю»! Ты им обоим, Эдик вправь мозги! А то, если один раз позволишь кому-то безнаказанно нахамить, потом открыто посылать будут на три буквы!

— Ну, что вы?! — хотел успокоить своего босса охранник.

— Да, да, Эдик! Будут посылать! Я знаю….

Вот такой разговор произошёл между маститым режиссёром и его телохранителем, пока мы осматривали декорации и естественно ничего не знали о его содержании и недовольстве режиссёра. Тут со съёмочной площадки до наших ушей донеслись отборные ругательства. Видимо, Димкин ответ здорово испортил настроение Зеркалович-Романовскому, и он теперь вовсю распекал своих сотрудников, решив на них сорвать свой гнев.

Глава третья

рассказывает о том, как во время съёмок можно сделать удивительную находку и даже услышать легенду о «живой земле».

                                    * * *

Первый съёмочный день начался для нас не только со скандала с начальником охраны режиссёра, но и с небольшого происшествия. Сокольников потерял свои уникальные эксклюзивные «Командирские» часы, сделанные по спецзаказу в двух экземплярах. Их в 91-ом году прошлого века вручил мне и Димке лично начальник Главного разведывательного управления генерал-полковник Корабелов. Мы искали пропажу часа два, но наши усилия оказались тщетными. Хронометр словно в воду канул. Сокольников, конечно, очень сокрушался по этому поводу, да и мне было искренне жаль, ведь эти часы были дороги каждому из нас как память.

— Может, браслет порвался? — задавал сам себе вопрос мой друг и тут же давал на него отрицательный ответ, — но не мог он порваться, не мог!

— А ты их не снимал?

— Зачем мне их было снимать? Ничего не понимаю! Просто фантасмагория какая-то! — продолжал сокрушаться Сокольников по поводу потерявшихся часов.

— Давай ещё раз внимательно посмотрим! — предложил я. Мы только собирались тщательно облазить окоп, как нас позвали на съёмочную площадку. Поиски нам пришлось свернуть.

Не побоюсь повториться, но организаторским способностям режиссёра Зеркалович-Романовского можно было восхищаться. Всё кругом вертелось и крутилось. Каждый член съёмочной группы чётко знал своё дело. Мы внимательно и с большим интересом наблюдали за работой киношников, ожидая, когда нам предложат начать проконсультировать. Однако ни ко мне, ни к моему другу никто не подходил и ни о чём не спрашивал. Мы уже расстроились, что нам придётся добросовестно отсиживать на съёмочной площадке весь день, но…

Рядом с киносъёмочной площадкой находилась довольно большая деревня, жители которой с большим удовольствием принимали самое активное участие в массовках. Вот и мы, чтобы попусту не терять время и не бездельничать, решили «засветиться» в кадре в каком-нибудь эпизоде, если, конечно, фортуна решит повернуться к нам лицом.

Надев форму рядовых красноармейцев, мы вместе с другими статистами стали укрываться от налётов немецких самолётов, которые «бомбили» нашу переправу через Березину.

Было около шести вечера, когда режиссёр по мегафону дал команду: «Отбой! Всем спасибо! До завтра!». Вот так закончился наш первый трудовой день в качестве консультантов.

Измаявшиеся актёры, осветители, рабочие и все сотрудники съёмочной группы по