Серия «Хиты Японии. Аниме»

辻村 深月

Mizuki Tsujimura

ハケンアニメ!

HAKEN ANIME!

Перевод с японского Елены Старостиной

Дизайн обложки Екатерины Климовой

HAKEN ANIME! © 2014 Mizuki Tsujimura

Иллюстрации на обложке

© CLAMP ShigatsuTsuitachi CO., LTD.

Все права защищены.

Оригинальное издание на японском языке было издано в Японии издательством Magazine House Co., Ltd., Tokyo.

Печатается с разрешения Magazine House Co., Ltd., Tokyo и при содействии Tuttle-Mori Agency, Inc., Tokyo

© Старостина Е. Ю., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава первая

Принц и укротительница

Порой ее спрашивали: «Почему вы пошли в аниме-индустрию?»

Она отвечала, задумчиво склонив голову: «В самом деле, почему?»

Просто очень любила. Анимацию, персонажей, актеров озвучки, стиль, сюжет, режиссуру, саундтрек, опенинги с эндингами[1], интересные вселенные – она любила аниме во всей его полноте. Как текут на экране, сливаясь воедино, звук и картинка. Ее завораживала экспрессия героев, костюмы, реплики – она наслаждалась каждой секундой!

А про некоторые аниме думала: «Это что?!»

Сколько раз по телу пробегал зуд, хотя она сама не понимала, что ее так задело в кадре. Сколько раз сидела перед экраном, словно только вышла из-под холодного душа. И сколько раз записывала трансляцию, чтобы потом пересматривать. Приговаривала: «Офигеть. Это что? Это как вообще? Как же… круто!»

Тогда, еще подростком, она подумать не могла, что однажды устроится работать в небольшую студию «Эдж».

С тех пор как села в продюсерское кресло и узнала аниме-индустрию изнутри, ее восхищение приняло слегка профессиональный оттенок. Она и на работе порой пищала от восторга. Зато глаз натренировался подмечать детали, и теперь было ясно, чем ее зацепила та или иная картина.

К сожалению, сейчас анализировала голова, а не сердце. Потерять детское «Круто!» – печальная участь всякого взрослого, который умудрился превратить увлечение в работу… Пока не произошло то, что изменило все.

После университета, на пятый год работы и на двадцать восьмом году ее жизни, вышла… «Опора». Если не сокращать – «Опора светлых сил», дебютная работа режиссера Тихару Одзи[2]. Его потом будут называть «тот самый, который снял “Опору”».

Он начинал карьеру у гигантов индустрии, в студии «Токэй». «Опора», по всеобщему признанию, разом продвинула всю японскую анимацию на десять лет вперед. Одзи было всего двадцать четыре года.

Броское и как будто женское имя казалось изысканным псевдонимом, но выяснилось, что его и в самом деле так зовут. Как-то неосторожный журналист спросил Одзи о его имени, на что он недовольно ответил: «Будь я Камилем[3],врезал бы по морде. “Зета-Гандам”[4]».

Каяко Арисина тоже смотрела «Опору». Собственно, никто из коллег не пропустил событие такого масштаба. И при просмотре Каяко снова впала в детское: «Это что?!»

Сама поразилась: неужели в ней еще живет ребенок? Она же повзрослела и думала, что больше не растворяется в аниме с головой и ни один сериал не повлияет на нее так, как те, что она видела в самом нежном подростковом возрасте.

Багаж из просмотренного, прочитанного и прослушанного формируется раз и навсегда. Особенно если все это впитано в те годы, когда ты податливая глина и еще не умеешь толком выразить обуревающие тебя эмоции… Именно на этом, сколоченном еще в подростковом возрасте богатстве и строила работу Каяко. С тех пор она хорошенько изучила любимый предмет, а погрязший в теории мозг научился четко выражать положительные эмоции и, наоборот, разучился оценивать увиденное безоговорочным «Круто!».

Нет, Каяко больше не ребенок, и мир, прежде притягательный своей непознаваемостью, для нее обрел контуры. Она заговорила на языке специалистов и познала тонкости искусства. Вот тогда ее и взяли на работу. Если она и «фанатела», то со здоровой толикой профессионального уважения к коллеге.

И надо же такому случиться – в ней ожил пламенный восторг!

Лишь когда серия закончилась, Каяко наконец осознала, что вот уже полчаса с интересом неотрывно пялится в экран. И не знала, каким словом описать обуревавшие ее чувства.

Она пришла в себя, и ее прошиб озноб. Только-только закончились финальные титры, но Каяко уже завидовала всем, кто только сейчас открывает для себя мир аниме. Ей захотелось, чтобы «Опора» стала ее собственным достоянием, которое она сама нашла и которым ни с кем не обязана делиться.

Так в ее жизни появилось имя Тихару Одзи.

Юный гений младше ее на три года. Они росли в одно время, на одних и тех же аниме и манге, книгах, играх – и это чувствовалось. Приемы, которые он любовно перенес в новое произведение, смотрелись по-прежнему свежо и оригинально. Они не устарели и работали на современных детях точно так же, как когда-то на них самих.

Он будто рассказал историю, пропитанную духом их общей эпохи, лично для Каяко.

И девушка не хотела, чтобы кто-нибудь понял его лучше, чем она. Плевать, что Каяко тоже работает в аниме-студии и прямо сейчас курирует совершенно другой проект. «Опору» Каяко ревновала ко всем тем, кто вообще-то, был и ее зрителями.

В тот миг Каяко Арисина поняла, что нашла ответ на вопрос: «Почему вы пошли в аниме-индустрию?» И что больше никогда не сможет честно на него ответить.

И все же, если спросят, мысленно она без запинки оттарабанит: «Чтобы однажды поработать плечом к плечу с Тихару Одзи».

Вот и теперь Каяко, когда нервы окончательно сдавали, раз за разом воскрешала в груди теплые воспоминания и повторяла одно и то же заклятье: «Я работаю с Тихару Одзи, и я этого очень-очень хотела».

– Похоже, главный кандидат в топ весеннего сезона! – прокомментировал Осато, когда Каяко, любуясь пейзажем за окном, пригубила чай. – Не то чтобы я сомневался.

Осато лучился довольством, а Каяко проклинала себя за то, что витала в облаках, но вежливо ответила:

– Большое спасибо.

Что за «топ сезона», она не поняла. Наиболее трудозатратный проект, для которого на весь сезон придется привлечь дополнительные руки? Каяко прикинула, что за смысл скрывался за таинственным словосочетанием, но переспрашивать уже было неудобно. Осато тем временем листал материалы.

– «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт» – это временное название? – вдруг спросил он, и стаканчик в руках Каяко дрогнул.

Впрочем, Осато спокойно изучал распечатку презентации, – видимо, никакого скрытого смысла в его словах не было. Даже не посмотрел на собеседницу: все его внимание занимали наброски персонажей.

– Ого, костюмчик у Дзюри – просто класс. С прической придется повозиться, но оно того явно стоит, – продолжил он, и Каяко, поставив стаканчик, с деланым спокойствием согласилась:

– Точно.

На первой странице значилось: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт», возле которого в скобках теснилось убористое: «вр. назв.», а говорил сейчас Осато о главной героине будущего аниме, Дзюри Товада.

Каяко с улыбкой уточнила:

– Название уже фактически утвердили, только забыли исправить в материалах. К следующему совещанию сделаем.

– Да? Какиути из «Анимаркета» упоминал, что хотели что-то яркое и броское. Шеф тоже считает, что надо ввернуть какое-нибудь пафосное словечко, чтобы даже в сокращенном виде название сразу отражало всю суть. Ну, как тогда с «Опорой».

Осато стоял во главе отдела планирования в компании Blue Open Toy (сокращенно – «Блу-той»), первой среди производителей фигурок, и он обожал свою работу – даже сам разрабатывал модели-прототипы. Как и аниме с видеоиграми, фигурки в последнее время переживали бурный расцвет, поэтому, видимо, там работали в основном молодые люди. Осато возглавлял целый отдел всего в двадцать девять лет. Довольно длинные волосы он разделял модным боковым пробором и носил очки в толстой оправе, оттого казался немного оторванным от реальности, как английский рокер восьмидесятых. Каяко подумала, что надо обладать недюжинной самооценкой, чтобы придерживаться такого стиля.

Он в самом деле пользовался большой популярностью, и в «Эдж» тоже водились его воздыхательницы. Девушки-коллеги Каяко, возвращаясь после совещаний с «Блу-той», с придыханием рассуждали, как мужчинам идут очки.

Такой обходительный, талантливый и настолько любящий фигурки, он оказался действительно на своем месте.

«Что вы! В сравнении с нашими ведущими скульпторами я настоящий профан», – утверждал Осато, однако его модели пользовались популярностью у покупателей.

Как переговорщик он тоже был хорош. Во время совещаний Осато без малейшей запинки умел заговорить о самом сложном (о деньгах), да так изящно! Неудивительно, что он нарасхват.

В индустрии аниме, в том числе у производителей фигурок по ним, и мужчины, и женщины – все работники питали слабость к беззаветной любви. Их сердца легко завоевывал всякий, кто гордился своим делом и не скрывал симпатий. После пламенных разговоров уже не страшно поднять вопросы финансов, которые не решить любовью, не пугает перспектива вкалывать как проклятые над скучными задачами. Любовь и даже воспоминание о ней служили утешением, когда наваливались сожаление и отчаяние.

– Я еще к вам обязательно зайду: надо многое обсудить с директором, включая, разумеется, и название… И конечно, в следующий раз приведу с собой Одзи.

– О, будем вас очень ждать! Приходите обязательно. Когда планируете закончить первый эпизод?

– Точных сроков пока нет. В работе первые три серии, поэтому, думаю, уже скоро можно будет их посмотреть.

– Да?

Каяко знала, что Осато умеет складывать два и два, и не питала надежд, будто он не заметит ее маленькую недомолвку. И все же, кажется, пока он ничего не заподозрил. Да она в строгом смысле и не солгала. Хотя почему-то перестала чувствовать вкус чая.

В «Блу-той» работали увлеченные люди, и все чаще их представители появлялись на собраниях производственных комитетов[5]. В работе над «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт», в котором Каяко выступала исполнительным продюсером, они с самых первых встреч принимали пламенное участие. Иными словами… вкладывали в проект деньги.

– Анонс проекта в конце следующей недели, да? Представляю, как взорвутся соцсети. Первое аниме Одзи за десять лет!

– За девять, – поправила Каяко, тихонько вздохнув и улыбнувшись. – Одзи обидится за такие округления.

– О, прошу прощения. Но его любят как раз за характер! Мало того что аниме интересные, так и сам персонаж не менее любопытный. И имя приметное, а про имидж я и вовсе молчу.

«В имидже вы ему не уступаете», – про себя заметила Каяко, но вслух просто согласилась:

– Точно.

Она хотела отвлечься от разговора на чай, но стаканчик уже опустел.

Каяко знала, что к Одзи давно приклеилось прозвище «Маленький Принц аниме-индустрии». Не в честь Сент-Экзюпери и даже не за какие-то мотивы из его работ, а просто в шутку. Другие называли его «красавцем-режиссером».

На самом деле Каяко тоже удивилась, когда в первый раз увидела его на фотографии. Обычно титул красавца получает всякий, кто в своей области немножко посимпатичней чучела, но с Одзи было совсем не так. На обложках и в ток-шоу он не терялся даже на фоне актеров. Во времена выхода «Опоры» его фотографии украшали множество специализированных журналов, и они органично смотрелись на полках любого книжного магазина.

Анимешники и те не смолчали: «Мне, конечно, понравилась “Опора”, но разве обязательно приглашать в режиссеры такую модель?» – «Рожа режиссера задолбала, скипаю». Как бы Каяко ни понравилось само аниме, она понимала, откуда такая реакция, – и жалела. Только из-за красоты режиссера выступают против хорошего аниме. Да, смазливая мордашка может заманить отдельных очень лояльно настроенных зрителей, но также способна сколотить и антифанатское движение. Потому лично Каяко не одобряла такие маркетинговые ходы. Для СМИ в целом, не говоря уже про аниме-журналы, ситуация – на вес золота, и всякая реклама – это реклама. Неудивительно, что студия воспользовалась редкой возможностью. Хотя, если честно, посредственная внешность сослужила бы режиссеру более добрую службу.

Так размышляла Каяко-продюсер. Но что касается более личного мнения, то она поражалась своей стойкости. В отличие от бесчисленной армии фанаток красавца-режиссера, ее сердце билось чаще только от его аниме. Спору нет, он хорош собой, но, видимо, не совсем в ее вкусе.

Она хорошо запомнила свои мысли, потому что страшно удивилась, когда увидела его лично. В Каяко было почти 170 сантиметров роста, а Одзи оказался 160 с небольшим. Из-за прекрасных и правильных черт лица, пушистых, как у юноши, кудрей он в самом деле производил впечатление дерзкого мальчишки.

С выхода «Опоры» прошло уже девять лет…

Вскоре после окончания сериала Одзи покинул студию «Токэй» и скитался вольнонаемным по разным компаниям, то и дело выступая то помощником режиссера, то режиссером отдельных эпизодов. Каждое аниме, к которому он прикладывал руку, неизменно притягивало внимание зрителей, однако над собственными проектами Одзи с тех пор не работал.

Тихару Одзи особенно хорошо удавался жанр так называемого «махо-сёдзё», где девочки-подростки получают некую волшебную силу, трансформируются в особую форму и сражаются с врагами. Жанр с давней историей, богатый и практически, как считалось, беспроигрышный. Дети повально скупали кукол-героинь и игрушечные модельки их волшебного оружия, а взрослые – фигурки. Махо-сёдзё – рай маркетолога.

Одзи же выделялся среди коллег тем, что его аниме предназначалось больше взрослой аудитории, чем детской. «Опора» только прикидывалась простеньким сериальчиком, а на самом деле рассказывала довольно мрачную историю. В ней хватало и жестокости, и постельных сцен – даром что завуалированных. Аниме очень хвалили за то, что в нем так рельефно изображены настоящие проблемы девочек-подростков.

Обычно махо-сёдзё пользуется популярностью у детей и – из-за прелестной невинности главных героинь – у мужской аудитории, но тут неожиданно добрую половину фанбазы составили взрослые женщины. Это тоже добавило сериалу узнаваемости, а уж тот факт, что снял его при этом мужчина, и вовсе привлек много внимания.

И вот девять лет спустя Одзи наконец возвращается на режиссерское кресло с «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт». К тому же новое аниме также планировалось в жанре махо-сёдзё, в котором режиссер был силен. Главная героиня Дзюри сражалась верхом на волшебном байке, которым управляла силой своей души. Кульминация каждой серии – битва – проходила в виде гонки. Для разработки дизайна байков привлекли реального производителя HITANO. «Лиддел-Лайт» – название тех самых байков, на которых рассекают героини. Студия «Эдж» возлагала большие надежды на этот проект.

Детали грядущего релиза тщательно скрывали от публики. На конец следующей недели назначили пресс-конференцию с Одзи, которую собирались транслировать на «Нико-Нико»[6], и там-то должно было впервые прозвучать официальное название проекта.

– Кстати, а что все-таки случилось? Почему вы лично пришли? – вдруг спросил Осато, и Каяко выпрямилась, как будто палку проглотила.

– А?

– Обычно мы обсуждали все вопросы с Оомией, – улыбнулся мужчина, но чуть-чуть напряженно. – Неужели у Одзи какие-то возражения по поводу фигурок?

– О, нет-нет, вовсе нет. Я просто как раз проезжала мимо.

Обычное дело, когда у аниме сразу несколько продюсеров.

Компания, в которой работала Каяко, занималась исключительно производством аниме, а за его выпуск в эфир отвечали совсем другие люди. Как музыканты, принадлежащие звукозаписывающему лейблу, не занимаются распространением и продажей, так и «Эдж» все подобные задачи отдавала на откуп «Анимаркету».

Для создания аниме нужно очень много денег и очень много людей. Каяко, понятное дело, выступала от лица «Эдж», а всего продюсеров было четверо, включая специалистов от «Анимаркета» и телестудий. У каждого из них – по одному ассистенту и так называемому «ответственному за планирование».

Отдельный человек рассчитывал бюджет, занимался связями с авторами и общественностью, а Каяко вот общалась напрямую с режиссером и всеми, кто был занят непосредственно производством. В глазах «Блу-той» она, наверное, выглядела кем-то вроде ответственной за режиссера.

– К слову, Одзи, – внутренне холодея, кое-как выдавила из себя Каяко, – в восторге от вашей работы. Вот я и решила зайти проведать, как у вас дела, – может быть, чем-нибудь его немного воодушевить… Например, когда он узнал, что скульптором вызвалась быть сама госпожа Марино, очень обрадовался.

– Да, Марино просто вся светится. Говорит: зачем еще работать, если не ради персонажей Одзи в дизайне великого gin?

Марино прославилась как великолепный скульптор, и аниме-студии, которые хотели выпустить фигурку именно по ее модели, выстраивались в очередь на несколько лет вперед. Втиснуть Одзи в начало вереницы желающих она согласилась исключительно от большого уважения к его работе.

Планировать будущие фигурки начинают практически одновременно со стартом работы над аниме, и первые прототипы моделей появляются за полгода до трансляции начального эпизода. Работа кипела вовсю.

– Обязательно передам Одзи! – улыбнулась Каяко. – Спасибо большое, что нашли на меня время.

Она поклонилась и покинула конференц-зал. По дороге к выходу успела оглядеться по сторонам.

Студия Blue Open Toy занимала тридцать седьмой и тридцать восьмой этажи в одной из приметных высоток Икэбукуро[7]. Люди работали тут, любуясь великолепными видами из окна – и фигурками.

Каждый стол украшали персонажи аниме и игр в самых разных позах. С первого взгляда было ясно, кто сейчас в любимцах у публики. При всей любви к конкретному герою, старички со временем покидали стол и расчищали место для восходящих звезд – облик индустрии менялся день ото дня.

Среди фигурок Каяко еще видела несколько из аниме, которые продюсировала она лично, но вот из «Опоры» уже не осталось ни одной героини.

– Что ж, откланяюсь. – Каяко подняла взгляд и заставила себя улыбнуться.

Вдруг исчезнувший куда-то ненадолго Осато ее окликнул:

– Госпожа Арисина! Постойте!

На мгновение Каяко как будто прошиб ток, и она осторожно обернулась, боясь лишний раз вдохнуть.

– Вот, держите! – Осато протянул ей коробочку. Стоило Каяко заглянуть, что там, как сердце сжалось от восторга – и это несмотря на весь обуявший ее ужас. Внутри оказалась героиня прошлого аниме, которым заведовала Каяко, притом в чиби-версии: «мини-мипоид»[8].

– Это же Мирэ!

– Во время нашей прошлой встречи вы говорили, что она вам нравится. Вот, попалась на глаза… Или у вас такая уже есть?

– Нет! Спасибо огромное! Я даже представить себе не могла, что у вас они еще остались в запасе!

– В главном офисе не осталось, а на складе есть немного. Если вдруг еще кого-то хотите, обязательно говорите, я поищу.

Он смотрел на нее так прямо и искренне, что Каяко растеряла все слова. Подавив вздох, она наконец ответила:

– Вы такой хороший человек, Осато.

– И вы, – улыбнулся он. – Я часто думаю, что в нашем деле плохих людей нет. Я это в целом про аниме-индустрию.

– В самом деле?

– Ох, вы не думайте, что я лицемерю. В глубоком понимании оба мира – и наш, и ваш – очень тесные, поэтому репутация летит впереди человека, так? Новость о каждой выходке разносится как пожар. Трудно найти работу, когда о тебе дурная слава.

– И правда.

Да, об этом Каяко знала не понаслышке. Многие кочевали из студии в студию фрилансерами, и пятно на репутации могло загубить человеку всю карьеру. Не только, разумеется, на профессиональной: среди коллег тут же разлетались слухи и о распускающих руки бесстыдниках.

– То есть мне воспринимать вашу Мирэ как некий намек? У «Блу-той» к нам какая-то просьба?

– Что вы, нет конечно! – невозмутимо покачал головой Осато. – Это такая мелочь! Просто знак благодарности за все, что вы для нас делаете. Что ж, до встречи!

На этот раз они в самом деле простились, и он застыл в поклоне. Видимо, не собирался разгибаться до тех пор, пока Каяко не выйдет за двери, и, когда она это поняла, в груди кольнуло. Она спешно выскользнула вон, убедилась, что дверь закрыта, и наконец медленно оторвала взгляд от пола. Оставшись одна, девушка вздохнула спокойно, прислонилась к стене в безлюдном коридоре, напряженные икры размякли, как шоколад, забытый летом под жарким солнцем, и Каяко опустилась на пол.

Она тяжко вздохнула, глядя в потолок.

Прелестная фигурка, которую ей только что так любезно подарили, оттягивала руки неподъемным грузом. Каяко кусала губы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. Она сгорала от стыда.

Опять не нашла в себе сил признаться, что Одзи пропал.

В висках пульсировала боль. За время ее визита в «Блу-той» никто не писал и не звонил. Значит, никаких новостей. Вот уже неделя прошла с тех пор, как Одзи бросил свое детище в самом разгаре производства. Неделя!

Каяко заставила себя подняться и потащилась дальше. Спрятала фигурку в сумку и твердо решила, что по пути на студию заскочит в какой-нибудь туалет и даст себе там две минуты проплакаться.

– Да ты просто гигант, Арисина! – заявил ей Одзи на первой же встрече по поводу предстоящего проекта.

– А? – не поверила своим ушам Каяко, но в ответ на ее изумленный взгляд Одзи только отшутился:

– Наверное, тебе кажется, что я коротышка.

Каяко окончательно растерялась.

– Прямо модель!

– Что вы…

– Да я серьезно! Один в один пластиковая моделька. Не расплавься под солнечными лучами!

У Каяко округлились глаза, она не сразу поняла, что он так ее подколол. В последнее время ее часто сравнивали с моделью: высокая, длинноволосая; коллеги на работе (где постоянно творились хаос и кровавая бойня с дедлайнами) ей даже завидовали, что она всегда выглядит опрятно. Лицо Каяко досталось достаточно выразительное, чтобы отсутствие макияжа не бросалось в глаза. Одевалась она полностью по своему вкусу, но порой пропадала на работе по нескольку дней, и юбка, которую носила все это время, мялась все сильнее с каждыми сутками. А сколько раз не удавалось поспать дольше двух часов за ночь! Какая же из нее модель? И вообще: сколько женщин комплексует из-за роста! Неужели он об этом не подумал?

В душе Каяко закипел гнев. Сегодня она восприняла привычные шутки в штыки.

«Ясное дело, что я прихорошилась! Не с кем-то все-таки встречаюсь, а с Тихару Одзи! Я твоя поклонница, между прочим, придурок!»

Пока она внутренне негодовала, Одзи спросил:

– Сколько лет?

– Тридцать пять, – ответила она без обиняков.

– На три года старше меня… Значит, когда я учился в шестом, ты была – в каком? В восьмом? В девятом? Да-а…

Каяко искренне не понимала, насколько он серьезен, поэтому понятия не имела, как реагировать. Изначально она планировала говорить с ним об «Опоре светлых сил». Что ей понравилось в том аниме, какие она выделяет сильные стороны.

Прошло несколько лет, как эта «Опора» потрясла ее жизнь, и вот Каяко выпала возможность лично познакомиться с ее создателем. Она не на шутку нервничала, у нее даже пропадал голос. Однако Одзи постоянно только угукал, как будто ему скучно, и Каяко казалось, что ее чувства втаптывают в землю. Как будто она упрямо пыталась играть с мячом, который не отскакивает от земли. Похоже, он все комплименты пропускал мимо ушей.

Каяко привыкла заражать собеседника силой страсти и, когда на нее не реагировали, чувствовала себя крайне неуютно. Одзи был готов болтать без умолку о чем угодно, кроме собственного детища. Как только речь зашла об «Опоре», он явно решил испытать Каяко на прочность. Перестал смотреть ей в глаза, будто кто-то дернул рубильник его эмоций.

Слова, в которые она вложила всю душу, отскочили как от стенки горох. Каяко казалось, что она слилась с безликой массой многочисленных фанатов и не находила слов, чтобы описать, насколько встряхнула ее в свое время работа Одзи. А ведь девушка так нежно любила, так неистово выделяла «Опору». Речь Каяко не достигла души собеседника, а в сердце заползла горечь обиды за собственную глупость. Беседа протекала мучительно. Когда аргументы закончились, Каяко прямо сказала Одзи:

– Я хочу с вами работать.

Тот никак не отреагировал и сперва просто буравил взглядом пустую столешницу. Лениво положил локти на стол и не удостоил ее ответом.

Сердце разрывалось на части. Каяко собиралась упрашивать его сколько потребуется, если вдруг он ответит отказом. Молчание продлилось – сколько? Минуту, две, даже больше. И когда Одзи наконец открыл рот, она услышала те самые слова: «Да ты просто гигант, Арисина».

Каяко показалось, что ей сделали подсечку и повалили на пол. У нее отвисла челюсть, и она уже приготовилась к отказу.

Глаза Одзи затянулись серой дымкой, и в них практически не осталось эмоций.

Задним умом Каяко понимала, что предпосылки были с самого начала.

Сжимая ноющий желудок, она проскользнула мимо проходной в «Эдж». Три года назад они озаботились безопасностью, и теперь в небольшую студию проходили по пропускам. В отдел планирования на втором этаже, где располагалось ее собственное рабочее место, приходилось идти через зал аниматоров.

Обычно здесь царила тишина.

Производство аниме требует усилий множества людей, но в основном каждый самостоятельно занимается отведенной ему задачей. Позже плоды трудов отдельных людей сливаются в готовое произведение. Да, время от времени они проводили совещания или просто обсуждали вопросы на рабочих местах, но болтовни не по делу практически не было. У каждого свой стол, за которым он и погружается в работу. Многие сидят в наушниках и как будто живут в своей собственной реальности.

Пусть обитатели первого этажа по большей части молчат, но все равно чувствовалось, что тут не безлюдно – как в доме поздней ночью. Правда, ровно такая же атмосфера царила тут и среди белого дня.

На втором этаже работали штатные сотрудники на полную ставку, но однажды в разговоре с Каяко кто-то из аниматоров горько усмехнулся: «Еще неизвестно, кто тут больше времени проводит». Смерив ее насмешливым взглядом покрасневших глаз, он пояснил, что ему до завтрашнего дня надо нарисовать еще двадцать иллюстраций.

Возвращаясь на рабочее место, Каяко проходила мимо кабинетов ключевой анимации, фазовки, пост-обработки и съемки. Вдруг одна из дверей открылась, и из-за нее вынырнул мужчина. Они чуть не столкнулись, он тут же извинился, а Каяко мысленно охнула.

Она наткнулась не на кого иного, как на Сакомидзу, художника по ключевым кадрам, обладателя скрюченной спины и лохм, которых, казалось, никогда не касалась расческа. Он глядел на нее из-за толстенных, как будто донышки молочной тары, линз старомодных – и не найдешь уже такие! – очков. Мужчина говорил, что они у него еще со средней школы, только линзы с годами вставлял все толще и толще. На тщедушном тельце болталась здоровенная футболка с принтом с персонажами студии. Она так свободно висела на плечах, что могло даже показаться, будто это не он носит футболку, а она – его. Вряд ли Сакомидзу сам ее покупал: скорее всего, досталась от кого-то из коллег.

Одновременно с Каяко он тоже понял, с кем столкнулся, и отвернулся, избегая взгляда. Сакомидзу ее показательно игнорировал и даже попытался ретироваться обратно за дверь, хотя, очевидно, выходил не просто так, а по какому-то делу.

– Все работаешь? Восхищаюсь! – предательски дрогнувшим голосом нашлась как сгладить неловкую ситуацию Каяко, но ответа не получила. Прямо у нее перед носом сердито хлопнула дверь.

Что это – раздражение или бессилие? Грудь продюсера разрывали противоречивые чувства. А в следующий миг она сообразила, что он надел старые очки, и к палитре эмоций примешалась грусть. Дыхание в горле сперло. Каяко почувствовала, как ее покидают силы.

Сколько на свете существует более удачных оправ! Насколько более тонкие можно заказать линзы!

Каяко сама посоветовала ему купить другие очки и помогала изменить стиль. Когда Сакомидзу пришел в новых очках, все в студии восхитились, как он сразу преобразился. И сам он так обрадовался и заулыбался…

Не стоит обращать внимание на такое поведение. На работе постоянно случались какие-то конфликты. Пусть себе игнорирует, раз ему так хочется. Через месяц, ну через два, ну через полгода – забудется.

С усилием выкинув из головы дурные мысли, Каяко поднялась по ступенькам. Тишиной первого этажа на втором и не пахло. Тут люди шумели и бегали в мыле. Тут и там кто-нибудь разговаривал, а где-то беседовали по телефону: «Студия “Эдж”, здравствуйте!» – «По поводу вашего вопроса…» И разумеется, кто-то постоянно ругался.

– Я вернулась, – коротко отчиталась Каяко, бросая на кресло сумку. Почувствовала на себе робкие сочувственные взгляды.

Среди коллег уже распространялись слухи об Одзи, который пропал неделю назад. Официально об инциденте знали только шеф и продюсеры, которые работали над «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт». Даже аниматорам пока не сообщали, чтобы лишний раз не беспокоить людей.

Но в их маленькой компании все варились в одном котле. Когда правда выплывет наружу – лишь вопрос времени.

– Арисина, шеф велел зайти к нему, как вернетесь, – передал производственный ассистент Кавасима, когда Каяко уже садилась за стол.

Каяко на пару с режиссером следила за произведением в целом, но за отдельные получасовые эпизоды отвечали другие люди. Производственный ассистент – как раз тот человек. Заметно напряженный, он тихо спросил:

– Ну как он, не вышел на связь?

– Нет, конечно, – отозвалась Каяко, сердитая, что он задает такие дурацкие вопросы. Прозвучало, кажется, резковато, так что она добавила: – Я бы сразу сказала и закатила вечеринку, потому что это был бы праздник!

– Точно…

– Простите… – извинилась Каяко, но Кавасима только изумленно покачал головой:

– Что вы, вы-то тут при чем?

– Спасибо…

Но пора заглянуть в дирекцию. Чувствуя затылком взгляды коллег, Каяко невольно подумала, что она тут все-таки очень даже «при чем».

Кабинет начальника назывался так только на словах, а в реальности от рабочих мест остальных сотрудников его отделяли только скромные перегородки. Каяко два раза постучалась и заглянула к нему.

– С возвращением, – сурово поприветствовал ее Это.

Ему по сто раз уже говорили, что нехорошо есть на рабочем месте, однако в ноздри Каяко опять ударил резкий запах специй. На столе лежал пакетик чипсов со вкусом бульона.

Директору студии в этом году стукнуло сорок пять лет, и он успел поработать в том числе на производстве – отвечал за создание нескольких аниме. Так же, как и Каяко, он начинал производственным ассистентом, затем вырос до продюсера, а на четвертом десятке основал «Эдж».

Говорят, что в молодости он напоминал хрупкого филологического юношу, но теперь в это было трудно поверить: с тех пор директор потолстел больше чем в два раза. Сам он утверждал, что во всем виновата стрессовая работа. Как-то раз студию поносили в Сети за какой-то средненький сериал, и тогда на одном из имиджбордов[9] создали тред, который назывался «Про борова-директора». Тогда Это недовольно ворчал, что никакой он не боров, а лицо у него так и вовсе еще вполне симпатичное.

Он сонным взглядом буравил монитор, но теперь перевел глаза на подчиненную.

– Ну как, сказала? Как отреагировали?

– Ну…

Позавчера после совещания они решили: на ближайшем собрании производственного комитета объявить, что у «Лиддела», вероятно, сменится режиссер.

Каяко до последнего боролась за то, чтобы дождаться Одзи.

Ведь до анонса проекта оставалась еще целая неделя! Одзи наверняка все понимает и скоро вернется. И потом, если он все же вернется после официального объявления о том, что он исчез, то за ним закрепится репутация ненадежного контрагента. А это может уничтожить его перед спонсорами и клиентами. Возможно, ему больше никогда не доверят никакую работу.

Однако аргументы не сработали. Ей возразили, что если тянуть с такими новостями до последнего, то вопросы появятся уже к самой «Эдж». Каяко понимала. Но как рассказать правду людям, которые собрались под воображаемым флагом имени Одзи и упорно трудятся именно ради него?

Наступил ноябрь. До весенней трансляции оставалось каких-то пять месяцев.

Да, сериал должен стартовать только весной, однако исчезновение режиссера накануне трансляции – это катастрофа вселенского масштаба.

Видимо, Это прекрасно понял, что означала заминка Каяко, поэтому громко вздохнул и запустил руку в пачку с чипсами. Зашуршал.

– Арисина, ты, может быть, почему-то решила, что я ангел во плоти?

– Нет, – ответила Каяко, и ее, без всякого преувеличения, пробрала крупная дрожь.

Она никогда даже мысли такой не допускала. В их суровой индустрии небольшие компании вроде «Эдж» так долго оставались на плаву только благодаря стальной хватке директора, и Каяко уяснила это в тот же день, как пришла сюда работать. И она очень боялась навлечь на себя его гнев.

Режиссера и продюсера связывают, пожалуй, даже более тесные отношения, чем актера и его менеджера.

Часто без режиссера работа совсем не двигается, поэтому Каяко контролировала не только рабочую жизнь Одзи, но отчасти и личную. Точно знала, когда он явится на студию, во сколько уйдет, сколько часов поспит, а на следующий день к моменту его пробуждения приезжала за ним. Случалось им даже вместе ждать перед квартирой, слушая работу стиральной машинки, потому что Одзи просил еще часик, пока не достирается белье (когда Каяко предложила ему закончить со стиркой вместо него, возмутился, что он уже взрослый мальчик и справится без нее).

Каяко должна быть в курсе всех его проблем и готова выслушать его в любое время дня и ночи, и порой они по четыре-пять часов разговаривали по телефону, даже если Одзи звонил уже за полночь. Как про него и говорили в Сети, Одзи был гением, Маленьким Принцем – и капризничал согласно титулу. Он круглые сутки ломал голову над воплощением творческой задумки и подстраиваться под удобство окружающих не собирался. Аниме-режиссеры, которые заведуют работой гигантских команд и ворочают очень сложные проекты, более или менее все с приветом, но Одзи переплюнул всех, с кем доводилось работать Каяко.

И все же она искренне наслаждалась. Чувствовала, что он горит идеей снять по-настоящему отличное аниме. Ради такой цели Каяко пошла бы на любые жертвы.

Контролировать все стороны жизни Одзи входило в ее служебные обязанности, и долг продюсера – проследить, чтобы режиссер в добром здравии добрался до студии.

Неделю назад она, как обычно, приехала к его дому и позвонила в домофон, а Одзи взял и не вышел. «Странно», – подумала Каяко, но в тот момент она решила, что «спит, наверное, еще, придурок!». Позвонила на домашний телефон, на мобильный, поднялась к нему на этаж и долго стучалась в дверь, в том числе и ногами… Но он так и не отозвался.

Тут в ее сердце проклюнулось недоброе предчувствие.

Она по очереди проверила все места, куда он мог уйти, и обзвонила всех, к кому он мог наведаться. В первую очередь, конечно же, спросила в семье, и там ей мать беззаботно ответила: «Ох, простите моего непутевого. Он у меня с самого детства дуется, когда что-то идет вразрез с его желанием». После этого Каяко убедила женщину позвонить в управляющую службу дома и договориться, чтобы отперли замок.

В квартире Одзи не оказалось. Вместе с ним пропали кошелек и мобильный телефон. По всей комнате валялись рабочие материалы, но он не оставил никакой записки.

Аппарат абонента, в свою очередь, оказался выключен или находился вне зоны действия сети. Может, сам Одзи и выключил. Так или иначе, он оборвал все контакты без всякого предупреждения.

Любой бы решил, что он сбежал.

Вот и Каяко, оглядывая в прострации опустевшую комнату, не знала, как ей все это понимать. Еще вчера он страдал, что никак не придумывается сюжет дальше четвертой серии.

Очень часто для производства аниме-сериалов назначают главных сценаристов, которые следят за общим течением истории и курируют создание сценариев на каждый конкретный эпизод. Чем опытнее главный сценарист, тем, разумеется, более цельным и качественным получится итоговое аниме.

Однако в случае «Лиддела» общим сценарием также заведовал режиссер, то есть Одзи. Сценаристы каждого эпизода работали по его расплывчатым подсказкам, знали лишь примерное направление истории, хоть и беседовали с ним по многу часов.

За время работы над проектом Одзи успел уволить уже троих сценаристов и в конце концов заявил, что напишет все сам. Каяко еще тогда подумала, что это он от отчаяния.

Среди обывателей считается, что достаточно на момент выхода эпизода в эфир продумать наперед только следующие три. Однако на практике такой маленький запас мгновенно испаряется, а студии приходится напрягать все силы, чтобы успевать с производством в срок. А поскольку надрыв на студии заметен сразу, необходимо начинать проект как можно раньше и заранее согласовывать команду, которая будет над ним трудиться. Большая часть аниме-сериалов состоит из двенадцати эпизодов и транслируется в течение трех месяцев. Аниматоры делятся на команды, каждая из которых отвечает за свои, чередующиеся в определенном порядке серии.

К счастью, сценарий и раскадровки для первых трех эпизодов, по которым уже отрисовывали действие и фоны, Одзи приготовил. Однако на этом материалы заканчивались. Наработки уволенных сценаристов он отверг, и проект вернулся к состоянию чистого листа. Без одобрения режиссера историю с мертвой точки сдвигать нельзя, даже просто убрать из названия пометку о том, что название – временное!

Режиссер следит за развитием проекта, а Каяко не справилась с обязанностями и не уследила за режиссером.

Когда она, бледнее мела, рассказала Это, что произошло, тот даже не разозлился. Спокойно принял к сведению. Каяко предпочла бы, чтобы на нее наорали, но директор ни словом ее не попрекнул. Только бросил строго: «Ждем пять дней».

Конечно, умом она понимала, какой это широкий жест – простить пятидневный прогул в самой что ни на есть горячей стадии работы. Но оговоренный срок прошел, и позавчера на собрании директор велел сменить режиссера. Убрать Тихару Одзи из проекта.

– Ты вроде собиралась сама им все объяснить. Вместо тебя мог съездить и я, и любой другой человек.

– Конечно.

Под взглядом начальника ей всякий раз хотелось раствориться в воздухе.

Однако это ведь ей доверили вникать во все нужды Одзи. Поэтому Каяко считала своим долгом лично объяснить сложившееся положение всем заинтересованным сторонам. И если уж совсем честно, она бы предпочла сама сообщить режиссеру об увольнении, чем спихнуть неприятные переговоры на кого-то еще.

И если именно Каяко не уследила за Одзи, то не стоит забывать и о том, что предложила его на место режиссера тоже она. Каяко непременно хотела поработать с ним плечом к плечу хоть над каким-нибудь проектом. А когда еще делать шаг, если не сейчас, когда он уволился со студии-конкурента и пустился на вольные хлеба? Что бы там ни говорили, она хотела создать вместе с ним что-то по-настоящему прекрасное.

Если все-таки менять режиссера, то идти обивать порог другой звезды уже поздновато. Самый реалистичный вариант – посадить на его место кого-то из помощников. На презентации, до которой оставались считаные дни, пришлось бы отказаться от козырной карты «первого аниме Одзи за девять лет», поэтому можно не надеяться на повышенный интерес публики. Да и журналисты, которых завлекли на пресс-конференцию обещанием громкой сенсации, наверняка разочаруются.

Итак, вот уже два дня Каяко собиралась начать обзванивать «Блу-той» и другие компании, материально заинтересованные в проекте, но каждый раз оправдывалась перед собой и окружающими, что такие новости лучше сообщать лично. Наконец сегодня она собралась с духом и поехала в «Блу-той»… только чтобы вернуться ни с чем.

Директор еще раз громко и протяжно вздохнул, прозрачно намекая на свое недовольство.

– Ты же не думаешь, что я считаю Одзи личным врагом? На самом деле мне вообще до него дела нет. Режиссера необходимо сменить, чтобы спасти наше аниме. Ты понимаешь?

– Конечно…

– Творческие люди больно любят брать произведение в заложники. Они считают, будто без них тут все развалится, поэтому, как только им что-то не по нраву, тут же грозятся уйти… А Одзи вообще сбежал, никому ни слова не сказав. Так что, как ни прискорбно, нам придется брать дело в свои руки. И так уже качество продукта пострадает.

Тут, разумеется, Каяко было нечего возразить. Пока что сроки не критичные, однако без режиссера в студии падает моральный дух. И рано или поздно все поймут, что он растворился неизвестно где.

– Ты серьезно считаешь, что он вернется к следующей неделе?

– Да.

Каяко так часто повторяла, как твердо в него верит, что уже и сама себя не понимала. Только знала: если еще и она разуверится в Одзи, то все пропало. Директор покачал головой:

– Допустим. Предположим, вернется, но дальше-то что? Вспомни того же Тиёду. Одзи сам сказал, что Тиёде точно сможет поручить сценарий. Что в третий раз все точно получится, насилу договорились. И что же в итоге?

– Ничего…

Начальник бил по самому больному.

– То он отказался от партнерского опенинга, то он недоволен составом актеров озвучивания – сплошные капризы и палки в колеса. С ним очень сложно работать. Исчезновение – это вишенка на торте, но мое терпение и так уже подходило к концу. Понимаю, как ты горела идеей привлечь его к проекту, но Тихару Одзи полностью оправдал все слухи, которые о нем ходили.

– Я… я съезжу еще раз в «Блу-той». Только, пожалуйста, дайте мне немного времени. Я его обязательно найду. Позвольте идти… – Каяко согнулась в поклоне.

– Я-то подождать могу, не жалко, но ты занимайся своим делом, – отчеканил директор. – Нам нужен другой режиссер.

Она не нашлась что ему ответить и молча вышла из кабинета, кусая губы.

Коки Тиёда, которого Одзи потребовал в качестве сценариста, писал ранобэ[10]. Режиссер уверял, что с давних пор зачитывался ими.

– Я его уважаю, поэтому не стану с ним спорить, – обещал Одзи, и Каяко решила: попытка не пытка.

Тиёда не спешил соглашаться, потому что сценариев никогда в жизни не писал, однако его удалось уговорить «хотя бы в качестве эксперимента», и он прописал третью серию. К счастью, он тоже в свое время смотрел «Опору» и также в нее влюбился. Видел и другие аниме, к которым Одзи потом прикладывал руку. Казалось, их союз благословили сами небеса, и все же…

Каяко до сих пор содрогалась от неловкости всякий раз, как слышала название издательства, с которым работал Тиёда, – «Ёёся». И покрывалась холодным потом, вспоминая, сколько было желчи при окончании их деловых отношений в речи Куроки, редактора, закрепленного за автором.

Коки Тиёда написал совершенно замечательный третий эпизод. Он был даже лучше, чем от него ожидал Одзи. Диалоги героев вышли такие бойкие и живые, что мир произведения прекрасно считывался даже без картинки. Оживали локации, а противостояние Дзюри и ее главной соперницы Киёры заиграло новыми красками.

«Есть!» – подумала тогда Каяко. Успех «Лиддела» был обеспечен. Мало того что сама по себе вещь получится отменная, так еще сочетание имен Одзи и Тиёды никого бы не оставило равнодушным.

Однако одна-единственная реплика Одзи мгновенно выморозила все ее светлые надежды.

– М-м-м, что-то не то, – пробормотал он. – Значит, даже с Тиёдой не получилось… Он слишком писатель, мы не сработаемся.

В душе Каяко что-то переломилось.

– Жить надоело? – спросила она. В первый раз – тихо. А во второй она уже кричала: – Жить надоело, а? Может, без тебя всем проще будет?!

– Гм-м-м, – задумался Одзи. – Но ведь правда не сработаемся. Тиёда – прекрасный писатель, тут спорить невозможно. К его сценарию даже изображение никакое не нужно. Более того, оно будет только мешать… Ну и все, и ничего не попишешь. Раз даже Тиёда не справился, больше обращаться не к кому. Буду писать сам.

Тиёда при этом разговоре не присутствовал, но перед его редактором Куроки Каяко чуть не провалилась под землю от стыда. Наконец тот спокойно уточнил:

– И вот на это вы потратили драгоценное время нашего самого золотоносного автора?

Каяко, а вслед за ней и все остальные коллеги, принесли самые искренние извинения. Потом Одзи попытались уговорить, чтобы согласился работать с Тиёдой и очень постарался, чтобы его собственная работа не поблекла на фоне столь блестящего сценария. А тот не моргнув глазом ответил: «Не-а».

Каяко не сдавалась и попыталась уломать его хотя бы использовать готовый сценарий третьего эпизода, потому что уж очень он хорош. Все-таки не каждый день удается выцепить такого популярного автора.

Здесь не нашелся что возразить даже Одзи.

Однако, по мнению издательства, такой исход выглядел чересчур наглым и самонадеянным. В глазах Куроки за очками не читалось ни малейшего сочувствия. Он сдержанно прокомментировал: «Как вы хорошо устроились» – и наотрез отказался передавать права на сценарий.

Каяко тогда показалось, что она сидит на стуле из гвоздей.

Пока переговоры велись только третьими сторонами, разговор успел зайти даже о том, чтобы из-под пера Тиёды вышла новеллизация их проекта. Однако после того инцидента речи ни о чем подобном больше не шло.

Как и обещал, Одзи засел за новый сценарий третьей серии, но проблемы наваливались снежным комом, и процесс встал, а без сценария не начнешь и раскадровки, то есть скелет будущего эпизода, в котором зафиксированы основные движения персонажей, фоны и реплики. Именно по ним работают аниматоры.

В довершение всех бед Одзи еще и не рисовал. Раскадровки он черкал в стиле «палка-палка-огуречик», и большую часть пространства кадра заполняли текстовые разъяснения. Во что-то удобоваримое эти «шедевры» превращали художники, и только после длительных совещаний.

Когда на студии начали подозревать, что дело плохо, с ними вдруг снова связался Куроки. Говорил он с такой неприязнью, что Каяко легко догадалась: сам бы он просто отозвал все права, но, когда ради соблюдения приличий спросил мнения автора, тот с радостью согласился, чтобы его труд использовали. На студии чуть не расплакались от благодарности.

– Раз Коки не против, то мы не имеем права ему препятствовать. Но просим, чтобы в дальнейшем таких историй больше не повторялось. К тому же мы не хотим включать в профиль его бренда ваше аниме. Поэтому вы не имеете права использовать его имя.

Напоследок он процедил сквозь зубы:

– Передайте Одзи пожелания всяких благ. – И повесил трубку.

Вот на каких условиях им передали сценарий: не писать имя Тиёды в титрах и не использовать в рекламной кампании.

«Телемон-центр Токио» – самая крупная звукозаписывающая студия города – находилась в Ёцуе, и располагала семью комнатами разной величины для записи, и за редчайшим исключением хотя бы одна стояла пустой, но готовой к работе. Студия была последним прибежищем для всех, кому требовалось помещение для внезапной работы, и там же часто пересекались коллеги по цеху из разных компаний. Аниме-индустрия – тесный мир: везде натыкаешься на знакомых.

На входе стояла доска, в которую маркерами вписывали всех, кто сегодня записывается, – еще три студии, помимо «Эдж». Напротив комнаты «А» – побольше той, что забронировали они, – стояла «Токэй», и Каяко мысленно скривилась. Она понятия не имела, что у них сейчас в работе, но почему-то под ложечкой засосало от недоброго предчувствия. Вспомнились лица знакомых, с которыми видеться точно не хотелось.

Каяко взмолилась, чтобы она ни с кем из них не пересеклась, опустила голову и прошмыгнула к помещению, выделенному под их проект.

Сегодня проходила уже третья сессия аудиозаписи для «Лиддела». Продюсер достала из сумки прикупленные специально по такому случаю мелкие баумкухены[11] и открыла дверь.

– Добрый вечер!

– Добрый! – Звукорежиссер Годзё уже был на месте и попивал кофе из бумажного стаканчика. Как всегда, почесал седеющий затылок и взглянул на пришедшую, сузив от улыбки и без того узкие глазки. Студия была готова к записи, ждали только актеров. Каяко обрадовалась, что их еще нет, и облегченно выдохнула.

– Надеюсь, сег