Юкио Мисима

 Исповедь маски

Не могу объяснить всего, что испытал по прочтению книги. Её можно смело разделить на две части. Думаю, так можно было бы разделить и чувства героя на два парадоксальных начала. Постоянное метание из стороны в сторону, невозможность определить истинность собственных намерений.
Дамы и Господа. Перед нами - человек. Во всей его ужасающей красе.

Книга о театре одного актера

Она так долго лежала на солнце... каждый раз, когда беру ее в руки, инстинктивно хочется вытереть полосу пыли. Но золотая пыль южного солнца впитывается под кожу, становясь несмываемой татуировкой. «I wear it like tatoo».

В последнее время я читала в основном женщин, и какой же маскулинной, тяжелой, удушающей показалась мне эта исповедь! Какой театральной.

«Сколь убогим и нелепым выглядит одиночество в глазах любви»

Я поняла и не поняла, за что так любила Мисиму Юрсенар. Может быть, за те моменты, когда он забывал о том, что он мужчина, становясь человеком? Моменты легкости, без сложной игры метафор с «громкой фразой», которую я бы отнесла на его юный возраст. Моменты, в которые погружаешься с головой, когда хочется, чтобы автобус ехал и ехал, официант не приходил, миг не заканчивался. Я не нашла в этой книге обнимающей мир мудрости Юрсенар, но, может быть, нашла ее чувства и обрывки своих несостоявшихся воспоминаний.

«И все же наши встречи — не бессмысленный минус. Скорее —бессмысленный плюс»

Эта фраза оставила меня безоружной. Действительно, бывают в жизни бессмысленные плюсы встреч, путешествий, разговоров и отдельных дней. Мы сетуем на их бессмысленность вместо того, чтобы задуматься об их положительности.

«что-то вроде предчувствия музыки»

Возможно, Юрсенар находила у Мисимы то, чего не было у нее... Одиночество абсолютное, куда более полное, чем знала она. Вариант судьбы. А может, ее интересовали механизмы того, как именно «маска становится в конечном счете лицом».

«Я и сам не знал — жив я или уже умер. Казалось, я забыл обо всем на свете»

Забыть обо всем на свете так легко, читая эту книгу. Несмотря на неудобную личность автора, мешающую, словно камешек в туфле, сложно не соглашаться с такими психологически точными наблюдениями. Принимая реальность неудобной книги, обретаешь то самое спокойствие обреченности, становишься обеими ногами на дно, пусть неприятной, но определенности.

«С чувством глубочайшего смирения я понял, что недостоин ее, но в этом ощущении почему-то не было ничего унизительного»

Взрослая современная концовка, может быть, должна намекать, что пробудить к жизни нас, настоящих, можем только мы, сами, настоящие.

Очень японская.