Выбор «Все свободны»

Роман «Хромая судьба» — книга в книге. Одна из них — «Гадкие лебеди», в которой бесконечно идёт дождь, а великих учёных в разных областях начинает косить загадочная болезнь (что-то напомнило, да?). Другой роман (где бесконечно идёт снег) прикидывается ироническим повествованием о стареньком деятеле союза писателей, но у Стругацких всё не то, чем кажется. Хотелось бы больше внимания к этим потрясающим авторам. Это поздние Стругацкие, они немного отличаются от ранних, но я бы посоветовала читать вообще все их книги. Начинать можно и с классики вроде «Понедельник начинается в субботу» или «Пикника на обочине».

Очень личный публицистический автофикшн о том, как музыкальная и поэтическая глыба современности повлияла на жизнь выдающегося журналиста. Приятно видеть, как человек, который никогда не пытался выйти из андеграунда и даже намеренно делал всё, чтобы не стать массовым и популярным, превратился в достояние благодарных потомков и героя множества подобных текстов и исследований.

Хотелось добавить в список хотя бы одного представителя большого и сложного американского романа. «V.» — это шпионский детектив, постмодернистский хаос и роман взросления в одном флаконе. Книга, в которой реальность так искажается, что кажется, будто читаешь инструкцию по разборке Вселенной. Книга, с которой стоит подступиться к великому и ужасному Томасу Пинчону, считающемуся одной из ключевых фигур постмодернизма.

Самый популярный роман великого пацифиста о перемещениях во времени, но на самом деле о жизни, где бы и как бы она ни происходила. Великая книга. Когда я задумывалась о магазине — я знала, что она там будет обязательно. Воннегут смеётся, чтобы не сойти с ума, и заставляет нас смеяться вместе с ним — сквозь войну, смерть и временные петли.

На мой взгляд, это лучшая книга Лэнг после «Одинокого города», который уже успели прочитать все. Она снова делает биографии инструментом и через них исследует свободу во всех её проявлениях: от дерзкого полёта мысли в эпоху, когда за идеи можно угодить под суд, до телесных импульсов, неподвластных нашей воле.

Лучшая книга для того, чтобы понять, что никакого буддизма как такового нет. А то, что мы под этим себе представляем, — результат заблуждений вследствие недостаточного образования по теме. Серия лекций великого петербургского востоковеда читается как увлекательный роман об истории древних идей.

Строго рекомендуется людям с навязчивыми идеями, мнительностью, тревожным расстройством и завышенной самооценкой. Макабрический текст Сологуба как нельзя лучше вписывается в современные реалии Петербурга, где на каждого жителя приходится по два городских сумасшедших. Посконная отечественная хтонь про недотыкомку. Совершенно неясно, почему автор считается классиком второго ряда при таком всеобщем поклонении Булгакову.

Вторая часть трилогии о докторе Гарине (первая часть «Метель» взяла несколько премий, а последняя — запрещена) показывает, как современному классику удаётся совместить великий русский роман, философскую притчу и изощрённую постмодернистскую фантазию. Здесь должна была быть рекомендации его «Нормы» для тех, кто спрашивает у нас, что за надпись «Здравствуйте, дорогой Мартин Алексеевич» висит у нас при входе в магазин, но всё же лучше начать с трилогии признанного стилиста.

Исследование о том, как же так получилось, что мы живём в мире, прежде всего ориентированном на мужчин, — и что это вообще означает? С графиками, статистикой и неутешительным выводом, откуда берётся этот ежедневный стеклянный потолок, когда, казалось бы, все уверяют нас в номинальном равенстве полов. Осознание проблемы — первый шаг на пути к её решению.

Необходимая база знаний об анархизме. Введение в историю идеи и политического движения. Ёмкая, но достаточная. В меру академичная, но при этом вполне доступная широкому кругу читателей. Анархизм — это не хаос, а отказ от навязанного порядка. Если хотите понять, почему одни боятся его как чумы, а другие видят в нём единственный шанс на справедливость — начните с этой книги.

Давно питаю нежные чувства к этому швейцарскому денди, пишущему столь кинематографичную прозу, что каждый раз чувство будто посмотрел фильм. Новый роман автор начинает с почти детективной истории своей семьи, а затем возвращается в реальность и практически похищает свою мать из клиники, чтобы совершить совместное путешествие в попытке побольше узнать о ней. Трогательный и самоироничный текст.

На улице любителей антиутопий перевернулся грузовик с романом Алексея Конакова про Россию сто лет спустя. Это одновременно и в каком-то роде пост-апокалипсис, так как в связи с множеством наложенным на государство ограничений нет интернета и самолётов, но зато есть дефицит вообще всего. Но главное — литературоцентризм признан главным источником всех бед. Поэтому любое упоминание книг и авторов полностью заменено на шахматы. Улицы переименованы, предметы в школе заменены, созданы целые институции, посвящённые изучению шахматной игры. Главному герою придётся раскрыть очередной заговор взрослых. Обратите внимание, как автор работает с речью и повседневным бытом героев. Это определённо достойный внимания роман.

Качественный научпоп о новейших экспериментах в изучении сознания. Кто мы, куда движемся и почему половина людей уверена, что знаменитое синее платье на той самой фотографии на самом деле белое (или наоборот)? Наконец-то наука берётся объяснить старую истину: каждый видит мир по-своему. Просто наши системы восприятия и обработки информации работают не одинаково, а совершенно по-разному.

На самом деле это отнюдь не комикс, а социологическое эссе, приправленное горой цитат из антропологических, гендерных, политических и философских трудов. В каждой своей работе, нарисованной в примитивистском стиле, шведская писательница высказывается на самые разные темы.

«Внутри зеркальной галереи» — это как «Апология нарцисса» Бориса Гройса, но с мемами. Если Гройс объясняет, почему в эпоху соцсетей мы все стали нарциссами поневоле, то Стрёмквист показывает, как этот культ внешности закручивает нас в бесконечный зеркальный лабиринт. Выйти из него сложно, но после этой книги хотя бы понимаешь, почему ты туда попал.