Оглавление

ИСТОРИЯ МИХАЭЛЯ

День первый

Дорогая Рита! Выслушай мою исповедь. Быть может, тогда ты поймешь, почему все произошло именно так. Да, я раскрыл твой секрет. И хочу, чтобы ты узнала, как это случилось. А началось все в ту ночь…

Время уже перевалило за полночь. Пламя гигантского костра алыми языками лизало звездное небо. По округе разносился треск сложенных шалашом пылающих трехметровых стволов, и в этот рокот огня вплеталась протяжная песня. Хор девичьих голосов тянулся над поляной, стелился вместе с дымом над гладью тихо журчащей речки Гербы, возносился к шепчущимся на ветру кронам деревьев обступающего со всех сторон поляну леса. Девушки в длинных белых, расшитых узорами платьях, взявшись за руки, кружились вокруг костра в медленном хороводе. А на их танец хмуро взирал вкопанный в землю деревянный истукан, на искусно вырезанном лице которого плясали оранжевые блики костра.

— Братья! Давайте поднимем эту братину за веру наших предков! — провозгласил длинноволосый бородатый парень, поднимая к звездам гигантский рог. — Слава Яриле!

— Слава! — повторили стоявшие вместе с ним в кругу его приятели, также одетые в светлые рубахи.

Бородатый хлебнул из рога и передал его другому по часовой стрелке. Теперь каждый произносил пафосный тост, делал из рога глоток и отдавал соседу.

— Адское пекло, — шепнул мне Уриэль. Отражение пламени костра плясало в его зрачках двумя яркими кроваво-красными змейками.

Я снова глянул на костер. И вдруг мне представилось, как в нем, заживо сгорая, корчится человек: как факелом пылают его одежда и волосы, как пузырится и слезает кожа, обнажая черное мясо… Меня передернуло от отвращения, я постарался отогнать видение и отвернулся. И тут же перехватил нетерпеливый вопросительный взгляд Гавриэля. Но покачал головой: рано, ждем.

Вдруг со стороны поляны раздался громкий треск, а следом — веселый визг и восторженные крики. Я вновь слегка раздвинул ветви кустарника. Оказалось, огромный костер, прогорев, рухнул, взметнув в небо сноп искр. Теперь округу наполнили смех и задорный говор. Зазвенели сталкивающиеся рюмки. Кто-то ударил по струнам гуслей и затянул пьяную песню. Неподалеку пылал еще один костерок — поменьше, и некоторые парни с девушками, взявшись за руки, с удовольствием перепрыгивали через него. Совсем близко от нас на траве барахтались несколько полуголых тел: мужики боролись — дружески мерились силами. Ночь все больше наполнялась хмельным весельем.

— Пора! — скомандовал я и, надвинув на лицо черную маску-балаклаву, рванул из зарослей.

Позади затрещали ветви: следом за мной из укрытия ринулись три моих брата, одетые в черное.

— Вы еще кто такие?.. — изумился один из парней, вскочив с травы, а в следующий миг я ударом кастета свалил его обратно на землю.

Поляна наполнилась криками — теперь уже боли. В ночи мелькали белые рубахи, многих язычников настигали черные фигуры. Малый костер тоже рухнул от удара ноги, изрыгнув в небо искры. Я заметил, как Уриэль опрокинул сколоченный из досок стол, заваленный едой и выпивкой. Снедь со звоном и грохотом посыпалась на землю. Я же поспешил к идолу.

— Сволочи! Скоты! Ненавижу вас! — завопила какая-то девица, преграждая мне путь.

Моя рука с кастетом вскинулась вверх. При этом я отметил, как эффектно смотрится новая татуировка: пламя костра осветило выбитые на моем кулаке цифры, по одной на фаланге — «1», «0», «3», «4». Однако смазливенькое личико девчонки не исказил страх.

— Ну что же ты, мразь? Бей! — крикнула она, с ненавистью глядя мне в глаза. — Разве слабо такому подонку ударить девушку?

— Проклятье!.. — прорычал я, сетуя на себя, что не хватает духу испортить ее ведьмовскую красоту.

Я опустил правую руку, в которой сжимал кастет; левой схватил язычницу за волосы и с силой швырнул на землю. Она покатилась по траве, ударилась головой о пень и со стоном скорчилась, сжав ладонями виски. Я же взялся за идола: выдернул его из земли и низверг истукана в костер:

— Гори в аду, бесовское отродье!

Поначалу ошеломленные нашей внезапной атакой язычники наконец пришли в себя и похватали с земли поленья.

— Гавриэль, Рафаэль, уходим! — раздался рядом крик Уриэля.

Черные фигуры метнулись обратно в чащу. Меня же переполняла ярость. Я увидел несущихся на меня двоих в светлых рубахах с палками наперевес. Увернувшись от удара, я встретил одного из нападавших ногой в живот и, вырвав у него дубину, обрушил ее на второго. Тот повалился на землю и застонал, держась за рассеченный лоб. Я изготовился: ну, кто следующий?

— Уходим, Михаэль! Уходим! — дернул меня за плечо Уриэль. — Их слишком много…

К нам действительно с криками бежало человек десять. Шансы на победу и правда были не велики.

— Да поглотит вас вечное пламя! — яростно прокричал я, швырнув в язычников их же полено, и позволил Уриэлю себя увести.

Метрах в ста нас поджидал скрытый деревьями микроавтобус. Водитель, отец Годфри, уже вовсю газовал, и, едва мы заскочили в салон, машина помчалась, подпрыгивая на колдобинах лесной дороги. Нам вслед сыпались полные бессильной злобы проклятия.

— Ну ты крут! — восторженно воскликнул Уриэль, глянув на меня с уважением. — Как ты тех двоих опрокинул!

Его голос еще дрожал и сбивался от волнения.

— Ага. Так им, собакам! — подхватил Гавриэль, разминая разбитую в кровь руку. — Этот шабаш они на всю жизнь запомнят!

Я сорвал с головы маску-балаклаву, ею же смахнул со лба пот.

— Все успели? — Окинул взглядом своих разгоряченных боем братьев. — Рафаэль, ты здесь?..

Сидящий в глубине салона Рафаэль молча поднял руку.

— Ты чего такой печальный? — ткнул его в бок Уриэль. — Гладко ведь все прошло.

— Среди них была Санька, — после паузы нехотя отозвался тот. И прибавил: — Моя двоюродная сестра.

Он быстро глянул на меня и отвел глаза.

— Тебя не должно это беспокоить, брат. — Я похлопал его по плечу. — Наоборот, твой сегодняшний поступок принесет ей лишь пользу.

— Ты думаешь, то, что мы сейчас сделали, — польза? — Он глянул мне в глаза.

— Конечно. Все мы люди и имеем свойство оступаться. Но, если сидеть сложа руки, грешник может никогда не вернуться на путь истинный. Нужно помочь ему вновь обратиться к Свету. Именно этим мы и занимаемся. Если же на путь греха стал твой близкий, ты тем более обязан вернуть его на тропу Господню. Пусть даже силой.

— Она — моя сестра!

— Поверь, это лучше, чем позволить ей продать душу Сатане и обречь на вечные страдания Ада. Твой сегодняшний поступок доказал, что тебе не безразлична ее судьба.

Рафаэль отвернулся и в молчании угрюмо уставился в окно. По его лицу заскользили яркие вспышки проносящихся мимо автомобилей и фонарей. За окном мелькнула табличка «Погорск». Мы въехали в город.

— Злишься? — не выдержал я. — Ну злись, злись…

Я выдернул из внутреннего кармана своей армейской куртки фотографию. Твою фотографию, Рита!

— Вот! Объясни ей, что значит повстречать того, кто стал на путь Зла! — вскричал я, сунув снимок Рафаэлю в лицо. — Рассказать, к чему это приводит?

Рафаэль быстро глянул на твое фото и отвел взгляд.

— Но сейчас ведь было другое, — промямлил он. — Никто никого не убивал. Это всего лишь танцы у костра!

— Да, конечно. Сегодня — танцы у костра, а завтра — человеческие жертвоприношения.

— Ты, кстати, не рассказывал, как именно она умерла, — заметил Уриэль, рассматривая твой портрет. — Убийцу так и не нашли?

— Когда-нибудь я сам его найду, — пообещал я. — И сам поджарю его на медленном огне!

Я поцеловал твой снимок и убрал обратно во внутренний карман.

Микроавтобус притормозил у небольшого одноэтажного здания, на фасаде которого над козырьком еще можно было прочесть сохранившуюся с советских времен надпись, выложенную мозаикой: «Кинотеатр „Октябрь“». Последние несколько лет это место служило нам храмом. Поначалу, помимо наших служб, тут проводили дискотеки, концерты, собрания каких-то пенсионеров, но больше года назад нам удалось избавиться от этой мерзости. Теперь здание стало полностью нашим.

На крыльце у колонны нас поджидал магистр нашего ордена Братство Света. Его, кстати, ты хорошо знаешь — это Саша. С той поры, как вы виделись последний раз, он мало изменился: такой же худощавый, все те же русые длинные волосы и бородка. Разве что постарел слегка — как-никак, девять лет минуло. Даже манеру одеваться он не изменил: все тот же длинный черный плащ, широкополая шляпа и большой серебряный крест на груди. Правда, теперь он для всех не Саша, а отец Пейн.

— Успешно? — спросил магистр.

— Возмездие свершилось, — отрапортовал я.

— Слава Богу! — Отец Пейн поцеловал свой огромный серебряный крест. — Без проблем?

«Почти». — Я глянул на Рафаэля. Тот опустил голову.

— Да. Язычники кровью заплатили за ересь, — ответил я магистру, не сводя с Рафаэля глаз. — Мы же еще больше укрепились в вере и жаждем новых заданий.

— Я слышал, мусульмане решили в Погорске мечеть построить, — с жаром воскликнул Гавриэль. — Нужно пресечь это богомерзкое дело.

— В парке какие-то еретики собираются, — добавил Уриэль. — Пока что их человек десять. Если не вмешаемся, станет больше…

Отец Пейн поднял руку:

— Вы сегодня славно потрудились, братья. О делах — завтра. Пока же вы заслужили отдых. Ступайте в обитель.

Гавриэль и Уриэль пошли в храм, по пути весело обсуждая успешно прошедший рейд. Следом поплелся угрюмый Рафаэль. Я было отправился за братьями, однако отец Пейн удержал меня за локоть.

— Для тебя, Михаэль, у меня все же есть кое-какое задание. Пойдем.

Мы спустились в подвал бывшего кинотеатра, вошли в кабинет магистра. Тот вынул из ящика стола пачку газет и протянул мне:

— Что-нибудь слышал об этом?

Бросив взгляд на верхнюю обложку, я удивленно поднял глаза:

— Это ведь желтая пресса!

— Я вот об этом. — Отец Пейн ткнул пальцем в заголовок: «Маньяки-поджигатели снова терроризируют Погорск!».

Я пожал плечами:

— Конечно же, я знаю, что по городу ползут слухи, якобы в Погорье орудует какая-то таинственная банда убийц. Думаю, все это выдумка — журналисты народ баламутят.

— А если нет?

Магистр взял верхнюю газету, именуемую «Погорские кошмары», пролистал и показал мне. «Новая жертва поджигателей!» — прочел я заголовок. В статье с кровавыми подробностями рассказывалось о том, как шайка убийц принесла в жертву парня и девушку. Их приковали наручниками к батарее, облили бензином и подожгли… У меня бешено забилось сердце.

— Ничего не напоминает? — спросил отец Пейн.

Я резко распахнул следующую газету. Там рассказывалось о том, как все та же банда устроила за городом массовый ритуал сожжения: в жертву принесли десятки человек.

— Подобное ты найдешь во всех этих газетах, — сказал магистр. — А если предположить, что все написанное — правда и в Погорье действительно орудует банда маньяков-поджигателей… Тогда все эти еретики-язычники с тараканами в головах, которых мы сейчас учим кулаками, ничто по сравнению с такой ересью. Что, если кто-то из еретиков перешел от слов к делу и приносит кровавые жертвы?

— Тогда задача нашего Братства Света разыскать тех, кто совершает эти богомерзкие ритуалы, и искоренить зло, — с жаром ответил я. — Это — наш долг перед Господом!

Отец Пейн кивнул, задумчиво поглядывая на меня, словно оценивая, справлюсь или нет. Я же с нетерпением ждал, не сводя с него глаз.

— Скажите честно, вы ведь не просто так все это мне говорите? — тихо спросил я, так и не дождавшись ответа. — Вы думаете, это имеет отношение к ней? Поэтому вы позвали именно меня?

Вместо ответа магистр вынул из пачки газету, на обложке которой сексуально «умирала» в пламени костра привязанная к столбу молодая ведьмочка. «Современная инквизиция: погорские фанатики заживо сжигают людей!» — стояла внизу броская подпись. Я быстро долистал до нужной страницы, начал читать, и мои пальцы задрожали, а потом в ярости смяли бумагу.

— Но это же!..

— Именно. Ведь так умерла твоя сестра?

Я опустился на стул. Да, Рита, сомнений быть не могло: в той газете совершенно точно была описана твоя смерть!

— Если ты внимательно прочтешь эту статью, — продолжал отец Пейн, — найдешь там множество подробностей, которые раньше не сообщались ни в одних СМИ. Ощущение складывается такое, будто писал… очевидец.

Я резко вскинул голову:

— Вы хотите сказать…

— Поэтому я и решил поручить это дело тебе. — Магистр положил мне руку на плечо. — Ты жаждал возмездия и справедливости? Похоже, Господь послал тебе знак!..

Когда я вышел из кабинета отца Пейна, все еще весело трепавшиеся о разгоне язычников Гавриэль и Уриэль мигом умолкли, увидев мое полное решимости лицо. Поднял голову и тихонько сидящий в углу Рафаэль.

— Спасибо, что не рассказал обо мне магистру, Михаэль, — пролепетал он.

Я подошел к стене, сорвал с нее висящую на гвозде плеть, каждый из хвостов которой оканчивался металлическим шипом.

— Полсотни ударов, — повелел я, сунув ее в руки Рафаэлю. — И больше не позволяй сомнениям сбить тебя с пути истинной веры.

И, спрятав в карман мятую газету, я покинул обитель ордена Братство Света, чтобы исполнить данный мною много лет назад обет.

В ту ночь я отвратительно спал. Несколько раз вскакивал среди ночи, а едва закрывал глаза, передо мной возникали огромный костер и ты, Рита, умирающая в пламени. А перед тобой — человек с мерзкой кровожадной ухмылкой на лице. Человек, от одного имени которого закипает ярость в моей груди, — Артур Велин!

Промаявшись до утра, я наконец выбрался из постели. Стоявший на тумбочке будильник показывал шесть утра. Взгляд мой упал на фотографию рядом с часами. Старое фото, десятилетней давности. На нем — я, тогда еще одиннадцатилетний пацан; ты, Рита, рыжая красавица; и отец Пейн, в то время еще просто Саша. Все счастливы, улыбаются. Какое было время!..

Я распахнул тумбочку и вынул папку, набитую копиями материалов из милицейского расследования, фотографиями, вырезками из старых газет. Нашел среди них одну. Это была статья из «Погорских ведомостей». Заголовок — «Убийство на раскопках».

«В минувшую субботу в пяти километрах от поселка Тахтыныр грибники случайно набрели на человеческие останки…» — рассказывалось в статье. Я заскользил взглядом по строчкам, которые знал едва ли не наизусть. «По словам сотрудников археологической группы, накануне вечером Маргарита покинула лагерь в компании руководителя раскопок Артура Велина. Он и является главным подозреваемым в совершенном преступлении. Как считают эксперты, судя по останкам, убийца привязал жертву к дереву, облил горючим веществом и поджег. Мотивы преступления пока не ясны. (…) Где сейчас находится Артур Велин, неизвестно: он объявлен в федеральный розыск». Здесь же был напечатан и портрет убийцы. Я долго вглядывался в это ненавистное лицо: на вид обычный такой щупленький интеллигентишка. Это ж каким нужно быть чудовищем, чтобы сотворить такое!

— Ничего. — Я убрал папку обратно в тумбочку. — Скоро тебя настигнет справедливая кара!

И, глянув на потолок, словно мог увидеть сквозь него Небеса, прошептал:

— Спасибо, Господи, что даешь мне этот шанс!

Правда, с карой пришлось повременить. Ведь наступил понедельник, а значит, нужно было идти на работу.

Я вошел в офис в восемь утра — гладко выбритый, причесанный и стриженный по моде, в белой рубашке и выглаженных черных брюках. Лишь маленький серебряный крестик на цепочке. Никто и не подумает, глядя на меня, что перед ним беспощадный истребитель ереси. Днем я простой служащий. Днем я — как все. Это чем-то сродни оборотничеству. С восходом солнца я примерная овца, послушно бредущая в общем стаде, после заката — свирепый пес, уничтожающий волков. Да только стадо понятия не имеет, благодаря кому к рассвету хищников стало меньше.

— Опять подрался вчера? — Катя, моя соседка по рабочему месту, кивает на мои руки.

— Сами напросились! — Я медленно сжимаю и разжимаю правый кулак с татуировкой «1034», демонстрируя разбитые костяшки.

Катя восторженно улыбается, смотрит на меня масляным взглядом, стреляет глазками. Для нее, когда один человек избивает другого, это проявление мужественности. Она принимает мою ответную улыбку за взаимную симпатию, не понимая, что ее стрельба — в молоко. Если б она только знала, что мой флирт — часть дневного маскарада. Ведь я пожертвовал тем, что большинство называет нормальной жизнью, ради веры. Став воином Света, я принял обет безбрачия.

Привычным до автоматизма движением включаю компьютер, пальцы машинально выбивают дробь на клавиатуре — логин, пароль. Ладонь ложится на мышку, и стрелка скользит по рабочему столу к файлу с клиентской базой. В ухо впивается телефонная трубка. Офисный автомат готов к работе…

Правда, в тот день я с трудом поддерживал дневной маскарад. Занимаясь этой глупой работой, мысленно возвращался к своей главной задаче. Почему я здесь? Ведь должен быть там! Как же мне хотелось вскочить с места, ударом ноги выключить ненавистный компьютер, сказать в лицо этой дуре Кате все, что я думаю о ее развратном поведении, и уйти, хлопнув дверью, послав в адское пекло офис вместе с его начальством. Но нельзя. Нужно быть терпеливым, смиренным, целеустремленным. Я должен и дальше вести эту игру в примерного гражданина, чтобы днем не вызывать подозрений у овечьего стада, а ночью вновь стать волкодавом.

С трудом дождавшись конца рабочего дня, я выбежал из офиса. Заскочив домой и сменив униформу менеджера на более удобную и привычную — бойца (черные джинсы, куртка-бомбер и армейские высокие ботинки), я поспешил к газетному комплексу, в котором располагались почти все областные СМИ. И примерно через час распахнул дверь с табличкой «Погорские кошмары».

Признаться, я несколько иначе представлял себе редакцию газеты. Воображение рисовало мне гигантский кабинет, по которому под непрерывный стрекот печатных машинок и рокот голосов носятся люди, потрясая исписанными листками, а в дальнем углу в маленьком прокуренном кабинете за дубовым столом восседает седовласый дядечка в костюме — главный редактор — и, покуривая сигару, что-то кричит в телефонную трубку. А за одной из приоткрытых дверей обязательно должны виднеться огромные грохочущие машины, по которым ползут бесконечные ленты пахнущих типографской краской печатающихся газет…

Редакция газеты «Погорские кошмары» занимала всего один кабинет размером пять на пять. Вдоль стен стояли три заваленные бумагами офисных стола с компьютерами. За одним восседал парень на вид лет двадцати пяти и пялился в экран, на котором я разглядел столбцы текста и фото человека с перекошенной рожей и огромным кухонным ножом в руке. За компьютером по соседству, тряся головой, сидела татуированная и пирсингованная девица. С ее черной футболки скалился жуткий монстр. На голове с малиновыми волосами громоздились огромные наушники. У окна стоял журнальный столик с электрическим чайником, сахарницей и вскрытой коробкой печенья. В кресле слева от него сидела еще одна девушка. В одной руке она держала чашечку кофе, другой прижимала к уху мобильник, по которому без умолку тараторила. В кресле по другую сторону стола расположился седовласый господин с усталыми глазами в черном заметно поношенном костюме. Моему появлению никто не придал значения.

— Могу я поговорить с главным редактором? — сдержанно-почтенно осведомился я у седовласого господина, решив, что он единственный в кабинете, кто внешне соответствует этой должности.

— Да я тут это… — Гражданин робко заерзал в кресле.

— Вам чего? — Сидящая на другом конце столика девушка оторвалась от мобильника и подняла на меня вопросительный взгляд.

Я повторил вопрос. Она окинула меня оценивающим взглядом (причем таким, словно прикидывала, гожусь ли я ей в бойфренды) и, видимо, осталась довольна.

— Погоди, — бросила в трубку девушка и позвала: — Вика!

Она ткнула в спину пирсингованную девицу. Та стащила с головы наушники, из которых тут же хлынули раскаты тяжелого рока. Мне даже удалось разобрать кое-какие слова: «Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон — сплошной обман…» Я с трудом подавил в себе желание схватить ее за малиновые патлы и хорошенько треснуть утыканной железками башкой о стол. К своему счастью, пирсингованная барышня выключила свою бесовскую музыку и вопросительно оглянулась. Девушка у столика кивнула на меня и тут же снова затараторила в телефон.

— Вы что-то хотели? — спросила пирсингованная тоном, выдававшим, что ей чаще приходится общаться с сумасшедшими, нежели с адекватными читателями.

— Хочу переговорить с главным редактором.

— Ну я редактор. Чего вам?

Я несколько опешил. Признаться, не так представлял себе главреда газеты.

— Вы автор? — спросила она.

— Чего? — Я растерялся еще больше.

— Если вы принесли статью, так давайте. Надеюсь, в электронном виде? Знаете, что мы принимаем тексты объемом не более…

— Я не автор, — перебил я. — Мне нужно… В общем, вот.

Вынув из кармана мятую газету, я бросил ее на стол:

— Кто такой Женя Р.? Кто это написал?

— Редакция за содержание материалов ответственности не несет, — тут же выпалила редактор, приняв воинственную позу и даже не взглянув на статью. — Внимательнее читайте выходные данные: там все написано.

Похоже, ей не раз приходилось сталкиваться с юристами и разъяренными читателями.

— Я ни в чем вас не обвиняю. По крайней мере, пока… — жестко сказал я. — Мне нужен автор этих статей. Срочно!

— Ну, вообще-то мы не даем координаты наших авторов… — заюлила редактор, откинувшись на спинку стула.

— Значит так. — Я грохнул кулаком по столу. — Либо вы мне сейчас же даете координаты этого автора, либо…

— Либо что? — Пирсингованная барышня вскочила и, уперев кулаки в стол, уставилась на меня взглядом волчицы. Я сразу понял, почему именно она рулит газетой. Глядя мне в глаза, редактор прошипела: — Теперь вы меня послушайте. Если сейчас же не покинете кабинет, я вызову охрану, а вместе с ней милицию и нашего юриста. И впредь, если вздумаете являться в подобные учреждения, подбирайте тон и выражения. А теперь — всего хорошего!

Редактор снова включила музыку, и, прежде чем наушники очутились у нее на голове, до меня донеслась гремящая из них песня: «Дьявол здесь, дьявол там…» Как же мне хотелось разнести все в этом кабинете к чертям собачьим. Однако я прикинул, чем это может обернуться. Если бы дело касалось только меня… Но ведь своими действиями я подставлю весь наш Орден! Магистр не одобрит таких мер, будь это хоть контора по вербовке в Преисподнюю. В наш век безверия священные войны ведутся лишь со скрытыми лицами и под покровом тьмы. «Ничего, придет и наше время!» — подумал я и, выйдя в коридор, зло захлопнул за собой дверь.

Я вышел на крыльцо издательского комплекса. Прохладный ветер слегка охладил кипящую внутри ярость. Невыносимо захотелось пить. Увидев неподалеку ларек, я нервно выдернул из внутреннего кармана бумажник. И вдруг что-то выпало мне под ноги. Наклонившись, я встретился взглядом… с тобой, Рита! Подняв фотографию, я долго вглядывался в твои родные черты. И, как всегда в такие моменты, вдруг представил пламя. Как огонь рвется вверх, пожирает твою одежду, поджаривает тело, по лесу разносится твой дикий крик, а перед тобой — ухмыляющаяся физиономия Артура Велина… Я стиснул фотографию и какое-то время стоял, прижав кулак к груди. Потом убрал бумажник и снова вошел в издательский комплекс.

Пирсингованная редактор встретила меня все тем же волчьим взглядом.

— Извините, что я так ворвался, — как можно спокойнее сказал я. — Просто мне действительно очень нужно поговорить с автором. Помогите мне. Пожалуйста!

— Еще раз повторяю, — теперь уже без агрессии ответила редактор. — Мы не даем…

Я подошел к редакторскому столу и положил перед ней твою фотографию.

— Это — моя сестра, — сказал я. — Она погибла. Причем погибла именно так, как… как описано в этой статье.

Я расправил на столе смятую газету, на обложке которой была изображена заживо сгорающая на костре ведьма.

— Да ну! — Редактор подалась вперед и потянулась за ручкой и блокнотом. — А ну-ка, отсюда поподробнее…

— Вы что, собираетесь записывать? — удивился я.

— Отличный отклик на материал…

— Издеваетесь? — У меня внутри снова начало вскипать. — Вообще-то, мы говорим о судьбе родного мне человека. Если б речь шла, скажем, о вашем брате или сестре, вы бы тоже с восторгом сочиняли статью?

Редактор пожала плечами. Я понял, что именно так она бы и поступила.

— Извините. — Она все же отложила блокнот. — Профессиональный инстинкт. Да вы присядьте. Может, кофе?

Я сел в кресло. Девушка у столика снова оторвалась от телефона, налила кофе и протянула мне горячую кружку.

— Итак, что произошло с вашей сестрой? — спросила редактор.

— Ее убили, жестоко. Привязали к дереву, облили бензином и сожгли, живьем. — Мне с трудом удавалось говорить спокойно. — А монстр, который это сделал, до сих пор разгуливает на свободе! Если бы это произошло с вашим близким, разве вам не хотелось бы справедливости?

— И вы надеетесь, что автор этой статьи поможет вам восстановить эту самую справедливость. А потому хотите знать, откуда у него такие сведения. Так? — Редактор бросила ручку на стол и, откинувшись на спинку кресла, задумалась. — Скажите, вы читали нашу газету?

— Так, кое-что… — пожал я плечами.

— Наши авторы постоянно пишут жуткие истории про маньяков, людоедов, привидения и зеленых человечков. Как по-вашему, насколько правдивы все эти истории?

— Вы хотите сказать…

— Именно. Все это — выдумки! Понимаю, что, как редактор этого издания, я не должна говорить читателям такие вещи. Но учитывая ваш случай… — Она вздохнула. — Судите сами. Какова главная задача средств массовой информации? Я сейчас, конечно же, говорю о нормальных СМИ… Они существуют, чтобы передавать информацию. Так? А в любой новости должны быть ответы на три основных вопроса: что, где и когда произошло. Теперь еще раз взгляните на эту статью. Вы найдете там эти ответы? Только на вопрос «что?». Да, событие есть — убийство. Но где оно произошло? Когда? Кто убийца? Кто жертва? Неизвестно! Где-то когда-то кто-то кого-то убил… Событие вроде описано, а информации — ноль! К такому материалу ни один юрист не подкопается. Если начнутся разборки, всегда можно сослаться на больную фантазию нашего автора. Так что все наши статьи — пустышки. У нас, по сути, средство не массовой информации, а скорее массовой дезинформации. Ее прервал телефонный звонок.

— Извините… — Редактор сняла трубку с трезвонящего на столе аппарата. — Да? Вы автор? О чем ваша статья? Нет, такое нас не интересует. Попробуйте обратиться в «Загадочное и невероятное». Нет, телефон не подскажу. Всего хорошего!

Она повесила трубку.

— Чего хотел? — поинтересовалась у редактора ее коллега, оторвавшись от мобильника.

— Говорит, мол, хорощий статья написаль. Свои измышленья по поводу грядущего, как он выразился, акопалипсиса.

— Ну да. О чем еще можно написать, сидя в трениках на кухне? Только о том, как устроена Вселенная, раскрыть всемирный заговор да причины неминуемого конца света, — усмехнулась коллега и вернулась к своему мобильнику со словами: — Да, очередной псих звонил. Надоели эти пророки доморощенные…

— Итак, на чем мы остановились? — Взгляд редакторши вернулся ко мне. — Ах да, о материалах. Если говорить начистоту, наша газета по сути своей — сборник баек, написанных так, словно это произошло на самом деле. Да только все это — выдумки. Вы же не станете, к примеру, выяснять правдивые источники у писателя-фантаста. Но читателям правдивость и не нужна. Им просто нравится читать про чужие страхи, страдания и кровь. А было это на самом деле или нет, никто не задумывается. Недавно одна тетка рассказала нам, будто бы в Погорье обитает целая тусовка вампиров. Так что ж, этому верить? Но для газеты годится! Вы когда-нибудь в детстве рассказывали друг другу перед сном страшные истории? Так вот, мы — страшилки для взрослых. Читатели рады — нам же нравится, что тиражи растут, а вместе с ними и прибыли. «Погорские кошмары» даже стали выходить два раза в неделю! Спрос, как говорится, рождает предложение.

— Но ведь автор статьи в точности описал похожую ситуацию!

— Скажите, об убийстве вашей сестры сообщали в СМИ? — спросила редактор.

— Да, много было шума девять лет назад…

— Тогда все просто. Автор поднял старые материалы, начитался, а потом состряпал похожую историю.

Какое-то время я молчал. А ведь она права! Надежда все больше угасала. И тут я вспомнил:

— Да, но ваш автор приводит в статье такие подробности, которых раньше не было ни по телевидению, ни в газетах, ни в милицейских документах при расследовании. Даже если он ничего и не знает об убийце, наверняка пользовался при написании какими-то не известными ранее материалами.

Редактор задумчиво потерла бровь, на которой сверкало штук пять серебряных колечек.

— Поймите, я всего лишь хочу поговорить, и все, — заверил я. — Ему ничего не угрожает.

«По крайней мере, если выложит все начистоту», — подумал я, сжав под столом кулаки, при этом не переставая располагающе улыбаться.

— А вдруг вы маньяк, который хочет убить одного из наших лучших авторов, а? — осведомилась редактор, правда, теперь уже с улыбкой.

— Тогда у вас появится еще одна отличная новость, достойная обложки, — также с улыбкой ответил я. — Причем на этот раз абсолютно правдивая.

Редактор хлопнула ладонью по столу и повернулась к девушке с мобильником:

— Катюш, есть какие-нибудь контакты Жени? Телефон или электронка?

— Не-а. Всегда материалы лично приносит, — ответила названная Катюшей, на секунду оторвавшись от телефона.

Редактор снова потерла бровь.

— Давайте поступим так, — наконец сказала она. — Вы оставите свой контакт. Мы передадим его автору. И, если он посчитает нужным, поговорит с вами. Идет?

— А если не посчитает?

Редактор развела руками.

Я достал блокнот, написал номер телефона и протянул вырванную страничку.

— Когда ждать звонка?

— Женя к нам обычно по понедельникам и четвергам забегает.

— Сегодня — понедельник!

— Значит, наверное, сегодня и заглянет. Как придет, передадим ваш номер. А там уж как у вас сложится.

Я встал.

— Вик, ты освободилась? — спросил редактора сидящий у другого компьютера парень. — Тогда глянь новую обложку.

Он повернул к ней монитор, на котором красовалась обнаженная барышня, прикованная к трубе наручниками. Под ней стилизованными под кровь буквами было написано: «Маньяк изнасиловал убийцу». Редактор какое-то время изучала сей шедевр скептическим взглядом, а потом сказала:

— Давай лучше наемного. Маньяк изнасиловал наемного убийцу!

— Ага, и съел, — пошутил я.

— Точно! — обрадовалась редактор. — Да! Маньяк-каннибал изнасиловал наемного убийцу! Витек, влезет еще строчка?

— Сейчас посмотрим, — ответил парень, отвернувшись к монитору, и застучал пальцами по клавиатуре.

— И еще, глянь в интернете барышню с бюстом побольше, — бросила редактор ему в спину. — Какая-то уж она у тебя совсем тощая.

— Зато в кровище! — не оборачиваясь, ответил парень.

— Простите, но ведь у меня в статье маньяк не ел убийцу, — робко отозвался седовласый господин в костюме, все это время так тихо просидевший у журнального столика, что я успел позабыть о его существовании.

— Федор Михалыч, ну перепишите чуток. Допишите, что съел, — улыбнулась ему редактор. — Знаю, у вас получится. Вы же у нас талантище! Просто гений!

— Ну что вы… — Господин смущенно махнул рукой, надувшись от гордости. — Ладно. Если завтра принесу новый текст, пойдет?

— Вы просто умница! Что б мы без вас делали!

Я направился к двери. Но, едва коснулся ручки, как вдруг дверь передо мной распахнулась — и я едва не столкнулся с невысокой белокурой девушкой.

— О! А вот тот самый автор, которого вы ищете! — воскликнула редактор. — Здравствуй, Женя!

Я опешил. Почему-то был уверен, что автор — мужик. Девушка смотрела на меня сквозь стекла очков в золотистой тонкой оправе широко распахнутыми темными глазами. Довольно красивыми, как я сразу отметил, хотя тут же упрекнул себя за подобные мысли.

— Добрый вечер, — сказал я с улыбкой.

Девушка пару секунд таращилась на меня таким взглядом, словно перед ней возник упомянутый маньяк-каннибал, а потом вдруг резко развернулась и, не говоря ни слова, быстро зашагала прочь по коридору.

— Подождите! — Я выбежал следом. — Я лишь хочу поговорить!

— Зато я не хочу с вами разговаривать, — холодно ответила она, не оборачиваясь.

— Почему? — опешил я.

— Не люблю святош! — Она остановилась и окатила меня волной презрения.

Я не ожидал подобной реакции, даже растерялся.

— С чего вы взяли, что я…

Но, перехватив ее взгляд (а смотрела она на большой серебряный крест у меня на груди), возражать не стал. «Значит, она одна из этих — мракобесов», — подумал я, обратив внимание на ее внешний вид. На ней был вполне приличный длинный белый плащ, но под ним — черная футболка с логотипом какой-то рок-группы, светлые потертые джинсы и проклепанный, как у металлистов, пояс. Вечно этих неформалов несет во всякую ересь… Так и захотелось схватить ее патлы да попортить красоту, треснув парочку раз о дверной косяк. Глядишь, дурь выбьется… Однако я тут же одернул себя, вспомнив, для чего пришел. Мне нужна информация, а ради этого придется потерпеть.

Пока я размышлял, журналистка воскликнула:

— Теперь, если позволите, я займусь работой, ради которой сюда пришла!

И скрылась за дверью редакции.

«И как теперь быть? — Я продолжал мяться в коридоре. — Что делать-то?»

Дверь снова распахнулась, блеснули стекла очков, а за ними — все тот же полный презрения взгляд:

— И если вы продолжите меня преследовать, я вызову с вахты охрану!

Снова дверной хлопок.

Я решил не рисковать и направился к лифту. Конечно, я мог уработать охранника одной левой. Не зря ведь целыми днями грушу пинаю! Да только подобная разборка скомпрометирует Орден. Отец Пейн вряд ли одобрит. Что касается журналистки… Был бы мужик ­– просто подкараулил бы его где-нибудь в переулке. Сдавишь цыплячью шею — мигом выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. А тут девочка! Хочешь не хочешь, но придется призвать на помощь всю дипломатию, на какую способен.

Я вышел на крыльцо издательского комплекса и принялся ждать. Спустя примерно час-полтора дверь распахнулась и на пороге наконец появилась белокурая журналистка. Появилась — да так и осталась у раскрытой двери, глядя на меня со смесью страха и удивления. Словно я и правда маньяк какой-то. Я вдохнул, выдохнул и шагнул ей навстречу.

— Простите, что преследую вас. Не подумайте ничего плохого…

Я ожидал, что она снова нагрубит и скроется за дверью с криком: «Охрана!», однако на этот раз девушка повела себя дружелюбнее.

— Признаться, это я должна принести извинения, что так грубо вас послала, — с робкой улыбкой ответила она. — Редактор рассказала мне о вашей сестре. Я ведь не знала.

Оказалось, она просто приняла меня за одного из психов, которые, бывает, пишут (а некоторые даже приходят) к ним в газету. Логично: ведь какой человек с нормальной психикой будет читать такое?

— Значит, вы понимаете, насколько для меня важно выяснить, откуда у вас эта информация. — Сказав это, я машинально взял девушку за руку. И тут же отдернул ладонь. Во-первых, мне стало не по себе: я уже много лет не прикасался к женщинам из-за данного в Братстве обета. Во-вторых, реакцию девушки тоже адекватной не назовешь — она отпрянула от меня, как от прокаженного.

— Извините. У меня некоторые предубеждения против верующих, — тут же смущенно объяснила она. — Ничего личного.

— Атеистка?

— Скорее, скептик.

— Все одно — заблуждения.

— Это с чьей позиции посмотреть. Если с моей — заблуждаетесь вы, — парировала она и нахмурилась: — Да и вообще, вы пришли мне проповеди читать?

— Нет-нет, что вы, — поспешно успокоил я. У самого же зачесались кулаки. Эх, попадись ты мне в другой ситуации… И я вспомнил искаженное болью лицо девки-язычницы, недавно ставшей у меня на пути. Я попытался перевести разговор на более благоприятную тему.

— Ну, то, что вы пишете в газету страшилки про маньяков, я уже знаю. А чем еще занимаетесь? — спросил я. Хотя тут же поймал себя на мысли: я, что, с ней флиртую? В подобной манере я, наверное, не разговаривал с тех пор, как в начальных классах дергал девочек за косички. Но ведь нужно же как-то завязать разговор, чтобы постепенно перейти к сути.

— Я студентка. Учусь на журфаке, — несколько прохладно ответила она. — И, кстати, если проболтаю с вами еще дольше, рискую не успеть к закрытию общаги.

— Так давайте я провожу вас. По пути и поговорим.

Она кивнула:

— Тут недалеко.

Мы не спеша пошли вдоль дороги в сторону микрорайона.

— Итак, на чем мы остановились? — спросила она.

— На ужастиках, которые вы пишете.

— Нужна же какая-никакая практика. В серьезное издание начинающему писаке соваться бесполезно. Вот и приходится желтушничать. С другой стороны, в подобных СМИ есть где развернуться. Если не писать откровенную туфту вроде того, что ваяет дедушка-автор, даже интересно работать. К тому же я ничего не сочиняю. Некоторые наши писатели считают, что в подобных газетах главное — не правдиво, а правдоподобно. Я же придерживаюсь правила, что в материале могут быть домыслы, но я категорически против любого вымысла.

— Значит, вы пользуетесь только правдивыми источниками? — обрадовался я, что наконец смогу подойти к интересующей меня теме.

— Выведываете мою агентуру? — Она смерила меня насмешливым взглядом. — Вообще, журналистская этика не позволяет мне раскрывать имена моих информаторов. К тому же у меня пока нет причин вам доверять. Вдруг вы параноик, задумавший прикончить моего осведомителя по личным причинам?

— Я, что, похож на маньяка?

Она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза:

— Нет, вы похожи на религиозного фанатика. А до фанатиков порой в вопросах садизма некоторым маньякам как до луны пешком.

Я почувствовал, как во мне снова заклокотала злость. Да кто она такая, чтобы судить о вере и каре Господней? В другое время, если бы кто-то мне такое сказал — уже умылся бы кровью! Между нашими взглядами словно проскочила искра ненависти. И вдруг я понял: это не просто предубеждение против религии! Похоже, в ее жизни случилось нечто такое, связанное с верой, что оставило рану в ее душе. Очень глубокую рану!

— Чем вам священники-то не угодили? — смягчился я.

Она не ответила. Лишь повернулась и молча пошла дальше. Мы углубились в сквер и по дорожке направились в сторону многоэтажек. В некоторых окнах уже горел свет: начинало смеркаться. Женя шла молча, хмуро глядя себе под ноги. Уж не знаю почему, но мне захотелось переубедить это озлобленное юное создание.

— Вы как-то искаженно судите о вере и о тех, кто стал на духовный путь, — начал я. — Иисус Христос учит нас любви и всепрощению. Вера — это свет, призванный спасти человечество…

— Даже если это свет от костров инквизиции? — резко оборвала Женя.

Я вдруг снова вспомнил недавний языческий шабаш, на котором мы карали еретиков, и их гигантские костры. А также другой костер — на котором сгорела ты, Рита, — и убийцу, предавшего тебя такой смерти. Кулаки мои невольно сжались, отозвавшись приятной болью разбитых в кровь костяшек.

— Человеческая душа бессмертна, — ответил я. — Да только бессмертие это может привести как в Рай, так и в Ад. И порой нет иного пути, чтобы вернуть еретика на путь истинный, кроме как очистить его душу костром.

Ее глаза сверкнули огнем дьяволицы. Я с вызовом встретил этот взгляд. Пусть думает что хочет, но, когда дело касается ереси, я был и буду беспощаден!

— Давайте так, — наконец медленно произнесла журналистка. — Уж лучше пусть каждый из нас останется при своем мнении. Постараемся быть терпимыми к убеждениям других. Ведь именно этому учит вас ваша вера?

Она резко повернулась и пошла вперед. Я так же молча побрел следом. «Да уж, после такого теперь сложно будет чего-либо от нее добиться, — упрекнул я себя, вспомнив о своей главной задаче. — Можно ж набраться терпения и промолчать. Вот что теперь делать?..»

Однако, когда мы остановились у дверей пятиэтажного общежития, девушка вдруг меня удивила:

— Хорошо. Кое в чем я все-таки смогу вам помочь.

И она рассказала, что однажды утром перед университетскими парами ее на вахте в общежитии окликнул охранник, поинтересовался, не журналистка ли она. «Журналистка, и что дальше?» — ответила Женя. И тогда охранник вручил ей сверток бумаг. Объяснил, что посреди ночи, когда он был на дежурстве, его разбудил стук в дверь. Это оказался парень. На глаза его был надвинут капюшон, так что лица было не разглядеть. Тот попросил охранника передать сверток любому студенту журфака. Сказал, что у него есть уйма сенсационных материалов криминального плана и он готов ими делиться. Мол, сам он красноречиво писать не умеет — вот ему и нужен тот, кто сможет грамотно обработать материал, подготовить к публикации, а также найти место, где эту самую публикацию осуществить. «Чего же ты сам не отдашь?» — спросил охранник. Парень ответил, что у него есть причины не раскрывать свою личность. Материалы касаются весьма опасных людей, которые могут отомстить. В общем, отдал сверток и был таков. Юная журналистка Женя отнеслась к этому скептически, и все же любопытство взяло верх — решила посмотреть. Материал и правда оказался сенсационным. Конечно же, на веру она все не приняла: первым делом покопалась в архивах СМИ, пообщалась со знакомыми в пресс-службе МВД. И поняла, что напала на золотую жилу: в редакции статью чуть с руками не оторвали. После этого парень с приятной регулярностью стал передавать ей материалы — один круче другого. Конечно же, девушка понимала, что он неспроста скрывает свое лицо и что у нее тоже есть повод опасаться. Поначалу ей было не по себе: вдруг те, кого он боится, придут и за ней? Хотя для журналиста любой плод — чем запретнее, тем слаще. К тому же за статьи неплохо платили…

— Теперь вы понимаете, почему у меня была такая реакция на ваш визит? — спросила она. — Представьте себя на моем месте: открываю дверь в редакцию, а там здоровенный парень весь в черном и с огромным крестом на груди. Ни дать ни взять инквизитор. Я и подумала: «Ну все — кранты!»

— Мне очень жаль, что напугал вас. А что касается материалов… Вы знаете, как связаться с вашим информатором?

— Честно? Понятия не имею! Но, признаться, мне и самой очень любопытно, кто же таскает мне эти писульки. Женское любопытство и все такое… — Она улыбнулась. — Я уже полгода печатаю статьи, а откуда берутся материалы, даже не знаю. Так что я тоже не прочь пообщаться с этим парнем.

Она задумалась.

— Давайте сделаем так: я расспрошу поподробнее охранника, который мне передает бумаги, а если чего узнаю, вам отзвонюсь. Идет? Черкните номер телефона.

Она протянула мне блокнот с ручкой и добавила:

— Если, конечно, пообещаете, что дальше разговоров ваше с ним общение не зайдет. А то знаю я: как поболтать о вере, так все вы святые праведники, а чуть что — мгновенно превращаетесь в кровожадных инквизиторов.

— Вы слишком предвзято судите о нас.

— Разве? — Журналистка указала на выглядывающую из-под моей куртки кобуру.

— Это не боевой пистолет — травматический.

— И он у вас, конечно же, исключительно для мирных проповедей.

— Обещаю, что с вашим информатором буду сама нежность, — ответил я, прикрыв курткой оружие и спрятав в карманы разбитые кулаки.

— И запомните. — Она сурово посмотрела мне в глаза. — Я помогаю вам вовсе не оттого, что ваши религиозные воззрения стали мне симпатичнее. Ваша сестра — невинная жертва. Мои убеждения, в отличие от христианских, не велят мне подставлять левые щеки, когда бьют по правым. Я считаю, что на зло нужно отвечать злом. И, если есть возможность наказать того, кто сделал это с вашей сестрой, — пусть его постигнет заслуженная кара.

«Вот это верно! — с одобрением подумал я. — Вот это по-нашему! Знаю, кто-то скажет, что не этому учит нас наша вера. Мол, как бы на моем месте поступил Иисус? Стал бы он отвечать злом на зло, а силой — на силу? Нет! Он бы простил! Именно к этому он призывает своих учеников! Однако последние две тысячи лет показали, что за веру нужно сражаться. Сотни языческих религий бесследно исчезли лишь потому, что их последователи сдались, отреклись и избрали единого бога… Да простит меня Господь за такие мысли, но это так! А вот если бы они сражались, если бы их вера оставалась крепка как сталь — неизвестно, что за храмы бы сейчас стояли на каждом углу. И именно благодаря героям — крестоносцам, что обнажали меч за свою веру, и инквизиторам, что беспощадно выжигали ересь, — над городами высятся кресты, а не идолы!»

— Ну все, пока, — вторглась в мои размышления журналистка Женя. — Я позвоню, как чего выясню.

— Буду ждать с нетерпением.

Девушка вошла в общежитие — я же все продолжал стоять, а в голове шла борьба двух идей. «И все же: сражаясь за свою веру, разве мы не нарушаем тем самым заповеди Христа? — думал я. — Так что же все-таки верно: смиренная гибель или добро с кулаками?» И вдруг я понял, что прямо в этот самый момент совершаю наиболее гнусный грех — сомневаюсь! Вера не терпит сомнений! Сомнения — путь к ереси! Если бы в тот момент у меня под рукой оказалась плеть, я содрал бы ею кожу со своей спины. Еретические мысли требуют сурового наказания. «Вот только чем я могу наказать себя прямо здесь и сейчас? — подумал я, глядя по сторонам. И придумал: — Поклянусь, что два часа не сойду с этого места!»

И, отойдя в сторону, чтобы не мешать проходящим студентам, я закрыл глаза и зашептал молитву.

День второй

Едва я пришел утром на работу, сразу же встретил его. Мой натренированный взгляд мгновенно выхватывает детали: фенька на запястье, голова в толстых косичках-дредах, поверх них, несмотря на теплую весеннюю погоду, берет в зелено-желто-красную полоску, на шее — латунный кулон в виде конопляного листочка. На фоне нашего дресс-кодированного коллектива он — как попугай среди пингвинов. И я тут же даю ему прозвище: Попугай.

— Доброе утро! — восклицает возникший из-за его спины начальник нашего отдела. — Это — Денис, новый дизайнер. Так что теперь по вопросам верстки макетов обращайся к нему.

Все ясно: свободная форма одежды — привилегия дизайнера. Ему ведь, в отличие от нас, менеджеров, не нужно общаться с клиентами. Попугай поднимает унизанную перстнями ладонь в приветственном жесте, улыбается. Я же прячу за спину сжатые кулаки.

— Денис, это наши рекламщики, — продолжает начальник. — Потом познакомитесь с ними поближе. А теперь пойдем: представлю тебя копирайтерам.

Оба исчезают за дверью.

На обеде в офисной столовой сажусь за столик неподалеку от нашего Попугая. Через плечо прислушиваюсь, что он вещает нескольким паренькам, с которыми уже успел наладить приятельские отношения.

— Для меня, реклама по сути — как религия, — ораторствует новый дизайнер. — Задача той и другой создать миф, причем такой, чтобы люди в него поверили. Типа: именно эта зубная паста сделает твои зубы настолько белыми, что все бабы будут твои! Или: именно эта вера дарует тебе вечную жизнь и бесконечное блаженство в Раю! Цели у них тоже общие — и для рекламы, и для религии важно привлечь на свою сторону как можно больше людей и завладеть их мыслями, желаниями. В рекламном отделе, как практически и в любом храме, есть некий управляющий орган, который разрабатывает концепцию компании по привлечению потенциальных клиентов (в религии — прихожан). И там и там имеется также некий штат людей, задача которых — заманивать новых клиентов и обслуживать уже имеющихся. В рекламе это человек в строгом костюме с вызывающей доверие улыбкой, который умеет хорошо говорить, обладает харизмой и навыком убеждения. В религии все то же самое, только вместо костюма — ряса (ну или иная одежка в зависимости от религиозной принадлежности). Но главное, что объединяет рекламу и религию, — деньги. Именно поэтому и те и другие заинтересованы в привлечении как можно большего количества людей. Рекламный менеджер говорит: «Этот товар вам необходим», а подразумевает — «плати». Священник говорит: «Уверуй и спасешься», а подразумевает — «пожертвуй», то есть все то же «плати».

— Я думал, цель веры — нести людям идеи любви и добра, — оборачиваюсь я к нему. — Ведь именно в этом основная задача, например, христианства.

— Кто ж спорит, — машет Попугай сверкающей перстнями рукой. — Все об этом говорят. Но так ли это на самом деле? Быть может, поначалу, когда только создается новое религиозное течение, оно и ставит перед собой какие-то благие задачи. Возможно, и в христианстве так было пару тысяч лет назад. Не удивлюсь, что и ремесла когда-то тоже предназначались лишь для того, чтобы обеспечивать ближних полезными вещами. Все изначально делается из благих побуждений. Однако рано или поздно всегда находится тот, кто смекает, что на этом можно отлично заработать и нажиться за счет других. А потом еще и придумывает всякие хитрости, чтобы выманить из людей как можно больше. Например, человек купил у производителя некий необходимый ему предмет, который способен прослужить долгие годы. Однако появляется рекламщик, который убедит его все-таки выкинуть старую вещь и купить другую: более «надежную», «красивую», «современную» (даже если это ложь). Бывает и иначе: товар человеку и вовсе не нужен, но специалист по рекламе убедит его в том, что этот предмет ему ох как необходим. И человек купит заведомо бесполезную для себя вещь, даже если после этого она и проваляется годами без дела в сарае. Такие схемы сплошь и рядом встречаются в коммерции — будь то производство мебели, бытовой техники, автомобилей или одежды. С точки зрения полезности и житейской логики, такой подход — абсурд; с точки зрения коммерции — выгода.

— С коммерцией могу согласиться, — киваю я. — Но при чем тут религия?

— При том, что в религии — все то же самое! — радостно восклицает Попугай. — Взять, к примеру, упомянутую тобой христианскую церковь. Если я верю в Бога, не грешу и живу по канонам, то попаду в Рай. Ведь так? Но для чего же в таком случае существует множество обрядов, служб, праздников, ради которых человеку нужно идти в специальное место — церковь? Разве я не могу просто верить и жить по заповедям без всяких обрядов? Священник ответит — нет! Ты обязан пройти обряд крещения, освящать какие-нибудь куличи во время религиозных праздников, ходить на службы, принимать причастие, венчаться, исповедоваться, отпеваться и так далее. Почему? Да потому, что все это стоит денег, которые падают в копилку храма. Ладно, предположим, причащение — необходимое условие для получения пропуска на Небеса. Окей! Ну причастился один раз — и все: счастливая загробная жизнь тебе обеспечена. Ведь пройденный тобою ритуал, в отличие от вещи, не может износиться и сломаться. Так нет же, любой священник тебе скажет, что ты должен проходить этот обряд регулярно в течение жизни, как и совершать уйму других религиозных действий. Для чего? Да все потому же — деньги. Плата за обряды, пожертвования, покупка каких-нибудь свечей, икон, крестиков и прочей религиозной атрибутики — плати, плати, плати… И вот мы вернулись к делам коммерческим. Только торговля тут идет верой.

— Вообще, мысль интересная. — Делаю вид, что и правда проявляю заинтересованность. Вступаю в дискуссию. Во многом с ним соглашаюсь, хотя вовсе и не согласен, поддакиваю. Наш офисный словоблуд, видя во мне соратника, в диалоге полностью переключается на меня. Я же постепенно подвожу разговор к желанной цели.

— Я вижу, и у тебя есть религиозные символы. — Указываю на его побрякушки. — Ты-то во что веришь?

— Лично мне больше всего нравится буддизм, — отвечает Попугай. — Но я считаю его не столько религией, сколько философией. Да и вообще, в чем мы сходимся с моими друзьями: только философия и важна в любом мировоззрении. Она позволяет взглянуть на мир с разных точек зрения, это путь к познанию. А зарабатывать деньги на людских слабостях, как это ни назови, — отстой.

— Ты сказал: мы с друзьями, — подмечаю я. — И много вас таких?

— Да человек шесть-семь наберется. Собираемся, общаемся на различные интересные темы.

— У вас что-то вроде религиозного течения?

— Скорее, кружок по интересам. А что, интересно? Приходи, мы всем рады. Обычно мы вечерами в центральном парке собираемся. У памятника Краснову.

— Спасибо за приглашение. — Жму офисному Попугаю руку. — Будет время — загляну.

Про себя же усмехаюсь: «Непременно загляну!»

Весь рабочий день я трепался по телефону: общался с клиентами, назначал встречи — продавал, продавал, продавал… Однако главного звонка так и не дождался: мой мобильник молчал. «Может, она забыла? — уже начал беспокоиться я. — Или забила: решила, зачем помогать какому-то психу с крестом на шее?» Впрочем, я успокаивал себя тем, что нужный нам охранник общежития может сегодня не работать. Да и чего я тороплю события? Я ждал много лет — уж несколько дней потерпеть смогу. И я решил жить дальше обычной жизнью (для меня обычной, конечно), пока не появятся новости.

После работы я сразу отправился в храм. Народа в зале было — не протолкнуться: начиналась вечерняя служба. Когда на возвышение, где раньше размещался экран кинотеатра, а теперь — храмовая кафедра, поднялся магистр, какая-то старушка запричитала:

— Батюшка, отец Пейн! Защити нас от этих поджигателей окаянных!

— Верьте в Господа нашего, и он не оставит рабов своих, — ответил магистр.

Да, в последнее время эта история с поджигателями все больше беспокоит народ. Ничего, я обязательно докопаюсь до правды и остановлю подонков!

Магистр между тем прочел проповедь. И прихожане, как всегда, с благоговением ловили каждое его слово. Я и сам буквально впадал в гипнотический транс при звуках его голоса. Порой мне казалось, что отец Пейн может нести любую чушь, а его все равно будут слушать с упоением: поразительная способность проникать словами в людские сердца.

Наконец магистр сошел с кафедры, его сменил отец Нивар, который начал обряд вечерней службы. Я же поспешил вслед за магистром, чтобы доложить о результатах вчерашнего похода в редакцию мракобесной газетенки. С трудом протиснувшись сквозь толпу, я пробрался к выходу из бывшего кинотеатра. Отца Пейна я нашел на крыльце и опешил: рядом с ним сверкнули звезды — около храма стоял человек в форме, а звезды были на погонах. Довольно крупные звезды!

— Это была не просто драка, — объяснял милиционер-подполковник. — Больше походило на облаву. На них организованно напали посреди ночи, избили, а затем скрылись.

Я стал неподалеку за колонну, прислушался. Ясное дело, о какой облаве идет речь.

— Почему вы мне об этом рассказываете? — спокойно спросил отец Пейн.

— Они уверены, что за этим стоит ваша, как они выразились… секта.

— У нас официальная церковь!

— Да-да, я знаю, отче. — Подполковник слегка поклонился, теребя в руках фуражку. — Я лишь передаю их слова. И, конечно же, вовсе ни в чем вас не обвиняю.

— С чего эти люди взяли, что к этому причастны именно мы? — холодно спросил магистр. — Есть какие-то доказательства, свидетели?

Я прямо физически ощутил, как его ледяной взгляд скользнул по мне, словно насквозь пронзил колонну.

— Нет. Никаких доказательств, — покачал головой милиционер.

Отец Пейн вздохнул с облегчением.

— Говорят, нападавшие приехали на белом микроавтобусе. Однако номер никто не запомнил. Вроде как он был замазан грязью.

— В городе сотни белых микроавтобусов, — заметил магистр.

— Так и я про то же!.. Ах да, еще какая-то барышня утверждает, будто запомнила у одного из нападавших татуировку на правой руке, — припомнил милиционер. — Какие-то цифры!

— Хотите проверить руки моих прихожан? — насторожился отец Пейн. — Их у нас, как вы знаете, несколько тысяч. Да и не все ежедневно посещают службы. Но если вы настаиваете…

— Что вы, нет! Не уважаете, отец Пейн? Я и не думал в вас сомневаться. Да и мало ли что там ночью кому-то могло привидеться… — махнул фуражкой подполковник. — Поймите меня правильно, святой отец: поступило заявление, мы должны отреагировать. Потому я сам и пришел, чтобы поговорить лично. Вы ж меня знаете… Да и вообще, честно сказать, между нами, и поделом этим ублюдкам. По мне, так все эти буддисты, язычники, мусульмане, индуисты — хиппи и наркоманы. Сам бы морды бил, если б не форма. У меня дочка младшая недавно тоже заявила: на Пасху в церковь не пойду, зря меня крестили, у меня, мол, иные убеждения… Разок ремнем отходил — и все, мгновенно переубедил. Пошла как миленькая!

— К сожалению, иногда только сила может вернуть заблудшую овцу в стадо, — согласился магистр.

— Что ж, мне пора. — Милиционер надел фуражку.

— Кстати, давненько не видел вас на наших службах, — сказал отец Пейн.

— Да, все дела, дела — служба… Найду как-нибудь время, загляну. Пока же примите это. — Подполковник вынул из бумажника купюру и протянул магистру. — Мой скромный вклад в строительство нового собора.

— Благое дело вам зачтется. — Деньги исчезли в кармане черного плаща отца Пейна. — Обязательно приходите на открытие. Уже скоро, в это воскресенье.

Наконец подполковник поклонился, поцеловал отцу Пейну руку и, перекрестившись на фасад бывшего кинотеатра, ушел. Его звезды исчезли за углом храма.

— Слышал? — спросил магистр.

Я вышел из-за колонны.

— Лиц не видели, номер машины тоже. Мы не светимся, вы же знаете. — Я улыбнулся, потирая кулаки.

— Руки покажи!

Он схватил меня за ладонь, повернул тыльной стороной, рассмотрел сделанную недавно татуировку на пальцах: «1034».

— Евангелие от Матфея, глава 10, стих 34. — Отец Пейн сразу понял значение цифр. — «Не мир пришел Я принести, но меч!»

— Я подумал, что символично…

— А тебя никто не просил думать! — Магистр с силой сжал мою ладонь. — Только верить! Твоя задача — карать еретиков, а не думать! Отныне на рейдах будешь в перчатках! И чтобы больше никакой самодеятельности!

Отец Пейн отшвырнул мою руку. Вдохнул, выдохнул, успокаиваясь.

— Ладно, — сказал он. — Чего узнал?

Я коротко пересказал ему все, что мне удалось выяснить.

— Что ж, неплохо, — кивнул он. — Продолжай общаться с этой журналисткой. Нам очень важно найти ее информатора.

— А если она его не выдаст?

— Тебя ли мне учить, как добываются факты. — Магистр посмотрел мне в глаза.

Я невольно съежился: таким холодным был его взгляд.

— Да, но она же… девчонка.

— Скажи еще, что ты ни разу не поднимал на них руку.

— Так то были еретички…

— Если для того, чтобы искоренить огромное зло, придется пожертвовать малым добром, как ты поступишь?

Я молчал. В памяти вдруг всплыло лицо журналистки Жени. Я представил, как разбиваю его в кровь, и мне стало не по себе. Быть может, оттого, что до этого я бил лишь тех, кого не знал лично?..

— Уверен, когда придет время, ты поступишь правильно, — поставил точку отец Пейн.

— Кстати, об истреблении ереси… — вспомнил я. — Мне нужен автобус для рейда.

Я коротко рассказал об офисном Попугае. Конечно же, отец Пейн дал добро. Пока я переодевался в подвале храма (у меня всегда там хранился комплект боевой одежды), к крыльцу подкатил микроавтобус с отцом Годфри за рулем. Когда мы с братьями по оружию — воинами Света Гавриэлем, Уриэлем и Рафаэлем — забирались в салон машины, я заметил вдруг, что последний колеблется.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Санька в больнице, — ответил Рафаэль.

— Какой еще Санька?

— Не какой, а какая.

— Ах да, твоя двоюродная сестра. Из этих… язычников. Жива?

— Сильное сотрясение, рассечение на голове…

— Значит, жить будет! — заключил я. — Иногда полезно человеку хорошенько треснуть по башке, чтобы дурь из нее выбить… Ну, так ты с нами?

Рафаэль помялся и все-таки полез в машину.

Я и раньше слышал, что в парке на окраине города у памятника герою Гражданской войны Краснову собирается неформальная молодежь, да все никак не находил времени проверить. Теперь время пришло! Ты спросишь: какое отношение эти разодетые клоуны имеют к ереси? Самое прямое!

Внутренний мир человека обычно отражается на его внешнем виде и на том, какую обстановку он создает вокруг себя. Человек, еще не познавший никаких истин, выглядит просто, и окружают его обычные вещи и люди. И вот однажды он познает Бога. Сначала на груди его появляется маленький малоприметный крестик. Однако, чем больше человек вникает в суть учения, тем больше символов веры входит в его жизнь. Теперь, когда он садится в автомобиль, перед глазами у него на панели лики святых. Раскрывает бумажник, а там иконка Богородицы. Заходит домой — в красном углу стоят иконы. При этом человека начинают окружать такие же верующие люди, его все чаще замечаешь в храме на службах. Самых же праведных, кто достиг наибольших высот в познании истинной веры, узнаешь издали: это облаченные в рясы служители Господа.

С человеком оступившимся происходит совсем наоборот. Он, как и все, вступает на жизненный путь чистым, незапятнанным и попадает в огромный мир, полный искушений. Но стоит этому доверчивому созданию оступиться, как начинается его погружение во Мрак. Причины бывают разные: личное заблуждение, желание выделиться или подражание — чтобы быть принятым другими окружающими его людьми, уже впавшими в ересь. Сначала он начинает слушать неправильную музыку, смотреть гнусные фильмы и читать мерзкие книги. Затем на шее у него появляется, казалось бы, невинный символ какого-нибудь еретического учения. После он начинает все глубже вникать в суть этой ереси, и вот уже на его полках возникают богомерзкие трактаты.

Дальше — больше: по мере движения человека в пропасть меняется манера одеваться, часто тело покрывается татуировками, пирсингом, а окружать его начинают такие же еретики и безумцы, как и он сам. И оглянуться не успеешь, как человек обратился в пособника Дьявола, чтобы своим ядом поражать другие чистые души. Исправить такого сложно, но возможно. Причем, если только что оступившемуся для возвращения на путь истинный бывает достаточно простого убеждения, исправить глубоко погрузившегося во Тьму могут лишь жесткие меры. И лучше их применить до тех пор, пока человек окончательно не рухнул в пропасть, которая приведет его в Ад. Наши предки поняли это и старались искоренять ересь на корню, нередко обращаясь к очищающему огню. Мы, к сожалению, живем в темные века, и церковь не может беспощадно карать заблудших, а потому позволяет людям достигать пропасти. Именно поэтому нашему миру необходимы такие, как мы, — воины Света!

Мне не раз доводилось лично выводить из мрака подобных заблудших овец. Помню, как-то прижали мы в подворотне одного неформала, называющего себя готом. Паренек лет восемнадцати ходил и мозолил глаза. Пафос так и распирал: черные кожаные штаны, белоснежная рубашка, стилизованная под 17-18-й век, крашеные черные волосы ниже плеч, длинные черные ногти, сверкающие лакированной кожей ботинки-казаки. На шее — цепь с пентаграммой. Не иначе как старался походить на вампира из любимого голливудского ужастика.

Когда мы с Уриэлем встретили его в темном переулке, пафос с него мигом испарился, остался только страх. Я уж думал, вот-вот потечет из его кожаных штанов прямо в начищенные ботинки. Мы его даже бить не стали. Есть персонажи, из которых дурь приходится выбивать кулаками, да и то не всегда выбьешь. В былые времена такие выдерживали все пытки, а потом еще отправлялись на костер с высоко поднятой головой и проваливались в Ад с ересью на устах. Иным же достаточно показать раскаленные щипцы, ну или просто кулак, и все — куда только ересь подевалась? Так вышло и в тот раз.

— Че ты вырядился как клоун? — спросил я. — Можешь пояснить за свой прикид?

Гот что-то прошлепал крашенными черной помадой губами, не отрывая глаз от кастета, который сжимал и разжимал в кулаке Уриэль.

— Че-е-е? Громче говори!

Снова невнятные движения губ.

— Слушай меня сюда, баклан. — Уриэль вырос среди поселковой шпаны и, если нужно, мгновенно превращался в гопника. — Еще раз увижу тебя в этом говне — просрешь лицо. Вкурил? Отвечай, когда спрашивают!

То, что гот «вкурил», было видно по глазам, которые стали влажными: вот-вот по щекам тушь потечет. Для пущего эффекта кулак Уриэля врезался в стену, аккурат около проколотого в трех местах уха. И все — минус один в еретической среде. Если бы Уриэль на следующий день не ткнул меня в бок, сказав: «Гляди, вон идет наш гот!», я ни за что бы не узнал в нормального вида парне вчерашнюю разрисованную куклу. Он даже подстригся и волосы перекрасил!

И вот теперь мы подкатываем к парку и видим у каменной статуи героя Гражданской войны с десяток подобных клоунов. Кого там только не было: и черные размалеванные готы, и цветные хиппи, и панки в рванине, и металлисты в коже с жуткими рожами на футболках. Играют на гитарах, пьют пиво и водку. Почему-то всегда ересь всех направлений тянет друг к другу. Нам же только лучше: можно проучить оптом, а не выискивать эту мерзость поодиночке.

Когда микроавтобус влетел в парк и резко затормозил у памятника, подняв тучу пыли, неформалы недоуменно оцепенели, а гитары умолкли. Когда же распахнулась дверца и выскочили мы — в черных бомберах, берцах, балаклавах — с криком: «А ну стоять!», большинство рванули врассыпную. Парочка-тройка особенно агрессивных попытались сопротивляться, однако были тут же опрокинуты с ног и втоптаны берцами в грязь. Меня же интересовал в тот момент лишь один — разодетый Попугай, наш новый дизайнер. Тот не убежал, однако и сопротивляться не пытался: просто сидел у постамента героя, держа гитару на коленях. Я кивнул на него Рафаэлю — мол, надо этого прессануть. Когда я подбежал к нему и поднял кулак с кастетом, Попугай даже не зажмурился, а лишь посмотрел мне в глаза. И этот взгляд меня смутил: в нем не было ни страха, ни презрения. Скорее, была жалость.

— Ну, что же ты смотришь? — спокойно спросил он. — Бей! Ты ведь за этим сюда пришел!

Я хотел было ответить что-нибудь резкое, однако вовремя опомнился: мы же работаем в одной конторе! Он ведь может узнать мой голос! А главное наше правило — скрытность.

— И что же ты, даже кулаков не поднимешь, чтобы защититься? — Рафаэль левой рукой смял цветастый балахон у Попугая на груди, приподнял его, стукнул спиной о памятник. — Ну давай же, дерись!

— Мои принципы не позволяют мене отвечать насилием на насилие, — ответил Попугай. — Ведь так мы лишь порождаем еще большее зло.

Рафаэль словно остолбенел. Его готовая для удара правая рука опустилась. Я же вдруг ощутил опасность: он засомневался! А сомнение — величайший враг праведника! И тут я не выдержал: несколько раз обрушил кастет на лицо расфуфыренного клоуна.

— Уходим! Менты! — крикнул подбежавший Уриэль. Он заметил у моих ног плюющегося кровью Попугая, наклонился к нему и сказал: — Слышь ты, баклан! Если еще раз тебя в таком виде встречу — пришибу! Вкурил?

И, схватив меня за рукав, поволок к автобусу.

— Мир вам! — сказал Попугай нам вслед разбитыми губами.

Рафаэль, который рванул было за нами, при этих словах вдруг остановился и растерянно обернулся. Но я втащил его в автобус.

Всю дорогу до храма мы, по обыкновению, обсуждали, как прошел рейд. Болтали все, кроме Рафаэля. Тот, как и накануне ночью, сидел молча, уставившись в окно.

— О чем задумался? — ткнул его в плечо Гавриэль.

— Я и подумать не мог, что когда-нибудь еретик будет учить меня тому, что должна проповедовать наша вера, — растерянно проговорил тот.

— Наша вера учит нас сражаться со злом! — жестко перебил я. — И лучше пресекать его до того, как оно разрастется. А каких масштабов способно достигнуть зло, я видел лично. Ты ведь не был с нами в прошлом году на рейде в Красновке!

— А что там было, в Красновке? — спросил Гавриэль. — Знаю, что в рейде участвовали только высшие посвященные Братства — и информация не для лишних ушей… И все-таки, что ты там видел?

— Я видел оживший кошмар! И не дай Бог кому-нибудь из вас встретить такое! С другой стороны, может, и полезно посмотреть. Тогда бы уж точно перестали сомневаться в пользе нашего дела.

И, сказав это, я глянул на Рафаэля. Тот снова отвернулся к окну. Когда же приехали к храму, он, не заходя в него, ушел домой. Магистр, который, по обыкновению, дожидался нас на крыльце, заметил это и проводил его подозрительным взглядом. «Сейчас он спросит меня, что с нашим братом. И что я должен ответить?» — в панике подумал я. Ведь Рафаэль — мой лучший друг! Однако отвечать не пришлось. Отец Пейн лишь вздохнул и молча ушел в храм.

Переодевшись в подвале бывшего кинотеатра в повседневную одежду, я достал из кармана плаща телефон. На нем оказалось пять пропущенных звонков, все — от журналистки Жени. Я тут же перезвонил.

— Добрый вечер, — услышал я в трубке знакомый голос. — Ты все еще хочешь пообщаться с моим информатором? Он звонил охраннику, сказал, что сегодня придет. Времени мало. Поторопись!

— Еду!

Я попросил отца Годфри подбросить меня до общаги.

— Что ты думаешь о Рафаэле? — спросил тот, когда мы отъехали от храма.

Я старался не смотреть на него, чтобы не выдать своих сомнений. Отец Годфри был одним из самых влиятельных братьев нашего Ордена, одним из отцов-основателей. Когда-то именно он вместе с магистром создавал Братство Света. Помимо других обязанностей в храме, его задачей было возить нас на рейды. Сам он в драках не участвовал: его функцией была эвакуация. Я понимал, что с такой простой задачей мог справиться кто-нибудь попроще, не такая важная шишка Ордена, и подозревал, что магистр неспроста поручил это дело именно ему. Полагаю, главным делом отца Годфри было наблюдение за нами.

— Рафаэль — верный воин Света! — твердо ответил я.

— Да? — Отец Годфри пристально глянул на меня. — А вот наш магистр, похоже, сомневается в его преданности. Надеюсь, напрасно…

Я промолчал. Мне и без того т