Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
В память о жене академика Сахарова: воспоминания, статьи, стихотворения
Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна».
Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А.Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов:
(I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А.Д. Сахарова,
(II) воспоминания о Е.Г. Боннэр,
(III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны.
Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.
Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А.Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов:
(I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А.Д. Сахарова,
(II) воспоминания о Е.Г. Боннэр,
(III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны.
Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.
Дәйексөздер20
Если я не за себя, то кто я? Если я только за себя, то зачем я?
Уговорить Андрея на дневник было сложно, и через три года нашей общей жизни я стала, к сожалению, от случая к случаю, записывать какие-то рассказы Андрея о его прошлом. Я всегда давала их ему прочесть, и иногда он расписывался в конце записи. Мне не пришло бы это в голову, но, слушая передачи «Голоса Америки», я узнала, что так делал автор книги о Шостаковиче музыковед Волков. Вроде как приватизировала чужой опыт, но больше все-таки эти подписи – была наша игра. Игр было много – мы оба оказались люди играющие.
Все годы, когда я не касалась Дневников, я постоянно работала с тем, что у специалистов называется биографическим материалом. Часто ощущала себя в этой работе дилетантом, но она создавала иллюзию продолжения нашей совместной с Андреем жизни (по-нынешнему можно сказать – виртуальная близость) и сохраняла присущее мне изначально чувство радости бытия.
