Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие
Эта книга — неизвестная летопись ХХ века, возможно, опровергающая многие устоявшиеся представления о столетии и личностях, составлявших его славу и гордость. Четырнадцать лет Игорь Оболенский записывал воспоминания Веры Прохоровой, лично знавшей действующих лиц этой рукописи жизни.
На этих страницах предстанут Борис Пастернак и Михаил Булгаков, Константин Станиславский и Марина Цветаева, знаменитый профессор Московской консерватории Генрих Нейгауз и сталинский нарком Ежов, Юрий Нагибин и Белла Ахмадулина, художники Валентин Серов и Роберт Фальк, академик Андрей Сахаров и министр культуры Екатерина Фурцева и многие другие — великие и не очень — персонажи.
Но главных героев всего двое — Вера Ивановна Прохорова, чья судьба пропустила через себя все коллизии и трагедии ушедшего столетия. И пианист Святослав Рихтер, чья жизнь оказалась неразрывно связана с Верой Ивановной.
Как признавалась Вера Прохорова: «Сколько неправды можно услышать о Рихтере, Нагибине или всевозможных рассуждений о Пастернаке, которые себе позволяют люди, не прочитавшие ни одного его стихотворения. Ложь о великих стала привычным делом. И мне, имевшей счастье лично знать этих выдающихся людей, отрадно осознавать, что я смогла рассказать о них ту правду, которую знала».
В издание вошли ранее не публиковавшиеся материалы, а также открытки и письма Святослава Рихтера.
На этих страницах предстанут Борис Пастернак и Михаил Булгаков, Константин Станиславский и Марина Цветаева, знаменитый профессор Московской консерватории Генрих Нейгауз и сталинский нарком Ежов, Юрий Нагибин и Белла Ахмадулина, художники Валентин Серов и Роберт Фальк, академик Андрей Сахаров и министр культуры Екатерина Фурцева и многие другие — великие и не очень — персонажи.
Но главных героев всего двое — Вера Ивановна Прохорова, чья судьба пропустила через себя все коллизии и трагедии ушедшего столетия. И пианист Святослав Рихтер, чья жизнь оказалась неразрывно связана с Верой Ивановной.
Как признавалась Вера Прохорова: «Сколько неправды можно услышать о Рихтере, Нагибине или всевозможных рассуждений о Пастернаке, которые себе позволяют люди, не прочитавшие ни одного его стихотворения. Ложь о великих стала привычным делом. И мне, имевшей счастье лично знать этих выдающихся людей, отрадно осознавать, что я смогла рассказать о них ту правду, которую знала».
В издание вошли ранее не публиковавшиеся материалы, а также открытки и письма Святослава Рихтера.
Пікірлер14
Напрасно Вера оговорила Александра Локшина. Все ее доводы не убедительны, только догадки, ничего достоверного. А имя человека, очень талантливого композитора, втоптала в грязь, и это стало его трагедией . И имя , и произведения его были забыты.Только сейчас начали печатать его сочинения.
Дәйексөздер65
Не скажу точно год, но еще до Первой мировой войны у Роберта Рафаиловича вдруг началась страшнейшая депрессия. Хотя поводов к ней, казалось бы, никаких не было – он довольно успешно работал, родители его были людьми состоятельными, семья ни в чем не нуждалась. Но вот – началась депрессия. Потом уже Фальк рассказывал мне: «Я физически стал чувствовать, что мне тяжело шевелиться, словно на мне надет ледяной панцирь, который мешает дышать». Его даже за границу возили лечиться. Но все было бесполезно и кончилось тем, что Фальк молча лежал все дни на диване, отвернувшись к стенке, и не хотел вставать.
А у него была старая нянька, которая в один из дней предложила ему пойти к священнику отцу Алексею, жившему на Маросейке.
«Я не то, чтобы атеистом был, – вспоминал Фальк, – но совсем не хотел видеть человека, который будет надо мной читать какие-то молитвы».
Роберт Рафаилович был крещен. Хотя одно время говорил, что неверующий. Все изменилось после того знакомства с отцом Алексеем. На их встрече настояла нянька. Да и самому художнику так было плохо, что он согласился и пошел с ней. Дверь им открыл старичок: «А-а, вы художник, мне Дуся говорила, заходите».
Фальк ожидал, что тот начнет немедленно что-то читать над ним. А священник показывает в сторону стола с плюшками и предлагает выпить чаю. «И мне вдруг так хорошо стало, – говорил Фальк, – что я сел за стол и начал пить чай. А отец Алексей говорит: «Вы же художник, как это прекрасно – все можете изобразить. Ну, расскажите, где вы были, что видели». И Роберт Рафаилович, с удивлением для самого себя, начал рассказывать.
А старичок слушает и только говорит: «Какой вы счастливый, вы же все это можете изобразить». Так и закончился вечер, никаких молитв отец Алексей произносить не стал. А Фальк, уходя, попросил разрешения еще раз прийти к нему.
«Обязательно, – ответил священник. – Каждую субботу и приходите». И Фальк стал ходить на Маросейку. И со временем депрессия исчезла.
– Что с вами происходило, Роберт Рафаилович? – спросила я.
– От этого священника исходила такая добро та, – ответил он, – что я чувствовал, как тот ледяной доспех, который стискивал меня, постепенно таял.
А у него была старая нянька, которая в один из дней предложила ему пойти к священнику отцу Алексею, жившему на Маросейке.
«Я не то, чтобы атеистом был, – вспоминал Фальк, – но совсем не хотел видеть человека, который будет надо мной читать какие-то молитвы».
Роберт Рафаилович был крещен. Хотя одно время говорил, что неверующий. Все изменилось после того знакомства с отцом Алексеем. На их встрече настояла нянька. Да и самому художнику так было плохо, что он согласился и пошел с ней. Дверь им открыл старичок: «А-а, вы художник, мне Дуся говорила, заходите».
Фальк ожидал, что тот начнет немедленно что-то читать над ним. А священник показывает в сторону стола с плюшками и предлагает выпить чаю. «И мне вдруг так хорошо стало, – говорил Фальк, – что я сел за стол и начал пить чай. А отец Алексей говорит: «Вы же художник, как это прекрасно – все можете изобразить. Ну, расскажите, где вы были, что видели». И Роберт Рафаилович, с удивлением для самого себя, начал рассказывать.
А старичок слушает и только говорит: «Какой вы счастливый, вы же все это можете изобразить». Так и закончился вечер, никаких молитв отец Алексей произносить не стал. А Фальк, уходя, попросил разрешения еще раз прийти к нему.
«Обязательно, – ответил священник. – Каждую субботу и приходите». И Фальк стал ходить на Маросейку. И со временем депрессия исчезла.
– Что с вами происходило, Роберт Рафаилович? – спросила я.
– От этого священника исходила такая добро та, – ответил он, – что я чувствовал, как тот ледяной доспех, который стискивал меня, постепенно таял.
– Какие качества вы цените больше всего в мужчине?
– Совпадение внутреннего и внешнего, которое часто называется обаянием.
Тепло, честность перед самим собой, верность тому, что ты любишь.
И смелость, мужество.
– Совпадение внутреннего и внешнего, которое часто называется обаянием.
Тепло, честность перед самим собой, верность тому, что ты любишь.
И смелость, мужество.
Когда я была в Англии, то в монастыре в графстве Кент мне подарили список с молитвы монахов, которые жили еще при Генрихе Восьмом. Очень мудрая молитва. Она висит у меня на самом видном месте.
«Господи, я становлюсь старше, дай мне смирения и мудрости не пытаться обучать всех, не считать себя самой лучшей, не ворчать на людей. Дай сосредоточиться на любви. Дай мне, Господи, быть способной искренно радоваться успехам других и тому, что Ты нам каждый день посылаешь».
«Господи, я становлюсь старше, дай мне смирения и мудрости не пытаться обучать всех, не считать себя самой лучшей, не ворчать на людей. Дай сосредоточиться на любви. Дай мне, Господи, быть способной искренно радоваться успехам других и тому, что Ты нам каждый день посылаешь».
Сөреде5
119 кітап
16
153 кітап
7
87 кітап
1
39 кітап
