Татьяна Моркина

ОШИБКА В КОДЕ

Москва
Самокат

Информация
от издательства

Художественное электронное издание

 

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 12+

 

Серия «Встречное движение»

 

Временами четырнадцатилетний Леон чувствует себя королём мира. Но последнее время трон часто шатается: ошибка в генетическом коде, редкая неизлечимая болезнь, укладывает Леона на больничную койку. «Мы никому не нужны, мы умираем,» — постоянно говорит герою старший друг с тем же диагнозом. «Мы нужны друг другу! Мы живём!» — утверждает ровесница Леона Софи, которая тоже никогда не будет здоровой.

 

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

	© Моркина Т., текст, 2025
	© Буланова Л., обложка, 2025
ISBN 978-5-00167-758-1	© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025

 

 

Посвящается моим воинам — маленькому и большому — Даниэлю и Антону Моркиным

Глава 1

Изо всех сил

Я — король мира.

Такой, знаете, в длинной красной мантии, отороченной меховой штукой… Забыл, как называется. Со скипетром в одной руке и зеркальным шаром в другой. Или, может, не зеркальным, но каким-нибудь необычным. Магическим. И корона на голове. Тяжеленная! Уф.

Снял. Положил рядом. Зачем она вообще? Я же инкогнито. Удрал из дворца, сам по себе. «Куда вы, Ваше Величество? Упадёте, потеряетесь, заблудитесь…»

А я раз — и сбежал!

И сижу вот здесь. На своём любимом месте. Отсюда всё-всё видно. Внизу серое полотно автобана. Машины несутся как безумные. И куда несутся? Кто их знает.

Вдалеке жёлтое длинное здание — почтовый склад. А подо мной стена. И вправо, и влево — стена из камней. Серых таких, неровных, ноздреватых. Похожих на осколки метеорита. Их, эти осколки, заключили под стражу. Затолкали в железный каркас, в сетку — забор такой.

А на этом заборе — я. Сижу, ногами болтаю. Рюкзак скинул, ну его. В нём учебники, тетради, ручки. Скукота, в общем. Ничего интересного. Яблоко только вот. Проголодаюсь… то есть Его Величество проголодается и съест это яблоко. Вместе с черенком и семечками. А почему нет? Мне всё можно, я же король.

В-ву! Несутся машины. И куда? Опаздывают, что ли?

«Не так быстро!» — хочется крикнуть. Они проезжают мимо — я высоко.

— Куда-а вы? — всё-таки кричу во весь голос.

Но они, конечно, не слышат.

Меня вообще в последнее время никто не слышит. И не видит. И не знает, что я здесь сижу. Сбегаю с уроков — и сюда. Могу часами так сидеть.

А что? Главное — чтоб не дождь.

Даже не знаю, почему мне тут нравится. Наверное, потому что высоко. И можно воображать себя королём Земли. Смотреть на машины и думать о них. А не о себе.

Я так устал о себе думать.

Куда, например, мчится эта ярко-жёлтая маленькая машинка? На бабочку-лимонницу похожа. У нас такие в сад прилетают. А следом — чёрный блестящий жук. Даже слышно, как гудят его жёсткие крылья. Вжу-ух, пролетел!

Достаю телефон и фоткаю. Стену эту с камнями я уже сто раз снимал. И всё не так выходит. Получается просто стена. Просто камни. А они не просто. Они — заключённые. Рвутся на свободу.

Они — как я.

Я тоже заключённый. Рвусь наружу сквозь тело.

Но ни им, ни мне не вырваться. Шансов никаких. Вообще ноль.

И фоткой это как передать? Наше родство. Близость. И стремление вырваться.

 

…Уф, сколько я тут просидел, думая про машины и камни! Пора домой, уроки закончились. Хотя какая разница, дел-то никаких сегодня. И завтра никаких. Маме главное: таблетки выпил? Поел? В школе как? Нормуль?

Выпил. Поел. Нормуль.

Солнце припекает, жарко нереально. Или холодно. Что-то даже не пойму. Трясёт, короче. До дома бы дойти.

От этого места до нашей улицы — пятнадцать минут. Это если пешком. Или три тысячи пятнадцать шагов, я считал. Если на велосипеде — семь минут. И примерно пятьсот оборотов педалей. Только на велосипеде я давно уже не езжу. Забыл, как это. А ведь когда-то — о-го-го!

Осталась тысяча шестьсот шагов… Тысяча пятьсот девяносто девять…

У нашей улицы смешное название — улица Анемонов. Словно из ботанического журнала, его в школе задавали сделать. Типа, «посмотрите вокруг и нарисуйте растения, которые увидели». Я табличку с названием улицы увидел. Она вон какая! Не белая, а словно в морщинках вся. Сфотографировал её и в классе показал. Только учительница фрау Бок сказала, что фотографии на телефоне не считаются. А как по мне, очень даже считаются.

Семьсот ещё… Тяжело сегодня!

…Я впервые увидел его, когда придумал считать шаги.

Он рос один. Я даже удивился: у нас в саду их было много. А этот — совсем один, среди зелени. Но такой красный!

Мак. Он был изо всех сил красный! Когда ты совсем один и не такой, как всё вокруг, то и будешь — изо всех сил. Прошлой весной я его увидел и, конечно, сфоткал.

«Прошлой весной», — отозвались внутри слова. Моё нелюбимое время года. Три весны уже прошли с того марта. Я это тоже считаю. Как и шаги.

Триста шесть, триста пять…

Налево Сиреневая улица, за ней — Тополиный переулок. Скоро, скоро уже… Главное, чтобы мамы не было дома. А то всполошится. Складка эта на лбу между бровями, волосы, убранные в пучок. Не люблю, когда так. Люблю, когда они мягкими тёмными колечками спускаются на плечи. Когда я был маленьким, залезал на колени к маме, играл с этими колечками — наматывал их на палец. Мама смеялась, никогда не показывала, что ей больно. А ведь, наверное, было.

Теперь всё чаще — пучок на затылке. Серый и без весёлых колечек.

Мимо прошла женщина с палками для скандинавской ходьбы. Раз-два, раз-два. Посмотрела на меня странно.

Двести один…

— Привет!

Что ей надо? Я, вообще-то, домой тороплюсь. И рюкзак тяжёлый, поскорее бы скинуть.

— Помощь нужна?

Какая помощь? Что я, дед какой, что ли? Мне до дома двести шагов… это совсем ничего… уф… это ничего…

И тут я упал.

Глава 2

Доктор Картошка

Я очнулся от грохота.

Как будто стучали по железному ведру. Пожалейте мои уши!

Хотя вру. Я приходил в себя и раньше, но там было совсем неинтересно. Меня пристегнули к сиденью машины. Рядом была мама, ужасно бледная, с этим пучком… Я сразу закрыл глаза.

А теперь ещё и ведро. Так гремела каталка, на которой меня везли.

Мы въехали куда-то, и наконец наступила тишина. А потом — у-у-у, будто взлетаем.

«Лифт», — догадался я.

— Доктор Пататбрюкнер там? — послышался мамин голос.

Пата-ата. Всё ясно, где я.

Доктора Пататбрюкнера я про себя называл «картошкой».

Ну а что?

Очень даже похож: глазки маленькие, неприметные, на лице — ничего выдающегося. Бывают лица — посмотришь и сразу заметишь нос, например. Или брови. А у Картошки взглядом зацепиться не за что. Лицо круглое, гладкое, увидишь — не запомнишь.

Лифт открылся, и каталка со мной на борту загромыхала по коридору.

А, мы в нижнем переходе!

Мимо мелькали синие халаты 

...