Кітап6
Жазылушы
Кітап6
Жазылушы
«XX век», Илья Б. сөресіндегі кітаптар
Роман Юкио Мисима «Исповедь маски» (1949) — автофикшн.
Не думаю, что это автобиография в строгом смысле слова: во-первых, исповедуется все-таки маска. А во-вторых, Мисима весьма ироничен к своему герою. К подростковым мудовым страданиям вообще сложно относиться как-то иначе. Разбираться в том, что из описанных скандальных подробностей полового созревания героя относится к автору, а что — нет, думаю, бесперспективно.
Куда интереснее проследить социальное происхождение героя.
И герой Кими, и автор Юкио Мисима происходят из высокопоставленных семей. Оба — внуки губернаторов. В обоих случаях губернаторство деда стало пиком могущества семьи. Дальше последовал упадок.
Герой рассказывает о себе:
«С самого раннего детства, когда задумывался о предстоящей взрослой жизни, испытывал смутный страх».
«Жизнь с самого начала давила на меня бременем чувства долга».
Высокое сословное положение давит на психику ребенка ответственностью. Высокий статус надо поддерживать. Если ребенок убежден, что находится под защитой семьи, он спокоен, воспринимает свое положение как должное, возможно, делается чванлив.
Разорение семьи лишает его этой защиты. Он беспокоится, что не будет соответствовать тем ожиданиям, которые на него возлагают. И неосознанно стремится занять место в иерархии пониже. При этом никак нельзя отказываться от привилегий своего класса. Отсюда когнитивный диссонанс: хочется быть простым парнишкой, но — с привилегиями.
«…там живут люди, никак со мной не связанные; происходят события, не имеющие ко мне ни малейшего отношения. Я отторгнут оттуда на вечные времена».
Это классовый барьер.
«С ранних лет мое отношение к человеческой жизни полностью совпадало с августинианским постулатом предопределенности. Несмотря на все бессмысленные, тщетные сомнения — а они продолжают терзать меня и поныне, — я ни разу не отклонился от своего детерминизма, почитая любые колебания за духовный соблазн».
Герой не перестает быть представителем своего класса — вот и весь детерминизм.
Но с подспудным желанием деклассироваться все равно рано или поздно надо будет что-то делать. И тут помогает искусство: герой эстетизирует низший класс, подражает ему — и немножечко садистически мстит за угрозу своим привилегиям.
Вопрос: лечится ли это?
Да, лечится. Назову два способа:
(1) деклассироваться;
(2) взять на себя ответственность и социальные обязательства, присущие классу.
Оба варианта, конечно, не для Мисима. Потому и вышло у него, в конце концов, все так празднично, как и пристало гению.
Не думаю, что это автобиография в строгом смысле слова: во-первых, исповедуется все-таки маска. А во-вторых, Мисима весьма ироничен к своему герою. К подростковым мудовым страданиям вообще сложно относиться как-то иначе. Разбираться в том, что из описанных скандальных подробностей полового созревания героя относится к автору, а что — нет, думаю, бесперспективно.
Куда интереснее проследить социальное происхождение героя.
И герой Кими, и автор Юкио Мисима происходят из высокопоставленных семей. Оба — внуки губернаторов. В обоих случаях губернаторство деда стало пиком могущества семьи. Дальше последовал упадок.
Герой рассказывает о себе:
«С самого раннего детства, когда задумывался о предстоящей взрослой жизни, испытывал смутный страх».
«Жизнь с самого начала давила на меня бременем чувства долга».
Высокое сословное положение давит на психику ребенка ответственностью. Высокий статус надо поддерживать. Если ребенок убежден, что находится под защитой семьи, он спокоен, воспринимает свое положение как должное, возможно, делается чванлив.
Разорение семьи лишает его этой защиты. Он беспокоится, что не будет соответствовать тем ожиданиям, которые на него возлагают. И неосознанно стремится занять место в иерархии пониже. При этом никак нельзя отказываться от привилегий своего класса. Отсюда когнитивный диссонанс: хочется быть простым парнишкой, но — с привилегиями.
«…там живут люди, никак со мной не связанные; происходят события, не имеющие ко мне ни малейшего отношения. Я отторгнут оттуда на вечные времена».
Это классовый барьер.
«С ранних лет мое отношение к человеческой жизни полностью совпадало с августинианским постулатом предопределенности. Несмотря на все бессмысленные, тщетные сомнения — а они продолжают терзать меня и поныне, — я ни разу не отклонился от своего детерминизма, почитая любые колебания за духовный соблазн».
Герой не перестает быть представителем своего класса — вот и весь детерминизм.
Но с подспудным желанием деклассироваться все равно рано или поздно надо будет что-то делать. И тут помогает искусство: герой эстетизирует низший класс, подражает ему — и немножечко садистически мстит за угрозу своим привилегиям.
Вопрос: лечится ли это?
Да, лечится. Назову два способа:
(1) деклассироваться;
(2) взять на себя ответственность и социальные обязательства, присущие классу.
Оба варианта, конечно, не для Мисима. Потому и вышло у него, в конце концов, все так празднично, как и пристало гению.
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану
Комментарий жазу үшін кіру немесе тіркелу
Главная героиня романа Юкио Мисима «После банкета» (1960) — владелица ресторана Фукудзава Кадзу. Неугомонный характер и амбиции заставляют ее ввязаться в политическую борьбу и принять участие в предвыборной гонке ее престарелого мужа — дипломата на пенсии Ногути Юкэна, который пытался избраться на пост губернатора Токио.
Роман вызвал скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита узнал себя в персонаже Ногути и подал на автора в суд. Дело закрылось со смертью Ариты в 1965-м.
Вот какие слова вкладывает Мисима в уста представителя Консервативной партии:
«Речь не о тайнах, а о приемах. Сейчас ты учишь этого младенца, Партию новаторов, грязным приемам. Тем самым, на которые всегда имели право только мы».
Консервативная партия — скорее всего, либерально-демократическая, партия власти. Она вовсю использует админресурс, деньги спонсоров и не гнушается абсолютно ничем. Мисима, сам выходец из высокопоставленной семьи, не признает послевоенного устройства Японии и выписывает представителей Консервативной партии весьма нелицеприятно.
Но как Мисима относится к их оппонентам — Партии новаторов, от которых на выборы выдвигается Ногути? Тот — политик другой, довоенной эпохи. Казалось бы, автору он должен импонировать. Тут и вступает в дело Кадзу.
«Прежде в том обществе, где она росла, было принято считать кокетство сильным оружием, оно могло одержать верх над властью и деньгами».
Кадзу в политике дилетант, и она ринулась в предвыборную гонку, будто ее задача соблазнить как можно больше человек. Но помимо эмоций и чувств в политической борьбе нужны деньги. Партия новаторов использовала ограниченный финансовый ресурс Кадзу в своих целях, прекрасно зная, что выборы при помощи кокетства не выигрываются.
Они там все циники. Мисима живописует политику эпохи нигилизма, когда политтехнологи «пустую сокровищницу своего сердца» заполняют чувствами от переживания перманентной катастрофы. Это ли не то, против чего внесистемный политик Мисима восстал спустя десять лет, учинив свой самый громкий, последний скандал?
Роман вызвал скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита узнал себя в персонаже Ногути и подал на автора в суд. Дело закрылось со смертью Ариты в 1965-м.
Вот какие слова вкладывает Мисима в уста представителя Консервативной партии:
«Речь не о тайнах, а о приемах. Сейчас ты учишь этого младенца, Партию новаторов, грязным приемам. Тем самым, на которые всегда имели право только мы».
Консервативная партия — скорее всего, либерально-демократическая, партия власти. Она вовсю использует админресурс, деньги спонсоров и не гнушается абсолютно ничем. Мисима, сам выходец из высокопоставленной семьи, не признает послевоенного устройства Японии и выписывает представителей Консервативной партии весьма нелицеприятно.
Но как Мисима относится к их оппонентам — Партии новаторов, от которых на выборы выдвигается Ногути? Тот — политик другой, довоенной эпохи. Казалось бы, автору он должен импонировать. Тут и вступает в дело Кадзу.
«Прежде в том обществе, где она росла, было принято считать кокетство сильным оружием, оно могло одержать верх над властью и деньгами».
Кадзу в политике дилетант, и она ринулась в предвыборную гонку, будто ее задача соблазнить как можно больше человек. Но помимо эмоций и чувств в политической борьбе нужны деньги. Партия новаторов использовала ограниченный финансовый ресурс Кадзу в своих целях, прекрасно зная, что выборы при помощи кокетства не выигрываются.
Они там все циники. Мисима живописует политику эпохи нигилизма, когда политтехнологи «пустую сокровищницу своего сердца» заполняют чувствами от переживания перманентной катастрофы. Это ли не то, против чего внесистемный политик Мисима восстал спустя десять лет, учинив свой самый громкий, последний скандал?
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану
«Жажда любви» — ранний роман Юкио Мисима, написан сразу после «Исповеди маски», издан в 1950 году. Первый раз я начинал его читать году в 2001-м, когда был издан перевод Вялых. Бросил, не дочитал. Как теперь понимаю, напрасно.
Предположу, что у японцев высокий порог выражения эмоций в социальной сфере. Юкио Мисима пишет так:
«Японские мужчины делают огромную ошибку, когда избегают слов, чтобы выразить свои чувства».
Слова врут, к ним никакого доверия. Но в результате вместо того, чтобы служить коммуникации, они истязают носителя, который не может выплеснуть чувства наружу.
То же относится и к женщинам. В случае с главной героиней романа Эцуко добавляется еще и сословно-классовый барьер. Столичные жители, бизнесмены и чиновники крупного ранга после войны и политического кризиса оказываются в деревне, в глуши. Тем отчетливее видна пропасть между ними и крестьянами.
Им не о чем и не понятно как разговаривать. «Между ними, как несговорчивые призраки, стояли слова», — вот еще цитата из Мисима. Вместо того, чтобы находить точки соприкосновения (назовем это так), они превращают друг друга в чудовищ.
Садовник Сабуро — олицетворение Красоты, он Красавец. Красота эротична, но не рефлексирует, а потому тупа, нарциссична и склонна к насилию. Эцуко — сфинкс, загадка, Жена, восседающая на Звере Апокалипсиса (см. эпиграф).
Имя тому Зверю — Любовь.
Предположу, что у японцев высокий порог выражения эмоций в социальной сфере. Юкио Мисима пишет так:
«Японские мужчины делают огромную ошибку, когда избегают слов, чтобы выразить свои чувства».
Слова врут, к ним никакого доверия. Но в результате вместо того, чтобы служить коммуникации, они истязают носителя, который не может выплеснуть чувства наружу.
То же относится и к женщинам. В случае с главной героиней романа Эцуко добавляется еще и сословно-классовый барьер. Столичные жители, бизнесмены и чиновники крупного ранга после войны и политического кризиса оказываются в деревне, в глуши. Тем отчетливее видна пропасть между ними и крестьянами.
Им не о чем и не понятно как разговаривать. «Между ними, как несговорчивые призраки, стояли слова», — вот еще цитата из Мисима. Вместо того, чтобы находить точки соприкосновения (назовем это так), они превращают друг друга в чудовищ.
Садовник Сабуро — олицетворение Красоты, он Красавец. Красота эротична, но не рефлексирует, а потому тупа, нарциссична и склонна к насилию. Эцуко — сфинкс, загадка, Жена, восседающая на Звере Апокалипсиса (см. эпиграф).
Имя тому Зверю — Любовь.
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану
Известно, что роман Юкио Мисима «Шум прибоя» (1954) написан по мотивам античной повести «Дафнис и Хлоя». И то, и другое произведение — пастораль, и там, и там главные герои — юноша и девушка — познают первую любовь, они набожны, и в том, и в другом случае действие разворачивается на острове.
Тем интереснее, чем эти тексты отличаются. Внимание к отличиям, возможно, нам что-то скажет о характере и интересах интерпретатора — Юкио Мисима.
Он проигнорировал тайну происхождения главных героев. Препятствием для любви Дафниса и Хлои оказывается их бедность. У Мисима беден юноша — Синдзи, тогда как Хацуо — дочь владельца бизнеса Тэруёси Мияды. Синдзи должен заслужить свою любовь, тогда Тэруёси согласится на его брак с Хацуо.
При этом Синдзи — простофиля и деревенщина. Мисима описывает его сочувственно, но не без иронии:
«Всякое пришлось передумать Синдзи. Время прошло быстро. К своему удивлению юноша, не склонный к долгим размышлениям, неожиданно обнаружил нехитрую пользу от этого занятия, а именно — скоротать время».
В конце концов, ни бедность, ни отсутствие образования, ни узость эмоционального диапазона не помешали ему найти свое счастье. Благородство происхождения завоевывается доблестью. Поборник традиционных японских ценностей Мисима подчеркивает, что это относится к рыбакам в глухой провинции точно так же, как и к воинам на поле боя.
Тем интереснее, чем эти тексты отличаются. Внимание к отличиям, возможно, нам что-то скажет о характере и интересах интерпретатора — Юкио Мисима.
Он проигнорировал тайну происхождения главных героев. Препятствием для любви Дафниса и Хлои оказывается их бедность. У Мисима беден юноша — Синдзи, тогда как Хацуо — дочь владельца бизнеса Тэруёси Мияды. Синдзи должен заслужить свою любовь, тогда Тэруёси согласится на его брак с Хацуо.
При этом Синдзи — простофиля и деревенщина. Мисима описывает его сочувственно, но не без иронии:
«Всякое пришлось передумать Синдзи. Время прошло быстро. К своему удивлению юноша, не склонный к долгим размышлениям, неожиданно обнаружил нехитрую пользу от этого занятия, а именно — скоротать время».
В конце концов, ни бедность, ни отсутствие образования, ни узость эмоционального диапазона не помешали ему найти свое счастье. Благородство происхождения завоевывается доблестью. Поборник традиционных японских ценностей Мисима подчеркивает, что это относится к рыбакам в глухой провинции точно так же, как и к воинам на поле боя.
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану
«Девушка из хорошей семьи» — роман 1960 года. Он написан и издан после «Исповеди в маске», «Золотого храма» и «Дома Кёко», которые считаются вершинами творчества Юкио Мисима. К началу шестидесятых Мисима вышел на плато своего собственного уникального стиля. От его книг можно было бы ждать эмоциональных бурь, которые ведут к непоправимым последствиям.
Но в романе «Девушка из хорошей семьи» ровным счетом ничего не происходит. Это мелодрама, и от нее остается ощущение легковесности.
Дело тут, кажется, в особой черте японцев ничем не выдавать своих эмоций. По крайней мере, в середине ХХ века, во времена Юкио Мисима. Отсюда его акцент на психологии персонажей. Если персонаж о чем-то задумался, он уже носитель порока, отделяющего его от людей и влекущего во Ад. И этого уже достаточно для сюжета.
Один из персонажей говорит так: «человек создан для страданий… Я уважаю любое страдание. Даже такое, как ваше, выдуманное, словно взятое из романа».
Раз страдания, значит, мазохизм? Ну нет. Все страдания — они внутри. Думаю, не ошибусь, если предположу, что речь идет об обычной рефлексии. Человек создан для страданий, потому что ему свойственно рефлексировать. Думать — больно. Мисима проводит персонажей через эту боль, он играет на повышение. Иногда персонажи справляются и побеждают, иногда — нет, и тогда погибают.
Бедный послушник в Кинкакудзи, например, повредился умом и устроил поджог. Касуми, девушке из хорошей семьи, повезло больше.
Но в романе «Девушка из хорошей семьи» ровным счетом ничего не происходит. Это мелодрама, и от нее остается ощущение легковесности.
Дело тут, кажется, в особой черте японцев ничем не выдавать своих эмоций. По крайней мере, в середине ХХ века, во времена Юкио Мисима. Отсюда его акцент на психологии персонажей. Если персонаж о чем-то задумался, он уже носитель порока, отделяющего его от людей и влекущего во Ад. И этого уже достаточно для сюжета.
Один из персонажей говорит так: «человек создан для страданий… Я уважаю любое страдание. Даже такое, как ваше, выдуманное, словно взятое из романа».
Раз страдания, значит, мазохизм? Ну нет. Все страдания — они внутри. Думаю, не ошибусь, если предположу, что речь идет об обычной рефлексии. Человек создан для страданий, потому что ему свойственно рефлексировать. Думать — больно. Мисима проводит персонажей через эту боль, он играет на повышение. Иногда персонажи справляются и побеждают, иногда — нет, и тогда погибают.
Бедный послушник в Кинкакудзи, например, повредился умом и устроил поджог. Касуми, девушке из хорошей семьи, повезло больше.
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану
Так-то «Жизнь на продажу» (1968) — легковесное жанровое чтиво. Но Юкио Мисима не был бы самим собой, если бы не добавил в этот китч своего декадентства.
«То есть ее очарование было очарованием трупа».
«Жизнь вокруг шла своим чередом, ничто не намекало на присутствие смерти».
И еще: автор в этой книге полемизирует с европейским нигилизмом. Предположу, что главный герой «Жизни на продажу» позаимствован из «Воли к власти» Ницше: «Что обозначает нигилизм? — То, что высшие ценности теряют свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос «зачем?» (Воля к власти, 2)
Если жизнь не подчинена необходимости, она приобретает легкость, достойную описания в шпионском триллере. Главное тут не очутиться в чужой истории — ни в роли антагониста, ни в роли второстепенного персонажа, потому что и тот, и другой наверняка погибнут, разница только в том, рано это произойдет или поздно.
Как полемизировать с нигилизмом? Даже Ницше, кажется, считал, что наступление эпохи нигилизма неминуемо и противостоять ему на данном этапе невозможно. Но Мисима тут воспользовался изящной рифмой:
«По ту сторону потолка простиралось окутанное смогом звездное небо. Ханио прилег на подушку, заложив руки за голову, стал рассматривать потолок, украшенный дождевыми потеками, и его посетило ощущение присутствия Божьего замысла. То же самое необъятное звездное небо висит и над зашитым светом люстр огромным залом конгрессов, и над такой серенькой ночлежкой… Иными словами, где бы ни стоял человек, везде на него смотрит одно и то же небо».
Столкнувшись с преследованием, страхом за свою жизнь, потеряв надежду на помощь общества, а вместе с ней и самоуверенность, главный герой Ханио смотрит на небо: «Звезды расплылись, и тут же их великое множество соединилось в одно целое».
Нигилист Ханио в конце концов обратился к Богу.
«То есть ее очарование было очарованием трупа».
«Жизнь вокруг шла своим чередом, ничто не намекало на присутствие смерти».
И еще: автор в этой книге полемизирует с европейским нигилизмом. Предположу, что главный герой «Жизни на продажу» позаимствован из «Воли к власти» Ницше: «Что обозначает нигилизм? — То, что высшие ценности теряют свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос «зачем?» (Воля к власти, 2)
Если жизнь не подчинена необходимости, она приобретает легкость, достойную описания в шпионском триллере. Главное тут не очутиться в чужой истории — ни в роли антагониста, ни в роли второстепенного персонажа, потому что и тот, и другой наверняка погибнут, разница только в том, рано это произойдет или поздно.
Как полемизировать с нигилизмом? Даже Ницше, кажется, считал, что наступление эпохи нигилизма неминуемо и противостоять ему на данном этапе невозможно. Но Мисима тут воспользовался изящной рифмой:
«По ту сторону потолка простиралось окутанное смогом звездное небо. Ханио прилег на подушку, заложив руки за голову, стал рассматривать потолок, украшенный дождевыми потеками, и его посетило ощущение присутствия Божьего замысла. То же самое необъятное звездное небо висит и над зашитым светом люстр огромным залом конгрессов, и над такой серенькой ночлежкой… Иными словами, где бы ни стоял человек, везде на него смотрит одно и то же небо».
Столкнувшись с преследованием, страхом за свою жизнь, потеряв надежду на помощь общества, а вместе с ней и самоуверенность, главный герой Ханио смотрит на небо: «Звезды расплылись, и тут же их великое множество соединилось в одно целое».
Нигилист Ханио в конце концов обратился к Богу.
- Ұнайды
- Комментарий жазу
- БөлісуVkontakte
- Шағымдану