автордың кітабын онлайн тегін оқу Мой любимый герцог
Амелия Грей
Мой любимый герцог
Amelia Grey
IT’S ALL ABOUT THE DUKE
© Amelia Grey, 2018
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
* * *
«Мои дорогие читатели!
Холодной снежной зимой нам так не хватает улыбок и тепла! Возможно, кому-то поднимут настроение мысли о солнце и весне, а также последние сплетни грядущего сезона. Увы, злословие не будет слишком уж захватывающим, поскольку два главных распутника Лондона теперь женаты и, насколько я слышала, вполне счастливы. Пусть так, но все же остался еще один из сент-джеймсских повес – герцог Ратберн, которого еще никому не удалось даже повернуть в сторону алтаря, так что нам будет о чем поговорить.
Для всех юных девиц, которые, вероятно, обдумывают возможность уронить свои кружевные платочки к начищенным до зеркального блеска сапогам герцога, я недавно написала небольшую брошюру, которая убережет их от безрассудств. Купите или возьмите у подруг эту крайне полезную книжицу и внимательно прочтите, прежде чем решите рискнуть своей репутацией. Называется она «Мудрые советы юным леди».
Еженедельный скандальный листок мисс Гоноры Труф
Глава 1
Распутник может появиться у ваших дверей совершенно неожиданно.
Мисс Труф
Любой мужчина, утверждающий, что не испытывает никаких сожалений, – лгун. Рат был в этом убежден. Кому об этом знать, как не ему. Он о многом сожалел в своей жизни и раньше, и после того как пять лет назад стал герцогом. Пусть и считается, что аристократам не пристало иметь такие слабости, даже если они ведут столь безрассудный образ жизни, как Рат, но все это неправда.
Прийти к этому обескураживающему заключению было непросто, но именно поэтому Рат сейчас стоял, поеживаясь от холодного воздуха, перед скромным домом, расположенным рядом с сент-джеймсским парком, и, что весьма странно, с его собственным домом, и смотрел, как служанка копается в земле – похоже, что-то сажает.
Месяц назад, неслабо выпив, Рат, никогда не стремившийся к покаянию за свои грехи, внезапно словно переродился: ни с того ни с сего подписал документ, приняв на себя роль опекуна юной леди, которая жила в этом самом доме, что в тридцати шагах от него. Во время столь неожиданного прозрения его затуманенный и отравленный избытком спиртного мозг почему-то решил, что немного покаяния пойдет ему на пользу. Он и так нес на своих плечах немалое чувство вины – даже, пожалуй, непосильное для того, кому нет еще и тридцати.
Именно Рат предложил то злосчастное пари с письмами от тайных поклонников, которое до сих пор доставляет неприятности не только ему и его друзьям, Гриффину и Хоку, но и родственникам. В то время он считал себя везунчиком – ведь у него не было сестры, которую следовало выдать замуж, как у Гриффина. Ситуация изменилась в одночасье, когда старый друг его отца тяжело заболел и попросил Рата взять на себя заботу о его подопечной и подыскать для нее подходящую партию. Его первым желанием было решительно отказаться, но потом он решил, что, наверное, должен в память об отце сказать старику «да». При жизни отца Рат никогда не совершал поступков, которые не заслужили бы его одобрения: разве что научился заботиться о герцогских владениях и обеспечивать их процветание, – и теперь искренне надеялся, что такая любезность, оказанная лучшему другу отца, несколько сгладит впечатление от его бурной молодости.
Он подумал о мисс Марлене Фаст, и воспоминание оказалось не самым приятным. Эту девицу с шапкой непокорных рыжих кудрей и ободранными локтями он видел всего раз в жизни. Тогда ей было двенадцать: она взглянула на него огромными зелеными глазами – Рат еще подумал, что очаровал ее, – после чего швырнула ему в лицо лягушку.
Юные хулиганки крайне редко становятся благопристойными юными леди. Если мисс Фаст не изменилась к лучшему, с тех пор как он ее видел, едва ли есть надежда, что какой-нибудь подходящий пэр сделает ей предложение. Рат мог обеспечить ей хорошее приданое, но как же не хотелось опекать ее во время приближающегося сезона!
Он не собирался брать на себя обязанности опекуна и вовсе не намеревался заботиться о ее будущем до той самой ночи, когда обнаружил, что сидит один, пьяный, а на столе пустая бутылка из-под бренди. Он помнил, что Гриффин и Хок уже заплатили за то, что сделали много лет назад, и цена была весьма высока. Теперь пришел его черед. Не было никакого смысла снова и снова вспоминать ту ночь: дело сделано, и надо жить дальше. Он не в силах был ничего изменить для юных леди, которых поставил в неловкое положение письмами от тайных поклонников, зато определенно мог принять необходимые меры, чтобы мисс Фаст сделала хорошую партию. Возможно, тем самым он немного искупит свою вину и реабилитируется перед отцом за то, что никогда не был приличным джентльменом, каким он мечтал его видеть.
Рат опять посмотрел на дверь. Надо в конце концов решиться. Ему всегда удавалось все, что задумывал, и в этом деле он тоже не должен ударить лицом в грязь.
Глубоко вздохнув, он пошел к двери, пытаясь убедить себя, что вовсе не важно, насколько он был пьян, когда совершил достойный поступок, согласившись взять на себя эту возмутительную, хотя и, безусловно, благородную обязанность. Взявшись за дверной молоток, он громко постучал и тут же услышал яростный лай. Через несколько секунд из-за угла вылетела маленькая короткошерстная собачонка, весьма воинственно настроенная, остановилась в нескольких футах от него и грозно зарычала.
– Тише, дружок, – сказал Рат, снял перчатку, наклонился и протянул дворняжке руку, но та вовсе не намеревалась успокаиваться, а, напротив, словно хотела оповестить всех: к двери ее хозяйки подошел чужой.
Через несколько секунд дверь открыла дородная матрона в чепце и переднике и приветливо улыбнулась:
– Добрый вечер, сэр. Как о вас доложить?
– Я пришел к мисс Марлене Фаст, – сообщил Рат, снял шляпу и положил в нее перчатки.
Откуда-то издалека донесся звонкий голос:
– Тат, где ты? Что там стряслось?
– Сейчас вы ее увидите, сэр, – сообщила служанка. – Юная мисс через секунду появится из-за угла, чтобы выяснить, по какой причине ее драгоценная собака пришла в такое волнение.
Рат повернул голову в указанном направлении и действительно увидел высокую стройную девушку, легкой грациозной походкой вышедшей из-за угла. Ветер распахнул полы ее накидки, прижимая платье к ногам. Лица ее Рат не видел, потому что ее широкополая соломенная шляпка была низко надвинута на лоб, и это в такой пасмурный день.
– Тише, Тат, – мягко сказала она собачке. – Ты всем докучаешь.
Песик оглянулся на хозяйку, немного подумал и опять залаял.
– Ну хватит, хватит, – без всякого раздражения или строгости попросила она песика и сняла одну из перчаток, в которых явно копалась в земле. – Я здесь, с тобой, и у нас гость.
Собака продолжала лаять, но теперь подбежала к хозяйке и поднялась на задние лапки.
– Нет, на руки не возьму. Успокойся, иначе джентльмен может подумать, что ты невоспитанный пес и бросаешься на гостей.
Рат улыбнулся: неужели она подумала, что его испугает эта малявка? Впрочем, если ей нравится так думать, он не станет возражать.
Девушка подошла ближе, подняла голову, и Рат наконец увидел ее лицо. В глазах его зажегся интерес. Она оказалась очень привлекательной – большие глаза, маленький носик, соблазнительные губки. Даже грязь на щеке нисколько не умаляла ее очарования. Ее шляпку удерживала узкая лента цвета лаванды, завязанная бантиком. На руке висела маленькая корзинка с садовыми инструментами. В отличие от идеально чистого передника служанки ее фартук был в траве и земле.
Рата не удивило, что мисс Фаст сама копается в земле, как служанка или садовник. Судя по его воспоминаниям, чего-то подобного и следовало ожидать. Едва ли имело смысл надеяться, что с возрастом она приобретет утонченность и изысканность. Между тем замуж ее выдать будет не так сложно, как он опасался: она выросла настоящей красавицей.
Роскошные блестящие зеленые глаза взирали на него с откровенным любопытством. Остановившись, она сняла вторую садовую перчатку и положила обе в корзинку. На щеках вспыхнул румянец, сделав ее еще привлекательнее.
– Мисс Фаст, – проговорил Рат, стараясь не обращать внимания на собаку, которая внимательно обнюхивала его до блеска начищенные сапоги. – Я герцог Ратберн.
Ее красиво изогнутые брови удивленно приподнялись, рот слегка приоткрылся, и Рат понял, что она потрясена и испугана. Судорожно сглотнув, девушка присела в реверансе и тихо спросила:
– Что привело вас сюда, ваша светлость?
Она выглядела страшно напряженной, взгляд перемещался с него на дверь, потом на угол дома, словно она искала место, где бы спрятаться, куда сбежать, или, возможно, думала позвать кого-то на помощь. Ее била дрожь, и Рат мог побиться об заклад, что почувствовал в ней страх. Но почему?
Проклятье! Он вовсе не хотел ее испугать своим неожиданным появлением, хотя и знал, что порой один лишь титул может вызвать тревогу. Но чтобы такой страх… она взирала на него так, словно опасалась, как бы он не причинил ей физический вред. Даже ее прелестные розовые губки побелели.
Это его немало озадачило, а еще больше то обстоятельство, что она не боялась, пока он не назвал свое имя. Это совершенно точно. Скандальный листок мисс Труф, правда, весьма нелестно о нем отозвался. Возможно, мисс Фаст его читала?
Он так напряженно обдумывал ее странную реакцию, что забыл ответить на ее вопрос, и она его повторила:
– Итак, почему вы здесь?
Мисс Фаст с тревогой взглянула на его экипаж, стоявший неподалеку на обочине. Корзинка с садовыми инструментами, прежде свободно болтавшаяся у нее на руке, переместилась, и теперь она держала ее перед собой, вцепившись в нее обеими руками. У Рата появилось странное ощущение, что она словно защищается ею от него, как рыцарь – щитом.
– С вами приехал кто-то еще? – уточнила она с тревогой.
Прямота ее вопросов обескураживала. Надо как-то ее успокоить. Возможно, стоит напомнить, что они уже встречались, – иными словами, он не совсем ей чужой.
– Я один, – заверил он девушку, хотя понятия не имел, почему это так для нее важно. – Вы меня не помните? Мы встречались лет шесть-восемь назад.
– Смутно, – осторожно проговорила мисс Фаст.
Что-то подсказывало Рату, что девушка не вполне с ним честна, но он решил не уточнять: ей и так некомфортно, и он вовсе не хотел настраивать ее против себя.
Подумав, Рат снова заговорил как можно спокойнее:
– Мой отец был лучшим другом вашего опекуна, мистера Олингуорта, когда они учились в Итоне, Оксфорде, да и потом тоже. Мы приезжали к мистеру Олингуорту в его имение в Котсуолде, и вы были там.
– Да, но я не помню, зачем вы приезжали.
В это Рат поверил без труда.
– Я тоже. Возможно, у них было какое-то дело. Или это был обычный дружеский визит. В то время отец учил меня управлять нашими владениями.
Она опять окинула взглядом улицу у него за спиной.
– А с какой целью вы приехали сейчас?
Тот же вопрос. Что он должен сказать? Он не желал сообщать ей о цели своего визита, стоя на улице перед дверью дома, тем более когда она в такой панике. Он хоть и не самый терпеливый из мужчин, но все же не людоед. Впрочем, вероятно, не все с этим согласятся.
Рат мягко улыбнулся, всячески показывая, что у него и в мыслях нет ничего дурного. Наверное, именно такого поведения ожидал бы от него отец, весьма для него необычного. Никогда еще ему не приходилось никого успокаивать, как, впрочем, и пугать до дрожи, особенно леди. Очевидно, несколько лет назад, когда их дороги пересеклись, он не произвел на нее особого впечатления.
Рат никогда ни с кем не сюсюкал и не цацкался, но сейчас, подавив естественное желание повернуться и уйти, пробормотал:
– Я бы предпочел, если вы не возражаете, разговаривать не на улице, а в доме. Это возможно?
Девушка заколебалась.
– Если вы не одна, разумеется, – добавил он поспешно.
– Нет, не одна. Там, в доме, моя кузина.
Рат получил некоторое представление о мисс Фаст от мистера Олингуорта, когда заезжал к нему неделей раньше. Худой и бледный старик принял его в спальне, в постели, где полулежал, привалившись к горе подушек. Костлявые руки дрожали, бессильно вытянутые на простынях, голос был слабый и хриплый.
Потребовалось немало времени и усилий, но, в конце концов, Рат узнал, что мистер Олингуорт три года назад поселил мисс Фаст с кузиной в предместье Сент-Джеймс, чтобы начать подготовку к ее дебюту, но тот так и не состоялся из-за резко ухудшившегося здоровья опекуна. Он не смог присоединиться к своей подопечной в Лондоне и представить ее обществу, поэтому к ней и приехал Рат.
– Что ж, в таком случае вам тем более нечего меня бояться.
Мисс Фаст на мгновение нахмурилась, но потом расправила плечи и дерзко вздернула подбородок: по-видимому, не знала, что ее страх столь очевиден.
– Бояться? Вас?
– Возможно, мне показалось, – решил не спорить Рат.
– Я не помню только первые два-три года своей жизни, ваша светлость, но зато отлично помню следующие. Я жила с тетей и дядей, у которых было пятеро сыновей, и все старше меня, поэтому частенько вместе с мальчишками ходила по болотам и лесам, даже по старому кладбищу ночью. Если уж я тогда не боялась, не вижу причины, по которой должна бояться сейчас.
Если это правда – а у Рата не было повода сомневаться в ее словах, – становилось понятно, почему она не побоялась взять в руки лягушку и швырнуть в него при их первой встрече.
– Приношу свои извинения. Я не знал, что до мистера Олингуорта вы жили в другой семье, где получили столь… специфическое воспитание.
– Я никого и ничего не боюсь. Полагаю, для того, что я сейчас чувствую, больше подходит слово «беспокойство».
Возможно, она беспокоится из-за того, что ее застали копавшейся в земле, как обычную простолюдинку? Это определенно неподходящее занятие для юной леди. Раздраженный неудачными попытками ослабить напряжение между ними, Рат почесал затылок:
– Но почему мой визит так… обеспокоил вас?
– Я уже несколько раз спрашивала, почему вы здесь, но вы так и не ответили.
– Три раза, если быть точным, но что это?..
Рат сделал паузу, обдумывая неожиданно пришедшую в голову идею, совершенно неприемлемую, даже рискованную, но когда его это останавливало?
Приложив палец к губам, он шепотом сказал:
– Стойте спокойно. Не шевелитесь. Вы кое-что принесли из сада, и оно все еще у вас на щеке.
Ее тонкие брови взлетели на лоб, в глазах мелькнула неуверенность, и, поспешно опустив ресницы, она попыталась увидеть то, на что указал ей он.
– Что там? Я ничего не вижу! Вроде бы ничего не ползает…
Она оторвалась наконец от корзинки и поднесла было одну руку к лицу, но Рат остановил, сделав к ней шаг:
– Нет, не двигайтесь.
– Это пчела? Или божья коровка? – Она опустила руку и опять вцепилась в ручку корзинки. – Неужели паук? О, только не это! Они такие противные. Оно все еще там? Я ничего не чувствую!
– Ш-ш-ш, – повторил Рат и подошел еще ближе.
– Или даже оса? – продолжила перечислять девушка, проигнорировав его предупреждение. – Знаете, они ведь разные и, как правило, не причиняют вреда, если их не трогать. Впрочем, для ос еще слишком рано. Наверное, это какое-нибудь насекомое, но я их не боюсь.
Рат ей поверил. Девочка, которая способна швыряться лягушками или ходить по ночам на кладбище, не может бояться жуков. Между тем она продолжала болтать, хотя и не шевелилась:
– Они время от времени досаждают, особенно в сухие жаркие дни. Осы могут ужалить, но если приложить к месту укуса тряпочку, смоченную в уксусе, то боль и отек очень быстро проходят.
Рата обычно безумно раздражала нервная болтовня, но не сейчас: ему было любопытно и даже весело слушать мисс Фаст.
Он достал из кармана сложенный носовой платок и аккуратно вытер платком грязь со щеки девушки.
Ее голова непроизвольно дернулась, длинные темные ресницы затрепетали.
– Ну вот, – сказал он удовлетворенно.
– Его больше нет? – спросила она с тревогой.
– Нет.
– А что это было? Божья коровка? Она улетела?
Рат показал ей белый платок, на котором красовалось грязное пятно.
Мисс Фаст взяла платок, внимательно рассмотрела и удивленно уставилась на незваного гостя, но вскоре глаза ее вспыхнули негодованием.
– Грязь? – воскликнула она в гневе, смяв платок в руке. – У меня на щеке была всего лишь грязь?
Он кивнул, а девушка еще крепче вцепилась в ручку своей корзинки, едва не кипя от негодования.
– Вы все это задумали… заставили меня молчать, чтобы…
– Молчать? – рассмеялся Рат. – Это называется «молчать»?
Мисс Фаст фыркнула, а он заметил:
– Да вы не замолчали ни на мгновение, хотя я неоднократно просил вас об этом.
– Уверена, что вы ошибаетесь! – заявила девушка, а глаза ее метали молнии от возмущения. – В любом случае во всем виноваты вы. Все, что о вас говорят и пишут, – правда.
– Возможно, так и есть.
– Ни один приличный джентльмен не прикоснется к юной леди без ее разрешения.
– Я знаю правила, мисс Фаст, хотя не всегда им следую.
По правде говоря, Рат старался обходить стороной невинных девиц. Ну, возможно, была у него подружка-другая… или несколько – в ранней молодости, но это было так давно. Потом он осознал, как легко разбить девичье сердце, и теперь у него не было ни малейшего желания связываться с девственницами, и неважно, что его репутация в клубах и скандальных газетенках утверждала обратное.
Рат любил женщин и любил получать удовольствие, которое они ему дарили. Любовницы и вдовы охотно вступали с ним в отношения, но без всяких обязательств и уж точно не открыто, у всех на глазах, как юные девы. Опытные дамы искусны, щедры, угодливы и, как правило, думают лишь о наслаждении – своем и партнера. Они ничего не требовали, и это устраивало Рата.
Хорошо, что в глазах очаровательной мисс Фаст больше нет страха, только возмущение. Это было ближе и понятнее Рату.
– Мне необходимо обсудить с вами кое-что важное. Мы так и будем стоять здесь, на ветру, или, поскольку ваша кузина дома, пригласите меня внутрь?
– Да, конечно, – сказала девушка после некоторых колебаний и указала рукой на дверь, отцепив ее наконец от ручки садовой корзинки. – Пожалуйста, проходите в дом.
Тат опять залаял и побежал в дом, словно приглашение было адресовано ему. Служанка – или экономка? – распахнула дверь шире, но Рат кивнул мисс Фаст:
– Только после вас.
Когда она проходила мимо, он почувствовал слабый запах свежевскопанной земли и травы. Было в этом нечто первобытное, естественное и необычайно привлекательное. Рат вложил перчатки в шляпу, передал экономке и переступил порог.
– Миссис Додл, пожалуйста, разбудите кузину. Скажите, что у нас гость, и я прошу ее присоединиться к нам. А потом приготовьте чай.
– Хорошо, мисс. – Экономка положила шляпу Рата на столик, стоящий у стены под большой картиной, на которой был изображен цветущий сад, и отправилась выполнять поручение.
Войдя в дом, мисс Фаст поставила свою садовую корзинку, в которой теперь лежал еще и его испачканный носовой платок, на тот же столик рядом со шляпой и принялась нервно развязывать ленту, удерживавшую шляпку. Рат слышал, как она что-то тихо, но раздраженно бормочет. Судя по всему, затянула узел, вместо того чтобы развязать. Раздосадованная, что так и не справилась с узлом, она сбросила шляпу на спину, явив его взору потрясающую копну золотисто-рыжих волос, которые так сверкали, словно на них светило солнце. Неожиданно Рату захотелось уткнуться в них лицом.
Девушка завела руки назад, чтобы развязать передник, и тот, в отличие от узла шляпы, сразу поддался. Сняв передник, она положила его поверх корзинки, а Рат вдруг подумал, что с радостью помог бы ей справиться с этим предметом туалета, если бы возникли проблемы, рискуя опять вызвать ее возмущение.
Ему бы это понравилось.
Рат видел, как она глубоко вздохнула: округлые плечи поднялись и снова расслабленно опустились. Ему нравилось наблюдать, как она собирает волю в кулак: красивая мисс изо всех сил старалась успокоиться, прежде чем повернуться к нему, – а когда это, наконец, произошло, ее лицо было спокойным и уверенным. Так намного лучше, решил Рат.
– Кузина вскоре присоединится к нам, – сообщила она. – Мы подождем ее в гостиной.
Рат прошел за мисс Фаст по короткому коридору в небольшую, хорошо обставленную комнату, окинул взглядом обтянутые камчатной тканью диванчики и стулья, вполне приличные шторы, фигурки и лампы на столах. Все здесь было хоть и просто, но вполне приемлемо.
– Прошу вас, садитесь, – предложила мисс Фаст, жестом указав на диванчик, весь в ярких весенних цветах. – Подождем кузину.
– Ничего, я пока постою, – сообщил Рат, не в силах оторвать глаз от узла, в который запуталась шляпная лента.
Он явно давил ей на шею, доставляя дискомфорт. Интересно, как она отреагирует, если он попытается его развязать? Она возмутилась, когда он вытер платком ее щеку, а что будет, если развяжет узел? Ведь при этом его пальцы коснутся ее кожи. Одна только мысль об этом вызвала напряжение в паху, и он с шумом втянул воздух. Что ж, все объяснимо: она – привлекательная юная леди, а он – мужчина. Так и должно быть, только не у него: никаких планов на подопечную.
– Итак, ваша светлость, я вас в бог знает который раз спрашиваю: почему вы здесь?
А чего еще ожидать от леди, которая с детства не боится лягушек? Только вот всей правды он не мог ей сказать. Не признаваться же в том, что в какой-то момент горько пожалел о своей былой невоздержанности. Он подумал, что, заменив престарелого опекуна этой девушки, хотя бы в какой-то степени искупит свою вину перед теми юными леди, которым навредили письма от тайных поклонников, и загладит вину перед отцом, который не только оставил ему процветающие поместья, но и всегда был джентльменом.
Были и другие причины, которые мужчине еще труднее признать: слишком много бренди и то, что два лучших друга недавно женились, были счастливы в браке, больше не ходили по вечерам в клубы и не сидели ночи напролет за картами. Рассказывать об этом нет никакого смысла. Главное – он откликнулся на просьбу Олингуорта о помощи. Остальное не имеет значения.
Он достал из внутреннего кармана сюртука запечатанный конверт и протянул ей.
– Это письмо от вашего опекуна, мистера Олингуорта. Прочтите, и поймете, почему я здесь.
Мисс Фаст взяла конверт, несколько секунд смотрела на него, потом подняла глаза на Рата.
– Я в замешательстве. Откуда у вас письмо, адресованное мне мистером Олингуортом?
– Оно вчера пришло вместе с документами.
Улыбка слегка тронула уголки ее губ, и Рат поймал себя на том, что мысленно просит ее улыбнуться еще, даже засмеяться.
Вместо этого девушка сказала:
– Я всегда рада получить весточку от мистера Олингуорта, но не понимаю, почему ее доставили вы. Трудно поверить, что вы взяли на себя роль посыльного.
– И вы правы, мисс Фаст, – усмехнулся Рат. – Я не читал письмо, но знаю, о чем оно, поэтому решил, что мне лучше быть здесь, когда вы его прочтете, поскольку у вас могут возникнуть вопросы.
– И о чем же он пишет?
– О том, что здоровье его неуклонно ухудшается и он должен передать опеку над вами кому-то другому.
– Да. – Девушка тяжело вздохнула. – Я знала, что это рано или поздно произойдет: он уже давно болеет. Его письма стали редкими и сумбурными. В последнее время я несколько раз просила разрешения навестить его, но он всегда мне отказывал.
Неожиданно она замолчала и подошла к окну. Рат тоже молчал, давая ей возможность осознать полученную информацию, которая напрямую касалась ее будущего. Он никуда не спешил. Ему нравилось просто смотреть на красивую девушку.
К нему подбежал Тат, и Рат наклонился к песику, улыбнулся и погладил его мягкую теплую шерстку. На этот раз он понюхал его ладонь и лизнул палец.
Через несколько минут мисс Фаст повернулась к своему гостю, и на лице ее читалось явное недоумение.
Рат еще раз погладил собачку и выпрямился, встретив ее взгляд. Она несколько секунд с напряженным вниманием смотрела на него, потом опустила глаза на конверт, погладила его кончиками пальцев и, нахмурившись, спросила:
– Мне все же очень любопытно, ваша светлость, почему с этим письмом ко мне пришли вы, а не поверенный или мой новый опекун.
Время пришло. Он оттягивал этот момент сколько мог в надежде, что наконец появится ее кузина и он сможет сообщить новость в ее присутствии.
– Так ведь ваш новый опекун – я.
Глава 2
Мужчина, который так пристально смотрит в ваши глаза, что кажется, будто заглядывает в душу, может оказаться распутником.
Мисс Труф
Марлена Фаст с трепетом и изумлением взирала на герцога Ратберна. Все, что она слышала или читала о нем, оказалось правдой: высок, широкоплеч, элегантен и неправдоподобно привлекателен, – а свой высокий титул, привилегии и богатство носит так же небрежно, как шейный платок. Такой завидный жених, мечта любой дамы ее опекун?
Подумать только, ее опекун!
Нет, она его не боится. Она всегда убеждала себя, что не боится никого и ничего. Она говорила это себе много раз и, вероятно, столько же еще скажет. Родители всегда с ней, охраняют ее, как когда-то, заботятся о ней, не оставят и сейчас, с другим опекуном.
Марлена во все глаза смотрела на герцога. Ни у одного английского джентльмена не должно быть таких блестящих темных волос и проницательных глаз. Он больше походил на опасного пирата – она видела таких на картинах, – который ведет свой корабль по бурному морю, чем на высокородного аристократа. Вместо жилета на нем должна быть куртка с металлическими пуговицами, а вместо панталон из тонкой шерсти – штаны из грубой мешковины. На поясе ему следует носить широкий черный ремень с серебряной пряжкой, с которого свисают потрепанные ножны с кривым разбойничьим кинжалом.
Неудивительно, что она почувствовала легкое головокружение и даже панику – ненадолго, всего на несколько минут, – после того как он представился. Человек, стоявший перед ней во всем своем мужском великолепии, не кто иной, как повеса, о котором вот уже два с половиной года она писала в своем «еженедельном листке скандалов» под именем мисс Труф. Она же написала брошюру для молодых леди, чтобы не поддавались обаянию ему подобных.
Что же ей делать? В обморок упасть, что ли?
Судьба и так никогда ее не баловала, а теперь она и вовсе оказалась в опасности. Да, ей нужно время, довольно много времени, чтобы собраться с мыслями. Ведь поначалу она решила, что он намерен ее разоблачить как скандально известную мисс Гонору Труф: подумала, что сент-джеймсский повеса в конце концов вычислил, кто такая мисс Труф, и явился, чтобы препроводить ее в Ньюгейт, на каторгу или еще куда-нибудь похуже – словно что-то могло быть хуже. Слава богу, герцог не знает, по крайней мере в данный момент, что она и есть мисс Гонора Труф, и не собирается передать ее властям.
Это немного успокоило ее.
Он пришел к ней вовсе не с вооруженной стражей и не затем, чтобы бросить в тюрьму, а потому, что теперь он ее новый опекун.
Марлена в бессильной ярости сжала кулаки: все в ней протестовало против такого развития событий, – сделала несколько шагов к герцогу и выпалила:
– Это не может быть правдой.
– И тем не менее это так, – уверенно заявил герцог. – Олингуорт обратился ко мне с просьбой, и я, после долгих раздумий, основательно приправленных бренди, согласился.
Сердце Марлены забилось чаще. Ей казалось, что, если она будет ему противоречить, все окажется неправдой.
– Он не мог так поступить со мной – отдать под опеку…
– Повесы? – любезно подсказал герцог и усмехнулся. – Мисс Фаст, я отлично знаю, что собой представляю, и тоже не сразу поверил, что Олингуорт хочет поручить опеку над вами именно мне. Еще хуже мне было на следующий день, когда я осознал, что согласился, письмо уже отправлено и у меня нет ни одного шанса его вернуть.
– Вы согласились стать моим опекуном, когда были… в нетрезвом состоянии? – не поверила своим ушам Марлена.
Его черные глаза насмешливо блеснули.
– Боюсь, это единственная причина, которая объясняет столь необычное для меня отсутствие здравого смысла.
Марлена не думала, что ее можно оскорбить еще больше, и ошиблась. Где же его честь? Ах да, совсем забыла: у него ее нет. Герцог – живое воплощение всех грехов, о которых она слышала и читала (ну и писала, конечно).
Теперь, когда можно было больше не бояться, что ее вот-вот увезут в тюрьму, а потом отправят на виселицу, Марлена почувствовала себя значительно лучше.
– Не могу поверить, что вы признаетесь в таких возмутительных поступках.
– Это правда, и я не чувствую ни удовольствия, говоря об этом с вами, ни вины. – Он сделал паузу. – Знаю, вы уверены, что таким, как я, нельзя поручать опеку над невинной юной леди.
– Да, и не только, – прошипела мисс Фаст сквозь стиснутые зубы. – Это вообще сущее безумие.
– Согласен.
В голове Марлены металось слишком много мыслей, чтобы она могла в них сразу разобраться. Она вспомнила, с каким интересом герцог смотрел на нее на улице, хотя едва ли его можно за это винить. Хороша же она была – в испачканном переднике, садовых перчатках, чумазая.
– Но почему вы взяли на себя такую ответственность, осознавая, что вас, повесу, даже в обществе принимать не должны? Ведь, насколько я понимаю, никто не приставлял к вашей голове пистолет независимо от количества пойла, которое вы предварительно употребили.
Рат поморщился, и Марлена даже решила, что зашла слишком далеко, но лицо герцога тут же расслабилось и он усмехнулся – правда, невесело, – а еще хмыкнул – хрипловато, маняще и настолько интригующе, что Марлена по непонятной причине разволновалась сверх всякой меры. Этот мужчина выглядел таким естественным и привлекательным, так откровенно наслаждался ее возмущением, что ей захотелось топнуть ногой. Несправедливо это!
– Поставщик моего превосходного бренди, мисс Фаст, был бы обижен, услышав, что вы назвали его продукцию пойлом. Ну а если без шуток, Олингуорт хотел, чтобы я взял ответственность за вашу судьбу, потому что считал такой исход наилучшим для вас.
– Вы шутите.
– На сей раз нет.
Да, поняла Марлена, так и есть, и неожиданно взглянула на герцога совершенно другими глазами. Его воротничок не был накрахмален, а бант шейного платка совсем потерял форму. Или это вовсе не бант? Непонятно, но в любом случае этот предмет туалета был завязан так небрежно, словно ему даже не пытались придать модный вид. Большинство аристократов носили так сильно накрахмаленные воротнички, что едва могли поворачивать голову и были вынуждены ходить с задранным подбородком, что придавало им в высшей степени высокомерный вид. Согласно тому, что она читала и слышала, они и вели себя соответственно: заносчиво и жестко. А этот герцог совсем не выглядел таковым. Очевидная комфортность одежды лишь добавляла ему очарования и какой-то мальчишеской непосредственности.
– Олингуорт не сомневался, что мой отец сделал бы для него все, если бы был жив, поэтому и доверил позаботиться о вас мне. И я приложу все усилия, чтобы вы сделали хорошую партию.
Марлена посмотрела на конверт, который все еще держала в руках, внезапно почувствовала, что задыхается, и что есть силы дернула запутавшуюся полоску сатина, на которой висела шляпа. Но вовсе не эта невесомая соломенная вещица мешала ей дышать: в ней все бурлило и кипело негодованием. Если не считать потери родителей в раннем возрасте, опекунство герцога Ратберна – худшее, что могло произойти в ее жизни.
Сможет ли она и дальше писать о таких, как он? Да, это ее долг – во всяком случае, еще некоторое время, хотя бы до начала сезона. Возможно, какой-нибудь джентльмен сделает Евгении предложение, она больше не будет сидеть на шее у сестры, и тогда Марлена сможет отказаться от своих скандальных разоблачений, как и планировала ранее.
Но что ей делать, если герцог вдруг все же узнает, что она и есть мисс Труф?
Нет, что будет делать он, а точнее – что сделает с ней?
Впрочем, сейчас это не имеет значения, поскольку перестать писать она не может. Издатель хоть и платил ей не много, но ее доходов хватало для Евгении и ее замужней сестры Вероники: Марлена оплачивала им содержание дома. Нет, пока она не может отказаться от своей писанины, еще не время.
Но как быть с герцогом? У нее не было возможности повлиять на выбор опекуна, а управлять своим наследством она пока не могла. С этим ей придется смириться.
– Я не понимаю, – пробормотала Марлена скорее себе, чем Рату, и положила запечатанный конверт на стол возле лампы. – Мистер Олингуорт был очень добр ко мне все эти годы, всегда давал гораздо больше свободы, чем имеют большинство юных леди. Почему же теперь проявил такую жестокость?
– Если вам станет от этого легче, можете считать, что таким образом он хотел наказать меня, а не вас.
– Вас? – воскликнула Марлена.
Его высокомерие не знает границ! Но с другой стороны, он типичный аристократ, распутник и повеса. Чего еще от него ждать? Такие, как он, думают только о себе, не считаясь с желаниями окружающих.
– Каким образом? Вы определенно заслуживаете наказания за все свои художества, но в данном случае наказана я.
Рат нахмурился – первый признак того, что его терпение и благие намерения подходят к концу, – и сделал шаг к ней.
– Неужели вы считаете, что мне было легко взять на себя ответственность за будущее юной леди?
– Вы могли отказаться.
– Я бы, безусловно, так и сделал, если бы все дело было только в этом. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания нести за кого-то ответственность, особенно за юную девицу, которая предпочитает копаться в земле, вместо того чтобы чинно сидеть в гостиной и учиться рисовать или вышивать.
Марлена стояла на своем.
– Мне просто нравится возиться в саду, и, слава богу, мистер Олингуорт никогда не запрещал мне этим заниматься, когда я жила в его дома в Котсуолде.
– Тогда все было иначе, – возразил герцог. – Вы, совсем еще девочка, жили в деревне, а теперь – в модном Лондоне. Юные леди не должны сами этим заниматься – для этого есть садовники, служанки, другой персонал. Не забывайте о своем происхождении и родственниках, пусть даже дальних, и ведите себя соответственно.
– Между прочим, я не бесприданница и имею средства к существованию. У меня есть наследство, пусть небольшое, и я вполне способна сама найти себе мужа, без вашей помощи.
– Вам должно быть известно, – сообщил герцог, раздраженно прищурившись, – что о ваших интересах кто-то должен заботиться: готовить к дебюту в обществе, знакомить с нужными людьми. Олингуорт выбрал меня, поскольку мог не бояться, что ваше приданое уйдет на оплату карточных долгов или какие-то другие нужды раньше, чем вам сделают предложение. Он знает, как, впрочем, и все общество, что я будут благожелателен к любому джентльмену, на котором вы остановите свой выбор.
– Вы говорите – общество? – уточнила Марлена, обдумывая его слова. – Значит, все дело в этом? Для вас важно, что подумают о вас окружающие?
Герцог поморщился, и Марлену удивило, что даже гримасы его не портят, но удивило еще больше, что с самого первого момента, когда увидела его, у нее подгибались колени.
– Меня перестало заботить мнение общества много лет назад.
– А мне так не кажется, – уверенно заявила Марлена.
– Значит, вы ошибаетесь.
– Не думаю. По моему мнению, вы хотите, чтобы общество знало, как вы добры к бедной родственнице графа, почти все земли которого были конфискованы королем еще до моего рождения только за критику заоблачных расходов короны.
– Граф делал это публично, мисс Фаст, что было неразумно.
Марлена тоже так считала. Ей приходилось не раз слышать, как дорого обошлись семье графа резкие слова, сказанные королю. А вот заботился ли герцог о своем положении в обществе, стоило выяснить, чтобы понять, с какой стати известный распутник решил занять место мистера Олингуорта.
– Быть может, вы считаете, что, взяв опекунство надо мной, заслужите прощение общества за свои давние проделки и вернете его благосклонность?
– По-вашему, мне это нужно? – Герцог усмехнулся, и у нее задрожали колени. – Скорее ад замерзнет и превратится в ледяную пустыню, чем я стану об этом думать.
Неожиданно для себя самой Марлена улыбнулась:
– Чудеса иногда случаются, не правда ли?
Он слегка кивнул, но возразил:
– Только для праведников, мисс Фаст, а мне бы не хотелось, чтобы меня когда-нибудь так назвали.
К сожалению, она тоже не хотела быть причисленной к этому слою общества. Ей потребовалось немалое присутствие духа, чтобы выговаривать ему за прошлые грехи, в то время как сама она писала анонимные скандальные заметки о таких, как он, под вымышленным именем. Хоть она никогда и не призналась бы в этом, многие могли сказать, что они – два сапога пара.
– Я не слишком хорошо знал вашего опекуна, – продолжил герцог, – но мой отец был его другом и глубоко уважал.
– А как насчет меня? Вы его спрашивали? Вам не хотелось узнать обо мне больше, прежде чем принять на себя ответственность за мою судьбу?
– Должен признаться, нет. Я поверил Олингуорту, который сказал, что вы девушка благородного происхождения и отчаянно нуждаетесь в наставнике, чтобы дебютировать, войти в общество и найти себе достойного джентльмена.
– Отчаянно?
Слово прозвучало как ругательство, и Марлена пришла в ярость. Если она чему-то и научилась, пока жила с кузенами, так это никогда и ни при каких обстоятельствах не отчаиваться. Необходимо всегда оставаться сильной и уметь справляться с любой ситуацией.
– Мистер Олингуорт не мог употребить такое слово применительно ко мне. Пусть я еще в младенчестве и осталась без родителей, но никогда не отчаивалась.
– Я не знал, что вы осиротели так рано.
Марлена видела, что герцог удивился, и лишь надеялась, что не сказала о себе слишком много.
– Хоть мы с вами и встречались, но никогда не разговаривали. Тем не менее я знаю, что вы потеряли мать еще до поступления в Оксфорд, а отца – несколько лет назад, – заметила она.
– Из газет и бульварных листков, естественно. Да, о титулованных джентльменах пишут больше, чем о других. Могу согласиться лишь с тем, что в отчаянии был скорее мистер Олингуорт. Он страстно желал, чтобы вы могли продолжать жить так, как привыкли, и чтобы этому не помешала его болезнь. Я всего лишь намерен выполнить данное ему обещание позаботиться об этом из уважения к их с моим отцом многолетней дружбе.
– Вы? – с усмешкой переспросила она. – Из уважения? Разве может говорить об уважении тот, кто скомпрометировал двенадцать юных леди в их первый сезон!
– Конечно. Почему нет?
– Вы, кто унизил их перед родителями, друзьями и поклонниками? Кто оставил их совершенно беззащитными?
– Пусть не намеренно, но да, – спокойно согласился Рат.
– То, что вы сделали, заставило их близких усомниться в их честности, порядочности и добродетели, подвергнуть сомнению их брачные перспективы.
– Не собираюсь ничего отрицать, и уверен: вы полагаете, что у меня много и других грехов.
– Не сомневаюсь! – заявила Марлена и сразу осознала, что он принимает ее ответы как вызов, а вовсе не как оскорбление.
Да, взять верх над герцогом нелегко. Она понятия не имела, откуда взяла силу духа, чтобы открыто дерзить ему. Возможно, все дело в том, что она писала о нем: осуждала, бранила, стыдила – почти три года, а поэтому чувствует себя относительно спокойно, наконец встретившись с ним лицом к лицу. Или все дело в том, что она знала, как сильно страдала Вероника из-за тех писем, как сказались они и на Евгении. Марлена до сих пор помнила горькие слова Евгении, что общество никогда не упрекнет трех герцогов за то, что сделали, и только потому, что они герцоги.
– Я знаю: сейчас уже ничего не изменишь, – сказал Рат, – но мы не стремились никому доказать, что строгая мораль и благородные манеры, привитые юным леди с рождения, в одночасье их покинут, стоит узнать о существовании тайного влюбленного. И да, я думаю, что, когда мы обдумывали или даже претворяли в жизнь эту идею, один из нас должен был бы проявить достаточно мудрости – или хотя бы здравого смысла, – чтобы сказать: «Это плохая идея». Но никто из нас не сделал ничего подобного, и, в конце концов, оказалось, что каждая леди хотела бы иметь тайного поклонника.
– Но ни одна из них не хотела, чтобы об этом узнал весь свет!
– Мы и не думали кого-то ставить в известность. Я признаю, что пари, заключенное нами когда-то, было очень большой глупостью. Но прошло уже столько лет! И, откровенно говоря, мисс Фаст, мне уже надоело постоянно оправдываться и признавать свою вину.
Марлена опять подумала о Веронике и Евгении, о том, как это нелепое пари повлияло на их жизнь. Если бы не те письма, Вероника не вышла бы замуж за мистера Портингтона, весьма, скажем так, своеобразного джентльмена, и они с Евгенией не были бы так несчастливы.
Отбросив все эти мысли, Марлена сказала:
– Вам надоело оправдываться? Если так, то, вероятно, дело в том, что вы никогда не страдали из-за этих писем.
Герцог пожал плечами и выпрямился.
– Я прибыл сюда не для того, чтобы обсуждать мои прошлые грехи. Я здесь из-за вас. И, как ваш опекун, первое, что я намерен сделать, – это перевезти вас вместе с кузиной в мой дом на Мейфэре.
– Перевезти? – Марлене показалось, что ее ударили в живот, да так сильно, что перехватило дыхание. – На Мейфэр? Вы не можете говорить это серьезно!
В ярости она дернула ленту, на которой висела шляпа: проклятая штуковина, похоже, собиралась ее задушить. Ну почему она никак не развязывается?
– Мой дом намного больше, и там достаточно прислуги.
У Марлены отчаянно забилось сердце. Уехать так далеко от Евгении? Но это невозможно! Подруга заботилась, чтобы материалы для скандального листка мисс Труф каждую неделю попадали к издателю. И если Марлена переедет, к кому Вероника обратится за утешением, когда ее супруг выкинет очередной фортель? А если Марлена не станет писать, где сестры возьмут деньги, чтобы содержать дом?
– Я не хочу переезжать! – заявила она, решив не сдаваться без боя.
