Молодяков В. Э.

Россия и Япония: золотой век (1905–1916)

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 94:327(470+571+520)"1905/1916"

ББК 63.3(2Рос+5Япо)52-6

М75

Изображения на обложке: Николай Японский, Япония, ок. 1900 г. (garystockbridge617.getarchive.net), Гото Симпэй, 1920-е гг. (wikimedia.org), а также с ресурса Shutterstock.com

В оформлении макета использованы иллюстрации из собрания автора и с ресурса wikipedia.org

Автор:

Молодяков В. Э., кандидат исторических наук, доктор политических наук, профессор Университета Такусёку (Токио), автор более 40 книг.

Российско-японские отношения в ХХ веке предстают историей сплошных войн и конфликтов. Все это было, но было не только это. Десятилетие между окончанием русско-японской войны летом 1905 года и русской революцией 1917 года справедливо называют золотым веком дружбы и сотрудничества, уровня которого Россия и Япония не достигали ни до, ни после. Конечно, проблемы были, порой очень серьезные, но было и стремление к их полюбовному решению, была политическая воля, было понимание общности интересов по важнейшим международным вопросам. Был искренний интерес к истории и культуре друг друга, стремление понять соседа и попытаться заговорить с ним на его языке. Поэтому среди героев книги не только дипломаты и генералы, но писатели и ученые, священники и поэты.

УДК 94:327(470+571+520)"1905/1916"

ББК 63.3(2Рос+5Япо)52-6

© Молодяков В. Э., 2025

© ООО «Проспект», 2025

ПРОЛОГ

Что мы знаем о русско-японских отношениях в минувшем ХХ веке? Что мы помним из их истории? Вероломное нападение японцев на русскую эскадру и геройскую гибель крейсера «Варяг» в 1904 году, о которой сложены песни. Трагедию русской армии в осажденном Порт-Артуре и разгром русского флота в Цусимском проливе, что описали в своих знаменитых романах Александр Степанов и Алексей Новиков-Прибой. Интервенцию на Дальнем Востоке против советской власти в 1918–1922 годах и революционера Сергея Лазо, сожженного японцами в паровозной топке. Бесконечные провокации на далекой границе с Маньчжурией, которую зловещие «самураи» так и норовили перейти под покровом ночи. Союз Страны восходящего солнца с гитлеровской Германией во Второй мировой войне. Наконец, претензии на четыре южных острова Курильской гряды, которые в Японии демонстративно называют Северными территориями. Сплошной кошмар, да и только…

Беспримерный бой «Варяга» и «Корейца» под Чемульпо. Плакат времен русско-японской войны

Все это было, хотя и популярные романы, и учебники истории многое преувеличивали. Но было не только это. Не умаляя заслуг предков, павших в боях, — в том числе против Японии, — необходимо вспомнить и о том, что в ХХ веке наша страна не только воевала.

Игра в шашки. Плакат времен русско-японской войны

И царская, и советская, и постсоветская Россия умела и умеет дружить, выстраивать партнерские и союзнические отношения с ближними и дальними соседями — но не любой ценой, а отстаивая независимость и суверенитет. Как показывает исторический опыт, такие отношения идут на пользу не только нам, но и нашим партнерам — дружить и сотрудничать выгоднее, чем враждовать и тем более воевать. А когда Россия оказывалась вовлеченной в конфликт с кем-то из соседей, это шло на пользу лишь «третьему смеющемуся», не желавшему нашего усиления и процветания.

«Тень Цусимы» до сих пор падает на русско-японские отношения. К сожалению, и в России, и в Японии остается немало людей, заинтересованных в ее сохранении. Больше всего они боятся правды о мирных, партнерских, дружеских отношениях между нашими странами, опыт которых доказывает, что Россия и Япония — не враги. «Российско-японские отношения плохие, и это нормально», — много десятилетий повторял известный в Японии кремлинолог Кимура Хироси1, старый солдат холодной войны. «Российско-японские отношения плохие, и не это ненормально», — повторяет уже не одно десятилетие автор этой книги. Без четкого осознания этого мы не поймем событий прошлого века и не сделаем правильных выводов в веке нынешнем.

Книга, которую вы держите в руках, рассказывает только об одном десятилетии отношений между нашими странами: от окончания русско-японской войны летом 1905 года до русской революции 1917 года. Его по справедливости называют золотым веком дружбы и сотрудничества, уровня которого наши страны не достигали ни до, ни после. Разумеется, сказанное не означает, что между Петербургом и Токио не существовало никаких проблем. Проблемы были, порой очень серьезные, но было и стремление к их полюбовному решению, была политическая воля, было понимание общности интересов по важнейшим международным вопросам. Был искренний интерес к истории и культуре друг друга, стремление понять соседа и попытаться заговорить с ним на его языке. Поэтому на страницах книги вы встретите не только дипломатов и генералов, но писателей и ученых, священников и поэтов. У них есть чему поучиться.

Глава первая. НИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ, НИ ПОБЕЖДЕННЫХ

Николай II

Русско-японскую войну 1904–1905 годов называли «последней рыцарской войной» — последней войной, которая велась по правилам и не привела к массовому озверению людей, как Первая мировая, не говоря уже о Второй. Воевали не народы — воевали армии. После одного из сражений японский военачальник через нейтральные страны послал русскому императору Николаю II телеграмму с просьбой… наградить противостоявшую ему воинскую часть Георгиевским оружием — настоящий самурай ценит и чтит достойного врага. Отношение к пленным в обеих странах было гуманным и даже уважительным, поскольку взаимная враждебность ограничивалась полем боя да газетными страницами. Умные люди и в Петербурге, и в Токио понимали, что война рано или поздно закончится, а жить по соседству все равно придется.

Исход конфликта решили многие факторы. Разгром русского флота в Цусимском проливе 27–28 мая 1905 года2 был полным и безусловным. На суше положение русской армии, несмотря на ряд тяжелых поражений и неумелое командование, было не столь безнадежным, но по стране уже заполыхал «красный петух» революционных пожаров, в том числе не без помощи японских денег (вспомним рассказ Александра Куприна «Штабс-капитан Рыбников» и развивающий его сюжет роман Бориса Акунина «Алмазная колесница»). Николай II и его окружение пришли к выводу, что надо спасать монархию даже ценой признания своего поражения. Они не знали, что силы Японии истощены до предела, а ее финансы на грани банкротства.

Теодор Рузвельт

Президент США Теодор Рузвельт с самого начала войны был на стороне японцев, хотя формально придерживался нейтралитета. Несмотря на репутацию воинственного и агрессивного политика, он решил выступить в роли миротворца и предложил русскому и японскому императорам свои услуги «честного посредника». Но прежде чем выступить официально, президент начал зондировать почву — готовы ли воюющие стороны сесть за стол переговоров, могут ли они договориться и не сорвут ли его честолюбивый замысел.

Комура Дзютаро

Чтобы уговорить упрямых русских, которые никак не хотели признавать себя побежденными, он убеждал российского посла в Вашингтоне Романа Розена, что японцы скоро захватят всю Сибирь. Пять лет спустя Розен писал: «По впечатлению, вынесенному мною из весьма частых сношений с ним, господин Рузвельт, несмотря на все его старания высказываться всегда в самом дружественном нам смысле, несомненно, не питал к России и русскому народу искренней симпатии». С японцами, не уступавшими русским в несговорчивости, поступили проще: американские банкиры дали понять, что больше не будут давать им займы на ведение войны и потребуют возвращения долгов. Аргумент подействовал безотказно.

Тридцать первого мая 1905 года японский министр иностранных дел Комура Дзютаро, выполняя принятое накануне решение своего правительства, обратился к Рузвельту с просьбой о посредничестве в примирении воюющих сторон и о приглашении их на мирные переговоры. После Цусимы японцы имели все основания рассчитывать на мир в свою пользу. Дал свое согласие и русский царь, напуганный перспективой дальнейших военных поражений, которые могли только усугубить революционную смуту. Восьмого июня Рузвельт послал в Петербург и Токио официальные приглашения начать переговоры на американской территории, которые были сразу же приняты.

Император Мэйдзи. Официальный портрет

Император Мэйдзи3 (Муцухито) делегировал на переговоры Комура — искушенного и умного дипломата, успешно представлявшего свою страну во многих столицах, в том числе в Петербурге. С назначением главы русской делегации возникла заминка, поскольку труд ему предстоял тяжелый и неблагодарный. Николай II в детали особо не вникал, но четко сформулировал главное условие: «Ни пяди земли, ни рубля уплаты военных издержек. На этом я буду стоять до конца», — хотя японцы рассчитывали и на территориальные приобретения, и на денежную контрибуцию. Министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф, занимавший этот пост с 1900 года4, ехать за океан не собирался: на протяжении долгой дипломатической службы он умудрился ни разу не выезжать за границу с официальными миссиями, предпочитая как можно реже покидать здание министерства у Певческого моста в Петербурге. Он предложил царю кандидатуру посла в Париже Александра Нелидова, но пожилой и мудрый вельможа немедленно отказался, сославшись на «расстроенное здоровье». Точно так же поступил посол в Риме Николай Муравьев: нежелание рисковать оказалось сильнее честолюбия, которым он славился. Вместо себя Нелидов назвал кандидатуру председателя Комитета министров, бывшего министра финансов Сергея Юльевича Витте.

«Только не Витте», — написал император на записке Нелидова. Это был не просто каприз самодержца. Витте служил еще его отцу Александру III
и на протяжении почти десяти лет, с 1894 по 1903 год, был одним из ближайших помощников и советников Николая II, которого не стеснялся ненавязчиво поучать и направлять. Этого царь не любил. За Витте числились несомненные успехи вроде введения золотого рубля и сооружения Транссибирской и Китайско-Восточной железных дорог (КВЖД), однако именно его авантюристическая политика в Маньчжурии стала одной из главных причин войны с Японией. Властный и амбициозный министр нажил себе много врагов, поэтому в марте 1903 года царь отправил его в почетную отставку, назначив председателем Комитета министров. Должность не имела ничего общего с нашим представлением о главе правительства — это был почетный пост для пожилых сановников, отрешенных от реальной власти, но не лишившихся монаршего расположения. Для 54-летнего Витте это была именно опала — он был полон сил и тяжело переживал удаление от реальной работы.

Сергей Витте

Вот каким он запомнился в те годы современникам:

«Отличительной чертой его внешности были высокий рост и широкие плечи. Он был на голову выше человека обыкновенного роста даже в России, где часто встречаются люди высокого роста. Все телосложение его вызывало представление о работе, сделанной грубыми ударами топора. Его манеры были резки, по-видимому, намеренно: может быть, он практиковал это, чтобы защитить себя от смущения, которое испытывал при дворе и в высшем обществе столицы, с обстановкой которого он никогда не мог освоиться. Что всегда производило неприятное впечатление, так это его голос, который звучал очень резко, и в особенности произношение, усвоенное им в юности, когда он жил в Одессе».

Витте еще с начала 1905 года выступал за мир с Японией, в необходимости которого его укрепила предательская сдача крепости Порт-Артур 2 января 1905 года начальником Квантунского укрепленного района генералом Анатолием Стесселем. Владимир Ульянов-Ленин — в то время не слишком известный лидер одной из групп социал-демократов — писал: «Самодержавие ослаблено. В революцию начинают верить самые неверующие. Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции». Витте понимал это, а потому забил тревогу. Первого февраля 1905 года он писал военному министру генералу Алексею Куропаткину: «Не будет ли наше положение через несколько месяцев еще безвыходнее, не придется ли принять мир еще худший?» Вопрос остался без ответа. А возможно, и не предполагал его — и так все было ясно.

Тринадцатого марта полуопальный председатель Комитета министров обратился лично к царю, нарисовав ему удручающую картину, к которой приведет продолжение войны: финансовый крах, лишение заграничных кредитов (те же проблемы, что и у японцев!), увеличение бедности, озлобление и «помрачение духа» народа. Зная, что Николай не любил депрессивных докладов, Витте постарался найти положительную сторону: «Россия покуда еще имеет такой престиж, что можно надеяться, что мирные условия не будут ужасающими», а прекращение войны позволит использовать армию в самой России для наведения порядка. Император никак не отреагировал на послание, но вынужден был считаться с докладом о том, что французские банкиры — вернейшие союзники и кредиторы — отказались дать России новый заем. Посол в Париже Нелидов был в курсе дел, поэтому не захотел ехать на мирные переговоры, не будучи уверен в успехе.

Кандидатуру Витте лоббировал его приятель Ламздорф. Искушенный «техник» дипломатической игры, не отличавшийся ни самостоятельностью мышления, ни силой характера, министр иностранных дел давно стал послушным орудием проведения политики своего амбициозного друга. Сергей Юльевич не испугался трудной задачи, поскольку считался крупным специалистом по экономическим вопросам и хорошо знал железнодорожное дело, а этот пункт должен был стать одним из важнейших на переговорах. Но главное заключалось в том, что не министерство иностранных дел, а именно он на протяжении десяти предвоенных лет руководил политикой России на Дальнем Востоке. Столкнувшись с отказом Нелидова и Муравьева и отсутствием других претендентов, Николай II уступил и 12 июля 1905 года назначил Витте первым уполномоченным на переговорах. Вторым уполномоченным стал посол в США барон Розен.

Главной задачей было добиться от японцев «благопристойного мира». Витте знали как сторонника жесткого курса в отношении Японии, но его связи с банковскими кругами Европы и Америки заставляли многих подозревать, что ради интересов «финансового интернационала» и для удовлетворения собственного честолюбия он может пойти на неоправданные уступки. Споры об этом продолжаются и сегодня. Одни утверждают, что Витте сознательно «продал Россию» и пошел на излишний компромисс, хотя русская армия еще не была разгромлена. Другие резонно напоминают о стремительно разраставшемся революционном пожаре и полагают, что русские делегаты сделали все возможное в данной ситуации, отстояв как можно больше выгодных для нашей страны позиций. Обратимся к фактам — так надежнее.

В начале июля русский и японский императоры утвердили инструкции своим полномочным представителям. В портфеле Комура лежали три группы требований: обязательные, важные и желательные. По первой Россия должна была признать право Японии на свободу действий в Корее, вывести войска из Маньчжурии, использовать КВЖД исключительно для торгово-промышленных, т. е. не военных, целей и передать Японии свои права на южную ветку КВЖД от Харбина до Порт-Артура и на аренду у Китая Ляодунского полуострова. Вторая группа предполагала компенсацию Россией военных расходов Страны восходящего солнца, уступку ей острова Сахалин, предоставление прав на рыболовство в водах Приморья и передачу Японии русских военных кораблей, интернированных в нейтральных портах. Третья шла еще дальше, замахнувшись на ограничение морских сил России на Дальнем Востоке и полное разоружение Владивостока. Наиболее воинственные круги требовали наложить на Россию контрибуцию в 3 млрд долларов (фантастическая сумма по тем временам!) и присоединить к Японии Приморье, но правительство во главе с генералом Кацура Таро не подписалось под этой авантюрной программой.

Инструкции, полученные Витте, категорически отвергали требования об уступке русской территории, контрибуции, отказе от прав на КВЖД, разоружении Владивостока или запрещении иметь военный флот на Тихом океане. Взамен Японии предлагались самые широкие экономические льготы, в том числе на Сахалине. Южную ветку КВЖД и Ляодунский полуостров предполагалось передать Китаю, у которого они были взяты в аренду в 1897–1898 годах, чтобы пекинское правительство само разбиралось с токийским. Россия соглашалась признать преимущественные права Японии в Корее в обмен на формальное гарантирование независимости этой полуколониальной страны. Позицию Токио укрепляли союз с Англией и поддержка США. Нашей стране оставалось надеяться на французские займы — под мир деньги давали, под войну нет — и попытаться склонить на свою сторону американское общественное мнение.

Витте тщательно подобрал себе помощников из числа знающих Дальний Восток дипломатов и финансистов. Перед отъездом он обстоятельно побеседовал с важнейшими министрами, договорившись поддерживать с ними постоянную связь по телеграфу. «Внутри у нас полное разложение. Можно сказать, что мы находимся в первом фазисе революции», — признавал Сергей Юльевич, но перед иностранцами не подавал виду, что озабочен внутренним положением России. Точно так же вел себя и Комура, знавший о плачевном состоянии финансов своей страны. А ведь в ХХ веке войны выигрывались не только силой оружия, но и силой денег.

Местом проведения переговоров был назначен небольшой старинный город Портсмут в штате Нью-Гемпшир, в 60 милях к северу от Бостона. Витте поехал в Америку через Европу — потянул время, а заодно посетил Францию и Германию в надежде укрепить союз с первой и партнерские отношения со второй, которые, впрочем, сам же подпортил в бытность министром финансов. Двадцать седьмого июля он отплыл в Америку из французского порта Шербур. Свою тактику Сергей Юльевич определил подробно, четко и даже цинично. Послушаем его — это неплохой совет дипломатам и государственным деятелям:

«1) ничем не показывать, что мы желаем мира; вести себя так, чтобы внести впечатление, что если государь согласился на переговоры, то только ввиду общего желания почти всех стран, чтобы война была прекращена;

2) держать себя так, как подобает представителю России, то есть представителю величайшей империи, у которой приключилась маленькая неприятность;

3) имея в виду громадную роль прессы в Америке, держать себя особливо предупредительно и доступно ко всем ее представителям;

4) чтобы привлечь к себе население в Америке, которое крайне демократично, держать себя с ним совершенно просто, без всякого чванства и совершенно демократично;

5) ввиду значительного влияния евреев, в особенности в Нью-Йорке, и американской прессы вообще не относиться к ним враждебно».

Российская и японская делегации за столом переговоров. Портсмут, 1905

Эту программу Витте выполнил. В первый же день он назвал президента Рузвельта «гениальным вождем», американскую прессу — «великой», затем побеседовал с финансовыми воротилами Уолл-стрит, посетил нью-йоркскую биржу и бедный эмигрантский квартал, демонстративно пообщавшись с его обитателями. Император Николай, как известно, подозревал, что Сергей Юльевич мечтает стать «президентом Российской республики». Рузвельт, однако, остался недоволен беседой с русским уполномоченным, который мягко, но решительно отказался следовать его «дружеским советам».

В первый день переговоров президент и уполномоченные позировали фотографам. Громадная фигура «русского медведя» возвышалась не только над щуплым Комура, но даже над крепким и плечистым Рузвельтом.

Перед началом переговоров в Портсмуте (слева направо): Сергей Витте, Роман Розен, Теодор Рузвельт, Комура Дзютаро и Такахира Когоро. Фото из журнала «Current Literature».
Сентябрь 1905. Собрание В. Э. Молодякова

Стороны держались холодно, но с безукоризненной корректностью. Начальный этап переговоров был посвящен обсуждению японских условий, которые оказались тяжелее, чем предполагали в Петербурге. Японцы не скрывали, что чувствуют себя победителями и намерены диктовать свою волю побежденным. Отклонив восемь из двенадцати представленных требований, но только одно — безоговорочно (выдача русских кораблей, задержанных в нейтральных портах), Витте произнес знаменитую фразу: «Здесь нет победителей, а потому нет и побежденных». Демонстрировавший полную уверенность в своих силах, Комура не думал соглашаться, но именно этим словам суждено было определить общий настрой переговоров.

Что имел в виду Сергей Юльевич? Здесь мы подходим к самому важному для нас моменту переговоров. Как пишет биограф Витте А. В. Игнатьев, глава русской делегации «предложил противопоставить японскому методу достижения мира путем максимального ослабления России иной подход — союзное сближение двух держав (Японии и России) с целью совместной защиты нового положения на Дальнем Востоке (выделено мной. — В. М.). Его идея оказалась для коллег по меньшей мере неожиданной… Витте упорно отстаивал свой замысел союза или иного соглашения общего характера, ссылаясь на некоторое совпадение будущих интересов двух держав на Дальнем Востоке. „Если мы скажем японцам, что обязуемся защищать права, которые за ними признаем, — говорил он, — то этим можем облегчить принятие наших условий“».

Мир еще не был заключен, а Витте уже думал о том, как выстраивать отношения с Японией в новых условиях, изменившихся не в пользу нашей страны. Даже умный Комура продолжал мыслить категориями военного времени, хотя не испытывал к России какой-то особой враждебности. Но в Стране восходящего солнца уже раздавались голоса более дальновидных людей, одним из которых был Гото Симпэй, в недалеком будущем — ключевая фигура русско-японских отношений и один из главных героев этой книги. Когда газеты соревновались друг с другом в требованиях к «поверженной» России, он заявил: «Мы должны настаивать на максимальных размерах контрибуции и территориальных уступок, но мы не должны поддаваться вульгарному мнению толпы: успех или поражение этих требований не должны тревожить нас. Если они будут удовлетворены и мы получим просимое, очень хорошо. Не получим — тоже хорошо. Нам следует пропустить это без особого внимания, если нам удастся разрешить более широкие проблемы, ценность которых в десятки и сотни раз более велика».

Передав Комура официальный русский ответ на японские условия мира, Витте занервничал и велел узнать расписание пассажирских судов, отплывающих из Америки в Европу. Он опасался, что японцы отвергнут его ответ и переговоры придется прервать. Но перед ним был достойный противник. Японский министр иностранных дел объявил, что его делегация внимательно изучила русские контрпредложения и готова перейти к их детальному, постатейному обсуждению. Значит, компромисс возможен!

В будущем отношения между нашими странами много раз будут заходить в тупик — из-за важных вопросов или из-за мелочей. Когда за них брались такие люди, как Витте и Комура, компромисс находился, хотя той или иной стороне приходилось уступать. Когда никто не уступал, наступала, как говорят шахматисты, патовая ситуация, не приносящая победы ни одной из сторон. Дипломатия есть искусство возможного, искусство компромисса. Главное — не путать твердость, необходимую при отстаивании государственных интересов, с упрямством, способным погубить любой диалог.

Иван Коростовец

Не вдаваясь в технические подробности, отмечу главное: диалог удался, хотя оказался очень трудным. Как вспоминал секретарь русской делегации Иван Коростовец, «японцы упорно твердили одно и то же. Был момент, когда спор принял довольно резкий характер и стало казаться, что японцы хотят сорвать переговоры… Барон Комура сухо заявил, что Япония не нуждается в поддержке России и что для него достаточно, если господин Витте поддержит его здесь, на конференции». Забегая вперед, скажу, что переговоры в Портсмуте стали хорошим уроком и для японского министра. Именно Комура, через несколько лет снова занявший пост главы внешнеполитического ведомства, станет одним из главных сторонников партнерских отношений с Россией.

Уверенный тон и барские, но неизменно корректные манеры Витте произвели впечатление и на японцев, и на сочувствовавших им американцев. Однако за этим фасадом скрывалась неуверенность в успехе переговоров, которые он не мог вести на свой страх и риск, а указания царя порой не отличались реалистичностью и конкретностью. Возможно, Сергей Юльевич осознал, что поражение России в войне в значительной степени является расплатой за его прежние авантюры в Маньчжурии. Во всяком случае, 14 августа он телеграфировал в Петербург министру финансов Владимиру Коковцову — еще одному из героев нашего повествования — о необходимости готовиться к тяжелой длительной войне и искать деньги за границей для ее продолжения, если японцы не примут предлагаемый максимум уступок. Эти уступки по соображениям великодержавного престижа исключали любое прямое возмещение военных убытков Японии, хотя сделать это косвенным путем Витте считал возможным. Он предлагал Комура такие варианты, как выплаты на содержание военнопленных, но успеха не имел. Япония очень нуждалась в деньгах, поэтому ее делегация проявляла чудеса упрямства.

Главным рабочим языком переговоров был французский — в ту пору основной язык дипломатии. В качестве второго языка использовался английский, как знак внимания в адрес хозяев. Американские дипломаты и тем более политики не блистали знанием иностранных языков, а в глубине души недоумевали, почему «остальной мир» не говорит по-английски. Витте и Комура соревновались в красноречии, но нередко срывались на колкости. Например, при обсуждении болезненного вопроса об интернированных русских кораблях Витте заявил, что ожидал от японской стороны большего миролюбия и искренности, а Комура порекомендовал ему руководствоваться не только чувством национального достоинства. Японский министр вел переговоры дипломатично, но настойчиво. Пока были свежи воспоминания о победах Страны восходящего солнца, он стремился получить от России максимум уступок, которых требовало разгоряченное войной и националистической пропагандой общественное мнение, но в то же время не затягивать заключение мира.

...