Оглавление

— Сколько нам всего теперь раскроется, какие тайны мироздания!

«И что?» — хотел спросить Шилов, но промолчал.

Владимир Данихнов. «Чужое»

1. Внештатная ситуация

Внизу над водной поверхностью медленно, словно огромные белые рыбы в исполинском аквариуме, проплывали перистые облака. Между плавниками белых рыб то там, то здесь виднелись пестрые кляксы городов. В глянцевом синем зеркале Тихого океана отражалось солнце, отбрасывая гигантский солнечный зайчик в бескрайние просторы космоса.

По принятому здесь времени была ночь. Как время суток, а не как характеристика освещения. На МКС естественное освещение всегда менялось соответственно вращению станции вокруг Земли. Вот сейчас, с правого бока нестерпимо ярко светило солнце. Скоро оно скроется за огромным полукруглым ребром планеты. Вернее, это МКС уплывет за поворот. С той стороны будет темно, там будет видно много огней, тлеющих в земной ночи — маяки разумной жизни. Потом станция завершит очередной виток, и снова покажется Солнце. И опять — на темную сторону.

Интересно. Тому, кто этого никогда не видел. А когда сморишь на это вот уже четвертый месяц… Нет, и все равно, космос — это очень красиво!

Сейчас по времени МКС ночь, и было положено спать. Но Алексею Мануйлову не спалось. Сегодня никаких особенных нагрузок не было, и он не устал. Двое его товарищей мирно посапывали, паря над своими койками в соседнем отсеке, похожие на пассажиров поезда, которым достались билеты на вторые полки. А Алексей висел около иллюминатора и смотрел на Землю. На дом. Скоро он туда вернется. Уже скоро.

Справа торчал похожий на бочонок «Союз». Тот, который заберет Алексея домой. За ним, за размытой полукруглой голубой линией атмосферы, разделявшей обитаемый теплый мир его родной планеты и холодный, кажущийся таким пустым космос, медленно исчезало светило, со всех сторон виднелись блестящие поверхности солнечных батарей, обеспечивающих станцию электричеством. За последние годы МКС разрослась настолько, что не было практически ни одного иллюминатора, в котором бы не маячил соседний модуль или его детали. Полная урбанизация. И здесь, в космосе, невозможно увидеть чистый, не замаранный техногенным мусором горизонт.

Вон, в светлой зоне что-то серебристое летит. Тоже спутник какой-то. Куда ни глянь — везде натыкаешься на следы человека. Да, пожалуй, в окрестностях околоземной орбиты не осталось мест, где, так сказать, не ступала нога человека. И что это там такое висит? Вон, как переливается. Видимо, солнечными батареями сверкает.

Алексей мягко оттолкнулся от стены и плавно перелетел к соседнему иллюминатору, на другую стену. Так, чтобы было лучше видно висящий в черном пространстве сверкающий спутник. Две трети обзора в этом иллюминаторе занимала туша покрытого зеленоватой термоизолирующей тканью «Союза». Орбитальный корабль был пристыкован к соседнему модулю, располагавшемуся внизу относительно нынешнего положения Алексея. А прямо, далекой искрой на фоне безжизненной черноты космоса, висел давешний спутник. Словно светящийся планктон в черноте ночного океана. Скоро он выйдет из освещенной солнцем зоны, и его перестанет быть видно. Слишком маленький для такого расстояния. В космосе все слишком маленькое в сравнении с бесконечностью Вселенной. И звезды, эти гигантские — по человеческим представлениям — шары раскаленного газа, видны лишь потому, что очень яркие. В космосе видно только то, что светится. Или то, что генерирует электромагнитное излучение, если смотреть через радиотелескоп.

Спутник все еще не исчез. Яркость его стала меньше, но видно его было также хорошо. Это было странно, но Алексей не придавал этому значения. Спохватился он только тогда, когда понял, что видит не абстрактную светящуюся точку спутника, а какой-то серебристый предмет, имеющий вполне понятную форму, который несется на них из безжизненного космического пространства. Откуда это могло здесь взяться?

И это серебристое тело ромбовидной формы, медленно вращаясь, летело на МКС. Маневрировать такой махиной, какую на сегодня представляла станция было затруднительно и в штатном режиме. А в экстренном, когда требовалось в считанные секунды убрать ветвистую тушу капсулы, сохраняющей в безжизненном вакууме пригодную для жизни людей среду, из-под удара несущегося на нее неопознанного объекта, было просто невозможно. Алексей сразу понял, что не стоит даже пытаться.

В этот момент в люке, ведущем в отсек, где спали космонавты, появился Владимир Крикунов, оттолкнулся и медленно поплыл к Алексею.

— Ты чего не спишь? — зевнув, спросил он. Увидев испуг в глазах товарища, он оттолкнулся от стены, ускорив свое движение к иллюминатору. — Что там?

Алексей молча ткнул рукой в толстое стекло. Там, за многослойной, кажущейся такой прочной, защитой прозрачного кварца, медленно, но неотвратимо приближался серебристый объект, неспешно вращаясь вокруг своей оси. Он уже приблизился настолько, что, несмотря на отсутствие солнечного света с этой стороны планеты, его было отлично видно в слабом свете звезд. Размеры пришельца были небольшими, не больше метра в поперечнике, и оставалась единственная надежда, что серебристый ромб пролетит сквозь ветвистую структуру МКС, не задев жизненно важных частей.

— Твою мать! — выкрикнул Владимир и рванулся куда-то в сторону. Алексей не сразу сообразил, что он направился к скафандрам. Глупо, конечно, одеть все равно не успеет.

— Майкл, подъем! — крикнул он третьему члену экипажа в отверстие люка.

Алексей заворожено смотрел, как в полной тишине прямо на него с той стороны иллюминатора, грациозно вращаясь, летел, кажущийся теперь в полумраке темно-серым, ромб. Вернее, тишина была там, в космическом пространстве, а внутри станции царила суматоха. Краем глаза Алексей видел, как Вова пытается выдрать из гнезда крепления скафандр, что-то при этом крича, как бросает начавший поддаваться космический костюм, который вялой тушкой свешивается из зажима, и на секунду замирает, так и не решив, что ему делать дальше. Все это происходило будто где-то в другом мире. Здесь осталось только темное пятно ночной Земли, разукрашенной россыпью переливающихся электричеством городов, и неотвратимо надвигающийся на Алексея темно-серый ромб.

Последнее, что Алексей запомнил до столкновения, был удивленный возглас Майкла, донесшийся из спального отсека: «What’s up?». Потом безмолвный полет астероида — или чем там еще мог быть этот ромб — завершился громоподобным ударом в обшивку станции, Алексея бросило лбом на иллюминатор, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Когда он снова вернулся в этот мир, первое, что он увидел, были маленькие красные шарики, плавающие перед его лицом. Спустя пару секунд он понял, что это кровь из его разбитого носа. За иллюминатором темная поверхность планеты ненавязчиво, но совершенно отчетливо уползала вверх — станцию начало крутить. Вова все также орал благим матом, тщетно пытаясь перекричать воющую со всех сторон сирену, возвещающую о разгерметизации модуля. Алексей заметил, что пытается вдохнуть глубже, но больше не позволяла грудная клетка. Не хватало воздуха — поддерживающий жизнь на станции газ стремительно улетучивался в пространство.

Владимир безбожно матерился, ковыряя что-то возле люка. Алексей не сразу понял, что он ножом пилит кабели и шланги, идущие в соседний модуль и мешающие крышке стать на место. Заметив, что товарищ пришел в себя, Владимир сказал:

— Давай, помогай. Сил уже нет пилить эту дрянь.

Алексей оттолкнулся от стены и поплыл к люку. Попробовал подергать за надрезанные Вовой шланги, но от удара головой и недостатка кислорода сил совсем не было. Снова начало темнеть в глазах. Владимир отчаянно молотил маленьким ножом, будто мачете, по оставшимся проводам, и что-то кричал. Алексей попытался прислушаться. Оказалось, он требовал закрыть крышку люка. Двигаться совсем не хотелось. Хотелось спать. Свернуться калачиком, закрыть глаза и заснуть. И зачем закрывать этот люк? С роду его не закрывали.

Но пинки и призывы товарища сделали свое дело — Алексей понял, что, упершись ногами в стену, всем телом давит на крышку, вслед за ней медленно опускаясь к отверстию люка.

— Что у вас происходит? — донеслось из динамика связи с ЦУПом. Интересно, почему они только теперь спохватились, подумал Алексей. А может, их раньше просто не было слышно за всем этим гвалтом. А может, прошло не больше минуты. А может… о третьей вероятной причине он не успел подумать — крышка плотно стала в положенный ей паз, резко остановив свое движение, а Алексей по инерции влетел головой в твердый металл и снова потерял сознание.

Очнулся он от боли в боку — оказалось, его отбросило на противоположную стену, где он и повис, сильно припечатавшись ребрами в какую-то торчащую из стены железку. Наверное, какой-нибудь зажим для проводов, который теперь ничего не зажимал. Было тихо. Совершенно. Нет, прислушавшись, он все-таки уловил какие-то звуки — это сопел Вовка. ЦУП больше ничего не спрашивал. Сирена не орала. Воздух не шипел, вылетая в пробитую астероидом щель.

Алексей осмотрелся — в небольшом пространстве модуля плавало с десяток каких-то лохмотьев — он догадался, что это результат перепиливания проводов и шлангов, — оторвавшаяся при ударе плохо закрепленная мелочь и два скафандра. То ли они сами оторвались, то ли Владимир все-таки успел выдрать их из креплений. Сам Вова, выворачивая шею, пытался что-то рассмотреть в иллюминаторе.

— Что там? — спросил Алексей.

— Слава богу, очнулся! — сказал Владимир. — Не знаю. Не видно ничего. Вижу только, что мы вращаемся по сложной траектории — видимо на вектор удара накладывается тяга улетучивающегося воздуха.

— Где Майк? — Алексей только теперь понял, что так и не видел третьего члена экипажа, американца.

— Там остался, — Крикунов махнул рукой в сторону люка. — Его, похоже, сразу приложило. Еще при ударе. Вряд ли разгерметизация играла для него какую-то роль.

— Че-е-ерт!

— Как выбираться будем?

— Что говорит ЦУП?

— Ничего не говорит. Связи нет. То ли антенну свернуло, то ли с проводкой совсем беда. С «Союзом» тоже никакой связи.

— Ты думаешь…? — не хотелось верить, что единственного средства, которое могло доставить их обратно на Землю, могло уже не существовать — ведь удар пришелся куда-то недалеко от стыковочного узла. Пока на Байконуре подготовят к старту новый транспорт, пройдет, по меньшей мере, неделя. На столько оставшегося воздуха космонавтам не хватит. Да, и если бы хватило — все равно, трудно представить, как корабль может пристыковаться к вращающейся одновременно в двух плоскостях станции.

— Не знаю, — сказал Владимир. — Может просто с электрикой проблема. В любом случае, надо выбираться отсюда и смотреть. Регенератора в соседней лаборатории хватит на двенадцать часов. Точнее, уже меньше. Больше никакого резерва нет. Вся остальная станция, похоже, мертвая.

Из иллюминатора снова ударили лучи солнца — станция выходила на освещенную сторону планеты. Оба космонавта ринулись к стеклу. Темно-зеленый цилиндр космического корабля был на месте. Явных повреждений видно не было. Люди облегченно вздохнули.

— Тут делать нечего, — заключил Владимир. — Давай, потребляем комплект питания — неизвестно, сколько нам придется провозиться, пока на борт «Союза» попадем. И надо двигать отсюда. Пока аварийное энергообеспечение модуля не накрылось.

— Но, что это было? Надо же посмотреть, — возразил Алексей. Вообще, после удара головой он соображал не очень.

— Это и без нас посмотрят, — отрезал Крикунов. — Тебе потом расскажут. Не переживай. Если, конечно, станция раньше не завалится.

Алексей молча кивнул и взял из рук товарища пластиковую коробку с рационом. Не чувствуя вкуса, молча сжевали еду. Есть не хотелось, но организм не возражал, принимал все, что в него запихивали. Удивительно, что его не тошнило — вряд ли удалось избежать сотрясения мозга.

Со скафандрами провозились около часа. В маленьких индивидуальных космических кораблях, которыми являлись современные скафандры, к счастью, все исправно работало.

— Пошли, — сказал Владимир и, предварительно стравив воздух из модуля через клапан, открыл крышку люка, которую они с таким трудом задраили парой часов ранее. Ту самую крышку, что спасла им жизни.

Как только между крышкой и кромкой люка образовалась щель, остатки воздуха, не удерживаемые больше ничем, рванулись в холодный космический вакуум, стремясь заполнить его своим объемом. Весь мелкий мусор, что в обилии летал в отсеке, устремился туда же, увлекаемый потоком газа. Когда крышка поднялась настолько, что в узкую горловину люка могли протиснуться люди, в модуле, сохранившем жизни двух человек, воздуха совсем не осталось. Теперь дороги назад не было.

Впереди царил полумрак, нарушаемый только лучами солнца, проникающими через полуприкрытый пластиковой шторой иллюминатор. Электрическое освещение не работало. Лишь кое-где моргали индикаторы аварийного состояния разных систем жизнеобеспечения станции. Алексей поискал глазами Майкла. Его нигде не было видно. Вот слева вспучившаяся вулканом обшивка борта — сюда пришелся удар астероида. Вот здесь обшивка лопнула, обнажив хитросплетения проводов, обычно скрытых в толще борта станции. Вот что-то розовое. Это…

Алексея замутило, в глазах снова начало темнеть. Удар не прошел даром, не известно еще, как мозг перенесет перегрузки посадки. Если им вообще суждено совершить посадку. Он еще раз посмотрел на то, что вызвало головокружение. Нет, он не ошибся — из трещины в переборке торчала рука Майка. Видимо, в момент разгерметизации, астронавта засосало в небольшое отверстие. Алексей боялся даже предположить, как теперь выглядела та часть тела Майкла, которая находилась снаружи станции. Ведь его как будто пропустило через мясорубку. Не исключено, что не заткни их товарищ своим телом пробоину, они не успели бы загерметизировать модуль, в котором находились в момент столкновения. Возможно, своей смертью он спас их жизни.

Стыковочный узел был дальше. Между модулем, в который врезался астероид, и двумя следующими, расходящимися в разные стороны перпендикулярно этой части станции. Вроде бы, никаких видимых повреждений там не было. Владимир, разгребая разнообразный скарб и осколки, в обилии летающий по поврежденному модулю, пробирался к стыковочному узлу. Алексей следовал за ним. Скафандры сковывали движения, но без них здесь выжить было невозможно.

Прямо перед ними задраенный люк. Дальше — спасительное пространство орбитального корабля «Союз». Только бы не заклинило запоры. Тогда шансов выжить больше не осталось.

Владимир налег на рычаги. Алексей с замиранием сердца следил за действиями товарища. Металлические рейки вздрогнули, еще раз и плавно вышли из пазов. Круглая крышка плавно скользнула вперед, открыв доступ в тесное помещение орбитального модуля. Шансы на спасение росли.

Они без труда вернули крышку на место, оказавшись внутри «Союза». Теперь оставалось оживить корабль, перевести его в рабочее состояние. На пульте лениво бегали огоньки, запускались системы, одна за другой, проходили тестирование. Пока сбоев не было. Все работало отлично. Как по нотам. Последние проверки. Все. Теперь «Союз» готов к самостоятельному полету. Осталось только отстыковать его. Вручную. В автоматическом режиме стыковочный узел отпускать не хотел.

Крикунов произвел манипуляции, необходимые для активации ручного режима, и дернул рычаг, запускающий системы принудительной отстыковки. С глухим грохотом сработали пиропатроны, и корабль медленно начал удаляться от станции.

Алексей еще раз потыкал кнопку передатчика. Связи по-прежнему не было. Хотя оборудование вроде бы функционировало нормально. Странно.

«Союз» медленно уплывал прочь от мертвой станции. Пока он сохранял тот же вектор вращения, что и МКС (его еще предстояло погасить, чтобы начать торможение), поэтому казалось, что станция висит прямо перед ними недвижимо, а Земля медленно уплывает внизу косо влево.

Корабль отходил все дальше и дальше, и скоро стали видны последствия столкновения с космическим телом. В промятой и вскрывшейся рваной раной обшивке поврежденного модуля, словно заноза, торчал серебристый ромб, примерно метр на восемьдесят сантиметров. То, что космонавты приняли за астероид, поблескивало гладкой поверхностью и имело совершенно правильные геометрические формы. Даже при беглом взгляде на эту структуру не оставалось никаких сомнений в ее искусственном происхождении.

В наушниках захрипело, и в эфир ворвался вопль кого-то из ЦУПа:

— …оизошло?

— ЦУП, — ответил Владимир, — есть связь. Слышу вас. Аварийная ситуация. Мы в «Союзе» в свободном полете. Необходима корректировка курса.

— Вижу вас, — восторженно отозвались из ЦУПа. — Начинаем расчет курса. Что там у вас?

— Аварийная ситуация, — тихо повторил Крикунов. Он ужасно устал за последние несколько часов. Устал, как никогда.

— Код ноль, — так же тихо произнес он и переключил связь на кодированный канал, о котором знал только он, командир экипажа.

2. Ночной звонок

Телефон свиристел на все лады, настаивая, чтобы на звонок все же ответили. Самвел Ашотович проснулся сразу, на первых нотах назойливой мелодии — «трубка поддерживает полифонию», — но подниматься не спешил. Никуда эти все их происшествия не денутся. Ну, в конце концов, он старый больной человек. Ну, может просто не слышать. Чего трезвонить без остановки.

Звонок не утихал. Даже ни разу не прервался.

— Почему ты не ответишь? — сонно спросила Анаит, его жена. Его боевая подруга. Скоро сорок пять лет, как они вместе.

Самвел Ашотович крякнул и стал нехотя подниматься. Поежился, когда босые ноги коснулись прохладного паркета. Опять плохо топят. И зима не морозная, а пол все равно холодный. Не будет в этой стране порядка. Никогда не будет.

Самвел Ашотович Шахбазян всю свою сознательную жизнь пытался найти не найденное, объяснить необъяснимое и вообще — все время лез туда, куда нормальные люди лезть не пытались. Или побаивались. I want to believe, так сказать. Сначала его все принимали за дурачка, этакого местного сумасшедшего. Потом его увлечениями заинтересовались органы. С тех пор он так и служил начальником Отдела прикладной науки КГБ, а теперь уже ФСБ России. Того подразделения госбезопасности, что на самом деле занималось аномальными явлениями и прочими инопланетянами.

Самвел Ашотович был коренаст, широк в плечах, изрядно волосат, как и положено нормальному кавказцу, и невысок ростом. Несмотря на то, что родился и вырос он в Москве, а в Армении бывал только два раза — один по делу, другой, еще в детстве, с родителями в гостях у родственников, — от акцента, благополучно приобретенному от родителей, коренных армянских армян, избавиться ему так и не удалось. Да, давно уже и не хотелось. Все подозрительные взгляды столичных ментов быстро угасали под красноватым отсветом его служебного удостоверения.

Телефон, подпрыгивающий от виброзвонка на полированной поверхности тумбочки, продолжал хрипло напевать что-то армянское.

— И почему им не оставить старика в покое? — посетовал он и приподнялся, скрипнув спиной, чтобы взять вопящую трубку мобильника. Надавил кнопку ответа и поднес телефон к уху. — Шахбазян!

Оттуда, из телефона доносился тихий писк — кто-то без остановки тараторил что-то Самвелу Ашотовичу в ухо. Он только кивал иногда и мрачным голосом говорил: «Угу». Спустя пару минут, на том конце, вероятно, иссяк запас слов, и на какое-то время воцарилась тишина. Слышно было только сопение немолодого специалиста по аномальным явлениям.

— Ну, хорошо, — хрипло сказал Самвел Ашотович после паузы, — я приеду. Только отчего такая спешка?

В трубке опять запищало. Шахбазян недовольно поморщился.

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно сказал он и дал отбой.

— Что там у них случилось? — подала голос Анаит.

— В стране все спокойно. Это в космосе у них там метеориты летают неучтенные.

— А почему должен ехать ты?

Самвел Ашотович покряхтел, пожал волосатыми плечами.

— Без меня они не знают, можно ли про метеорит американцам рассказывать, — его плечи снова дернулись, выражая недоумение. — По-моему, американцам вообще ничего нельзя рассказывать. Они из всего фильмы-шмильмы-передача сделают. По Бибисям покажут.

Покажут ерунду, подумал Шахбазян, а то, что надо — все засекретят и внедрят. Так что за задницу брать их всех надо раньше.

— А до утра метеорит подождать не мог? — фыркнула Анаит.

— До утра американцы подождать не могут, — объяснил Самвел Ашотович и, открыв старинный скрипучий шкаф, пошатываясь, стал натягивать на себя рубашку и костюм. Галстук, чтобы не тратить время, он засунул в карман — по дороге успеет завязать.

Снова зазвонил телефон. Это был Юра, водитель. Машина была готова и ждала под подъездом.

— Не забудь свои таблетки! — крикнула вслед жена, но он лишь отмахнулся и захлопнул дверь.

На улице было гадко. Моросил мелкий дождь, от него не было спасения ни под зонтом, ни под нейлоном современных курток, которые Самвел Ашотович не носил. Водяная пыль оседала на асфальт, смешивалась с пылью обычной, дорожной, и превращала город в непролазное болото. В общем, погода совсем не вызывала оптимизма.

Машина стояла рядом с подъездом, в размытом брызгами дождя пятне света ближайшего фонаря. Волга. Черная. Самвел Ашотович не любил новомодных выкрутасов с автомобилям и предпочитал перемещаться на старой доброй черной Волге. По советской традиции — на переднем сидении.

— Поехали, — коротко сказал он Юре, захлопнув дверь. Машина тронулась, мягко вырулив на широкий проспект, пустой в этот поздний (или уже ранний?) час.

Они ехали через всю Москву — на северо-восток. Сейчас сделать это было несложно. Сейчас ночь — пробки начнутся еще часа через три-четыре. Тогда, чтобы добраться до места потребуется, наверное, весь день. Никакие мигалки не помогут. Пешком и то быстрее будет. Кошмар, во что город превратили. Машины, реклама эта везде. Вязкий стал город. Как трясина. И погода как будто туда же Москву тянет — вон, зима на дворе, а дождь и грязь по уши. Даром, что Юра Волгу надраил — пока до места доберутся, цвета будет не различить.

За мокрым стеклом окна, покрытым мутноватыми каплями дождя и дорожной грязи, мелькали яркие огни закрытых и круглосуточно работающих торговых центров, бетонные заграждения, голые черные ветки деревьев на фоне красно-желтого неба, расцвеченного огнями большого города. Гаишник стоит, жмется к будке. Дождь его, беднягу достал. Под козырек взял. Узнал, значит, машину. На МКАДе в пределах видимости пять-шесть машин. Все несутся. Как на свои похороны.

Волга плавно сместилась влево и съехала на узкое асфальтовое полотно. Свежеположенный асфальт, машина катится мягко. Самвел Ашотович начал зевать — плавное движение и однообразное мельтешение сосен за окном убаюкивает. Нет, не уснуть. Годы не те. Это раньше он мог спать тогда, когда появлялась возможность. В машине, в автобусе, в самолете. В кресле в своем кабинете. Теперь каждый скрип, короткое полуночное завывание автомобильной сигнализации за окном будило его. Да и ехать уже немного осталось. Нет, спать определенно смысла не было.

— Что дома, — спросил он у Юры, — все спокойно?

— Да, — немногословно ответил водитель. Он знал, что шеф не любит пространных разговоров. Он вообще его хорошо и давно знал. Как-никак уже восемнадцать лет возит. — Дочь растет.

— Ну, хорошо.

Пункт назначения был уже близок. Еще пара поворотов, шлагбаум и до управления рукой подать. Самвел Ашотович бывал там десятки раз. И каждый его визит заканчивался одинаково — выяснялось, что то, из-за чего он ехал, оказывалось или чьей-то подделкой, или дефектом оптики, или еще чем-то вполне объяснимым. В Звездном не гонялись за летающими тарелками и основной целью городка было совсем не поиск внеземных цивилизаций. Но и этим здесь занимались. Здесь вообще много чем занимались.

За долгие годы бесплодных поисков и ожиданий Самвел Ашотович уже перестал испытывать тот огонь, что раньше разгорался внутри каждый раз, когда ему сообщали, что какой-нибудь крестьянин видел, как над колхозным полем висела «такая штука, как сопля, белая вся». Обычно эти штуки оказывались атмосферными зондами синоптиков. Летающие тарелки оказывались причудливой формы облаками, а полеты инопланетян с гражданскими самолетами — испытаниями самолетов-шпионов военными. Не залетали в наши широты инопланетяне. Очень любили телевизионщики рассказывать, что пришельцы частенько посещают американцев, но в глазах Курта Спенсера, главы аналогичного шахбазяновскому ведомства, только в ЦРУ, тоже давно читалась откровенная тоска.

Поэтому особой веры, что в этот раз — вот оно, наконец, случилось, — у него не было. Впрочем, как и в прошлый раз. Как и в позапрошлый. Как и много раз до того. Самвел Ашотович с треском сжал пальцы правой руки. А вдруг — теплилась в глубине сознания мысль. Ведь должно же когда-нибудь это случиться. Ведь не может быть, чтобы… Все может быть.

Солдат у шлагбаума внимательно читал документы. Молодец. Знает машину, а все равно проверяет, как положено. Правильно, так и надо. Нагнувшись, заглянул в салон. Шахбазян лениво помахал ему рукой. Юра спрятал документы и закрыл окно. Тронулись. Опять по пустым улицам, только городок заметно поменьше. Окна в домах темные.

Около управления машины вразнобой. Спешили. В освещенных дырках открытых дверей автомобилей красные точки сигарет. Водители, курят в ожидании своих подопечных.

Самвела Ашотовича встретили и проводили. А то он не знает, куда идти. В предбаннике сидела пара в белом, вяло откинувшихся на стульях — видимо, врачи. Там уже все собрались — военные, космос, И он, стало быть, от безопасности. Нет, было еще двое, на хитрого вида каталках. Вид усталый. Надо думать, и есть те самые космонавты. Все всклокочены и возбуждены.

— Ну, наконец-то, — отреагировал на появление Шахбазяна Сергей Владимирович Крупин, руководитель космического ведомства. Его и в обычное время неказистый вид, создаваемый длинными скрюченными тощими конечностями и беспрестанно бегающими глазами навыкате, дополнялся всклокоченными серо-бесцветными с проседью волосами. — А то мы не знаем, как поступить. Американцы наседают. Нам приходятся отмалчиваться — все-таки подобные события не каждый день происходят. И в интересах страны…

— Про интересы решим, — остановил Шахбазян, хватая в крепкий зажим его руку. Быстро поздоровался с остальными, представившись тем, кого не знал. Затем повернулся к двум молодым людям, сидящим на стульях. Тех, что с усталым видом. — Это вы Крикунов и Мануйлов?

— Да, — ответил один из них. Шахбазян заключил, что это Крикунов.

— Рассказывайте, что произошло.

Космонавт вздохнул — похоже, ему порядком надоело пересказывать события каждому вновь прибывшему начальнику, и начал рассказ. Самвел Ашотович слушал внимательно, потирая рукой увесистый подбородок. Под широкой ладонью тихонько поскрипывала успевшая отрасти за ночь щетина.

Когда Крикунов закончил, Шахбазян вышел в предбанник. Один из врачей вяло зашевелился. Самвел Ашотович взглянул на медика, вскинув брови в немом вопросе. Действительно, мало ли что в космосе могло привидеться. Все-таки потрясение ребята пережили не самое слабое. Шок, неадекватная реакция. Но врач только развел руками и отрицательно покачал головой. Нет, командир экипажа совершенно адекватен, и причин не доверять его рассказу не было.

— В эфир точно ничего не просочилось? — спросил Самвел Ашотович у Крупина.

Тот конвульсивно затряс головой:

— Нет. Сначала прервалась связь — со станцией связи нет до сих пор, потом перешли на кодированный канал. Должно выглядеть, как очередные неполадки со связью. Но нам необходимо им что-то ответить. В конце концов, там остался их астронавт.

— В какие сроки мы сможем забрать этот артефакт?

— Резервный «Прогресс» мы можем отправить уже утром, — сказал неизвестный Шахбазяну военный. В высоком чине. Генерал-майор космических войск. — Но есть две сложности: первая — станция вращается по сложной траектории и стыковка крайне затруднена, если вообще возможна. Вторая, более решаемая — артефакт сам не загрузится. Необходима доставка на орбиту как минимум двух космонавтов.

— Это понятно, — сказал Шахбазян, вычерчивая замысловатые знаки пальцем на потертом столе. — Сергей Владимирович, когда мы можем рассчитывать на запуск «Союза»?

— Через три дня.

— У вас, я так подозреваю, кандидатуры космонавтов есть? — спросил Самвел Ашотович у генерала.

— Разумеется.

— Мне нужно с ними побеседовать.

Картина предстоящих действий вроде бы складывалась. Главное не потерять темп. Ведь если американцы их опередят… Похоже, что в этот раз попадание было в десятку. Может это и не корабль с зелеными человечками, но и не атмосферный зон, это уж точно. И не известно, что с него можно будет выжать. Не должны выжимать из него американцы. Ох, не должны. Тогда Штаты будет уже не догнать. Никогда. Но у них прогнозы хуже, чем у наших — быстрее, чем за неделю они свой шаттл к полету не подготовят. Как бы ни напрягались. Главное не потерять темп.

И вот еще что… Американцы не единственная угроза.

— Вы располагаете данными внешней разведки о состоянии космической службы наших восточных соседей? — спросил Шахбазян.

— Китайцев? — уточнил генерал.

— Да. Как у них с тайконавтикой?

— Данных о возможности экстренного пилотируемого запуска орбитального корабля китайцами у нас нет. Но исключить такую возможность нельзя.

— Вот то-то и оно, — мрачно сказал Самвел Ашотович. — Все запуски орбитальных носителей необходимо пресечь. Хоть ракетами ПВО, хоть чем хотите. Приказ президента будет, может не сомневаться.

Если кто-то доберется до артефакта раньше, поди потом предъявляй права на МКС. На земле права можно качать сколько угодно, все равно — кто раньше встал, того и тапки.

— У вас найдется еще один резервный «Прогресс»? — снова обратился он к генералу.

— Да. В резерве три корабля с носителями. В крайнем случае, их можно поставить и на стратегический носитель.

— Отлично, — Самвел Ашотович с удовлетворением потирал руки. Наконец-то настоящее дело в космосе. Как давно он о нем мечтал. Его, успевший с годами утратить былую ясность, ум снова работал как раньше. Как в молодости. Ему снова все было ново и интересно. Он повернулся к Крупину: — А вам, Сергей Владимирович, вместе с Роскосмосом нужно выбрать спутник, висящий на близкой к МКС орбите, которым можно пожертвовать.

Все, находящиеся в помещении, замерли, внимательно слушая немолодого начальника отдела аномальных явлений.

— Так, — произнес Самвел Ашотович, стремительно опустил на крупинский стол свой потертый распухший портфель, с которым не расставался где-то с начала восьмидесятых, — попрошу всех дать подписку о неразглашении.

— Самвел Ашотович, — замычал Крупин, — мы же все тут уже. Может — сразу к делу?

— Положено, — отрезал Шахбазян.

По очереди в явленную на свет из антикварного портфеля бумажку были вписаны фамилии и поставлены подписи каждым из присутствующих. Шахбазян спрятал бумагу обратно в недра кожаного монстра, попросил остаться в кабинете только участников предстоящей операции и продолжил, когда вышли все лишние:

— Предлагаю следующий план: ваша пресс служба, — кивок в сторону Крупина, — связывается с американцами, рассказывает им все, только никаких упоминаний об артефакте. Удар, разгерметизация. Что было дальше — не знаем.

— Угу, — промычал Крупин и в очередной раз провел ладонью по волосам.

— Далее — запуск двух «Прогрессов». Один старт официальный, освещенный прессой. Второй прикрывайте, как хотите. Официально его быть не должно. Сошлитесь на учебный запуск баллистической ракеты, на что хотите.

— Сделаем, — со вздохом сказал генерал. — Хитрость, конечно, будет шита белыми нитками, но все же… Прикрытие придумаем.

— Один из «Прогрессов» кровь из носа нужно пристыковать и выровнять станцию. Второй пусть висит рядом, чтоб на радаре сливался с общей тушей. Его, если получится, вообще стыковать не надо. Как только возможно — старт пилотируемого корабля с двумя космонавтами. Максимально быстро они должны погрузить артефакт в свободный «Прогресс», а тело американца к себе, в «Союз». Товарищи, возможно ли увести на посадку «Прогресс» вместе со спутником так, чтобы на радаре все выглядело как разрекламированное заранее управляемое падение неисправного космического аппарата?

— В принципе — да. Сложно, но возможно, — генерал едва заметно усмехнулся. То ли архаичному обращению «товарищи», то ли представлениям Самвела Ашотовича об особенностях космических полетов.

— Постараемся, — подтвердил возбужденный Крупин.

Шахбазян перевел дух. План был хорош. Только бы не было сбоев. И еще китайцы — от них можно ожидать чего угодно.

— Тогда — все. Посадочный модуль «Прогресса» приземляется, и артефакт наш. Тело — американцам, МКС спасена от неминуемого падения. Главное создавать побольше шума из отвлеченных от артефакта событий и строжайшая секретность. Всех, кто в курсе дела, хотя бы косвенно, за пределы рабочих мест не выпускать.

— Но… — начал было Крупин.

— Никаких но, — отрезал представитель госбезопасности. — Кто уже успел уйти — вернуть и семьи под домашний арест. Вы понимаете, Сергей Владимирович, возможно, решается судьба всей планеты. Все, если вопросов нет, предлагаю приступить к работе.

3. Обычный день

Злостный враг цивилизованного человека заливался свистом, звоном и бурно вибрировал на стеклянной поверхности прикроватной тумбочки. Дмитрий несколько раз наобум, не открывая глаз, ткнул рукой в направлении неприятеля, но промазал и только сбросил телефон, работающий в режиме будильника, на пол. Шумящий стервец крякнул, распался на несколько частей, но стоически продолжал вещать резонирующую где-то в самой глубине Диминого мозга навязчивую мелодию.

Опустил руку вниз — нет, далеко лежит, не достать гада. Рядом сквозь сон заныла Ольга. Мол, сколько можно, если надо вставать, то вставай и вообще отключи эту свою тарахтелку. Делать было нечего. Сегодня победа досталась будильнику.

Дмитрий нехотя поднялся, потянулся, похрустывая позвонками, нашарил в утренней некромешной темноте босыми ногами тапочки и, опустившись на ковровое покрытие, на коленях пополз к издевающемуся над честными людьми чудовищу. Вот, еще и на колени поставил, мало ему, что спать по утрам не дает.

Палец мстительно вдавил кнопку отбоя. Перезвон тут же прекратился. Тишина! Как хорошо. Вот так бы спать и спать себе. Дмитрий все еще сидя на полу, облокотился на постель, накинув на плечи теплое еще одеяло.

— Вставай, — не показываясь из-под одеяла, сказала Оля. — Тебе еще девчонок завезти надо. И встреча у тебя с этим… как его, чертом этим твоим…

Да, точно, с чертом встреча была назначена на восемь тридцать. А сейчас — Дмитрий кликнул в первую попавшуюся кнопку на телефоне, включилась подсветка дисплея — шесть тридцать три. Боже, еще же ночь! Но делать было нечего — пришлось встать и идти, шлепая тапочками и цепляясь за все, что объемней стены.

На кухне слабый свет лампочки, встроенной в шкаф. Очень умиротворяюще и призывно ко сну забулькал чайник. Громкий в утренней тишине щелчок термостата. Тихое шипение наливающегося в чашку кипятка, на поверхность всплыла немощная пена растворимого кофе. Пошел аромат. По идее — должен пробуждать. Пока не берет.

Из спальни донесся страдальческий стон встающей с кровати Ольги. Вот оно чудо сближающей аромагии. Пошла будить девчонок. Сейчас начнется торговля, кто куда из-за чего не пойдет. Виктория в школу, Алька — в детский сад.

— Ну, ма-а-ама, — доносится из детской. О, началось! Вика ссылается на «что-то в горле».

Через десять минут все на кухне. Щурятся невыспанными глазами на тихо бормочущий телевизор. Там, жизнеутверждающе побрякав бравурной мелодией, начались новости. Семь ноль-ноль.

Стандартно напряженное лицо ведущей сменилось взволнованным молодым человеком, который, борясь с терзающим его шевелюру и микрофон ветром, что-то увлеченно рассказывал, указывая в сторону невзрачного серого здания, видневшегося чуть поодаль. Освещение у него там в основном искусственное, от недалекого фонаря. Похоже, что прямая трансляция. И не спится же человеку.

Дмитрий сделал громче. Отчего-то его заинтересовал сюжет. «… никаких подробностей не сообщают (ну кто бы сомневался). Связи со станцией нет, однако Роскосмос заявил, что спасательная экспедиция, посланная на орбиту позавчера, успешно выполняет свое задание. Также в космосе находится технический корабль, всем известный космический грузовик „Прогресс“, с помощью которого попытаются выровнять станцию и предотвратить ее возможное падение. Двое российских космонавтов, успешно эвакуированных со станции после аварии, находятся под наблюдением врачей. Сейчас доктора запретили их посещение, так как ребята пережили сильнейший стресс. По словам медиков, жизни космонавтов сегодня ничто не угрожает. Самочувствие удовлетворительное. О судьбе американского астронавта, оставшегося на станции, можно только догадываться, однако вероятность того, что он жив, практически отсутствует. Представители NASA заявили, что…»

Черт-те что у них там, в космосе, происходит, подумал Дима.

— Не спи, замерзнешь, — сказала Ольга, когда сосиска с Диминой вилки с глухим шлепком упала на стол.

Собрались быстро. В военном режиме. Девчонок экипировала Ольга. Дмитрий сбегал в гараж за машиной и подъехал к подъезду. Темно-зеленый Ауди стремительно покрывался ровным слоем серо-коричневой грязи. Прямо как из пульверизатора. Что мыл машину, что не мыл. Зима не удалась. Впрочем, как обычно. Снегу навалило и теперь он лежал на газонах почерневшими от неминуемой пыли ноздреватыми кучами, расползаясь и затапливая грязной жижей все вокруг. И с неба сыпалась мелкая холодная дрянь. Не то жидкий снег, не то замерзший дождь.

Девчонки уже стояли под козырьком. Вика застряла в двери, зацепившись висящим на спине рюкзаком. Пришлось выйти и стащить с нее рюкзак, который отправился в багажник. Виктория запротестовала — у нее там лежал телефон, но бунт был подавлен на корню. В итоге ехали молча. Алька задремала, прижавшись щекой к обивке двери, а Вика старательно делала вид, что с интересом рассматривает проносящиеся мимо дома, обижено надув губы. Телефон ей, видите ли, нужен. Мелочь, а туда же. Звонить ей должны!

Алькин детский сад первый по пути. Четырехлетняя спящая красавица была успешно сдана уже бодрой воспитательнице. Минуты через три подъехали к школе. Виктория демонстративно молча выбралась из машины и не спеша направилась к крыльцу, где вяло мялся охранник. Пришлось выйти из салона под стылую морось — выпендриваясь, Вика забыла рюкзак. Дмитрий открыл багажник, подцепил пальцами ярко-розовую сумку своей дочери-третьекласницы с лежащим в ней сокровенным мобильным телефоном, который заливался непрекращающимся звонком, и побежал следом за ней.

— Виктория, тебе звонят, — крикнул он ей вслед.

Девочка остановилась, но не пошла к отцу, подождал, пока он принесет ей рюкзак. Взяла его, порылась в глубине, явила на свет мобильник и, посмотрев на экран, дала отбой. Перезвон прекратился. Молча повернулась и пошла к школе.

— А спасибо сказать? — спросил Дмитрий.

Вика продолжала идти. Молча.

— А папу поцеловать на прощанье?

Девочка повернулась, она безуспешно пыталась скрыть улыбку. Подбежав к отцу, обняла его, когда тот наклонился к ней, и, поцеловав в щеку, сказала:

— Спасибо, папочка!

— Вот, это другое дело, — сказал Дима. — Все, теперь беги в школу.

Вика пошла ко входу, а он, сев в машину, подождал, пока дочь не скроется за спиной охранника, оказавшись в относительной безопасности.

Внутри, в теплом салоне автомобиля морозная морось и всепоглощающая грязь казались чем-то далеким и ненастоящим. Здесь было комфортно, из динамиков тихо мурлыкали голоса ди-джеев. По «Европе плюс» шла обычная утренняя развлекалочка. Шутили. Довольно смешно. Дмитрий прибавил громкости и вырулил на дорогу, отправившись в центр, туда, где у него была назначена встреча с потенциальным покупателем. Какой-то бизнесмен желал прикупить «пяток рисунков» для своего особняка. Это сулило неплохие прибыли. Последние лет пять его картины пользовались достаточной популярностью в бизнес-кругах столицы. Не без помощи Ираиды Павловны, держательницы нескольких галерей современного искусства, с которой так удачно его познакомили шесть лет назад. Отчего-то потенциальные покупатели не хотели встречаться в галерее, хотели в ресторане (странное желание в пол-девятого утра). Разумеется, картины он с собой не вез. Все работы, даже те, что были уже проданы, хранились в цифровой форме не винте Диминого ноутбука.

На светофоре загорелся красный. Не успел проскочить. Сколько там уже времени? Восемь. По «Европе» начались новости. Рассказывали о странном происшествии на орбите. Опять говорили о не то падающей, не то просто крутящейся МКС, о возможной гибели американского астронавта. Почему-то особого сожаления по поводу гибели именно американца не возникало. Уж очень ребята с той стороны планеты умудрились насрать по миру. Не любят их практически нигде. Даже там, куда они деньги вливают.

Что произошло в космосе, остается неясным. Во всяком случае, так говорят в новостях. Серьезная авария. Что-то их там зацепило. Что там могло зацепить? Или там уже тоже пробки, как здесь, по всей Москве?

Сзади истерично визжал клаксон чуть не прилипшей к бамперу Мазды. Оказалось, Дмитрий задумался, и уже давно горел зеленый. Пробки создаем. Чем-то его задела эта новость про космос. Он никак не мог понять — чем? Вроде бы никогда космосом не интересовался.

Ресторан «Рябина» встречал посетителей свешивающейся с деревянной балки над головой засушенной веткой с сухофруктами и щедро развешанными на ней скукоженными зонтиками. Надо понимать — рябиной. Кудрявой, так сказать.

Потенциальные покупатели уже были здесь. Числом трое. Снаружи стоял сверкающий вылизанным лакокрасочным покрытием новехонький Майбах (и как только им удается в такую погоду сохранить первозданную чистоту своих das auto?) и необъятная туша черного как смоль Кадиллака «Эскалада», внутри которого, надо думать, сидело еще несколько «ребят». На фоне этих монстров его не самый дешевый Ауди, припорошенный к тому же дорожной грязью, смотрелся убого и даже как-то портил окружающий пейзаж.

Собственно, кроме тройки мужчин в дорогущих костюмах, все равно, однако, франтами не выглядящих, в ресторане никого не было. Да и работал ли он в столь ранний час, было большим вопросом. Центральный, плотный и широкий до квадратности, мужчина бодро о чем-то беседовал по мобильному. Vertu, успел заметить Дмитрий.

Когда художник подошел к столику, бизнесмен отключил телефон, положив его на блюдечко из-под кофейной чашки, которую он держал в другой руке.

— Давай, показывай свои картинки, — не здороваясь, начал он и бросил на стол пухлый конверт, из раскрытого клапана которого торчали уголки пятисотевровых купюр. — Здесь — как договаривались.

Договаривались о шестидесяти. Дмитрий вытащил из портфеля ноутбук и, включив его, предложил покупателю полистать репродукции.

— Ты лучше сам листай. Водку будешь? — спросил бизнесмен. Картины сменялись одна другой, и он каждый раз водил по монитору толстеньким и коротким, как будто обрубленным пальцем, оставляя на глянцевой поверхности жирные разводы. Сей палец был украшен массивным золотым перстнем с четырьмя бриллиантами, карата по три, по меньшей мере, каждый.

— Нет, спасибо. Утро еще, — ответил Дмитрий.

— Дык, ты закусывай, — сказал покупатель, и все заржали.

— Нет, спасибо.

— А пивка?

— Спасибо, я за рулем, — снова отказался Дима. Ему начинала не нравиться эта сделка, но деньги на столе лежали совсем немалые и потерпеть из-за такой суммы стоило.

— Ну, ты, художник, даешь! Че, не откупишься, что ли? Я ж тебе и бабла подкинул.

Дима вымученно улыбнулся и ничего не сказал. Справа, из другого зала, доносился звук работающего телевизора. Шел очередной выпуск новостей. Все четверо, сидящих за столом людей замерли, прислушиваясь к словам. Снова рассказывали про МКС. Что же в этом такого интересного, подумал Дмитрий, что он как будто в транс впадает, пока не дослушает до конца? И эти, бизнесмены, так сказать, тоже зависли.

— Бобру позони, спроси, чего там у них, — сказал центральный мордоворот одному из своих «партнеров», а потом обратился к художнику: — Вот эту, эту и три первых привезешь. Здесь у Вовика, — он кивнул в сторону стоящего чуть поодаль и прислонившегося к стене тощего парня, которого Дима по началу просто не заметил. Видимо, директора этого заведения, — оставишь.

— В галерее… — начал было Дмитрий.

— И не надо вот этих твоих галерей. Сам привезешь, — сказал тот, вставая и намереваясь уходить. — Кстати, а звать-то тебя как?

Конечно, это было хамством. Но за такие бабки…

— Дмитрий Титов.

— Угу, — согласился покупатель с чем-то своим. — Позавтракай тут, если хочешь, Дима. Надо запомнить, — забормотал себе поднос, — Дмитрий Титов. А то потом народ спросит, мол, чья мазня, круто ли…

Титов даже немного опешил от такого отзыва о своих работах. Но, все-таки, конвертик-то увесистый лежал на столе.

— Да, извините, — спохватился Дима, — а вас как записать?

— Куда? — не понял его покупатель.

— В каталог. Это нужно для выставок.

— Ну, — махнул рукой мордоворот, — нужно будет — найдешь.

Они вышли из ресторана, громко говоря о чем-то своем, и совершенно не грациозно залезли в Майбах. Черный картеж, стоимостью с целый этаж жилого дома, стремительно оторвался от обочины и исчез за поворотом.

Дима продолжал сидеть за столиком, вращая пальцами и не понимая, радоваться ему или огорчаться. С другой стороны — чему огорчаться? Деньги есть, художник он, по всей видимости, «крутой». А что до отношения потребителя… Так потребитель тоже разный бывает. Главное — чтобы потреблял исправно.

Художник отметил в ноутбуке работы, которые выбрал покупатель, закрыл крышку и положил компьютер в портфель. Туда же засунул пухлый конверт. Потом подумал и переложил деньги во внутренний карман пальто. Теперь нужно заехать в банк. Деньги оставить. Титов не любил хранить дома большие суммы наличности. Да и ни к чему это.

Вовик, наконец-то отклеившийся от стены, спросил, не желает ли он чего. Дима вежливо отказался, сославшись на то, что уже позавтракал.

В банке он был через сорок минут. Постоял у окошка для вкладов. Девушка с той стороны стекла мило поулыбалась, спросив, что он желает. Дмитрий молчал. Девушка спросила еще раз, и тогда Титов сказал, что ничего и отошел. Он, пока стоял перед окошком, в голове посчитал, сколько с этой суммы ему придется заплатить налогов. Получалось, что много. Одних налогов хватит, чтобы поменять машину. Если на такую же точно. А так никто не знает о сделке. Кроме, конечно, тех покупателей. Но не очень похоже, чтобы их заботила правильность уплаты налогов.

— Нет, ничего, — еще раз повторил он и, так и не вытащив конверт, который уже успел схватить пальцами правой руки, из кармана, вышел из банка.

Нет, ну, черт возьми, ездят же люди на Майбахах и ничего. Почему он не может повысить свое благосостояние?

Еще надо было заехать в супермаркет — Ольга написала целый список, чего купить — и домой. Работать. Может теперь он в кругу тех господ с перстнями и плечами, плотно обтянутыми пиджаками за несколько тысяч евро, популярным станет. Нужно рождать предложение. Предугадывать спрос.

Как набирал продукты в тележку, как расплачивался за них кредиткой на кассе, грузил пакеты в багажник и ехал домой, он уже помнил плохо. Его воображение рисовало сюжет новой картины. Точнее не сюжет, это был скорее образ — объемный серебристый ромб с выгравированными на гладкой поверхности древними рунами. Дмитрий не понимал, что это может значить, но его полностью захватила картина. Ромб требовал быть нарисованным.

4. Вдохновение

Пакеты, нагруженные едой и разной домашней снедью, так и остались валяться у входной двери. Там, где их бросил Дмитрий. Он ворвался в свою мастерскую, схватил подготовленный заранее холст, воткнул его в мольберт и выдавил на палитру полтюбика белил. Эскиз рисовать не стал — слишком сильным было впечатление, чтобы он мог ошибиться. Быстрыми уверенными мазками шелковистая мягкость краски ложилась на идеально загрунтованный холст. Титов уже не помнил, для чего его грунтовал две недели назад. Ведь были же какие-то мысли, наметки будущей работы. Теперь это не важно. Теперь его посетило вдохновение.

Пустые тюбики отлетали в сторону один за другим. Дима спешил, как будто мог не успеть написать картину. Будто от того, когда он закончит ее, зависит его жизнь. От бурной работы ему стало жарко, лоб покрылся испариной. Где-то через полчаса, когда пот тек по телу художника рекой, он понял, что так и не снял пальто. Одежда отправилась вслед за тюбиками.

На холсте уже просматривалась деревянная конструкция, что-то вроде козел, на которой лежал увесистый серебристый ромб со скошенными углами. Формой он напоминал бегунок на застежке-молнии.

Фоном служили размытые зеленые пятна — то ли высокая трава, то ли низкие кусты. Это не имело значения. Задний план не нес смысловой нагрузки, главенствующим элементом картины был ромб.

За окном стремительно темнело. Дмитрий включил лампу, но он не любил работать при электрическом свете. Все равно — основные моменты готовы, осталось только сделать четкой надпись, выполненную загадочными древними рунами, что двумя строчками перечеркивала серебристую поверхность ромба точно посередине. Смысл надписи оставался для художника загадкой, он пока, собственно, даже не решил еще, как она должна выглядеть. Но это придет, обязательно придет. Такого сильного прилива творческой энергии у него давно не было. Да, наверное, такого не было никогда. Сегодня словно кто-то направлял его руку, подсказывал, что должно появиться здесь, а что — там. Дмитрий не знал, что это за ромб, что бы эта его абстракция могла значить. Он только чувствовал правильность и необходимость своих действий.

Титов как раз протирал кисти, любуясь незаконченным полотном, когда позвонила Ольга. На домашний телефон. Она кричала и что-то требовала. Дима никак не мог взять в толк, что произошло. Его взгляд упорно возвращался к недописанной картине, будто бы цепенея, когда задерживался на расплывчатой еще надписи. После того, как ему пришлось в третий раз переспросить, что случилось, и Ольга закричала на него отборным витиеватым матом (кто б знал, что она умеет так выражаться), Дмитрий вышел из мастерской и присев прямо на пол, спросил:

— Извини, мне плохо слышно, все время теряю нить разговора. Так, что там у тебя случилось?

— У тебя? — Ольга уже не кричала, она явственно всхлипывала. — Ребенок уже второй час в школе сидит, тебя ждет. Ты почему на ее звонки не отвечаешь?

Только теперь Титов понял, что за окном уже темно, а он совсем забыл, что нужно забрать Вику из школы.

— Сколько времени? — чтобы хоть что-нибудь произнести, спросил он.

— Шестой час, — сказала Ольга. Голос ее уже звучал спокойнее.

— Прости. Не волнуйся, я сейчас за ней поеду, потом мы заберем тебя. Совсем заработался, не слышал звонков.

Он подобрал пальто и вытащил из кармана телефон. Двадцать девять пропущенных вызовов. Бедная девочка, что она могла подумать? И почему она не позвонила, как ее мать, на обычный городской номер? Хотя, может быть, и звонила. Когда он писал серебристый ромб, он ничего не видел и не слышал вокруг.

— Алло, Викуля, я сейчас за тобой приеду. Сиди в школе, не выходи никуда.

Ответом было молчание. Дочь не хотела с ним разговаривать.

— Все, я еду, — еще раз сказал он и отключил связь, натягивая пальто.

Автомобиль под подъездом весело моргал синим огоньком сигнализации. Завелись, тронулись. Надо бы купить чего дочке. Мороженое она любит. Угу, по такому холоду только мороженое и есть. Горло заболит — Ольга потом из него самого мороженное сделает. Вон, морось утренняя настойчиво в вечерний ледяной дождь превращается. Аж по лобовому стеклу стучит, будто крупный песок сверху сыплют. Ехать надо осторожней, при торможении уже легонько с тихим шипением колеса проскальзывают. Даже ABS с шипами не спасает. Такую ледяную корку никакими шипами не возьмешь.

Нет, все-таки мороженное надо купить. Дмитрий остановился возле небольшого магазинчика. Мелкий ледяной песок жестоко хлестал по лицу и настойчиво лез за шиворот. На улице было очень неуютно. Так, мороженное. Сколько его тут! Какое выбрать? Вика любит такое, которое как шелк. В рекламе так говорят. Ага, вот оно. Два? Нет, два не надо (от двух горло точно заболит).

Асфальт покрывался все более надежной коркой льда. Осторожно семеня к машине, художник все же не удержался и растянулся, плавно подъехав подошвами к дверце своего Ауди. Больно приложился головой. Мороженое уберег — в вытянутой вверх руке.

Двигатель завели, теперь аккуратненько отчаливаем от бордюра. Титов вел машину осторожно, избегая разгона и резких торможений. На светофорах шипы со скрежетом скребли замерзшую корку. Где же эта школа? Так и мороженное растает.

За очередным поворотом, чуть в глубине небольшой аллейки, показалось темное здание. Викина школа. В пяти-шести окнах еще горел свет. На крыльце все также зябко ежился охранник. Тот же, что и с утра? Черт их, этих охранников, разберет. Они все на одно лицо, когда форму свою черную напяливают. Замерз, небось, бедняга.

Дмитрий боком, скользя по льду на левой ступне и время от времени отталкиваясь правой, благополучно докатился до крыльца. Охранник преградил путь.

— Я за дочкой, — возразил Дмитрий.

— Не положено, — отрезал хмурый замерзший мужик в черной, побитой серыми катышками форме. И почему на них всегда форма выглядит грязной. Даже новая. — Фамилия как?

— Титов, — сказал Дмитрий.

— Дочки?

— Такая же, — похоже, охранник уже подморозил мозги. Лицо, вон, синюшное. Так еще немного постоит, совсем цветом с формой своей сольется. Чтоб в ночи враги его не нашли.

Охранник (с гордой надписью «секьюрити» на спине) скрылся в недрах школьного фойе и через пару минут появился с Викторией. Девочка, не глядя на отца, пошла к машине.

— Вика, — позвал ее Дмитрий. Но она не отвечала. Что-то надо было делать. — Я тебе мороженое купил.

Фраза прозвучала как-то глупо и не к месту. Железная леди. По лицу видать, мороженное страсть, как хочется. Но не оборачивается, идет. Шаг, еще. Потом ее ноги поехали и, шлепнувшись на рюкзак, Виктория смешно покатилась вниз. Титов как дурак засмеялся и, спохватившись, кинулся следом.

— Ты не ударилась? — ощупывая дочь, испуганно спросил он. Тело Вики сотрясала мелкая дрожь. — Что, рука? Нога?

Девочку продолжало трясти, и тут Дмитрий понял, что она просто хохочет. Но пытается не подавать виду.

— Вставай, — он тоже засмеялся, — пойдем мороженное есть. Как ты любишь. Только маме не слова.

— Как шелк? — спросила Виктория. Мир был восстановлен.

— Один в один.

Потом они ехали за Алькой. В дороге Вика ела мороженное, безбожно измазав заднее сиденье машины. Младшую паковали вместе. С горем пополам завязали шарф и натянули шапку. Алька, ясное дело, сопротивлялась. При этом, правда, не забывая пересказывать события проведенного в садике дня.

Когда подъехали к Ольгиной работе, все были веселы и распевали под радио песни. Алька в детском кресле болтала ногами, вытирая подошвы о переднее сидение. Вика висела на спинке водительского кресла, вопя песню отцу прямо в ухо. Пристегиваться ремнем она отказалась наотрез. Позвонили Ольге. Она спустилась через десять минут. Злая, как черт. Дети сразу бросились к матери, что ее немного успокоило.

Домой ехали уже в мире и согласии. Только брошенная Викторией обертка от мороженного предательски торчала из-под переднего сидения.

— И кто это здесь ел мороженое? — состроив строгое лицо, спросила Оля.

— А это… — сразу начала оправдываться Вика. — А Алька и ела. Правда ведь, Аль?

— А что, мне уже и мороженое нельзя поесть? Ну, ела. И что? — надув губки, фыркнула Алевтина. Четырехлетняя девочка, защищая сестру, врала столь натурально, что все, вместе с ней самой, прыснули от смеха.

И только перед самым домом, на повороте во дворы, в голове у Дмитрия снова возник серебристый ромб. Тот самый. С рунами. И древние таинственные письмена медленно, но настойчиво становились отчетливей, завораживая своими замысловатыми обводами, не отпуская его внимание ни минуту. Титов пытался всмотреться внутренним взором в знаки, понять их смысл, настолько сильно, что совсем забыл, что он за рулем движущегося автомобиля. На повороте машину занесло, стабилизатор курсовой устойчивости настойчиво терзал тормоза, стараясь выровнять движение. Колеса легко покатились по гладкому льду, который продолжало поливать ледяной водой.

Из раздумий о смысле таинственной надписи его вывел глухой удар, дернувший голову вперед. В шее что-то хрустнуло. Прямо перед капотом в свете фар вверх уходила кирпичная стена дома. Ауди стоял под углом, совсем слегка не вписавшись в поворот под арку. Ольга сидела рядом с округлившимися от испуга глазами, повторяя одну и ту же фразу — «ты что?». Девчонки притихли.

— Да, ничего, — резко сказал Дмитрий и вышел из машины. В лицо тут же хлестнуло мелкими колкими капельками, ноги поехали. «На дорогах — гололедица». Он не удержал равновесия и со всего размаха треснулся лицом о переднюю стойку машины. Больно-то как! Точно фингал будет.

Автомобиль, к счастью, не пострадал — в кирпичный угол воткнулись колесом. Дмитрий повернулся к ветру, теперь с удовольствием подставляя ушибленное лицо ледяным брызгам. Сел обратно в салон. Завел двигатель.

— Что это у тебя? — спросила Ольга. Дима посмотрел в зеркало — под правым глазом медленно, но верно начинал расползаться синяк. — Больно?

— Нормально. Поскользнулся.

Вика с Алькой вероломно заржали сзади.

Последние двести метров до подъезда проехали без приключений. Только в тишине. Титов не стал включать даже радио. Титова не отпускало видение. Что-то было в этих рунах. Что-то это все должно было значить. Обязательно надо зарисовать увиденное.

Он поставил машину в гараж и поднялся на лифте на свой этаж. Войдя в квартиру, сразу отравился в мастерскую. Долго смотрел на написанную сегодня часть картины. Но точный вид рун так и не всплыл в его сознании. Тогда он взял бумагу и попытался зарисовать знаки карандашом на бумаге.

В комнату вошла Ольга. Она посмотрела на сырую работу.

— Что это? — спросила она.

— Не знаю, — честно ответил Дмитрий, — это мне привиделось сегодня утром. А сейчас, когда мы чуть не врезались, мне показалось, что я понял смысл этих знаков. Но он опять ускользнул от меня.

— Ты какой-то сам не свой, — с тревогой в голосе сказала жена. Она обняла его. Его тело била мелкая дрожь. — Что с тобой?

— Не знаю. — опять сказал он. — Со мной такого еще никогда не было. Я должен дописать это и прочитать надпись. Я чувствую это. Образ будто бы приходит откуда-то извне. Словно кто-то пытается мне объяснить что-то, но я не понимаю его. Пока не понимаю.

— Ты весь дрожишь. Возможно, ты просто простудился. Голова не болит? — спросила она и прикоснулась пальцем к синему пятну под его глазом. Лицо пронзила острая боль, и Дмитрий вздрогнул. — Уж не сотрясение ли у тебя?

— Да нет. Я не сильно ударился.

Весь оставшийся вечер он пытался выписать руны. Но все, что получалось, было явно не то. Они должны быть какими-то другими. Глубокой ночью он заснул, положив голову на исчерченный знаками лист бумаги и так и не выпустив из руки карандаш.

5. Артефакт

Операция прошла как по маслу. За исключением того, что стабилизировать станцию пришлось двигателями «Союза». Автоматика «Прогресса» и радиосвязь с ним в непосредственной близости от МКС не работала. По всей видимости, причиной был артефакт.

Командированные генералом ребята оказались молодцы — пристыковали корабль вручную без сучка, без задоринки. Несмотря на сложную траекторию вращения станции. Расчет маневра провели на Земле еще до старта кораблей, и эта часть процедуры прошла штатно, без приключений.

Отсутствие связи со станцией вносило некоторые трудности в проведение операции, но было на руку российским спецслужбам — проследить за происходящим вокруг МКС не мог никто.

Артефакт с помощью гидравлических домкратов с большим трудом выдрали из обшивки поврежденного модуля. Серебристый ромб со скошенными углами размером около метра отправился в один из висящих рядом со станцией «Прогрессов». В тот, старт которого был тщательно замаскирован под испытания баллистической ракеты. Цель на Камчатке была поражена точно. Космические войска натурально отмечали удачно проведенные маневры.

Как им и было предписано, космонавты лишили корабль всех следов земной атмосферы перед тем, как погрузить в него артефакт. Закрепили его в специальном ложементе, предотвращающем возможные удары во время посадки. Проверили четыре видеокамеры, снимающие объект с четырех углов. На удивление, камеры исправно транслировали изображение на жесткий диск компьютера. Люк закрылся, надежно загерметизировав вакуум космического пространства внутри корабля.

То, что осталось от тела Майкла Карлайла, американского астронавта, погрузили в специальный контейнер, который занял свое, заранее запланированное место в спускаемом аппарате «Союза».