Велес. Юные годы
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Велес. Юные годы

Иван Глемба, Андрей Прохоренко

Велес. Юные годы

Киевская Русь. Девятый век. В семье Елизара и Теретьи в одном из поселений древлян весной 831 года родился мальчик, которого родители нарекли Велей (Велесом). С младенческого возраста за обладание мальчиком жестко выясняют отношения две противоборствующие силы. Волхвам-радетелям Веля необходим для того, чтобы, обучившись, он продолжил их дело, а представителям магических орденов при василевсе в Константинополе — для представления их интересов на Руси, как убийца ведущих волхвов-радетелей.

О Руси времени правления князей Бравлина, Бореня, о приходе к власти Дира и Аскольда, нравах и обычаях русичей, о купцах и ремесленном люде Киева, а также о своей жизни на протяжении первых двадцати лет поведает с высоты прожитых лет волхв-радетель — Велес.


Предисловие

Об истории Руси написано много книг. По большей части для делания каких-либо выводов историки, и не только они, обращаются к летописям или к подобным им документам, сохранившимся и уцелевшим на протяжении столетий, а иногда тысячелетий. А как быть в том случае, если о периоде, о котором пойдет рассказ в книге, даже в летописных свидетельствах почти что нет никаких упоминаний, кроме скупых фраз и изредка имен князей: Бравлин, Аскольд, Дир, Олег или Игорь?

Что мы, современные люди, знаем об этой эпохе и о том, какая была в те времена Русь? Ответ один — по факту почти ничего, поскольку имена и даже примерные даты походов киевских князей на Царьград и в другие земли не дают и близко понимания того, за что воевали русичи под их руководством. Тем более, нет у нас представления о том, что в те времена творилось на Руси, чем жила Киевская Русь, с какими вызовами она столкнулась.

Мы не знаем точно, как и когда воцарились на киевском престоле Аскольд и Дир, что случилось с князем Бравлином после того, как он вернулся из похода на Сурож (Судак), как и почему на самом деле пришел Олег к власти и при каких обстоятельствах погиб князь Игорь. Точно также мы не знаем, какие князья правили в Киеве до Бравлина и какой была Русь, если называть этим именем земли от Тавриды и Тмутаракани (Таманский полуостров) до Новгорода и от Карпат до Дона.

Период до княжения князя Владимира, сына Светослава (от слова Свет), покрыт забвением. Русь до него вроде бы и была, но какая-то не такая, чуть ли не «поганская», как ее назовут вскоре. Якобы княжение Ярослава, одного из сыновей Владимира, было едва ли не золотым веком Руси. А до Владимира и Ярослава, кроме Светослава — князя-воина — вроде бы, как и вспоминать некого. Какие-то чуть ли не темные и не просвещенные были тогда русичи: якобы грамоты не знали и законов не соблюдали, в невежестве и в незнании жили…

Конечно, есть «Велесова книга», которую, как считают некоторые исследователи, написана Велесом и освещает историю Руси задолго до Владимира. Кто-то ее считает подделкой, а кто-то — источником знаний и некоторых откровений. При этом личность Велеса представляется то богом, то волхвом, то чуть ли не черным ведуном. В общем, никто точно не знает, кто же на самом деле был Велес. Широко распространено мнение, что Велес — это бог-покровитель скотоводства и всего, что связано с этим. Кто-то считает Велеса богом нижнего, подземного царства или богом-творцом.

Авторы серии книг «Путь волхва-радетеля», написанных на основе записок Велеса, несомненно, ведущей в свое время личностью, прояснят некоторые из поставленных выше вопросов. Следует заметить, что имя Велес было широко распространено на тогдашней Руси. На самом деле слово Велес переводится, как могучая и непреодолимая сила творения, идущая из первичного истока.

Представляя записки Велеса, авторы не собираются с кем-то спорить, кого-то переубеждать или кому-то что-то доказывать. По ряду причин и возможностей приводим для широкого круга читателей записки Велеса — с некоторого времени главы волхвов-радетелей, жившего долгое время в Киеве в девятом и в начале десятого века до времени изгнания волхвов из мест их обитания. Волховские поселения во времена жизни Велеса располагались на территории нынешнего Ботанического сада.

В те времена в Киеве проживало порядка пятидесяти тысяч жителей, не считая детей, юношей и девушек до пятнадцати-шестнадцати лет. А если считать население, проживающее в пригородах, то в несколько раз больше, поскольку огромное число жителей жили в деревушках возле Киева. Поселения были на месте и Голосеевского парка, и Нивок, и других районов нынешнего Киева.

Киев во времена Велеса был крупнейшим городом не только на Днепре, но и в Европе, уступая, разве что Риму. Но главным вопросом остается вопрос: почему во все времена за обладание стольным престолом в Киеве велась постоянная война? Не было на протяжении второй половины восьмого и в девятом веке времени, когда бы над Киевом, или как его звали местные жители Киювом, не сгущались тучи войны. Кто сюда только не приходил, но самую большую опасность для жителей, обитавших в здешних местах, представляли далеко не кочевники, а Византия и местная знать, готовая сделать все для того, чтобы узаконить свою власть над племенами тогда еще свободных землепашцев и скотоводов, наложить руку на торговлю и промыслы. Только лишь часть волхвов-радетелей противостояла подобным намерениям. Зная, к чему все идет, их и возглавил с определенного времени Велес.

Записки Велеса, оставленные потомкам, позволят совсем по-другому посмотреть не только на историю Руси, но и человечества и всей нашей планеты. Мы, авторы, точнее — соавторы, всего лишь делаем их достоянием гласности, считая, что нам, ныне живущим потомкам русичей, хотя бы отчасти необходимо знать историю Киевской Руси такой, какой она была на самом деле.

Сделав некоторые пояснения, переходим к началу повествования, которое Велес начинает рассказом о событиях 831 года.

Глава 1

На киевских кручах

Начинание всегда трудно тем, что ты вначале делаешь первые, даже робкие шаги, прежде чем научишься твердо стоять на ногах, ходить, а потом не только бегать, но и совершать самые разные прыжки. Проходит время, прежде чем сила и знание того, что и как делать, прорастают в тебе. Иногда всю жизнь приходится ждать момента, когда ты сможешь сделать самый главный и важный поступок в своей жизни. Время сказать мне, Велесу, свое слово пришло. Я готовился к этому всю жизнь и только в конце ее, когда мне исполнилось девяносто четыре года, у меня появилось время, чтобы осуществить задуманное и написать для себя, а еще больше, надеюсь, для потомков, историю своей жизни. В конце жизненного пути я особенно вижу такую необходимость, поэтому использую с максимальной пользой свободное время, которого у меня очень мало.

Зачем, спросят потомки, нам знать о том, что было раньше, более тысячи лет назад на Руси? Ведь кратко в датах история якобы будет написана. В будущем, как я вижу, будут четко расставлены приоритеты. Порок будет назван добродетелью, злодеев и мздоимцев назовут ведущими и просветленными личностями, прежние устои забудут, предав их забвению и поруганию, а события, происходившие на моих глазах, исказят так, что понять на самом деле, что же происходило, будет невозможно. Как будто и не было раньше Руси и русичей, а вместо них были одни лишь темные и непросвещенные существа, которые не знали, что они делают на Земле, только и думающие, как и под чью бы это руку подойти, вместо того, чтобы на своей земле самим решать свою судьбу.

Осознавать, что так будет через тысячу сто лет, с одной стороны, немного грустно, а с другой — в этом есть свои преимущества. Когда о тебе не знают, даже не подозревают о твоем существовании, ты не так сильно подвергаешься воздействиям и можешь до определенного момента жить так, как привык. Правда и то, что, зная, к чему идет человечество, такая перспектива тебя явно не радует. Иногда, глядя из прошлого в будущее, так и хочется сказать: не совершайте роковых ошибок. Но, зная ход процессов и предопределение, нависшее над Русью, я воздерживаюсь от каких-либо заявлений потомкам. В будущем будут царить другие законы и правила, а темная сила окончательно, несмотря на некоторые достижения, покорит мир. В наше время она только лишь готовилась активно осуществить такое свое действие.

Несколько увлекаешься, записывая мысли на черки — так наши далекие предки, арии, называли информационные носители, на которых информация могла храниться сотнями миллионов лет. Я в короткие сроки ознакомился с наследием ариев и более далеких от меня народов, в том числе знал кратко историю атлантов, лемурийцев и представителей иных цивилизаций. Так уже получилось, что в возрасте тридцати двух лет я получил доступ к основополагающим знаниям, а в сорок пять лет стал самым молодым волхвом. В пятьдесят один год я, несмотря на молодые годы, возглавил совет волхвов-радетелей, который вскоре призвал Олега на киевский престол. Олег, к слову сказать, был до некоторого времени, пока не попал, как предшественники, под влияние византийских магов, одним из самых успешных и удачливых князей Киевской Руси.

Впрочем, я забегаю вперед. Тороплюсь, вместо того, чтобы, собравшись с мыслями, начать рассказ о себе, а еще больше о Руси. Только не о той Руси, которую вы знаете понаслышке из источников, которым нет смысла доверять, поскольку труд летописцев впоследствии извратили, доработав на свой лад, заинтересованные лица, несмотря на то, что они и так о многом умалчивали или откровенно лгали. Слишком многим хочется обернуть дело так, как им выгодно, приобщиться к той Руси, к которой они никакого отношения не имеют. Я же расскажу о событиях, в которых участвовал лично, непредвзято. Тем более что этот период в истории Руси, а родился я в 831 году, а уйду из жизни, скорее всего в 942 или 943, мало будет освещен по известным причинам. В первую очередь потому, что успехов в это время в колонизации Руси, несмотря на затраченные силы и средства, по сути, не было.

Князья, так или иначе попавшие под власть Византии, а и Бравлин, и Аскольд, и Дир вынуждены были принять в той или иной форме покровительство Византии, которая становилась как бы старшим братом Руси, не смогли установить порядок, при котором большая часть русичей становилась чуть ли не рабами. Междоусобица, о чем расскажу дальше, и раньше была частой гостьей на Руси. Ее использовали ромеи и василевсы для того, чтобы в своем стремлении править миром, распространить влияние Византии как можно дальше на северные Земли. А для этого надо было закрепостить жившие там народы и сделать так, чтобы они постепенно и добровольно стали служить новым хозяевам, сами не подозревая об этом. На это уйдут даже не столетия, а тысячелетия, но маги и их хозяева умеют ждать. Время для них не имеет значения. Важен конечный результат, в особенности, когда он появляется как бы сам собой. А для этого следует постараться.

Смысл жизни некоторых советников василевсов, да и самих правителей Византии сводился к тому, чтобы любыми путями навязать русичам, а русичами я называю все многочисленные племена, проживавшие на берегах Славуты от его истоков и до устья, в том числе в Новегороде (Ладога) и в Тавриде, свои взгляды на жизнь и на самих себя. Слишком свободными и неуступчивыми были северные варвары. Что-то опасное и непредсказуемое было в их первозданной свободе, непонятное и от того не только манящее, но вызывающее бессильную злобу на племена, не желающие менять испокон веков сложившийся уклад жизни. Трудолюбивые и сильные, готовые, если надо, сразу же взяться за меч, русичи, а так с некоторого времени ромеи совокупно называли всех северян, которые проживали по Славуте и еще дальше на севере, были вызовом устремлениям василевсов и узкого круга приближенных лиц при них.

Суть любой империи в том, что она, как бы ни было слабо ее положение, стремится как можно больше расширить свои владения, укрепиться во вновь захваченных землях, а их жителей сделать рабами и зависимыми существами, чтобы можно было использовать их потенциал для своих целей. Римский спрут передал свои полномочия Византии, которая стала провозвестницей утонченных и изощренных интриг, коварства и предательства, подкупа и убийств со спины, тайных договоров и, конечно же, братств и орденов, которые, как грибы после дождя, распространяли свое влияние во всех землях. Русь не стала исключением. Сюда под видом купцов, служителей Христа, советников и просто наемников, готовых за деньги служить кому угодно, в прямом смысле в начале девятого века хлынул поток переселенцев с юга и с юго-востока, с Хазарии.

Все бы ничего. Ведь, чего скрывать, от ужасов принудительной христианизации на Русь, где пока гонений не было, приходили представители многих народов с запада и с юга. Они селились здесь, за столетия смешивались с местным населением, частично перенимая обычаи так, что их внуки и правнуки уже становились чистокровными русичами. Так что говорить об обособленности любого племени или племенного союза, к примеру, тех же полян, древлян, уличей или тиверцев не приходится.

Что же касается самого названия Русь, то мне видится необходимым с самого начала дать пояснение, чтобы избежать двояких трактовок и установить некоторую истину в этом вопросе. Для этого мне придется совершить краткий экскурс в еще более раннюю историю, в бытность, когда здешние племена под руководством Аттилы пошли на запад.

Вел их отец Кия, князь Рус. С тех пор гунны обобщенно стали называть всех воинов из дружины под его командой русами. Рус погиб в походе. В битве народов, происходившей в Галлии (территория Франции) на Каталаунских полях, он был тяжело ранен. Домой не вернулся. Так что русами уже с тех пор назвали профессиональных воинов, которые зарабатывали себе на хлеб ратным трудом. И таких отрядов и воинских поселений на Руси было немало. Тоже касается и варягов. Это отдельная тема, о которой также необходимо сказать перед началом рассказа, чтобы сложилось хоть какое-то представление о том, кто же такие варяги.

Варягами называли не только выходцев из Скандинавии, а воинов, занимающихся профессионально набегами. Они поступали на службу к правителям, которые щедро платили за их ремесло, или занимались набегами под руководством избранных из своей среды вождей. То, что варяги в своем большем числе были умелыми и смелыми воинами, говорить не приходится. Если бы это было не так, то никто их на службу не брал бы. А киевские стольные князья еще задолго до Бравлина, как правило, предпочитали иметь у себя под рукой наемную дружину. Но эти варяги чаще всего проживали на Руси, перенимая местные обычаи и русея. В мою бытность больше всего варягов проживало в районе Новегорода (Ладога) и ниже по Славуте. Также их поселения были выше и ниже Киева, а в самом Киеве и окрестностях проживало только одних мужчин-варягов несколько тысяч человек с семействами.

И что самое интересное, многие из них не платили какой-то пошлины князю или городу, своей службой рассчитываясь за нее. Чаще всего варяги прирастали к какому-то одному месту, оседая на нем, предпочитая не смешиваться с местным населением, но, как показывает жизнь, это невозможно. Рано или поздно происходит смешение племен и народов. Поэтому многие историки и летописцы под словом рус или русич будут совокупно называть все население, проживавшее вдоль Славуты.

Я, честно говоря, тоже особой разницы между представителями разных племен делать не буду. В мою бытность связи между полянами и древлянами, радимичами и северянами, тиверцами и уличами были тесные. Поэтому правильнее, как я считаю, будет называть их в большинстве случаев русичами. Почему так? Поскольку рус — больше воин. Так издавна повелось. Русич же — житель, который может и не заниматься воинским ремеслом так, чтобы оно его кормило. Хотя все русичи-мужчины в той или иной мере были воинами в наше время.

Конечно, на разногласиях между племенами Византия будет играть, называя представителей одних племен тугодумами, чтобы противопоставить их более умным и развитым, как это впоследствии произойдет между полянами и древлянами. Такова работа, умело проводимая на раскол и размежевание, чтобы Русь не была цельной. Ведь по отдельности с русами проще справиться, особенно, когда вожди соседних племен враждуют друг с другом.

Семена, посеянные Византией при помощи отступников и отщепенцев из среды русичей, прорастут буйным цветом чуть позже, в особенности, когда к власти в Киеве придет Владимир и общество созреет к тому, чтобы окончательно расколоться на несколько враждующих групп. Я до этого времени не доживу, но я ничего не могу сделать с тем, что вижу близкое будущее.

Моим ученикам и их ученикам придется жить в трудное и смутное время, когда гонения на волхвов будут вестись до их убийства, а вооруженные отряды будут прочесывать леса в поисках тех, кого надо уничтожить. За голову волхва тогда будут щедро платить. Правда, не Владимир первым установит такое правило. До него с волхвами начнет воевать князь Аскольд, естественно, по наущению византийских советников. Ни Бравлин, ни Дир не решатся идти на такие меры. Все-таки авторитет волхвов тогда был еще велик. Их будут побаиваться князья. Впрочем, снова ловлю себя на том, что непоследовательно излагаю информацию, забегая вперед.

О киевских князьях и их правлении мне в любом случае придется еще не один раз сказать в записках. Перейду к рассказу о себе, точнее о том, как я вообще появился на свет. Ведь я мог быть убит в младенческом возрасте. И тут надо сказать о тех русичах и варягах, благодаря которым я прожил пусть и не долгую, но насыщенную событиями жизнь.

Вообще-то ведущие волхвы-радетели жили до ста двадцати — ста пятидесяти лет и более. Во многом их забота привела к тому, что Русь все-таки продолжительное время существовала, как единое государство. Здесь не было гонений за иноверие. Мои ученики, из которых ведущих три: Кудес, Яросвет и Черлань, если будут думать головой, проживут дольше, чем я. Я же в совокупности проживу, как задумал, 112 лет. Из них шестнадцать лет я уже прожил в особом состоянии, когда мое физическое тело лежало, а тонкие тела и оболочки делали то дело, которое необходимо не только для Руси, но и для всего человечества. Итого 96 лет я проведу на ногах. Осталось еще два-три года до смерти.

Откуда я знаю, когда уйду? Дело в том, что я совершил ряд ошибок. Результатом одной из них стало тяжелое ранение. Я должен был уйти из жизни еще раньше, так и не оставив для потомков сочинений, но смог не только восстановиться, но и стать на время еще крепче и сильнее, чем был, что и позволило мне написать записки больше даже не о себе, а о Руси.

Ведь знать какого ты роду-племени очень важно, равно как и то, кто ты есть и откуда пришли твои предки. Истоки, как бы мы того не хотели, являются самым важным для нас. Когда они иссякают, а в ваше время, потомки, только не обижайтесь, это окончательно произойдет, если ситуация не поменяется, внутри поселяются пустота и бессилие, а также желание искать правды и справедливости где и у кого угодно, только не опираясь на себя.

Основная проблема потомков русичей с некоторого времени будет состоять в том, что они вместо того, чтобы становится сильными внутри себя, будут ориентироваться то на юг, то на запад, то в другие места, желая при этом, чтобы ими кто-то командовал и управлял в соответствии со справедливостью.

Но такого в вашем мире не может быть. С тобой нигде не будут считаться, если ты не возьмешь вожжи управления собой в свои руки. Понадобятся даже не столетия, а тысячелетие для того, чтобы свободный народ сделать, как я вижу, вглядываясь в будущее, крепостными и батраками на своей земле. При этом все будут хулить предшественников, видеть в них и в их действиях корень зла.

Самая распространенная ошибка — винить всех вокруг и считать, что все кроме тебя виновны в твоих проблемах. Труднее посмотреть на происходящее шире и, воспарив сознанием, увидеть мир таким, каким он есть, отследив причинно-следственные связи и рассеяв по возможности покров иллюзии. Даже в волховской среде, чего скрывать, немногие даже подготовленные личности готовы идти таким путем. Для этого нужно не привязываться к устоявшемуся мнению и всякий раз по-новому с иных позиций смотреть на происходящее.

Только постоянно тренируя мышление, обладая ясной головой и будучи бдительным, можно увидеть мир таким, каким он есть без приукрашиваний. Видение этого не всегда приятно. Слишком много было сделано против нашего народа за предыдущие тысячелетия его существования на этой земле. Сейчас русичи еще только расхлебывают последствия работы, проведенной против них. Многое ими еще не сделано против себя и будущих поколений. Пока еще не было нашествий, а Византия, как ее кесари не старались с момента ее образования, но так пока еще и не смогли найти управу на русичей.

Ромеи — это даже не народность, а способ мышления и отношения к тем, кто видит мир по-другому. Для ромеев русичи дикари и варвары, не знающие ни закона, ни порядка, а, что больше всего их раздражает, в чем они себе не признаются, так это то, что русичи пока еще свободны. Нет на спине русичей сапога василевса, несмотря на сговор князей с кесарями Византии. Но довольно слов, которые можно истолковать, как нравоучения.

Итак, потомки, начну рассказ с того, что перенесу ваше внимание в Киев, точнее в места возле него. В год 831 на Выдубических холмах (там, где сейчас Ботанический сад) в начале весны, когда снег уже сошел, а солнце, все больше припекая, готовило землю к тому, чтобы в нее можно было вбросить зерна, собрался волховской сход. Сюда, как обычно, сошлись все волхвы, проживавшие вокруг Киева.

В то время вокруг Киева располагались в общей сложности двенадцать волховских поселений. Три из них, располагающиеся на Выдубичах, в Голосеево и в Стрибожьем бору (район Нивок) были в наше время основными. В каждом поселении проживало около тысячу мужчин и женщин. Волхвов же при каждом из них не насчитывалось и сотни. При этом хлебопашцы и ремесленники, проживавшие в волховских поселениях, освобождались, поскольку они были при волхвах, от уплаты налогов. Такое право за ними сохраняли неизменно все стольные князья от деда-прадеда. Только один раз в году осенью с урожая поселение платило даже не князю, а в городскую казну положенную плату.

Законы эти незыблемо распространялись в то время на всей территории Руси и выполнялись в неизменности далеко не одно столетие еще задолго до того, как на здешних холмах стал править князь Кий. По правде говоря, город здесь существовал задолго до Кия, но при этом князе он стал стольным. Сюда, в гости к Кию, сошлись со всех сторон земли Русской тогда князья, чтобы договориться о правилах сосуществования на огромных пространствах от Тавриды до Скандинавии и от Карпат и Болгарии до Дона и Волги. Произошло это событие через несколько лет после смерти Аттилы, когда гунны уже не представляли собой той силы, что раньше, а готы, кровные враги здешних племен, навсегда потеряли захваченные ранее земли и перестали существовать, как государство. С тех пор начался еще один период в истории Руси, который завершится с моей смертью. А под конец периода, как обычно это бывает, происходят самые значимые и важные события…

На волховском сходе председательствовал тогда Светозар. Он был ведущим волхвом-радетелем. Светозару исполнилось тогда уже сто двадцать три года, но на вид этому крепкому, моложавому, немного худощавому мужчине трудно было дать больше шестидесяти лет. В глазах волхва горел огонь знания, а сила жизни пока еще не собиралась покидать его тело. Зоркий глаз Светозара видел все.

В просторной избе, срубленной специально для встреч и совещаний, собрались волхвы. Их было около пятидесяти человек. Изба, хоть и была просторная, но присутствующим здесь было тесно, тем более, что на сходе были люди, сам вид которых говорил о том, что к волхвам они отношения прямого не имели. Поэтому Светозар, а погода была в тот день ясная, пусть и немного холодная, предложил собравшимся выйти во двор и образовать круг, на котором и будут решены основные вопросы.

Не на много больше часа времени потребовалось собранию, чтобы решить основные вопросы. Светозар, ведший собрание, не спешил его завершать, как будто что-то тяготило его, и он не знал, как себя повести. Наконец Свет, как его кратко называли, распустил большую часть волхвов и их помощников, оставив возле себя не более двадцати человек. Среди них выделялся выходец из севера — Сиуг. Внешне он был типичным варягом. Золотистые волосы Сиуга спадали на плечи. Спереди часть волос были заплетены в косички. Повязка охватывала волосы и высокий лоб. Из-под бровей на окружающее пристально глядели глаза, полные небесной синевы, в которых то и дело проскакивали веселые искорки. На плотную рубаху был одет кожаный доспех. На поясе висели меч и нож. От фигуры Сиуга веяло силой. Он крепко стоял на ногах, может, был излишне широк в кости, но проворен и быстр. В свои сорок три года это был уже сложившийся мужчина, но, что самое главное, Сиуг готовился стать волхвом. Одежда и топорик, заткнутый за пояс, красноречиво говорили, что Сиуг был воином и зарабатывал себе на жизнь ратным трудом.

Сиуг хотел, было, уйти, но Свет едва заметным жестом остановил его. Так получилось, что среди оставшихся мужчин он единственный не был волхвом.

— Братья, — негромко сказал Светозар. — Есть дело, ради которого я и собрал вас. Оно не терпит отлагательств. Нужен ваш совет.

— Что-то давно я не слышал от тебя таких слов, — негромко произнес волхв Радогост. — Такое сложное дело, что ты не знаешь, как поступить?

Свет ничего не сказал в ответ, только вздохнул. Он стоял в центре круга, опираясь на посох. Мысли Светозара были где-то далеко, но, тем не менее, он не терял из виду присутствующих.

— Скажи, о чем надо поразмыслить, — предложил Лютень. — Вместе выберем правильное решение.

Светозар посмотрел на Лютеня, а потом на собравшихся волхвов. С его уст слетели следующие слова:

— Родился мальчик. Его надо найти и привести сюда, когда мать выкормит его молоком. Лучше, чтобы он пришел к нам с матерью и отцом. Как бы то ни было, мальчик должен жить. Жизнь его стоит всех наших жизней.

Светозар замолчал. Молчали и волхвы. Наконец Хлебодар не выдержал и спросил:

— А конкретнее ты знаешь, где он родился?

— В одном из поселений к югу, — негромко произнес Светозар. — Это от наших мест в трех днях пути вниз по Славуте.

— Если на пограничье, тогда понятна твоя забота, — откликнулся Велздрав. — Кочевники могут нагрянуть в любой момент, если им заплатят.

— Псы (упрощенное название одного из тайных орденов на Руси) знают, что он родится? — поинтересовался Житень. — Если да, то жди беды.

— Откуда они могут узнать? — поразмыслил вслух Хлебень. — Разве что жрецы Перуна им на ушко нашепчут. Князь их к себе приближает, а нас все больше не замечает. Глядишь, скоро и землю отберет.

— То, что кто-то из пернов (краткое название служителей Перуна, принятое между волхвами) ромеям служит, в этом сомнений нет. Вот только кто?

Вопрос, заданный Хлебенем, повис в воздухе. Все взоры устремились на Светозара. Уж он-то, как считали волхвы, точно должен был знать имя предателя. Свет, видя, что внимание направлено на него, слегка усмехнулся и рукой по обычаю прикоснулся к белесой бороде.

— Киржма дружен с ромеями и миссионерами, хоть для вида показывает, что их не терпит. Ему князь пока что доверяет. Вот только силы у него нет, а рассказы о том, что вскоре будет, действительности не соответствуют. Прогонят его скоро, если ничего не поменяется.

— Киржма, главный перн? — не поверил Велздрав. — Возможно ли такое? Зачем ему это? Если так, то надо об этом сообщить пернам. Пусть они его переизберут, уличив в измене. Пусть Перуном поклянется, что это не так. Не сможет он неправду сказать. Перун все видит. Он не простит предательства…

— Ты горяч и тороплив, — откликнулся Светозар. — К чему о прощении заговорил? Сам-то уже не христианином ли стать решил? Ты что, не понимаешь, что речь идет о большой игре. Здесь нет места слабости и жалости. Это для простых невежд рассказываются сказочки о прощении. На самом же деле все делается для того, чтобы подчинить себе князя и ближайших его помощников.

Волхвы слегка зашумели.

— Что же делать? — немного обреченно спросил Велздрав.

— Тебе необходимо с собой разобраться, — заметил Светозар. — Ты чего боишься? Войны? Так она уже идет и давно. Мести отступников? Так мы с ними давно воюем. Хлебень, помоги Велздраву. Как я вижу, сам он не справится. Разобраться надо, кто в его слова такой смысл вложил. Только умно разбираться надо. Чувствую, что темная сила каким-то образом Велза зацепила. Сам не попадись. Ты не обессудь, — обратился Светозар к Велздраву, — но уйти тебе надо.

Светозар подождал, пока Велздрав в сопровождении нескольких волхвов ушел, а после, произнес:

— Дело, которое надо сделать, пахнет кровью. Сиуг, тебя пошлю за ребенком. Возьмешь себе двоих помощников. Сделаешь дело — станешь волхвом. Точнее, раньше пройдешь проверки. Если их сдашь, сход подтвердит твое звание. Что скажешь?

Светозар чуть искоса смотрел на Сиуга. Чем-то этот мужчина был симпатичен ему. Свет за свою долгую жизнь научился видеть людей внутренним взором и делать выводы по их самым незначительным внешним проявлениям: по тому, как они держат себя и говорят. В прогнозах ошибался редко.

— Я возьмусь за дело, — подумав, произнес Сиуг, — если волховской круг позаботится о моей семье и о семьях помощников, которые отправятся со мной в путь.

— Так и будет, — пообещал Светозар. — Даю слово. Только сыновей с собой в поход не бери. Молоды еще. Нужны спутники ухватистее. Да и волхв тебе нужен. Житень, пойдешь с Сиугом за мальчиком?

После вопроса на некоторое время установилась тишина. Было слышно только лишь легкое дуновение ветра. Все ждали, что скажет Житень, который считался одним из ведущих волхвов, несмотря на то, что ему было всего только шестьдесят семь лет. Житень, слегка поведя плечами, с усмешкой взглянул на Сиуга, потом на Светозара.

— Пойду, если у Сиуга и его помощников возражений не будет.

— Житеня главным сделаешь? — сразу же спросил Светозара Сиуг, уже думая, что знает ответ.

— Нет, — подумав, произнес Светозар. — Только, если ты его главенство признаешь. Если нет, то каждая группа будет действовать так, как скажет ее старший. Среди своих помощников старшим будешь ты, как и Житень среди своих.

Сиуг покосился на Житеня, посмотрел исподлобья на Светозара.

— Согласен. До места я признаю главенство Житеня. Как только прибудем, я с помощниками, если меня не устроит то, что предлагает Житень, буду действовать так, как считаю нужным.

— Только судьба мальчика и его родных от этого не должна ухудшиться, — предупредил Светозар. — Вы действуете сообща, а не порознь. Ты, — посмотрел чуть мимо Сиуга Светозар, — будущий волхв. Мы здесь все волхвы, а не Перуновы служители. Поэтому рознь между вами двумя не должна зародиться. Считай, что это начало твоего испытания. И от тебя зависит дальнейшее.

Светозар умолк, только руки его с силой сжали посох.

— Я бы и сам пошел, — раздался после паузы голос Светозара. — Да не молод я уже, да и дел неотложных много. Решать вопросы надо. А их по весне накопилось много. Вои с Бравлином в поход пойдут. Может, и до Византии достанут…

— Бравлин большую силу нынче собрал, как Борив и Лис раньше, — негромко произнес Хлебень. Как думаешь, куда он Русь приведет?

Вопрос, заданный Хлебенем, видно, интересовал всех волхвов. Некоторые из них живо отреагировали на него, сменив позу, а самый молодой из присутствующих, волхв Ярвень, не удержался и высказался:

— Ясно куда, под Византию с такими советниками.

Светозар никак не отреагировал на его слова, только слегка укоризненно посмотрел на Ярвеня.

— Не подумал я, — оправдался Ярвень и замолчал.

— У нас каждый за собой смотрит и наблюдает за происходящим, — после длительной паузы произнес Светозар. — Добромир, — обратился он к первому помощнику и заместителю, — скажи, что нужно сказать, а я пока что поговорю с Сиугом и Житенем.

Сделав знак следовать за ним, Светозар вышел из центра круга и направился к небольшому лесочку. Житень и Сиуг пошли за ним. Волхв не остановился тогда, когда дошел до деревьев. Безошибочно выбирая дорогу, он шел между деревьями к обрыву. Остановился он только лишь на круче, за которой следовал резкий обрыв вниз, где неторопливо плескал волнами Славута. Волхв, ничего не говоря, оперся на посох и какое-то время смотрел на реку, после чего, когда Сиуг и Житень уже долгое время стояли за ним, развернулся к ним лицом и спросил:

— Ведомо ли вам, зачем я вас сюда привел?

— Чтобы о чем-то рассказать, — первым ответил Житень.

— И о чем же? — слегка усмехнулся Светозар.

— Думаю, что ты прояснишь ситуацию и скажешь нам, где точно искать мальчика, — предположил Житень.

— Приходит время, — негромко произнес Светозар, — когда тайное становится явным. Дело, на которое вы идете, очень важное. Такое, что даже я не осознаю всей его важности. Но дело даже не в этом, а в том, что среди нас завелась крыса, маскирующаяся под волхва. Я догадываюсь, кто это, но у меня пока еще нет достаточных доказательств предательства.

— И предполагаемый предатель сейчас слушал нашу беседу? — догадался Житень.

— Да, — еле слышно ответил Светозар, не поднимая глаз.

В это время он концом посоха чертил на земле какие-то странные на первый взгляд знаки. Если присмотреться к ним, то можно было увидеть, как на земле возникла извилистая линия, напоминающая реку. Концом посоха с правой стороны от линии Светозар поставил жирную точку и произнес, оторвав взгляд от земли:

— Это Кыюв. Вы разделитесь. Ты, — посмотрел на Сиуга Светозар, — отправишься не вниз, а вверх по реке за мальчиком. Найдешь деревню, где он проживает, поговоришь с родителями. Оставишь своего помощника, только сообразительного, наблюдать за ситуацией, после чего сам скрыто отправишься по следу Житеня. Это понятно?

Сиуг усмехнулся. Только сейчас до него начал доходить истинный смысл задания.

— Ребенка нет там, где ты сказал? — догадался Житень. — Зачем тогда… — произнес волхв и усмехнулся, глядя на Светозара.

— По твоему следу пойдут, — еле слышно проговорил Светозар, многозначительно поглядывая на Житеня. — Отправитесь завтра утром. Сегодня же накануне показательно поругаетесь. Только все должно быть так, чтобы даже я убедился в правде происходящего. Это вам не мечом махать и не продвижениями духовными заниматься. Ясно?

Светозар посмотрел на Житеня, больше адресуя последнюю фразу ему.

— То есть, мы разругаемся, и каждый пойдет своей дорогой, верно? — догадался Житень.

— Именно так, — подтвердил Светозар. — Собьем преследователей с толку. Наши враги вынуждены будут разделить силы, чтобы проверить сразу несколько версий о том, где же родился мальчик. Я на сходе дал ложную информацию, чтобы выявить предателя. Поэтому ты, Сиуг, с помощниками будешь прикрывать спину Житеню. Тех, кто ударит по нему, лучше взять живыми и привести сюда, но сам знаешь…

— Сделаю все, что смогу, — ответил Сиуг.

— Нет, — покачал головой Светозар. — Станешь таким, чтобы ты смог выполнить даже больше задуманного и видел происходящее в целом. Я не исключаю, что наши враги пошлют еще одну группу, которая точно также будет наблюдать со стороны за происходящим, чтобы вовремя вмешаться.

— Я буду наживкой? — усмехнулся Житень.

— Так будет естественнее. Ты ведь волхв, крови не проливаешь и меч из ножен не вынимаешь…

— Я и посохом могу на близком расстоянии кого надо лишить сознания, не касаясь тела, — сообщил Житень.

— Этого недостаточно для того, чтобы выжить и справиться с делом. Я освобожу тебя и помощников, если они волхвы, от обета. Никто не будет об этом знать. Считаю, что это неправильно, связывать себя условностями, особенно, когда цена так велика.

— Этот ребенок, он так важен для тебя? — спросил Житень.

— Не для меня, для всех нас, а еще больше для Руси. Грядут трудные времена. Вскоре нас прогонят из здешних мест или мы сами уйдем. Ребенок, когда вырастет, а нарекут его Велесом, сможет на долгое время сохранить за нами эти места и отсрочить приход Византии.

— Он неизбежен? — поинтересовался Житень.

— Рыба гниет с головы, — негромко произнес Светозар. — Власть, богатство и гривны, — вот стимул для князей, воевод и бояр, княжеских тиунов. Зачем им Русь, которая управляется законами, по которым нельзя просто так сделать рабом землепашца и обязать его работать на себя? Зачем им выборные должности князей? Зачем им вече и совет волхвов-радетелей и старейшин, когда его можно упразднить и править самим? Ты можешь ответить себе и нам на этот вопрос?

— Нет, — честно признался Житень, но есть законы, выполняемые от деда-прадеда…

— Да, но так давно уже не живет Византия, — заметил Светозар. — Там всем заправляют ставленники василевса, а также его советники. Орденов много. Темная сила прибывает и из Византии, распространяясь по всему миру. Это пока распря и иконоборцы воюют со сторонниками поклонения иконам, нас не так сильно трогают, но это пока…

— Ты знаешь, кто победит? — спросил Сиуг.

— Как всегда сильнейший, — отозвался Светозар, — но какая бы сторона не одержала победу, она все равно продолжит свою политику в отношении к Руси. Мы были и останемся варварами, которых следует обратить в истинную веру, чтобы драть с нас три шкуры поборами под предлогом и без него, чтобы мы начали на Руси страдать, мучиться и ослабли, работая на новых хозяев. Стали взывать к распятому Христу, вместо того, чтобы своими руками творить свою судьбу.

— Многие мои соплеменники начинают принимать Христа, как спасителя, на землях, откуда я родом, — признался Сиуг.

— Еще бы, — усмехнулся Светозар. — Это дает ряд преимуществ, особенно купцам. Их тогда в Царьграде немного по-иному встречают, но все равно, русичи — люди второго сорта между ромеями. Этого не изменить, разве что ромеев очень сильно припечет…

— На что ты намекаешь? — не удержался от вопроса Житень.

— А то ты не знаешь, — откликнулся Светозар. — Часть варягов воюет на стороне иконоборцев, а часть русов и варягов — на стороне их противников. Распри, раздирающие Византию, — вот что только лишь на время откладывает византиизацию Руси.

— Неужели дело дошло до этого? — не поверил Сиуг. — Я во многих городах и поселениях был, не видел там особой расположенности к Христу, тем более к его служителям. Многие поклоняются Перуну, чтят Даждьбога и Стрибога, Мокошу и Хорса на севере. У каждого племени…

— Вот это в конечном итоге всех нас и подведет, — негромко произнес Светозар.

— Ты ведь богов не почитаешь, а служишь Роду? — спросил Сиуг.

— Я никому не служу. Не нанимался, — с усмешкой произнес Светозар. — Станешь волхвом, я расскажу тебе то, что положено. Когда ты это узнаешь — по-другому посмотришь на жизнь, на себя и на мир, в котором живешь.

— Ты утверждаешь, что богов нет, — настойчиво продолжал расспрашивать Сиуг. — Кому поклоняться тогда?

— Надо избавиться от привычки бить поклоны и стелиться перед кем угодно, а также почитать сущностей, о природе которых мало знаешь, — убежденно произнес Светозар и добавил, обращаясь к Сиугу. — Вернешься с ребенком, тогда и продолжим беседу. Вы поняли, что надо сделать?

Варяг и волхв едва заметно наклонили вперед головы, но, если Сиугу было все понятно, то в глазах Житеня читался вопрос. Светозар дал на него следующий ответ:

— После того, как показательно повздоришь с Сиугом, ко мне подойдешь. Тогда я и сниму с тебя обет, но не беспокойся, оттого, что ты прольешь кровь, ты волхвом не перестанешь быть. Без этого нельзя. Не выживешь, а тебе еще учить других. Мне и всем нам нужны здоровые и сильные учителя-волхвы, а не трупы. Ситуация более опасная, чем все мы вместе с вами думаем. Уясните каждый себе это.

Светозар после этого вздохнул и спросил:

— Как чувствуйте, справитесь?

Житень и Сиуг ответили утвердительно. Обменявшись еще несколькими фразами, они разошлись. Каждый пошел заниматься своими делами. Светозар же, поразмыслив, решил привлечь к делу еще и Ярвеня. Волхву тогда было только лишь сорок девять лет. Он, выслушав Светозара, слегка нахмурился, а потом произнес:

— Я все исполню.

— Только не ошибись, — напутствовал Светозар. — Действовать придется не позже и не раньше. Придется тебе почувствовать, когда это будет нужно.

— Когда мне отправиться в путь? — поинтересовался Ярвень.

— Через три дня я направлю тебя с помощниками вниз по Славуте, якобы к Рамуру в Канев. Ты же, выполнив поручение, разузнаешь, как там дела, а сам останешься и начнешь наблюдать за теми, кто будет охотиться за Житенем. Раньше Сиуга в дело не встревай. Только когда он свое слово скажет, объявляйся. Понял?

— Все сделаю, — пообещал Ярвень.

Светозар ничего не ответил. Какое-то время, переговорив с ним, Светозар отпустил Ярвеня, а сам уединился в небольшом лесочке, который выходил к круче, за которой величественно нес свои воды к Понту (к Черному морю) Славута. Светозару было, о чем подумать. Он рисковал. Глава совета волхвов-радетелей привык принимать непростые решения и обоснованно рисковать, но в тот момент Светозар ясно отдавал себе отчет в том, что события могут развернуться совсем не так, как он предполагал.

Сейчас, пребывая наедине с собой, он задавал себе один и тот же вопрос, который волновал его все больше: неужели его ближайший помощник и друг — Добромир, предатель, который связан не только со жрецами Перуна, но и с ромеями. Если это так, то все без исключения замыслы и действия волхвов были известны врагам.

Одна часть Светозара положительно отвечала на этот вопрос, а вторая — не хотела с этим соглашаться. У Светозара было не так-то много близких друзей, чтобы потерять еще одного из них. Тем более что Добромир часто замещал его. Добромира Светозар видел своим преемником на посту главы круга волхвов-радетелей земли Русской. Но та информация, которая стала известна Светозару не так давно, полностью меняла его представления о многих волхвах. Поэтому Светозар в тот момент делал лишь то, что нужно было: не бросался в крайности и не делал скоропалительных выводов, а наблюдал, выжидая момента, когда ситуация окончательно прояснится. Именно в тот момент Светозар готовился действовать решительно и без промедлений. А такой момент по его видению должен был наступить лишь тогда, когда ребенок окажется у волхвов на Выдубичах. Светозар нутром чувствовал, что именно тогда вскроется предатель. Как это произойдет, он точно не знал. Это было скрыто от его взора еще и потому, что ситуация только лишь планировалась. Оставалось лишь ждать, усиливая позиции.

Светозар умел ждать, равно как и действовать быстро и решительно в нужный момент, иначе он не был бы председателем совета волхвов-радетелей. Поспешить или поторопиться — значило вскрыть себя, а этого Светозар не мог допустить. Ставка была очень высока. Ошибки не должно было быть. Светозар с радостью бы отдал свою жизнь за жизнь ребенка, но он, когда ему пришла эта мысль, только лишь усмехнулся ей и произнес: «Нет, на этом меня уже не проведешь. Я буду жить. Кто же, если не я, присмотрит за воспитанием мальчика? Явно кто-то работает против меня, если я воспринимаю такие мысли. Кто бы это мог быть? Хотя, врагов хватает…».

Много еще о чем думал Светозар. К вечеру он пришел в поселение, а вскоре, как и было договорено, между Сиугом и Житенем разыгралась сцена, которая среди волхвов была недопустима. Пришлось Светозару восстанавливать мир. Он по очереди поговорил еще раз с Сиугом и с Житенем, после чего отпустил их. Светозар был вполне удовлетворен действом. Даже он не заподозрил подвоха, если бы не знал. Больше всего Светозара удовлетворило то, что никто из волхвов, в том числе и Добромир, не догадался о том, что сцена умело разыграна.

«Да, — подумал тогда Светозар. — Сиуг вполне достоин быть волхвом и без проверок. Только меня не поймут, если я его посвящу. С другой стороны — пройти тропой волхвов не так уже и сложно. Подождем. Время покажет, как поступать». Рассудив так, Светозар ближе к полуночи заснул. Утро встретило его уже давно стоящим на ногах. Он проводил Житеня и Сиуга с помощниками, которые отправились после стычки вниз по Славуте каждый по отдельности.

Добромир, сопровождающий его, как показалось Светозару, ничего не заподозрил. Только лишь посетовал на рознь и междоусобицу. Светозар ответил ему в духе, что всякое бывает, хотя сразу же отдал себе отчет, что, говоря так, уже соглашается на исход, который его не устраивает. Его больше волновало — не заподозрил ли в его словах Добромир наигранность. «Впрочем, — подумал Светозар, — пусть лучше Добромир думает, что я сдаю позиции. Это усыпит его бдительность».

Добромир же тогда был вполне удовлетворен тем, как начались поиски мальчика. Он в этот же день сообщил одному заинтересованному лицу о том, кто и куда собрался и выехал из волховского поселения. С некоторого времени друг Добромира — служитель Перуна Иржат, как и Киржма, знали все, что происходит в поселении на Выдубичах, были в курсе всех дел, которые осуществляли волхвы. Киржме, как и Добромиру, было выгодна смена Светозара. Расчетливый служитель Перуна хотел усилить свое влияние сразу на несколько волховских групп. В таком случае культ Перуна, как считал Киржма, получит еще большее распространение среди русичей, а он и его помощники укрепят и усилят влияние на князя, который, как видел Киржма, все больше тяготел к Византии и к христианству. Киржма был слишком искушен и опытен в интригах и в тайной войне, чтобы не ориентироваться на то, откуда дует ветер.

Добромир же на посту председателя союза волхвов-радетелей на Руси вполне устраивал его. Чем владели некоторые волхвы, сам Киржма, хоть и имел волховскую выучку, не обладал, но хотел максимально использовать их способности и влияние для решения своих вопросов: прежде всего усиления влияния культа Перуна и своего на русичей, преимущественно на богатых и имеющих реальную власть.

Киржма прекрасно понимал, что без поддержки лиц из ближайшего окружения князя и его самого культ Перуна, как верховного божества, не получит того распространения, на которое он рассчитывал, тем более, что волхвы во главе с Светозаром, по сути, Перуна не признавали. Их поведение, чем дальше, тем все больше задевало Киржму и его помощников. Он все понимал, но не мог уяснить одного: почему, владея силой и способностями, волхвы не использовали их так, как он бы, не задумываясь, применил. В этом плане он понимал ромеев, которые применяли все методы для того, чтобы установить любыми способами свое влияние на князя и его окружение.

Это было Киржме яснее ясного. Более того, с некоторого времени Киржма видел в ромеях, точнее, в некоторых их представителях, больше ситуативных союзников, чем врагов, тем более что они щедро платили. А золото, серебро и ткани, украшения и другие предметы роскоши Киржма любил, хотя и не признавался себе в этом. Его дом, больше похожий на терем, стоял на Подоле. Имел дом Киржма и в Верхнем городе на одной из киевских круч, но все-таки жрец слегка отстранялся от князя и его ближайших помощников, стремясь показать свою связь с народом. Тем более что на Подоле все время кипела жизнь. Здесь постоянно проходили торжища, а ремесленный люд с раннего утра до позднего вечера занимался привычным для себя делом. Народ толпился на Подоле всегда, поскольку здесь была едва ли не главная гавань, в которую то и дело прибывали корабли. Иногда за день их могло причалить к берегу до двух, а то и трех десятков. Верхний же город все-таки был больше уделом князя и окружения. Здесь на Киевице (Старокиевская гора, где стоит исторический музей) находилось основное капище, предмет гордости жрецов Перуна.

Киржма не раз и не два пытался договориться с радами (одно из названий волхвов) о том, чтобы совместно решать вопросы и помогать друг другу, но упрямцы не хотели действовать так, как нужно было ему. Волхвы не собирались объяснять жителям тот простой факт, что Перун есть основное божество, а остальные боги — только лишь его помощники. Вообще-то русы не были богобоязненны или излишне оперты на богов. Даждьбог, Стрибог, Хорс и другие были, скорее, старшими друзьями. К тому же выходило так, что каждый племенной союз сам определял для себя, кому и какие требы воздавать.

Перун терялся в таком разноликом скопище существ, которые требовали себе подношений. Это положение стало меняться в лучшую для жрецов Перуна сторону только лишь два столетия назад, когда один из князей — Мар, попытался жестко утвердить единоначалие Перуна. Это, правда, ему не удалось сделать, но все-таки с тех пор жрецы Перуна стали ближе к князьям, многие из них становились их советниками, отодвигая на второй план волхвов, которые, как считал Киржма, лишь для виду прикрывались Родом, а на самом деле не поклонялись и не служили даже ему.

Об этом и не раз Киржма говорил с волхвами, укоряя их в неверии и безбожии, но волхвы, точнее те из них, которые вели с Киржмой беседу, на его слова и провокации только лишь слабо усмехались. Говорил и не один раз Киржма и со Светозаром, хотя, чего скрывать, Киржма опасался радетеля, который, как чувствовал Киржма, видел его с ног до головы таким, каким он есть. Это и останавливало Киржму. Светозар его влиянию не поддавался. Он неизменно проводил в беседе свою линию и ничего не обещал.

— Ты, перн, — частенько говорил Светозар, — свое дело делай и тому, кого называешь богом, служи, как считаешь нужным. Мы тебе помогать не будем. Разные у нас взгляды на Русь и на то, к чему ей и народу, ее населяющему, необходимо прийти в будущем.

Киржма злился на Светозара за то, что тот называл его перном. Один раз он даже сказал об этом Светозару, на что получил следующий ответ:

— Я тебя намеренно не оскорбляю. Перн — сокращенно Перун. — Ты, конечно, не Перун, но его служитель. Поэтому, кратко называя тебя перном, я только подчеркиваю принадлежность тебя к тому, кому ты служишь. Можешь звать меня родом или радом, если выговаривать слово радетель для тебя слишком длинно.

Спорить со Светозаром Киржме не хотелось. Тот всякий раз приводил такие аргументы, что Киржма ничего не мог ему возразить и чувствовал свою неполноценность и ограниченность. Ему все время казалось, что Светозар подсмеивается над ним, хотя Свет никогда нарочно не оскорблял и не поддевал Киржму.

— К Свету с чем подойдешь, с тем и уйдешь, — не раз говорил Киржма своим ближайшим помощникам, давая понять, что переубедить в чем-то Светозара не представляется возможным, как и повлиять на его решения.

Один из пернов, Наросим, был связан с ромеями, точнее, с одним из их представителей при князе. Звали ромея — Никофор. Он выполнял функции советника князя, но на самом деле был полномочным представителем одного из первых и тайных помощников василевса — Фомы, который заведовал тайным отделом в Византии. В Царьград со всех земель стекалась от помощников информация о происходящем. То, что дела в Руси всегда, какие бы тяжелые времена не переживала Византия, были основной заботой тайного отдела и сразу нескольких тайных орденов при нем, пустившим корни по всему миру, сомневаться не приходилось. Тайные ордена, кстати, василевсы почти всегда так или иначе их либо поддерживали, либо состояли в них, разрабатывали и осуществляли далеко идущую стратегию в отношении Руси и ее населения даже не на столетия, а на тысячелетия.

Я думаю, потомки, что результаты их деятельности вы можете почувствовать на себе. Ведь империя, а прежде всего имперское правление насаждала Византия, так или иначе, заденет и вас. Не может не задеть, поскольку кроме того, что огромное количество выходцев из Византии и Хазарского каганата отправились в северные земли и в Киев в описываемые времена, так еще многие жители на протяжении столетий впитали в себя идеологию империи. А она заключается по большей степени в двуличии. Две головы орла — двойной контроль, как нельзя лучше будут это характеризовать. В отношении инакомыслящих сограждан будут применяться любые средства и методы. Белое будет называться черным и наоборот, но при этом будут демонстрироваться ложное смирение и миролюбие — вот только один из методов работы. Их сотни. И все методы будут апробированы на русах в будущем. Вы же, потомки, будете жить уже тогда, когда желание проехаться на ком-либо и пожить за его счет, будет узаконено. Такое положение дел станет нормой жизни.

В те времена, когда я пишу эти строки, этот порядок будет только лишь устанавливаться, точнее, для его установления всего лишь будут создаваться предпосылки. Как ни грустно мне об этом говорить, но правду надо знать, какой бы горькой она не была. Жрецы Перуна в силу ряда причин будут способствовать этому, чем окажут большую услугу ромеям. Возможно, если бы не их участие, не работа на раскол, ситуация на Руси ко времени моего рождения, тем более смерти, была бы иной, но она такая, какая есть. И это, несмотря на то, что многие служители Перуна перешли со временем на сторону волхвов. Да, да, потомки. Есть разница и большая между жрецами Перуна и волхвами. Это не одно и то же, как разница между купцами и ремесленниками. В чем тут корень? На самом деле ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Ведь Перун — всего лишь ипостась Зевса. А Зевс, потомки, принадлежит к Олимпийским богам, покровителям Рима.

Римская же империя, как и Византийская, ведь суть империи всегда одинакова: максимально расширить владение и подчинить физически, духовно и сознательно жителей ее территорий, все делала для того, чтобы утвердить на землях, которые она занимала, рабство. Византийская же держава пошла дальше. На ее базе разрабатывалась схема закабаления соседних народов более тонкими средствами и методами так, чтобы жители этого не заметили и сами стали способствовать своему порабощению.

Адепты и их вдохновители никуда не спешили. В данном случае столетия и тысячелетия значения не имеют. Важен результат: кем станут жители через тысячелетия и насколько в них будет утвержден ген и порядок рабства и не принадлежности самим себе, выключено сознание, а сами жители будут делать все, что нужно по программе. Внешне ведь ничего не поменяется. Посмотришь, и одни, и вторые — люди, как люди. Вот только внутреннее содержание разное.

Что же касается «богов», то именно римские боги все делали для того, чтобы установить в империи нужный порядок вещей. Они покровительствовали рабству и делали все для того, чтобы максимально закрепостить население, проживавшее в Римской империи. Когда их деятельность стала не очень-то эффективной и была разработана другая, более эффективная система закрепощения, стали внедрять ее.

Так вот, к чему я веду. Ипостась Перуна была взята в плотные тиски магической работы с определенного времени. Поэтому несколько столетий назад на Руси появился совершенно иной лик Перуна, переделанный под новые нужды. Я не буду рассказывать о сражениях на тонких планах Земли, которые разыгрывались между волхвами и магами Римской и Византийской империи. О них мне в любом случае придется, дав пояснения, упомянуть не один раз. Хуже, что у потомков нет никаких знаний о себе и о строении Земли: о ее слоях, уровнях и планах. Мне поэтому придется делать отступления по мере продолжения рассказа, чтобы отчасти прояснить ситуацию. Без этого мой рассказ не будет иметь смысла.

Опять-таки, возвращаясь к рассказу о жрецах Перуна и волхвах, скажу, что Наросим был осведомителем Никофора. Сам Киржма вроде бы был и не причем, но поддерживал связь с Никофором через помощника, что всех устраивало. Платил Никофор щедро, но денег, естественно, просто так не давал. Почему возник такой союз, думаю, понятно. Не совсем чужой стал с некоторого времени Перун служителям Христа. Впрочем, Никофор, тем более Фома, настоящее имя которого было Расус, подобной ерундой голову себе не забивал, оставляя это наивным и ограниченным жителям.

Орден, которым он руководил в Византии, делал все для того, чтобы распространить свое влияние как тайно, так и явно на как можно большее число обличенных властью кесарей и государей. Была такая цель у магистров ордена: завоевать негласно весь мир и сделать империю на всей планете. Правда, никто не говорил, что в четко выраженном виде это было бы правление только лишь одного лица. Да и зачем, когда можно действовать гибче?

Так вот, потомки, дело Византийской империи, таким образом, как и Римской, распространялось постепенно на весь мир. Один из ведущих проектов распространял византийские устремления на Руси. Мне и вам, хотите вы или нет, пришлось и еще не один раз придется столкнуться с реализацией этого замысла. Каждый из нас, таким образом, почувствует на себе всю тяжесть гнета и работ, проводимых различными орденами и их последствия. Я ведь мог жить и дольше, чем прожил, но подосланные убийцы, а покушений на меня было совершено в разные времена больше сотни, все-таки свое дело сделали: тяжело ранили. Едва выжил. А потом постоянные энергетические наезды и частые преследования. Вот такая, потомки, была у меня интересная жизнь, но я не жалуюсь. С некоторого времени сдаться для меня — значило потерять самого себя. Я все делал для того, чтобы не только выжить, но и позаботиться о потомках и Руси, о чем и расскажу в записках.

Глава 2

В поисках мальчика

Я бы и не рассказывал бы столь подробно о событиях, предшествовавших моему рождению, но, поразмыслив, решил довести до сведения потомков обстановку, которая сложилась к 830 году на Руси. Она была далеко не однозначной. Та Русь, которая была еще сто-двести лет назад, постепенно уходила в прошлое. Обычаи, неуклонно соблюдавшиеся ранее на огромных просторах от Тавриды до страны викингов и от Карпат до Дона, постепенно изменялись. На смену им приходили другие взаимоотношения. Община и совет старейшин, вече все меньше играли роль в делах управления, а князья, если раньше они выбирались на вече и на советах или радах, теперь все больше делали наследниками своих сыновей. И это независимо от того, какие заслуги были у них и какими качествами обладали они, чтобы править на том или ином посту. Все чаще возникали серьезные разногласия между советом старейшин-волхвов и князьями, за которыми стояла дружина, в последнее время чаще всего наемная.

То, что варяги прочно закрепились на Руси, позволяло некоторым князьям, используя их силу, противостоять местному ополчению. Ведь русичи, взявшие в руки оружие, были огромной силой. Вот только, когда они возвращались домой из походов, то не всегда, занимаясь привычным для них трудом, преимущественно пахотой, соглашались с тем, сколько взимали с общины княжеские тиуны. Частенько годами не показывались княжеские управляющие и некоторые воеводы и бояре на землях, где правил совет волхвов-радетелей. Князь тогда с дружиной прибывал в эти поселения или земли сам, чтобы, поговорив с волхвами и старейшинами, получить от них положенную пошлину за год и заверить в том, что он на древние обычаи не покушается. Вот только такие времена все больше уходили в прошлое. Наемные дружины все чаще жестоко расправлялись с теми, кто не платил в соответствии с все усиливающимися княжескими аппетитами положенную плату или подать с дыма (с избы, над которой появлялся дым).

Налог с дыма, а не с общины в целом, стал со временем основным, не считая дополнительных сборов на содержание князя и дружины и за то, что община, оказывается, проживала на земле, принадлежащей князю. В соответствии же с законами русичей, идущими еще от князей Буса и Божа, земля не могла быть в чьей-либо собственности. Ей также нельзя было торговать или расплачиваться. Это считалось нарушением всех законов и правил. Тоже касалось и людей, работающих на земле. Они были свободными землепашцами, а не чьей-то собственностью.

Я жил в то время, когда это положение дел старались изо всех сил изменить и даровать князьям и их помощникам единоличное право распоряжаться землей и людскими судьбами по своему усмотрению. Правда, я был счастлив оттого, что, как ни старались ромеи, некоторые князья и бояре, а закрепостить и поработить русичей у них, на протяжении моей жизни, не вышло. Пройдет, как я вижу, еще пятьдесят лет, прежде чем князь Владимир начнет всерьез проводить византиизацию Руси.

Такое будущее пока не явно. Много сказочек расскажут о стольном князе Владимире, он и солнце, и чуть ли не провозвестник нового права. Я же перед смертью поговорил со своим учеником — Яросветом. Он обещал мне пережить правление Владимира и написать, как и я, записки о том, что же происходило в это время на Руси. Яросвет моложе меня на шестьдесят два года. Он проживет дольше меня. Может и до ста пятидесяти лет дотянет, если захочет, конечно. Хотя, видя беззакония, творящиеся на Руси, волхв вряд ли захочет дальше жить, если не найдет для этого серьезный повод. Думаю также, что его труд продолжат ученики. В таком случае будет написана волховская летопись, но не на деревянных досках, а там, где она не сгорит, не сотрется и не пропадет — в специальном месте, в тонких земных слоях. Кто хочет, а еще больше сможет и получит доступ, узнает, как правильно работать с записями, то прочитает правду об истории народа, жившего в этих местах более тысячи лет назад.

Я же лишь скупыми штрихами рисую обстановку, сложившуюся на Руси к моему рождению. Русь уже тогда была разделена, но это разделение все-таки не так сильно было проявлено, поскольку еще существовала та сила, которая скрепляла воедино весь организм десятков племен и племенных союзов, существовавших вдоль Славуты, а также к западу и к востоку от него. Этой силой неизменно были волхвы-радетели. Они выступали хранителями знаний и определенными гарантами прежнего порядка, авторитетами, перед которыми вынуждены были уступать князья. И дело здесь не в язычестве, а в том порядке, который соблюдался пока еще на Руси, когда я родился. Он, что ни говори, все меньше устраивал киевских князей, желающих единолично править и не по законам, принятым предками, а в соответствии с законами, соблюдаемыми в Византии, пусть и трактующимися на местный лад с некоторыми особенностями и пережитками, которые были костью, брошенной к ногам простых русичей.

Князья же или коназы, как их еще называли, редко когда умирали своей смертью. Чаще всего их убивали. Это касается положения дел в Киеве. Из десяти князей, правивших здесь до Бравлина, только один умер своей смертью. Остальные же были умерщвлены самыми различными способами. Русь в мое время была, как бы это лучше подобрать слово, вечевой республикой. Князья в Киеве избирались советом волхвов и старейшин, а также на общем городском собрании, в котором значимую роль играли купцы, бывшие отдельным классом и зачастую имевшие свои наемные дружины, число воинов в которых превышало иногда и двести мужчин. Киев, как место силы, привлекал к себе людей со всех земель. Сюда сходились отовсюду и чаще всего оседали семьями. Если не в Киеве, то возле него. Их не изгоняли, если они соблюдали принятые законы и даже не принуждали к почитанию каких-либо богов или обрядов.

Земли здесь были плодородные, а торговля давала немалую прибыль. Работы, если ты хотел работать, хватало всем. Так что только наемного люда в Киеве было пять-шесть тысяч постоянно, а когда приезжали купеческие караваны, то и того больше. И, потомки, сторожевые башни, стоявшие вдоль Славуты на возвышенностях еще от Канева, всегда готовы были зажечься огнями в случае появления на реке или в степи неприятеля, поскольку любой город, особенно богатый, а Киев был одним из богатейших городов, всегда привлекает к себе взоры любителей поживы.

Кочевые племена, собравшись в войско, нередко налетали на город. Поэтому строительство даже не в Киеве, а вокруг него велось, что называется еще за деда-прадеда. Вы в своем времени можете увидеть огромные валы, возведенные в разных местах, преимущественно с юга, с запада и востока, которые призваны были останавливать кочевников.

Их строительство велось общинами на протяжении предыдущих столетий. А для того, чтобы возвести насыпные укрепления высотой в семь-восемь метров, как вы сами понимаете, требовались даже не тысячи, а десятки тысяч людей. Именно столько и проживало в окрестностях Киева, особенно к югу от него, где лес редел и переходил в лесостепь и в степь. А богатство любой страны — трудолюбивые и богатые люди, которые пашут землю, выращивая золотой колос, разводят скот, занимаются промыслами. Тогда есть чем торговать и что защищать.

Наш народ умел и любил трудиться. Община заботилась о больных и людях, которые в силу ранений и болезней не могли полноценно работать. Лодырей и ленивцев не было, а если и были, их жестко перевоспитывали. Одно дело — если ты объективно по разным причинам не мог работать, другое — если ты не хотел. В таком случае могли палками побить или изгнать из общины.

Община называлась родом или скопом. Поселение чаще всего насчитывало сорок-пятьдесят изб, бывало и больше, и меньше. Землю под поселение выбирали волхвы. В каждом поселении или роде был один волхв из числа старейшин или лицо, выполнявшее эти обязанности обязательно с двумя-тремя помощниками. Также при роде был обязательно лекарь и его помощник. Главного волхва рода еще называли ведуном, поскольку в его обязанности входило знать, когда начинать сев в зависимости от погоды и как ее обеспечивать. Что касается посевов зерновых, волхв вместе с помощниками знал круглогодичный цикл поденно. Ведь жизнь земледельцев во многом зависела от собранного ими урожая, а он, соответственно, от погоды. Все тонкости, сроки созревания хлебов, обеспечение урожая, все защитные меры, чтобы его сохранить, — далеко неполный перечень того, что обязан был знать волхв, возглавляющий род. Также при каждом роде был песенник и сказочник, тоже из волховской среды.

Как правило, должность ведущего старейшины и волхва в поселении совпадала. Таким образом, по сути, родовой общиной в наше время руководил волхв и его помощники. Совет старейшин также избирал вождя, который возглавлял вооруженный отряд от поселения. В него входили чаще всего все мужчины в роду или большая их часть. Были в поселении и гончары, а также кожемяки. Также в ведущем поселении обязательно был кузнец. Поэтому родовая община полностью себя обеспечивала всем необходимым для жизни, а что не обеспечивала, то обменивала чаще всего на зерно и шкуры. Ведь в роду было три-четыре удачливых охотника, которые иногда и землю-то пахали меньше, чем остальные. Впрочем, каждый мужчина, начиная с шестнадцати, реже с восемнадцати лет, обязан был пахать. Без этого он не становился воином. Пахота считалась почетным и нужным трудом. Это не был, как в ваше время, черный и не уважаемый труд.

Во времена, когда я еще жил, землепашцев остерегались называть смердами только потому, что они после тяжелого труда пахли потом или смердели. Это презрительное название людей, которые обеспечивали общее благосостояние, получит распространение на Руси позже, когда к власти придет Владимир.

Точно также, как и любой мужчина, я с шестнадцати лет ходил за плугом, несмотря на то, что мое воспитание, о котором расскажу дальше, существенным образом отличалось от воспитания сына землепашца или ремесленника. Тем не менее, я был в одном лице и плотником, и землепашцем, и кузнецом, освоив все основные на Руси специальности. Также я был охотником, с детства привыкшим идти по следу зверя. Вот только община, если дело заходило об охоте, имела свою квоту на отстрел зверя. Каждый охотник не имел право убить больше, чем было установлено. За этим неуклонно следили волхвы.

Конечно, нарушения были, но с нарушителями, опять-таки, иногда очень серьезно разговаривали посланники волхвов. Если волхв в роду замечал за кем-то из охотников нарушение не писаных законов, он предупреждал его, а после второго предупреждения обращался в совет волхвов-радетелей. Меры принимались там. Чаще всего совет отряжал на место посланца для особых поручений, который вновь предупреждал жадного до добычи охотника, после чего, если он не понимал слов, то с его семьи взимали штраф или недоимку. Если и после этого охотник не успокаивался, то с ним могли произойти в лесу и более серьезные события, к примеру, напасть медведь-шатун или рысь, или, что было достаточно часто, охотник, прекрасно знающий леса, мог заблудиться где-то в топях или попасть в ловушку. Поэтому с волхвами, которые следили за порядком на охоте, никто не хотел иметь дело, зная о возможных последствиях.

Также частенько приезжие византийские купцы, видя, что местные охотники больше положенной квоты не бьют зверя, подговаривали заезжие бригады к охоте. За меха много платили в южных странах. Поэтому риск был оправдан. Приходилось волхвам и здесь смотреть за порядком, выявляя браконьеров и незаконных добытчиков. Правда, артелей, незаконно промышляющих пушниной, становилось все больше. В количественном отношении иногда охотников было несколько десятков и, образовав базовый лагерь, они расходились по сторонам в лес на дни пути от основного места.

Излишне говорить, что племена, на землях которых происходило такое безобразие, не смотрели безучастно, как их лишают добычи. Стычки были частным явлением, особенно на границах племен и племенных союзов. К тому же с некоторого времени добычу стали курировать варяги и заезжие вооруженные отряды. Власть князя была не так сильна, чтобы помешать этому, не говоря уже о том, чтобы вовремя вступиться и не допустить нарушения границ.

Ведь, если ты гость, то на землях племени ты должен был, как только пришел в угодья, скажем, древлян, смастерить из веток знак, оставить его на видном месте, сказав знаком цель своего прибытия. В таком случае ты не рассматривался, как враг. В противном случае, если ты пришел тайно, как вор или тать, к тебе относились, как к врагу. Могли даже ранить при пленении. Если же ты запирался и не собирался решить дело миром, то тебя чаще всего лишали сознания. Такие случаи не были единичными, подобная практика была широко распространена на землях всех племен лесной зоны. На подобное обращение князьям жаловались не раз и не два. Но что они могли сделать? Война в лесах — дело опасное и непредсказуемое. Сегодня ты победил, а завтра, пользуясь темнотой, на твой лагерь напали со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Поэтому даже князья в мою бытность придерживались волховских законов, старались их не нарушать. Впрочем, это были не совсем волховские законы. Волхвы-радетели всего лишь курировали их выполнение среди племени. Законы, по которым жила и дышала Русь, были вновь уточнены князьями Бусом и Божем, а потом и Кием. Впрочем, и один, и второй были волхвами. Правда, Бож совершил серьезную ошибку, стоившую ему жизни. Нельзя доверять тем, кто не держит своего слова, тем более врагам. Меч и щит должны вступать в дело там, где иные пути решения конфликтов использованы. Наверное, русы — слишком терпеливая нация. Там, где другие бы давно уже дрались, мы только лишь разогреваемся, так и не желая проявить силу. Думаю, что даже такое поведение русичей — хитрая и коварная работа византийских магов, которые специально размягчали и лишали их сил столетие за столетием.

Может, даже больше сказал, чем надо, но с другой стороны потомки, по моему разумению, обязаны знать хотя бы малую часть обычаев и нравов жителей Руси. Без этого мой рассказ — все равно, что человек без ног, который не опирается на себя и на землю. Я научился за жизнь смотреть на причину происходящего. Когда видишь, откуда растут ноги, многое становится понятным без вопросов. Кто же не мыслит и не сопоставляет, не анализирует, тот рискует прожить жизнь во сне неведения, управляемый незримой силой, руководящей им.

Итак, Сиуг с товарищами последовал за Житенем. Убедившись, что за ним нет слежки, Сиуг развернул судно и, прижавшись к берегу, поплыл против течения Славуты. Все шесть спутников Сиуга были опытными воинами, готовыми к любым вызовам, в том числе и к встрече с неизведанным. Самым младшим из них был двадцати трехлетний Никита, которого спас Сиуг. Жизнь Никиты, как пленника, была поставлена на кон в игре. Сиуг выиграл ее и взял Никиту к себе. Отроку исполнилось тогда шестнадцать лет. За семь лет Никита стал умелым воином. Сиуг отпустил его, но Никита остался, прижившись среди варягов. Он стал Сиугу и другом, и братом, готовым положить за варяга жизнь, если понадобится.

Никаких вопросов у спутников Сиуга не возникло, когда Сиуг, являясь предводителем отряда, собрал своих помощников и друзей и кратко рассказал им о том, чем придется заниматься. До этого тем, кто не хочет с ним идти, Сиуг предложил подняться и покинуть собрание, прозрачно намекнув, что идут они не за заработком, а в походе придется рисковать жизнью. Друзья Сиуга были не из робкого десятка. Только самый старший из них — Орлаф, покосившись на Сиуга, спросил:

— Ты себя-то не обидел, согласившись?

— О семьях наших позаботятся. Я договорился. Что, никто не хочет остаться?

Молчание было ответом на вопрос Сиуга. Только тогда варяг вкратце сказал о цели похода, намекнув, что отправятся они в сторону, противоположную Житеню и его спутникам. Орлаф тогда поинтересовался:

— Зачем с волхвом поругался? Я думал, уходить придется, а ты со Светом договорился. Видать, нужен ты ему. Не используют ли нас?

Сиуг усмехнулся.

— Нет, — подумав, произнес он. — Я, если все получится, здесь остаться намерен. Места здешние мне по сердцу. Вас неволить не буду. Каждый сделает свой выбор.

— Бросаешь нас? — спросил Маронд.

Сиуг посмотрел на друга.

— Разве я такое говорил? Вдруг тебе здешние места не понравятся. Что тогда?

— Кому же Киев может не понравиться? Вот только волхвы, говорят, в последнее время с князем не ладят. Мало ли что может быть…

— Да, — поддержал Маронда Ирвень, — нам волхвы землю дадут, а князь или воеводы его отберут. Что тогда?

Сиуг слегка нахмурился.

— Нам пока еще землю не дали. Когда же забирать будут, там и посмотрим.

— Мы волхвам нужны, — убежденно заявил Эрик. — Здесь пока останемся. Сиуг дурного не посоветует. Годик поживем, посмотрим, чем волхвы дышат. Может, еще лучше обоснуемся.

— Что ты думаешь? К киевскому князю наняться? Так у него воинов не одна сотня, — сразу же возразил Орлаф.

— Зачем к князю? — рассудил вслух Эрик. — К купцам наймемся. Им охранники нужны. Да и платят купцы щедро…

— Это к кому попадешь, — раздался голос ранее молчавшего Сиурса.

Он был старше Сиуга на двенадцать лет, но признавал его главенство.

— Было дело, по молодости попал я в охранение к одному купцу…

— Дело сделаем, а там каждый будет волен поступать так, как захочет. Есть моя казна. Каждый по две золотых монеты получит, когда вернется. Я слово сдержу. Поэтому считайте, что я вас нанял, — неожиданно для всех произнес Сиуг.

— Из твоего кармана я денег не возьму, — сразу же заявил Сиурс.

— Тогда я твою долю, если Сиуг разрешит, себе возьму, — в шутку заявил Эрик.

Сиуг нахмурился и недовольно посмотрел на него, а потом, повернувшись к Сиурсу, произнес:

— Все деньги получат, а ты еще и меч.

Сиурс хотел, было возразить, но не стал.

Да, потомки, за мной вверх по реке отправились те, кого принято было называть варягами. Я тогда еще не знал, какая мне угрожает опасность. В начале весны я только лишь родился в небольшой деревеньке, находившейся возле притока, впадавшего в Славуту. Правда, путешествовать вверх по этой реке от места ее впадения в Славуту на лодке или ладье надо было почти день, чтобы достигнуть поселения, приютившегося на невысоком пригорке. С одной стороны от него начинался густой лес, а с другой — берег речки, заросший невысокой порослью. Место идеальное для того, чтобы проживать: и до реки рукой подать, и до леса в случае опасности далеко бежать не нужно. В полудне ходьбы располагалось более многолюдное поселение. Там же, где я родился, стояло всего двенадцать домов.

Светозар при повторной встрече после стычки между Сиугом и Житенем назвал место, где я должен был появиться на свет, а также описал внешность родителей, назвав Сиугу имя отца и матери. Родителей звали Елизар и Теретья. Только не сказал Светозар Сиугу о том, что моим родителям суждена недолгая жизнь в любом случае после моего рождения. Исчерпывающий ответ на вопрос: почему так произошло, я получил, будучи волхвом. Как-то изменить установленное магами предопределение я тогда не мог. Светозар же тогда принял самое верное решение: он не стал говорить местным волхвам о том, что за мной надо присмотреть, зная, что они этого на должном уровне не смогут сделать, зато приставил ко мне охранников.

Что же касается Сиуга, то судно с варягами прибыло к месту через четыре дня после того, как отправилось от Выдубичей. При этом Сиуг, как всякий опытный воин, прибыл с отрядом на место скрыто и никем не обнаруженный. Двоих воинов он оставил в ладье, а с остальными пошел на разведку. Убедившись, что все тихо, варяги разбили лагерь невдалеке от судна, готовые в любую минуту взяться за оружие.

Сиуг понимал, что их стоянку рано или поздно обнаружат, поэтому решил действовать, не раздумывая. Елизара он заметил сразу и, подождав, пока он вышел в лес, встретил его там. Увидев перед собой неизвестно откуда появившегося варяга, Елизар схватился рукой за топор, который всегда был у него за поясом. Только что-то такое было в варяге, что Елизар почувствовал, что он ему не враг. Мог бы и из-за угла напасть. В таком случае шансов у Елизара не было.

— Поговорить хочу, людень добрый, — немного осипшим голосом тихо произнес Сиуг. — Ты оружие готовь для других. Друг я.

— У меня нет друзей-варягов, — также тихо, присматриваясь к незнакомцу, произнес Елизар. — Ты чего в наших краях делаешь, разведываешь, как живем?

— Меня послушай. Сын у тебя растет. Велей зовут. Я за ним пришел.

В ответ Елизар выхватил из-за пояса топор и встал в боевую стойку, намереваясь сразиться. Сиуг только лишь слабо усмехнулся.

— Хотел бы, так ты уже бы мертвый здесь лежал. Выслушай, а потом топором махай, а то покалечишься еще…

Что-то в облике и в словах незнакомца побудило Елизара образумиться, но позы он не поменял. Так и стоял, согнув ноги, держа в одной руке нож, а в другой топор. Сиуг принял этот жест, как намерение его выслушать и сразу же произнес:

— За сыном твоим охота уже началась. Непростой он ребенок. Как я вижу, я прибыл раньше, чем тати. Вам предлагаю сразу же уходить из здешних мест. В судне места всем хватит. На Выдубичи поплывем. Вместе с волхвами в поселении жить будете. Податей платить не станете. Сына волхвы начнут воспитывать, как ему четыре годика исполнится. Ваши старшие дети тоже получат выучку. Читать и писать научатся и многому другому. Подумай и соглашайся. Лучше, чтобы ты, не мешкая, вместе с семьей отправился бы со мной и спутниками. А то, не ровен час, другие гости пожалуют. Тогда, возможно, и я вас не защищу.

Елизар внимательно слушал варяга. По мере того, как он говорил, его лицо серело, а брови все больше хмурились. Елизар едва заметно закусил губу, а потом, когда Сиуг замолчал, ответил слегка насмешливо следующее:

— Что, мне, как отступнику от законов, бежать? Это ты предлагаешь?

— Жизнь свою потеряешь и сына. Ты этого хочешь?

Елизар задумался.

— А избу, а хозяйство куда? Здесь, что ли, оставить?

— Родичам передашь. Они присмотрят. Лучше хозяйство, чем жену и детей потерять.

— А с чего ты взял, что за Велей придут? Он еще младенец, только вначале весны родился. Кому он мешает?

— Хочешь, чтобы его черным волхвом сделали и Византии служить принудили? Думаешь, мало ворожбитов по земле ходит?

— Ты меня ведунами черными не пугай…

— А то что? — поинтересовался Сиуг. — Кто за тебя заступится? Местные волхвы? Так, если бы такая защита была надежной, неужели бы я с тобой говорил?

— Послал тебя кто? — догадался спросить Елизар.

— Светозар. Знаешь такого?

— Светозар, который главный волхв-радетель? — уточнил Елизар.

— Он самый. Думай, а я пойду. Завтра здесь же встретимся. Только кроме жены ничего и никому не говори. Предатель среди вас есть. Кто, Светозар не знает. Как только узнают, что мы здесь, сразу же пожалуют еще гости.

Сказав эти слова, Сиуг, пятясь, исчез в лесу. Елизар же после встречи глубоко вздохнул и, пригладив бороду, еле слышно произнес:

— Принесло на мою голову варяга. Не зря дурной сон жене приснился. И что я ей скажу?

Вопрос, который почти шепотом поставил себе Елизар, совсем не обрадовал его. Жена, как только муж вернулся, а пришел он раньше обычного, сразу же заподозрила недоброе. Всматриваясь в Елизара, Теретья спросила:

— Что случилось? Вижу, что ты ерзаешь внутри. Говори. Что бы ни произошло, я хочу знать правду.

Пришлось Елизару кратко все рассказать. Подумав, Теретья, глядя на него, произнесла:

— Я знала, что сон не к добру. Варяг мог бы убить тебя, но этого не сделал. Значит, может и не врет, когда говорит, что нам помочь хочет.

— Может, поедем на Выдубичи, среди волхвов поживем? Не обидят ведь…

— И все здесь оставим?

— Жизнь дороже, особенно детей. Мы-то что, свое уже пожили.

— Не нравятся мне твои слова. Обреченно говоришь. Али я надоела, что уйти от меня хочешь?

Елизар в ответ обнял жену и поцеловал ее. Теретья ответила, а потом, мягко отстраняясь, сказала следующее:

— Здесь останемся пока. Я же вижу, что ты никуда не хочешь уезжать. Зачем себя обманывать? Когда опасность появится, тогда и подумаем, как быть. Так варягу и скажи. Имя он тебе свое назвал?

— Я не спрашивал, — признался Елизар. — Когда встретимся, узнаю.

— Веля самый младший. Ему и трех месяцев нет. Куда нам с ним идти? Если нужно, я с варягом переговорю. Он, как выглядит?

Елизар пожал плечами и слабо усмехнулся.

— Плечистый и сильный. Волосы даже не русые, а золотистые. Топорик за поясом, но без меча. Лоб повязка, как русича, перевязывает. Столько их перевидал в походах…

— Он старше тебя?

Елизар кивнул, соглашаясь.

— Значит, он нам не враг, — сделала вывод жена. — Только от этого еще хуже мне. Сердце что-то жмет. Темное что-то надвигается, не знаю что.

Что ей мог ответить мой отец? Ничего, кроме слов успокоения. Ему и самому было не по себе. Елизар отдал себе отчет в том, что неясное чувство опасности и раньше преследовало его, но после беседы с варягом оно стало видимым и осознаваемым.

«Надо бы к Митряю подойти, — подумал Елизар. — Позже, — ответил сам себе. — Дел еще много». Дела по хозяйству, как обычно, завертели Елизара, но нежданный гость из головы не уходил, а сердце иногда болезненно ныло, что тоже было тревожным знаком. «И чего мне неймется?» — думал Елизар. Конкретного ответа на этот вопрос у него не было.

На следующий день Елизар вновь пошел в лес, но на этот раз его никто не остановил. Уже под вечер, возвращаясь из лесу, Елизар вдруг ощутил, что по его следу кто-то идет. Он остановился и резко обернулся. Сзади в десяти шагах стоял варяг. Он шел неслышно, но Елизар почувствовал чужое присутствие и взялся за оружие.

— Чего ты ходишь за мной? — были первые слова Елизара.

— Поговорить нужно. Да и защита тебе не помешает.

— От кого мне хорониться? Я дома, а здесь у меня врагов нет.

— Зато есть враги у твоего сына, значит, и у тебя, — возразил Сиуг.

Его слова были сказаны негромко, но с силой и внутренним убеждением. Елизар поневоле почувствовал, что варяг его не обманывает.

— Если ты друг, скажи свое имя. Ведь мое ты знаешь…

— Сиуг, — негромко произнес варяг. — Так что вы решили с женой?

— Пока здесь остаемся. Куда нам переходить? Хлеба растут. Хозяйство.

Сиуг усмехнулся, но улыбка вышла невеселой.

«Как меня и предупреждал Светозар, — пронеслось у него в голове. — Взять бы да силой их погрузить в лодку и отвести на место. Пусть там Свет с ними сам и разбирается». Вслух же Сиуг произнес следующие слова:

— Ты выбираешь свою судьбу. Ее же ты распространяешь и на сына. То, что ты выбрал раннюю смерть — твое право, но ребенку суждена иная участь, если он попадет к волхвам. Если же его воспитают ворожбиты или маги — жди беды. Русь в таком случае быстро развалится. Этого я допустить не могу, но я не могу все время следить за тобой, поэтому я вскоре уеду. Останутся мои напарники вас охранять.

— Я в защитниках не нуждаюсь. Сам за себя могу постоять, — произнес Елизар и неожиданно почувствовал сталь ножа у себя на горле.

Мужчина, который держал нож, зашел со спины так, что Елизар и не заметил, как он там оказался. Сиуг в это время усмехнулся.

— Сам, говоришь, за себя постоишь? Не получается видно. Никита, убери нож. Покажись Елизару.

Никита, подкравшийся сзади к Елизару, исполнил пожелание Сиуга. Выйдя из-за спины Елизара, он остановился в трех шагах от него и заложил руки за спину, внимательно глядя на землепашца. Чем-то были похожи между собой два русича, хотя один из них принадлежал к племени полян, а другой к древлянам.

— Пока меня не будет, за тобой и сыном Никита присмотрит. Подружитесь, как я вижу. Ближе к осени, после сбора урожая, я вновь появлюсь. К тому времени будьте готовы уезжать, если, конечно, — Сиуг глубоко вздохнул, — до этого вас не зацепят. Я бы насильно вас забрал, да Свет не велел. Он говорит, что всякий свою волю и желание обязан высказать. Только долго ждать приходится. Если же по ваши души явятся, срочно бегите. Выбора у вас не будет тогда. Тебя, — Сиуг подъемом головы указал на Елизара, — убьют, а жену твою вместе с сыном в плен заберут. Куда после этого доставят, никто не знает. Поэтому тебе с Никитой лучше дружить. Кроме него вам помочь некому.

Сиуг почувствовал усталость, высказав столь долгий монолог. Воин привык быть кратким в речи. На этот раз он обязан был сделать все возможное, чтобы убедить Елизара в том, что не шуточная опасность грозит ему и его семье. Оценивая действие сказанных слов, Сиуг отметил, что они смутили Елизара, побудили его задуматься. Теперь, как говорил Светозар, надо было отойти в сторону и наблюдать за последствиями, что Сиуг и сделал.

Через минуту варягов уже и след простыл. Елизар же побрел домой, все еще оглядываясь на лес. Ситуация все меньше нравилась ему. Шестым чувством Елизар чувствовал, что тучи над головой его семьи начали сгущаться. Он вдруг понял, что зря не спросил Сиуга, который, наверное, знал ответ на вопрос: почему вдруг за Велей так охотятся. Елизару тогда исполнилось тридцать пять лет, а женился он на Теретье, когда ему было двадцать шесть. Никита же понравился Елизару, несмотря на то, что приставил нож к его шее. «Шустрый парень, — подумалось Елизару. — Так подкрался, что я и не заметил».

Четко и ясно осознал для себя Елизар очевидную истину: его умений и навыков явно недостаточно для того, чтобы защитить семью. Поэтому наследующий день он с утра пошел к старосте. Митряй пользовался не только в поселении, но и во всем роде уважением. Он был и лекарем, и сказителем и, даже облакогонителем. По крайней мере, сородичи приписывали ему именно такие способности: разгонять тучи или, наоборот, насылать их. Митряй в ответ на такие убеждения в своей силе и способностях никак не реагировал: не разубеждал в противоположном, но и не соглашался с подобными утверждениями. Было этому крепкому и жилистому мужчине уже за семьдесят лет. Тем не менее, Митряй был силен, здоров и бодр. Спал мало, заботился о роде и его членах, мало чем уступал молодым, разве что за плугом уже не ходил. А вот с мечом и дубовым посохом, который в его руках превращался в грозное оружие, работал каждодневно по утрам и вечерам.

Выслушав Елизара, Митряй слегка крякнул, как бы вытянул шею из плеч, разминаясь, что было у него знаком того, что он понял Елизара и знает, что ему ответить.

— Скрываешь ты от меня что-то. Я же вижу, что ты не все говоришь.

— Перуном клянусь, — вырвалось у Елизара, но на Митряя его слова не произвели впечатления.

— А кто такой Перун? — возразил он. — Бог молнии и грозы или княжеский бог? Зачем ты его впустую поминаешь? Требу воздать хочешь? Так это зря. Не поможет он укрыться от того, что тебе грозит.

— Так ты знаешь, что?

— Рассказывай, кого в лесу встретил. Или я не вижу, что ты ходишь сам не свой.

Пришлось Елизару все рассказать про Сиуга. Только про Никиту он ничего не сказал и имя варяга не назвал. Выслушав Елизара, Митряй долго молчал.

— Если Светозар его прислал, то почему весточку мне не передал?

— Говорит, что в окружении есть предатель, — сразу же пояснил Елизар.

— Может и так, — задумчиво молвил Митряй. — Сейчас переходные времена. Русь между прошлым и будущим. Темная сила прибывает незаметно. Вражи и ворожбиты осмелели, христиан больше стало. Все Христу молятся. Думают, что он им поможет. А как он может им помочь, если сам проиграл и его распяли? Не могу понять, почему в эти сказки ромеев так верят. Или русичи глупее стали?

Елизар ничего ему не ответил. Впрочем, староста ответа и не ожидал. Взглянув на Елизара, Митряй произнес:

— Будь настороже. Всякое может быть. Если варяги к тебе незаметно подобрались, то почему черные псы или ворожбиты не могут подослать к тебе посланцев? Вот только они вряд ли тебя пожалеют. Стрела свиснет и все, ты уже отдашь душу в руки Рода.

— Что же делать? — вырвалось у Елизара.

— Наблюдай и обо всем мне докладывай.

Побеседовав еще немного, мужчины разошлись. У каждого было много дел. Тем не менее, Митряй сразу же отправил посыльного к Родовичу, одному из ведущих местных волхвов, а сам переговорил с Маличем — предводителем отряда древлян, предупредив его о возможном нападении. Елизар также обратился к сородичам за помощью. Весть о том, что на поселение может вскоре произойти нападение, быстро разнеслась по округе.

Между тем Сиуг, оставив на месте вместе с Никитой Эрика, со спутниками отбыл вниз по реке. Через четверо суток варяги уже были на месте, где высадилась и чуть раньше начала путь группа, ведомая Житенем. Сиугу Светозар сообщил, куда выдвигается Житень. Но потребовалось навести справки на месте, куда подался с помощниками волхв.

Местные жители, которых в этих местах было много, неохотно отвечали на вопросы, но Сиуг не был бы варягом, если бы не узнал то, что ему надо. Помог ему один из варягов, осевших в здешних местах. Он же рассказал о том, что в округе стали твориться странные дела. Группа воинов, маскирующаяся под варягов, нападала на поселения, расположенные преимущественно возле рек, грабила местных жителей и ускользала, когда по ее следу направлялись значительные воинские силы. Невидимок не так-то и легко было поймать. Действовали они маленьким отрядом, не более двадцати воинов на одной ладье. Неожиданно появлялись и также неожиданно исчезали, используя погодные условия и знание местности.

— Не иначе, — убежденно говорил Сверн, — как кто-то, прикрываясь нами, использует варягов в своих целях. Я был на месте нападения несколько раз. И вот что скажу, — Сверн сделал долгую паузу, многозначительно посмотрел из-под косматых бровей на Сиуга и убежденно произнес: — Так варяги не действуют. Скорее, это ромеи или кто-то по их наущению».

— По наконечникам стрел определил? — поинтересовался Сиуг.

Сверн лишь повертел головой. Раны. Так рубят отлично подготовленные бойцы, но не варяги. Раны в основном от мечей. Есть, правда, и от топоров, но не свенская рука их нанесла.

— Кого подозреваешь? Заезжие или кто-то из местных шалит?

— Точно заезжие, но кто-то очень важный из местных им помогает. Без этого нападения такого успеха не имели бы. Дружинные воеводы с ног сбились. За сорок дней пять нападений, а следов никаких. Местные не могут сеять и поля возделывать. Вроде бы и нет кочевников, а идет война.

— В Киев князю сообщали? — поинтересовался Сиуг.

— Да, но где мы, а где князь? Далече будет. Ведь нападающих не так и много. Можно и самим справиться, засаду устроить, но не выходит пока…

— А пробовали?

Сверн еле заметно усмехнулся.

— Да. Только все бесполезно.

— И какое поселение последним атаковали?

Сверн назвал поселение, о котором говорил Сиугу Светозар, как о конечной точке маршрута. Там должен был находиться мальчик.

— Так поселение разорили? — продолжал выяснять интересующие его факты Сиуг.

— Лишь отчасти. Большая часть жителей успела уйти в лес. Их предупредили заезжие волхвы об опасности, даже сами мечи взяли и вместе с местными отбивались.

Сиуг усмехнулся. Теперь он знал, где находится группа Житеня.

— Ты, случайно, с заезжими не говорил?

— Нет, — негромко ответил Сверн, подозрительно поглядывая на Сиуга и догадываясь о том, что он косвенно интересуется волхвами. — Но видел их. А что тебя так это задело? Неужели и сам за волхвами прибыл? Или ты с теми, кто под варягов рядится, якшаешься? Если так, то я тебе не помощник. Много зла они сделали.

— Тут мы с тобой на одной стороне. Можешь быть спокойным, — заверил Сверна Сиуг.

— Значит, ты на стороне волхвов выступаешь, — поразмыслил вслух Сверн. — Только их времена проходят. Может, время тебе других покровителей искать?

Сверн пристально смотрел на Сиуга. Тот никак внешне не выдавал себя, только сказал:

— Может, и так. Да только, где же их найти? В Киеве или в Византии? Кто больше платит, далеко не всегда прав по закону…

— Ты, прямь, как волхв начал говорить. Смотрю, ты им помогаешь. Как бы ни обжечься. Волхвы уже в немилость князя стольного и воевод попали, вскоре еще больше попадут. А там, гляди, дела начнутся, как в Европе: у кого сила и меч, тот и правит и на законы не очень-то смотрит, ведь кесарь или король — помазанник божий, а не землепашец или простой воин. Скоро и на Руси такое будет. Вот увидишь.

— Предупредил, — усмехнулся Сиуг. — Сам былые времена вспомнить не хочешь?

— С тобой, что ли?

— А есть кто-то еще?

— Разное молва людская по Руси разносит, — неопределенно произнес Сверн. — У многих воев, говорят, сила большая. Кто знает, кто кому служит. Ты думаешь, что он враг и нарушает законы, а оказывается — он стольному князю помогает наводить порядок…

— Как те воины, которые поселения разоряют? — поддел Сверна Сиуг. — Ладно, не хочешь — не надо.

— Сам с тобой не пойду, но помощника в помощь дам. Сметливый он. Здешние места знает лучше, чем кто-либо еще.

— Воин или охотник? — слегка щурясь, уточнил Сиуг.

— Сын мой — Азмун. Молодой он, горячий. С друзьями за этой ватагой гоняется. Так лучше пусть под твоим началом ходит, чем с помощниками себя излишнему риску подвергает. Примешь его к себе?

— Отчего же не принять? Добрые воины всем нужны. Воин справный?

— Я учил, — пояснил Сверн. — Силы много, но пользоваться ей не умеет. Понапрасну расходует. Молодость…

— Сколько же ему?

— Двадцать пять будет. Только норовистый он. Если ему не понравится, уйдет с товарищами.

— Их много будет?

— Да воинов пять наберется, — определил количество Сверн.

Сиуг сразу заметил, что Сверн не все ему говорит и спросил:

— Что еще мучает тебя?

Сверн слегка вздрогнул после вопроса. Какое-то время он молчал.

— Говорят, что среди тех, кто нападет, есть темные воины из ворожбитов и вражей. Также молва идет, что ромеи на их стороне выступают. Многие заклятья и магии знают, навию наводят на людей так, что они теряют над собой контроль и бдительность, а уже потом нападают, когда они обессиливают. Нечестная война идет. К волхвам обращались. Они пообещали с налетчиками совладать, но пока что те бесчинствуют.

— Не знаешь, почему?

Собеседник Сиуга в ответ только лишь вздохнул.

— Говорят, где-то в здешних местах родился ребенок, который для Руси многое сделает. Его ищут. Житень с помощниками тоже его искал. Со мной говорил.

— И что ты ему сказал?

— То же, что и тебе: искать надо под Владеевкой, там несколько поселений. Река, да и лес рядом. Если что, можно спрятаться.

— Далеко до тех мест? — спросил Сиуг.

— Если на лодке, то вверх по Рославе за день доберешься. Только смотри, не зевай. Темные воины нападают неожиданно. Если что-то начинает случаться необычное, знай: они здесь и готовятся к нападению. Лучники стрелы метко пускают. Бьют далеко. Яд на стрелах. Заденет — считай, если выживешь, то повезло.

— Я противоядие знаю, — усмехнулся Сиуг.

Сверн в ответ только лишь головой мотнул, показывая этим, что сомневается в действенности имеющегося у Сиуга средства.

— А что стольный князь киевский? — задал последний вопрос Сиуг. — Знает о ситуации? Может, кого из воевод с воинами сюда послал?

— Мне иногда кажется, — Сверн посмотрел по сторонам, не подслушивает ли кто-то их беседу, — что эти тати — от него весточка. Мол, здесь вы не забывайтесь. А если и не от него, то от этого Никофора, так точно или от советника князя — Фоки. Большую силу при князе набрал. Говорят, что этот Фока влияние имеет на Бравлина большое. Подговаривает того христианство принять, намекая на то, что в таком случае он станет чем-то похожим на василевса. Это, говорит, поможет тебе титул княжеский по наследству передавать, как в Византии, а не бояться, что его отберут. Оттого, молвят, Бравлин стал сам не свой…

— Что, мерещится ему шапка василевса на голове? — с усмешкой спросил Сиуг, — так русичи этого не признают, чтобы князь ромеем стал и под Византию голову нагнул. Вече соберется. Тут и дружина варяжская не поможет.

— Оно-то так, но времена нынче не чета давешним, — откликнулся Сверн. — Все больше Христа принимают и на ромеев и Царьград глядят.

— Может, и ты собрался? — заговорщицки спросил Сиуг. — Знаешь, я и сам подумываю. А вдруг что-то такое есть в том, чтобы кланяться распятому Христу, которого называют богом.

При этих словах Сиуга Сверн от неожиданности отстранился от него и взялся рукой за рукоять меча, показывая этим, что от обычаев дедов не собирается отходить.

— Щуплому мужчине, давшему себя распять, я не буду поклоняться и тебе не советую, — убежденно произнес он. — В Византии скоро иконоборцы победу одержат, тогда и отменят этот обычай ликам и доскам кланяться. Лучше уж Перуну требы делать, чем елозить перед распятием, смиренного раба из себя изображая, признавая себя рабом Византии и Рима. Я бывал там…

— …Я тоже, — негромко произнес Сиуг. — Пошутил я. Не косись на меня так. Пусть Одина я и не почитаю, но считаю, что за Христом тоже не надо идти. Это путь в никуда.

Пришла очередь усмехнуться Сверну.

— Что же тогда? Ты к чему пришел?

— Долго рассказывать. Если дело успешно завершу, свидимся еще, тогда и поговорим. С сыном твоим мне бы побеседовать…

— К вечеру подойдет, — слегка нахмурившись, уведомил Сверн. — Подождешь?

— Мне спешить некуда, — сообщил Сиуг. — Все равно без меня дела не будет, — и озорно усмехнулся.

— Ты как молодой все равно. Потешиться бы тебе, да покуражиться, — отреагировал Сверн, вглядываясь в Сиуга.

На его фразу Сиуг ничего не ответил. Он внутри знал, что вскоре ему предстоит вступить в соприкосновение с тем, с чем он давно не сталкивался. Сиуг начал играть роль. Сверн же это пока что не заметил.

Вернувшись к товарищам, Сиуг сказал им о том, что, если он договорится, то к ним присоединятся еще воины. Никто из воинов не возражал. Только Орлаф спросил:

— Вои подходящие?

— Не видел еще, — признался Сиуг. — Сверн — воин добрый. Думаю, что и сын его такой же. Иначе бы за волками не гонялся.

Про себя Сиуг уже назвал врагов волками-оборотнями. Что-то мистическое было в их нападениях. Только Сиуга это не пугало и не слишком волновало. Он знал, посредством чего достигается такой эффект, как и знал, что он уже вступил в сферу действия темной силы, которую копили в себе враги. В том, что их появление здесь было связано с ребенком, Сиуг не сомневался ни секунды. Он достаточно долго прожил среди волхвов и был несколько лет учеником одного из них, чтобы не знать прописных истин. Тогда Сиуга интересовал лишь один вопрос: какие потери понесла группа Житеня. То, что они были, Сиуг не сомневался, как и то, что в рядах противника тоже были потери.

Сверн не знал больше о Житене ничего, с некоторым теплом отзывался о нем, хотя видел всего несколько раз в жизни. Сверн, как видел Сиуг, на уровне разбирался в людях и в том, на что способен тот или иной воин. Для этого ему не надо было особенно говорить с кем-то. Слегка прищурившись, Сверн какие-то секунды смотрел на человека, после чего мог многое о нем сказать. Это умение называлось среди варягов эзор. В вашем времени оно равнозначно умению читать характер и человека, как открытую книгу. Поэтому-то разговор со Сверном был так важен для Сиуга. Он согласился задержаться у друга в гостях в небольшом поселении, расположенном не так и далеко от Славуты. Здесь проживали как уже обрусевшие варяги, так и поляне. Были и выходцы с южных земель, с Болгарии.

Многие перешли сюда еще со времени начала насильнического крещения, не желая поклоняться новому богу, а еще больше Византии, стоявшей за ним. Ведь в Византии римский орел обрел вторую голову и стал двуглавым. Действия лиц, представляющих Византию, были гораздо хитрее, изворотливее и коварнее, чем это делали римские легаты и их полномочные представители. По сути, все лицемерие, двойная и тройная натура, удары в спину, действия из-за угла, тайная война, лживость и фарисейство, двойные стандарты и непреодолимое желание во что бы то ни стало проехаться на чужой спине — все это внедрялось на Руси ромеями и их представителями по возможности наиболее широко и всеми имеющимися средствами.

Русь давно бы уже разодрали на клочки и отдельные части, но база и платформа, созданная сотнями предыдущих поколений, была еще очень прочна. И это, естественно, было вызовом сонму самых различных проповедников и миссионеров, любителей легкой наживы и наемников, всегда готовых подзаработать на чужой беде или незнании.

Так что, потомки, совсем не просвещение несли на Русь ромеи, а постепенное закабаление, приучение к работе на хозяина, к почитанию и рабству. Вместе с ними на Руси распространялись такие пороки, как пьянство и воровство, разбой и узаконенный грабеж, а также признание князя чуть ли не богом. Хотя, если честно, а кто такой был князь? Он, прежде всего, во все времена был военным вождем, который выбирался для защиты границ или для походов. В его функции не входило полномасштабное управление землями, как это будет впоследствии. Общиной, как я уже говорил, руководили старейшины, а они были волхвами или тяготели к ним. Противодействие этих двух порядков на Руси: княжеского и общинного, при котором власть принадлежала совету старейшин и волхвов-радетелей, становилось все резче и заметнее.

Если в Киеве полномочно правил князь, который заручился поддержкой ведущих мужей, дружины и купеческого союза, то отойди на сто-двести метров за стены города, как здесь уже существовали иные законы, а в поселениях, во множестве располагавшихся вокруг Киева, княжеской власти, как таковой, вообще не было. Княжеские тиуны и управленцы только-только начали приспосабливать под себя крестьян и ремесленный люд, постепенно затягивая петлю податей и понимая, что земли вокруг много и уйти в случае излишней строгости крестьяне могут куда угодно. Их при этом никто не имел права их останавливать. Другое же дело касалось закупов. Это крестьяне, которые взяли ссуду у управляющего или у ростовщиков и должны были выплачивать им за это пеню. Они уже имели иную степень свободы. Их имели полное право преследовать и даже подвергнуть физической расправе, как злостных неплательщиков.

Тем не менее, даже в таком случае князь и его управляющие и воеводы не имели права распоряжаться судьбой должника и его семьи. Они обязаны были по истечении определенного срока, когда заемщик трижды окупит выплаченную ему сумму, отстать от него и не требовать больше мзды. Но кто откажется добровольно от того, чтобы жить за чужой счет? Ведь предметы роскоши, привозимые из Царьграда, стоили очень больших денег. Поэтому искались как законные, так и незаконные способы принудить население к поборам и податям. Защитниками же от этого выступал союз волхвов-радетелей. Поэтому терния между князем и волхвами все больше усиливались, чем больше князь тяготел к Византии. И дело в данном случае не в вере или в чем-то другом, а в том, кому и сколько платить. Прежняя система, установленная на Руси, не предполагала сама по себе поборов свыше меры на князя и дружину. Система, которую внедряли, это предусматривала в гораздо большем объеме, жестко разделяя людей на группы.

Если с землепашцев и скотоводов, ремесленного люда, налоги увеличивались, то налог с воинов, тем более с охотничьих поселений оставался пока прежним. Что же касается купцов, то самых богатых из них, которые были близки к князю и к его первым помощникам, чаще всего не трогали и не взимали сверх положенной меры. Купцы сами чаще всего давали сверх меры за определенные для них выгоды, прежде всего за прикрытие и гарантию неприкосновенности их складов и товара, а также возможность торговать везде, куда можно было добраться на ладьях. А на кораблях с высокой посадкой в воде можно было доплыть до самих истоков рек, впадающих в Славуту. Поэтому Русь во все времена существовала, как союз воинский и купеческий одновременно, а также союз свободных родов и общин, независимо от того, где проживали племена, чья жизнь протекала от деда-прадеда по четко соблюдаемым и всем понятным законам. По этим законам князь не вмешивался вообще в дела общины и рода и был им подотчетен.

Именно этого, чем дальше шло время, тем все больше не хотели признавать князья, воеводы и княжеские управленцы, а также особый класс, который сформировался в Киеве из выходцев с юга и с юго-востока. Киев, как магнит, притягивал к себе со всех сторон самый разнообразный люд. Здесь решалась, и будет решаться в будущем судьба Руси до тех пор, пока внутренние свары и распри не подточат дерево русских родов. Нашествия же печенегов и половцев, других кочевых народов, а после татар, не являлись решающим фактором в этом вопросе. На Руси в наши времена всегда хватало сил и воинов для того, чтобы справиться с врагами. Иное дело, что не все князья хотели расцвета и благоденствия для своей страны, желая возвыситься, получить выгоды и стать, как василевсы, единоличными правителями, а поэтому нередко сами призывали кочевников на свои же земли или на земли соседей.

Власть — это больше наказание, чем поощрение. К

...