Юрий Дмитриевич Теплов

Капкан

Роман о том, кто мы есть и как появились

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Юрий Дмитриевич Теплов, 2018

В романе переплетаются современность, основанная на фактическом материале, и не столь давняя история. Детективная линия соседствует с фантастикой, опирающейся на «Евангелие», а также другие канонические и апокрифические издания религиозной литературы. Тема — одна из версий о зарождении жизни на Земле.

Древнейшая цивилизация, переселившаяся на другую планету, пытается образумить жителей Земли, ибо не исключает вариант, что люди сами погубят свою планету…

18+

ISBN 978-5-4496-0157-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Капкан
2. Часть первая. Воскресший утопленник
   1. Остров
   2. Командировка на Иссык-куль
   3. Покушение
   4. Финансовая соседка
   5. …А следы остаются
   6. Операция «Дуст»
   7. Одиссея Игоря Рысева
   8. Кто кого?
   9. Беглец
   10. Снова слежка
   11. Операция «дуст»
   12. Пробуждение
   13. Блуждание
   14. Колдун
3. Часть вторая. Голгофа
   1. Хождение
   2. Разборка
   3. Скит староверов
   4. Вагон особого назначения
   5. Ночной клуб «У Евы»
   6. Бродяжка Магдалина
   7. Охота без правил
   8. Распятие
4. Часть третья. Вечный жид
   1. Покаяние
   2. Фанфурики
   3. Гонка с препятствиями
   4. Медовая ловушка
   5. Удушье
   6. Инфаркт по заказу
   7. Аз воздам
   8. Белый омут
5. Эпилог

Часть первая.
Воскресший утопленник

Остров

1

Алексей проснулся от холода и от ощущения, что проспал. Хотя рассвет лишь пробивался в палатку, и полновесная рыбацкая заря была впереди. И все же что-то было не так. Он нащупал у входа болотные сапоги, стал их натягивать. Они не лезли, будто усохли за ночь на три размера. Включил фонарик и обнаружил, что и штаны усохли: не доходят даже до щиколоток. Еще раз попытался натянуть сапоги — не получилось.

Вчера после полудня он прибрел к этой островной заводи на Оке, укрытой от чужих глаз ивняком и камышом, затаборился и успел дотемна поймать четырех лещей. И штаны вчера были до самых пят, и сапоги впору. И ночь обещала быть теплой, а вон как похолодало. Да и себя Алексей ощущал непривычно, ровно бы видел со стороны.

Он достал из палаточного кармана кнопочный нож. Откинул острое лезвие и без колебаний отчекрыжил длинные резиновые голенища. Получились галоши. Но и они не налезали, пока не убрал фетровые стельки и не разрезал задники. Он проделал эту операцию, не задумываясь и не пытаясь объяснить себе, что же такое сотворилось с его рыбацкими шмотками.

Над рекой лоскутно шевелился туман. Было зябко. Три заброшенные на ночь закидушки стояли с обвисшими колокольчиками. Алексей снял с рогули ближнее удилище, попытался вытянуть лесу. Не тут-то было — зацеп! Две другие закидушки тоже не поддались подмотке — намертво сидели в реке, хотя дно в заводи было чистое. Чтобы освободить зацепы, надо лезть в воду. Процедура не из приятных: без ста граммов и костра не обойтись.

Сушняк, заготовленный с вечера, оказался весь пропитан влагой. Дождя между тем ночью не было. А может, был?.. Алексей извел полкоробка спичек, пока заставил сырье загореться. Поискал в рюкзаке бутылку — она исчезла. Не может быть, чтобы вчера выпил и запамятовал. Или дома забыл?.. Решил сварить уху, чтобы горячего хлебнуть. Вытянул садок из воды. Вместо лещей в нем болтались четыре рыбьих скелета.

Что-то все же ночью произошло. Но что? Землетрясение?.. Откуда ему взяться под Москвой?.. Сапоги ужались, штаны съежились, бутылка пропала, рыбу какая-то сволочь до костей обглодала. В общем, надо сматывать удочки. Однако все равно придется ждать ночи. Не маячить же на людях в коротких штанишках и резиновых опорках!

Была почти полночь, когда Алексей добрался до своего дома в Лефортово.

Но в подъезд попасть не смог, вход перекрывала новая металлическая дверь с кодовым замком. Вчера этой двери не было. Поставили видно сегодня, не предупредив жильцов. Жилые квартиры начинались со второго этажа, никому в окошко не постучишь, чтобы узнать код. Не меньше полчаса топтался Алексей перед дверью, пока из подъезда не выпорхнула припозднившаяся парочка.

Лифт не работал. На пятый этаж он взобрался, шагая через две ступеньки. И не вспомнил об одышке, одолевавшей его последние два года. Уже возле своей двери обнаружил пропажу: ключей в кармане не оказалось. Дверной звонок неделю назад вышел из строя, пришлось стучать. Сперва тихонько, затем сильнее.

Никто не отозвался. Не могло быть, чтобы дома никого не было: у жены учительские каникулы, уехать никуда не могла, да и сыну завтра на работу. На всякий случай вдавил кнопку звонка и услышал незнакомую трель. Позвонил еще раз. Скрипнула дверь спальни. Сонный голос жены спросил:

— Кто там?

— Я, — откликнулся он.

— Кто вы?

Это не лезло ни в какие ворота.

— Мужа не узнаешь?

За дверью повисла странная тишина. Наконец, прервалась еле слышным:

— Кто там?

— Открывай, черт возьми!

С той стороны раздался тонкий заячий вскрик. Затем что-то глухо стукнуло. Алексей заколотил в дверь.

— Чего барабаните? — услышал он голос сына.

— Олег, это я, — сказал Алексей. — Открой.

— Папа? — неуверенно и с заминкой переспросил тот.

— Кто же еще! Что у вас происходит?

— Подожди. С мамой плохо. Я ее в кресло усажу.

Ждать пришлось долго. Сначала из-за двери доносились лишь шевеление и бубнящий голос Олега. Потом он уставился в глазок.

— Открывай, Олег! — приказал Алексей.

Ключ дважды повернулся в замке. Дверь открылась. Жена сидела в кресле и с жутью глядела на Алексея. Сын стоял с молотком в руках и пытался загородить ее. Лицо его было бледным и даже испуганным.

Сбрасывая рюкзак, Алексей шагнул через порог.

— Не подходи, — хрипло произнес Олег.

— Ты что, с ума сошел?

— Перекрестись!

Алексей изумленно поглядел на сына.

Мелькнула и пропала мысль, что тот стал ниже ростом. Перевел взгляд на жену: она медленно сползала с кресла.

— Перекрестись! — закричал сын.

В растерянности Алексей неумело перекрестился. Молоток выпал из рук Олега. Он опустился перед матерью на колени, стал похлопывать по щекам. Она приоткрыла глаза. Скользнула испуганным взглядом по все еще стоявшему в дверях Алексею.

— Может, ты все же объяснишь, что случилось, Олег! — потребовал Алексей.

— Что-что!.. Похоронили мы тебя — вот что. Еще в июне похоронили!

Олег дал матери успокоительные таблетки и отвел ее в спальню. Затем прошел вслед за отцом на кухню.

— Садись и рассказывай по порядку, — велел ему Алексей.

— Дай в себя прийти, отец.

— Валяй. Борщ есть в доме?

Олег достал из холодильника кастрюлю, поставил на газ. Выудил из нижнего отсека поллитровку, хлеб, помидоры. Налил по полстакана. Дернулся чокнуться, но передумал. Выпил залпом. Алексей поднес стакан к губам и почувствовал непривычное отвращение.

— Ну, рассказывай, — напомнил.

— Ты бы лучше сам рассказал, где был.

— На рыбалке.

— Два с лишним месяца на рыбалке?

— Не городи чушь, Олег.

— Какая чушь! На Котляковском кладбище твоя могила. И крест с фамилией. Твой друг Рязанцев памятник заказал.

— Ты это серьезно?

— Серьезней некуда.

— Какой сейчас месяц, Олег?

— Сентябрь.

— Не может быть!

— Вон календарь, посмотри. Да и видал, наверно, деревья желтеют.

— Кого вы хоронили-то?

— Откуда я знаю!

Сын снова плеснул в свой стакан. Глянул вопросительно на отца и его нетронутую водку. Тот отрицательно качнул головой. Но пригубил, опять почувствовав отвращение.

— Мы тебя трое суток с рыбалки ждали. Потом заявили в милицию. Объяснили, что ты на Оку рыбачить поехал. Через неделю меня вызвали на опознание: выловили утопленника. Распухший, разбухший, пол-лица нет, разве опознаешь? А лодку твою нашли возле Белоомута. Ее не спутаешь, она с красными заплатками и веревками из парашютных строп. В лодке была твоя панама. И даже пустая бутылка из-под старки.

— Разве я брал с собой лодку?

— Меня не было, когда ты уходил. А как старку в рюкзачный карман затолкал — видал.

— Дома нет лодки?

— Нет. Не могла же она сама испариться. Между прочим, исчез и твой трофейный браунинг с патронами. Ты его из первой афганской командировки привез. Ментам я не сказал про него.

Дамский браунинг Алексею подарил командир отряда «Каскад». Тогда каскадовцы только вернулись с реализации. Так назывались их рейды через пакистанскую границу. Они приволокли с собой полные карманы афганских бумажных денег и голову погибшего старлея. Тело утащить не смогли — уходили по горам с боем. А голова — доказательство, что человек не в плену, а погиб при исполнении. Значит, похороны с почетом, а семье — пенсия и льготы… На поминки по старшему лейтенанту и попал Алексей. Пили контрабандную водку. Она отдавала бензином, потому что бутылки из Союза перевозились в емкостях с горючим. В тот вечер расслабившийся командир и подарил Алексею дамский браунинг…

Куда же он мог деться из ящика письменного стола? Перед рыбалкой был на месте, это точно. Алексей вытаскивал его, перебирал патроны. А что потом? Зачем-то дамская пушечка ему понадобилась. Но вот зачем?..

— А дальше? — спросил он сына.

— Тебе лучше знать, что дальше.

— Я ничего не знаю, Олег. Вечером залез в палатку, утром проснулся.

Сын полоснул его недоверчивым взглядом и потянулся за бутылкой.

— Понимаю, Олег. Трудно поверить, что человек проспал, чуть ли не все лето. Но так получается… Думаешь, что я загулял?

— Кто тебя знает… Ты хоть видел себя в зеркале?

— Нет. А что?

— Ты же седой был и лысоватый. А сейчас ни одной сединки и кучерявый. И выше стал, меня перерос. Да и помолодел. Мистика, б-блин! Пойди, поглядись.

Из зеркала на Алексея глянул русоволосый мужик под сорок, хотя свои полвека он уже разменял. А выглядел перед рыбалкой и того старше. Исчезли темные подглазья, разгладились морщины. И действительно, вытянулся…

Вдруг ему показалось, что, кроме своей резко помолодевшей физиономии, он видит в зеркале что-то еще, там, позади себя. Услышал слабый щелчок, ровно бы щелкнули выключателем…

Он лежал совершенно голый, опутанный незаметными проводками. В голове было пусто и гулко, как в новой, приготовленной к заселению квартире. Рядом с ним сидела женщина в переливающейся голубоватой одежде. У нее была слегка вытянутая к затылку голова с волнами зеленоватых волос, и смуглое лицо, на котором выделялись большие глаза с кошачьим разрезом. На лбу темнело пятнышко, как у индийской танцовщицы.

Женщина незаметно переместилась к плоскому пульту. Беззвучно прошлась пальцами по невидимым клавишам. Пустая квартира ожила, в нее ввалились деловые новоселы. Голова Алексея стала заполняться звуками, они накатывались и откатывались, пока не обрушились девятым валом, и все потонуло в грохоте…

Видение помутнело и исчезло. Из зеркала на Алексея смотрел моложавый сорокалетний мужчина.

— Убедился? — спросил Олег.

— Н-да, — произнес Алексей. — Чертовщина!

— Ты пока в спальню не ходи. Я сначала сам поговорю с мамой, пускай приучается, что ты жив.

— Ладно. Мне еще ополоснуться надо…

Жена лежала тихо, как мышка, отодвинувшись к самому краю семейной кровати. Делала вид, что спала. Алексей тихо разделся и лег с другого края. Смотрел в белеющий потолок и силился вспомнить, что же такое ему привиделось там, в зеркале. Что-то зеленое, связанное с его любимым островом. Он часто рыбачил на нем. С берега к нему вела почти незаметная песчано-галечная подводная коса. Летом по ней можно было спокойно пройти к острову в сапогах или засучив до колен штанины. Он и выбирался с него сегодня, разувшись… Что же там произошло? Как его лодка оказалась возле Белого омута? И кто, наконец, спёр браунинг?..

— Может, ты мне объяснишь свои фокусы? — услышал он голос жены.

Напрасно Олег беспокоился, что мать будет бояться несостоявшегося покойника. Судя по голосу, она уже пришла в себя. Спросила требовательно, как и положено школьному завучу.

— Фокус в том, что я ничего не знаю, — ответил Алексей.

— Так я и поверила!

— Твое дело.

Она обиженно замолчала. Он обвел взглядом сумеречную спальню. Она показалась ему гостиничным номером, давшим приют командированному человеку. До них в этой квартире с высоченными потолками и просторными комнатами жил тыловой генерал. Алексей ненавидел это паркетно-кафельное жилье. Семейные радости остались в гарнизонных общагах, там, куда забрасывала его служба. Тогда у них и гости не переводились, и сами по гостям шастали — пели, плясали без загляда в завтрашний день. А здесь — как сычи: гости, видишь ли, натопчут, напакостят. Здесь даже стены веют холодом.

Эти хоромы ему выделили незадолго до увольнения в запас. Тогда вышла в свет его книга о войне в Афганистане. Вместе с премией министерства обороны он приобрел прозвище «генштабовский скворец». Малость пообижался, да и плюнул, успокоенный новыми хоромами. В запас ушел с уверенностью, что прокормится своими книжками. И прокормился бы, если б не меченый генсек с уголовной перестройкой, а потом еще и беловежский разрушитель на танке у Верховного Совета…

— Чего молчишь? — спросила жена.

Он не ответил.

— Что же теперь нам делать? — не успокаивалась она.

— А что мы должны делать?

— Паспорт твой я сдала. В военкомате с учета и пенсии сняли. Из жильцов тебя вычеркнули. Тебя вообще нет!

— Я — вот он.

— А вдруг и не ты вовсе? Не может человек вдруг помолодеть на двадцать лет. Да еще и вырасти!.. Может, ты младший брат моего мужа?

— Ты что? Рехнулась?

— Сам ты рехнулся.

Алексею захотелось сплюнуть. Заснуть и выкинуть все из головы. Но сон заплутался в островном ивняке, где он дрых два с половиной месяца. Другого объяснения случившемуся придумать не мог. А лодку смыло и унесло течением.

Мысли его были, хоть и четкими, но раздерганными. Кино из собственной жизни он смотрел бессистемно, выхватывая кадры из прошлого и настоящего. В них вплеталось то, чего и не было вовсе. Это вызывало беспокойство и желание вспомнить что-то важное. Но оно ускользало, как туман над рекой.

Алексей услышал, как заворочалась жена. И почувствовал, что сейчас она переберется на его половину. Так было всегда: супружеский секс определялся ее хотением.

Она подлезла, обняла со спины.

— Чего отвернулся?

Он вознамерился не реагировать. Но долгое воздержание дало себя знать. Повернулся к ней. Впился губами в ее губы. Она охнула. Правой рукой он обхватил ее между ног, чего прежде не делал. Левой грубо сдавил грудь. Она начала постанывать. Это было знакомо. Повинуясь наитию, он вдруг забросил ее ноги себе на плечи, чего опять же никогда не делал. Она готовно пошла на это: «Д-да-а!».

Такого в их семейной постели еще не случалось. И никогда жена так самозабвенно не извивалась.

— Геночка! — услышал он вдруг, хотя рот ее был запечатан его губами.

Сначала не сообразил, продолжая свое мужское дело. Но мгновением позже увидел жену и себя не в спальне, а совсем в другой комнате, на богатом белом ковре, устилающем пол. И жена, точно так же задрав ноги, вопила:

— Геночка!

Стоп! Он видел когда-то и ту комнату, и толстый белый ковер на полу. В той квартире жила ее подруга, бывшая школьная учительница с мужем-адвокатом по имени Геннадий. Вот он откуда взялся, Геночка!

Алексей перестал раскачиваться. Жене это не понравилось. Она охватила его бедра, заставляя двигаться. И он, зверея, откликнулся на подталкивания. Но теперь сознание фиксировало каждый жест, каждое движение. Глядел на ее лицо с распахнутыми губами, как на врага революции в момент переговоров.

Наконец, рот ее искривился. Прежде он всегда угадывал этот миг, подстраивался под него, чтобы кончить вместе. Но в этот раз сдержался. Она сделала попытку высвободиться из-под него. Он не позволил. Скрутил ее руки, прижал к подушке.

— Хватит, — проговорила она, — ну, хватит.

Он продолжал с ожесточением втискиваться в нее. Ждал, когда она запросит пощады. Но вместо этого ощутил, что жена снова задвигалась. Закрыла глаза и стала подвывать. На этот раз он не стал искусственно сдерживать себя, когда рот ее искривился в немом крике:

— Ген-на!

Еще не отвалившись от нее, он произнес:

— Я не Гена.

Она открыла глаза, в них плясал испуг.

— Гена — муж твоей подруги, адвокат из гильдии Уханова. Я — не Гена.

— Глупости, — неуверенно проговорила она, переползая на свою половину кровати.

Он дождался, пока она уляжется и притихнет. Спросил зло:

— И давно это у вас?

— Как тебе не стыдно? Такое — про жену! Чтобы я, с кем-то…

— С адвокатом Геной. На белом ковре!

В голове у него щелкнуло. Спальню заполнил мрак.

Он недвижимо лежал в полной темноте, ощущая на висках присоски. Механический голос звучал тихо и размеренно:

— Формула триедина:

Не упрекай! Упрек делает человека виноватым.

Не осуждай! Осуждение вызывает злобу.

Не угнетай! Угнетение порабощает и рождает ненависть…

Алексей молчал. В незашторенное окно подглядывала луна. Тишина звенела, как перед выстрелом.

Откуда всплыл механический голос? Где он его слышал? Что это такое — предупреждение, знак свыше?.. Что вообще происходит?

Жена съежилась под одеялом. Недаром говорят: маленькая собачка до старости щенок. В свои пятьдесят три она смотрелась на сорок — этакая статуэтка, которую он подобрал в рыбачьем поселке на Арале… О чем она сейчас думает? Алексей мог ответить на это с абсолютной точностью.

«Неужели я вслух произнесла имя Геннадия? Не может быть! Я же приучила себя ни слова не говорить в постели. Откуда же муж узнал? Даже про белый ковер?.. Значит, проговорилась. Что же теперь будет? Только не развод! Буду все отрицать. Скажу: „Тебе показалось“. А как отрицать белый ковер?.. Упаду на колени, попрошу прощения…».

— Не стоит ни отрицать, ни просить прощения, — произнес Алексей.

«Боже мой! Неужели я опять думала вслух?»

Она вползла под одеяло с головой, будто оно могло оградить ее. А Алексей ошеломленно уставился в потолок. Выходит, он изменился не только внешне. Но и обрел способность слышать мысли. Где-то он уже сталкивался с чем-то похожим. Люди разговаривали, не открывая рта. Иногда он их понимал, чаще — нет. Где это было? Когда? Или сон привиделся? Может, на острове?.. Да, ситуация…

Жена, конечно, паскудница. А сам он? Сколько баб у него было после женитьбы? Сосчитать — пальцев рук не хватит. Даже в Афгане была медсестра Света. Всего одну ночь, даже полночи. То была отдушина в дымно-кровавом коридоре.

Тогда их колонну подстерегли духи. Было двое убитых и пятеро раненых. Ранило и Ильяса-водителя, с ним он ехал от самого Кабула. Ильяс прикрыл его, когда они вывалились из горящей машины и поползли по голой обочине к бэтээру.

Подошедшая с блок-поста бронегруппа развалила дувал, оставив от духов месиво. Вертушки из Кундуза забрали убитых и раненых.

На другой день Алексей отыскал Ильяса в медсанбате. Он ждал отправки в ташкентский госпиталь. Увидев Алексея, ощерил в улыбке щербатый рот. Сказал:

— Дембель светит. Невеста ждет. Мать к себе ее забрала. Слабо на свадьбу в Стерлитамак, а? Адресок продиктую…

Медсестра приоткрыла одеяло, и Алексей увидел стянутые бинтами ноги и низ живота. Когда вышли из палаты, она, кусая губы, пробормотала:

— Лучше бы его убили.

— Вы в своем уме? — оторопел Алексей.

— Не будет у него ни невесты, ни жены. Все оторвало. Начисто…

Потом они глушили с хирургом в ординаторской спирт. Медсестра Света тоже пила и плакала. Хирург сказал:

— Вторые сутки не сплю, — и ушел.

Алексей и Света остались на узком санитарном топчане…

Так сколько же их было у него — постельных попутчиц? Алексей стал вспоминать их по именам. Но что-то мешало, тормозило память, потому что он не мог поймать чего-то очень важного. Даже не из того, что произошло с ним на острове.

Алексею вдруг привиделся странный неземной пейзаж: круглое озерцо, сочная шелковистая трава по берегам и деревья с зеленоватой корой и общей шаровидной кроной. Он ощутил приятную расслабленность и мгновенно провалился в безмятежный сон.

Алексей проснулся, когда жена тихо встала с постели и молча начала одеваться. Он чувствовал себя, будто выздоровел после изнурительной болезни. Глянул на жену, однако встречаться с ним взглядом она избегала. Судя по всему, Олег уже смотался в свою контору, так что разрядить обстановку было некому. Жена торопливо прошла на кухню, пошебуршилась там. Он встал, долго полоскался в ванной. Услышал, как хлопнула входная дверь. Она ушла, даже не позавтракав. Лишь оставила на кухонном столе записку с номером подъездного кода.

Алексей сразу же позвонил давнему другу Рязанцеву. До перестройки они вместе работали в центральной военной газете, и оба в одночасье сняли погоны. Теперь Рязанцев трудился спецкором в юридическом журнале.

Услышав голос Алексея, он сначала икнул, потом строго сказал:

— Не надо сволочных шуточек. Хоть и похож, но голос не его. Кто говорит?

— Да ты что, Валер? Это же я, Алексей.

На том конце провода повисло молчание, затем короткие гудки известили, что связь прервана. Алексей плюхнулся в кресло, зная, что сомнения начали грызть приятеля, и он уже набирает номер телефона. Услышав звонок, снял трубку, ответил, как прежде:

— Слушаю, Валера.

— Э-э, — протянул Рязанцев и неуверенно спросил: — Алексей?

— Он самый. С того света. Только не пугайся.

— Я — что? Схожу с ума?

— Сходишь, если кого-то вместо меня закопал. А я, как видишь, живой.

— Ну, дела! — проговорил Рязанцев через паузу. — Я сейчас в контору, потом встречусь с одной стриптизершей — и сразу к тебе. Не исчезнешь?

— Не исчезну. Только звякни предварительно. Мне еще юридически оживеть надо…

Выходить в город без копейки в кармане не имело смысла. Алексей знал, где у жены хранится заначка. Пошарил под бельем в шкафу и обнаружил триста рублей. Бедненько по нынешнему времени, но на метро хватит.

Во-первых, ему нужны были паспорт и пенсионное удостоверение, которые жена сдала при получении пособия на похороны. Лучше бы он забрал документы с собой, когда отправлялся на рыбалку. Теперь же придется стоять в очередях на прием к чинушам. А если потребуют вернуть похоронное пособие — совсем труба.

В первую очередь Алексей решил поехать в военкомат. Напялил свою любимую афганку-безрукавку с множеством карманов. Прошел через засаженный тополями двор. Деревья уже прощались с летом, стояли унылые и едва шевелили поредевшей листвой.

Он дошел до метро «Авиамоторная». Направился по привычке мимо дежурной, где всегда проходил по пенсионному удостоверению. Стараниями московского мэра старики перемещались по городу бесплатно. Иногда Алексей даже не предъявлял свою пенсионную книжицу: немолодая физиономия красноречиво свидетельствовала о его возрасте.

Но в этот раз полнотелая дежурная загородила проход.

— Документ! — непререкаемо потребовала она.

Алексей растерянно похлопал себя по карманам и прошёл к кассовому окошку. Его неприятно удивило, что за билет, стоивший недавно шесть рублей, пришлось выложить в три раза больше. Когда он проходил через турникет, дежурная проводила его тяжелым подозрительным взглядом. И нажала на пульте кнопку.

Он уже спустился с эскалатора, когда почувствовал на плече уверенную руку. Обернулся. Рядом с ним стоял красноносый и губастый милицейский сержант с блеклыми рыбьими глазками.

— Ваши документы, гражданин!

Алексей пробежался взглядом по его лицу. «Одет прилично, — прочитал он тугие мысли сержанта, — если документов нет, пускай две сотни гонит. Жалко, что не кавказец, выложил бы по таксе — полштуки».

Глядя блюстителю закона в глаза, Алексей размеренно отчеканил:

— Ни полштуки, ни две сотни ты, красноносый, не получишь. Сколько за дежурство набрал?

Лицо сержанта мгновенно стало под цвет носу. Алексей услышал, как заскрипели и заметались по извилинам его мысли. «Кажись, влип! Нарвался на внутреннюю безопасность… Подполковник, никак не меньше… А где у него доказательства?.. Деньги — из дома взял…».

— Да как вы смеете… — попытался изобразить возмущение, но Алексей осек его:

— Сколько в левом нагрудном кармане?

«Следили! — запаниковал блюститель. — На камеру взяли! Как пить дать, дело пришьют. А начальник опять отвертится…»

— Сколько? — повторил Алексей.

— Д-две сто, — дрожащим голосом произнес блюститель.

— Давай две сюда!

«Пронесло! — возликовали мысли. — Свой брат, только покруче. Да и потеря невелика — две штуки… А этой курве, что натравила на меня подсадного, ноги повыдергаю!.. Надо предупредить корешей, что на линии шмон…»

— Не надо предупреждать, — сказал Алексей, небрежно приняв из дрожащих рук блюстителя четыре пятисотки. — Выдергивать ноги у дежурной тоже не советую. И начальнику больше не отстегивай, предупреди его, что он под колпаком.

Мысли сержанта окаменели, а сам он превратился в статую с разинутым ртом. Даже взглядом не проводил скрывшегося в вагоне электропоезда страшного пассажира.

Вспоминая стража порядка, Алексей грустно усмехался. Похоже, с деньгами теперь проблем не будет… Может, попытаться заодно получить должок и с Бычка? Такое прозвание имел бывший главпуровский комсомолец Антон Бычевский, ставший каким-то образом хозяином весьма доходного издательства… Он и на самом деле напоминал ласкового блудливого бычка: всегда обходительный, вечно улыбчивый, с влажными шухарными глазами. Военкомат вполне может подождать, а с этим мошенником стоит, пожалуй, встретиться.

Алексей доехал до «Третьяковской», конечной станции на этой ветке, и потопал в «Светоч». Так назвал Бычевский свое бумажное предприятие, намекая на то, что оно несет народу свет знаний. После распада Советского Союза он предложил безработному Алексею написать капитальное пособие для рыболовов-любителей. Алексей, которого уже давно перестали публиковать, ухватился за это предложение, тем более что заказчик обещал заплатить очень приличный гонорар — полторы тысячи долларов.

Два месяца он корпел над рукописью. Тема была знакома до мелочей, фактура сама вываливалась из памяти. Писал с удовольствием и одержимостью. В срок вручил ласковому Бычку рукопись. Однако предполагал, что за гонораром еще придется походить и покланяться.

Но кланяться не пришлось. Бывший комсомольский вожак полистал рукопись, сказал: «То, что надо», и Алексей, минуя бухгалтерию, получил из рук в руки обещанный гонорар. И заверение, что через месяц вручит ему пять экземпляров книги из десятитысячного тиража. А если она пойдет хорошо, то автор может рассчитывать на половинный гонорар с каждого следующего издания.

Насчет срока у Алексея возникли сомнения.

Его первую книгу Воениздат мариновал два года. Тем не менее, ровно через месяц он держал в руках пахнувшие типографской краской книги с интригующим названием «Тайны русской рыбалки». Не его это было название, издатели придумали.

Ему было любопытно, как книга расходится. Не удержался и заглянул в «Глобус», книжный магазин в центре Москвы. Рыбацкие тайны шли нарасхват. Та же картина наблюдалась и через неделю, и через месяц… А тут еще один за другим позвонили из Хабаровска, Минска и Усть-Каменогорска старые сослуживцы. Поздравили и сообщили, что его книга уходит с прилавков влет.

Размах продаж явно зашкаливал за десять тысяч, обозначенных в книге. Алексей позвонил Бычевскому и поинтересовался дополнительными тиражами.

— Какие тиражи, дорогуша! — воскликнул тот. — Убыток терплю!

Алексей понимал, что он врет. Он тогда лишь сказал:

— Жулик ты, Антон!

— Не жулик, а коммерсант, который заплатил тебе, дорогуша, приличные бабки…

Вот и пришла пора разобраться с коммерсантом.

В приемной Алексея встретила незнакомая цыпочка с ледяным лицом. Девицы менялись тут раза три в год, но каждая была длинноногой и с этикеточной мордашкой. Такой уж вкус был у ласкового Бычка.

— По какому вопросу? — спросила она.

Алексей, не отвечая, шагнул к обитой рубчатой кожей двери. Отмахнулся от вцепившейся в рукав цыпочки и объявился в обставленных черной офисной мебелью апартаментах. Хозяин, восседавший за огромным столом, словно вырезанным по лекалу, изумленно вытаращился на Алексея. Но через мгновенье широкая улыбка смыла изумление. Вылез из-за стола радушным бычком, протянул Алексею обе руки.

— А говорили, ты утоп, дорогуша! Что только не наболтают люди! Рад, рад! Где скрывался?

— В Тибете, — не задумываясь, ляпнул Алексей.

— Курс омоложения проходил? Здорово они тебя отремонтировали. Даже ввысь вытянули. Волосы покрасил?

— Нет.

— Неужели свои восстановились? Сколько заплатил, если не секрет?

— Секрет.

— Может, откроешь старому другу? Я бы тоже не отказался помолодеть.

— Ты и так молодой, Антон, раз такая куколка в приемной.

— Чувырл не держим… Коньячку выпьешь? — его влажные глаза так и лучились.

— Завязал.

— Неужели табу в Тибете наложили?

— Наложили.

— А по капелюшечке?

— Я должок пришел получить, Антон. За тиражи свыше десяти тысяч.

— Не понял. Разве я тебе что-то должен?

— Давай посчитаем, — спокойно ответил Алексей и прислушался к мыслям, порхающим в голове бывшего комсомольца.

«Вот лох! Как же ты можешь посчитать?.. Минские полмиллиона проскочили без следов… В Екатеринбург двести тысяч вывезли, там все ушло подчистую… Средняя Азия — вообще дыра… На понт берет Скворец!»

— Ну, считай! — беззаботно предложил Бычок.

— Минская типография выгнала пятьсот тысяч экземпляров. Разошлись в Белоруссии, на Украине и даже в Германии среди эмигрантов. На Урал ты отправил двести тысяч. И все мимо налогов… Продолжать?

«Кто продал? — заметалось в голове у Бычка. — Какая сука завелась в доме?».

— Продолжать? — переспросил Алексей.

«Неужто знает про Омск, Хабаровск, Бишкек? Сколько там на круг? Полмиллиона, не меньше…».

— Не забывай, Антон, про Омск и Хабаровск. А заодно и про Среднюю Азию.

Широкая улыбка сползла с лица издателя. «Продали!.. Кто?.. Только без паники!.. Главное — выбраться с минимальными потерями». Улыбка снова приклеилась к лицу Бычка. Он положил руку на плечо Алексея и проникновенно предложил:

— Садись, дорогуша. Извини, считал тебя совком… Поговорим, как деловые люди.

Алексей прошел к приставному столу и опустился в кресло. Не мигая, уставился на издателя. В глазах вдруг появился зеленоватый туман, и он услышал щелчок.

Колючая плетенка из травы слегка царапала голую спину. Рядом с Алексеем сидела молчаливая женщина в голубой одежде. По плечам струились зеленоватые локоны, пятнышко на лбу светилось, глаза смотрели на него с грустной ласковостью.

Воздух был напоен звуками, похожими на птичий щебет. Сквозь него прорывался неторопливый стук дятла. Этот стук имел конкретный смысл, будто законспирированный радист передавал азбукой Морзе шифрованное сообщение.

Не угнетай…

Не упрекай…

Границу света и тьмы будто провел умелый чертежник. Женщина была освещена солнцем. Она ждала, что он переместится из тени в свет, и каким-то образом подталкивала его. Он сделал над собой усилие, пытаясь переместиться к свету, но тело одеревенело. Женщина поторапливала его. Он сделал еще одну бесполезную попытку подвинуться. Грань между светом и тенью стала таять. И в тот момент, когда его лицо залило нестерпимым сиянием, он почувствовал такую легкость, что готов был взлететь…

— Согласен? — услышал он ровно бы издалека голос ласкового Бычка.

Однако в облике издателя уже не было ни веселости, ни лукавства. Глаза его стали жесткими и пытливыми.

— Повтори! — не сказал, а приказал Алексей.

— Я выплачиваю тебе твою долю, а ты называешь засланного ко мне казачка.

— Моя доля — сколько?

— При мне только штука баксов. Потом я все подсчитаю.

— В сейфе у тебя не штука, а четыре.

Мысли хозяина апартаментов панически метнулись к цыпочке из приемной. «Неужели она? Завтра же поменяю!». Алексею надоела эта игра, он чувствовал усталость. Сказал почти равнодушно:

— Давай четыре, и мы в расчете.

— А информатора?

— Пока тебе ничего не угрожает. Налоговая не тронет.

— Откуда знаешь?

— Не спрашивай… Но из тени свой бизнес выводи. Не обеднеешь. Твоей заначки на островах на жизнь хватит.

Лицо издателя искривилось. Открыл рот, намереваясь что-то сказать, но раздумал. Алексей услышал его еще до того, как разомкнулись ясные уста Ласкового Бычка: «Со спецслужбами связался Скворец! Ссориться с ним никак нельзя, дружить надо».

Затем молча, отдернул стенную шторку, открыл дверцу вмурованного в бетон железного ящика. Вытянул долларовую пачку, двинул ее по столу к Алексею.

— Здесь четыре.

Алексей автоматически отделил половину, затолкал в потайной карман афганки. Нет, не для заначки. Вроде бы эти две тысячи нужны ему были для особой надобности. Вот только какой надобности — он и сам пока не понимал. Но то, что она есть, было для него бесспорным. Другую половину небрежно сунул под нагрудную липучку и поднялся.

Бычок сказал на прощанье:

— Главное в конфликте — глицерин. Будем дружить?

— Посмотрим…

Он шагал по улице с неясной тяжестью в душе. Только теперь он с пронзительностью заметил, что наступила осень. Было еще тепло и сухо, но листья уже облетали, покрывая тротуары желто-красными подвижными пятнами. В последние годы Алексей полюбил осень, хотя раньше по душе ему было буйное весеннее половодье. Теперь в листопад он чувствовал умиротворение, на все остальное ему было наплевать.

Но в этот раз умиротворение цедилось каплями. Даже толики довольства не появилось из-за того, что он без проблем содрал с Бычка должок. О валюте он вспомнил, когда заметил возле метро салон сотовой связи. Раньше он с раздражением и завистью наблюдал, как неоперившиеся юнцы болтали на ходу по мобильным телефонам. Купить такой Алексею не позволяли финансы. Он зашел в салон. Выбрал модель за триста с лишним долларов. Полез в карман под липучкой и вместе с долларами вытянул пятисотки мента — вымогателя, о которых совсем забыл. Сунул их в брючной карман. Расплатился за телефон зеленой валютой, получив сдачу рублями. И нырнул в метро.

На перроне он увидел колясочника-попрошайку без ноги. В камуфляже и десантном берете, намекавшими на боевое прошлое, он истово и с поклонами крестился. Народ не оставался равнодушным. Мелочь так и сыпалась в большую картонную коробку.

Алексей остановился подле него. Достал отобранные у мента пятисотки. Вознамерился бросить все четыре купюры в коробку. Калека встрепенулся, муть в его глазах поредела. Рука Алексея застыла на полпути, будто кто ее притормозил. Он глянул на колясочника внимательнее: грязная тельняшка, нос в красных прожилках, присосавшиеся к купюрам глаза с желтыми белками.

— Где воевал? — спросил Алексей, уже понимая, что нигде тот не воевал, что нарядила его и посадила здесь за дозу и за кормежку мафиозная бригада.

Тот не ответил, обиженно скривился. Помешкав, снова с поклонами закрестился. Алексей затолкал деньги в карман и в тот же миг ощутил на себе чей-то недобрый взгляд со стороны. Спину сверлила даже не одна пара глаз, а две. Он пошарил взглядом по перрону, но никого не обнаружил. Хотя точно знал, что их обладатели где-то поблизости.

Алексей засек парочку, когда вошел в вагон. Два коротко стриженых качка с золотыми цепками на толстых шеях пристроились по соседству. Они отличались лишь носами. У одного — нос свернут набок, у другого — приплюснутый, с ноздрями наружу. «Пускай пасут!» — внутренне усмехнулся Алексей.

Чтобы подразнить их, достал купленный мобильник и набрал свой домашний номер. К его удивлению, жена оказалась дома. Не ответив на ее «Алё-о!», отключился. И ехал до «Авиамоторной», не обращая на качков внимания.

На выходе они затерялись в толпе, но Алексей был уверен, что они никуда не делись. Решил помочь им. Свернул в скверик, тянувшийся вдоль железной дороги. И тут же обнаружил преследователей. Они остановились на ступенях, ведущих с тротуара в сквер. Пинали осыпавшиеся кленовые листья и наблюдали за ним. Он направился в самый глухой уголок сквера, вроде бы приспичило отлить. Заметил, как разноносые качки скользнули следом. Он не обеспокоился. Почему-то был уверен, что легко справится с обоими, хотя драчливостью не отличался, и боксом занимался лишь в далекой юности.

Они настигли его, когда он остановился возле толстого свежего пня. Ноздрястый достал нож, выщелкнул лезвие. Скомандовал неожиданным фальцетом:

— Мобилу и бабки!

— Может, и ключ от квартиры, где деньги лежат? — спокойно спросил Алексей.

У фальцетового качка слегка отвисла челюсть, и на лбу нарисовались морщины.

— Сколь денег? — наконец, вытолкнул он.

— Понтует козел! — вмешался кривоносый. — Выворачивай карманы и канай по холодку!

Подстегнутый напарником, Ноздрястый сделал шаг и оказался всего в полутора метрах. Все произошло, ровно бы кто Алексея запрограммировал. В прыжке он выбил ногой нож и, приземляясь, обрушил ребро ладони на загривок качку. Тот рухнул, не успев застонать. Второй, уже бросившийся с кастетом на подмогу, будто наткнулся на препятствие. Стал пятиться и вдруг скакнул в сторону. Но Алексей настиг его, ухватил за ворот кожанки.

— Брось кастет!

Кривоносый послушно выполнил команду, а мысли его скользнули к внутреннему карману, где был припрятан скальпель.

— Достань скальпель! — велел Алексей.

Тот с испугом мазанул его взглядом. Торопливо зашарил в кармане и швырнул наземь хирургическое лезвие.

— Подними!.. Подойди к приятелю, срежь пуговицы с брюк и выдерни ремень.

— З-зачем?

— Хочешь, чтобы я тебе ноги выдернул?

Тот не хотел. Подсеменил к Ноздрястому и шустро стал обрезать пуговицы. Затем вытянул из джинсов ремень, уставился вопросительно на Алексея.

— Теперь у себя срежь!

Кривоносый тоскливо подчинился. Алексей подобрал нож и кастет. Ждал конца портняжной экзекуции. Ноздрястый с трудом принял сидячее положение. Тупо глядел на подельника, явно не соображая, что тот вытворяет.

— Ремни и скальпель кинь сюда! — скомандовал Алексей, когда штаны сползли с Кривоносого…

На выходе из сквера он бросил в урну кастет, скальпель и ремни. Нож оставил себе на память. Оглянулся. Оба незадачливых грабителя еще стояли у пня, поддерживая штаны.

Алексей, не торопясь, двинулся мимо Лефортовского рынка в сторону дома. С востока на небо наползала хмурь, предвестница скорого дождя. Ветер раздевал деревья, гонял по тротуару листву и хоронил ее в укромных уголках. В таком уголке Алексей и заметил чистенькую пожилую тетку, торговавшую ранетками. С рынка ее, похоже, турнули азербайджанцы, распоряжавшиеся на нем, как в своей вотчине. На отшибе, где она пристроилась, покупателей кот наплакал. Алексей сбавил ход, даже приостановился, улавливая ее думы. Они были обыденными и убогими, как вся жизнь вокруг. Ранеточница надеялась расторговаться и купить девочкам творогу и двести граммов колбасы. Мелькнули в ее думах непутевый сын, залетевший в места отдаленные, и сгинувшая невесть куда гулена-невестка. Мелькнули и исчезли, опять уступив место внучкам-погодкам.

Неведомые внучки-погодки вызвали у Алексея мучительное желание что-то вспомнить. Память заметалась в поисках нужной клавиши. Вот-вот, казалось, возникнет чей-то забытый образ или проплывет важный кусок жизни. Но вместо этого в голову буйным потоком хлынуло лето.

Маленькая женщина с зеленоватыми распущенными локонами гладила его виски. Рта она не раскрывала, но он слышал ее речь.

— Вы утратили и продолжаете бездумно тратить дарованное. Поселенцы сами убивают мироздание.

— Кто такие поселенцы?

— Жители Земли, эоны. Перед тем, как покинуть вашу планету, мудрецы заселили ее клонами. Поселенцы не понимают, что планета — живой организм. Ему больно от бесконечных ран. Он долго терпел и теперь начинает мстить…

Женщина взяла его руку в свою, стала рассматривать ладонь, пальцы. Опечаленно вздохнула:

— Твой безымянный палец много длиннее указательного.

— И что из того?

— Это знак силы и энергии семени…

Опекунша девочек-погодков отставила свои ведра с ранетками. Подошла к нему, потеребила за рукав.

— Вам плохо?

— Нет, нет, — очнулся Алексей, — извините!

Торопливо достал из кармана многострадальные пятисотки, вложил их ей в руку.

— Для внучек, — и, не желая слышать слов благодарности, стал переходить улицу. Вслед ему донеслось:

— Кто вы?..

Жена была дома. Спросила, не глядя в глаза:

— Есть будешь?

— Буду, — буркнул Алексей

Она поставила на стол тарелку с борщом, хлебницу и собралась исчезнуть с глаз.

— Погоди! — остановил он ее.

Она будто споткнулась.

Повернулась к нему, пересиливая себя и не поднимая глаз. Он услышал: «Если скажет про развод, упаду на колени, попрошу прощения. Геныч все равно свою не бросит…».

— К Геннадию больше не ходи! — жестко сказал он. — Будем считать, что ничего не было… Где Олег?

— Он у девушки сегодня ночует.

— Ночует, и она все еще девушка?

— Не знаю.

— Жениться, что ли собрался? Кто она?

— Не знаю.

— А что ты вообще знаешь?

Она промолчала.

— Как у тебя с деньгами?

— Триста рублей было. Ты случайно не брал?

— Случайно брал. Сядь! — приказал он ей.

Жена присела на табурет. Он прошел в свой кабинет, где оставил афганку-безрукавку. Отсчитал тысячу долларов. У него осталось около семисот, не считая тех двух тысяч, что отложил с непонятной целью как НЗ. Вернулся на кухню. Положил деньги перед женой:

— На расходы. И не жадничай.

— Откуда столько?

Он не ответил, и она больше не допытывалась. Сидела, сложив руки на коленях. Наконец, не выдержала, спросила, как школьница:

— Я могу уйти?

— Как хочешь.

Осторожно собрав со стола валюту, скрылась в спальне.

2.

Алексей лежал в своем кабинете на узком топчане, который стал ему теперь коротковат, и пытался разобраться, что же с ним произошло на острове. Вопросов — пруд пруди, а ответов — кот наплакал, включая исчезновение трофейного браунинга. Потому он отбросил все вопросы в надежде, что все когда-нибудь разъяснится само собой. Оставил лишь то, что было фактом, хотя и не находило объяснения. Во-первых, он каким-то образом подрос, заметно помолодел и вылечил все свои болячки. Во-вторых, и это самое главное, приобрел способности, несовместимые с нормальной психикой. Они-то и беспокоили его больше всего.

Чужие секреты, как лишний груз в рюкзаке, тянут, а выбросить жалко. Однако бывает, что груз оказывается совсем не лишним, выручает в особых обстоятельствах. Как бы то ни было, но умением заглядывать в чужие мозги стоит распорядиться разумно. А в чем она, разумность? В добывании капитала?.. Большие деньги Алексея не интересовали, лишь бы не нищенствовать… Стать секретным агентом, чтобы отлавливать шпионов?.. Бессмысленно, потому что никаких державных секретов не осталось. Их давно распродала оптом и в розницу кодла последнего союзного генсека и первого российского президента… Бороться против казнокрадства и вообще против любого сволочизма? А можно ли бороться одному, если сволочизм окутал, как туман, всю страну? Если кучка подонков безразмерно богатеет, а остальные с большими потугами выживают?..

Алексей вспомнил свою безмужнюю двоюродную сестру — доярку, живущую в деревне с двумя пацанами-сорванцами. Она полтора года не получала зарплаты, но ни одной дойки не пропустила. Как ухитрилась не уморить детей — одному Богу известно… А хахаль жены адвокат Гена гребет бабки со своих подзащитных уголовничков в костюмах от Кардена. Приобрел двухуровневую квартиру на Краснопресненской набережной, купил у вдовы писателя-классика дачу и превратил ее в боярский терем.

Так с кем бороться? С адвокатом? С теми, кого он уводит от праведного суда? С прокурорами и судьями? Или замахнуться еще выше?..

Он считал себя прагматиком, в чудеса не верил. Но то, что с ним произошло, не поддавалось реальности. В том был сокрыт непонятный ему смысл, до которого он просто обязан докопаться.

Он приподнялся, затем сел на своем топчане. Взгляд его упал на книжную полку с множеством папок, в которые он складывал все свои публикации. Они показались ему такими ничтожными, что он тут же встал и начал швырять их на пол. На одной из полок обнаружил пачку мягкой «Явы» и бензиновую зажигалку, подаренную ему когда-то Рязанцевым. Алексей так и не выбрал время, чтобы встретиться с другом.

Он бессмысленно крутил сигаретную пачку и вдруг понял, что не выкурил после возвращения с Острова ни одной сигареты. И удивился тому, потому что прежде смолил по две пачки в день.

Сунув находку в карман и нагрузившись папками, он вышел к мусоропроводу на лестничной площадке и спустил вниз свой бесценный архив. Сунул в рот сигарету, поджёг и попробовал затянуться. В центр левой ладони будто ткнул кто раскаленной иголкой, и организм мгновенно заполнила тошнота. Алексей отправил курево вслед за своими литературными трудами в мусоропровод. И лишь тут обратил внимание на голоса сверху. Визгливый девчачий требовал:

— Димон, блин! Не жмись! Лей, как себе!

Заржали ломкие баски, и голос взрослого произнес:

— Накапай ей до краев, Димон! Не хватит — смотаешься к Алику.

Алексей поднялся на один лестничный пролет. Оглядел теплую компанию. На заплеванных ступеньках сидели трое стриженных наголо пацанов и рыжая девица лет четырнадцати с наполненным стаканом в руке. Выше, облокотившись о перила, стоял парень в замшевом пиджаке и чавкал жвачкой.

Алексей шагнул к девице, отобрал у нее стакан и выплеснул водку в лестничный пролет.

— Блин! — взвизгнула она. — Охренел? — повернулась к замшевому: — Климыч, он что — с катушек съехал?

Пацаны тоже уставились на парня, и Алексей без труда уловил их немое негодование. «Откуда этот хмырь нарисовался? Дай ему, Климыч!»

Тот выплюнул жвачку и поманил непрошеного пришельца пальцем. Алексей не шевельнулся, продолжал спокойно разглядывать замшевого. Угол рта у того был слегка искривлен, от уха к шее шел бледный, но все же заметный шрам.

— Кому сказал! — рыкнул парень и медленно стал спускаться по ступенькам.

— Не маячь, Клим! — предостерег его Алексей, и тот, будто споткнувшись, притормозил подле малолеток. — Я сейчас уйду, Клим, и выйду через пять минут. Чтобы ни тебя, ни мелкой шоблы здесь не было. Про этот подъезд забудь!

Шрам возле уха парня слегка побагровел. По его извилинам проскакала одинокая мыслишка: «Никак из наших… Бригадир что ли? Надо узнать у Юсупа…»

— Если не понятно, передай мои слова Юсупу, — сказал Алексей и, не спеша, потопал к своей двери.

Вся следующая неделя прошла для Алексея в хлопотах. Он так и не смог выкроить время для встречи с Рязанцевым. Да и тот не давал о себе знать: не звонил, не объявлялся, чтобы глянуть на воскресшего друга.

Дни уходили на то, чтобы восстановиться в правах нормального живого гражданина. Он уже не сомневался, что все сделает быстро, без долгих стояний в очередях и без чиновничьей волокиты. Так и получилось.

Майор-паспортист, похожий на Виннипуха, долго не мог взять в толк, чего Алексей добивается. Стриг его прищуренными глазами, словно хотел разглядеть ценник. И в голове шелестели ценники. Пришлось намекнуть ему на махинации с регистрацией бывших братских граждан, ставших иностранцами. А когда тот демонстративно возмутился, Алексей упомянул про институтское общежитие, где живут таджики с фальшивой регистрацией, а хозяйка общежития носит ему каждый месяц по триста долларов.

Перестав щуриться, Виннипух тут же предложил ему заполнить анкеты, объяснил, где находится моментальная фотография, и подсказал, кому надо срочно сдать две фотокарточки, чтобы успеть оформить документы к завтрашнему дню.

Когда Алексей появился наутро в его кабинете, тот самолично вручил ему паспорт и даже поздравил с возвращением из покойников.

В военкомате сначала он попал в кабинет, где одряхлевших пенсионеров министерства обороны принимала намакияженная дама с пирамидальной прической.

— Меня ошибочно похоронили, — сказал Алексей.

— Понятно, — заявила она электронным голосом ведущей из телевизионного «Слабого звена». — Принесите из милиции справку, что вы живой и вместо вас похоронен другой человек.

— Но вот паспорт, который мне выдали только вчера. Здесь указан год рождения и адрес, по которому я прописан.

— Откуда я знаю, что вы — это вы? У меня документ, что вас похоронили. И ведомость, по которой вы получили свои смертные.

— Как же я их мог получить, если умер?

— Это ваше личное дело. В ведомости ваша фамилия. И вот роспись. Несите справку, что вы живой.

Алексей не сдержался:

— Вы же не идиотка — требовать такие справки?

— От идиота слышу, — с достоинством произнесла та и демонстративно уткнулась в бумаги на столе.

Алексей и до того подумывал, не обратиться ли ему сразу к военному комиссару. Но привычка к порядку толкнула его в низший чиновничий кабинет. В мозгах его хозяйки не было ни одной мысли, за которую можно было бы ухватиться. Возможно, она вообще была безмозглой и не задумывалась ни о том, что было вчера, и ни о том, что будет завтра. Он не стал выяснять с ней отношения и направился к военкому. Решил, что никогда больше не станет стучаться в двери клерков-пупырышков, которые мнят себя непроходимой кочкой на пути просителей, и у которых в голове нет даже завалявшейся мыслишки.

Приемная военкома пустовала. Наверное, финансовая смета не предусматривала секретаршу. Распахнув дверь, Алексей обнаружил, что и в кабинете никого не было. Однако в глубине, возле массивного стола, была еще одна, открытая настежь дверь. Он прошел по вытертому ковру и заглянул в нее. Там, возле дивана, стоял в майке мужик с усиками Аля-Гитлер и натягивал полковничью форму. Заметив Алексея, он сказал:

— Извините! Сей секунд, и я на месте.

Появившись в кителе с наградными медальными планками, протянул Алексею руку, показал жестом на стул. Дождавшись, когда гость уселся, осведомился:

— Юрий Дмитриевич?

— Нет.

— А-а, понял. От Михайловича?

— Я сам по себе. Хочу получить свое пенсионное и афганское удостоверение.

Благожелательность исчезла с лица военкома.

— Извините, я занят. Обратитесь в комнату два на первом этаже.

— Я уже был там. Дело в том, что меня похоронили, а я, как видите, живой.

— Похороненный живым быть не может. Фамилия? Звание?

— Усольцев. Подполковник запаса.

Хозяин кабинета ткнул на телефоне кнопку, скомандовал:

— Личное дело подполковника Усольцева! И что там у нас с его гибелью?

На том конце провода ему что-то долго объясняли. Наконец, он положил трубку, внимательно поглядел на Алексея и произнес:

— Случай очень не простой. Мы назначим расследование по поводу вашей гибели и воскрешения. На это потребуется время. Оставьте свои координаты, результат вам сообщим.

Алексей приподнялся со стула и, глядя в глаза военкому, произнес:

— Послушай, полковник. Ты в Афгане или в Чечне был?

— Выйдите из кабинета!

— Теплый стул нашел, полковник? А не боишься слететь с него? — и чтобы заставить его мысли шевелиться, добавил: — Вспомни, чем ты занимался последний месяц!

Мысли военкома не просто зашевелились, они стали шарахаться из крайности в крайность. Мелькнула какая-то сауна, дама с первого этажа. Нарисовался известный политик по прозвищу «Гаденыш», положивший ему на стол пухлый конверт.

— Конверт от Гаденыша взял? — даванул Алексей. — Ты мелкая сошка, полковник, да и улик против тебя пока мало. Не будешь якшаться с ушлыми клиентами, и улик не будет… Дай команду своей блядешке, чтобы она оформила мне все документы и пенсию.

Усики военкома дрогнули и поникли. Он сидел, будто на него упал кирпич. На Алексея не глядел, пальцы сцепил в домик, чтобы не прыгали, а глаза блуждали по столу.

— Не слышу ответа, полковник! — жестко произнес Алексей.

— Завтра, после десяти, в любе время, — дрожащим голосом прошелестел военком…

Алексею было наплевать на его лепетанье. Вышел, не закрыв за собой дверь.

Полковник набрал номер дамы с пирамидальной прической:

— Поднимись ко мне.

— В готовности номер один? — игриво спросила она.

— Не до секса, Ирина… Все брось и срочно оформи этому типу все документы.

— Но ведь…

— Делай, что говорю.

— А как быть с похоронным пособием, которое получила его жена?

— Спишешь на кого-нибудь.

— Но, Слава…

— Я уже сорок три года Слава. Хочешь, чтобы меня выперли отсюда? Хочешь мне передачи носить?

— Он — что? — испуганно спросила дама Ирина. — Из органов?

— Хрен его знает! Но тип опасный…

От военкомата до метро «Текстильщики» Алексей шел пешком. Домой он не торопился. С женой все эти дни он вел себя ровно и спокойно. Но разговаривал мало и спал отдельно, на своем коротком и узком топчане. Она нет-нет, да и бросала на него вопрошающие взгляды, но он намеренно не замечал их. Сына Олега почти не видел. Тот ночевал дома редко, пропадал у своей пассии. А когда появлялся, садился в своей комнате за компьютер, и вызвать его на откровенность не было никакой возможности.

— Ты бы познакомил нас со своей девушкой, — попытался подступиться к сыну Алексей.

— Рано, отец.

— Почему рано?

— Сам еще не определился.

Вот и вся задушевная беседа. Мать же вроде как побаивалась заводить такие разговоры, лишь напоминала Олегу, чтобы звонил домой и сообщал, что ночевать не придет…

У метро Алексей обнаружил частную нотариальную контору, заглянул в нее. Молодой и лысоватый нотариус в малиновом пиджаке явно скучал без клиентов. Заметив в дверях посетителя, он широким жестом пригласил его к столу. Без проволочек оформил на жену доверенность для получения пенсии.

Сделал это Алексей по наитию. Возможно, ради широкого жеста, а может быть, даже из-за нежелания самому стоять в очередях за суммой, спасающей разве что от голода.

Алексей завернул в попавшийся на пути китайский ресторанчик. Его с поклоном встретил старый морщинистый китаец, проводил в почти пустой зал. Столиков в нем стояло не больше десятка, и только два в самом углу были заняты. Тусовочный час, видимо, еще не наступил, и уютную обстановку никто не тревожил. Откуда-то сверху лилась спокойная восточная музыка, располагавшая к раздумьям или серьезным разговорам.

Едва Алексей взял в руки меню, как к его столику танцующей походкой приблизилась почти не накрашенная раскосая официантка, пододвинула меню и замерла в ожидании.

Цены были, конечно, бешеные, но теперь они не беспокоили его. Названия блюд ни о чем Алексею не говорили. Он выспросил у официантки, что означают мудреные названия, и сделал заказ. Однако она не уходила и с мягкой улыбкой ждала продолжения. Алексей оглядел ее. Она явно работала под китаянку, но кроме раскосых глаз ничего китайского в ней не проглядывало. Но мордашка была очень даже миленькой. Чтобы не обижать приветливую официантку, вознамерился, было заказать, как обязательно сделал бы прежде, графинчик приличной водки. Но вовремя вспомнил, как она отвратила его одним запахом.

Попросил принести лишь кружку безалкогольного пива.

Пиво официантка принесла в большом хрустальном бокале, и отвращения оно не вызвало. По вкусу были и в меру острые блюда. Алексей насытился, отмяк, подобрел. И едва откинулся на спинку кресла, как та снова подтанцевала:

— Что еще желаете?

— Спасибо, — отказался от «еще» Алексей. — Сколько с меня?

Она положила на стол счет. Раньше он бы ахнул от цифры в девятьсот с лишним рублей. Теперь же воспринял ее, как должное. Достал зеленую купюру в пятьдесят долларов, вложил ей в ладонь. Она спросила:

— Сдачу рублями?

Он показал жестом, что сдачи не надо.

— Благодарю, — с улыбкой произнесла она и предложила: — У нас есть комната отдыха. Не хотите ли массаж?

— А кто массажировать будет?

— Я, — ответила она и потупилась, ровно школьница.

— В другой раз, — пообещал Алексей перед тем, как покинуть гостеприимное заведение.

— Меня зовут Наташа, — сказала она ему на прощанье…

Пока он добрался до дому, время уже наползло на вечер. Большой, засаженный тополями и липами двор, шелестел опавшей листвой. Было сухо, совсем не холодно и людно. Скамейка возле их подъезда пустовала. Алексей уселся на нее, бездумно наблюдая за вечерней жизнью обитателей дома.

Возле голой клумбы, на вкопанном колченогом столе немолодые мужики забивали козла. Ребячья мелюзга под присмотром бабок копошилась в песочнице. Сорванцы постарше с воплями раскачивались на тарзанке.

Через какое-то время он ощутил, что за его спиной кто-то остановился. Опасностью от непрошеного соседа не веяло, и Алексей продолжал сидеть не оглядываясь. Наконец, не выдержал, повернулся. И увидел замшевого парня по кличке Клим.

— Я — это, — заговорил тот, подбирая слова, — передал Юсупу. В натуре. Он с тобой хочет тему перетереть.

Алексей не ответил, пытаясь уловить мысли Клима. Но тот зациклился на «базаре», переминался с ноги на ногу, заряженный поручением Юсупа.

— Стрелка на шесть вечера, — продолжил тот, но Алексей не дал ему договорить.

— Скажи Юсупу, сам его найду, если понадобится.

Искривленный уголок рта Клима дернулся.

— Он — того… Не любит, когда сам. Конкретно.

— Я тоже не люблю, — ответил Алексей и пошагал к своему подъезду, оставив замшевого Клима чесать репу.

3.

Открыв дверь, жена сказала с угодливой торопливостью:

— Сейчас ужин соберу.

— Не надо, — ответил он, — только кофе.

— Я красную икру купила. Бутерброды сделать?

Он не отреагировал на икру. Спросил:

— Рязанцев не звонил?

— Нет.

— Олег придет сегодня?

— У нее останется. Не знаю, что с ним делать.

— Ничего. Собьет оскомину и будет в норме.

После кофе она неуверенно поинтересовалась:

— Ночевать в кабинете будешь?

— В кабинете.

— Я поменяла там белье, — и в который уже раз вопрошающе глянула на него.

Алексей не стал копошиться в ее мыслях, не хотелось напрягаться. Удалившись в свою каморку, достал мобильник и позвонил Рязанцеву. Однако никто не ответил. Через полчаса снова позвонил и опять безрезультатно. Лишь близко к полуночи трубку сняла Валентина, его жена.

— Загуляли? — спросил Алексей.

— Ой, да какая гулянка! Валерка лежит в госпитале, в неврологии. Я только от него.

— Что случилось?

— Какая-то сволочь по голове железякой ударила.

— Как он сейчас?

— Сказали, недели через две выпишут.

— Когда это случилось?

— Неделя уже. Он как раз зарплату получил и после работы к вам собирался. Забрали деньги, портфель и диктофон.

— Что же ты, Валя, сразу не позвонила?

Она замялась. Затем ответила с запинкой:

— Боюсь я вас.

— С каких это пор?

— Я же видела, как гроб опускали.

— Так в гробу-то не я был!

На том конце снова возникла пауза, прервавшаяся смущенным бормотанием:

— Как знать…

Положив трубку, Алексей почувствовал себя виноватым: с другом беда, а он даже не удосужился позвонить. А прежде созванивались, чуть ли не каждый день. С мыслью навестить завтра Рязанцева, он смежил веки. То ли задремал, то ли уснул. Полусон, наплывший на него, был похож на явь. Будто выползло из глубин сознания забытое и расстелилось перед ним объемной картиной.

Зеленели деревья, трава и вода близкого озера. И снова явилась ему зеленоволосая женщина в голубоватой с переливами одежде. Он лежал на кусачей, будто сплетенной из крапивы, циновке. Но укусы не жгли, а слегка пощипывали. Он не слышал ни ее, ни своего голоса, но сознание четко фиксировало вопросы и ответы. За ее спиной, на холме, просматривалось монументальное сооружение, словно сотканное из матовых нитей.

— Странный дворец, — сказал он.

— Это Храм мудрецов.

— Ты в нем живешь?

— Да, я дочь Верховного Хранителя мудрости, — ответила она, не разжимая губ.

— Как тебя зовут?

— Оника.

— Скажи, что со мной? Я почти не ощущаю себя.

— Это пройдет. Ты теперь такой, каким должен быть от рождения. Ты носитель гена.

— Откуда на Земле появились носители гена? — спросил он.

— От сыновей древних Хранителей мудрости. Они нарушили запрет, стали любить женщин-эонок. В наказание их оставили на погибающей планете.

— Разве наша Земля погибала?

— Это произошло тысячи лет назад. На Аэолу надвигалась комета-разрушительница. Тогда и произошло переселение аэолов.

— А комета?

— Она задела планету хвостом. Произошел разлом материка и смещение полюсов. Разлом заполнил океан. У подножия вершин Поднебесья вода остановилась. Комета таранила одну из десяти планет галактики. После катастрофы уцелели меньше трети жителей. Из носителей гена — лишь один человек. Иешу — его потомок.

— На Земле его называют Иисус Христос.

— Да. Ты получил ген от него, Алекс. И скоро вернешься на свою планету. Мне жаль тебя отпускать.

— Не отпускай.

— Твое место там, на тебе большой грех.

— Какой?

— Побег.

— Откуда и куда?

— Сам поймешь…

Алексей очнулся от того, что кто-то провел пальцем по щеке. Открыл глаза. На топчане сидела жена в ночной рубашке. Какое-то время он оставался недвижимым. Затем откинул одеяло, и она с готовностью юркнула к нему. Обняла, прижавшись всем телом. Забормотала:

— Прости, прости, прости, — и всё теснее прижималась к нему.

На этот раз она не вспоминала Геннадия. И он не был таким остервенелым, как в ночь после возвращения с острова. Но все равно ощущал себя насильником, потому что ей это нравилось. В окно светила красная и полная, как купчиха у самовара, луна. В ее свете Алексею показалось, что рассыпанные на подушке волосы жены присыпаны красниной по зеленому полю…

Когда она ушла в спальню, он вспомнил про свой сон. Что он видел конкретно — из головы вылетело. Всё, кроме женщины с ласковыми кошачьими глазами. В том сне происходило что-то очень важное и столь необходимое для сегодняшней жизни.

Он закрыл глаза с надеждой снова окунуться в сновидение, чтобы вернуть его и запомнить. Но попытка была тщетной. Наверно, мешало подглядывавшее в окошко и вызывавшее беспокойство ночное светило.

Алексей встал, запахнул наглухо шторы. И опять улегся на топчан с мыслью навестить с утра болящего Рязанцева. С тем и уснул, как отключился от всего земного.

Чтобы не делать круг, добираясь до госпитальной проходной, Алексей пролез в дыру в металлической ограде с отогнутой арматурой и прошел напрямую к неврологии. У лестницы на первом этаже дежурил непробиваемый и толстомясый немолодой вахтер, подле которого кучковались родственники болящих. В госпитале по распорядку был мертвый час, и очередники ждали его конца, до которого оставалось еще минут сорок.

Алексей пристроился в хвост и стоял, пока мимо очереди не проплыла, обдавая парфюмом, мамзель в распахнутом манто. Небрежно бросила в пространство: «Пропуск!», но пропускная бумажка исчезла без ознакомления в мясистой лапе вахтера. Стоявшая рядом с Алексеем женщина в кашемировой косынке торопливо зашарила в сумочке с надорванным ремешком. Он заметил, как она вытянула десятку, зажала ее в кулаке и, подхватив свободной рукой две авоськи, шагнула к вахтеру. Тот брезгливо глянул на десятку и гордо произнес:

— Взяток не берем-с.

Алексей протолкался к нему, отодвинул женщину. Уставился в глаза вахтеру:

— Не бреши, толстомясый! Берем-с взятки! Сколько слупил с расфуфыренной?

— Как вы смеете? — зашелся в негодовании вахтер, а в мыслях уже нарисовалась двадцатидолларовая купюра и он сам, еще в полковничьей форме.

— Смею! — жестко сказал Алексей. — Ты же полковником был, а стал крохобором. Даже специальный карман пришил к своей пятнистой куртке для взяток. И зеленую двадцатку туда сунул… Есть вопросы, толстомясый?

Глаза у того стали оловянными. Извилины будто погрузились в бетонный раствор.

Алексей взял за рукав женщину в косынке и повел ее по лестнице.

— Вы кого навещаете? — спросил он.

— К сыну приехала. Из Чувашии, — и смолкла. На площадке второго этажа смахнула слезу. — Его без ноги из Чечни привезли.

Алексей не нашелся, чем ее утешить. Пробормотал: «Живой, слава Богу!». Достал тысячную ассигнацию. Не слушая возражений, сунул женщине в карман кацавейки.

— Купите сыну гостинцев!.. Хирургия на третьем этаже. А мне сюда…

Он ожидал, что его приятель лежит, если не в отдельной палате, то в маломестной. Все-таки полковник, хоть и в запасе. Однако в палату было напихано двенадцать коек, и Рязанцева он обнаружил у самого входа.

С голым черепом и отросшей клинышком бородой, он был похож на постаревшего Дзержинского.

— Привет, Валера! — сказал Алексей. — Ну, чего ты скис? — стал разгружать на тумбочку фруктово-овощную снедь и прочую, на взгляд нормального мужика, ерунду.

— Я не скис, — ответил Рязанцев.

— Что хоть стряслось, расскажи.

— Нечего рассказывать. Банально лопухнулся.

— А конкретнее?

— Давай не будем, а?

— Будем, Валера. Разобраться надо.

Тот попытался усмехнуться. Усмешка вышла кривой и болезненной.

— Хотел уесть одного мерзавца из адвокатской гильдии Уханова. А уели меня, — сказал и замолчал. Алексей терпеливо ждал. — Этот гад законтачил с прокуратурой и отмазал от суда одного казинщика. А на том клейма негде ставить. Повесил преступление на девку — стриптизершу.

— Ну и?

— Я с той стриптизершей встретился в изоляторе. А на обратном пути меня подкараулили… Вот и все…

— А что за казинщик, Валер?

— Из азиатов. Главарь преступной группировки. Интернациональной. Рэкет, наркотики, проституция. Казино — прикрытие. — Слова Рязанцев подбирал с усилием, но говорил внятно, будто контролировал себя.

— Кличку азиата знаешь?

— Юсуп. К нему не подберешься. На корню всех скупил.

— А адвоката из гильдии Уханова, как зовут?

— Геннадий. Фамилия — Спирин.

Вот и проявился любовник жены. Но вывернулся. Значит, ценный кадр для братков, если Юсуп вмешался.

— Стриптизерша дала информацию?

— С двух сторон кассету исписал. Теперь ни кассеты, ни диктофона.

— Значит, следили за тобой. Тот, кто давал тебе разрешение на беседу, тот и навёл.

В мыслях Рязанцева тут же нарисовался вальяжный чин в генеральских погонах. Потом еще подполковник, улыбчивый, как мошенник новой формации. И тот и другой считались его хорошими знакомыми, и Рязанцев отбросил подозрения в их адрес. В его сознание вплыл образ чернявой девицы, которую привел угрюмый конвоир. У нее были глубокие пустые глаза и глуховатый прокуренный голос.

— Боюсь, что достанут девку, — сказал Рязанцев. — Узнай, жива или нет.

— Как ее зовут?

— Выступала под именем Лолита.

— Сделаю, Валер.

— Ты про себя расскажи. Где пропадал?

— Нечего рассказывать.

— Не ври. Ты весь омолодился.

— Сам этому удивляюсь.

— Где же скрывался?

— В том-то и дело, что не знаю. Ощущение, что все это время проспал на берегу. А во сне что-то случилось. Хорошее или плохое — не понятно.

— Так ничего и не помнишь?

— Нет.

— Между прочим, Леночке я не сообщил о твоей кончине. Духу не хватило.

— Какой Леночке?

Рязанцев глянул на Алексея, как на помешанного. В его мыслях скользнуло: «Видно тоже стукнули по мозгам — полный склероз у мужика». Алексей виновато улыбнулся, соглашаясь с другом.

— Напомни, — попросил.

— Ты что, свою маленькую дочку забыл?

В голове Алексея будто лопнул шар. Палата и ее обитатели бесшумно ускользнули за горизонт. Наплыла и тотчас стала таять темнота.

— Ты носитель гена, — сказала Оника. — И сумел передать его новой жизни.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам знаешь.

Перед его взором расстелилась асфальтовая дорожка. На ней появился смутный силуэт девочки на самокате. Она резво катилась по тротуару, а следом за ней семенил трусцой он сам. Самокат вдруг вырвался из ее рук, и она упала… Асфальтовая дорожка исчезла, вокруг была зеленая трава и со стороны озера доносилась приглушенная музыка.

— Вспомнил? — услышал Алексей голос Рязанцева.

— Затмение нашло, Валера. Алёнушку забыл! Сегодня же позвоню, узнаю, что и как. Да и съезжу к ним.

Видимо, мертвый час закончился, потому что палату начали заполнять посетители. Сразу стало шумно от говора, шелеста пакетов, звяканья посуды. Палатная дверь снова открылась, и появилась жена Рязанцева — Валентина. Увидев Алексея, на мгновенье застыла, затем храбро шагнула и села на кровать мужа.

— Можешь меня потрогать, — сказал ей Алексей, — я не призрак.

— Все равно какой-то не такой.

— Какой был, такой и остался… Ладно, не буду вам мешать. Проводи меня до выхода, Валь, пошептаться надо… А ты, Валер, кончай сачковать, выздоравливай.

Валентина нехотя поднялась с кровати, вышла следом за Алексеем.

— Почему Валерку в этот клоповник затолкали? — спросил. — Он же полковник!

— Хорошо, хоть сюда поместили. Двое суток в коридоре лежал, мест не было.

— Куда же делись палаты на два-три человека?

— Их в коммерческие переоборудовали.

— Вот бардак! Сейчас зайду к начальнику госпиталя и устрою ему маленький сабантуй. Военную лечебницу в притон превратил! Пускай переводит Валерку!

— Ради Христа не надо!

— Почему не надо?

— Даже если переведут, то потом залечат! Я нужные лекарства сама покупаю, возьмут и подменят их! Недолго осталось. Капельницу уже сняли. Как разрешат ходить, домой заберу. Таблетки и дома можно глотать…

Алексей понимал, что она по-бабски права, а до социальной справедливости ей дела нет в той ситуации, в которую окунула ее раздолбанная жизнь конца ХХ века. Желание ее нельзя было не уважить.

Его внимание отвлекла преодолевшая недавно вахтерскую преграду расфуфыренная мамзель. Она выплыла из палаты напротив в сопровождении оплывшего мужика-грузовика. Тот по-хозяйски потерся небритой щекой о ее щеку, и Алексей определил по ее пухленькому лицу, что ей не больше двадцати. А солидность от вальяжной походки и дорогих шмоток. Мужик-грузовик вернулся в палату, а молодушка-меховушка прошествовала по коридору, оставляя за собой духовитый шлейф парфюма.

Валентина проводила ее презрительно-завистливым взглядом.

— Я тебя понял, Валь, — сказал Алексей. — Иди к своему Дзержинскому.

— Какому Дзержинскому?

— Валерка с бородкой — копия Железный Феликс…

Дождавшись, когда она скроется в палате, Алексей без стука и без цели распахнул дверь, из которой появилась молодушка-меховушка. Наверно, толкнуло подспудное любопытство: что за болезнь приключилась с мужиком-грузовиком.

Судя по всему, его палата была двух или даже трехкомнатной. Виден был только холл. Болящего в нем не было. В кресле дремал то ли личный сторож, то ли холуй. Увидел непрошеного визитера, прижал палец к губам и, не поднимаясь с кресла, просипел:

— Низ-зя! У хозяина пивной час.

Хорош больной! Алексей сплюнул на ковер, вышел, не прикрыв дверь, и направился на выход. Вахтер, увидев его, вытянулся в струнку и преданно стриг глазами, пока тот спускался к нему. Алексей взял его за пуговицу и проникновенно спросил:

— Все понял, толстомясый?

— Так точно…

Миновав проходную госпиталя, Алексей невольно остановился. Он явственно ощутил, что кто-то сверлит его взглядом. Однако никого подозрительного поблизости не наблюдалось. Даже не было ни одной припаркованной машины. Караульный, сидя на табурете, безмятежно прочищал пальцем бугристый нос. Спешили по своим делам прохожие. И все же зуд от сверлящего взгляда не проходил.

Алексей отмахнулся от беспокойства и двинулся к метро.

Выйдя на «Авиамоторной», он не пошел домой, а завернул в скверик, где недавно отделал двух дебильных недорослей с золотыми цепурами. С той минуты, как он вспомнил Аленушку, в сердце немым укором торчала заноза.

В сквере было сухо, по-осеннему прохладно. Скамейки пустовали. Он уселся, достал мобильник и набрал четко высветившийся в памяти алма-атинский номер.

— Алё! — услышал он голос дочери.

— Аленушка, — произнес почти шепотом.

— Папка! — воскликнула дочь и повторила: — Папка! Куда же ты делся? Обещал приехать, и исчез! Заболел, да?

— Да, дружочек. Маленько приболел. Но сейчас все в порядке.

— Что с тобой было?

Алексей хотел придумать какую-нибудь пустяковую болезнь, но заноза в сердце не позволила.

— Что-то с головой было, — признался он. — А ты как, моя маленькая?

— Я не маленькая, папа. В одиннадцатый класс пошла.

Он почему-то удивился, и у него непроизвольно вырвалось:

— Сколько же тебе лет, Аленочка? — и сам поразился своему вопросу. Но он и в самом деле не мог вспомнить, сколько лет его умненькой дочери.

Она, видимо, тоже была поражена, запнулась с ответом. Затем настороженно произнесла:

— Четырнадцать исполнилось… Ты же звонил мне в день рождения. Пап, наверное, ты не до конца выздоровел?

— До конца, дружочек. Постепенно прихожу в норму… У вас все в порядке?

— Мама сейчас на работе. Бабушка в огороде. Позвать?

— Не надо. Через недельку я приеду, и обо всем переговорим.

— Ой! Правда, приедешь?

— Конечно.

— Я люблю тебя, папа…

Алексей сидел на скамейке, но был далеко и от скверика, и от сонного Острова, и от сегодняшнего дня. Будто перетек в иной мир и в иное, хотя и не столь давнее время. В том мире были другие ценности, и еще не было человечка со сказочным именем Аленушка.

Командировка на Иссык-куль

1.

В тот год горбачевская гласность набирала обороты, будоражила умы и вызывала радужные видения. Лишь их старый и мудрый главный редактор, которого демократы обозвали застойщиком, был по-обычному сдержан и со снисхождением взирал на ошалевших от перестроечных лозунгов корреспондентов. Он и объявил Алексею опять же с заметной снисходительной усмешкой:

— Вам предстоит трехмесячная командировка в Киргизию. Поможете перестраивать средства массовой информации. Завтра в девять утра на инструктаж в ЦК.

Инструктировал журналистов сам Егор Кузьмич. Он и мандат подписал. Алексею достался город Пржевальск вкупе с Иссык-кульской областью.

Там, в местной газете, он и встретил пухлогубую Анютку, с родинкой над верхней губой. Диковатая, упертая, чурающаяся междусобойчиков и штатных торжеств, она выглядела довольно странно в редакционном муравейнике. Но была с царем в голове.

Алексей сразу выделил ее из других журналистов. Давал самые щепетильные по тем временам задания — про обкомовские кормушки, охотничьи дачи с саунами. Знать бы тогда, какие то были крохи по сравнению с привилегиями дорвавшихся до власти демократов!..

Анюта почувствовала его мужской интерес и возвела между собой и ним бетонную стенку. Однажды он исхитрился подвезти ее на выделенной ему обкомовской машине домой. Жила она в частном домике на окраине вдвоем с матерью-учительницей. Про мать Алексей узнал из кадрового дела журналистки. Заодно выяснил, что Анюта не замужем, что ей недавно минул тридцатник, а значит, она моложе его на восемнадцать лет.

Подвез он свою подопечную к дому, довел до дверей, рассчитывая на вежливое приглашение. Но она юркнула в сени, забыв сказать «до свидания»…

В майский День печати пишущая братия решила расслабиться на берегу Иссык-Куля! Водка в те поры была в большом дефиците из-за провозглашенной борьбы за трезвость. Но трудовой люд лозунгами не проведешь! Даже интеллигенты освоили самогоноварение, и любой гость, когда бы ни объявился, врасплох застать хозяев не мог. А уж что касается праздников — не на сухую же их отмечать!

Анюта поначалу отказалась участвовать в пикнике. Но Алексей уговорил ее не отрываться от коллектива. Расслаблялись, кто как мог. Анюта сидела вместе со всеми и в то же время одна, отгородив себя от компании и от достархана, устроенного на самой верхушке невысокой скалы. А за Алексеем наперебой ухаживали две редакционных Татьяны.

Ближе к вечеру на берегу объявилась прямая, как палка, старушенция, смахивающая на цыганку. Села под скалой и стала жевать ломоть хлеба. А у них, наверху, скатерть была заставлена складчинной домашней снедью.

— Мать, идемте к нашему столу! — позвал старуху Алексей.

Та никак не отреагировала. Он наполнил миску пирожками, вытянул из кучи курицыну ногу, налил в одну кружку сладенького домашнего винца, в другую — квасу. Спустился к ней.

— Поешьте.

Она глянула на него выцветшими глазами. Приняла гостинцы. Вино медленной струйкой вылила в расселину скалы. Опять поглядела, на этот раз пристально. Взяла его левую руку, ощупала ладонь, приблизила ее к глазам. Сказала:

— С чужими живешь.

— То есть как, с чужими?

— Твои — там, — кивнула неопределенно головой. — От них корень.

Тронулась, верно, умом, подумал Алексей. Но руку не высвободил. Не хотел обижать старую женщину. Да и любопытно было. Спросил не без подвоха:

— Можете сказать, сколько у меня детей?

— Сын и дочерь.

— Дочери, к сожалению, нет.

— Будет. Корень ей передашь.

Алексей усмехнулся.

— Старый я уже, бабушка.

— Молодым станешь.

— И помру молодым?

— Ты не помрешь

— Как так?

— Маяться будешь. Спасая, спасаться станешь.

— От кого?

— От себя… Ступай в гулянье…

Гадалка, высветившаяся в памяти Алексея, вдруг показалась ему завязанной на его Остров. А может, и она привиделась во сне?.. Нет, гадалка была в яви. Алексей запомнил ее лицо, сухое, слегка скуластое, с бездонными темными глазами.

Цыганка напророчила тогда, что он станет молодым. Так ведь и помолодел. Наворожила, что он маяться будет и, спасая, будет спасаться… Кого, спасая и от чего?..

У Алексея было ощущение, что он слышал это не только от гадалки, но и еще от кого-то. И всё каким-то образом накладывалось на островной сон.

Тогда, на Иссык-кульском берегу, он не сразу поднялся на скалу, где тусовались мастера и подмастерья пера. Какое-то время еще стоял у самого уреза воды, настраивая себя на волну праздника. Даже не заметил, как и куда исчезла гадалка. Чудит старая, — подумал. — Хочешь — не хочешь, а к старости все впадают в детство… И поднялся наверх.

Незадолго до конца командировки случилась история с областным прокурором. Анюта раскопала, что он отмазал от суда двух своих родичей-взяточников, и накатала убойную статью. Редактор, тощий, как туберкулезник, грустно произнес:

— Я не самоубийца, чтобы такое печатать.

Алексей, которого от самоубийства ограждала бумага, подписанная самим Егором Кузьмичом, посоветовал ему:

— Заболейте. Номер подпишу я, как редактор-консультант.

Тот охотно заболел. Газета вышла с Анюткиной статьей. С утра пораньше ее и тощего редактора вызвали в обком. Вернулась она, как съежившийся осенний лист.

— Выгоняют, — произнесла еле слышно.

— За что? — не поверил Алексей.

— За клевету. По решению коллектива.

— Какого коллектива?

— Нашего. В четыре всю редакцию в обком, к Первому секретарю. Я не пойду.

— Пойдешь. А то любить перестану.

— Не надо меня любить…

Собрание шло по обкатанному сценарию.

Обкомовский босс обозвал Анюту клеветницей. Секретарь редакционной ячейки объявил, что таким, как она, не место в журналистике. Профкомша с праведным гневом предложила изгнать ее из коллектива. Отмолчавшийся редактор, казалось, совсем усох. Анюта сидела, ни жива, ни мертва.

Дело шло к голосованию. Но Первый хотел выглядеть демократом, как того требовала перестроечная мода.

— Еще выступить есть желающие? — спросил растерявшую бойкость газетную братию.

Желающих, кроме Алексея, не нашлось. Взгромоздившись на трибуну, он, как заправский демагог, обратился не к залу, а к президиуму во главе с Первым:

— Эркен Пулатович, вы сорвали сегодня график выпуска газеты. Сдернули всех с работы вместо того, чтобы самому подъехать в редакцию. Не по-партийному получается.

Тот, явно не ожидавший такого выпада, выпучился на Алексея. Побагровел. Открыл рот, но тут же закрыл.

— И клеветы не было, Эркен Пулатович! У меня есть все копии документов. И некоторые — с вашей фамилией.

— Что вы себе позволяете? — обрел тот, наконец, голос. — Я позвоню в ЦК и потребую, чтобы вас отозвали!..

За решение изгнать Анюту проголосовало больше половины ее коллег. Редактор, две Татьяны и еще несколько человек рук вообще не поднимали.

— Единогласно, — объявил Первый…

Целый вечер Алексей пытался дозвониться до Москвы по номеру, продиктованному помощником Егора Кузьмича на случай ЧП. Сидевший рядом, похожий на нахохлившуюся птицу редактор, уныло проговорил:

— Заблокировали, не дадут связи — И вдруг, встрепенувшись, спросил: — Документы с собой?

— Да.

— Едем в военный санаторий. Начальник — мой знакомый. Поможет дозвониться. И документы для сохранности у него оставим.

— Неужто украсть могут?

— У нас все могут. Обкомовскую машину отпустите возле гостиницы. Поедем на моем «Запоре», — так он величал видавший виды «Запорожец».

Начальник санатория сам вызвал «Рубин» — военный позывной Москвы. Телефонистка, услышав цековский номер, соединила в мгновенье ока. Ответил бесстрастный мужской голос. Алексей изложил суть конфликта.

— Продиктуйте стенографистке! — приказал голос…

Возвратившись в Пржевальск, Алексей обнаружил, что кто-то побывал в его гостиничном номере. Шарили, не особо маскируясь. И его кабинет в редакции не оставили без внимания.

Анюта на работу не вышла. Корреспонденты явно избегали московского консультанта. Лишь две Татьяны улыбались с любопытством и сочувствием. День полз, как скрипучая арба по бездорожью.

На следующее утро, едва Алексей продрал глаза, к нему в гостиничный номер заглянул редактор. Поманил пальцем. В коридоре сказал, понизив голос:

— «Запор» внизу. Жду.

— Конспирация?

— Угу.

До работы оставалось еще больше двух часов. Утро было безоблачным и птичьим. «Запорожец» натужно гудел, карабкаясь по горной дороге, и догуделся до густого ельника, где и остановился.

Алексей не выдержал, спросил:

— Что случилось?

Не отвечая, редактор вытащил на полянку свой потрепанный рыжий портфель. Расстелил на траве газету с Анюткиной статьей. Выложил бутерброды и выставил бутылку коньяку.

— С утра пораньше? — удивился Алексей.

— Есть повод.

— Какой?

— Прокурора снимают. А первого секретаря на ковер во Фрунзе вызвали.

— Откуда информация?

— От обкомовской сороки.

Ай, да телефонный номер с бесстрастным голосом! Ай, да Егор Кузьмич!

С началом рабочего дня обкомовский курьер привез в редакцию официальный ответ на статью: «Расследованием установлено… факты подтвердились… отстранен…».

Алексей послал за именинницей машину. Редактор с отсутствующим видом читал гранки. Газетный народ слонялся по углам и шушукался. Секретарь ячейки был застенчиво тих и сторонился разговоров с коллегами. Две Татьяны откровенно насмехались над ним и восторженно жевали Алексея глазами. Приехавшая в редакцию Анюта холодно произнесла:

— Спасибо, — и отвернулась…

Командировка близилась к концу. Алексей больше не загружал Анюту заданиями. Не заходил в их забитую под завязку комнату. Не приглашал в свой кабинет.

В пятницу под вечер она сама заглянула к нему.

— Вы когда уезжаете?

— В среду.

— Мама приглашает вас завтра в гости.

— А ты?

— Я… тоже.

Неужели стена рухнула? Как же поздно она рухнула! А рухнула ли?..

Анютина мать чопорно представилась: «Ирина Семеновна». Пригласила к столу.

Манты брызгали соком. Отоваренная по талонам и настоянная на облепихе водка соколом летела под малосольные огурчики. Анюта рюмку лишь пригубливала и почти ничего не ела.

Хмель снял первоначальную неловкость, раскрепостил язык. Алексей живописал московскую митинговую жизнь, в которой можно орать о чем угодно и наезжать на кого угодно. Жалел гонимого партийца Ельцина, никак не предполагая, что через шесть лет станет плеваться при одном упоминании его фамилии. Обе слушали, как сказку, и вздыхали.

Затем Анютка вышла на кухню. Ирина Семеновна сказала:

— Вот вы уедете, а ее выгонят.

— Не позволим! — самоуверенно заявил Алексей.

— Она ведь у меня совсем беззащитная. Родилась слабенькая. Пошла только в два года. Росла молчком. Да и сейчас постоять за себя не может.

— Не скажите! Пишет, как бритвой режет.

— Когда пишет, смелая. А потом шишки считает и трясется от страха.

— Я вам оставлю свои телефоны. В случае чего, дайте знать.

— Не надо телефонов, — сказала Анюта, входя с блюдом с пирожками.

— Не слушайте ее, Алексей Николаевич, — нахмурилась мать и стала убирать со стола.

Анютка дернулась помочь ей. Та отмахнулась: сиди!

В бутылке еще оставалось, и Алексей сам наполнил рюмку-патрончик. Анюта метнула на него обеспокоенный взгляд. Он в ответ опрокинул настойку в рот и произнес:

— Не беспокойся, дотопаю. Проводишь меня до калитки?

Она согласно кивнула.

— Поцелуешь на прощанье?

В глазах ее заметалась растерянность.

— Глупо!

Появилась с чайником в руках Ирина Семеновна.

— Никак уходить собираетесь, Алексей Николаевич?

— Собираюсь.

— Как же до гостиницы доберетесь? Автобус уже не ходит. Такси здесь не поймаете. Может, переночуете?

Это было уже что-то. Только где ему постелют? На раскладушке в Анюткиной комнате?..

— Не стесню? — ответил он вопросом.

— Анюта! — крикнула мать. — Алексей Николаевич ночует у нас…

Перед сном, пока Ирина Семеновна готовила постели, они сидели с Анютой на крыльце. Он пытался ее обнять. Она увертывалась. И вообще была холодным речным валуном. Неживой женщиной была! Вывернулась из его рук и скрылась в избе.

Он пожалел, что не ушел в гостиницу. Тупо сидел на крыльце, пока не вышла ее мать. Помолчала, облокотившись на перила, затем спросила:

— Ваши-то, наверно, уже соскучились?

Алексей не собирался строить из себя холостяка, и семейная тема была совсем не к месту. Ответил сухо:

— Они привыкли к моим командировкам…

Спал он на узкой Анюткиной кровати. Сама она устроилась с матерью на диване. И маячила перед ним, как сексуальное наваждение.

В Москву он улетел на день раньше срока.

2

Столица бурлила. Народ громогласно, непонятно от кого требовал непонятно что. Ельцин в сопровождении своего крестоносца-охранника всем обещал райскую жизнь. Перестройщики поливали армию помоями. Политуправление пыхтело от натуги, придумывая, как и чем защитить ее от нападок голодных демократов. Придумало. Создало роту военных писателей, чтобы они оперативно прославляли доблестные вооруженные силы.

В нее рекрутировали и Алексея.

Новая служба оказалась непыльной и ненатужливой. Пиши, хоть дома, хоть на рыбалке, хоть в туалете. Приноси готовый продукт и гуляй! Гулять Алексей не собирался: либо тмился от безделья, либо крапал что-то невразумительное.

Прошло больше полгода, как он уехал из Пржевальска. Заноза по имени Анюта уже не беспокоила. Она лишь изредка мелькала в горном далеке, бестелесно и ненавязчиво. Так бы и осталась для Алексея неспетой песней, если б однажды не затрезвонил межгород. Он не признал женский голос, пока не услышал:

— Это мама Анюты.

— Что-нибудь случилось, Ирина Семеновна?

— Анюту уволили.

— А куда же редактор смотрел? — нелепо удивился он.

— Его тоже выгнали. Дом мы продали, уезжаем к сестре в Алма-Ату. Она нашла нам полдома по сходной цене на улице Богенбай-батыра. — Ирина Семеновна сделала паузу, явно намереваясь сообщить что-то еще. Он ждал. Она сказала: — Анюта переживает, Алексей Николаевич. Напишите ей, подбодрите. Я вам сейчас алма-атинский адрес продиктую…

Письмо он написал чисто дружеское. В конце не удержался: пригласил Анюту в Москву. По инерции пригласил, намекая на свое постоянство. А на приезд и не рассчитывал. Однако адрес дал — «до востребования».

Каково же было его удивление, когда через месяц почтовая барышня протянула ему конверт. В нем была всего лишь Анютина записка: купила билет, поезд…, вагон…

Алексей даже растерялся. Где поместить гостью? Цены в гостиницах так взлетели, что никаких штанов не хватит. Да и на мели он сидел. Зарплату семья съедала. С гонорарами везде был облом… Разве что на дачу к Рязанцеву?.. Друг у него экономил на всем, вернее, не друг, а его жена Валентина — вот и возвели на полученном от редакции участке халабуду, в которой летом вполне можно было спрятаться от дождя. Но поедет ли туда с ним Анютка? Она же — холодный речной валун! Однако не глупая, должна соображать, чем это кончится.

Выхода все равно не было. Забрал у Рязанцева запасные ключи от халабуды. Выцыганил у его жены триста рублей до получки. Заранее завез на дачу продукты, выпивку и даже, на всякий случай, свое рыбацкое снаряжение. Дома сказал, что уезжает в командировку. И отправился на вокзал встречать гостью.

Она вышла из вагона с легким чемоданчиком, неуверенная, растерянная и сильно похудевшая. Только родинка на губе осталась прежней. Поздоровались они за руку, словно малознакомые люди. Пошли по перрону. И впервые Алексей не знал, о чем говорить. У входа в метро произнес с вопросительной интонацией:

— Едем на дачу к моему другу.

— Там кто-нибудь есть?

— Только ты и я.

Она обречено промолчала…

На даче они сидели за неустойчивым, покрытым пестренькой клеенкой столом. Ели. Пили коньяк. Анютка храбро и с заметным отвращением выцедила две рюмки.

— Не могу больше, — проговорила.

— А ведь нам придется вместе спать, Анюта.

Она вспыхнула. Кинула обреченный взгляд на кровать с панцирной сеткой. Опустила голову. Произнесла полушепотом:

— Знаю…

В комнате было темно, как в берлоге. Позже, когда уже произошло то, что и должно было произойти, он пожалел, что не видит ее лица. Не мог взять в толк, как же она дотерпела до тридцати с лишним лет и не познала мужчины? Как же решилась вот так, вдруг, в чужом городе и без надежды привязать к себе самого первого?..

Какое-то время оба молчали. Потом он, стараясь ее не встревожить, спросил:

— Почему ты пошла на это, Нюрочка?

И стал гладить ее лицо и волосы — похоже, баюкал ребенка.

— Мне стыдно, — прошептала она.

— Все будет хорошо, — сказал он, понимая, что хорошего ей ждать неоткуда.

— Я люблю вас.

— Теперь-то зачем на «вы»?

— Не знаю.

Его тревожил еще один вопрос. Но он опасался напугать ее. А спросить надо.

— Ты не боишься забеременеть?

— Пусть.

— Как пусть? У меня же семья, Анюта!

— Я сама воспитаю.

— А мама что скажет?

— Она уже сказала: если в доме нет детского смеха, в нем поселится ужас…

Они не покидали дачу трое суток, пока не съели даже запасы Рязанцевых. В субботу должны были приехать хозяева. Узнав об этом, Анюта впала в панику. Знакомство с посторонними людьми пугало ее, как косулю, почуявшую охотника. И как за спасительную соломинку, она ухватилась за его предложение сбежать на это время на рыбалку.

Остров с заповедной заводью пришлось отставить. До него надо было добираться два часа на электричке и три — пешком с рюкзаками. Комфортнее — с Речного вокзала на катере. Он ни разу не был на людном Пестовском водохранилище, но знал, что красивых мест там хватает…

Сошли они на безлюдной пристани с голыми болотистыми берегами. А на той стороне густел сосновый бор, виднелись песчаные бухточки. Надо было искать оказию, чтобы переправиться.

Оказия в виде прогулочного катера сама подтарахтела к причалу. Моторист неожиданно предложил:

— Садитесь.

— Сколько возьмешь? — спросил Алексей.

— Шутить изволите? — осклабился тот. — Роберт Леваныч и так вас заждался.

Кто кого заждался, Алексей выяснять не стал. Забросил в катер рюкзак, снасти и палатку, усадил на корму Анютку и сам уселся, приобняв ее.

Моторист правил почему-то наискосок, туда, где виднелись в соснах нарядные строения. И не успели они очухаться, как показался аккуратный причал, какие-то люди на нем. Пришвартовались. Перевозчик почтительно доложил чернокудрому молодцу в адидасовском костюме и с биноклем:

— Так что доставил, Леваныч.

— Прошу! — произнес тот и галантно подал Анюте руку.

Моторист выставил на пирс их рыбацкие причиндалы. Адидасовый молодец недоуменно поглядел на них. Протянул Алексею поросшую черными волосами руку:

— С прибытием, Алексей Альбертович! — его явно принимали за кого-то другого, но по имени получилось в яблочко. — А где же Борисыч?

Алексей слыхом не слыхал ни про Борисыча, ни про Альбертовича, но не признаваться же в этом!

— Борисыч задерживается по о-очень, — с нажимом и намеком произнес он, — уважительной причине. А меня, Роберт, называй просто по имени.

— Понимаю, — заулыбался Адидас. — Комнаты готовы. Телевизор заменили. Уха ждет. Сауна, как и заказывали, вечером.

Анютка с испугом взглядывала на Алексея, явно не понимая, что происходит. Он тоже не понимал, но кивнул ей ободряюще. И соображал, как выкрутиться.

— Мы с подругой решили по рабоче-крестьянски, — сказал небрежно, — в палатке. Даже с собой вон прихватили, — кивнул на рыбацкие пожитки. — До приезда Борисыча.

— Зачем так, дорогой Алексей? — возражающе произнес хозяин.

— Надоели стены и сауны! Душа простора жаждет!

— Простор организуем. В заказник определим.

— Никаких заказников! Дикарями! Сам должен понимать, Роберт.

— Понял. — И скомандовал кому-то из помощников: — Подготовьте двушку! И все, как полагается! — Повернулся к Алексею: — Первую для Борисыча держим, не признает других.

Лодка под номером два оказалась сухой и небесно чистой, как из магазина. В кормовой отсек были загружены две картонные коробки, в носовой — свернутый рулоном двуспальный надувной матрас.

Алексей усадил на корму Анюту, покидал в лодку рюкзаки и спиннинги и сел за весла. Адидас помахал им, и они отчалили от пирса.

Когда отплыли, Анюта испуганно проговорила:

— Нас же приняли за других. Выяснят — побьют!

— Отбиваться будем, Нюрочка, — храбро пошутил он, однако спокойствия не было.

Высадились на песчаном мысу. Алексей поставил под соснами палатку. Распотрошил презентованные адидасовым Робертом коробки. В одной оказалась посудная утварь, в другой — коньячный набор и куча банок с иностранными этикетками, судя по всему, со склада гуманитарной помощи. Во времена Горбачева съедобные подачки за проданные державные секреты были популярны. Не успел он рассортировать продовольственное богатство, как услышал звук мотора и увидел направлявшийся к ним катер.

— Разоблачили, — потерянно произнесла Анютка и начала торопливо укладывать продукты обратно в коробку.

Однако то был всего лишь их знакомый перевозчик.

— Начальник мебель прислал и дрова для костра! — прокричал он, причаливая.

Навыбрасывал на берег ворох березовых поленьев. Вынес к палатке раскладной стол и три матерчатых кресла. Одно было явно лишним.

Чудеса продолжались и вечером. Алексей исхитрился наловить рыбьей мелочи и сварить уху. Анюта собрала на стол. Они уселись в кресла, ровно белые люди под пальмами. И тут объявился сам Адидас. Пришел по берегу. На шее тот же бинокль, в руках фонарь-прожектор.

— Борисыч так и не приехал, — сообщил с печалью в голосе.

— Обстоятельства! — со значением ответил Алексей.

— Знаю эти рыжие обстоятельства.

— Что поделать, красота требует жертв.

— Вах! — скривился Адидас. — Женщина без тела, что петух без голоса.

Он сам раскупорил коньяк и возложил на себя обязанности тамады. Первый тост поднял за Борисыча. И вообще тот незримо присутствовал в продолжение всего берегового ужина, на котором Алексей оказался в роли его полномочного представителя.

— Напомни ему, дорогой, про машину и холодильную камеру, — попросил Адидас после очередного тоста.

— Обязательно.

— И с актами на списание пусть поторопится, пока в отчетности бардак.

— Акты уже подписаны и утверждены! — погнал волну подвыпивший Алексей.

— Ну?! — оживился Адидас. — На оба катера?

— На оба.

— Чего же молчал, дорогой?

— Об этом должен был объявить сам Борисыч.

— За такой сюрприз полагается…

Перед тем, как отбыть на базу, он спросил:

— Может, завтра сауну?

— Нет. Мы уезжаем. Тем более Борисыча рыжая вобла не выпустила. Добросишь до пристани?

— Вах! Как есть — вобла!.. Когда вам транспорт?

— К девяти…

Анютка как-то разом успокоилась. И даже раскрепостилась, обнимая ночью Алексея. И впервые назвала его на «ты»…

Адидас появился в срок. Передал для Борисыча аккуратно упакованную коробку, как потом оказалось, с двумя глиняными бутылками рижского бальзама и двумя — коньяка «Ахтамар». И Алексею вручил глиняную бальзамную бутылочку. Пригласил приезжать в любое время. Скомандовал мотористу:

— К «Голубому заливу»!

Высадившись на пристани, они перевели дух. Освобождено помахали вслед катеру. И когда тот скрылся за поворотом, потопали, нагрузившись, в сторону боровой сопки. Там они спокойно прожили еще трое суток. Пили мягкий коньяк «Ахтамар», ели уху и адидасовы деликатесы. И обпивались чаем с рижским бальзамом.

Через девять месяцев в Алма-Ате родилась Аленушка…

Покушение

1.

После телефонного разговора с дочкой его дни были заполнены хлопотами. Алексей бестолково шатался по бутикам, покупая для Алёнки то, что на его взгляд, было ей необходимо: дубленку, кроссовки, костюм с красными оборками, трубку сотового телефона с фотокамерой. И еще — официальные подарки. Ирине Семеновне — шерстяную вязаную кофту, Анюте с Аленкой — золотые цепочки со знаками зодиака.

И тут обнаружил, что денег у него не осталось даже на билеты. А надо было их много, чтобы оставить дочке на учебу в институте. Одних знаний теперь для этого мало, нужны средства, чтобы оплатить занятия. Дожили, даже образование для детей зависит от толщины кошелька!

Алексей не знал, где раздобудет приличную сумму, но почему-то это его не тревожило. Был уверен: придет час, и деньги появятся.

С такими мыслями он вышел из «Детского мира». И уже шагнул под арку, чтобы нырнуть в метро, когда ощутил спиной чей-то вороватый взгляд. Остановился у входа в подземку, оперся о колонну, оглядел заполненный торговцами пятачок. Сигнал тревоги шел от кучки зевак, сгрудившихся подле наперсточника.

Он неторопливо подошел к толпе и тут же уловил: «Никак клиент лопухнуться решил напоследок!». Мысль эта оформилась в черепушке у парня, стоявшего сбоку, и явно относилась к Алексею. Но почему «напоследок»?.. Он, не маскируясь, оглядел сигнальщика. Назвать его парнем было, пожалуй, уже поздно. Лет тридцати с малым гаком, в приличном прикиде полуспортивного покроя, длинноволосый, но с аккуратной прической, в очках в массивной оправе. Судя по внешности, творческий работник.

«Чего это он уставился? — услышал Алексей. — Вроде как заподозрил!». Однако его лицо выражало лишь неподдельный интерес к наперсткам и к очередному лоху.

Понимая, что потащит наемника за собой, Алексей, не оглядываясь, двинулся к входу в метро. В душе не было ни беспокойства, ни опаски, хотя мелькнувшее в голове «творческого работника» слово «напоследок» имело только одно толкование. Кому-то Алексей не понравился. Причем настолько сильно, что этот кто-то решил от него избавиться. И подослал интеллигентного спеца «по несчастным случаям».

Алексею захотелось сказать ему: «Не глупи, дурачок! А то ведь и сам окажешься „напоследок“!». Но тот был вне поля зрения и объявился лишь на подземном перроне.

На станции «Кузнецкий мост» всегда столпотворение, в центр столицы стремятся все приезжие. Даже в эту послеполуденную пору толпа бурлила, суетилась на перроне поближе к вагонным дверям. Наемник вклинился в толчею и оказался за спиной Алексея. Все было ясно, как божий день. Сейчас покажется состав, задние поднапрут на передних, и Алексей полетит на рельсы перед самым носом поезда.

А локомотив уже полоснул фарами по облицовке станции, выскочил из тоннеля и неотвратимо приближался. «Пора!» — услышал Алексей. Прижав сумку с покупками, он резко сдвинулся влево в тот самый момент, когда напружинившийся «интеллигент» с силой двинул плечом, намереваясь толкнуть его в спину. Наверное, инерции ему добавила толпа. Оказавшись на самом краю платформы, он судорожно взмахнул руками и беззвучно рухнул прямо под колеса. Запоздало взвизгнули тормоза локомотива. Толпа ахнула и попятилась.

Алексей ничего не слышал. Для него приглушенно заиграла музыка, будто выплывавшая из глубины теплого озера. Он сидел на берегу один, зная, что женщина со странным именем Оника в этот раз не появится. Но голос ее продолжал звучать, как и прежде.

«Добро и насилие ходят рядом». Он мог бы ответить, что добро должно быть с кулаками. Так говорят на Земле. Но она его не слышала. «Чрезмерная жалость наносит вред». Конечно, жалость не всегда полезна, думал Алексей. От нее — попустительство и вседозволенность.

— Пр-рашу разойтись!

Лейтенант милиции в сопровождении краснофуражечной дежурной расталкивал толпу. Люди отхлынули и замерли. Только продолжал всхлипывать малыш.

Алексею было наплевать на смерть наемника, хотя жаба сожаления на миг и толкнулась в грудь. Толкнулась и исчезла. Он не стал ждать, когда на ветке восстановится движение. Перешел на противоположную платформу и поехал в обратном направлении, чтобы перейти на кольцевую линию.

2.

Клим переминался с ноги на ногу. Похожий на раздувшуюся бочку Юсуп делал вид, что в упор не замечает его. Сидел за столиком в пустом ресторанном зале казино, запускал столовую ложку в огромный торт и лопал его, ровно бы хлебал суп. Зад его едва умещался в кресле, жирные щеки подрагивали в такт челюстям. Короткие пухлые пальцы, унизанные перстнями, лоснились от крема. Наконец, он рыгнул и повернулся к Климу:

— Шурши! — повелел.

— Промахнулся Интеллигент. Сам, типа, влетел с разбега на рельсы.

— Свинячье ухо! — рыкнул Юсуп. — А этот, Утопленник?

— Слинял.

— Куда?

— Я с Интеллигентом остался.

— Его же задавило!

— Ну да. Я глядел, как его вытаскивали.

— Масла в твоем калгане нет! И баксов тебе нет!

Юсуп погрузился в мрачное раздумье. Откуда взялся этот похороненный утопленник? Соседи видали, как закапывали, а он живой!.. Заманил смотрящих за уродами в парк, а там, как они сказали, их поджидали еще четверо. Почему Утопленник с них штаны снял? Для понта?.. Откуда он знает Клима? Этот придурок доложил, что тот знает и его самого… Зачем Утопленник ходил в больничку к писаке, который расколол стриптизершу?..

Юсуп смерил Клима презрительным взглядом:

— Бери Жилу — и делайте стриптизершу. Упустите — на кол конкретно посажу!

Клим на полусогнутых удалился.

Юсуп еще пару раз ковырнул ложкой торт. Ему всегда становилось не по себе, когда возникали заморочки. А с Утопленником — заморочек выше крыши. Кто за ним стоит? Если он человек свалившего за бугор Американца, то почему отказался от базара? Перетерли бы тему, и делов нет… А если конторщик?.. Не мог Интеллигент сам сигануть на рельсы, кто-то помог ему…

Самым неприятным для Юсупа было то, что придется обо всем доложить Зурабу. Высоко взобрался земляк, во власть втиснулся. Всех подмял и Москву поделил, как пирог. Доложить про Утопленника — значит, признаться, что сам закрыть тему не в силах. Зурабу, конечно, такой абрикос придется не по вкусу, но деваться некуда.

3.

Алексей не стал ломать голову, где взять денег. Позвонил ласковому Бычку:

— Ты еще не раздумал дружить со мной?

— Всегда рад тебя видеть, дорогуша.

— Сегодня тоже рад будешь?

— Сегодня?..

— Я могу и передумать, Антон.

— Где хочешь назначить встречу?

— У тебя в офисе.

— А может, в кабак забуримся?

— Нет, у тебя. Приготовь на всякий случай пять штук зелёных.

— Не много ли, дорогуша?

— Когда встретимся, решишь: много или мало. Буду у тебя в 16.00.

На этот раз издательская приемная пустовала. Антон Бычевский, увидев вошедшего Алексея и блеснув влажными глазами, поднялся из-за стола и, распахнув объятия, двинулся навстречу.

— Выгнал секретаршу? — спросил его Алексей.

— Она стучала? — задал тот встречный вопрос.

— И она тоже, — наугад ответил Алексей.

— Как? — издатель сменился с лица. — Неужели еще кто-то?

— Да, еще кто-то.

— Кто?

— Не торопись. Рассказать про твои фирмы-однодневки для сбыта продукции?

В голове ласкового Бычка мелькнули два названия: «Гелиос-классик» и «Афина-пресс». Однако тот сумел взять себя в руки и, улыбаясь, сказал:

— А вот тут ты, дорогуша, загнул.

— «Гелиос-классик» и «Афина-пресс».

Бычевский молча встал, подошел к сейфу, открыл его и выбросил на стол перед Алексеем перетянутую резинкой пачку стодолларовых ассигнаций. Сел напротив:

— Можешь не считать: пять штук. Поговорим серьезно?

— Поговорим.

— Откуда информация?

— От твоих сотрудников.

— От кого конкретно?

Алексей ничего не знал ни конкретно, ни, в общем. Но предполагал, что стукач, работавший на конкурентов, все равно есть. Того требовали волчьи законы бизнеса.

— Вызывай в кабинет всех нетворческих сотрудников, — сказал уверенно. — Складских работников — тоже. Скажи, что с ними хочет побеседовать психолог.

— Ты что, стукача только в лицо знаешь?

— Делай, Антон, что говорю.

Издатель вышел и почти тотчас же вернулся.

Через несколько минут кабинет заполнился довольно бойкими молодыми людьми, которые с любопытством уставились на Алексея.

— Отдел менеджмента и рекламы, — представил их ласковый Бычок.

Алексей встал и объявил:

— В коллективе появился засланный казачок. Я знаю его в лицо.

Подошел к сотрудникам отдела, вглядываясь в каждого. Сказал:

— Свободны!

— Ну? — спросил Бычок, когда те вышли.

— Вызывай следующих.

Из бухгалтерии издательства на смотр явились восемь человек. Они тоже услышали от Алексея про засланного казачка. Информацию он снял только с грудастой большеротой кассирши: «Откуда этому психологу знать про лапочку Жеку?»

Остановившись напротив нее, Алексей участливо спросил:

— Как поживает лапочка Жека?

— Кто? — растерянно произнесла она. — Нет! — взвизгнула. — Не-ет! — и выбежала из кабинета.

— Ну, ты даешь! — серьезно и уважительно произнес ласковый Бычок.

— Мы еще не закончили, — отмахнулся от него Алексей.

— Неужели еще есть?

— Вызывай.

— Здесь только начальник складов и два моих зама. Я им доверяю.

— Как хочешь. Я не доверяю.

Издатель сам отправился за доверенными работниками. Те вошли и спокойно уселись в кресла напротив Алексея. Он поглядел на них и спросил:

— Признавайтесь, кто из вас работает против владельца издательства?

Информация пошла сразу от двоих: заведующего складами готовой продукции и от первого зама. Причем, главный кладовщик мыслил спокойно и даже с каким-то чувством превосходства над другими. А первый зам явно намеревался утопить шефа собранным компроматом, чтобы самому занять его место. К нему Алексей и обратился:

— Собранный вами компромат вам не поможет. Считаю, что вы должны подыскать себе другое место работы. А вы, — обратился он к кладовщику, — решайте свои дела вместе с хозяином.

Когда троица покинула кабинет, ласковый Бычок какое-то время сидел, уставившись в стол. Затем поднял искривившееся лицо и сказал:

— Хочу напиться.

— Валяй, — ответил Алексей.

— А ты?

— Мне безалкогольного пива.

— Что так?

— Я уже объяснял, что в Тибете закодировали.

— Меня бы кто закодировал.

Он прошествовал к холодильнику, достал бутылку водки с позолоченной пробкой, две банки невского пива и бутерброды с сыром и черной икрой. Поставил на стол два фужера. Себе набулькал до краев из водочной бутылки, Алексею опростал пивную банку.

— Извини меня за глупости, — сказал и крупными глотками выдул фужер до дна. Вытер губы. Произнес со вздохом: — Ты, конечно, не скажешь, что у вас за контора?

— Не скажу.

— Ментовку тоже под колпаком держите?

— Держим.

— Я так и понял. Мне кладовщика один авторитет вместе с ментовским полковником навязали. Вроде бы и надзор, и крыша.

— Авторитет — Юсуп?

— Ни хрена себе! О Юсупе тоже знаете?

— Знаем.

— И что же вы их не возьмете?

— Рано, Антон. Но дело к этому идет.

— Может, мою фирму крышевать станете?

— Мелочевкой не занимаемся. А информацию копим.

— Страшный ты человек, Алексей. Как я с тобой обмишулился, в толк не возьму.

— Поймешь, когда поумнеешь.

— Между прочим, ты продешевил со своей информацией.

— А мне больше пока не надо.

— Если понадобится, обращайся.

— Может, и обращусь. Одно тебе скажу: выводи капитал из тени. Иначе опоздаешь.

— Подумаю.

Он снова наполнил свой фужер и выцедил до дна.

— Может, к девкам закатимся, как в старые времена? — спросил, заметно опьянев.

— Нет, Антон. Труба зовет.

— Понятно: служба…

Алексей чувствовал себя опустошенным, как после долгой бессонной ночи. На него навалилась усталость, будто целый день таскал тяжелые мешки. Проблема с деньгами была решена, и теперь он хотел быстрее сесть в поезд. Не самолетом лететь, как вначале собирался. А занять полку в двухместном спальном купе и спать все трое суток до Алма-Аты. Однако в Москве оставалось еще одно дело: данное Рязанцеву обещание. Предстояло узнать, жива ли стриптизерша Лолита. Это можно будет сделать завтра.

Дома он застал Олега, покинувшего на сутки свою пассию, чтобы обозначиться перед родителями. Сын наворачивал блины с красной рыбой и косил глазом на экран телевизора. Вещала дикторша, не оставлявшая зрителей без ежедневных криминальных новостей. Поздоровавшись с сыном, Алексей присоединился к блинам, улавливая краем уха информацию о пожарах, убийствах и похищениях. Насторожился и уставился на экран, когда дикторша сообщила, что в одном из столичных изоляторов временного содержания обнаружен труп жрицы любви, примадонны популярного стриптиз-клуба.

Сначала шли крупным планом решетки и металлические двери. Затем во весь экран — фотография еще живой стриптизерши: так себе бабенка, даже полновата для своей профессии. Фотографию сменило закрытое простыней тело со сдвинутой в сторону голой ногой. И лишь после этого объявилась дикторша с подробностями.

Примадонна стриптиза выступала в ночном клубе «У Евы» под сценическим псевдонимом Лолита. Обвинялась она в ограблении казино. Накануне, по просьбе адвоката Геннадия Спирина, сославшегося на состояние здоровья подзащитной, была переведена в одиночную камеру. Дикторша предположила, что жрица любви страшилась наказания. Потому и покончила жизнь самоубийством, повесившись на капроновых колготках.

«Сукин сын! — отстраненно подумал Алексей в адрес адвоката Гены. — Подсуетился, чтобы повесили бабу. — Короткая у проституток жизнь».

Финансовая соседка

1

В спальном купе фирменного поезда «Москва — Алма-Ата» Алексей оказался вдвоем с полной молодящейся дамой. До его появления она успела облачиться в шелковый павлиний халат. Поезд тронулся, и дама принялась потрошить пузатый баул. Выложила на столик жареную курицу, хлебный батон, огурцы, помидоры, соль и все, что требуется для обильной трапезы. И извлекла из баула бутылку молдавского «Аиста». Спросила:

— Как насчет коньячку для знакомства, сосед?

— Не пью, — отказался Алексей.

— Даже одну рюмашку?

— Даже одну.

— Первый раз встречаю непьющего мужчину. Вы до Алма-Аты?

— Да.

— Я тоже. Трое суток нам вдвоем с вами ехать. Как вас звать-величать?

Не надо было никакого напряжения, чтобы поймать ее поползновения. Алексею стало тоскливо, но все же, скрепя сердце, он назвал себя по имени.

— А я — Майя. Но Майя — только для близких. На работе — Майя Эдуардовна. Вы в командировку?

Алексей внутренне чертыхнулся: надо же, как не повезло! Липучая бабенка, и намерена на форсаже закрутить дорожный роман. Сухо ответил:

— Нет. Не в командировку.

— По личным делам?

— По личным.

— Наверное, к женщине?

— К женщине.

— А у меня — деловая поездка. Я от коммерческого банка. Понимаете, Алексей, чтобы решить сложные вопросы, нужен профессионал. Я занимаюсь кредитами.

Ему было наплевать на кредиты, финансовых профессионалов, и он сказал ей:

— Извините, мне нужно на некоторое время удалиться. Я должен сбросить одного недобросовестного кредитора с поезда.

Она сначала не поняла. Затем ее глаза округлились:

— Что вы сказали?

— Не беспокойтесь, вас я не трону. Пейте, отдыхайте, — и вышел.

За вагонным окном проплывали здания и платформы электричек. Мелькнуло название станции «Новая», от которой до дома Алексея было десять минут хода. Поезд проскочил станцию «Выхино» и московскую Кольцевую дорогу. Началось лесистое, уже сбросившее нарядный багрянец Подмосковье.

Он стоял и бездумно глядел в окно, пока не ощутил затылком чей-то взгляд. Скосил глаза и увидел, как захлопнулась дверь купе, расположенного у туалета. Усмехнулся: «И здесь пасут». Открытие не обеспокоило Алексея, он уже привык к пастухам.

Стало уже темнеть, когда поезд прогрохотал по мосту через Оку. Здесь он обычно высаживался с электрички и шел с рюкзаком по берегу к своему любимому острову, где, непонятно почему проспал, чуть ли не три месяца. Представил песчаный мысок, скрытый от посторонних глаз зарослями тростника, свою одноместную палатку на легком взгорке…

Он откатил дверь своего купе. Молодящаяся дама спала поверх одеяла с открытым ртом и слегка похрапывала. Атласный павлиний халат задрался, оголив дрябловатые, но еще крутые ляжки. Остатки ужина заполнили весь столик, в центре которого красовалась ополовиненная бутылка «Аиста».

Он брезгливо поморщился.

Поднял свалившееся на пол полотенце попутчицы и накрыл им столик. Разобрал свою постель, включил ночной свет и улегся, не сомневаясь, что мгновенно провалится в сон. Однако желание спать улетучилось. Под стук колес воображение рисовало говорливые речные перекаты, тихие плесы и зеленые берега. Непонятно было, то ли это места, где он когда-то побывал, то ли незнакомые, навеянные тягой к бродяжничеству.

Так было, пока мысленный экран не заполнило серьезное и умненькое лицо Алёнушки, он так редко навещал в последние годы.

О том, что Аленушка родилась, ему позвонила Ирина Семеновна. Он пообещал приехать, но постперестроечная смута ввергла его, как и большинство граждан бывшей великой державы, в нищету. Самые пронырливые торопливо грабили страну, в то время как два партийных босса, вознесенные на вершину власти, озлобленно грызли друг друга.

Примерно через неделю после звонка Алексей увидел сон, в котором ему снова явилась иссык-кульская цыганка с темным бесстрастным лицом. Она взяла его ладонь, глянула на нее и сказала шепотом:

— Спасай дочерь. Она твое порождение.

Утром он позвонил Анюте и настойчиво посоветовал показать Аленушку врачам. Через два дня она сообщила, что у дочки возможен церебральный паралич, и она вряд ли когда сможет ходить.

Алексей продал какому-то кавказцу свой именной инкрустированный кортик, врученный ему в свое время министром обороны как лауреату литературной премии. Обежал всех знакомых, занял, у кого сколько можно. И прилетел в Алма-Ату.

Улица Богенбай-батыра, была в советское время улицей Кирова. Она тянулась через весь город и терялась в предгорьях Алатау. Дом располагался в самом ее конце.

Встретила Алексея Ирина Семеновна. Анюта с трехмесячной Аленкой лежали в больнице.

— Там очень хороший доктор, — сказала она. — Многих детей на ноги поставил. Нам повезло, успели попасть к нему. Его пригласили работать в Германию, и он через полтора месяца уезжает. Анюта извелась вся. Икру бы для нее купить, но с деньгами туго.

— Купим икру, — ответил Алексей. — И доктору заплатим.

В тот же день он побывал в больнице, передал через медсестру две банки черной икры и пять пакетов разных соков. Встретился с врачом и вручил ему двести долларов.

— У вашей дочки послеродовая травма. Виноват акушер, — сказал он. И успокоил: — Надеюсь, что выправим. Ей сейчас необходимы уколы церебролизина, у нас его нет. В аптеках тоже не найдете, только на еврейском рынке.

— Добудем, — заверил Алексей.

— После выписки ребенку потребуется постоянный массаж. И врачебный контроль до двенадцати лет…

Прав был врач: церебролизин оказался в большом дефиците. Однако на рынке Алексею показали пожилого еврея с печальными глазами. Выслушав просьбу, тот спросил:

— Для ребенка?

— Да.

— Приходите в это же время завтра.

На другой день он вручил Алексею три упаковки с лекарством. И даже почти не сбарышничал.

Через полмесяца Алексей привез Аленку и Анюту из больницы.

С пристальным вниманием вглядывался он в лицо дочери, пытаясь уловить свои черты. У нее заметно выдавался вперед лобик, и покрытая пухом головка казалась несоразмерно большой. Аленушка не плакала, не кричала, как другие груднички, требуя материнского молока. Анюта каким-то образом угадывала ее желание. Выпрастывала из-под кофточки отяжелевшую грудь и совала коричневый сосок в маленький ротик дочки…

От воспоминаний Алексея отвлекло шевеление на соседней полке. Он приоткрыл глаза и увидел, что попутчица спустила на пол голые ноги в мохнатых тапочках с помпонами. Не глядя, протянула руку к столику, нащупала коньячную бутылку и глотнула из горла. Так же, не глядя, поставила бутылку и встала. Расстегнула халат — лифчика на ней не было. Сдавила несколько раз пухлыми пальцами могучие груди. Цепко оглядела Алексея. Хрипло спросила:

— Спите?

Он не откликнулся и тут же уловил невысказанное: «Чурбак! Неужели, в самом деле, убил какого-то финансиста?.. Убил — и спокойно дрыхнет!»

Она откатила скрежетнувшую дверь купе и прошлепала в сторону туалета.

Несколько мгновений Алексей лежал с открытыми глазами, ощущая, что все мысли куда-то исчезли. Затем на него мягким кулем навалилась тяжелая дремота, и он погрузился в небытие.

— Ты донор, — беззвучно сказала Оника.

— Не понимаю, — послал он ей ответ.

— Тебе знакомо понятие «вампир»?

— Да. Он перегрызает человеку горло и пьет его кровь.

— Вульгарное понимание. Это болезненное отклонение особи от нормы. Вампиризм — потребление чужой энергии. Потребитель крадет ее у донора.

— Можно отличить донора и потребителя по внешнему виду?

— Можно, но не всем. Ты сможешь отличить. По поведению. Метка вампира — себялюбие, склонность к тирании, потакание своим страстям.

— Я тоже потакал своим страстям.

— В каждом человеке уживаются белое и черное. В тебе доминировал донор, и чужой энергией ты не пользовался.

— Как же я восполнял ее?

— Из галактики. Но не всегда успевал это сделать. Потому что нечасто посещал узел координат.

— Я не знаю, где он находится.

— На твоем Острове.

— Ты сказала, что энергию крадут.

— Да. Но отбор энергии происходит незаметно. Теперь у тебя не смогут красть ее. Но подконтрольно и добровольно сможешь отдавать сам.

— А раньше?

— Ты передал новой жизни не только биологический ген. Но и неосознанно перекачал в нее свою энергию, которая уничтожила вирус разрушения…

Алексей уставился в вагонный потолок и попытался вспомнить свой короткий сон. Он был уверен, что ему привиделось что-то очень важное. Но воспоминание не давалось. В затылке покалывало, однако неприятных ощущений это не вызывало. В сознании мелькали и ускользали чьи-то тени.

Он собрался с силами и сосредоточился. Вагонный потолок стал медленно отодвигаться и окутываться белой дымкой. В этой дымке смутно замаячило женское лицо, показавшееся ему незнакомым и знакомым одновременно. У женщины были зеленоватые волосы, полные чувственные губы и кошачьи глаза. Она пристально глядела на него, и вдруг он явственно услышал:

— Ты передал новой жизни не только биологический ген…

Вот оно! Именно эти слова он слышал в коротком сне. Но это не всё! Знакомая незнакомка напомнила лишь малую часть, только то, что касалось Аленушки.

В первую ночь после выписки из больницы Анюта уложила Аленку с собой.

— Не сердись, — сказала она Алексею, улегшемуся из-за отсутствия другого места на полу, подле их кровати, — я не могу оставить дочку одну.

Алексей слышал ее ласковое бормотание, угадывал дочкино шевеление. Не выдержал и предложил:

— Давай поменяемся местами, Анюта.

Она не сразу согласилась, но все же уступила ему место рядом с дочерью.

Минут через десять спросила:

— Она заснула, Алеша?

— Спит.

Аленка лежала, уткнувшись головкой в его плечо. Правой рукой он поглаживал ее спинку. Возле шейки ощущал пальцами исходивший от тельца жар. Осторожно, легким прикосновением, он потирал это место, и жар уходил, ровно бы перетекал в Алексея.

В тот приезд и Анюта, и он сам удивлялись тому, что рядом с матерью Аленка беспокойно ворочалась, но стоило отцу взять ее на руки, как она сразу успокаивалась.

Зря напугала участковая врачиха инвалидной коляской. Пошла Аленушка, когда ей исполнился год. Произошло это в следующий приезд Алексея, когда ушлый издатель Бычевский заплатил разовый гонорар за книжку о рыбалке.

Он привез в Алма-Ату больше тысячи долларов и настойчиво посоветовал Анюте купить сравнительно дешевый контрабандный компьютер и поступить на бухгалтерские курсы. Набирающий обороты дикий рынок не мог обойтись без финансовых работников.

Свой первый шаг Аленка сделала, когда они были вдвоем в комнате. Алексей поймал ее, готовую шлепнуться, она радостно засмеялась и выскользнула из рук…

Вернувшись в тот раз в Москву, он понял, что его, приличная по советским меркам офицерская пенсия, превратилась в пшик. Инфляция ежедневно откусывала от нее такие куски, что деревянных рублей едва хватало на хлеб. В такой ситуации о новой поездке к дочери оставалось только мечтать. Надо было как-то выкручиваться. Он устроился грузчиком на оптовом рынке. Его ежедневный заработок был равен пенсии.

Базарные заработки кончились в одночасье, когда хозяину кто-то капнул, что новый работник из писак. Алексей сам был виноват, сболтнул за выпивкой работягам.

— Мине риклам не надо, — сказал хозяин-азербайджанец. — Писать будешь — сильно обижать станем. Зло не имей. Возьми вот два бутылка…

Зла Алексей не имел. Хозяин был, в общем-то, неплохим мужиком.

Сэкономленных денег все же хватило на новую поездку к Аленке. Анюта уже работала бухгалтером и могла оплачивать массажистку для дочери. Ей шел третий год. Спустя пару дней после встречи Аленка сказала:

— Не хочу, чтобы тетя давила спину. У нее руки злые. Ты, папа, сам делай мне массаж.

Он три раза в день мял ее тельце, хотя и не знал, как правильно массажировать. Пальцы сами находили, где погладить, а где — прокатать позвонки. Никаких усилий он не прикладывал, а на лбу выступала испарина.

Теперь Алексей этому не удивлялся. Почему — не мог объяснить. Просто знал, что так и должно было происходить…

2

Разбудили Алексея запах кофе и сосущее чувство голода. Кофе пила соседка. От курицы остались одни кости. Пустая коньячная бутылка стояла под столиком.

— Доброе утро, Майя Эдуардовна! — поприветствовал соседку Алексей.

— Доброе, — равнодушно буркнула та.

Желудочный подсос назойливо посоветовал ему посетить вагон-ресторан. Игнорировать совет не было причины.

Похоже, посетители не особенно баловали вниманием общепитовскую точку на колесах. Заняты были только два ресторанных столика. За одним опохмелялась водкой и пивом компания из трех угрюмых мужиков, за другим — лениво двигала челюстями респектабельная парочка. Алексей занял угловой столик. Несмотря на отсутствие клиентов, ждать официантку пришлось минут пятнадцать. Она объявилась распаренная, как после бани, и с пятнами пота подмышками. Отвратное зрелище на фоне пищи!

Он заказал овощной салат, отбивную с картофелем фри и кофе.

— Всё? — сурово поинтересовалась официантка.

— Всё.

В ее голове промелькнуло: «Трезвенник паршивый! Салат зачем-то заказал! — в ее мыслях тут же нарисовались бутылки паленой водки, дожидавшиеся клиентов в укромном уголке кухни. — Разбанковать бы, пока хозяйка с начальником поезда валандается!»

У каждого своя коммерция, отстраненно подумал Алексей и принялся за еду. На секунду его отвлек появившийся у буфетной стойки хлипкий и егозливый мужичонка в вельветовых штанах, топорщившихся на узкой заднице и пестрых кроссовках. Купил у буфетчика бутылку пива и уселся за соседний столик лицом к Алексею.

Уловить шевеление его прямых извилин не составляло труда: «Пускай Керим обхаживает старую тёлку, а я пивка попью. Утопленник, вот он, перед глазами».

Вот и пастухи объявились, подумал Алексей. Тащить их за собой на улицу Богенбай-батыра, конечно, ни к чему. Проблему придется решать заранее, еще до Алма-Аты. Как решать — будет видно. Не спеша, он прикончил поздний завтрак, расплатился с потной и недовольной официанткой и двинулся в свой вагон. Дверь его купе была распахнута. Из нее с чемоданом вывалился грузный, широкоплечий и лысый мужик с выпирающим пузом, явно бывший борец. Нижняя губа на его багровом лице наползала на верхнюю, отчего его физиономия напоминала морду постаревшего бойцовского пса.

Следом за ним из купе выплыла Майя Эдуардовна со своим продуктовым баулом.

— Перехожу в другое купе! — заявила она.

— Очень жаль, — съерничал он.

— Поздно жалеть! — ее голос прозвучал вызывающе и даже горделиво.

«Так, в расклад внесены коррективы. Керим взваливает на себя обузу в виде Майи Эдуардовны и освобождает место для егозливого любителя пива».

Тот не заставил себя ждать. Просунул лисью физиономию в дверь, сказал: «Привет!», ввинтился в купе и затолкал свою сумку под лежанку. Объяснил:

— Ваша соседка на мое место перешла. К кавалеру. А я, значит, сюда.

А в голове его провернулось: «Калган у Керима варит. Теперь Утопленник никуда не денется. Подсыплю ему в пойло порошок, а, как уснет, в барахле пошарю. Может, какие бумаги найду. За бумаги Юсуп добавку обещал». Алексей усмехнулся.

— Коли уж мы соседи, — сказал, — давай знакомиться.

— Само собой. У меня для знакомства пузырек есть, да еще пара пива. — Протянул Алексею вялую ладонь с наколотыми на пальцах перстнями: — Серый. Серёга, значит.

— А я — Утопленник, которого вы с Керимом пасете.

В голове у владельца пузырька заметались панические мысли: «Откуда он узнал? Кто продал? Никто не знал, кроме нас и Юсупа! И пушки с собой нет, только финка».

— Н-не понял, — произнес он с заиканием.

— А чего понимать? Юсуп приказал, заплатил, вы и помчались за мной.

— К-какой Юсуп?

— Не придуривайся, Серый. Мои люди давно могли выкинуть вас обоих с поезда. Я тебя, дурачка, пожалел. Пушек у вас при себе нет. Вам их должны в Алма-Ате передать.

Незадачливый посланец Юсупа впал в ступор.

— Финку, что у тебя в кармане, давай сюда. Ну?

Тот заторможенным движением выложил на стол выкидной нож и съёжился.

— Так что, Серый, сиди пока в купе и не рыпайся. Понял? Не слышу ответа!

— Как есть, понял.

— Видишь плафон на потолке?

Тот испуганно поднял вверх голову.

— Заклепку рядом тоже видишь?

— Ну?

— Это глазок видеокамеры. Любое твое шевеление мои бойцы заметят на экране. Усек?

Тот торопливо кивнул в знак согласия.

— Когда скажу, свалишь с поезда и поедешь обратно.

— Я — это, п-пустой, как есть. У меня только пачпорт. В натуре. Бабки у К-Керима в барсетке.

— Сходишь завтра к ним со своим пойлом в гости. Не вздумай сам выхлебать его. Подсыплешь ему и старой кошёлке в стаканы порошок, который мне собирался подсыпать.

При этих словах владелец порошка передернулся и непроизвольно схватился за карман. Алексей продолжал:

— Когда они отключатся, забирай деньги и сюда. Барсетку не трогай, только бабки. На первой станции сойдешь, если хочешь остаться живым.

— А Керим?

— Скажешь Юсупу, что его спецназовцы сбросили с поезда.

— Ик!

— Хватит икать, ложись и заглохни…

День прошел спокойно. Сопровождавший поезд дождь кончился, и в вагонное окно заглядывало тусклое солнце. Новый попутчик беспокойно ворочался на своей полке. Иногда взглядывал украдкой на потолочную заклепку и отворачивался к стенке. Не ел и не пил. Только выползал дважды в туалет, испрашивая предварительно разрешения.

Алексей несколько раз выходил в коридор. Лесистый пейзаж за окном сменился широкими полями с одинокими облетевшими рощицами. Поезд шел по Оренбуржью. Ни Керим, ни бухгалтерша Майя из купе не показывались. Лишь ближе к вечеру, когда по вагону проходила ресторанная громкоголосая деваха с судками, дверь их купе приоткрылась. В проеме нарисовался багроволицый Керим, подозвал деваху и повелел:

— Притащи нам две бутылки водки и четыре порции шашлыка.

— В момент, — ощерилась та.

Все складывалось, как надо. Утром дорожным любовникам понадобится опохмелка. Серый и явится к ним с пивом и водкой. Вот радости будет!

Ночь Алексей спал вроде и спокойно, но какая-то часть мозга бодрствовала и держала под контролем егозливого попутчика с лисьей физиономией. Хотя нужды в этом, в общем-то, не было. Того заботило лишь одно: смыться с поезда живым и как можно быстрее. Забылся он только под утро. Во сне мычал, постанывал, матерился. Может, видел, как летит под откос, выброшенный из тамбура бойцами невидимого фронта.

Очнулся он лишь после Илецка в пограничной зоне, когда служивый в зеленой фуражке, уже успевший шлепнуть штамп на паспорт Алексея, бесцеремонно похлопал Серого по плечу. Тот, как ошпаренный, оторвал голову от подушки и сел, чуть ли не по стойке «смирно».

— Документы! — сухо потребовал пограничник.

Дрожащими руками Серый достал из глубокого кармана джинсовой рубашки паспорт и угодливо протянул стражу границы. Тот с тщательной придирчивостью пролистал документ. Пару раз с нескрываемым подозрением взглянул на его владельца.

— Чего трясетесь, гражданин?

— С похмелья он, — объяснил Алексей. — Перебрал вчера в ресторане.

Пограничник не обратил на его реплику никакого внимания. Выглянул в коридор, позвал кого-то. В купе появился расплывшийся от переедания таможенник с каким-то прибором на длинной ручке. Пограничник кивнул на Серого.

— Где ваши вещи? — одышливо спросил таможенник.

Тот с лихорадочной поспешностью вскочил, откинул полку, достал сумку, произнес:

— Тут, как есть.

— Оружие, наркотики?

— Не возим, — подобострастно откликнулся тот.

— Откройте багаж!

В сумке не оказалось ничего подозрительного. Таможенник с сожалением чмокнул губами, затем неуклюже ступил ногами на полки и принялся обшаривать прибором антресоль, потолочный лючок, радиодинамик. Ничего не обнаружил и еще раз сожалеюще чмокнул.

Пограничник с неохотой шлепнул штамп на паспорт Серого.

— Приведи в порядок свою постель, — сказал ему Алексей, когда кордонные контролеры вышли. — И не дрожи, еще казахи будут проверять.

На казахской границе к Серому не стали придираться: он справился с мандражом и уже не трясся при виде фуражек с кокардами. Когда поезд, наконец, тронулся, Алексей напомнил:

— Умывайся и двигай в гости к подельнику!

Тот безропотно подчинился.

Гостевание затянулось. Алексей дважды успел заварить себе кофе, сжевал пачку печенья, предназначенного для пассажиров, а Серого все не было. Взъерошенный и больше обычного суетливый, он появился часа через три. Срок, в который одной бутылкой не обойтись даже при наличии пива. Наверно, Керим сгонял напарника в ресторан за добавкой. Впрочем, детали Алексея не интересовали.

— Сделал, — доложил Серый.

— Барсетку не тронул?

— Не.

— Через полчаса будет остановка. Забирай барахло — и в толпу на местном базарчике! С первым поездом дуй обратно.

Тот открыл рот, намереваясь о чем-то спросить. Алексей уловил его мятущиеся мысли, успокоил:

— Керима можешь не опасаться, в Москву он не вернется.

Серый испарился, едва поезд затормозил. Алексей увидел, как он, крадучись, прошмыгнул в хвост вагона, не хотел, видимо, светиться напротив окна бывшего напарника. Алексей не собирался выходить на перрон, но соблазнился вареной картошкой и огурцами, которыми бойко торговали две старушки. Спрыгнул с вагонных ступенек, огляделся. Серого и след простыл. Кроме картошки и огурцов, Алексей купил у пожилой казашки теплый лаваш, десяток помидоров и два пирожка с капустой. Дождался, когда поезд тронулся, и принялся за трапезу.

3

За окном плыла бескрайняя казахская полупустыня.

Ни кустика, ни саксаула — лишь шапки перекати-поля да белесые пятна солончаков — природные ловушки для лихих автолюбителей — охотников за сайгаками. Изредка попадались одинокие верблюды, гордо взиравшие на достижение цивилизации — мчавшийся в пустынной тишине поезд.

В советские времена Алексею приходилось несколько раз проезжать по этой дороге, с командировочным предписанием, конечным пунктом которого значилась захолустная станция Тюратам. Непосвященному человеку это название ничего не говорило. У станционного здания Алексея ждал служебный газик с особистом, который придирчиво изучал его сафьяновые корочки с вытисненными двумя нулями, означавшими допуск на совсекретные объекты. Лишь после этого газик срывался с места и брал курс на космодром Байконур… Всего скорее, поезд уже миновал Тюратам. Названия других станций этой дороги вылетели из головы Алексея.

Довольно долгое время состав шел вдоль бесконечного обветшавшего забора с частыми проломами. Алексей вспомнил, что такие ограды ставились на пути миграции тысячных стад сайгаков, которые вполне могли стать причиной железнодорожной аварии. Ныне же стада сайгаков повыбили, и, видимо, угрозы для поездов они уже не представляли. А если и представляли, то чиновников это особо не волновало…

Насытившись купленным у бабулек провиантом, Алексей улегся на постель с надеждой задремать и погрузиться в потусторонние видения. Но дремота не торопилась.

В голове крутились смутные образы давних сослуживцев, с которыми оборвала все связи суетная жизнь. Они проходили перед глазами, как на строевом смотре. Не по хронологии событий, не по ранжиру, а по национальности, которую определяли их фамилии: Володя Найчук, Валера Айдынян, Иосиф Шехтман, Миша Кашин, Алишер Халилов…

Никто никогда не задумывался в те времена, кто и какой национальности. Делали вместе свое дело, приглашали друг друга в гости и пели застольные песни. Теперь застолья формируются по рангу и деловой выгоде, их участников петь не тянет. Люди разделились по нациям, по религиям, по материальному достатку, по партиям. Куда же делось чисто человеческое? То, что объединяло и заставляло петь душевные песни?..

Стало темнеть, когда он собрался выйти в коридор, чтобы глянуть на голую сумеречную степь, давшую приют знаменитому Байконуру. Народ не горел желанием ехать в спальных вагонах. В своем вагоне Алексей насчитал не больше полутора десятка пассажиров, большей частью из чиновничьей элиты, путешествующей по служебной надобности. Да и те предпочитали отсиживаться в своих купе, так что коридор обычно пустовал.

Ничего удивительного в том не было: трудяге или пенсионеру билет в СВ не по карману, а челноки экономили на чем только могли.

Однако в этот раз, едва он откатил дверь, как услышал в глухом тамбуре хриплый мат и тут же оборвавшийся щенячий скулеж. Алексею не по душе пришелся этот концерт, и он решительно двинулся в тамбур с намерением освободить кутенка.

Однако скулеж исходил не от собачьего отпрыска, а от Майи Эдуардовны. Багровый Керим, в майке и трусах, через которые свешивалось могучее брюхо, держал даму за горло, наклонив в открытую дверь тамбура. Ее ноги в розовых тапочках с помпонами были на самом краю площадки. Обеими руками она вцепилась в поручень и могла лишь издавать скулеж, когда он давал ей возможность открыть рот. Ее павлиний халат с оборванными пуговицами распахнулся, голые титьки прыгали в такт тряски от рук борца.

— Куда заныкала бабки, сука? — хрипел он, и нижняя губа его еще больше оттопыривалась, отчего казалось, что он вот-вот вцепится желтыми зубами в горло.

Его загривок маячил перед глазами Алексея, и он, не раздумывая, обрушил сомкнутые ладони на жирную шею. Тот мгновение продолжал удерживать жертву слабеющими пальцами и разом осел, свесившись головой в завагонную пустоту. Бухгалтерша Майя довольно юрко для своей комплекции перешагнула через него и втиснулась в тамбур. Не запахивая халата и тяжело дыша, принялась выталкивать ногами недавнего кавалера с тамбурной площадки.

Алексей не мешал ей.

Откуда только силы взялись у дамочки: не каждый мужик сумел бы сдвинуть огромную тушу с места. Мая Эдуардовна сумела. Тело Керима ухнуло вниз. Падая, он зацепил ее розовый тапок, тот слетел с ноги и сгинул под откосом одновременно с телом.

Майя Эдуардовна опустилась на пол и заголосила.

— Тихо! — цыкнул на нее Алексей, закрывая на защелку дверь тамбура.

Любительница дорожных романов заткнулась. Тут только Алексей заметил у нее под левым глазом синюшный кровоподтек.

— Вставайте! — приказал. Подал ей руку, вывел из тамбура, впихнул в купе Керима. — Запахните халат и рассказывайте.

Она послушно запахнулась, села, подтолкнув под спину подушку. Поправила растрепавшиеся волосы. И попыталась улыбнуться. Для женщины, только что бывшей на краю гибели, она довольно быстро пришла в себя. Впрочем, у финансовых работников должны быть крепкие нервы.

— Что теперь будет? — спросила без какой-либо паники в голосе. — Я же убила его!

— Ничего не будет. Места глухие, тело быстро не найдут.

— А вы никому не скажете?

— Не скажу. — Он решил не миндальничать и перешел на «ты»: — За что он хотел сбросить тебя с поезда?

— Обвинил, что я деньги у него из барсетки вытащила, когда он спал. Я сама спала, как убитая. Никогда такого со мной не было. Обыскал, как воровку. Требовал, чтобы я призналась, куда деньги спрятала.

— Где была барсетка?

— У него под рубашкой.

— Кто, кроме тебя, мог залезть к нему под рубашку? — спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

— Не знаю. Всего скорее, его приятель с лисьей физиономией, который с нами сидел.

Соображает бабонька! Не то, что тупоумный борец!

— По-твоему, он мог вытащить деньги у вас на глазах?

— Вы — что, тоже меня подозреваете? Я внезапно уснула. Они еще сидели и пили. Когда проснулась, Керим спал на своей полке, а того в купе уже не было. Вечером, когда Керим встал, хотел послать меня в ваше купе, чтобы я позвала Серегу. Я не пошла. Тогда он сам решил сходить в ресторан за водкой, потому что у него сильно трещала голова.

Она передохнула и замолчала. Алексей не торопил ее, и через паузу Майя Эдуардовна продолжила:

— У меня, кстати, тоже голова плохо соображала. Он полез в барсетку, а денег там нет. Он и набросился на меня. Несколько раз ударил.

— Выкиньте из головы, Майя Эдуардовна, — снова перешел он на «вы». — Где багаж Керима?

— У него один чемодан. Внизу, под вами.

Алексей приподнял полку, вытянул остроносые туфли и кожаный чемодан с молниями и застежечными ремнями.

— Я освобожу вас от его вещей. Если кто спросит про соседа, скажете, что они сошли с приятелем на какой-то остановке. Название станции — не знаете.

— А сейчас что мне делать?

— Отдыхайте. Завтра будем в Алма-Ате, и все забудется, как дурной сон.

— Можно, я к вам переберусь на свое законное место?

— Не стоит. Вызовет подозрение.

— А вы не можете здесь остаться?

— Нет.

Заблокировав свое купе, Алексей принялся изучать содержимое чемодана. Сверху лежал журнал «Плейбой» с голой девицей на обложке. Под ним аккуратно свернутые черные брюки, белая рубашка, красный галстук, трое плавок, куча вонючих носков и грязная футболка. Больше ничего не было, кроме пустого целлофанового пакета, и это было подозрительно, судя по объему чемодана. Он ощупал его. Так и есть: чемодан был с двойным дном.

Вспоров ножом подкладку из толстого шелка, обнаружил разобранный наган, глушитель и плоскую картонную коробку. Нельзя сказать, что оружие Алексея не интересовало, но оно грозило осложнениями при встрече с правоохранительными органами. Он побросал смертоносные детали в пакет и вскрыл коробку.

Сверху вразброс лежали фотографии, с которых глядел на Алексея он сам. Снимков было пять, и сделаны они были, когда он выходил из госпиталя после визита к Рязанцеву. Он вспомнил, что его что-то обеспокоило в тот момент, но в пределах видимости все было чисто. Наверное, фотограф пользовался специальной оптикой издалека.

Отложив снимки, Алексей вскрыл плотный заклеенный конверт, на котором были написаны две заглавные буквы «И. И.».

Взору его представилась перетянутая резинкой десятитысячная пачка стодолларовых купюр с лежащей сверху кредитной карточкой российского сбербанка. Карточка без знания пин-кода представляла собой лишь мертвый кусочек картона, а доллары, конечно, Аленке с Анютой пригодятся. От всего остального надо было избавляться. Доллары и фотокарточки он затолкал в свою сумку и забросил ее в дальний угол потолочной антресоли. Покидал в чемодан все барахло, включая пакет с оружейными деталями.

Проскользнул в тамбур. Сначала в ночь улетел чемодан, за ним — кредитная карточка.

Вернувшись в купе, Алексей поужинал пирожками и помидорами. На аппетит недавнее происшествие не повлияло. Потягивая густо-сладкий черный кофе, отодвинул оконную шторку и бездумно стал вглядываться в черноту убегающей назад ночи. Через какое-то время поезд стал притормаживать. Замелькали редкие фонари, выхватывая из темноты глинобитные строения. Появилось здание одноэтажной кирпичной станции, название которой Алексей не успел прочитать. Метров через пятьдесят поезд, вздрогнув, остановился, и по перрону заметалась толпа.

Безбилетные пассажиры штурмом брали вагоны, и небезуспешно. Алексей выглянул в коридор. Проводница запускала в пустовавшие купе по семь-восемь человек и тут же задраивала дверь. Купе с законными пассажирами она оставила в покое. Мало ли на кого нарвешься! Вдруг потеснит важного чиновника?..

Алексей воспринял железнодорожный беспредел с полнейшим равнодушием. Он ощущал себя, как человек, сбросивший на привале тяжелый груз и получивший возможность отдохнуть.

Поезд, отбрасывая движущуюся тень, подходил к бывшей столице Казахстана. Осень здесь не торопилась предъявлять свои права: зелень была лишь слегка присыпана рыжиной. В окно хорошо просматривались горы со снежными шапками, с трех сторон окружающие город. Взошедшее солнце делало их нереально контрастными, как на картинах Сарьяна.

Через час, когда утро разгорится веселым пожаром, на здании вокзала нарисуются огромные буквы: «АЛМАТЫ — 2». Пассажиры ринутся к остановкам троллейбусов и автобусов. Алексей не станет толкаться. Возьмет такси и отправится к своей умненькой дочке.

…А следы остаются

1

Калитку Алексею открыла Алена. Распахнула руки навстречу и будто споткнулась.

— Папа, — произнесла, — ты какой-то другой!

Он сам подхватил ее на руки и донес до крыльца, на котором стояли Анюта и Ирина Семеновна. Обе тоже во все глаза смотрели на него, не произнося ни слова. Алексей понимал их: трудно примириться с тем, что человек в его возрасте вдруг резко помолодел, да еще и заметно подрос. Да и ему показалось, что Анюта, хоть и не изменилась, но стала ниже ростом и сравнялась с ним по годам, так что разница в возрасте испарилась, осталась на берегу, где хозяйничал чернокудрый Адидас с биноклем.

— Это я, Анюта, — сказал Алексей.

— Здравствуй, — с некоторой заминкой протянула она руку.

— Мам! — укоризненно произнесла Алена. — Ты, как чужая! — и, видимо, чтобы сгладить возникшую неловкость, добавила: — А у нас, папа, новость. Вот, — показала на пристройку к дому, вход в которую, судя по всему, был изнутри. — Теперь это моя комната, я покажу тебе потом.

— Проходите в дом, — пришла в себя Ирина Семеновна.

За столом все вроде бы нормализовалось. Анюта налила в три рюмочных патрончика водки и в бокал — соку Аленке.

— С приездом! — подняла рюмку Ирина Семеновна.

Алексей пригубил и отставил.

— Что так, Алексей Николаевич?

— Не могу. Выпил свою норму.

— Болеете?

— Наоборот, никаких болячек.

Анюта с сомнением поглядела на Алексея и промолчала.

После завтрака настала очередь подарков. Алена не без удовольствия примерила перед зеркалом все обновки. Довольно равнодушно оглядела золотую цепочку с астрологическим кулончиком и, не примеряя, уложила обратно в бархатную коробочку.

Зато сотовый телефон привел ее в восторг. Она по-детски ойкнула и воскликнула:

— С фотокамерой, мам! Я буду с ним в школу ходить.

— Зачем вы так потратились, Алексей Николаевич? — укоризненно произнесла Ирина Семеновна. — Мы вполне прилично живем. У Анюты зарплата двести долларов. Я двух девочек первоклашек взяла на дополнительные занятия. Тоже заработок.

Когда Алексей выложил на стол керимовскую пачку в банковской упаковке и сказал: «Это Алене на учебу в институте», в комнате воцарилась настороженная тишина. Анюта опустилась на кровать, бабушка прислонилась к дверному косяку. Лишь Аленка отреагировала по-своему:

— Ни фига себе!

— Она поступит в вуз без денег, — тихо проговорила Анюта.

— Да, — подтвердила бабушка, — ее включили в группу особо одаренных детей. Их примут в университет без экзаменов. Даже стипендию сейчас платят.

— Какую стипендию? — удивился Алексей.

— Тысячу тенге из фонда президента.

Он машинально перевел тенге в рубли, получилось двести рублей. Не шибко расщедрился президент, но все же.

Вспомнил, что в прошлый приезд Анюта с беспокойством призналась ему:

— Очень уж легко все Елене дается, — она предпочитала называть дочку Леной, а не Алёной. — Как бы срыв не произошел. Одни пятерки в школе получает. В кого она такая?

Да, способностями Бог дочку не обделил. Из первого класса ее перевели сразу в третий, из третьего — в пятый. В четырнадцать лет кончит среднюю школу…

— Деньги все равно пригодятся! — поставил точку Алексей.

— Откуда столько? — чуть ли не шепотом спросила Анюта.

Он уловил мелькнувшую в ее голове мысль: «Господи! Неужели украл?»

— Не украл и банк не ограбил, — ответил Алексей. — Заработал.

— Где?

— На выборах в Госдуму, — нашелся он. — Писал одному кандидату в депутаты статьи и выступления.

Сказанул и подумал: как он раньше не догадался зарабатывать таким образом? Деньги там крутятся огромные и шальные, пиарщики хапают их сотнями тысяч. Нашлась бы и для него маленькая ниша… Ирина Семеновна будто подслушала:

— Оно так. Тупое жульё во власть лезет. Потому я и не хожу на выборы.

— И напрасно, — вмешалась Аленка. — Если избирателям объединиться, ни один жулик не пролезет. Все! Конец дискуссии! Я забираю папу на экскурсию по нашим владениям.

Дверь в пристройку вела из коридора.

Переступив вслед за дочерью порог, Алексей оказался в небольшой комнате. Воскресное утро было солнечным, не в пример хмурой осенней Москве. Лучи, как шпаги, щедро проникали сквозь раскидистое вишневое дерево в большие окна с раздвинутыми шторами. Комната выглядела торжественно и празднично. Одну стену занимали полки с книгами, у другой стоял диван, застланный пледом тигровой окраски. На широком письменном столе покоились монитор и принтер, сбоку на полке — процессор, на котором лежала «Новейшая энциклопедия персонального компьютера».

— Между прочим, у нас Интернет есть, — сказала Алёна. — В сети можно найти реферат по любой теме. Но я не пользуюсь ими: компиляция на тройку с минусом. Сама пишу. И еще у меня есть секретный файл. Даже мама о нем не знает. Хочешь, покажу?

— Хочу.

Она включила компьютер и погнала мышкой курсор с такой скоростью, что Алексей никак не мог уследить за последовательностью операций. Наконец щелкнула на файле с названием «Следы», и на экране возник текст.

— Садись, — уступила ему место дочь, — прочитай начало.

«Лена вдруг почувствовала, что может летать. Она легко оторвалась от земли и воспарила. Внизу остался зеленый холм, и появилось спокойное озеро, источавшее тихую музыку. Посередине замер зыбкий плавучий островок, на котором ей пришлось провести долгую тревожную ночь. Спасибо тебе, островок, и прощай!

Ее путь лежал к снежным горам. Там, на склоне Чон-Кемина, прятался хитрый карлик, заманивший маленького инопланетянина в свою пещеру. Теперь она знала, как справиться с карликом и освободить пришельца…»

Алексей оторвался от текста. Что-то знакомое почудилось ему в описании. Нет, он никогда его не читал и не слышал. Ощущение было такое, что он видел когда-то и музыкальное озеро, и островок на нем. Хотя такого просто не могло быть.

— Что это? — спросил он Аленку.

— Сказка.

— Кто автор?

— Я. Ну, как тебе?

Он внимательно поглядел на дочь. Поднялся со стула, прижал к себе темную головку, вздохнул и, не покривив душой, вымолвил:

— Классно написано. Ты выведи мне весь текст. Хочу прочитать не торопясь.

— Ладно.

— А почему файл называется «Следы»?

— Понимаешь, пап, следы — это то, что остается на земле после каждого живущего. Человека уже нет, а его следы остаются. Вдруг мои сказки станут моими следами? — Она театрально подбоченилась. — Ну, что? Не умрет твоя дочь от скромности?

— Не умрет, — с непонятной грустью ответил он.

День пробежал в необременительных хлопотах.

Пока бабушка занималась с девочкой-первоклассницей, они втроем перекопали грядки маленького огородика и вырезали старые стебли малины. Все это время Алексей ощущал отстраненность Анюты. Внешне оно никак не проявлялось, но он чувствовал нутром, и отстраненность слегка тревожила его.

Незаметно подкравшийся вечер нахлобучил на город темную тучу, грозившую пролиться неслабым дождем. Появившаяся на крыльце Ирина Семеновна кликнула дружную команду ужинать.

Вчетвером они чуть разместились в маленькой кухоньке. Ирина Семеновна напекла пышных пирожков с ливером и уставила стол овощными салатами.

— Выпивать будешь? — неуверенно спросила Алексея Анюта.

— Ты же знаешь, мам, — ответила за него Аленка, — папа теперь совсем не пьет.

Больше вопрос о выпивке не поднимался. После ужина Аленка, перемыв посуду и дождавшись, когда бабушка устроилась в своей комнате перед телевизором, заявила:

— Я — в свою келью, родители. Занимайтесь, чем нравится, мешать вам не буду…

Спальня Анюты ничуть не изменилась. В ней по-прежнему стояли вдоль стен две кровати, ее и Аленкина, хотя у дочери был в пристройке новый персональный диван. Что-то тормозило их, заставляло не спешить забираться под одеяло. Сидели рядком на разобранной постели, хотя Анюта и погасила свет. Наконец, она спросила:

— Скажи, Алеша, что произошло с тобой? Почему ты внешне так изменился?

— Не знаю, Нюрочка, — он называл ее так в минуты близости, и ей это нравилось. — Случилось то, чему нет объяснения.

— А ты не объясняй, просто расскажи.

— Я беспробудно спал в палатке почти три месяца. Это случилось на острове, куда отправился на рыбалку. Приехал летом, а проснулся осенью. Меня даже успели похоронить.

— Как это?

— Выловили какой-то разбухший труп и решили, что я: опознать-то невозможно.

— Ты стал моложе и выше, — произнесла Анюта.

— Что стряслось со мной — нет ни версий, ни догадок.

Он не стал сообщать ей, что может теперь слышать мысли других людей. Таким признанием можно напугать. Не стал рассказывать ни про топтунов, ни про неудавшееся покушение в метро — к ней это вообще не имело никакого отношения. Сказал:

— Принимай таким, каким стал. Если ты, конечно, не против.

— Не против.

По крыше и по оконному стеклу забарабанил дождь. Они не слышали монотонного шума дождя. Она, задыхаясь, бормотала какие-то слова. Каждая клеточка ее тела откликалась на его движения, а шепот заставлял не торопиться, чтобы отодвинуть опустошительное мгновение…

Дождь продолжал дробно стучать в окошко. У него была своя музыка, не такая, как музыка озера из Аленкиной сказки, но тоже навевающая душевное успокоение. Сон Алексея был безмятежным, как у младенца. Проснулся он, когда Анюта уже завтракала на кухне. Аленке надо было в школу во вторую смену.

— Разбудишь ее через полчаса, — наказала перед уходом Анюта.

До школы они с дочкой успели съездить на дребезжащем автобусе в салон сотовой связи. Дочка со знанием темы выспросила у щеголеватого продавца всё о фирмах, обеспечивающих связь, и дополнительных услугах, предоставляемых клиентам. Алексей только дивился, слушая их вполне профессиональный разговор. Выбрала оператора, тариф, попросила включить роуминг и еще какие-то непонятные для Алексея услуги. На телефонный счет он положил двести долларов, и продавец сделался противно угодливым.

Пообедав, Аленка сбежала в школу, и Алексей почувствовал себя отъявленным бездельником, пока не вспомнил о компьютере в пристройке. Единственное, чему он научился за много лет, это включать и выключать умную электронную машину, входить в WORD и набирать текст.

Компьютерная энциклопедия была написана довольно понятным языком. Не сказать, что скоро, но он все-таки разобрался в многочисленных значках. Особенно много их скрывалось за надписью «Сервис». Компьютер предоставлял возможность не только набирать и править текст. Электроника сама исправляла в тексте ошибки, расставляла знаки препинания и подчеркивала корявые фразы.

При чтении энциклопедии встречались и малопонятные страницы. Алексей их бессовестно пропускал и задерживался лишь на тех, что можно было потрогать с помощью мышки и клавиатуры. В Интернет попал случайно, когда курсор остановился на еще не опробованном иероглифе, и он щелкнул мышкой. После быстрой смены картинок экран заполнила новостная информация.

Алексей без особого интереса и мельком пробежал ее. Задержался лишь на одной, в разделе «Криминал». Среди информации о пожарах и ограблениях, он углядел короткое сообщение. На железнодорожном перегоне Джалагаш — Кара-Кеткен путевой обходчик обнаружил труп в трусах и в майке. По одной из версий, мужчина кавказской национальности, будучи в изрядном подпитии, выпал из проходившего поезда. Документов при нем не обнаружено. Неподалеку от трупа был найден розовый женский чувяк 39-го размера. Однако тело его хозяйки отсутствовало, что наводит на определенные размышления. Возможных свидетелей инцидента, ехавших в поезде, полиция просит откликнуться и позвонить по телефону…

Быстренько же нашли Керима, подумал Алексей. Кроме тапочка, должен обнаружиться и дорогой чемодан. Видимо, обходчик постеснялся сообщить еще об одной находке, решил оставить ее себе. Происшествие — явный висяк, потому что свидетели никогда не откликнутся, даже если что-то и знают. А уж кредитно-финансовая любительница дорожных приключений — тем более…

2.

У Юсупа словно жало засело в печенках. Вскидывал глаза на Заурбекова и тут же опускал их. Высоко забрался земляк. По виду и не скажешь, что родился в горном кишлаке. Не худой, не толстый, всегда в костюме, в белой рубашке с галстуком и при ментовской охране, он походил на дипломата, каких показывают по ящику. Губы только подкачали, не губы, а трещина вместо рта — ну, прямо невозмутимая с виду кобра, готовая в неуловимом прыжке вонзить свой ядовитый зуб в тело жертвы.

Заурбеков хмуро и недовольно слушал своего бочкотелого подручного, а когда тот отвлекся, поторопил:

— Давай по существу, Юсуп! Твоей шестерке можно доверять?

Юсуп усердным киванием подтвердил надежность шестерки. И добавил:

— Серый сказал, что с Утопленником были пять спецназовцев и одна баба.

— Что за баба? Молодая, старая, как выглядит?

— Выглядит кошелкой. Представилась бухгалтершей. Зовут — Майя Эдуардовна. Ехала в одном купе с Утопленником. Потом легла под Керима.

— Ну?

— Керим договорился с проводником. Тот перевел Серого в купе, где ехал Утопленник. Потом появились его люди. Они вывели его в тамбур и выкинули. Ему повезло, скатился в болото.

— А Керим?

— Серый его больше не видал. По казахскому телевизору показали его труп у рельсов.

— Достань эту бабу, когда вернется. И вытряхни из нее все потроха.

— Сделаем.

— Сколько ты отправил казаху?

— Сто девяносто штук на кредитке. Десятку он просил прислать налом. Бабки накрылись вместе с Керимом. Исмагилов звонил, требует оплатить обе фуры.

— Это меня не касается, плати, раз прокололся.

Юсуп торопливо кивнул, что означало готовность заплатить.

— Что твой недоумок еще говорил об Утопленнике и о его бойцах?

— Про Утопленника — ничего. А один из бойцов, когда сунул Серому в ноздрю фитиль, показал на заклепку в потолке около плафона и сказал, что это глазок видеокамеры.

— Когда же успели вмонтировать в купе видеокамеру? Ты говорил, что билеты взяли перед отходом поезда!

— Перед отходом. Подставили, суки! На мыло кассиршу пущу!

— Значит, тебя и твоих людей уже пасли. А ты куда смотрел?

Юсуп вытаращил лупастые глаза и сглотнул образовавшийся в горле комок. Однако возразить не решился, да и не было смысла возражать. Долг казаху он, конечно, покроет. А как оправдаться перед Зурабом? По раскладу получается, что его самого и его быков пасли уже здесь. Видать, за Утопленником большие люди стоят, и непонятная контора. Зурабу ничего не стоит закатать в асфальт даже министра, не только его, Юсупа.

— Давай, Юсуп, по деталям — все, что связано с Утопленником. Как он на тебя вышел?

— Через Клима. Он бригадир по дури. Охмурял пацанов в одном подъезде. А там, оказывается, Утопленник живет. Вышел и велел валить из подъезда. А когда Клим на него попёр, сказал, передай, мол, привет Юсупу.

— Фамилию его узнал?

— Усольцев. Алексей Николаевич.

— Из какой конторы?

— Никто не знает. Я решил его, это, замочить. Но его быки…

— Быки у тебя, у него — пехота, — брезгливо бросил Зураб.

— Ага, пехота. Сперва они оставили без штанов бригадира уродов с напарником.

— Опустили что ли?

— Нет. Без штанов гулять отправили. Потом Утопленник появился в госпитале у писаки, который расколол нашу стриптизершу. Я подослал к нему своего спеца по несчастным случаям. Спеца толканули под электричку в метро. Стриптизершу мы сделали чисто. И тут узнали, что Утопленник взял билет в Алма-Ату. Там у нас свой интерес, и я послал Керима с Серым этим же поездом к Исмагилову, чтобы тот взял Утопленника на себя. Кто же знал, что он не один едет!

— Установил, где он находился после того, как его похоронили?

— Прокачали одного книжника, он под нами ходит. Книжник сказал, что Утопленник — как бы писатель, проходил курс омоложения в Тибете.

— Где? — Зураб не смог скрыть удивления.

— В Тибете. И здорово омолодился.

— Ты в эти сказки поверил?

— За что купил. Книжник давно под нашей крышей. Он Утопленнику бабки отстегнул за то, что тот назвал ему человека, засланного конкурентами. И даже нашего человека указал. Все знает про его книжную фирму, куда левый груз отправлял, сколько.

— Издатель не догадался записать разговор на диктофон?

— Нет. Но сказал, что Утопленник любит деньги.

— Передай издателю, чтобы не жмотился. Пообещай снизить ясак за крышу. Купить такого информатора — многого стоит.

Юсуп перевел дух: сегодня в асфальт не закатают. А завтра — на все воля Аллаха.

— Будет исполнено, — ответил.

— С кем Утопленник живет?

— С женой и сыном. Жена — баруха нашего адвоката.

Зураб поморщился, но промолчал. Юсуп терпеливо ждал, что скажет босс.

— Пусть адвокат поспрашивает ее про Тибет. Возможно, это кодовое название спецслужбы.

— Ничего она не знает. Он скрыл от нее ту свою командировку. Потому и похоронила его, как утопленника. Она и сейчас не в курсах, где муж. Сказал ей, что уезжает в командировку, а куда — не доложился.

— Слушай сюда, Юсуп. Будем считать, что твой Утопленник из спецслужбы. Какой конкретно — постараюсь узнать. Ты возьми под наблюдение его квартиру.

— С нее глаз не спускают.

— Проворонишь Утопленника — сам знаешь, что будет. Его жену и сына пока не трогай. Это запасной вариант.

— Баба на запасной не годится. Она теперь, как мышь в когтях кошки. Утопленник только рад будет, если мы ее того.

— Не перебивай, Юсуп! Брось на него все силы. И доставь живым в психушный санаторий. Живым, понял? Хочу с ним поближе познакомиться. Всё, ступай…

«Бека из себя строит, — думал Юсуп, возвращаясь от хозяина. — Познакомиться, видишь ли, с Утопленником хочет! Керим уже познакомился»…

Алексей и не подозревал, что стал причиной хоть и узкого, но важного совещания столичных авторитетов. Он полностью погрузился в приятное времяпровождение. Дни то ли летели, то ли ползли — не понять было. Но все они были насыщены покоем.

Анюта ходила по часам на работу. Аленка занималась сразу кучей дел: олимпиадами, школьными капустниками, сочинительством и еще с рвением постигала казахский язык, ставший обязательным в учебных заведениях республики. Алексей же с интересом, о котором даже не подозревал, штудировал компьютерную энциклопедию.

Иногда они с Аленкой отправлялись в парк Горького и успевали до школы покататься на лодке. Заканчивали прогулку в уютном кафе, где он пододвигал ей меню и предлагал сделать заказ. В общем, беззаботно тратили доллары ласкового Бычка, обмененные на казахские тенгушки.

Анюта смотрела на их расточительство сквозь пальцы, а по воскресеньям, махнув рукой на домашние дела и не обращая внимания на укоризненные взгляды Ирины Семеновны, составляла им компанию и даже сама пыталась поучаствовать в тратах.

В один из дней Алексей вдруг обнаружил, что его способность улавливать мысли собеседников отчего-то улетучилась. Во всяком случае, при общении с Анютой или с Ириной Семеновной его мозговой приемник бездействовал. Может быть, в нем просто не было надобности? Или настройка его позволяла читать только скрытые мысли? А когда скрывать нечего, приемник самовыключался?

С Аленой они понимали друг друга без слов. Иногда он собирался что-нибудь спросить у нее и уже знал, что она ответит. И она временами отвечала, даже не успев услышать вопроса. Но происходило это как бы само собой и не вызывало удивления ни у нее, ни у него.

Оставили его в покое и странные ночные видения. Только однажды ему привиделся под утро длинный и странный сон. Анюте в тот день надо было срочно закончить какие-то бухгалтерские расчеты, и она поднялась, не потревожив Алексея, еще до рассвета. В том сне не было ни смутно помнившейся ему зеленоволосой женщины в голубоватой с переливами одежде, ни льющейся со всех сторон успокаивающей музыки.

Человек в белом хитоне, со спутанными волосами, спадавшими на плечи, стоял в большом сумрачном зале с высоким лепным потолком, скульптурным ансамблем и амфорами, источавшими благовоние. Сумрак разгоняли лишь горевшие по углам светильники. Перед ним в глубоком кресле сидел одетый в черную мантию с красным подбоем грузный мужчина. По его левой щеке время от времени пробегал тик. Он встряхивал головой, словно прогонял боль или раздражение, и тяжелым взглядом сверлил стоявшего перед ним худого человека. Тот смотрел на него с грустной покорностью и сочувствием. Наконец, тихо произнес:

— Ты болен, прокуратор. Закрой глаза и представь гладь озера.

Прокуратор послушно смежил веки. Через минутное время открыл их. Прислушался к себе. Еле заметная улыбка тронула его полные губы.

— Ты искусный лекарь, Иешу.

Человек в хитоне согласно кивнул.

— Даже моя жена называет тебя праведником.

— Я, как и ты, подвержен искушениям.

— Первосвященники и старейшины обвиняют тебя, Иешу, в осквернении святынь, поругании синедриона и подстрекательстве к бунту.

Прокуратор смолк, пытливо оглядел лекаря, спросил:

— Знаешь ли ты, кто тебя предал?

— Да, Иуда из Кариота.

— 30 сребреников — цена твоей головы.

— Он поступил так не по своему разумению и не по своей воле.

— По чьей воле?

— Ему ниспослано свыше.

— Ты веришь в это?

— Верю в то, что знаю.

— Что ты знаешь?

— Истину. Взгляни, прокуратор, те, что глаголют истину, судимы теми, кто имеет власть.

Прокуратор встал с кресла. Прошелся по залу. Остановился подле пленника.

— Известно ли тебе, что на пасху я имею право помиловать одного из преступников?

— Ты помилуешь разбойника Варраву.

— Почему так считаешь?

— Ты не властен над своим духом и своим словом, правитель.

— Ошибаешься. В моей власти распять тебя или отпустить.

— Нет. Сие предписано свыше.

Прокуратор смолк, опустил взор. Снова сел в кресло. Вздохнул.

— Ты прав. Правитель тоже подвластен, и его слово может статься бессильным. Разве ты не боишься смерти, Иешу?

— Я не умру.

— Над смертью никто не властен. Сейчас все улицы заполнены ордой обезумевших людей и шпионами синедриона. Они жаждут твоей смерти.

— Их прозрение наступит позже.

— Для тебя нет иного спасения, как побег до рассвета. Ты знаешь дорогу к границам этой проклятой страны. У меня есть верный отряд конных стражников. Они уведут тебя от опасности. Что скажешь на это?

— Не жалей меня, прокуратор. Отдай преторианцам…

Светильники разом погасли без чьего-либо вмешательства. Потолок зала исчез, обнажив бесконечность звездных миров.

Открылся поросший терновником холм. У его подножия, на усыпанном белой галькой ровном плацу, выстроились подковой преторианцы с короткими мечами в ножнах. Несмотря на ранний час, ближние и дальние подступы к плацу были заполнены народом, местным и пришлым к пасхальному торжеству, шумливым и безголосым, жаждущим крови и трепетным от бессилия. Сквозь равномерный гул иногда прорывались выкрики: «Иешу!». На склонах холма расположилась знать. Первосвященники и старейшины укрывались от нескромных глаз за бамбуковой шторой трибуны.

Все взгляды были направлены на человека, стоявшего перед строем преторианцев. Но он, словно не видел никого, и, казалось, совсем не испытывал страха. Тронул руками куст колючего терновника и обратил взор к небу. Взошедшее из-за холма солнце осветило его худое лицо, и стало видно, как беззвучно шевелятся губы.

Шлемы солдат сверкали в лучах светила. На смуглых лицах вспыхивали, гасли и снова вспыхивали усмешки. Солдаты жаждали зрелища. Они словно бы ждали подсказки или сигнала от полного человека в темном капюшоне, в котором без труда угадывался священнослужитель. Но тот, опираясь на трость, сохранял отстраненный вид. Наконец, он сделал еле заметный знак правофланговому.

Шестеро в блестящих шлемах приблизились к человеку в белом хитоне и сорвали с него одежду. Гул толпы на мгновенье смолк, но сразу же снова прокатился из конца в конец. Иешу так же смотрел на небо и шевелил губами, будто испрашивал благословения.

Один из солдат обошел его и стал ломать терновые ветки, сплетая из них венок. Закончив плетение, он небрежно нахлобучил венок на голову обнаженного человека и, скалясь, бухнулся перед ним на колени. Его примеру последовали остальные и разноголосо загнусавили:

— Радуйся, Царь Иудейский!

Толпа загудела сильнее. Невозможно было разобрать, что означает тот гуд: негодование ли, одобрение ли. Когда он пошел на убыль, воздух разрезал горестный женский вопль. Он ровно бы подтолкнул преторианцев. Они вскочили с колен, стали плевать на обнаженного Иешу.

Только тут пленник взглянул на своих мучителей. И улыбнулся. Первосвященник в балахоне выкрикнул что-то неразборчивое. Строй, а затем толпа подхватили выкрик, и тогда явственно прозвучало:

— На Голгофу!..

У Алексея было ощущение, что его разбудил именно этот выкрик. Некоторое время он лежал без движения, осмысливая то, что ему привиделось. Сон, как сон. Он помнил его до мельчайших подробностей. Странность состояла в том, что привиделся ему библейский сюжет, о котором он знал лишь понаслышке: пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат, христопродавец Иуда, Голгофа, распятие Христа. Вот и всё! Во сне же возникла объемная картина, с деталями местности и одежды, прописанными, как на полотне живописца.

Может быть, он все же читал когда-то об этом? Или же отложилась в памяти картинка из Библии, которую он, не особо вдумываясь, перелистывал когда-то в досужие часы и лишь иногда задерживался взглядом на текстах?

Он отбросил гадание на кофейной гуще, нехотя встал и прибрал постель. Однако что-то свербило в груди, и это что-то было завязано на увиденный сон, на Москву, на Остров. Будто что-то нашептывало ему: «Отпуск закончился, пора! Тебя ждут, возвращайся!». Куда возвращаться? К кому? Зачем? Кто ждет? Он прекрасно чувствовал себя рядом с Аленкой и Анютой, ему совсем не хотелось покидать их. Но все равно расставание надвигалось, как неотвратимость.

И он объявил о завтрашнем отъезде сначала Аленке, затем Анюте.

— Я понимаю, папа, — сказала дочка. — У тебя в Москве тоже семья. Да и дела твои все там. Когда уедешь, думай обо мне, а я буду думать о тебе. Станем общаться, как телепаты.

Анюта отреагировала по-другому:

— Тебе с нами плохо, Алеша?

— Хорошо.

— Зачем же так быстро уезжаешь? — Лицо ее стало жалобным, как у не оправдавшего доверия взрослых ребенка. — Ты всего две недели с нами побыл!

При этих словах Алексей уловил ее мимолетную мысль: «Наверное, в последний раз приезжал. Недаром привез такую сумму».

— Дела накопились, Анюта, — попытался он оправдать свой поспешный отъезд.

Но даже себе не мог объяснить, что за дела его ждут. Хотя нисколько не сомневался, что так оно и есть.

— Может, самолетом полетишь? — робко предложила Анюта. — А трое суток с нами побудешь?

— Конечно, самолетом, — с облегчением согласился он.

3

Три дня миновали для Алексея, словно их и не было. Он не позволил Алене и Анюте проводить себя в аэропорт, провожание — вещь томительная и беспокойная. Стоя у калитки, они лишь помахали вслед увозившему его такси.

Рейс на Москву задерживался в связи, как извещало световое табло, «неприбытием самолета». Алексей купил в буфете бутылочку апельсинового сока и занял пустовавший столик у ширмы, отгораживающей питейное заведение от снующих пассажиров. Ему хорошо были видны две стойки регистрации, и оба выхода: из зеленого и красного коридоров.

По соседству, в одиночестве и без аппетита жевал бутерброды курносый парень. На полу стояла видавшая виды спортивная сумка. Похоже, парня что-то беспокоило. Он автоматически взглядывал на часы, будто ждал чужую жену, обещавшую его проводить.

У самого выхода пристроился за столиком полный казах с кулаками размером с дыню-колхозницу и одутловатым лицом, на котором выделялись неестественно красные губы. Свой кумыс он уже выпил и теперь стриг глазами очередь на регистрацию. Этот явно был в аэропорту с каким-то заданием. И не один. Еще четверых топтунов в цивильной одежде и без багажа Алексей заметил чуть раньше.

Они следили за посадкой на Самарский рейс и топтались у регистрационной стойки «Алматы — Екатеринбург». Время от времени бросали взгляды на красногубого казаха. Тот хмуро и недовольно качал головой. Алексея эти игры не касались, но все равно он взял их на заметку, потому что ощутил еще чье-то заинтересованное внимание к происходящему. Но как ни пытался, не мог определить, от кого исходила эта заинтересованность.

Диктор объявил, что заканчивается регистрация пассажиров, вылетающих в Екатеринбург. Оставив недоеденные бутерброды, курносый парень подхватил сумку и ринулся на регистрацию. Георгий увидел, как он протянул паспорт с билетом. Регистраторша долго изучала билет, затем посмотрела его на свет. Четверо топтунов мгновенно двинулись к парню. Красногубый оттолкнул от себя столик, торопливо, но, не теряя значимости, зашагал к ним. Парень что-то объяснял регистраторше. Красногубый, подойдя, прервал это объяснение ударом по почкам без замаха. Парень согнулся, но удержался на ногах. Потом резко и неожиданно распрямился, врезал стоявшему сзади топтуну пяткой между ног и мгновенно послал кулак в физиономию Красногубого. Тот опрокинулся навзничь. Народ вокруг зашумел, набежали и забалабонили зеваки. Красногубый выплюнул два зуба, нечленораздельно промычал, приподнялся, повёл мутными глазами вокруг. Потрогал распухшие губы, из которых сочилась кровь.

— Вяжите его! — выкрикнул неожиданным фальцетом.

На парне повисли трое, завернули руки, и тут же щелкнули браслеты. Но он еще одного достал ногой, так, что тот опрокинул регистраторшу и кулём свалился на нее. Она истошно завопила и продолжала вопить, пока не выбралась из-под незадачливого топтуна.

Парня повалили, спеленали, прислонили к металлическому барьеру.

Толпа расступилась, пропуская полицейского чина в генеральских погонах, важного и без признаков шеи. Он выглядел колобком, напялившим чужое обмундирование. За генералом вышагивал высокий сутулый казах под руку с юной черноволосой красавицей, ухоженной, как дорогая кукла. Генерал спросил Сутулого:

— Он?

Тот согласно кивнул, подошел к парню, укоризненно оглядел его и глухо сказал:

— Отдай баксы, Рысь. И катись в любую сторону.

— Нет у меня твоих баксов.

— А где они?

— Генеральный прокурор знает.

— Какой прокурор! С ума сошел, Рысь!

— Твоих денег я не брал, — слово «твоих» парень произнес с нажимом.

— Ладно. Дожуём до понедельника.

— Жуй, пока не подавишься.

Сутулый повернулся к генералу:

— Выбей, — сказал и, помолчав, добавил: — Потом пришли его мне.

Алексею определенно понравился курносый мордобоец. Неторопливо покинув столик, он прихватил свой баул и приблизился к сдвинутой стойке регистрации. Женщина-куколка, спутница сутулого казаха, придвинулась вплотную к парню, какое-то время пристально вглядывалась в его лицо. В ее взгляде даже читалось сочувствие. Топтуны подтолкнули парня и увели. Генерал спросил Сутулого:

— Двадцать процентов, как договаривались?

— Да.

— Ты сейчас к себе?

— Нет. Доктор прилетает московским рейсом.

Алексей уловил, что при слове «доктор» в голове генерала промелькнули долларовые купюры в банковской упаковке. А узкоглазая дива мысленно увидела мужчину с породистым лицом, шишковатой плешью и в очках в золотой оправе. В ее видении мужчина поднял руку и влепил пощечину, заставившую диву шлепнуться на диван. Мелькнуло в ее голове и исчезло, не заинтересовав Алексея. Но курносого парня ему было жалко.

На казахском, русском и английском сообщили, наконец, о прибытии московского рейса. Однако регистрацию на него объявлять не спешили. И Алексей снова уселся за столик. На выходе из зеленого коридора первым из пассажиров показался Доктор. Алексей признал его по видению, возникшему в голове спутницы сутулого казаха. Рядом с Доктором шагал спортивно-интеллигентный типчик с умным, обрамленным аккуратной бородкой лицом и с дипломатом, пристегнутым к руке цепочкой. За ним шел, даже не шел, а плыл с объемным пакетом юнец с физиономией, скопированной с мыльной этикетки.

Сутулый сделал пару шажков навстречу Доктору, протянул ему руку, прошептал что-то на ухо, кивнув на спутницу, скромно державшуюся за его спиной. Та вышла вперед, приветливо заулыбалась, склонилась в полупоклоне. Прибывший даже не взглянул на нее. Только укоризненно покачал головой в адрес Сутулого. В этот момент его окликнул показавшийся из служебных дверей безшеий генерал-колобок. Остановив жестом свою кожаную свиту, генерал подкатился к Доктору, цепанул взглядом типчика с дипломатом. Отвел Доктора в сторонку, произнес пару слов. И все проследовали на выход. За ними на почтительном удалении двинулись сопровождающие. Что-то подтолкнуло Алексея, и, чуть помедлив, он направился следом…

В те минуты он не знал, да и не мог знать, что его личностью заинтересовались серьезные люди из одной сверхсекретной организации под кодовым названием БД-7. Аббревиатура означала «Белая дача, седьмой участок». Но к огородничеству и садоводству она никакого отношения не имела.

Операция «Дуст»

1

За мирным названием «Белая дача» скрывалось засекреченная структура Главного разведывательного управления. Возникла она еще в эпоху холодной войны. Чем занималась — не знал никто, кроме нескольких человек в государстве. Но время от времени мир потрясали сообщения о странной и загадочной гибели политических деятелей, о несчастных случаях, происходивших с популярными на западе перебежчиками из Страны Советов, о внезапных государственных переворотах в странах третьего мира. Эта структура тихо и незаметно исчезла с развалом союзной державы и так же тихо возродилась после самоотставки первого российского президента. Уровень возрождения был, конечно, не тот, что прежде. Но секретность была соблюдена по всем параметрам.

Белая дача была обнесена непроницаемым забором с электронной начинкой. За ним скрывался учебный центр с навороченным полигоном, спецбурсой, тирами и бункерами, напичканными техническими новинками для обучения и тренировок топтунов, телохранителей, следаков, адских водителей и прочих профессионалов невидимого фронта. Элитой среди них были Исполнители, владеющие навыками и тех, и других, и третьих. Однако главным их предназначением была зачистка оперативных следов и ликвидация тех, кто безнаказанно предавал интересы государства. А оно, государство оказывалось бессильным, чтобы наказать их на законном основании.

Обстоятельства сложились так, что БД-7 проводила в это время операцию в Москве и в Алма-Ате. И Алексею, помимо его воли, предстояло стать ее участником. На первых порах — пассивным, а позже… Впрочем, до «позже» было еще далеко.

2

Три месяца назад Георгия и Юлию вызвал Пилот, бессменный командир БД-7. В тот раз в кабинет шефа их провожал его зам, он же инспектор спецбурсы и куратор Исполнителей. У него было примечательное лицо, напоминающее печеный блин — настолько густо оно было изрезано морщинами. Никто не знал его имени-отчества, только псевдоним — Белый. Ему же было известно всё. Он один знал, почему командира называют Пилотом. Это было тоже псевдо — из прошлого, из государевой службы. Командир заимел его не по собственной фантазии. А после того, как его группа нежданно вляпалась в крутую заварушку на колумбийской границе. Тогда они сумели захватить у наркодельцов частный самолет. Машина была незнакомой. Командир с трудом поднял ее в воздух, ушел от «стингеров» на бреющем и приземлился на военном аэродроме близ Гаваны, где базировалась советская эскадрилья… С тех пор и стал Пилотом.

Георгий с Юлией тоже имели псевдонимы: Ромео и Джульетта. Не они их придумали, это произошло как-то само собой после того, как Гера-Георгий умыкнул ее из теткиной деревни, чтобы она не попала в руки милицейских оборотней. Он же рекомендовал ее в спецбурсу, которую она, к его удивлению, закончила весьма успешно, и стала штатным сотрудником БД-7.

С той поры минуло три с лишним года. Срок немалый, и все равно Юлия никак не могла привыкнуть, что у ее Геры была какая-то иная жизнь, в которую ей не было хода. Понятно было, пока ее натаскивали в бурсе. Но ведь и позже она почти ничего не знала о том, чем он занимался и куда временами исчезал. В общей операции они были задействованы только раз — при разработке шахидок-смертниц. И вот теперь снова.

— Что, Джульетта, застоялась, как лошадь в стойле? — спросил Белый.

— Застоялась, — не обидевшись, ответила Юлия.

— Считай, что ты уже на беговой дорожке.

Беговая дорожка оказалась не такой, на которую натаскивали Исполнителей. Пилот сразу взял быка за рога.

— Наркотики — угроза нации. Наркобизнес угрожает государственной безопасности.

На поле с наркотическими рогами пахало совсем другое ведомство. Было непонятно, что на нем делать Исполнителям, и зачем нужна информация, которую маэстро Толик вытащил с закрытых сайтов официальных правоохранительных структур и которую обрушил на них Пилот.

В последние полгода на подпольном рынке появился наркотик искусственного происхождения с названием «дуст», превосходящий по своему воздействию на человеческий организм общеизвестный героин. В его распространении наиболее преуспела центральная ОПГ столицы. Группировка состояла из звеньев, скомплектованных по национальному признаку: славяне, казахи, киргизы, ингуши с чеченцами. Главарь ОПГ — выходец из Средней Азии, криминальный авторитет с погонялом Юсуп.

Выложив все это, Пилот сделал паузу, оглядел сидевших рядышком Юлию с Георгием и произнес:

— Юсуп — не главный паук в сети и не наш клиент. Над ним стоит забытый уголовной публикой Ильхам Зураб. Теперь он президент одного из правительственных фондов. Имя переиначил на русский лад: Илья Максимович. Это — к сведению. Нас он интересует лишь, как промежуточное звено. Главный клиент — вице-премьер, — Пилот сделал паузу и оглядел подчиненных.

Юлия не выдержала, проговорила:

— В правительстве три «вице».

— Наш — самый популярный на западе политик. Давосский переговорщик. Полиглот. На первые роли вышел на заре перестройки. С Заурбековым они однокашники, учились на экономическом факультете университета. Приятельствуют семьями. Загородные коттеджи рядом. Кстати, коттедж вице-премьеру подарил Заурбеков.

Пилот нажал под столешницей невидимую кнопку. На мониторе, встроенном в стену за его спиной, появились снимки.

Юлия не раз видела обоих по телевизору. Вице-премьер — вальяжный, холеный и довольно приятный на вид мужчина. Говорит всегда доходчиво и без шпаргалки… Президент социального фонда господин Заурбеков больше похож на европейца, чем на азиата. Одет всегда с иголочки в строгие костюмы, говорит мало, но веско.

— О Заурбекове, — продолжил шеф. — Перед законом чист, под арестом не был. Окончил в Москве два вуза. Владеет тремя фармацевтическими фирмами на подставных лиц, укомплектованными классными специалистами. Он — трудоголик. Стиль руководства — авторитарный. Недоверчив до крайности, в любые мелочи старается вникнуть сам. Вот, пожалуй, и все. Не густо, но это то, чем мы на сегодня располагаем. Есть вопросы?

— Всё ясно, — ответил Белый. — Выход на вице-премьера.

— По всем прикидкам, лаборатория по изготовлению «дуста» находится в ближайшем Подмосковье. Не думаю, что она разместилась под крышей какой-либо из фармацевтических фирм Заурбекова. Умный хозяин не рискует законным бизнесом. Юсуп — мосток к безгубому Зурабу, а тот — мосток к вице-премьеру.

— Больно сложно, Пилот, — отозвался Белый. — Если вице-премьер такая сволочь, обнулить его — и делу конец!

— Нулевой вариант исключается. Политика — не наше дело. Выходим на лабораторию, потрошим правительственного чиновника Заурбекова и отдаем его наркоборцам. А компромат на вице-премьера — на самый верх. Работаем автономно.

— А сами наркоборцы? — не успокаивался Белый. — У них контора побольше нашей.

— Доверия им нет. Там тоже окопались оборотни…

Понадобилось не так уж много времени, чтобы выйти на лабораторию, упрятанную на территории бывшего дома отдыха работников искусств. Удалось установить и ее фактического руководителя, получившего в разработке псевдоним Ботаник. Однако пути сбыта, а главное — выход на Зураба оставались не выявленными.

До завершения операции было не так уж далеко, когда вмешались областные наркополицейские. Совершили налет на лабораторию, разгромили ее, похватали использовавшихся вслепую лаборантов. Ботаник же пошел по делу, как непричастный к конечному продукту консультант-травник. Против него не нашлось ни одной улики.

Пришлось пасти Ботаника по второму кругу. Но зацепиться было не за что, пока не появилась на горизонте новая фигура — алма-атинский бизнесмен по прозванию Доктор. Топтуны, пасшие Ботаника, дважды засекли их встречу. Прибывший вместе с Доктором женоподобный юноша двое суток провел в квартире Ботаника. А когда свой человек в аэропорту «Домодедово» сообщил, что по паспортам этих троих приобретены билеты на алма-атинский рейс, стало ясно, что обозначившийся след требует тщательной отработки…

Лететь в бывшую столицу Казахстана предстояло Юлии и Георгию. Но не вместе, а порознь. Георгий вылетел два дня назад, и она должна увидеть его через четыре часа в аэропорту бывшей столицы Казахстана. Теперь он по паспорту Кауфман, бизнесмен из Германии. Слава Богу, хоть имя прежнее — Георгий.

В салоне Боинга Юлия сняла приталенный утепленный жакет-перевертыш светло-серого цвета, аккуратно свернула его и уложила на верхнюю полку. Если жакет вывернуть, фасон оставался прежним, но цвет становился канареечным. Гера тоже носил куртку-перевертыш. Удобная одежда на случай, если придется уносить ноги. Она заняла свое место у прохода. Среднее, согласно купленному билету, принадлежало ее клиенту — Доктору. Он появился в проходе среди последних пассажиров. В неброской, но явно пошитой у хорошего портного серой тройке, и серо-голубоватой льняной сорочке, он уверенно пробирался между креслами. Легкий темный плащ был наброшен на руку. Правильные черты лица, породистый чуткий нос, плотно сжатые губы. Глаза прикрывали очки-хамелеоны в тонкой золотой оправе. Впечатление портили шишковатая лысина и стрижка-нулевка. Они делали его похожим на вурдалака, принявшего благопристойный облик. Но, возможно, это говорила в Юлии ее предвзятость.

За Доктором пробирался меж кресел Ботаник с элегантным дипломатом, пристегнутым к запястью цепочкой. Спортивной фигурой он напомнил Юлии ее Геру, даже замшевый лапсердак был болотно-зеленоватого цвета, как и Герина куртка. Аккуратная бородка придавала лицу творческую интеллигентность — ну, прямо подающий надежды учёный, а не барон, повелевающий разветвленной сетью мелких сбытчиков наркоты и скрытых стационарных точек. Позади Ботаника тащился в обнимку с огромным целлофановым пакетом женоподобный, напоминающий пупсика с мыльной этикетки, Голубец. Так окрестила его наружка. Этого представителя доблестных сексуальных меньшинств Доктор привёз из Алма-Аты в Москву с собой. Хотя не похоже было, что сам он из гомиков.

Голубец протиснулся к иллюминатору. Доктор остановился подле Юлии:

— Вы не будете столь любезны пересесть вперед на такое же место? — голос у него был со скрипучей хрипотцой, как у человека с травмированными голосовыми связками.

Она мгновенно вошла в роль. Прищурилась в игривой улыбке:

— Вам не по душе мое соседство?

Тот не счел нужным ответить. Кивнул Ботанику, предлагая занять кресло рядом с Юлией. Сам забросил на багажную полку плащ и уселся впереди, предоставив ей возможность обозревать в течение четырех часов шишковатую, начавшую лысеть голову. Ботаник ловко проскользнул на оставшееся свободным место. Отщелкнул цепочку дипломата, поставил его в ноги.

— У вас там не бомба? — повернулась к нему Юлия.

— Бомба, — подмигнул он ей.

Юлия хихикнула, давая понять, что оценила шутку попутчика.

Вскоре после взлета прикатила стюардесса то ли с завтраками, то ли с обедами. Ботаник от еды отказался. Дождавшись конца трапезы, он отодвинул до упора спинку кресла, устроился удобнее и засопел. Юлии ничего не оставалось, как последовать его примеру. Она могла заставить себя задремать и даже уснуть, но не хотела этого делать.

Минул час и второй. Дикторша пронзительным голосом объявила, что вошли в воздушное пространство Казахстана. Еще через час: «Внизу озеро Балхаш…» И, наконец: «Пристегнуть ремни…»

Легкое прикосновение заставило ее слегка напрячься.

— Просыпайтесь, — мило улыбался Ботаник. — Взрываю.

— Очень приятно, что предупредили, — проворковала она…

Заполнение таможенной декларации и проверка документов заняли приличное время. Когда Юлия оказалась в зале прилетов, клиентов там уже не было. Она не обеспокоилась, знала, что Георгий их не упустит. Сама поспешила на выход и встала сбоку дверей, позади черноволосой красавицы кореянки, уцепившейся за локоть высокого сутуловатого казаха.

Внизу, у самых ступеней, застыли выглядевшие, как сыновья одной мамы, пятеро высоких мужичков, упакованных в темно-серые брюки и кожаные пиджаки с крохотными погончиками. Эти явно находились «при исполнении». Поблизости от них топтался славянской наружности пассажир с дорожной сумкой через плечо, скучающий и равнодушный. Чем-то он насторожил Юлию, хотя ничего примечательного в его облике не было: лет сорока, роста выше среднего, сероглазый, без седины в волосах. И все же.… Нет, от него не веяло опасностью. За его равнодушным видом скрывалось нечто, вызывающее интуитивное беспокойство.

Спустившись со ступеней, Алексей остановился неподалеку от сутулого казаха и его ухоженной спутницы. Доктор и генерал стояли подле белого шестисотого мерса. Рядом джип с открытыми дверцами. В этот момент Алексей ощутил чей-то заинтересованный, хотя и мимолетный взгляд. Повел глазами. Поблизости от сутулого казаха и его спутницы нарисовалась спортивно скроенная юная дамочка с прической под мальчишку, видимо, пассажирка с московского рейса. Судя по мелькавшим в симпатичной головке мыслям, ее должен был кто-то встретить, но не встретил. Особого беспокойства она по этому поводу не проявила. Похоже, что гораздо больше ее интересовал Доктор, рассеянно слушавший генерала. Тот продолжал что-то доказывать, но Доктор лишь несколько раз отрицательно качнул головой. Затем, чуть приподняв руку, призывно шевельнул пальцами. К нему двинулся типчик с дипломатом. Женоподобный юнец потоптался и тоже затанцевал к лимузину. Но вдруг пакет вывалился из его рук, он покачнулся и стал оседать на асфальт. Картина Алексею была знакома по Афганистану: выстрел снайпера. Только здесь оружие было с глушителем.

— Голубого мочканули, — услышал он спокойный голос Сутулого.

— Лучше бы Доктора шлепнули, — ответила куколка. — Ты охрану вызвал, Искандер?

— Некогда было, сама знаешь. Сейф — не два пальца об асфальт.

— Идем отсюда!

— Нет, Викуня. Надо с Лампасом побазарить.

Трое накачанных ребят, выскочившие из джипа, окружили машину Доктора. Один подтолкнул бородатого типчика с кейсом вслед за шефом на заднее сиденье и захлопнул дверцу. Шестисотый будто скакнул с места, устремившись с площади. Качки, не выпуская оружия, попятились к джипу, в мгновенье загрузились в салон и укатили за хозяином, даже не поинтересовавшись, что сталось с женоподобным юнцом.

Кинувшаяся с крыльца кожаная генеральская свита взяла начальника в кольцо. Генерал-колобок сохранял завидное спокойствие. Остановил взгляд на жертве киллера, которую уже окружили зеваки. И покатился в аэровокзал. Сутулый по имени Искандер попытался его остановить, но тот скрылся за высокими дверями. Куколка Викуня потянула его за руку. Однако Искандер решительно шагнул к толпе зевак. За ними тронулась спортивная пассажирка с московского рейса. Алексей заметил, как она коснулась днища дамской сумочки узкоглазой красавицы. Очень похоже, что засадила клопика. Ловкая деваха, ничего не скажешь. Что-то подсказывало Алексею, что она прилетела в Алма-Ату не для гулянок. Однако и предположить не мог, что через какое-то время встретит ее вновь. И произойдет это в обстоятельствах, где жизнь и смерть, словно любящие сестры, ходят в обнимку.

Юлию не обеспокоило то, что она не обнаружила в аэропорту Георгия. Оставался вариант встречи в гостинице «Россия», и на крайний случай — связь по миниатюрной рации, называемой в обиходе флешкой. Зато Доктор прекрасно вписался в объектив миниатюрной фотокамеры вместе с генералом-колобком. Звука выстрела Юлия не услышала, но мгновенно поняла, что произошло. Она не то чтобы удивилась, но подсознательно отметила несуразность случившегося. Подстрелили настолько незначительного типа, что над этим стоило задуматься. Открыв рот, дурочкой таращилась на быстро скапливающуюся толпу. Ее бесцеремонно оттолкнули генераловы мужички-близнецы, так что она оказалась сдвинутой чуть ли не вплотную к сутулому казаху и его ухоженной даме. Услышала про Доктора, и это насторожило Юлию. Она двинулась за парочкой к толпе, сгрудившейся вокруг Голубца. Когда те направились к припаркованной на стоянке «Тойоте», Юлия рванула за ними. Обратилась к казаху с именем Искандер:

— До города не подбросите?

Тот возражающе качнул головой, но вмешалась его спутница:

— Садитесь рядом с шофером.

Искандеру ничего не осталось, как согласиться. Усаживаясь на переднее сиденье,

Юлия рыскнула глазами по толпе, но пассажира с дорожной сумкой не обнаружила.

«Тойота» неспешно выехала на шоссе. Видно хозяин не любил быстрой езды или берёг от случайной аварии свою драгоценную жизнь — водитель держал скорость не больше шестидесяти, даже не делая попыток пойти на обгон.

— Вы приезжая? — обратилась к Юлии кореянка.

— Заметно? — обернулась она к ним.

— Заметно. Из Белокаменной?

— Да, из Москвы.

— По делам или развеяться?

— Познакомиться с особенностями вашего рынка.

Хозяин машины хмыкнул и вмешался:

— Какой рынок нужен красавице? Бордельный?

— Искандер! — остановила его кореянка.

Юлия пропустила шпильку мимо ушей.

— Я по заданию серьезных людей.

— С какой стороны серьезных?

— С денежной.

— Рынок большой, и дырку в нем в одиночку не найдешь.

— Помогут. От выгодного предложения умные люди не откажутся.

Искандер опять хмыкнул:

— Что тебя интересует? Китайский ширпотреб?

— Фи! — брезгливо скривилась Юлия.

— Наркота?

Юлия помедлила с ответом и с акцентированной решительностью произнесла:

— В опасные игры не играем!

— Правильно делаете, — и через паузу: — Что могут предложить денежные люди?

— Базар не к месту, — ответила она.

Хозяин машины удивленно крякнул и смолк. Кореянка произнесла:

— Однако!

«Тойота» уже миновала алма-атинский автовокзал и влилась в поток машин на магистральной улице Ташкентской. Юлия никогда не бывала в этом городе, но план его изучила добросовестно. Потому без труда сориентировалась в хитросплетении улиц.

— Бабки большие? — прервал молчание Искандер.

— Бюджетные, — ответила Юлия.

— Российские бюджетные?

— Нет. Вашего министерства обороны.

Искандер какое-то время переваривал услышанное. Кореянка тоже молчала. Затем подала голос:

— Подробнее можно?

Юлия обернулась, оглядела обоих. Мило улыбнулась и с улыбкой же ответила:

— Подробности не здесь.

— Где ты остановилась, красавица? — спросил Искандер.

— Мне рекомендовали отель «Россия». Можете меня высадить в любом месте. Доберусь на такси.

— Подбросим! Как тебя зовут?

Юлия назвалась.

— Запомню, — сказал он и протянул ей визитку, — Звони завтра.

Юлия глянула на золотистый кусочек картона: Исмагилов Искандер, три телефонных номера, включая сотовый. Отчества и адреса на визитке не значилось. Однако фамилия ей была знакома. Она слышала ее от Геры.

3.

Сначала, встречая Юлию, Георгий сидел в зале ожидания и со скучающим видом потягивал баварское пиво, хотя терпеть его не мог. Но бизнесмену из Германии, хоть и русскому по рождению, положено любить пиво. И господин Кауфман с видимым наслаждением отхлебывал из высокого бокала пенистую горьковатую жидкость. Профессионально засек топтунов, их красногубого начальника с подушечным лицом. «Не Доктора ли прикрывают? — подумал. — Хотя вряд ли. Ошиваются среди улетающих и провожающих. Явно кого-то пасут. Причем втёмную».

Пасли, оказывается, курносого парня, устремившегося к стойке после объявления об окончании регистрации пассажиров. Георгий не сдвинулся с места, когда топтуны стали месить его. У них с Юлькой было свое дело, отвлекаться от которого они не имели права. Парень между тем оказался не промах. Прежде, чем его скрутили, успел наподдать топтунам и свалить ударом кулака Красногубого. «С каратэ знаком», — отвлеченно подумал Георгий.

Однако разборка на этом не закончилась. В нее оказались втянуты кругленький генерал аэропортовской полиции и высокий сутулый казах с похожей на статуэтку подружкой — ни дать, ни взять «сладкая парочка».

Парня увели. Генерал о чем-то переговаривался с казахом. Георгий не собирался прислушиваться, но вдруг казах довольно громко произнес слово «доктор». Это уже было интересно. «Доктор» — по его линии. Но какое отношение тот мог иметь к сутулому казаху, к курносому парню и, наконец, к полицейскому генералу?.. Стоило поразмыслить.

Доктора встречали сладкая парочка и кругленький генерал — колобок. Перекинулись приветствиями и двинулись на выход. За ними на почтительном удалении последовала генеральская свита в одинаковых кожаных пиджаках. Георгий тоже покинул зал ожидания. Неторопливо прошел мимо сутулого казаха с круглопопой живой статуэткой и направился к стоянке, где оставил арендованную накануне «Ауди» с тонированными стеклами. Адрес центрального офиса Доктора и номер его мерса Георгий узнал еще вчера. Номер джипа тоже мог пригодиться. Он нацарапал его на сигаретной пачке, прибавив к предпоследней цифре тройку. И стал наблюдать.

Из дверей аэровокзала показалась Юлька. То, что произошло дальше, не вписывалось ни в какой возможный расклад. Увидев, как завалился Голубец, и, заметив суету у докторского мерса, Георгий решил не дожидаться окончания акта. Включил зажигание и вырулил с привокзальной площади.

Втесавшись в сплошную вереницу машин, пристроился за маршрутным такси. Выезд из аэропорта был один. Доктора можно укараулить на перекрестке. Там же Георгия подстраховывал старый товарищ по службе в морской пехоте Талгат Каирбаев. После службы они виделись только раз, когда Талгата каким-то ветром занесло в Москву. В то время Георгий еще был Каретниковым и жил в Балашихе у школьной учительницы, торговавшей на рынке рыбой. Почти всю ночь они просидели тогда на маленькой кухоньке. Выпили не меньше, чем по бутылке на брата. Георгий костерил демократию и политиков, разорвавших на куски державу и обгадивших армию. Талгат согласно кивал головой, однако его скуластое лицо не выражало никаких эмоций. Сколько помнил Георгий, оно всегда было: невозмутимым, как у каменного сфинкса. Они вспоминали дни службы, особенно своего взводного — каратиста, которого солдаты называли между собой только по имени — Рома. Лейтенант Рома заразил любовью к восточным единоборствам чуть ли не полвзвода, но сильнее всех — их с Каирбаевым. Лейтенант распрощался с армией сразу после развала Союза. Он был земляком Талгата, и убыл в любимый город Алма-Ату вслед за подчиненным, отслужившим срочную. В тот вечер Талгат скупо поведал, что влез бывший взводный в какую-то крутую разборку и был расстрелян из встречной машины по пути на стрелку. Что карате против автомата? Ничто! Сам Талгат устроился на службу в милицию, которую переименовали в полицию, как будто бардака от этого стало меньше.

С тех пор они не виделись, только изредка перезванивались. Георгий знал, что Талгат женился на докторице по имени Гульжамал и перебрался к ней жить в шестой микрорайон. Там он и разыскал своего сослуживца. И, наверное, впервые увидел на лице друга мимолетную тень удивления. Мелькнуло удивление и исчезло.

— Проходи, Каретников, — будничным тоном пригласил его Талгат.

Георгий уже отвык от родной фамилии. Услышав ее, грустно улыбнулся, приложил палец к губам и заговорщицки произнес:

— В Алма-Ате я не Каретников, а бизнесмен Кауфман. Подданный Германии. А в России я Кацерик.

Талгат не выказал ни удивления, ни любопытства. Словно ничего другого и не ожидал услышать. В их отношениях ничего не изменилось. Это политики меняют друзей и убеждения. А они были солдатами. Оба переживали развал Союза, осуждали строй, допустивший казнокрадство, проституцию и распространение наркотиков. Оказалось, что Талгата два года назад выбросили из полиции «за превышение». Теперь он занимался безлицензионным извозом, несмотря на классную спецподготовку. Услышав про «дуст», друг без колебаний согласился подстраховать Георгия. Подстраховка — тот же извоз, только гонорар выше…

Пирамидальные тополя по обеим сторонам четырехрядного шоссе гляделись сплошной зеленой стеной. Осень в Алма-Ате едва ощущалась, октябрьская погода напоминала московский август. Георгий обратил внимание, что некоторые из водителей встречных авто начали помаргивать фарами. Сигнал, знакомый каждому шоферу: впереди притаились мастера машинного доения. Талгат просветил его насчет местной таксы: если виноват по-чёрному — стольник зеленью либо два в зависимости от провинности. Не виноват — двадцатник, если не хочешь, чтобы тебя мурыжили. Две десятки американских десятки Алексей держал в правах. Иначе задержка с резиновой проверкой документов неизбежна.

Так и произошло. Плюгавый гаишник с жезлом выскользнул, словно змей, из-за дерева. Георгий открыл дверцу, радушно махнул ему. Тот приблизился, взял права, жестом фокусника изъял обе купюры. Козырнул и пожелал «счастливый путь». «Москвич» Талгата стоял с открытым капотом в сотне метров от светофора, регулирующего т-образный перекресток. Сам хозяин, подсвечивая фонариком, ковырялся в моторе. Георгий тормознул, крикнул:

— Эй, приятель! Помочь?

— Помоги — дай пару сигарет.

Георгий протянул ему сигаретную пачку, на которой был накарябан зашифрованный номер джипа. Талгат возвратился к своему «Москвичу». Георгий свернул на городскую трассу, освещенную фонарями. Съехал на обочину, подогнал «Ауди» впритык к разлапистому карагачу и заглушил мотор. С дороги его машина вряд ли просматривалась, зато проходившие мимо авто были как на ладони. Было воскресенье, и народ возвращался со своих дач в городские квартиры. Еще час — полтора, и дорожный поток рассосется, оставив без дела мастеров машинного доения.

Доктор между тем не появлялся, хотя по всем расчетам уже должен был проследовать мимо. Даже если б поехал по гравийке, Талгат дал бы знать. Значит, произошел непредвиденный сбой, и придется вносить коррективы. Георгий достал купленный накануне мобильник, зарегистрированный на местную сотовую связь, и набрал номер Талгата. Тот откликнулся сразу: — Пусто, — и отключился…

Еще полчаса назад в огромные окна аэровокзала заглядывало солнце, а уже начало темнеть. В горах темнота сваливается быстро, а бывшая столица Казахстана с трех сторон окружена отрогами Заилийского Алатау. Только с севера полупустыня, но там, прямо над Капчагайским водохранилищем, шевелилась, словно отара черных баранов, туча.

Алексей продолжал стоять у входа в аэровокзал. По радио невразумительно прозвучало объявление, в котором он разобрал лишь слово «Москва». Видимо, началась регистрация на московский рейс. Но его ожидало разочарование. Рейс отложили до завтрашних одиннадцати часов в связи с приближающимся грозовым фронтом. Вот тебе и «экономьте время, летайте самолетами!». Можно было, конечно, вернуться к Аленке. Но Алексею не хотелось еще раз переживать встречу и прощание с дочкой и Анютой. Не раздумывая, он сдал билет и отправился на такси на железнодорожный вокзал. Прямой поезд на Москву ушел утром, но ближе к ночи отправлялся скорый на Челябинск. Можно ехать на нем до конца или сойти в Кургане. До Москвы останется всего ничего. А время до поезда приятнее скоротать в ресторане.

Алексей опасался, что вновь окажется в купе с глазу на глаз с какой-нибудь Майей Эдуардовной, как это произошло на пути из Москвы. Тем более что в поезде оказался только один спальный вагон. Но две российских тысячерублевых ассигнации решили проблему. Кассирша любезно пообещала, что в его купе билет продан не будет…

4

Едва авто Искандера, высадив Юлию, отъехало от «России», как подле нее притормозила «Ауди» с тонированными стеклами. Дверца распахнулась, и она услышала знакомый голос:

— Садись, Юля!

Она нырнула в салон, радостно повернулась к Георгию. Он был в своей любимой болотной куртке модного покроя и с множеством карманов, в которых мог поместиться весь арсенал из подручных средств, столь необходимых в их профессии. Юлия погладила его по гладко выбритой щеке. В ответ он пожал ее локоть. Вырулил со стоянки и устремился за «Тойотой».

— Как ты вышла на эту парочку? — спросил.

Юлия прижала палец к губам, но Георгий ее успокоил:

— Жучков нет — проверил.

— Зато есть в их машине. На сумочке кореянки. Так что не гони, никуда не денутся.

— С чего ты решила, что она кореянка, а не казашка или уйгурка?

— Ой, Гера, женскому глазу это же сразу видно!

Достала пудреницу, освободила ее от бархатной подложки. На донышке замаячил светлячок.

— Прямо по курсу. Метрах в четырехстах. А в машину к ним я напросилась. Они связаны с Доктором. Сутулый казах — Исмагилов Искандер. Ты как-то упоминал его.

— Он проходил в России по милицейской базе данных. Первый срок — по малолетке в Алма-Ате. Потом еще раз в Саранске. Короновался в законники в Потьме при участии Юсупа. Вышел по амнистии. Рулил в Подмосковье рэкетом кооператоров. Во время сдёрнул в Алма-Ату. Здесь строил пирамиды по типу «Властилины». Сумел не засветиться. Умён, хотя образованьишко — семь классов. В связях с наркотой до сих пор замечен не был.

— Кстати, Гера, вероятно, я встречусь с Исмагиловым. Он вручил мне визитку и попросил позвонить. Запущу ему заготовку насчет флота на Каспии.

— Встреча, конечно, не помешает, Юля. Только смотри, не проколись.

— Да уж постараюсь. И еще, Гера. Час назад у входа в аэровокзал снайпер завалил Голубца.

— Видел этот спектакль…

Автомобиль Исмагилова по-прежнему шел, не превышая скорости. Освещенное фонарями шоссе, поднимавшееся в гору, напоминало по обихоженности московское Рублевское. Слева, за высокими изгородями, мелькали, сверкая огнями, особняки с колоннами.

Маячок на пудренице засветился ярче. Георгий покосил глазом и прибавил хода. Через минуту они увидели свернувшую влево «Тойоту», перед которой распахивались могучие кованые ворота. Проскочили мимо и почти сразу же обнаружили с правой стороны дорожный карман со стоянкой, на которой темнели два далеко не шикарных автомобиля. Стоянка предназначалась клиентам ашханы с нарисованным над входом чебуреком. Георгий крутанул руль и припарковался. Сунул в руку Юлии пачку разнокалиберных тенге.

— Местная валюта. Заплати вон тому парнишке в шароварах с желтыми лампасами сотню за стоянку, пока он сам не подошел. И поболтай с ним.

Парнишка уже направлялся к машине. Юлия перехватила его на полпути. Сунула ему двухсотенную ассигнацию. Он полез в шароварный карман за сдачей, но она остановила его:

— Оставь себе.

Тот заученно сказал: «Спасибо». Юлия спросила:

— На хозяина работаешь?

— Нет. Ашхану отец держит.

— Маловато клиентов?

— Кончился сезон. Летом много. Сейчас только днем заезжают.

— Чебуреки у вас вкусные?

— Вкусные. Из баранины.

— Можешь принести мне в машину парочку?

— Ждать надо десять минут.

— Подожду. Сколько с меня?

— Пятьсот. Вам с каким соусом? Сладким, горьким?

Юлия понятия не имела, какой соус ей нравится. Однако уверенно ответила:

— С горьким.

Парнишка вприпрыжку кинулся в помещение. Юлия вернулась в машину. Глянула на Георгия и произнесла с чувством:

— Хорош! Прямо, как Ботаник!

Георгий успел приклеить аккуратную бородку и упрятать русые волосы под берет.

— Жди меня здесь, — распорядился. — И не вздумай самовольничать…

Коттедж Исмагилова был окружен высокой бетонной стеной. Тем не менее, особых трудностей для тренированного человека ограда не представляла. Проводки под током наверху не было. Камеры слежения, как удостоверился Георгий, стояли лишь у ворот. Вполне возможно, что по внутреннему периметру бегают собаки.

Он решил форсировать стену со стороны горного ручья, в бурлении которого гасли все другие звуки. Подпрыгнул, уцепился за шероховатый край, подтянулся. Какое-то время вглядывался в темные деревья, сквозь листву которых просвечивали фонарные огни подъездной аллеи. Окна коттеджа не светились, видимо, были задернуты тяжелыми портьерами. И посторонних звуков не было слышно, их поглощал ручей.

Георгий по-кошачьи спрыгнул вовнутрь. Присел на корточки. Собак не было. Дозорных — тоже. В одном из окон второго этажа вспыхнул свет и погас. Держась кустарниковых зарослей, Георгий стал пробираться к дому. К его удивлению и не в пример новым русским, особняк почти не охранялся. Только на освещенном пятачке у парадного входа маячила фигура с перекинутым через плечо автоматом «Узи». Ее он заметил, выглянув из-за угла. Исмагилов явно чувствовал себя в своей крепости в полной безопасности. Георгий направил луч миниатюрного слухача на стекло блеснувшего пару минут назад окна. Ответом ему была тишина. Молчаливыми оказались и все другие окна. Он перешел на тыльную сторону здания. Повёл слухачом по диагонали, и в наушник проник слабый шорох отодвигаемого кресла и затем приглушенный голос кореянки:

— Искандер, ты москвичке поверил?

— Хрен ее знает, — ответил Исмагилов. — А ты?

— Не нравится она мне.

— Ха! Она тебе не соперница!

— Я не об этом.

— Но риска-то никакого, Вика! Выведет на шефа — и поглядим, что за тема. Может, и бабки засветятся.

— А Доктора пора отшить. Дурь ему все мозги замылила. Уходи от него, Искандер!

— Рано. Могли запросто замочить его, а не голубого. Выходит, предупредили, чтобы не лез в чужой огород.

— Как ты, Искандер, думаешь, Рысев признался, где деньги?

— У Лампаса признается. Рысь — говно! Собаку, которая кусает хозяина, надо убивать.

— А мне его жалко.

— Вот привезут в подвал, можешь там и пожалеть.

— Искандер! — укоризненно воскликнула она.

Тот не отреагировал.

— Зачем он тебе?

— Понять хочу.

Некоторое время в наушнике слышались лишь смутные шорохи, пока в них не вклинилась еле слышная трель телефонного звонка.

— Да, — откликнулся хозяин особняка. Через паузу: — В камере хранения?.. Почему только твоя доля? Мы так не договаривались. А где остальные?.. У Рыси нет никого в Москве!.. Почем я знаю, где?.. Что, уже выехали?.. Ладно, побазарю, и забирай, может, и расколешь. А не расколешь, закопай… — Опять возникла пауза, закончившаяся словами: — Голубой мне до фени, а с Доктором — твоя забота. Дожуём до понедельника, хоп!

Георгий понял, что звонил безшеий генерал, и речь шла о курносом парне по фамилии Рысев, которого вот-вот должны были привезти генеральские шестерки.

— Что там? — спросила кореянка.

— Сука — этот Лампас. Часть баксов Рысь сдал. Лампас говорит, что это его доля. Остальные вроде бы тот отправил в Москву. Врет, сволочь!

Пробраться в особняк у Георгия не было никакой возможности, хотя и не помешало бы. Не лишним было бы и разобраться, что натворил курносый Рысев. Но все это лежало на обочине, как и сам Исмагилов со своей Викой. Главная фигура — Доктор, которому «дурь мозги замылила». Из-за дури он и умыкнул из Москвы Ботаника. Впрочем, нельзя было исключить, что Курносый владеет какой-то информацией и, возможно, очень небесполезной.

К бетонному забору он вернулся тем же путем. Не особо скрываясь, перемахнул через него. Выбрался на шоссе и с беспечным видом двинулся в сторону кованых ворот. Подъездной путь к воротам занимал примерно сотню метров. Георгий нашарил в одном из карманов разлетайки выкидную ленту с шипами. Взял чуть правее тротуара и, не останавливаясь, выстрелил лентой поперек дороги в том месте, где на нее падала тень от лапчатой ели. Прошел чуть вперед и затаился за елью. Достал флешку, нажал на кнопку вызова Юлии. Ответом ему были лишь длинные гудки. «Неужели опять что-то отчебучила?» Но через минуту флешка завибрировала, и он услышал ее голос:

— На связи.

— Жди меня в готовности в машине!

Юлия находилась через дорогу от Георгия. Она засекла его вызов, но ответить поопасалась: освещенное шоссе в тот момент оказалось пустым, а слух у Геры был отменный, и он мог услышать ее голос вживую. Лишь когда мимо один за другим пошли автомобили, она откликнулась.

Хоть он и велел ей ждать на стоянке и не самовольничать, все равно ослушалась. Дождавшись парнишку с чебуреками и расплатившись, она оставила аппетитную стряпню на сидении и поспешила за Георгием. Конечно, это было грубым нарушением не только дисциплины, но и их неписаного кодекса. Он в группе старший, и она обязана безоговорочно исполнять все его указания. Но он еще и возлюбленный, даже муж, хотя и без штампа в паспорте. Потому она плюнула на запрет и решила на всякий случай подстраховать его. Видела, как ее Гера по-кошачьи перемахнул через ограду. Она не последовала за ним к особняку. Замерла на заборе и впялилась в компакт-прибор ночного видения. Не на шутку обеспокоилась, когда он исчез из поля зрения, скрывшись за углом. Слава Богу, вскорости объявился. Через дорогу Георгий не просматривался, но Юлия была уверена, что он неподалеку от пушистой ели. Что ему там понадобилось — ей было непонятно.

Огнестрельного оружия у Юлии не было, хотя она научилась легко управляться с любым стволом. В забугорной операции оно не полагалось. В ее распоряжении были лишь спецсредства, выглядевшие как предметы первой необходимости. И то в ограниченном количестве. Пистолет заменяла «плевалка», так в бурсе инструктор по стрельбе именовал миниатюрное устройство в виде авторучки либо зажигалки. Иголкой, вылетевшей из «плевалки», можно вывести из строя любого, но при условии, что объект будет находиться не дальше двадцати метров. Расстояние, разделявшее их с Георгием, было заметно больше. Если ему понадобится помощь, уйдет несколько секунд, пока она переметнется на ту сторону дороги. Оставалось только ждать развития событий.

Шоссе то пустело, то заполнялось кавалькадой иномарок. Изредка среди них мелькали жигули. Для Казахстана они — тоже иномарка. Но владельцы особняков эту марку не жаловали. Одна из машин оказалась черной «Волгой». Не сбавляя скорости, она свернула к кованым воротам. Метров через десять-пятнадцать её закрутило, развернуло, и она встала поперек дороги. Из водительской дверцы вылез тучный мужик в футболке и шароварах. Обошел машину вокруг, попинал колеса и сплюнул в сердцах. Юлия догадалась, что левую сторону обезножили проколы. Значит, Гера перегородил дорогу лентой с шипами. Шофер тоже обнаружил причину проколов. Нагнулся, ощупал, торопливо открыл заднюю дверцу, что-то кому-то сказал. Рысцой двинулся к воротам и скрылся в помещении охраны. Почти тотчас же оттуда появился камуфляжник с короткоствольным автоматом и потопал к «Волге». Из нее вылез полицейский с сержантскими лычками, протянул камуфляжнику руку. Видно, знали друг друга, потому что перебросились парой слов и закурили.

Юлия не заметила, когда и как успел Гера подобраться к машине. Засекла только, как он в прыжке вырубил того, что был с автоматом. «Узи» оказался в Гериных руках. Сержант сопротивляться не собирался. Вздернул вверх руки и застыл с открытым ртом. Не раздумывая, Юлия метнулась через дорогу, увернулась от мчавшегося джипа и нырнула в тень деревьев. Напротив «Волги» оказалась, когда Георгий затолкнул полицейского на место водителя и зашебуршился у задней дверцы.

Она выхватила из сумки «плевалку» и изготовилась. Георгий вытащил из салона парня, едва державшегося на ногах. Подхватил его за плечи и потащил к ближайшим посадкам. Но дотянуть не успел. Из караулки показались тучный водила в футболке и еще один, кривоногий и низенький, — с автоматом. Обогнав водилу, автоматчик устремился к машине, поливая на ходу очередями. Юлия нажала кнопку «плевалки». Кривоногий будто налетел на преграду: грохнулся с разгона и выронил оружие. Она знала, что примерно через полчаса он очухается с покарябанной об асфальт физиономией и тяжелым гудом в голове. Полчаса — это немало… Краем глаза Юлия заметила, что Гера с парнем делают последние шаги к деревьям. Причем парень почти повис на Гере, хотя поначалу передвигался хоть и не шустро, но на своих двоих.

Она бесшумно скользнула назад, проворно перебежала шоссе, благо оно опять пустовало. Ускоренным шагом припустила к припаркованной у ашханы «Ауди». Едва успела сесть за руль, как ощутила вибрацию флешки. То был сигнал выезжать. Юлия вырулила со стоянки, лихо пересекла две сплошные линии, развернулась в сторону города и, прижимаясь вправо, медленно покатила вниз. Скорее почувствовала, чем увидела, где притормозить. Распахнула заднюю дверцу. Из тени в обнимку с парнем вынырнул Георгий, втолкнул его между сиденьями, заскочил сам. Она поняла, что парень успел словить пулю.

— Вперед, — проговорил Георгий. — Не гони и улыбайся.

Она вырулила поближе к осевой линии, опустила стекло со своей стороны и врубила на полную мощность музыку. Боковым зрением отметила открытые настежь кованые ворота. Из них вылетел джип. Юлия едва успела затормозить, чтобы избежать столкновения. Джип повернул в сторону Медео и скрылся. С десяток охранников, не обращая внимания на валявшегося у скоса дороги коллегу, углублялись в посадки вслед за двумя овчарками. По всему выходило, что облава ведется с размахом, и беглецам, по их расчетам уйти не удастся.

Все это промелькнуло, как кадр немого кино. Юлия вела машину с безмятежным видом. Жевала чебурек и покачивала головой в такт попсовой песенке. Гера уже успел содрать с лица бородку, снять берет и вывернуть наизнанку куртку, ставшую светло-кремового цвета.

— На кольцевой свернешь налево, — услышала она его голос. До трамвайных путей и направо. Нам нужен шестой микрорайон. Подскажу, как подъехать.

Всё понятно: раненого надо было куда-то определять, а в шестом микрорайоне, как ей еще в Москве сообщил Гера, жил его сослуживец. В зеркале заднего вида нежданный пассажир не просматривался: затаился на полу. Георгий распотрошил аптечку и, наклонившись, обрабатывал ему рану. Сказал парню:

— Повезло тебе. Кость не задета, ранение сквозное.

Затем достал мобильник и набрал номер:

— Жди меня около ракушек, — произнес в трубку.

Когда подъехали к гаражам, из тени на свет вышел коренастый и широкоплечий человек и тут же снова растворился в темноте. Георгий показал Юлии жестом, где припарковаться, вылез из авто и отправился на переговоры. Длились они не больше минуты. Вернувшись, поманил ее наружу. И распорядился:

— Погуляй, Юля. У Талгата жена — врач. Пусть осмотрит нашего пассажира. Стражи порядка его хорошо отпрессовали.

Она безропотно подчинилась. Георгий сел за руль, тронул машину с места, свернул за гаражи и исчез из виду. Прогуливаться Юлии не хотелось. Но приказ есть приказ. Она, не торопясь, фланировала по пешеходной дорожке вдоль стандартной пятиэтажной хрущевки. Прошло около часа, когда услышала звук подъезжавшего автомобиля. Но совсем с другой стороны. Это мог быть кто угодно. Она свернула к ближайшему подъезду и сделала вид, что набирает дверной код. Однако предосторожность оказалась излишней: то была их «Ауди», остановившаяся напротив Юлии. Гера вышел из машины.

— Тебе, Юля, придется добираться до гостиницы на такси. А я вывезу парня.

— Кто он такой, Гера?

— Наш помощник.

— За что его так?

— Пока не знаю. Жди меня в гостинице. При осложнениях — дам знать.

— Слушаюсь и повинуюсь! — ответила бодрым голосом.

Но в душе бодрость и не ночевала. Ей совсем не нравилось ждать любимого. Особенно, когда неизвестно, сколько ждать.

С кольцевой трассы «Ауди» ушла на поворот с указателем «Бишкек». Когда миновали пост автоинспекции, притаившийся сзади Рысев спросил:

— Мы — что, в Киргизию?

— В ту сторону.

— Кто вы?

— Друг.

— Зачем я вам нужен?

— Не торопись. Доберемся до гор, тогда и поговорим. Впереди еще один пост.

Проскочить его сходу не удалось. Подчинившись светящемуся жезлу, Георгий прижал машину к обочине, открыл дверцу и протянул подошедшему дорожному доильщику международные права с валютным вкладышем.

— Куда торопимся? — спросил тот, изъяв из корочек две купюры по таксе.

— В Бишкек, на свадьбу к другу.

— В горах не гони, гололед, — заботливо предупредил доильщик понятливого шофера и вернул документы. — Счастливо гулять!

Вскоре равнинная степь плавно перешла в холмистую. Шоссе заметно поползло на подъем. Георгий остановил машину.

— Пересаживайся вперед, Рысев! Постов больше не будет.

Тот пересел, и «Ауди» снова рванула вперед.

— Значит, интересуешься, зачем ты мне нужен? — спросил Георгий. — Затем, чтобы с твоей помощью наказать преступников.

— Какой из меня помощник! Мне бежать отсюда надо.

— А есть, куда бежать?

— В Россию.

— Вот и побежишь. Тебя как зовут, Рысев?

— Игорь.

— В армии служил, Игорь?

— В десантно-штурмовой бригаде.

— Там с каратэ познакомился?

— Там.

— Можешь ответить на несколько вопросов?

— Спрашивайте.

— Что вас связывает с Исмагиловым?

— Был у него охранником.

— Чем он занимается?

— Официально — китайским ширпотребом. Тряпки проходят по счетам. Оргтехника — контрабанда.

— А неофициально?

— Финансовые пирамиды для лохов. Липовые фирмы. Обирают клиентов и лопаются.

— Как насчет наркоты?

— Вряд ли. Такое не спрячешь.

— А Доктор?

— Не знаю.

— Исмагилов может знать?

— Может. Они с Мотей-Доктором вместе дела крутят.

— Что значит «с Мотей»?

— Его Матвеем Осиповичем зовут. А мы — Мотей. Мотя — умный и скользкий, как угорь, везде пролезет. Где деньги — там и он. У него даже свой отдельный склад есть.

— Где находится склад?

— На семидесятом разъезде, у вояк. Туда даже моему хозяину хода нет.

— А что Исмагилов? Не обижается?

— Нет вроде бы. В друзьях числятся, хотя хозяин терпеть не может Мотю-Доктора.

Какое-то время они ехали молча. За окнами темными силуэтами высились скалы. Асфальтовая дорога крутила петли, иногда вырывалась на крутой берег речушки, бурлившей в ущелье. Серпантинные кольца то круто вздымались, то укладывались по низу. Георгий словно бы не замечал их, гнал машину с витка на виток на предельной скорости.

— Классно водите, — прервал молчание Рысев.

Георгий не ответил. И лишь когда миновали очередной перевал, сказал:

— А теперь, Игорь, давай начистоту. Что за баксы требовал с тебя Исмагилов? Грабанул его?

— Нет. Своё забрал. Вернее, бабкино.

— Рассказывай свою одиссею!

— Подробно?

— Подробно.

Одиссея Игоря Рысева

1

За месяц до дембеля Рысев получил от бабки письмо. «Игорек, — писала она, — когда вернешься, переедем на родину твоих покойных родителей…» Бабка и родители Игоря приехали в Алма-Ату из Самары еще в советское время. Мать с отцом были метеорологами и неделями пропадали в горах. Там и похоронил их сель. С тех пор старушку не покидала мечта вернуться на родину.

Приехал Рысев после службы и не узнал бабку. Она сгорбилась и усохла. И на все вопросы отвечала:

— Казнить меня мало: обездолила тебя, Игорек. Саулешка соблазнила…

Сауле была их соседкой. Заглянула как-то и забалабонила:

— Чудеса, баба Тань! Помнишь, я тыщу в одну фирму сдала? Ровно месяц прошел. Сходила вчера, две тыщи получила.

— Как это? — не поверила бабка.

— А так. Проценты накопились. Очередища там, баба Тань! Полдня простояла. Надо было еще месяц подождать, четыре тыщи бы получила…

Заволновалась бабка. Что за чудеса! Может, грязные деньги очищают? Ей было все равно: грязные или чистые. Лишь бы перебраться в Самару. Потому и решилась тоже поиграть в эту лотерею. Продала старинные серебряные ложки и мопед внука, добавила свою пенсию и с утра пошла. Все ее сомнения рассеяла очередь. Она тянулась вдоль ограды парка, и очередники писали номерки на ладонях. «Столько глупых людей сразу не бывает», — подумала и решительно заняла очередь. К ее удивлению, двигались быстро, и уже к обеду она вошла в дверь с вывеской «Инвестиционный фонд». В той комнате, куда она попала, сидели шесть приемщиц. Вальяжная и очень вежливая казашка забрала деньги и выдала красивую бумагу, похожую на облигацию. Месяц после этого жила, как в лихорадке. Получать поехала уже по другому адресу и в очереди простояла целый день. Ахнула, когда ей выдали четырнадцать тысяч тенге: сто процентов дохода! Что ж это делается на белом свете?! А она, неграмотная, была против демократии!

С этого часа бабка, только и рыскала мыслями: где взять побольше денег. Чтобы сразу — и проезд, и домик на Волге, и хорошо бы на мебель осталось. Выход был, но уж больно опасный. Вконец издергалась, пока решилась.

Квартира была записана на Игоря. Бабка нашла его старый паспорт, вложила в него ордер и пошла. Заложила внуково жилье с обязательством вернуть долг через полтора года. Или отдать квартиру. И отнесла полученные деньги по знакомому адресу. Когда она собралась через месяц за своими шальными капиталами, по телевизору передали, что инвестиционный фонд приказал долго жить, а генеральный директор и его замы скрылись…

— Не убивайся, бабаня, — сказал по приезде внук. — Руки-ноги крепкие — выживем.

Больше месяца мыкался Рысев, пока не наткнулся на объявление: «Работа для крепких мужчин от 20 до 40 лет. Зарплата от 600 $». Контора по найму не внушала доверия. Надцокольный этаж, обшарпанная дверь, за столом накрашенная мадам в бархатном бордовом платье.

— Я по объявлению, — сказал Рысев.

— Фамилия, имя, отчество! Адрес и телефон! — требовательно произнесла мадам.

Он все ей сообщил, кроме телефона, которого просто не было. Ждал, когда запишет, и не обратил внимания, что открылась боковая дверь. Только почувствовал, как чья-то могучая рука просунулась сзади к горлу и уперлась локтем в подбородок. Сработал навык: каблуком в ножную костяшку, запястье в клещи, спружинился и вывернул до отказа руку напавшего. Тот охнул, а Рысев уже взлетел на подоконник, вышиб ногой раму и сиганул вниз. Слава Богу, всего полтора этажа. Не оглядываясь, нырнул в какой-то двор, перемахнул через ограду и попал на параллельную улицу.

«Клюнул на голый крючок! — ругал сам себя. — Лохов отлавливают, чтобы в рабство продать. В горах рабов навалом!» Только дома сообразил, что оставил в конторе свой адрес. Спать лег, прислонив к изголовью ломик. Звонок в дверь раздался на другой день в полдень. Он сам глянул в глазок и увидел вчерашнюю мадам. Никого рядом не было. Распахнул дверь и, загородив вход, спросил:

— Ну?

— С завтрашнего дня можете приступать к работе. В девять вас ждет шеф, — протянула ему глянцевую открытку и ушла.

На открытке красивыми буквами было напечатан адрес. Причем совсем не тот, что был у конторы по найму.

— На работу вызов прислали, — сказал он бабке не очень уверенно.

— Где-то я видела эту почтальоншу, — произнесла та…

За железной дверью шикарного офиса Рысева встретил амбал с рыхло — бугристым носом на мясистом лице и с рукой на перевязи.

— У-у, костолом! — сказал тот без злобы. — Топай прямо! Хозяин ждет.

— Это ты Штангиста покалечил? — спросил хозяин, протягивая узкую смуглую ладонь. — Десантник, да? Стволы хорошо знаешь?..

С того дня Рысев стал «конвойщиком». Охранял грузы на пути от китайской границы. После первого рейса ему выдали конверт — недельную зарплату 150 долларов. Конверты выдавал по пятницам сам Исмагилов. К концу месяца набегало еще долларов сто. «Премия за риск», говорил он. А риск был. Один раз сломался ГАЗ-66 со сварной будкой, набитой китайской электроникой с японскими лейблами. Два КамАЗа ушли вперед, а Рысев с шофером застопорились в ночной Джунгарской степи — полетел ремень вентилятора. Они уже заменили его, когда возле их «газона» появились трое на мотоцикле с коляской.

— Ключи от будки! — заорал один, размахивая пистолетом.

— Ключи у хозяина, — проговорил шофер и тут же рухнул на песок: второй налетчик тюкнул его чем-то по голове.

Отвлек бедный водила внимание от «конвойщика», а Рысеву того и надо было. Он не напугался и не запаниковал. «Узи» был в кабине под сиденьем, зато «ПМ» в кармане ветровки. Через нее и стрелял. Первым выстрелом выбил из рук главаря пистолет и сразу же всадил обоим по пуле в ягодицы. Третий кинулся бежать. Рысев пальнул по мотоциклетным фарам, отбросил в темноту пистолет налетчика, а заодно пнул под ребра и его самого. Затем запихнул стонавшего шофера на пассажирское сиденье, сам впрыгнул за руль и погнал по безлюдному шоссе. Своих настиг, когда рассвело…

— Хвалю, Рысь! — сказал Исмагилов. — Нам их дырявые курдюки — два пальца об асфальт! Повышаю тебя, Рысь! При мне будешь.

Три четверти «штуки» Игорь стал откладывать, надеясь расплатиться за бабкин кредит и выкупить свою квартиру. Даже собирался покланяться шефу, чтобы помог деньжатами. Готов был отслужить за то без оглядки и сомнений. А они были, сомненья.

Раз в неделю Игорь ездил с хозяином в пригород. Там располагалась фирма по продаже автомобилей. Президентом ее числился какой-то узбек, а заправляли делами Доктор и Исмагилов. Рысев видел очередь из будущих автовладельцев. Там же, в приемной, обнаружил мадам, которая принимала его в охранники. Она командовала телефонами и явно игнорировала узбека-президента.

Как ни высчитывал Рысев проценты с автовзносов, никак не мог разглядеть выгоды. Покупать оптом и продавать в розницу со стопроцентной прибылью — понятно, как дважды два. Менять обесценивающиеся тенгушки на доллары — все коммерсанты так делают. А вот торговать машинами себе в убыток — черная пустыня. Приходи любой и плати две трети цены автомобиля, и через какой-то срок получай новенького жигуленка безо всякой доплаты.

— Жулики они, Игорек! — сказала бабка. — Облапошат людей, как меня, и сбегут. Вспомнила я ту почтальоншу. Квартирные деньги я ведь ей отдала.

К худу ли, к добру ли высветлила худая бабкина память «почтальоншу», но внуку она мозги враз прочистила. Словно сами по себе сложились беспорядочные осколки. Кто он, тот узбек-президент? Шестерка! А первые автовезунчики — реклама из уха в ухо, чтобы еще завлечь тысячи. Придет срок платить по векселям — шестерку в сброс! Отправят в какой-нибудь братский кишлак — и ищи его со всеми собаками! А денежки вкладчиков хапнут Мотя-Доктор с Исмагиловым. И все шито-крыто. Они же к автомобилям — ни с правого, ни с левого боку! Телефонная мадам тоже не причем: наемная секретутка на зарплате.

С того дня Рысева не покидала шальная мысль вернуть квартирные деньги, да еще с обещанными бабке процентами!.. Только не спешить в этом деле, продумать все до мелочей и не подставиться раньше времени. Код сейфа он подсмотрел, когда хозяин клал туда коробку с валютой. Осталось раздобыть хитрый бородавчатый ключ, который Исмагилов всегда держал при себе. И вскоре такая возможность подвернулась.

В тот душный вечер Рысев сидел с короткоствольным «Узи» в предбаннике. Ему видны были две тени за матовой перегородкой: хозяина и толстого московского гостя азиатской наружности, которого Исмагилов называл Юсупом. Замотавшись в простыни, они поддавали и ждали бабцов, которых должен был прислать Доктор.

Трех «массажниц» привез исмагиловский шофер. Кореянка среди них смотрелась, как дорогая кукла. Она и осталась с Исмагиловым, когда пузатый гость увез двух массажниц в гостиницу. Рысев подошел вплотную к перегородке, глянул в просвет в стеклянной метелице. Нагрузившийся шеф лежал на диване. Кукла, слегка запахнувшись в простыню, так что видны были груди-мячики, спокойно сидела в кресле и курила. Рысев приоткрыл дверь.

— Заходи! — приглашающе шевельнула она пальчиками.

Протянула ему ополовиненную бутылку «Абсолюта», бокал и большую пиалу с остывшими мантами.

— Расслабься, детектив. О твоем хозяине я сама позабочусь.

Он выпил не больше пятидесяти граммов, остальное заставил себя вылить в раковину. Блики от люстры испятнали мраморный пол. Тихо жужжал вентилятор.

Рысев убрал верхний свет. Выждал какое-то время и проскользнул в раздевалку. Исмагиловские ключи нащупал сразу же. Они были охвачены золотой цепочкой с кольцом, вшитым в пояс джинсов. Он вытащил из кармана четыре бруска импортного пластилина и дважды вдавил в них каждую сторону бородавчатого ключа. Затем протер его и вернулся в предбанник.

Домой он попал только поздним утром.

— Сколько у нас долларов, бабаня?

— Пять тысяч.

— Начинай собираться в Самару.

— Этих денег на жилье не хватит, Игорек.

— Не беспокойся, бабаня. Будут деньги. Все твое барахлишко должно уместиться в одной сумке.

— А это? — она растерянно развела по комнате руками.

— Багажом потом отправлю, — обманул он. — И сразу прилечу.

— Может, вместе?

— Делай, бабаня, как говорю. Отъезд в субботу.

Дружок по дембелю, классный токарь-самоучка, изготовил по слепкам два ключа, и каждый оказался не хуже родного. Осталось дождаться субботнего дежурства, однако новая хахальница хозяина чуть не порушила все планы. Исмагилов не хотел расставаться с ней ни ночью, ни днем. В субботу он привез кореянку в офис, сказал Рысеву:

— Вику тоже карауль.

— Презираешь, детектив? — спросила она, когда они остались вдвоем.

Он промолчал. Она не унималась.

— Ты на самом деле так предан хозяину?

— На самом.

— А убежать со мной в Россию — слабо?..

Исмагилов вышел из кабинета с целлофановым пакетом, плотно набитым тенгушками. Кинул его на колени кореянке.

— Вот тебе манто, Викуня. Поехали!..

В сейфе оказалось 72 пачки по тысяче долларов в каждой. Бабкиных из них, если считать проценты, примерно сорок пять тысяч. За моральный ущерб тоже полагается. 60 штук будет в самый раз.

Рысев заранее обменял две тысячи баксов на российские пятисотки. Купил суперклей и две грелки, у которых отрезал горловины. Приготовил вместительный кисет из мешковины. И написал письмо генеральному прокурору республику.

Очистив сейф, он отсчитал двенадцать пачек и кинул их в кисет. Остальную валюту располовинил на глазок, разместил в грелках и заклеил резиновые концы.

Бабку он решил отправить поездом, а сам — лететь вкруговую, в Екатеринбург, а не в Самару, чтобы запутать следы.

— Собирайся, бабаня! — сказал он, явившись домой.

— Куда?

— В Самару.

— Да ты что, Игорек, я же ничего в дорогу не купила.

— Потом, бабаня, на станции. Тенге у тебя есть?

— Почти две тыщи осталось.

— Трать их на еду. Вот тебе еще российские десять тысяч.

— А ты?

— Я прилечу. Встретимся у тетки… А вот эти две грелки привяжи к телу. Вскроешь только в Самаре. В них наш дом.

— Игорек, ты что, ограбил кого?

— Это твои деньги. За квартиру. Скорее, бабаня, такси ждет!

Поезд уже стоял на перроне, когда они приехали на вокзал. Рысев подошел к проводнику купейного вагона, протянул ему руку. Тот охотно ответил на рукопожатие.

— Двойная цена, земляк! Найди старушке нижнее место до Самары. Сделаешь?

— Проходи, занимай любую полку во втором купе…

Бабаня заплакала, внук погладил ее по голове и выскочил. Бегом спустился в камеру хранения, отыскал пустую автоматическую ячейку, затолкал в нее кисет с долларами. После этого достал из кармана конверт, вынул из него письмо на имя генерального прокурора республики и вписал в него номер камеры и код. На вокзальной площади опустил конверт в почтовый ящик и, не торгуясь, сел к частнику:

— В аэропорт, папаша!

Выслушав исповедь Рысева, Георгий спросил:

— Как думаешь, давно контачат Исмагилов и Юсуп?

— Сидели в одной зоне. Юсуп вроде бы короновал его.

— А Вика что из себя представляет?

— На Доктора пахала. У него три массажных салона. Вика — девка образованная. По-английски, по-немецки и по-корейски запросто может. Спрос на нее большой был. Исмагилов один раз ее попробовал и при себе оставил. Даже отступного дал Доктору из своей доли. Теперь, наверно, тот жалеет, что уступил ее Исмагилову.

— Почему?

— Считает, что Вика стала мешать их бизнесу.

— А на самом деле?

— Хозяин зациклился на ней. Ну, и дела запустил. Сейчас, наверно, рвет и мечет.

2

Искандер Исмагилов в этот вечер на самом деле рвал и метал. С каждым новым сообщением, что беглец не найден, он все больше свирепел. Даже разлюбезная его телу прелестница Викуня не могла успокоить. И за все расплачивался Штангист, совсем недавно возведенный хозяином в охранные бугры.

— Я — это… послал Саксаула, — оправдывался тот от дверей, не решаясь приблизиться.

— Баклан ты, а не бугор! Забыл, как Рысь тебе руку сломал? Трёх быков надо было послать, а не одного! И чтобы сразу в подвал!

Лицо баклана-бугра выражало полное согласие с хозяином. Он даже чмокнул в знак преданности губами.

— Выяснил, кто помог ему сбежать?

— Не было у него таких корешей.

— Кто же отключил Саксаула?

— Не могу знать. Может, прохожий.

— Сам ты прохожий ишак! Мать потрясли?

— Исчезла мать.

— Куда исчезла?

— Соседи не знают. Позавчера дома была. Видали, как за молоком ходила.

— Ну, суки! Все просрали! Совсем шустрить разучились! Подставили, как фраера!

Провинившийся Штангист больше не раскрывал рта. Продолжал переминаться с ноги на ногу, выражая всем своим видом раскаяние. А Исмагилов взвинчивал себя все больше:

— Вон, какую афишу нажрал, хряк! В дубаки пойдешь, в конвойщики!.. Отвали!

Разжалованный хряк попятился. Задом отклячил дверь и испарился. Исмагилов плюхнулся в кресло и громко позвал:

— Викуня!

Она мгновенно откликнулась на зов, появилась из спальни в белоснежном халате.

— Принеси коньячку, Викуня. И себе тоже.

Исполнив повеление, она уселась в кресло напротив, приоткрыв халат и обнажив точеные ноги. Исмагилов выхлебнул полбокала, пожаловался:

— Куда он мог смыться раненый? Штангист базарит, что зацепили его.

— В горах много укрытий. Залег где-нибудь до утра.

— А что за бородатая торпеда в зеленом прикиде? Откуда этот бык взялся?

— Послушай, Искандер. Вспомни-ка типа с кейсом, которого Доктор привёз.

— Ну?

— Он был в зеленоватом замшевом пиджаке и с бородой. Тебе это ни о чем не говорит?

— Туфта, Вика! Москвич — по наркоте. Доктор звал меня в дело, я отказался. У меня лучший кореш загнулся от дури. Рысь им до фени!

— А если насолить тебе хотели за отказ?

— Нет, рисковать им не по кайфу.

— Давай, как ты говоришь, дожуем до понедельника. В понедельник встретишься с москвичкой. Кстати, не мешало бы проверить, поселилась она в гостинице или нет. И узнать, в каком номере остановилась.

— Молоток, Викуня! Вызови, кто там на стрёме.

Викуня, изогнувшись станом, поднялась с кресла, подплыла к столу и нажала кнопку вызова. В дверях тут же нарисовался Штангист.

— Ты еще тут! — рыкнул на него хозяин.

— Дык… это… Вы не сказали, кто вместо меня.

— Потом скажу. Смотайся в «Россию» и узнай, в каком номере остановилась москвичка. Понял?

Штангист кивнул, и все же было заметно, что не все ему понятно. Шевельнув губами, хотел что-то уточнить. Однако не решился. Выручила его Викуня:

— У москвички короткая стрижка, волосы каштановые, сама белокожая. В ушах — бриллиантовые капельки. Одета была в светло-серый приталенный жакет. На ногах серые сапожки «Саламандра», каблук средний, подошва очень плотная. На вид ей года двадцать два — двадцать три. Запомнил?

— Ыгы.

— Дай дежурной регистраторше пятисотку, она живо ее вычислит и выложит тебе всю информацию. Не забудь узнать фамилию москвички, и номер ее гостиничного телефона.

— Понял? — рыкнул Исмагилов.

— Сделаем, — торопливо откликнулся Штангист и испарился.

Хозяин удивленно проговорил:

— Тебе, Вика, только шпионкой вкалывать. Я и не запомнил, какая у москвички прическа, и какой на ней прикид. А ты даже каблук срисовала.

— Женщины такие вещи всегда замечают, — она снова уселась в кресло с бокалом в руке, погладила колено любовника и произнесла успокаивающе: — Глядишь, и вернешь свое, Искандер.

— Дело не в бабках. Вонь пойдет: лох смотрящего кинул. Первый камень Доктор запустит.

— А ты опереди. Сам закидай его камнями.

— Доктор еще понадобится, Викуня. Если эта сикушка из Москвы не лепила горбатого насчет бюджетных бабок, без него не обойдемся. Все завязки у него.

— Он же долю потребует! Процентов сорок. А в союзники Лампаса возьми.

— Он еще хуже, чем Доктор. Мент ссученный! А звонить ему все равно придется, чтобы по-новой перехват объявил. Не только на Рысь, но и на бородатого мужика в зеленой куртке.

— Намекни ему на докторского гостя. Только не в прямую. То ли, мол, в куртке был, то ли в зеленом пиджаке.

— Ладно, Викуня. Ну, а Доктора, если возбухнет, — два пальца об асфальт!..

Покинув аэропорт, Доктор велел шоферу уйти с трассы и выбираться полевыми дорогами. Обе машины проскочили по старому деревянному мосту через арык в район второй Алма-Аты. Оттуда проехали в коттедж, который он приобрел год назад на имя престарелого отчима, живущего в Семипалатинске.

Доктор и Ботаник сидели после ужина в гостиной, стены которой были задрапированы бежевым шелком. В камине тихо потрескивали березовые поленья, и напольные ходики мерно отсчитывали секунды.

— У вас много врагов, Матвей Осипович? — спросил Ботаник.

— Нынче у всех есть враги.

— Высокий казах, что был в порту с дамочкой, — ваша крыша?

— Вы меня шокируете своими вопросами, Савелий Григорьевич.

— Имею большой опыт конспирации. Не знаю, как у вас, но в России она необходима. Если бы не конспирация, меня распотрошили бы вместе с лабораторией. Так что насчет крыши?

— Да, боевики Исмагилова обеспечивают безопасность бизнеса.

— Случайно не он навязал вам покойного голубчика?

— Нет. Начальник УВД на транспорте.

— Генерал без шеи?

— Он самый.

— Дело в том, что голубчика прикончили очень своевременно. Для ваших врагов.

— Почему вы так решили?

— Я не стал вас напрягать в Москве, но мне он показался весьма подозрительным. В первую нашу с ним встречу очень уж настойчиво интересовался тем, что ему должно быть совсем не интересно. И даже полистал мою записную книжку, которую я намеренно оставил на видном месте.

— Никогда бы не подумал. Теперь понятно, почему вы рекомендовали подарить ему большую плюшевую игрушку. Чтобы привлечь к нему больше внимания?

— Именно так. Для лишней головной боли у заинтересованных лиц.

— Не из-за игрушки же его шлепнули?

— Конечно, нет. Но, возможно, она тоже сыграла свою роль. Всего скорее, голубчик не оправдал доверия хозяев. Или же они опасались, что малыш может сболтнуть лишнее. В том числе и о ваших врагах. А может, Матвей Осипович, хотели вас припугнуть?

— Не вижу оснований.

— Генерал в доле?

— Нет. Я плачу ему помесячно довольно приличную сумму.

— Этот механизм устарел. Гораздо эффективнее честный процент. Очень стимулирует служебное рвение. О чем генерал беседовал с вами по прилету?

— Так, о ерунде.

— Не темните, Матвей Осипович, коли мы стали компаньонами.

— Про вас выпытывал: кто такой, каким бизнесом занимаетесь, что у вас в кейсе.

— Я так и предполагал. Ваши охранные службы действуют так, будто имеют дело с первобытными дикарями. Их надо подкармливать на кухне, не пуская в гостиную.

— Иносказательно выражаетесь.

— Привычка молодости. И опасение быть услышанным. Я, между прочим, диссидент со стажем.

— А я — бывший секретарь парткома горздрава

— Забавный тандем. Тем не менее, Матвей Осипович, с силовиками надо дружить. Особливо с транспортными генералами. Их крыша надежнее криминальной.

— Предлагаете взять его в долю?

— Не совсем. Стоит для начала оговорить процент при сопровождении каждой партии.

— Кстати, как долго ждать первой партии, Савелий Григорьевич?

— Зависит от вас. Необходимо безопасное и приличное помещение с изолированными комнатами и оборудование по списку, который я вам передал.

— Помещение есть. Недалеко от города, на территории воинской части. Оборудование через недельку привезут из Китая.

— Вот и отлично. Что касается нас с вами, то работаем пятьдесят на пятьдесят. И без третьих лишних. Фармацевтов найду и отберу сам…

Генерал-колобок раздраженно перекатывался по аэропортовскому офису и выговаривал своему начальнику службы безопасности, тыча пухлым пальцем в разодранного на части плюшевого мишку:

— Кто тебе, Булыга, наплел, что Доктор заныкал камешки в игрушку?

— Голубой еще из Москвы сообщил, что в гостиницу к нему приходил какой-то ювелир. А потом Голубому подарили плюшевого мишку. Велели взять с собой в Алма-Ату. Зачем ему игрушка? Я и подумал, что это может быть мягкий сейф. Версия, так сказать.

— А кейс бородатого — по-твоему, не версия?

— Очень уж кейс на виду, шеф, особенно цепочка. Так ценности не перевозят. Похоже на отвлекающий маневр.

— А, может, и не было никаких камешков, а? Зелень была, а камешков не было! Перегнали из банка в банк — и чистые!

— Проценты надо отстегивать, шеф. А Доктор — жмот. С игрушкой мы, понятно, дали маху, — продолжал секьюрити. — А то, что педика убрали, так это по плану. Знал много, а толку от него пшик. Да и Доктору предупреждение за несговорчивость. Пусть знает, что урки не защитят его от пули.

Генерал перестал перекатываться. Глянул на подчиненного снизу вверх из глазных прорезей, будто прикидывал, насколько ему стоит доверять.

— Меня интересует, что за дела у Доктора с прилетевшим москвичом?

— Выясним.

— Вот и выясняй. Валютой от него пахнет. Прощупай, куда они сунутся. Может, москвич и нам сгодится. Где он остановился, засек?

— Пока у Доктора. После выстрела рванули из аэропорта, как зайцы, по степи. Арык перемахнули по деревянному мосту. И сразу — в особняк. Сейчас оба находятся там.

В этот момент подал голос телефон.

— Возьми, — буркнул генерал-колобок.

— Слушаю, — поднял тот трубку. — Богатым будешь, Искандер, только что тебя вспоминали.… Передаю, — протянул трубку начальнику, — Исмагилов.

— Чем порадуешь? — недовольно бросил в трубку Колобок и вкатился в кресло.

Слушал, не перебивая собеседника. Лишь в конце переспросил:

— В куртке или все-таки в пиджаке?.. Не вали на моего сержанта. Со своими мудаками разберись. Не охрана у тебя, а дерьмо с наколками… Ладно, перехват объявлю.

— Ну, дела! — сказал, опустив трубку на рычаг. — Парень, которого мы Исмагилову отправили, сбежал. Его отбил бородатый мужик в зеленом пиджаке. Соображай, Булыга!

— Намекаете на докторского гостя?

— Так и есть. Теперь они не отвертятся.

— Он не покидал особняк.

— У Доктора навалом потайных ходов и выходов.

— Перехват объявлять? — помедлив, спросил шеф службы безопасности.

— Я его еще не отменял. Дуй к Доктору с предъявой!

Через час к парадным воротам докторского особняка подкатил джип и просигналил. Однако никто на сигнал не откликнулся. Пришлось визитеру пройти к проходной пешочком. Вдавил блестящую кнопку на железной двери, раздалась мелодичная звонковая трель.

Привратник поинтересовался через динамик, кому не спится в ночь глухую.

— Полковник Булыга, — назвал себя прибывший.

Привратник справился о нем у мажордома. Тот, в свою очередь, побеспокоил по столь серьезному поводу хозяина. Доктор, выслушав старшего холуя, недовольно скривился, но велел впустить визитера вместе с машиной.

Когда тот появился в каминном зале, он показал жестом на кресло у стола. Однако посланец генерала от приглашения отказался и официально произнес, обращаясь к Ботанику:

— Прошу предъявить ваш зеленый пиджак!

— В чем дело, полковник? — удивленно спросил Доктор.

— Долг службы, Матвей Осипович. Совершил побег государственный преступник. Свидетели утверждают, что помог ему человек с бородкой, одетый в зеленый пиджак.

— Что за чепуха, полковник! Мой гость никуда не выходил из дома. Я могу это подтвердить.

— И все же я должен его доставить на опознание. Надевайте свой пиджак, господин, извините, не знаю, как вас звать-величать.

— Савелий Григорьевич, — произнес слегка растерявшийся Ботаник.

— Собирайтесь!

— Не торопитесь, полковник, — остановил его Доктор. Взял со стола сотовик, набрал номер и, дождавшись ответа генерала, раздраженно спросил: — Что за представление здесь устраивает ваш секьюрити?

Выслушав объяснение, Доктор взял на полтона ниже:

— Никаких свидетелей быть не может! Я ответственно заявляю, что дачу он не покидал ни на минуту.… Побойтесь Аллаха, сейчас уже ночь! Понимаю, что служба. Согласен. Готов утром с вами встретиться и обсудить варианты… — некоторое время продолжал держать трубку возле уха, затем протянул ее полковнику: — Вас.

Получив ЦУ от начальника, тот аккуратно положил мобильник на стол и, не теряя официальности, обратился к Доктору:

— Оставляю Савелия Григорьевича под ваше поручительство. До свидания, господа!

Когда секьюрити удалился, Доктор выругался:

— Вымогатели!

— Я же говорил вам, что с генералами надо дружить, — откликнулся Ботаник.

— Хотел бы я знать, откуда взялся террорист в зеленом пиджаке.

— Подстава, Матвей Осипович. Генерал, похоже, далеко не глупец. Всего скорее, сам и организовал террориста…

3

Террорист, то бишь Георгий, как и прежде, не сбавлял скорости.

Дождавшись ровного участка дороги, пошарил в кармане и протянул Рысеву бумажник:

— Держи. Денег здесь три тысячи тенге. В наличности у меня больше нет. Там же визитка с телефоном и именем Герман. Доберешься до России, позвони. Германа не спрашивай, просто назовись. Если спросишь Германа, значит, тебя контролируют. Имей в виду, номер московский. Возможно, мы еще и встретимся.

Рысев убрал бумажник в карман джинсов, проговорил:

— На всю жизнь вам обязан.

Остановился Георгий на темном полустанке Курдайского перевала.

— Приехали, — сказал своему пассажиру. — Через семнадцать минут будет поезд на Челябинск. Здесь он всегда делает минутную остановку, хотя расписанием она не предусмотрена. Вот тебе вагонный ключ, открывай тамбур и действуй по обстановке. Впереди пограничная с Киргизией станция — Луговая. Едут сплошные зайцы. Заплати проводнику, он тебя пристроит. Границу с Россией пересекай на перекладных. А там — как Бог на душу положит.

— Спасибо.

— Топай вон к тому столбу, на котором фонарь не горит. Там блатной вагон останавливается. В нем легче укрыться.

— Не поминайте лихом, командир! — Рысев открыл дверцу и скрылся, словно прихрамывающее привидение.

Водрузив на глаза прибор ночного видения, Георгий попытался пробиться взглядом сквозь темень. Но сколько ни всматривался, беглеца не обнаружил. И лишь когда, заскрежетав тормозами, остановился сверкавший огнями поезд, он заметил его. Ухватившись за поручни, Рысев подтянулся. Ступил на нижнюю вагонную подножку, изогнулся, открывая дверь ключом-вездеходом. Она распахнулась, и он мгновенно исчез в тамбуре.

До рассвета оставалось всего ничего. Георгий включил зажигание и тронулся в обратный путь, где его ждала любимая подруга.

Кто кого?

1

Юлия проснулась рано, когда солнце еще цеплялось за снежные вершины Заилийского Алатау. Ни завтракать, ни пить кофе без Георгия ей не хотелось. Стояла у широкого окна, наблюдая, как оживал внизу широкий проспект, заполнялся автомобилями, спешившими пешеходами и собирающимися под аркой пьяницами. Звонить Исмагилову рано, да и не стоит звонить, пока не объявится Георгий.

Первый пробившийся в окно солнечный луч подвигнул Юлию на вояж по коридору. Герин номер располагался на том же этаже, что и ее, но не рядом, а сразу за боковым поворотом, скрытым от глаз дежурной. Та даже не повернула головы, когда Юлия продефилировала по коридору и свернула к двери Гериного номера. Конечно же, на стук никто не откликнулся. Мог бы, между прочим, и звякнуть, знает же, что она беспокоится. Но ведь не звякнет, для него конспирация святее Папы Римского. Но едва она захлопнула за собой дверь, как зазвонил городской телефон, номера которого она и сама не успела узнать.

— Привет, красотка!

— Привет, — узнала она голос Исмагилова.

— Не раздумала встречаться со мной?

— Откуда вы узнали, в каком номере я остановилась?

— Я в своем городе все знаю. Ты не ответила насчет встречи.

— Мечтаю об этом.

— Хм. Я послал за тобой машину.

— Но я еще не готова. Хотела бы предварительно переговорить с шефом.

— Я тоже хотел бы перетереть тему с твоим хозяином. Но сперва с тобой побазарю. Так что собирайся, машина на подходе.

Не успела Юлия нанести макияж, как в дверь постучали.

— Открыто! — крикнула она.

В дверь протиснулся грузный хмурый мужик в дорогой кожанке без признаков интеллекта на мясистой физиономии.

— Я за тобой, — сказал, забыв поздороваться.

— Подожди внизу. Сейчас спущусь.

— Не. Тут подожду.

— Опасаешься, что сбегу?

В ответ тот лишь засопел.

Спустя несколько минут, они уже мчались по автотрассе и скоро свернули к кованым воротам. Отсюда они с Герой умыкнули вчера курносого парня. А сейчас она по своей воле влезала в это змеиное гнездо в виде двухэтажного особняка из розового туфа.

Мясистый водила сопроводил ее наверх, распахнул двустворчатую дверь и буркнул:

— Тебе сюда.

Вход в помещение преграждала еще одна дверь, внутренняя, обитая молочной кожей по металлу. Толкнув ее, Юлия очутилась в просторном зале с огромным плоским телевизором и киноэкраном. Исмагилов и кореянка сидели в креслах: он в белой рубашке, она — в белоснежном халате. На журнальном столике стояли три бокала и хрустальная ваза с конфетным ассорти. Еще одно кресло явно предназначалось для гостьи.

— Садись, красавица, — показал на него хозяин.

С чувством самоуважения на лице Юлия прошествовала к столику, основательно устроилась в кресле и без разрешения цапнула самую большую конфету.

— Давай по делу, — сказал Исмагилов. — Насчет бюджетных бабок.

— Ваш президент создает на Каспии военно-морской флот. Понадобятся корабли, локационные станции, терминалы, оборудование, три вида формы для моряков и куча морских приборов. В Казахстане нет для этого производственных мощностей. Создавать их заново — неподъемный груз. Серьезные люди за приемлемую цену могут взять ваш флот на полное обеспечение. Нужен местный бизнесмен, который выбил бы для своей фирмы заказ министерства обороны Казахстана.

По лицу Исмагилова скользнуло недоверчивое удивление. Видно, никак не ожидал столь серьезного предложения. Он переглянулся с кореянкой. Та никак не отреагировала на его взгляд.

— Откуда знаешь, что флот создается? — спросил хозяин.

— Шеф получил информацию из правительственных верхов.

— Что еще можешь сказать?

— Ничего. Я — передаточное звено.

— А где не передаточное?

— В вашем городе.

— С тобой прилетел?

— Да.

— Почему я его не видал в аэропорту?

— Вопрос не по существу.

— Кто он?

— Бизнесмен из Германии.

— Причем тут Германия?

— Он немец из Поволжья. Эмигрант третьей волны, получивший немецкое гражданство. Курирует валютные потоки.

— Когда я могу с ним встретиться?

— В любое время. Только не в людном месте.

— Ладно. Когда определюсь, позвоню. Мобила у тебя есть?

— Есть, — она продиктовала номер.

— Теперь давай завтракать.

— Извините, вынуждена отказаться: дела.

— Как хочешь.

— Надеюсь, вы отправите меня в отель?

— Отправлю.

Исмагилов нажал кнопку вызова. Появился тот же водила с рыхлым носом.

— Не набрался еще, Штангист? — грозно спросил хозяин.

— Никак нет, — затряс тот стриженой головой.

— Доставь э… девушку, куда скажет.

В гостинице Юлия оказалась почти одновременно с Георгием. Он прибыл чуть раньше, проник в ее комнату и успел принять душ. Выглядел свежим, как огурчик, будто и не провел бессонную ночь. Поцеловал Юлию совсем не дежурным поцелуем, но постельного продолжения не последовало, хотя она бы и не отказалась.

За завтраком в ресторане, когда она поведала о своем визите к Исмагилову, Георгий проговорил:

— Надеюсь, что он пригласит на встречу Доктора. Самостоятельно ему не осилить.

Юля рассчитывала, что после завтрака они продолжат общаться в более подходящей обстановке, но ее Гера рассудил по-своему:

— Посплю у себя минут двести, чтобы на переговорах голова светлой была.

Когда москвичка убыла, Исмагилов спросил кореянку:

— Ну, как она тебе показалась?

— Совсем не проста девица. Говорит меньше, чем знает.

— Сам усек. Как тебе ее базар?

— Если акцию провернуть, большие деньги закапают. Нельзя упускать, Искандер.

— Все равно без Доктора не обойтись. Звать в долю придется, — с этими словами Исмагилов вытянул из рубашечного кармашка сотовый телефон и набрал номер.

— Привет, Доктор! Как дела?.. Нарисовалась одна жирная тема. Встретиться надо. В четыре сможешь? Ладно, в пять.… В сауне не в протык, лучше в моем кабаке на Медео.…

2

Прав оказался Георгий: на встречу Исмагилов явился с Доктором. Они сидели в ресторанном зале за единственным накрытым шестиместным столом, оставив многочисленную охрану снаружи. Стол украшали тарелки с богатой закусью, запотевшая бутылка «Абсолюта» и пузатая емкость с коньяком «Камю».

Доктор, а за ним и Исмагилов встали при появлении деловых партнеров, обменялись с прибывшими дежурными приветствиями и рукопожатиями. Голос у Доктора, отметила Юлия, нисколько не изменился. И шишковатую плешь она помнила прекрасно. Он же или не узнал воздушную спутницу, или сделал вид, что видит ее впервые.

Исмагилов что-то шепнул Георгию, и тот сказал Юлии:

— У нас мужской разговор. Побудь вон в той комнате, — показал на закрытую дверь.

Ей это не понравилось, но в каждом монастыре свой устав. Покорно прошла, куда было указано. В уютно обставленной комнате ее встретила кореянка Вика.

— Шампанское будешь? — спросила вместо приветствия.

— Наливай, — согласилась гостья.

Они уселись на диван, цедили глоточками «Вдову Клико». Вика сказала:

— Это Матвей нас сюда выслал.

— Какой Матвей?

— Доктор. Подумаешь, секреты Полишинеля!

— Мужики, они такие, — откликнулась Юлия, чтобы не молчать.

— Ты с этим немцем спишь?

— Нет, он не шеф мне. Прилетел, чтобы держать ситуацию под контролем.

— Фамилию его знаешь?

— Кауфман.

— На еврейскую смахивает. Немцы кидаловом не занимаются, а евреи запросто. Доктор — тоже еврей.

— Мне до лампочки национальность, мое дело маленькое.

— Не темни, Юля! Не похожа ты на простушку. Не скажешь ведь, кто твой московский шеф?

— Не скажу. Много будешь знать, красота увянет.

Вика задумалась. Подняла на гостью глаза, спросила:

— Ты не замужем?

— Нет.

— Не боишься за свое будущее?

— Чего бояться? Накоплю денег, куплю в Москве квартиру, выйду замуж.

— А сейчас где обитаешь в Москве?

— С родителями в хрущевке.

— У меня тоже своего угла нет.

— А Исмагилов?

— Спонсор. Ненадежно все это. Хотела бы я знать, о чем они там договариваются.

Тон разговору задавал Доктор:

— Как я понял, доставку вы берете на себя.

— Да, доставка наша. Расходы общие, — ответил Георгий.

— Что вы хотите иметь от сделки?

— Семьдесят процентов от официальной стоимости товара. По российским меркам. У вас он будет дороже. Насколько — зависит от вас.

— Сколько вы будете платить за товар неофициально?

— Это проблемы нашей стороны.

— Форма оплаты и сроки?

— Предоплата пятнадцать процентов на мой счет в Швейцарии. После получения очередного груза перечисляете всю сумму.

— Должен вам сказать, что семьдесят процентов — чистый грабеж, если учесть, что товар вам обойдется почти даром.

— Дармовой сыр бывает только в мышеловке.

— Мы согласны на пятьдесят процентов.

— Я не собираюсь торговаться. Семьдесят, и ни цента меньше. Подумайте, господа! Или мы расходимся, как джентльмены.

— Это ваше последнее слово?

— Да.

— Хорошо, мы обдумаем ваше предложение. Будем считать нынешнюю нашу встречу протокольной. Но без протокола о намерениях сторон.

Исмагилов, сидевший до этого времени молча, взял в руки водочную бутылку.

— Что будете пить? — спросил Георгия.

— Русскую водку.

— Я тоже, — наполнил две вместительных рюмки. Доктору наплескал коньяку.

Выпили, закусили. Доктор спросил Георгия:

— Вы отсюда в гостиницу?

— Да.

— Могу вас подбросить.

Исмагилов подозрительно глянул на компаньона и вмешался:

— Я сам их отправлю.

— Как хотите, — сказал Доктор, вставая из-за стола. — Мне пора.

Громила-вахтер откинул засов и выпустил Доктора.

— Теперь можно и мадамов позвать, — сказал Исмагилов. Встал, распахнул дверь в комнату отдыха: — Прошу к столу!

Из кухни выскочили два халдея в белых пиджаках.

— Первое будем? — обратился к гостям хозяин.

Георгий отрицательно качнул головой.

— Шампанское и конфеты девчатам, — распорядился Исмагилов. — Всем шашлык из баранины…

Штангист высадил Юлию и Георгия у гостиницы примерно через час после того, как покинул застолье Доктор. Развернулся и ударил по газам. И тут же они услышали скрипучий голос:

— Господин Кауфман!

К ним собственной персоной приближался Доктор.

— Я хотел бы переговорить с вами, господин Кауфман.

Юлия догадливо отошла в сторонку. Ей не было смысла торчать на улице. Она взбежала по ступенькам и направилась в свой номер. Доктор, уцепив Георгия за локоток, повел его к своей машине. Водитель мерса, узрев кивок хозяина, покинул салон и присоединился к курившим у джипа охранникам.

— Слушаю, — сказал Георгий, когда они устроились на заднем сидении.

— Вам этот уголовник нужен? — в лоб спросил Доктор.

— Какой уголовник?

— Не прикидывайтесь. Вы же сообразили, что Исмагилов из криминальных авторитетов.

— Предположим.

— У него нет никаких выходов на силовые структуры, кроме мелких сотрудников. Все вопросы придется решать мне, он станет только помехой. И лишним едоком в общей чашке.

— Вы предлагаете изъять его из сделки?

— Предлагаю.

— Кто при таком раскладе обеспечит сохранность грузов?

— Транспортная милиция, это я беру на себя.

— В принципе, мне все равно, с кем иметь дело. Лишь бы никто не чинил препятствий.

— Вот и прекрасно.

— Но имейте в виду, мои условия остаются прежними.

— Они меня устраивают. Вполне возможно, что мы найдем общий язык и по другим проектам. Есть одна задумка.

— Какая?

— Об этом еще рано говорить, посмотрим, что даст реализация вашего проекта. О нашем договоре Исмагилову не обязательно знать.

— Не обязательно, — подтвердил Георгий…

Поднявшись на свой этаж, он сразу же направился к Юлии.

— Я видела, как ты вылез из машины Доктора, — сказала она.

Георгий приложил палец к губам, и она послушно сменила тему:

— Отдыхать будем? — спросила.

— Будем. Только я сначала загляну в свой номер, — поманил ее пальцем и шепотом рассказал о предложении Доктора.

Она удовлетворенно кивнула и так же, шепотом, сказала:

— Забыла тебя утром спросить, с курносым парнем все в порядке?

— Надеюсь. Он сейчас должен находиться в поезде…

Беглец

1

До начала посадки на скорый Челябинский Алексей успел отовариться продуктами. В дороге, как он убедился, не всегда хочется покидать уютную лежанку, переодеваться и топать в ресторан. В вагон он заселился первым и был слегка удивлен, что там уже находились другие пассажиры.

— У нас ресторанная бригада три купе занимает, — объяснил усатый проводник.

Собиравшийся и, возможно, начавшийся дождь остался в Алма-Ате. Тускло-звездная ночь накрыла и горы, и поезд, медленно и натужно ползущий через перевалы.

Вокзальная кассирша не обманула. Алексей оказался в двухместном купе один. Сидел за столиком и перечитывал распечатанные на принтере Аленкины сказки. Он даже увлекся чтением и оторвался от рукописи, когда поезд остановился на какой-то узловой станции. «Отар», — прочитал надпись на здании. Значит, впереди Курдайский перевал, где он еще в советские времена был в командировке.

На перевале дислоцировалась рота, в которую навечно были зачислены 28 героев-панфиловцев. От Курдая автомобильная дорога вела в Киргизию. Поезд же двинет на запад по низовьям Чуйской долины, известной как местный наркотический Клондайк. Узловая станция Луговая — пограничный пункт между Казахстаном и Киргизией. Далее — город Джамбул, переименованный в Тараз. Затем машинист повернет на север, в сторону России.

Географию Алексей, оказывается, не забыл. Следил за проплывающими за окном домами, пока состав снова не окунулся в ночь. На седловине Курдайского перевала сделал минутную остановку и неспешно покатил вниз, оставляя позади каменистые горы.

Алексей вышел в коридор, остановился у окошка. Разглядеть в него что-либо было невозможно: ни фонарей, ни ламповых пятен будок обходчиков. Он уже вознамерился вернуться в купе, когда его внимание привлек щелчок закрывшейся тамбурной двери. Обернулся и не поверил глазам. Возле туалета стоял тот самый курносый парень, которого с трудом повязали в зале аэровокзала подчиненные генерала-колобка.

Заметив Алексея, парень торопливо скрылся в туалете. Ненадежное, однако, выбрал убежище, если он в бегах. Ждать его пришлось до тех пор, пока из крайнего купе не выпорхнула разбитная ресторанная девица в бананах и не толкнулась в туалет. Постояв с полминуты перед закрытой дверью, она сердито забарабанила и прокричала:

— Эй! Кто там? Выходи, а то обоссусь!

Дверь тут же открылась, и парень, прихрамывая, двинулся по проходу. Алексей откатил дверь своего купе. Когда парень поравнялся с ним, сказал:

— Я — друг, заходи!

Тот, похоже, не удивился, шмыгнул в открытую дверь.

— Что хромаешь? — спросил Алексей.

— Подстрелили чуток.

— Снимай штаны, рану посмотрю.

— Не надо. Мне ее обработали. Кость не задета.

— Кто обработал?

— Мужик, который отбил меня у охраны. Потом врачиха в микрорайоне.

— Как сейчас себя чувствуешь?

— Терпимо.

— Тебя как зовут?

— Игорь Рысев.

— Меня — Алексей Николаевич. На пару вопросов ответить можешь?

— Могу.

— Чья охрана тебя караулила?

— Ментовский сержант и быки Исмагилова.

— Что за Исмагилов?

— Мой бывший хозяин. Авторитет из уголовников.

— В аэропорту он был с женщиной?

— С кореянкой Викой. Она — хахальница хозяина.

— Его имя — Искандер?

— Да.

В голове у Алексея мгновенно высветились буквы, написанные на картонной коробке с пятью его фотокарточками и пачкой долларов: «И. И.» — Искандер Исмагилов. Не исключено, что ему и вез валюту прихвостень московского авторитета. Занятная цепочка вырисовывается: Юсуп, пославший быков по его душу, — Керим с деньгами для «И. И» — сам «И. И.», устроивший охоту на подчиненного, — мистер Икс, освободивший парня по неведомой причине. Если сюда приплюсовать Колобка в генеральском мундире и подозрительного Доктора, получится целый змеиный клубок. И знаковая фигура в нем — мистер Икс. Конечно, не мешало бы клубок распутать, учитывая особые отношения с Юсупом. Но поезд уже давно ушел, не оставив для распутывания ни времени, ни возможностей. А курносый парень — случайная нитка в этом клубке.

Тот сидел, облокотившись на столик. Лицо его было усталым и серым.

— Есть хочешь?

— Не мешало бы.

Алексей выложил на стол хлеб, колбасу и бутылку боржоми.

— Банкуй сам, Игорь. Я сыт.

Тот без стеснения раскромсал батон, крупно нарезал колбасные кругляши и принялся за еду. Чувствовалось, что проголодался, и не скрывал этого.

Когда с едой было покончено, Алексей спросил:

— Как ты оказался в поезде?

— Как в сказке. Менты, как положено, отбуцкали, потом отправили на «Волге» к Исмагилову. Когда машина свернула к фазенде, колеса прокололись. Шофер пошел к караулке, а я остался с сержантом. Из караулки подошел Саксаул с автоматом, исмагиловский охранник. Сержант тоже вылез из машины. Тут и появился мужик, мой спаситель. Вырубил охранника и вырвал у него автомат. Мент сам поднял руки. Мужик пристегнул его браслетом к баранке. Меня вытянул наружу и поволок в лес. Там вдоль трассы везде на склонах лес. Вдогонку стали стрелять. Тогда меня и зацепило.

Беглец отпил из бутылки боржоми и продолжил:

— На трассе ждала «Ауди» с девчонкой за рулем. В микрорайоне рану обработала врачиха. Потом опять в машину. Покатили на Бишкек. Мужик, наверно, гонщик, скорость не снижал даже на серпантинах. До Курдая он домчал часа за два либо меньше. Как раз успели к приходу поезда.

— И кто этот мужик, как думаешь?

— Понятия не имею.

— Не говорил, что свяжется с тобой? Или, может, свои координаты оставил?

Алексей уловил, что в голове парня возник атласный прямоугольничек с телефонным номером, и мелькнуло имя «Герман». Однако тот без запинки ответил:

— Нет, никаких координат не оставлял.

— Нет, так нет. Спать сильно хочешь?

— Не так, чтобы сильно. Просто устал.

— Ехать нам долго. Ложись и спи.

Рысев не стал раздеваться. Плюхнулся поверх одеяла и почти сразу же вырубился.

2

Негласный заяц в спальном вагоне — нонсенс. Проводник может подсадить в купе кого угодно на любой станции, этот заяц узаконенный. Беглеца надо было как-то легализовать. У Алексея еще оставались восемь тысяч российских рублей, тысяча тенге на дорожные расходы и семьсот долларов. Он не знал железнодорожной таксы. Потому отделил сотенную купюру с американским президентом и родимую тысячную — с христианским церковным ансамблем. Прошел к проводнику. Усач в компании с русской напарницей гонял чаи в служебном купе.

— Командир, — обратился к нему Алексей, — дело к тебе есть.

— Говори.

— Я знакомого встретил. Он из плацкартного вагона. Хочу, чтобы ко мне перебрался.

— Куда едет?

Алексей, не задумываясь, ответил:

— В Боровое. Курортник. Я готов заплатить.

— Сколько?

— По таксе.

В воображении проводника промелькнули четыре тысячи казахских тенге, равных по официальному курсу девятистам российским рублям. Алексей протянул ему тысячерублевую ассигнацию. Тот сунул ее в карман:

— Нет вопросов, пускай едет.

Обошлось даже дешевле, чем Алексей рассчитывал.

Рысев не шевельнулся, когда он стукнул дверью купе. Спал, не изменив позы, но лицо оставалось напряженным даже во сне. Алексей разобрал постель, выключил свет в изголовье и почти мгновенно ушел с головой в теплый зеленый омут.

…Светлая ночь опустилась на землю. Стражники у садового склепа бодрствовали, ибо время от времени из походного шатра появлялся капитан стражи и обходил караул. Подчиненные не понимали, чего им опасаться. Бунтовщик умер, с креста его сняли и занесли в склеп. С ним находится лишь блудница — бродяжка. Может, первосвященники ждут нападения паломников? Но зачем им похищать мертвое тело? Да и кто посмеет пойти против мечей?.. Однако ежечасный обход капитана рождал беспокойство и ожидание чего-то непонятного.

Перед самым рассветом небо вдруг потемнело, хотя на нем не наблюдалось ни одного облака. Стражники в недоумении задирали головы. В этот же миг округа осветилась. Скалу с гробницей залило нестерпимым светом, и у камня, прикрывавшего вход, выстроилась шеренга воинов в белых одеждах.

Капитан приказал отогнать их стрелами. Но стрелы или не долетали, или, коснувшись белых одеяний, теряли силу и падали на траву. Капитан скомандовал взять непонятных воинов в мечи. Обнажил оружие, но стражники не сдвинулись с места и даже не сделали попытки вытянуть мечи из ножен. Да и сам капитан, вместо того, чтобы шагнуть к марширующему белому строю, вдруг опустился наземь. И тут же тьма поглотила и стражников, и паломников. Только яркий луч света вспыхнул у входа в гробницу.

Из склепа показались четыре фигуры. Двое в белом вели за руки того, кого паломники почитали за мессию, а стражники — за бунтовщика. Заплаканная женщина, известная многим как Мария, поддерживала его за голову. Испустивший на кресте дух учитель сам передвигал ноги и оглядывал печальными карими глазами темный сад.

— Уходи, Мария! — произнес один из тех, кто держал Иешу под руки.

— Нет! — возразила она. — Я буду с ним!

— Иди и скажи его ученикам, которые ждут погребения, что Спаситель не подвластен тлену, что он снова жив и здоров. Они увидят его в Галилее.

— Потом я останусь с ним?

— Нет, он покинет этот мир, чтобы вернуться.

— Когда ты вернешься? — обратилась она к воскресшему кумиру.

— Не знаю, — тихо проговорил он.

— Когда на земле взойдут семена добродетели, — так же тихо произнес его спутник. — Иди, Мария, предупреди его учеников!

Она сделала несколько шажков, обернулась и никого не увидела.

Округа вновь осветилась. Испуганно шевелилась молчаливая толпа паломников. Капитан стражи кинулся к распахнутому склепу. За ним последовал первосвященник.

Гробница была пуста…

Алексей пробудился, но глаз не открывал. То, что ему привиделось, не походило на сон. Больше напоминало цветную киноленту, и было продолжением картины про Понтия Пилата и осужденного на распятие Иешу. Снова генная память?..

Он открыл глаза. Солнце уже поднялось. Поезд давно миновал Чуйскую долину. Степь за окном была разбавлена островками низкорослой зелени, которая исчезнет, когда останется позади озеро Балхаш, и начнется пустыня.

Рысев тоже не спал, лежал на спине и глядел в потолок.

— Как нога, Игорь? — спросил Алексей.

— Нормально.

— Чего улегся вчера, не раздеваясь?

— У меня кровянка на исподнем.

Алексей достал из сумки чистые трусы и футболку.

— Сходи в туалет, смой кровь. И переоденься.

— А не застукают?

— Нет, я с проводником договорился. Потом в ресторане перекусим.

— У меня всего три тысячи тенге до Самары. Мне их спаситель подарил.

— Герман?

Рысев с подозрением поглядел на него.

— Ты сам назвал и Георгия, и Германа. Впрочем, не суть важно. Подарок пока держи при себе. Деньги у меня есть. Приводи себя в порядок — и завтракать.

Вернувшись из ресторана, Рысев спросил:

— Ну, что? Рассказывать, как я дошел до жизни такой? А то подумаете, что я ворюга.

— Если есть желание, исповедуйся.

Исповедь не стала для Алексея откровением. Такие истории случались на постсоветском пространстве сплошь и рядом. После развала Союза декларируемая демократия непостижимым образом сразу же превратилась во вседозволенность, и ценности свободного бытия стали восприниматься как свобода мошенничества и воровства. В России тоже финансовых пирамид хватало: «МММ», «Мальвина», какой-то «Хопер — «А-атличная кампания!», которую рекламировала супружеская пара: муж-коротышка и толстоногая жена, тёзка повешенной братками стриптизерши. Много было всяких фирм и кампаний, обиравших доверчивых простаков.

После того, как Рысев описал свою эпопею, Алексей раздумчиво проговорил:

— Н-да, не позавидуешь.

— Вот и бабаня моя купилась. Главное, чтобы она нормально добралась.

— Доберется, проводник прикроет.

— Потому и не стал брать билет. Фамилия у нее другая, не как у меня.

— А вот тебя запросто вычислить могут. Не знаешь, с кем Исмагилов контачит в Москве?

— Наверно, с толстяком, с которым был в сауне.

— С Юсупом?

— С ним.

— Одно тебе скажу, Игорь. С криминалом в прятки долго не поиграешь. Для него границ не существует. Со своим паспортом, как я понял, ты распрощался. Распрощайся и со своей фамилией. Возьми бабкину и выправь новые документы. За деньги все можно сделать, хоть в Казахстане, хоть в России.

— Мне бы лишь до Самары добраться. Там я сориентируюсь.

На шикарном вокзале Астаны, новой столицы Казахстана, в вагон вошли трое полицейских, майор и два младших чина. Рысев быстренько юркнул в постель, притворившись спящим. Майор зашел к усатому проводнику, подчиненные лениво пошли по вагонам, открывали двери купе и тут же их захлопывали. Глянули на лежавшего Рысева. Один из них спросил Алексея:

— Куда едем?

— В Курган.

— А сосед?

— В Боровое, на курорт.

Ответ удовлетворил стражей порядка. Они оставили дверь открытой и вернулись в купе проводника. Через минуту Алексей увидел их на перроне вместе с майором, который пожимал руку проводнику. Все понятно, плановый расчет произведен.

— В Боровом мне удобнее всего сойти, — сказал «проснувшийся» Рысев.

Алексей вспомнил, как трепали погранцы и таможенники Серого. Да, проскочить на поезде границу Рысеву не удастся. Тем более что на беглеца, всего скорее, пошла ориентировка. Но можно ведь доехать до Кокчетава и даже дальше и сойти перед Петропавловском! Так он и сказал новому знакомцу.

— Нет, — не согласился тот. — Заметут. Этот участок железки — все равно, что прииск для всех служивых. Старателей навалом, всех шерстят. А Боровое я знаю. Погранпосты и таможенники только на асфальте. Контрабанду возят по полевым дорогам. Сам однажды груз сопровождал. Найду попутку и завтра буду в России. А там и до тетки как-нибудь доберусь.

— «Как-нибудь» не надо, Игорь, — Алексей достал кошель, пошелестел купюрами, вытянул три тысячных российских ассигнации и двести долларов. — Это тебе! Добирайся до Самары попутками или междугородними автобусами, там паспорт не требуется. И купи себе дорожную сумку, чтобы подозрения не вызывать.

— Вот уж не думал, что столько добрых людей на свете осталось. Спасибо, конечно. Только дайте адрес. Как доберусь, сразу долг вышлю.

— Адреса пока не дам. Деньги можешь не высылать.

— Запишите теткин адрес в Самаре, Алексей Николаевич. Вдруг будете там в командировке?

— Говори, запомню.

Насчет «запомню» Рысев явно засомневался, но адрес продиктовал. И, желая быть до конца благодарным, спросил:

— Хотите, я покажу вам визитку, которую мне мой спаситель дал?

— Мне она ни к чему, Игорь…

Уже стемнело, когда поезд остановился на станции «Курорт Боровое». Рысев еще раз сказал «спасибо» и исчез в приграничной ночи. Алексею ничего не оставалось, как расслабиться и постараться уснуть. Но объятия Морфея распахнулись для него лишь после того, как поезд миновал Кокчетав, и перенесли его на берег музыкального озера.

— Скажи, Оника, наша планета снова на краю гибели?

— Хранители не исключают этого. Жители заразились вирусом разрушения.

— Где же выход?

— Следовать заповедям, оставленным в Книге Знаний.

— Ты имеешь в виду Библию?

— Коран, Библия, Веды. Каждая из книг содержит заповеди мудрецов. Планета хранит много древних посланий. Поселенцы игнорируют их.

— Они просто не воспринимают их, как послания.

— Что ты можешь сказать о золоте?

— Драгоценный металл. Эталон валютных взаимоотношений.

— Даже ты не уловил главного. Золото — металл вечности, оно не подвержено разрушению и способно быть надежным носителем первичной информации. Но землян интересует только вес найденных золотых изделий. Варвары переплавляют информацию в немые бруски. В музеях сохранилась лишь малая часть.

— Информация доступна землянам?

— В музее города Богота есть экспонат под названием «Птицеподобная фигурка». В природе нет таких птиц. Это объемный макет летательного аппарата моих предков.

— Удивительно, что никто об этом не догадался.

— Ты слышал о большом Треугольнике, переходящем в Черный Круг?

— Нет.

— Это послание вам. Оно находится в Аравийской пустыне и символизирует цикличность жизни. Каждый ее виток заканчивается и начинается в Черном круге.

— Послание закодировано?

— Да. В нем указан путь и конечная цель.

Оника встала с кресла, подошла к нему, присела на кусачую циновку. Дотронулась пальцами до его висков. Он перестал слышать ее голос, да ему он и не требовался.

Свет стал меркнуть. Оника нехотя высвободила ладонь и, не касаясь травы, переместилась в сторону шатрового леса. Она ровно бы удалялась от него, хотя и оставалась на месте. Надвигавшийся мрак скрадывал ее фигуру, она истаивала, уменьшаясь в размерах, пока не исчезла совсем…

Сон прервался от стука в дверь и голоса напарницы усатого проводника:

— Проверка документов!

— Один едете? — спросил пограничник, взяв паспорт Алексея. — Соседей не было?

— Ехал курортник, сошел вечером в «Боровом».

Не взглянув на фотографию, пограничник шлепнул на паспорте выездной штамп. Закрывая дверь, проводница сказала:

— Перед Курганом опять проверка, российская.

Когда поезд тронулся, Алексей снова вытянулся на полке. Что за сон ему привиделся? Снова знакомая по прежним видениям неземная женщина, от которой исходили одновременно и покой, и непонятная ему озабоченность.

Скрежет поездных тормозов возвестил о еще одном государственном рубеже. Российские пограничники оказались придирчивее казахских. Румяный ефрейтор в великоватой фуражке с подчеркнутым вниманием, достойным лучшего применения, взглядывал то на пассажира, то на паспортную фотографию, надеясь найти несходство оригинала со снимком. Наверное, мечтал отличиться и заработать краткосрочный отпуск. Не найдя ничего подозрительного, обиженно вздохнул и со словами «Счастливого пути!» вернул документ Алексею. Все, как и положено по инструкции: бдительность и вежливость!

Через час поезд тронулся. Впереди была ночная остановка в первом областном российском городе Кургане. Алексей подумал, что Рысев — умница, сумел просчитать варианты. Жизнь его могла сильно осложниться, не исчезни он в Боровом.

Жизнь — вообще штука не предсказуемая. Люди считают, что она — халявный дар: берите, пользуйтесь, наслаждайтесь! Они уверены, что мир перестает существовать, когда жизнь заканчивается. Большинству невдомек, что временное пребывание на Земле — это равнобедренный треугольник, упирающийся вершиной в замкнутое кольцо Вселенной. В нем происходит кругооборот, и все начинается сызнова. В природе нет ничего мертвого. Даже разрываемая на куски планета — живая частица Вселенной, способная не только ощущать боль и отвечать на эту боль всплесками гнева, но и оживлять иссохшую материю своей энергией…

Стоп! С чего это его потянуло на отвлеченную философию, никак не связанную с реалиями бытия? Что за треугольник с замкнутым кольцом в вершине? Откуда он возник в сознании? Читал когда-то? Нет, он не помнил, чтобы читал или слышал от кого-то. Может, треугольник из ночного видения? А кольцо — законченный цикл чего-то важного?.. Значит, мысли навеяны видениями, хранящими тайну его преображения?.. В чем она, тайна?..

Снова слежка

1

Москва встретила Алексея легким снегопадом, которому еще не суждено было укутать землю в зимнее покрывало. Едва он перешагнул порог квартиры, как жена изрядно удивила его:

— Наш Олег собирается в Англию.

— Что он там забыл?

— Его отобрали по конкурсу для учебы и стажировки.

— На кого же он собирается учиться у буржуев?

— На финансового менеджера.

Алексей молча переварил новость. Ничего плохого в ней не было. Даже наоборот. И все же на душе остался неприятный осадок: почему для того, чтобы подготовить профессионального управленца, надо ехать в Англию? Неужели за бугор утекли все ученые мозги?.. Впрочем, сын уже взрослый и сам выбирает дорогу.

— Где Олег сейчас? — спросил он у жены.

— У своей девушки.

— Она тоже едет с ним?

— Нет. Грант на него одного. Он прощаться с ней поехал.

— Нормально.

— Я тоже думаю, что она ему будет там мешать. Рано еще жениться.

— Когда он улетает?

— Послезавтра. Деньги ему уже выдали… Я, Алёша, обед соберу. А ты пока прими ванну…

За обедом она спросила:

— Как твоя командировка?

— Стандартно, — буркнул он.

— Тебе звонил издатель, который твою книжку про рыбалку напечатал. Его Антон зовут, фамилию не запомнила. Сказал, что для тебя денежная работа есть. Спрашивал, где ты служишь и когда вернешься из командировки.

— Что ты ответила?

— А что я могла ответить? Ты же мне ничего не говоришь о работе. Позвони ему.

— Позвоню.

— Между прочим, я твою пенсию еще не получала.

Он не спросил о причине, только вопросительно глянул на нее. Она поспешила ответить:

— Ты же оставил доллары, нам хватило, — и, чтобы не молчать, спросила: — Тебе подложить еще гренок с сыром?

Жена была само внимание. Мысли ее читались, как открытая книга: загладить прошлый конфликт, стереть из памяти мужа и белый ковер на полу, и щедрого Геночку, о котором она, непонятно как, проговорилась. В покаянии готова была навсегда забыть о том, что случилось. Хотела, чтобы в семье воцарился мир или хотя бы перемирие, способное сгладить острые углы. Но этому мешала отстраненность мужа. Она суетливо старалась подольститься к нему, упредить каждое его желание. В ее воображении, словно пристань надежды, пару раз замаячила спальня с разобранной постелью.

Алексей легко улавливал ее мысли, но отклика в себе не находил. Вспоминал Аленку с Анютой и две проведенные с ними безоблачные недели. Вопросы жены, хоть и не мешали ему, но отвлекали, как жужжание назойливой мухи.

— Трудная была командировка, Алёш?

— Трудная, — соврал он. — Сегодня мне надо срочно подготовить отчет.

— Где же ты служишь, Алеша?

— А вот это, дорогая, секрет.

Она не обиделась. Поняла, что для обид время еще не пришло и что лучше пока ни в чем мужу не перечить. Только спросила:

— Ты в ближайшее время никуда не собираешься?

— В каком смысле?

— Ну, опять в командировку?

— Нет, у меня отпуск…

2

— Утопленник сегодня утром появился, — доложил Юсупу Клим.

— Пешком пришел или на машине?

— Пешком от метро.

— Маскируется, козел! Как у него дома?

— Тихо.

— Паси каждый шаг: куда ходит, с кем встречается. Если увидишь его на машине, срисуй номер. Любой, хоть конторский! Подключи шпану. Докладывать будешь в девять вечера. Заходи со двора. Ко мне тебя Горилла проведет.

Клим несколько раз видел здоровенного и молчаливого Юсупова телохранителя, у которого волосы лезли из-под рубашки, из ушей, из ноздрей. Вылитый горилла. Поговаривали, что стоит Юсупу подать ему знак, и считай, что ты не жилец. Не хотелось бы Климу встречаться с ним, но деваться некуда.

— Понял? — грозно спросил Юсуп.

Клим согласно кивнул и, повинуясь жесту хозяина, сгинул с его глаз.

Антону Бычевскому, по прозванию Ласковый бычок, Алексей решил позвонить, когда проводит сына в аэропорт. Однако тот сам вышел на связь, будто караулил его возвращение.

— Опять в Тибет омолаживаться мотался? — поинтересовался по-свойски.

— Нет, в Гималаи.

— Ну, и как?

— Давай сразу быка за рога, Антон. Что там у тебя насчет работы?

— Одна солидная рыболовная фирма заказала рыбацкую энциклопедию. Возьмешься?

— Сколько заплатишь?

— Платить будет фирма. Дает тебе беспроцентный кредит на тираж в пятнадцать тысяч экземпляров. Ты пишешь. Сдаешь рукопись мне и оплачиваешь расходы издательства и типографии. После реализации тиража возвращаешь долг. Все, что останется, твое.

— Не пойдет.

— Почему?

— Я не торгаш.

— Реализовывать буду я через свою систему распространения.

— За какой процент?

— Без процентов.

— Филантропом стал?

— Только для тебя, дорогуша. Я серьезных услуг не забываю. Даже смету рассчитаю в твою пользу. Без отката. На бутерброд с икрой тебе останется.

— Вот и бери сам в долг у фирмы на бутерброд с икрой. А со мной заключай издательский договор.

— Понимаешь, заказчики хотят иметь дело только с автором.

— Пусть кого-нибудь другого поищут.

Ласковый бычок смолк, и Алексей уже собрался положить трубку, но тот снова подал голос:

— Я объясню заказчику твою позицию. Кстати, сколько бы ты хотел получить в качестве авторского гонорара?

— Пять штук зеленью. Две — аванс и три, как сдам рукопись.

— Ладно, сообщу о твоих условиях.

Закончив разговор, Алексей задумался. Предложение Бычка вылезало за стандартные рамки, и это его насторожило. Не тот он человек, чтобы шустрить без выгоды для себя. В чем тут его выгода?.. Очень уж странную сделку он предложил, и явно неспроста…

В том, что неспроста, Алексей убедился в тот же день. Во-первых, Ласковый бычок сообщил, что заказчика не устраивают его условия. Нет — так нет! Обойдемся без икры! Алексей воспринял отказ неизвестных фирмачей с полнейшим равнодушием. А во-вторых… С первой же минуты, стоило только выйти из дома в магазин, он понял, что его снова пасут. Причем пасут плотно. Климовские пацаны торчали, чуть ли не у каждого угла. Похоже, им нравилось играть в неуловимых агентов. Да и почему не должно нравиться, если с телеэкранов показывают погони с выстрелами, суперменов и находчивых детективов.

Пастухи сопровождали и такси, заказанное Алексеем для поездки в аэропорт Шереметьево. Новенькая девятка вишневого цвета открыто преследовала их на всем пути. На стоянке перед зданием аэровокзала из нее вылез рослый тип в распахнутом сером плаще, не скрывавшем накачанную фигуру, проследовал за ними в зал ожидания и даже пристроился в очередь к той же стойке регистрации.

Алексей попытался уловить его мысли. Но в голове преследователя не было ничего, кроме желания не дать объекту исчезнуть из поля зрения. «Ну, и хрен с ним!» — решил Алексей, и все же, на всякий случай, зафиксировал в памяти образ шпика. С четко вылепленными чертами лица, с крутым подбородком и высоким лбом, он выглядел профессионалом. Не исключено, что из действующих оперативников. Или отпочковался от спецназовцев, погнавшись за большой деньгой. В общем, наемник.

Очередь к стойке регистрации продвигалась довольно быстро, не то, что на внутренних рейсах. Олег покорно выслушивал последние наставления матери. Алексей достал из кармана оставшиеся у него доллары и сунул их в ладонь сына.

— Не надо, папа, — воспротивился тот, — у меня есть.

— Возьми! — непререкаемо сказал Алексей. — Неизвестно, как там обернется.

Сын зарегистрировался, сдал в багаж новенький чемодан и, небрежно поцеловав родителей, направился в пограничную зону. Дети вырастают и уходят от родителей, не задумываясь, каково им будет доживать без привычных забот. Такова жизнь, и никому не дано вмешаться в этот вечный круговорот.

О том, что Утопленник отправил сына в Англию, Юсуп тут же известил по спецтелефону Зураба.

— Чем он сейчас занимается?

— Кто? — не врубился Юсуп.

— Утопленник! — повысил голос Зураб.

— Сидит дома. У него отпуск.

— От кредита на книгу он отказался окончательно?

— Отказался.

— Значит, в деньгах не нуждается. Как дела у Ботаника?

— Доктор ему все обеспечил. Еще…

— Что еще?

— Ботаник сообщил, что в аэропорту киллер завалил педика.

— Кому он понадобился?

— Доктор и Исмагилов сами удивляются.

— Шлепнули не для развлечения. Надо не удивляться, а думать. У тебя всё?

— Всё.

— Завтра в Москву прилетают три моих земляка. Я их на тебя замкнул. Обеспечь встречу и досуг. По полной программе.

— Сделаем.

— И думай, на чем подловить Утопленника.

— Закатаем — не найдут.

— Он мне нужен живой! Понял?

— Понял, — с промедлением ответил Юсуп. — Живой!

Ночь Алексей снова провел в своем кабинете. Долго лежал с открытыми глазами, ворочался, тщетно пытаясь уснуть. Им владело непонятное беспокойство, источник которого он никак не мог обнаружить. Слежка? Нет, он уже привык к ней и воспринимал, как докучливую обузу. Объявившийся в аэропорту пастух с выправкой спецназовца тоже не встревожил его. Тогда что?

За себя Алексей, вообще, не боялся. Может быть, опасность грозила близким?

Он рывком поднялся с топчана и взял сотовый телефон. Проверил номера, забитые в электронную память. Леночка, Олег, Рязанцев — эти номера стоило, на всякий случай, стереть, он и так помнил их наизусть. Алексей не допускал даже мысли, что его телефон может оказаться в руках недоброжелателей, но лучше перестраховаться. В мобильной памяти он оставил лишь телефон Антона Бычевского. Затем полистал довольно затрепанный блокнот, выуживая из него фамилии генералов, с которыми когда-то приходилось встречаться. Загнал в сотовик номера их телефонов. Блокнот разодрал на части, сбросил в мусоропровод и снова оккупировал топчан.

Беспокойство его улетучилось, будто он в одночасье сбросил давящий груз. Голова коснулась подушки, отяжелела, и тихо подкрался сон.

Он сидел на колючей циновке. Оника, прикрыв глаза, откинулась в плетеном кресле. У платана стоял человек в синем одеянии, с голым удлиненным черепом и коричневым пятном над переносицей. Он что-то беззвучно говорил ей, она лишь кивала.

— Мы прощаемся с тобой, Алекс, — произнесла она.

— Навсегда?

— Не знаю. Я всюду буду рядом с тобой.

В ее рассыпанных по плечам зеленоватых локонах не светились золотистые блики, как это было раньше. Она была похожа на раненую птицу, отставшую от стаи и с тоской ожидавшую прихода новой весны…

Операция «дуст»

(Продолжение)

1

Пилот и Белый, ветераны БД-7, пили в служебном кабинете водку и переваривали свежую информацию. Её было достаточно, но лишь для размышления. Она позволяла рассчитывать на неплохие, но не близкие перспективы в завершении операции.

Бессменный зам уже выложил командиру все новости. Джульетта и Ромео выяснили, что новая нарколаборатория Ботаника располагается на территории воинской части вблизи Алма-Аты. Закуплено в Китае оборудование, и наняты сотрудники — фармацевты. Спонсирует производство побывавший недавно в Москве казахский бизнесмен по кличке Доктор. Установлены его тесные контакты с местным начальником УВД на транспорте. По всей вероятности, генерал должен обеспечивать доставку крупных партий «дуста».

Разработка побочной линии вывела семейную парочку на местного смотрящего криминального авторитета Исмагилова Искандера, отбывавшего наказание несколько лет назад в России. На прямой контакт с ним вышла Джульетта с проработанной легендой о флоте на Каспии. Авторитет клюнул на нее. Задействовал Доктора. Но тот не захотел делиться и предложил бизнесмену Кауфману реализовать сделку без Исмагилова. Бизнесмену не было смысла возражать, его интересовала лишь валюта.

— Если не отправим вагон с амуницией, у Джульетты возникнут проблемы, — сказал Белый.

— Организуем, если понадобится. Но проблемы, как ты любишь говорить, могут возникнуть из-за Исмагилова. У него нюх на подставу.

— Он пока не догадывается, что его кинули.

— Если прознает, им нелегко придется. Да и разборка Исмагилова с Доктором начнется. Нам она не ко времени. Ты уверен, что Исмагилов не имеет отношения к наркобизнесу?

— Я доверяю нашей парочке. У них сомнений нет.

И все же оба понимали, что в смысле разработки Исмагилов был типом довольно интересным. В том числе и его контакты с Юсупом. В этом клубке важен любой кончик.

— Зураб не засветился? — спросил Пилот.

— Был телефонный контакт с Юсупом. По спецсвязи. Ничего особенного по нашему делу. Между прочим, Пилот, у нас конкурент объявился.

— Интересно. Кто же?

— Утопленник.

— Ну-ну, хорошее начало. Давай дальше.

— Юсуп послал к Исмагилову двух курьеров. С какой целью — неизвестно. До Алма-Аты курьеры не добрались. Их ликвидировал в поезде некто по кличке Утопленник. Исмагилов высказал предположение, что это киллер, нанятый конкурентами Юсупа. Но это не все, Пилот. Утопленник упоминался и в московской прослушке.

— В связи с чем?

— Ликвидировал несколько человек из подручных Юсупа, причем с поражающей легкостью. Главарь считает, что он принадлежит к хорошо законспирированному подразделению одной из силовых структур. Возможное кодовое название — Тибет.

— Нет никаких таких подразделений, кроме нашего, — сказал Пилот.

Белый плеснул водки в свой стакан, осушил в два глотка и запил из бутылки минералкой.

— Не тем мы занимаемся, Пилот. В топтунов переквалифицировались.

— А ты чего хотел?

— Обнулить безгубого Зураба, и нет проблем. Куда как просто, а?

— Наш клиент — вице-премьер, Белый. А Зураб и Юсуп — дорожка к нему. Дорожку мы имеем право сами топтать.

— Давай команду, не то навыки утратим.

— Даю. Самого Юсупа не трогать, но сладкую жизнь ему отравить и стравить с конкурентами. Пускай — туды их в медь! — погрызутся между собой.

— Юсуп послезавтра организует в сауне расслабуху для зурабовых гостей. Пригласил для компании доверенных бригадиров, подготовил гостям блондинок. Вполне подходящий вариант.

— Успеете?

— Без проблем. Истопником в сауне у нас свой человек. Наверх его не допускают, информации от него никакой. После акта мы его уведём.

Юсупа выманил из сауны частный сыскарь Вовочкин. Он позвонил ему и сообщил, что привез свежих тёлок-малолеток. Расчет, мол, требуется.

В сопровождении волосатого телохранителя по кличке Горилла нетрезвый Юсуп вылез из влажной духоты в прохладный предбанник, чтобы оценить свежий товар. Никаких телок не обнаружил, выматерился и уже собрался вернуться к землякам.

И тут шарахнуло. Взрыв разметал на куски гостей вместе с девицами. Пахан шлепнулся на пол, физиономия его сделалась серой, как асфальт. Горилла рывком поднял его и вывел на свежий воздух. Оконные стекла двухэтажного банного особнячка вылетели, из проемов нижнего этажа рвалось пламя. Юсуп пришел в себя и возблагодарил Аллаха за то, что случайно остался жив.

Примчавшимся пожарным и стражам порядка заткнули пасть баксами. Трупы убрали. В прессу просочилось лишь сообщение о пожаре в сауне.

Все мысли Юсупа были заняты тем, как оправдаться перед Зурабом. Это он велел организовать землякам отдых по полной программе. А вместо отдыха пришлось собирать куски мяса, чтобы отправить на Кавказ родственникам в цинковых гробах. Зураб не простит, если не дать оборотку шакалам.

В первые минуты Юсуп подумал об Утопленнике. Но сообразил, что напоминать о нем Зурабу — себе дороже. Да и как тот мог устроить взрыв? Каждый его шаг пасли. После того, как он проводил сына, из дома не вылезал. Кто же тогда?

На догадку его натолкнула находка неподалеку от взорванной сауны. Водилы бригадиров заметили, что незадолго до того, как рвануло, в соседний двор въехал джип с выключенными фарами. А примерно через полчаса, как раз перед взрывом, выехал. Обыскали двор и там, где джип отстаивался, обнаружили обороненную кем-то зажигалку с изображенным на корпусе черепом. Такие зажигалки дарил в знак особого доверия своим подручным только Череп.

Вот и след!

Взрыв на совести курносых из группировки Черепа! Хотя с ним и была договоренность не трогать друг друга. Но ему верить нельзя. Старому законнику Тузу можно было верить на слово, хотя большого согласия с ним не было даже у Зураба. Череп сдал им Туза, занял его место и даже уступил часть территории, на которой как раз сауна и находилась. Видать, силу почувствовал, оборзел! Теперь получит в грызло!

Две недели шла тихая, но кровавая разборка. Телевидение и радио не акцентировали на ней особого внимания, подавали стрельбу и поножовщину, как заурядные бытовые драмы, к которым москвичи давно привыкли и воспринимали их, как неизбежность. Разборка закончилась, когда Серый случайно вышел на кошелку Черепа — Виолетту. Она и навела, подсказала подмосковный адресок, где тот любил бывать. Там, в переоборудованном под пансионат пионерлагере, и взяли Черепа на ножи. А кошелку Виолетту взял под себя Юсуп, надеясь подарить ее при случае Зурабу. Тот любит худых и образованных, особенно тех, кто может на разных языках балакать.

Теперь можно было заняться Утопленником.

2

Река текла тяжело и масляно, и резиновая лодка с мужским силуэтом на корме словно бы скользила по течению, не касаясь воды. Течение иногда пыталось развернуть утлое суденышко. Мужчина выравнивал его легким движением весла и опять пускал по речной струе. Время от времени в его руках появлялась плоская бутылка, он отвинчивал пробку и, запрокинув голову, делал несколько судорожных глотков. Что-то хорошо знакомое почудилось Алексею в его облике: будто общался с ним когда-то, возможно, даже приятельствовал. Но годы стерли в памяти его имя и фамилию, остался лишь размытый временем, но знакомый образ.

На фоне осветленного луной небосвода возникали на крутом берегу темные приземистые строения. Они возникали и безмолвно исчезали, вытесненные молчаливым лесом. Алексей знал, куда направлялась лодка-призрак. За лесом река сужалась, резко поворачивала вправо, колотила в крутой глинистый берег и крутила глубокие воронки. Там был известный рыболовам Белый омут.

Резиновая лодка с гребцом скрылась за поворотом. Именно там Алексей мог окликнуть гребца и узнать его. Он попытался нагнать лодку по берегу. Но сдвинуться с места не мог. Ноги одеревенели, и он застонал от бессилия.

Собственный стон и разбудил Алексея. Что за гребец? Куда он плыл лунной ночью?.. Впрочем, не суть важно. Всего скорее, это просто кадр из прошлого, забытый фрагмент, выскользнувший из памяти…

Возникла мысль, что все ночные видения следует разложить в хронологическом порядке, ибо они — не разрозненные хаотичные осколки, а части единой мозаики. Сначала юная женщина с зеленоватыми волосами и умными кошачьими глазами. Она являлась ему, как наваждение, доброжелательная и грустная, и старалась в чем-то просветить его. В чем? Какие знания пыталась заложить в его голову? Затем сон, привидевшийся перед отъездом из Алма-Аты, про Иешу и пятого прокуратора Иудеи. Его продолжение с воскрешением распятого Иешу. Видения можно, конечно, объяснить известным библейским сюжетом. Но почему этот сюжет проявился именно тогда, когда стала являться неземная женщина? Наконец, река с лунной дорожкой, гребец в лодке. Как собрать всё это в один узел?..

Разгадка таилась где-то рядом. Казалось, вот-вот вырвется наружу, и всё получит самое простое разъяснение. Но нет, не вырывалась, не хватало самого малого. Это малое таилось за речным поворотом, где исчезла лодка с гребцом.

Он лежал на своем топчане. Вставать не хотелось. Случаются такие дни, особенно поздней осенью, когда охота просто побездельничать. Лежал и думал о том, где бы найти редакторскую подработку. Денег у Алексея не осталось, их надо было зарабатывать. Он без труда, как уже убедился, мог бы чистить взяточников и хапуг, но душа протестовала. Надо было хотя бы посетить редакцию журнала «Мир безопасности», где он изредка печатал свои криминальные байки. Но, в первую очередь, получить пенсию.

Выйдя утром из дома, Алексей, к своему удивлению, никакой слежки не обнаружил. Не было ее ни через день, ни через неделю. Он не знал, что была взорвана любимая сауна Юсупа, где он принимал прибывших в столицу земляков. Потому решил, что его, наконец-то, оставили в покое, и без спешки занялся будничными делами. Подрядился написать для журнала серию статей о технических средствах охраны офисов. Получил пенсию за несколько месяцев и половину отдал жене.

И все же Алексей ошибся, решив, что пастухи испарились без остатка. В один из дней, ближе к вечеру он отправился навестить Рязанцева, когда снова обнаружил слежку.

От дома до метро его повели, сменяя друг друга, недоросли из компании Клима. У входа в метро объявилась девица в рыжей дубленке. Вошла вслед за Алексеем в вагон. Уселась напротив и, облизывая губы, зашарила по вагону блестевшими, как мокрая галька, глазками. На Алексее взглядом не задерживалась, делала вид, что он совсем ее не интересует. А в мыслях торопилась скорее добраться до «Таганки», где ее должен был сменить некто «Фуршет».

Алексей даже не сомневался, что за этими шпионскими играми опять возник Юсуп. Возможно, что и к анонимной рыболовной фирме он приложил через ласкового Бычка руку. Перед Таганкой Алексей поднялся с места, подошел к девице и сказал, усмехнувшись:

— Фуршет скоро умрет. Ты же не хочешь отправиться вслед за ним?

Ее глаза перестали блестеть мокрой галькой, в них заплескался ужас:

— Я н-не понимаю… Я…

— Все понимаешь, дурёха. Выйдем из метро вместе и побеседуем.

— Я не выхожу на Таганке.

— Я же ничего не говорил тебе о Таганке. Сама назвала станцию, где тебя должен сменить Фуршет. Не бойся, я отпущу тебя к Юсупу. Скажешь ему, чтобы снял с меня хвосты. Или сильно пожалеет.

Девица глядела на него бессмысленными, словно залитыми оловом глазами. Машинально расстегнула дубленку, оголив полные круглые колени, прикрыть которые просто оказалось нечем, настолько короткой была кожаная мини-юбка.

Поезд стал притормаживать. Алексей взял ее за руку и вежливо произнес:

— Пошли, подружка!

Она безропотно подчинилась.

С Фуршетом они столкнулись на выходе. Алексей сразу признал в нем Шереметьевского топтуна, пасшего его, когда он провожал Олега в Лондон. Топтун был все в том же сером плаще, крупную голову прикрывал берет, сдвинутый набекрень по моде десантников. Лишь скользнувший по девице взгляд выдал его легкое недоумение. Но только и всего. Он спокойно вошел в вагон, но перед тем, как двери закрылись, вытиснулся из него и скорым шагом стал подниматься по движущемуся эскалатору, устремившись в погоню.

Алексей под руку с очумевшей спутницей вышел на улицу Большие Каменщики. Он никогда не бывал здесь, но сориентировался, что улица идет в сторону Абельмановской заставы. Потянул за собой девицу, она и не думала сопротивляться. Неторопливо, словно влюбленная парочка, они зашагали по тротуару. Спиной он ощущал, что Фуршет плетется следом. «Топай, топай», — мысленно подталкивал его Алексей.

Впереди замаячила вознесенная вверх синяя неоновая реклама: «Стоматология. 24 часа». С зубами у Алексея все было в порядке, и он потащил барышню дальше, надеясь, что обнаружится какой-нибудь глухой двор для приватного общения. Вскоре попалась полутемная арка. Алексей потянул в нее девицу, и они оказались еще на одной, совсем не пустынной улочке. «Малые Каменщики» — гласила надпись на доме.

Слева светило огнями кафе. Правая сторона выглядела темнее, на ней чуть наискосок высилась жилая башня, от которой уходил вправо неосвещенный проулок. В него и свернул Алексей со своей безвольной спутницей, так и не удосужившейся застегнуть дубленку.

— Я не хочу туда! — пискнула она. — Там гуру!

Тут только Алексей обратил внимание на бронзовую табличку на угловых дверях башни с надписью: «Центр Йоги».

— Ты знаешь гуру? — спросил, не останавливаясь.

— Нет! Нет! — пробормотала она, а в ее воображении возник коренастый узкоглазый тип с гладким безбородым лицом и блестящим черепом.

Алексея тип не заинтересовал.

Их путь закончился в чахлом, с редкими снежными островками садике, примыкающем к трем кирпичным гаражам. Было еще светло, но пасмурная погода набросила на Москву промозглые сумерки. Садик был пустынен, как дворы покинутой жителями деревни. Возле гаражной стены притулилась утащенная из какого-то прогулочного сквера чугунная скамья на гнутых ножках. Алексей слегка подтолкнул девицу, и она плюхнулась на мокрое сиденье. Спросил ее строго:

— Кто тебя, девуля, нанял, отвечай!

Девуля зашевелила губами, икнула и будто подавилась готовым вырваться словом. Такие барышни вежливого обращения не приемлют. Алексей перешел на понятный ей язык:

— Отвечай, кошелка!

— Это… Фуршет сказал, пятьдесят гринов даст.

— Кто такой Фуршет?

— Мой… это… ну… бой-френд, — иностранное слово далось ей с трудом.

— На кого он работает?

— У него мясная палатка в Выхине.

Алексей задавал вопросы, а сам прислушивался, не объявится ли накачанный бой-френд. Вдруг пожелает выручить свою пассию? И тот без промедления объявился. Со стороны гаражей хрустнула под ногами жестяная банка. И никаких больше звуков. Но Алексей был уверен, что он где-то рядом.

— Выходи, Фуршет! — громко позвал он.

Тот не заставил себя ждать. Нарисовался из узкого прохода с опущенными вдоль тела руками и с прикрытыми рукавами плаща кистями. Все ясно: в одной из них нож, обращаться с которым, судя по всему, ему было не впервой.

— Звал? Ну? — спросил, остановившись в двух шагах.

— Кто тебя послал за мной следить? Юсуп?

— Отпусти бабу, Утопленник! — проигнорировал он вопрос.

— Отпущу, когда ответишь.

Еще до того, как бывший десантник взмахнул рукой, Алексей понял, что через мгновенье в его правое плечо полетит нож. Именно в правое, потому что он должен остаться живым, так было Фуршету приказано. Не раздумывая, Алексей сдернул со скамейки девицу и успел выставить ее перед собой. Клинок беззвучно мелькнул в воздухе и вонзился дамочке в грудь. Алексей отпустил ее, и она рухнула, зацепив рукоятью ножа край скамьи.

Опасаясь, что убийца скроется, Алексей ринулся на него. Однако тот не бросился наутек, не отступил, а встретил Алексея мощным ударом вытянутой ноги. Алексей отлетел и шлепнулся наземь, уткнувшись в голые колени упокоившейся возле чугунной лавки девицы. Фуршет прыгнул на него, потянулся руками к горлу. Алексей, как мог, сдерживал их, но пальцы противника были будто выкованы из железа. Попытался вывернуться, под ногу попала ножка скамьи. Оттолкнулся от нее, сполз на грязную землю и оказался головой к голове своей незадачливой спутницы. Одной рукой все еще пытался отодрать от горла железные пальцы, другая же, скользнула по мокрой от крови дубленке и наткнулась на вылезший при падении из груди нож. Алексей ухватил его и вогнал лезвие в бок противника.

Железные пальцы сразу ослабли, и Алексей смог вздохнуть. Затем, поджав колени, столкнул с себя обмякшее тело и отполз. Сел на грязный снег. Мозги будто вытекли из черепушки. В голове было пусто, как в стакане не опохмелившегося алкаша. Лишь маячил в мутном мареве заросший травой остров, где он так любил летом рыбачить. Остров заслонил всё, и в мареве угадывался облик маленькой женщины с зеленоватыми локонами.

Алексей не слышал ни звуков, ни шевелений. Округа будто замерла в покорном ожидании стихийного буйства. И вместе с ней застыл Алексей. И даже не удивился, ощутив, что его накрыла и стала затягиваться мешком капроновая сеть. На миг увидел плоское безбородое лицо коренастого азиата, когда тот, приблизившись к Фуршету, беззвучно выстрелил ему в голову. Проблеснула вялая мысль о «Центре Йоги», куда так боялась попасть барышня в дубленке. Затем удар по голове, и все померкло.

3

Юсуп в это солнечное раннее утро весь лоснился довольством. Все поручения Зураба он исполнил. Можно теперь спокойно докладывать. Несколько дней назад его быки нашли бухгалтершу. Оказывается, эта курва сидела, чуть ли не рядом, в контролируемом братвой банке, и занималась кредитами. Управляющий клялся, что понятия не имеет, кто пристроил ее на это место, потому что она была при должности еще до него.

Но Юсупа не проведешь! Он сразу просек, что бухгалтерша темнит. Молола про Утопленника, что познакомилась с ним только в поезде, и что он зачем-то охотился за финансистами: сбрасывал их с поезда. Про Керима сказала, что он сам зазвал ее в свое купе. Кому она нужна, старая мохнатка! А бабки вполне могла умыкнуть. Не захотела, стерва, базарить по-хорошему. Поплыла, когда ее пощекотали. Раскололась, что чувяк, обнаруженный рядом с телом Керима, её. И в том, что вытолкнула его с помощью Утопленника из тамбура, тоже призналась перед тем, как откинуть копыта.

Бухгалтерша — всего лишь шестерка. Главный козырь — Утопленник. Вечером Юсупу позвонил Гуру и сообщил, что Утопленник готов к транспортировке, и нужна машина. Правда, до этого Утопленник успел прикончить Фуршета и его биксу. Потеря не ахти какая, если сравнить с добычей.

Под рукой оказались Горилла, Клим и двое из молодняка. Поехали на двух машинах. Гуру и Утопленника в капроновой сетке они нашли за гаражами. Молодые занялись трупами, а Утопленника загрузили в багажник джипа и повезли, как велел Зураб, в психушный санаторий, записанный на Зурабова родственника. Там, на отшибе от главного корпуса, стоял особняк с надежным подвалом.

Утопленник оказался крепким орехом. Даже когда Горилла ломал ему пальцы на ногах, только мычал. А про свою контору — ни слова. Горилла чуть не пришиб его. Пришлось вмешаться, потому что Зурабу он зачем-то был нужен живой.

Звонить ему ночью Юсуп не стал, чтобы не отрывать босса от подушки или от какой-нибудь телки с длинными ногами. Звонок мог и до утра подождать. Да и Утопленнику надо было дать возможность оклематься.

Он взглянул на часы. Стрелки показывали восемь. Босс начинал рабочий день.

— Что скажешь? — спросил Зураб, не удостоив приветствием.

— У бухгалтерши сердечный приступ, она того… летательный исход.

— Летальный, — поправил его босс.

— Утопленник в психушке, в подвале. Насчет конторы пока не раскололся.

— Через два часа подъеду туда. Твои дуболомы не должны меня видеть. Утопленника приведешь ко мне сам.

— Он того, ходить не может.

— Значит, принесешь!..

Пробуждение

1

Алексей лежал в неудобной позе на сырой мешковине. Знал, что должен ощущать боль, но этой боли не чувствовал. Она жила сама собой, будто не в его теле, а в чужом. Алексей попытался подняться. Обнаружил, что руки за спиной скованы наручниками. На ногах пут не было. Напрягся, превозмогая себя, и ему удалось сесть.

Судя по всему, помещение представляло собой бетонный бункер без окон и без заметной двери или какого-либо намека на выход. С потолочного перекрытия свисала упрятанная в кожух электрическая лампочка, дававшая тусклый свет. В дальнем верхнем углу в бетон были вмурованы два массивных штыря с кольцами. Внизу лежало на подставках колода с такими же кольцами.

Выходит, его кто-то захватил, и он оказался в плену.

Сосредоточиться не удавалось. Внутренних усилий не хватало, чтобы выстроить в ряд события последнего дня. В голове стучали молотки, шея казалась деревянной. Пальцы ног выстреливали болью при малейшем шевелении. Потому, наверное, ноги и не стреножили. Во всяком случае, он жив. Значит, кому-то это надо. Этот кто-то должен появиться. А сейчас лучше всего лечь и не двигаться, чтобы не расходовать силы.

Алексей откинулся на спину и ощутил, как в позвонки уткнулись ручные оковы. Повернулся на бок и закрыл глаза. Боль перестала тревожить. Подумал, что хорошо бы провалиться в забытье и очнуться на солнечной лужайке своего острова…

Стоп! Остров маячил перед его глазами, когда он сидел на грязном снегу в незнакомом дворе у гаражей. Мозги будто прострелило вспышкой. Молотки перестали стучать в голову, выпустив из заточения память. Он вспомнил опутавшую его сеть, кокон из вонючего брезента, тряску в багажнике вездехода. Перед глазами замельтешили незнакомые физиономии. Плосколицый, с глазами-трещинками азиат, добивший выстрелом Фуршета. Волосатый Горилла, спеленавший его брезентом. Суетившийся рядом Клим…

И толстомордый потный Юсуп, задававший один и тот же вопрос:

— На какую контору пашешь, сука?

Алексей открыл глаза, еще раз оглядел бункер. Юсуп тогда сидел у двери на стуле с высокой спинкой. А сам он висел на вмурованных в бетон кольцах, едва касаясь ногами колоды. Ноги тоже были пристегнуты к кольцам, и Горилла ломал ему на колоде пальцы. Вот откуда боль.

Сознание работало с компьютерной четкостью, выстраивая портреты нелюдей. Злобы не было, лишь понимание, что их необходимо уничтожить. Он почему-то был уверен, что сумеет это сделать, хотя, при здравом размышлении, должен бы озаботиться тем, как выбраться из заточения.

Он попробовал шевельнуть пальцами ног. Острой боли, как поначалу, не ощутил, только тягучая ломота заструилась по телу и остановилась в кистях скованных браслетами рук. Надо сбросить мешающие ему железки! Алексей должен суметь это! Вроде бы кто-то учил его раньше сбрасывать путы.

Он смежил веки и мысленно представил опавшие кленовые листья. Они походили на человеческие ладони с растопыренными пальцами. На них падал сухой снег, и листья-ладони съёживались от холода, скручивались в ломкие стручки.

Алексей почувствовал зябкий озноб, правая рука стала леденеть. Собрав силы, он потянул ее на себя, и кисть выскользнула из браслета. Облегченно вздохнул. Теперь можно спокойно ждать тех, кто его захватил. Главное, не дать им понять, что руки свободны. Пусть приходят и спрашивают. Чем больше станут спрашивать, тем меньше останется белых пятен.

Он расслабился и вольготно раскинул руки. Тело его погрузилось в сонный покой, черпало в нем жизненную энергию, столь необходимую измученному организму.

Зеленый шатер не пропускал прямых лучей светила. Шелковистая трава была прохладной на ощупь и выглядела, как огромный пушистый ковер, начинавшийся у широких ступеней Храма мудрецов. Внизу серебряной подковой искрилось озеро. Оно пело скрипками. Музыка мягко обволакивала округу, изгоняя из живых душ тревожные всплески.

Оника шла к нему по озеру, словно посуху.

— Как ты это сделала? — послал он ей вопрос.

— Это живая вода, с длинными молекулами и клетками памяти. Я каждое утро желаю ей вечной жизни. И она каждый раз благодарит меня.

— Жаль, что такой воды нет на Земле.

— Ты не прав. На Аэоле тоже есть древние озера с живой водой.

— Но люди не могут по ней ходить!

— Они утратили это умение. Потому могут парить только во сне.

— Я тоже летал во сне, когда был маленьким.

— То был зов генной памяти.

— Иди ко мне, Оника!

— Не могу. Тебе предстоит трудная дорога. Сейчас придут за тобой…

Алексей очнулся. Все так же мерцала на бетонном потолке желтая лампочка, освещая вмурованные в стену стальные кольца. Разметавшись, он лежал на спине, правая рука в наручнике откинута, левая вытянута вдоль тела. Пошевелил босыми ногами, боли в пальцах не было.

Он не услышал, а почувствовал, что очень близко находятся люди и вот-вот появятся в бункере. Повернулся на бок, сомкнул за спиной пальцы, удерживая браслеты. Повернулся на левый бок. И замер в ожидании.

Часть стены, казавшейся сплошной, неожиданно раздвинулась. В проеме появился сначала Горилла, за ним собственной персоной — Юсуп.

— Посмотри, не откинул Утопленник кони? — велел пахан подручному.

Тот подошел к Алексею, ткнул его ногой. Алексей издал слабый стон.

— Живучий, — хрипло ответил Горилла.

— Двигаться может?

— У него же все пальцы на ногах поломатые.

— Понесешь его на второй этаж.

Горилла рывком поднял пленника, так что звякнули наручники. Взял в охапку и потопал. Юсуп пропустил его в проем и тоже вышел из подвала. Снаружи в стене была нормальная дверь, обитая дюралевым листом. Повернул дверную скобу, и стена встала на место.

Юсуп первым стал подниматься по лестнице. Следом — Горилла, легко втащивший свою ношу на второй этаж. Из просторного холла в хозяйские апартаменты вела дубовая дверь, возле которой устроились в креслах на колесиках два мускулистых телохранителя в серых костюмах. Еще два таких кресла стояли у придвинутого к высокому окну журнального столика. За окном кружились в воздухе редкие снежинки, и Алексей отметил, что, значит, начался новый день.

— Куда его? — прохрипел Горилла.

— В кресло, — буркнул пахан.

Охранники настороженно привстали. Не дождавшись от них помощи, Юсуп сам откатил от столика одно из кресел. Горилла плюхнул пленника на сиденье.

— Покиньте холл! — потребовал от него охранник.

— Чево? — не понял тот.

— Подожди меня внизу, — велел ему Юсуп, и тот послушно утопал.

Охранник постучал в дубовую дверь, приоткрыл ее, что-то проговорил. Затем подошел к пахану и, не взирая на его искривившуюся в негодовании физиономию, бесцеремонно ощупал. Изъял мобильник Утопленника, занёс в кабинет. Лишь минут через двадцать распахнул двери. Юсуп ухватил кресельную спинку и покатил Утопленника в апартаменты босса, оставив охранника снаружи. Тот закрыл дверь. Юсуп поставил кресло перед массивным столом. Сам же со скромным достоинством развалился на диване…

Если бы не тонкая губная полоска, Алексей не признал бы в сидевшем за столом человеке президента правительственного социального фонда господина Заурбекова, которого он видел лишь на телевизионном экране. Телевидение всегда шлифует внешность, и даже урода может превратить в красавца. А Заурбеков уродом не был.

— Вы меня слышите? — обратился к нему хозяин апартаментов.

Алексей кивнул головой, все видом показывая, насколько он плохо себя чувствует. Заурбеков кинул взгляд на безвольно опущенные босые ноги пленника и укорил Юсупа:

— Зачем вы так поступили? Нехорошо! — и снова Алексею: — Я испытываю большое желание побеседовать с вами. Не возражаете?

Не было ему смысла возражать. Качнул в знак согласия головой. А сам мазнул тусклым, но запоминающим взглядом по кабинету. На девственно чистом столе справа от Заурбекова лежал его, Алексея, сотовый телефон. Выходит, своевременно он провел ревизию телефонной памяти. Резная дверь за спиной хозяина вела, видимо, в комнату отдыха, откуда, возможно, был черный ход. Слева — два светлых окна с поднятыми вверх портьерами. Сквозь стекла просматривались слегка присыпанные снегом сосны. Значит, окна выходили на территорию.

— Прошу прощения за то, что вы пока останетесь в наручниках, — сочувственно произнес правительственный чиновник. — Мера предосторожности, ибо о ваших подвигах наслышаны. Но если мы найдем общий язык, вас освободят, и мы даже сможем выпить по бокалу шампанского. Или вы предпочитаете коньяк?

— Водку, — нетвердым голосом ответил Алексей.

— Истинно русская натура! — раздвинул в скупой улыбке тонкую губную полоску Заурбеков. — Итак. На кого вы работаете?

«Далеко господинчик сидит, — подумал Алексей. — Через стол до него не добраться».

— Я задал вам вопрос, — ровным голосом произнес господинчик.

— На государство работаю, — еле слышно выговорил Алексей.

— Я тоже работаю на государство. От федерального правительства. А вы от кого?

В годы перестройки, когда государственные секреты продавались оптом и в розницу, Алексею поручили написать большой очерк о руководителе резидентуры в Латинской Америке генерале Гульеве. Тот представлял главное разведывательное управление Генштаба. Почему бы не сблефовать?

— ГРУ, — нехотя ответил пленник.

— Назовите фамилию вашего шефа.

— Генерал-лейтенант Гульев.

— Эта фамилия есть в вашем телефоне. Насколько мне известно, он недавно скончался.

Алексею тоже было об этом известно.

— Кто ваш куратор в настоящее время? — продолжал допрос Заурбеков.

— Полковник Трахтенберг, — придумал Алексей.

— Почему номер его телефона не зафиксирован в памяти? — кивнул на сотовый телефон.

— Связь односторонняя. Его номера не знает никто.

— Где происходит обмен информацией?

— На базе.

— Место расположения базы?

— В Подмосковье, — продолжал он врать, понимая, что это единственный способ выиграть время.

— Конкретнее!

— Недалеко от райцентра Озеры.

Заурбеков не делал никаких пометок, и Алексей понял, что идет скрытая запись.

— Как называется ваше подразделение?

В голове Заурбекова неясно промелькнуло слово «Тибет». И Алексей уловил его. Так что фантазировать не пришлось, и он подтвердил:

— Тибет.

— Ваши функциональные обязанности?

— Проводим зачистку после операции.

— Сколько человек в вашем подчинении?

— Пятеро.

— Где они сейчас находятся?

— На базе.

— Чем занимаются?

— Отдыхают.

Алексей отвечал, не задумываясь, ровно бы проходил тестирование на полиграфе.

— С какой целью вас командировали в Алма-Ату?

Алексей изобразил нерешительность, внутреннюю борьбу, сожаление.

— Насколько мне известно, сфера ГРУ — шпионаж. Какое отношение имеет ваше подразделение к внутренним разборкам?

— Никакого.

— Не лукавьте, господин чистильщик. Вы же понимаете, что сможете выйти отсюда лишь нашим сотрудником. Естественно, после того, как мы проверим ваши байки. Или же никогда и никуда не выйдете. Вам это понятно?

— Да.

— Решайтесь.

— Хорошо, расскажу. Только дайте попить, — он с вожделением посмотрел на раскупоренную бутылку минералки, стоявшую на столе.

Юсуп было дернулся к столу, но босс остановил его жестом. Сам наполнил хрустальный бокал, вышел из-за стола и поднес бокал к губам Алексея.

Другого такого случая могло не подвернуться.

Алексей мелкими глотками цедил солоноватую газировку, а сам выбирал момент. Когда чиновник скосил глаза на Юсупа и с чуть заметной усмешкой скривил бескровные губы, Алексей, лязгнув железом, выбросил из-за спины руки и врезал наручниками по аккуратно причесанной голове. Заурбеков выронил стакан и свалился на пол. Толстомясый Юсуп вытаращил глаза.

— Пикнешь — хозяин сдохнет! И тебя задавлю! — предупредил его Алексей громким шепотом. — Ключ от наручников на стол, живо!

Юсуп зашарил в одном кармане, в другом. Нашел и выложил на краешек стола.

— Черный ход есть из комнаты отдыха?

— Не знаю, — разлепил тот толстые губы.

В этот момент Заурбеков открыл глаза. Испуга в них не было. Алексей слегка сдавил ему горло, чтобы не дать крикнуть. Тот смог лишь прохрипеть:

— Ты подписал себе приговор, Утопленник.

— Где черный ход?

Чиновник изобразил презрение и не соизволил ответить. Алексей без жалости еще раз приложился наручниками к его голове, бесшумно уложил обмякшее тело и, не выпуская из поля зрения Юсупа, прошел к столу. Забрал ключ от браслетов и свой мобильник. Ящики стола открывать не пришлось. «Макаров» с навинченным глушителем лежал под столешницей, сверху выдвижной тумбочки. Ладонь привычно легла на рукоять. Патрон был в патроннике, и предохранитель снят.

С пистолетом в руке он приблизился к Юсупу.

— Открой аккуратно окно! — приказал.

К удивлению Алексея, стекла оказались самыми обычными, вставленными в обычные рамы. От толчка Юсупа окно с хрустом раскрылось, и в помещение хлынул свежий воздух. Не дожидаясь, когда пахан повернется, Алексей опустил на его жирный затылок пистолетную рукоять и помог ему без шума устроиться на рядом с хозяином. Обшарил карманы пиджака, вытащил плотный бумажник. Деньги ему пригодятся. Можно было, конечно, пошарить и в карманах Заурбекова, но времени было в обрез. В любую минуту могли появиться из холла охранники.

Выглянул в окно. Внизу был мокрый от растаявшего снега газончик в окружении ровных кустов жимолости. В Москве стояла на редкость теплая для поздней осени погода, и выпадавший снег быстро стаивал. За кустами жимолости — взрыхленная цветочная клумба. Далее — лужайка с пожухлой травой, заканчивающаяся у негустого соснового леска.

Алексей бросил прощальный взгляд на хозяина апартаментов. Заурбеков, не шевелясь, лежал лицом вниз. Похоже, был еще в отключке. Юсуп уткнулся окровавленным лбом в плинтус. Дышал тяжело и хрипло. Он стянул с Юсупа кожаное пальто. Затем взобрался на подоконник и, не раздумывая, прыгнул. Пружинисто приземлился на газончике, будто только и делал, что тренировался в прыжках. Миновал кусты. На автопилоте протопал, не ощущая босыми ногами холода, по клумбе. На мягкой почве появились следы — вмятины. Ступил на поляну, где следов не оставалось, сделал пару шагов и повернул обратно к дому, в обход клумбы.

Наизготовку с «Макаровым» завернул за угол. Обнаружил перевернутый бак типа высокой, выкрашенной в зеленый цвет бочки. Прокрался до следующего угла, осторожно выглянул. И увидел охранника, упакованного в камуфляж и топтавшегося у невысокого крыльца рядом с уложенным у стены в два ряда красным кирпичом. Видимо, там и был черный ход. Парень, конечно, не виноват, но выхода не было. Алексей поднял ствол, прицелился в правое плечо.

Негромкий хлопок, как он и надеялся, вряд ли кого встревожил. Охранник завалился на крыльцо. Быстрыми шагами Алексей приблизился к нему. Выщелкнул из автомата рожок и освободил от ремня подсумок. Затем стянул с него ботинки на липучках, шерстяные носки, куртку и ушастую кепку. Без амуниции Алексею не обойтись. Натянул куртку, едва просунув в рукав руку с браслетами, торопливо обулся, отметив, что ботинки оказались в самый раз. Подобрал разряженный автомат, сунул его за кирпичную укладку.

Охранник стал подавать признаки жизни. Слава Богу! Алексей без угрызений совести обшарил его карманы. Обнаружил несколько сотенных рублевых ассигнаций, сотовый телефон и пачку сигарет. Патроны и сигареты экспроприировал. Открыл дверь и затащил парня в коридор. Накрыл его кожанкой Юсупа, чтобы не обморозился.

Можно было, конечно, сразу попытаться выбраться с территории. Однако Алексей понимал, что уйти днем шансов мало. Надежнее — по темну, значит, надо искать временное убежище.

Он двинулся назад, потроша сигареты и присыпая следы табаком. Добрался до опрокинутой зеленой бочки. Укрытие не ахти какое, но другого сходу не найти. Наклонил бочку, осторожно прислонил к стене. Протиснулся внутрь в образовавшуюся щель и, стараясь не сдвинуть металл, опустил ее на прежнее место.

Стало абсолютно темно. Не выпуская из рук пистолета, он осторожно присел, подложил под зад подсумок с двумя автоматными дисками и устроился вполне терпимо. Под бочкой оказалось не так уж и тесно. Не теснее, чем древнему мудрецу Диогену. Только бочка у того была удобнее и располагалась в теплом климате.

С неудобствами приходилось мириться и, набравшись терпения, ждать.

Голоса со стороны цветочной клумбы он услышал довольно скоро, но разобрать, о чем речь, не смог. Потом мимо бочки протопали сапоги, и тут же раздался молодой голос:

— Эй! Сюда!

Протопали новые сапоги, голоса загомонили и смолкли.

Выждав с полчаса, Алексей достал из кармана ключ от наручников, на ощупь, левой рукой, вставил его в прорезь замка. Осторожно освободил кисть от железа и облегченно вздохнул. Наручники, словно привычную вещь, которую жалко выбрасывать, машинально сунул в карман бушлата.

Неизвестно, сколько прошло времени, может, час, а может, больше или меньше, под бочкой было не разобрать. И нельзя выглядывать, можно засветиться. Минуты и часы, казалось, то растягивались бесконечной резиновой нитью, то спрессовывались в тягучий бесформенный ком. И так до тех пор, пока Алексей снова не услышал шаги, на этот раз — не тяжелые и не торопливые. Остановились они подле его укрытия.

— Зажигалка есть? — послышался уже знакомый Алексею молодой голос.

— Держи.

Видно перекурить решили салаги, спрятавшись от начальства.

— Кого мы ловим-то? — спросил тот же голос.

— Хрен его знает, — ответил басок. — Говорят, безногого преступника, который сиганул из окна и смылся.

— Как же он без ног сиганул?

— То-то и оно. Да еще охранника ранил.

— Может, помог ему кто? Наверно, машина ждала. Сам бы не смылся. А кто тебе сказал, что он безногий?

— Там один толстый мужик с разбитой башкой, он и говорил.

— А не наврал?

— Может, и наврал. Потому что его потом охрана скрутила и увела разбираться.

— А хозяин куда делся?

— Говорят, приказал найти безногого и уехал.

— Ну, и где теперь его искать?

— Сейчас психушку трясут, шмон в палатах наводят. Только его и след простыл.

— Сколько сейчас времени?

— Четыре доходит. Пошли! А то хватятся.

Их шаги стали удаляться. Алексею же предстояло дожидаться темноты. Впрочем, не так уж и долго. Осенью темнеет рано.

2

— Юсуп разделался с группировкой курносых, — доложил Белый Пилоту. — С Черепом — тоже.

— Туда им и дорога!

Белый хлебнул из бутылки минералки.

— Перебрал вчера? — недовольно спросил Пилот.

— Перебрал, — не стал скрывать друг — подчиненный и продолжил свое сообщение.

— На Утопленника бандиты открыли настоящую охоту. Считают, что он представляет для них серьезную опасность.

— Тут нам подфартило. Отвлек все их внимание на себя. Что еще о нем известно?

— Имеет жену и сына. Проводил сына в Англию на учебу. После этого исчез. По адресу только юридическая жена.

— Что значит — юридическая?

— Темная история, шеф. Вроде бы муж утонул, и она его похоронила. Потом он вдруг воскрес. Не его, мол, закопали, ошибка произошла. Сплошные нестыковки.

— На серьезную легенду не тянет.

— Не тянет. Но любопытно.

Оба сидели, задумавшись. Откуда взялся Утопленник? Что ему надо? Не поломает ли своими выкрутасами подготовленную операцию? Вынырнувший неизвестно из какого омута, он взбаламутил гладкую поверхность, и от нее в разные стороны пошли круги.

— Может мститель-одиночка? — высказал предположение Белый.

— Возможно, и одиночка. Но очень уж удачливый. Супер! Тебе ни о чем не шепчет внутренний голос?

— Что ты имеешь в виду, Пилот? — настороженно спросил зам. — Не думаешь же, что это кто-то из прежних Исполнителей?

— А если думаю?

Они уже давно потеряли следы первых боевых соратников, растворившихся на просторах СНГ после бесплодного сидения в Белом доме в дни так называемого путча. Последний из их команды — Акинолос, схлопотал свои девять свинцовых граммов в теплой Греции. А ведь вполне может стать, что кто-то из Исполнителей вдруг возник из небытия и, озлобившись, решил тряхнуть стариной.

— Тогда его надо найти и взять в штат, — твердо сказал Белый.

— Вот и попытайся, но между делом. Как там наша семейная парочка?

— Их надо отзывать из Алма-Аты, шеф. «Дуст» пока в стадии подготовки к производству. Транспортные коридоры заморожены. В общем, рутина. К тому же в Алма-Ате они нам агента сосватали. Служил раньше с Ромео в морской пехоте. Даже псевдоним ему придумали — Таксист.

— Отзывай. И копай под фондового президента. Вовочкина я задействую на Утопленника. Кто бы он ни был, выяснить не помешает.

Диогеново убежище Алексей покинул, когда ночь опустила на землю сырое черное покрывало. Особняк Заурбекова был темен и тих, корпус психов сверкал окнами.

Крадучись, он пересек поляну и двинулся через сосновый лесок напрямую. Как и рассчитывал, вскоре наткнулся на решетчатую металлическую ограду. Наверняка, в ней были проломы, но искать их — себе дороже. Без труда перелез на ту сторону, вскоре наткнулся на еле заметную тропинку и зашагал, в уверенности, что она все равно выведет в обжитые места.

Так и произошло. Сначала он услышал приближавшийся шум электрички, а вскоре различил сквозь стволы деревьев замелькавшие огни поезда. Ему было все равно, в какую сторону шагать вдоль путей. Рельсы обязательно приведут его к какой-нибудь дачной остановке, где он сможет сориентироваться, в какой стороне находится.

Домой Алексею путь был заказан, там, наверняка, его караулили посланцы безгубого Заурбекова. Необходимо было несколько дней где-нибудь отсидеться. Мысль позвонить Рязанцеву возникла, когда он добрался до полустанка с названием «73-й километр». Это была железнодорожная ветка, по которой его друг ездил на дачу. До нее оставалось всего три или четыре остановки.

Не раздумывая, позвонил ему. Понятливый Рязанцев лишних вопросов не стал задавать, объяснил, где спрятан ключ, и пообещал подскочить в субботу сам.

Билет Алексей не стал покупать. От контролеров всегда можно откупиться. Да и вряд ли они станут требовать билет от человека в камуфляже и шнурованных солдатских ботинках. Зато, если шестеркам Юсупа придет в голову опрашивать станционных кассирш, никто его вспомнить не сможет.

Помятый и всклокоченный Юсуп сидел в своем кабаке и вяло ковырял ложкой торт, украшенный розочками. Он был зол на весь мир и больше всего — на Зураба, возомнившего себя посланником Аллаха. Крайним его выставил! Велел своим волкодавам кинуть его, как шестерку, в пыточную! Горилла, когда увидел хозяина под конвоем и сообразил, что того собираются запереть в подвале, бросился на волкодавов. Успел одному свернуть шею, а от второго сглотнул маслину. Верный был пес, другого такого уже не будет.

Около суток просидел Юсуп взаперти. Потом пришли какие-то козлы и выпустили. Передали, что босс велел отыскать беглеца и забочковать. Иначе самого закатают в асфальт. А как его отыскать? Он, наверно, весь свой «Тибет» на ноги поднял и рыскает вокруг, чтобы пришить его, Юсупа. Да еще долбаный казах-крестник со своими предъявами. То про бабки напоминал, а то вдруг попросил отловить какую-то рысь и замочить. Хапнул, видишь ли, какой-то хмырь общаковский кусок и свалил в Россию. Юсуп даже не пытался вникнуть в то, о чем базарил по телефону Исмагилов. Раззявил хайло, пускай сам и чешет репу.

Юсупа самого зафлажковали, как волка.

А кто виноват? Зураб! Захотел, сука, побазарить с Утопленником, со стаканом к нему подошел! Добазарился! У Юсупа глаза на лоб полезли, когда увидел Утопленника на ногах и без железок. Кто ему помог снять браслетку? Как сумел так быстро вылечиться?! Может, лопухнулся Горилла и не доломал ему пальцы?! Иначе как на ногах оказался?..

Злобно-плаксивая гримаса искривила обрюзглое лицо Юсупа, когда он услышал трель прямого сотового телефона с одной кнопкой. Но деваться некуда, откликнулся.

— Нашли? — спросил Зураб своим бесстрастным голосом.

— Ищем. У дома пасем. Двоих послал в Озеры шмонать насчет «Тибета».

— Дурак! Нет никакого «Тибета»! Утопленник в городе или в области. Три дня тебе сроку! — и отключился.

«Сволочь Утопленник! Знать бы, где он залёг, бригаду быков бы не пожалел! И Зураб — тоже сволочь!»…

Заурбеков, отключившись от абонента, тоже не жаловал своего подручного эпитетами. «Жирная свинья! — было самым мягким выражением, промелькнувшим в его голове. — Пора от него избавляться!».

Заурбеков взвесил всё «за» и «против». На системе это не должно отразиться. Был у него на такой случай запасной вариант, и вот пришло время включить его в давший сбой механизм. Молодые волки уж точно выйдут на след Утопленника.

3

Над дачным поселком со звучным названием Дурниха лохматилось ночное небо, грозя обильными осадками. Но кто-то наверху, ведающий погодой, то ли забыл, то ли поленился открыть притвор, и сквозь него прорывались лишь редкие снежинки. Они тут же таяли, долетев до земли, до крыш одноэтажных летних строений.

В Дурнихе не было теремов новых русских. Здесь советская власть выделила огородные участки служивым людям, хоть и не бедствовавшим, но так и не скопившим приличных денег и не обросших нажитым добром. Получил тут законные шесть соток и Рязанцев. Загородные летние халупы спасали их владельцев лишь от дождя и ветра, да еще печурки-буржуйки без вьюшки в трубе могли на малое время согреть тело и душу в холодные ночи.

Алексей стоял у крыльца непрезентабельной избенки, оглядывал темный огородик, обнесенный низким штакетником. Ключ, как и объяснил по телефону Рязанцев, лежал под крыльцом. Там Алексей и нащупал его. Отпер хлипкую дверь. В узеньком коридорчике наткнулся в темноте на газовый баллон, чертыхнулся, отыскивая дверную скобу. В комнате долго искал при слабой подсветке сотового телефона вывернутые на зиму пробки электросчетчика. Они оказались между матрасами, уложенными на кровать с панцирной сеткой. Вкрутил пробки, щелкнул выключателем. Тусклая лампочка на потолке осветила загородное жилище, именуемое Рязанцевым фазендой.

В этой комнате и на этой кровати они провели с Анютой пятнадцать лет назад несколько дней. С тех пор мало что изменилось. Тот же, похожий на белую тумбочку, старенький холодильник «Саратов». Самодельная полка с разношерстными книгами и журналами. Неустойчивый стол с четырьмя свежевыкрашенными табуретками. Прибавилась только крохотная печка-буржуйка с вытяжной трубой через окно. У печки вразброс валялись березовые полешки.

Дачу друга не грабили, слишком неказисто выглядела одноэтажная постройка. Оно и лучше, чем каждый год переживать за хоромы с взломанными, несмотря на сторожей, запорами. Душевный комфорт надежнее, чем материальный. Потому, наверное, Рязанцевы и не увозили на зиму в московскую квартиру громоздкий телевизор с претенциозным названием «Горизонт».

Алексею уже давно хотелось есть. Он достал из пакета и выложил на стол купленные в ночной лавчонке на станции продукты: три хлебных батона, три палки колбасы, упаковку куриных кубиков, шмат сала, полкило сахарного песку, пачку чая и большую бутылку минералки. Маленькую он выглохтил, пока шел пешком к даче.

Отломил по куску от батона и от колбасной палки, с аппетитом сжевал, запил минералкой. Занялся буржуйкой. Сухие полешки схватились быстро, и почти тотчас же по выстуженной комнате волной поплыло тепло.

Простыней и наволочек не наблюдалось. Постельное белье дачники обычно забирают на зиму домой, чтобы приготовить его к следующему сезону. Впрочем, Алексей мог прекрасно обойтись и без него. Он сбросил с плеч бушлат незадачливого охранника, выложив из нее на стол бумажник и мобильник Юсупа. В бумажнике оказалось пятьсот долларов и шесть тысячных рублевых купюр. Очень даже к месту. Сунул под подушку экспроприированный у Заурбекова пистолет и свой сотовый телефон. Выключил свет. Улегся на матрасы и прикрылся вытертым шерстяным одеялом.

По стенам заплясали язычки пламени, пробивающиеся через неплотную дверцу печурки. Сумерки будто шевелились в комнате, создавая иллюзию уюта. Самое время, чтобы разобраться, что к чему, и поразмыслить, как быть дальше.

Итак, что мы имеем?

А имеем еще одну особенность после сна на Острове — способность организма самовосстанавливаться. Он точно знал, что Горилла переломал ему пальцы ног, и вдруг кости чудесным образом срослись, словно не было никаких повреждений. Загадка!

Вспомнил Алексей волосатого подручного Юсупа, и вдруг сознание скользящим лучом высветило заляпанный следами пол и на нем — корчившегося и окровавленного Гориллу. Но ведь в действительности не было такого! Палач был жив и отменно здоров, когда он видел его в последний раз. Черт с ним, с Гориллой! Хотя посчитаться с этой образиной Алексей бы не отказался. Но не до того, сейчас он в положении загнанного зайца.

И загнал его высокопоставленный правительственный чиновник, оказавшийся на поверку главарем бандитов. Алексей единственный, кому это известно, и, значит, стал для него крайне опасен, как свидетель. Опасных свидетелей в живых не оставляют. Что можно предпринять? Явиться в милицию или в ФСБ и рассказать обо всем?

Его рассказ нормальные люди вполне могут принять за бред сумасшедшего, доказательств-то никаких! Вежливо выслушают и выпроводят. Это в лучшем случае. А в худшем — он нарвется на оборотня в погонах и снова окажется в лапах Гориллы. Вариант вполне вероятный, если учесть коррумпированность, разъевшую во времена прежнего президента все властные структуры, и до сих пор не выкорчеванную. Нет, знакомство с силовыми ведомствами придется отбросить. Рассчитывать следует только на свои силы…

Буржуйка-малютка, несмотря на свои размеры, трудилась исправно, и комната наполнилась теплом. Алексей откинул одеяло. Джинсы снимать не стал, тепло к утру улетучится без следа.

В том, что все собаки пущены по его следу, он не сомневался. Вполне вероятно, что в разработку попали все его контакты. Бандиты средств не выбирают. Следов к Алене с Анютой он не оставил, и за них можно быть спокойным. Хорошо также, что Олег оказался в Англии; дотянуться до него — руки коротки. Жена, конечно, тоже в опасности, но есть надежда, что ее возьмет под опеку любовник и, по совместительству, муж лучшей подруги. Адвокат Гена Спирин давно уже занимается отмазкой уголовников от суда.

При мысли о жене и «Геночке» Алексей не испытал ни злобы, ни досады. Завяли помидоры, не вынесли семейного холода. Но все равно связующая бечевка еще не до конца перетерлась, прожитые годы на помойку не выкинешь.

Под колпаком мог оказаться Валера Рязанцев. Их встречу в больнице ищейки точно засекли, свидетельство тому — фотоснимки. Вполне могли, если успели, перехватить и его ночной звонок. Друг обещал приехать в субботу. Значит — завтра. Напрасно Алексей не отговорил его от этой затеи. Мало того, что за ним может увязаться хвост, так еще и сам не угодил бы в разборку со стрельбой. Придется уходить отсюда. Выждать до полудня субботы, провести рекогносцировку на предмет слежки и сматываться. Только куда сматываться? Впрочем, утро вечера мудренее.

Дровишки в печке прогорели, но стены еще удерживали тепло. Отбросив беспокойные думы, Алексей расслабленно лежал на кровати. Дневное напряжение истаяло, и на смену ему пришла усталость. Утро хоть мудренее вечера, но оно сулило новые треволнения и заботы, и главная из них — найти другое, ничейное пристанище. Подставлять своих друзей Алексей не имел права.

Он прикрыл глаза, подумал, что уснет сразу же. Однако сон что-то не торопился к нему, кружил вокруг да около на границе чуткой дремоты, пока не пересек невидимую черту и не придавил мягким облаком.

Лодка-призрак скользила по стрежневой струе. Алексей знал, куда она направлялась. За лесом река сужалась, резко поворачивала вправо, колотила в крутой берег и крутила глубокие воронки. Достигнув воронок, лодка ушла с основной струи, река развернула ее и медленно потащила вдоль береговой кручи. Мужчина в лодке сел на кормовой борт, приставил ствол к виску. Реку залило ослепительным сиянием, поглотившим луну, береговую кручу, маслянистую воду. И всю округу объял вселенский холод…

Алексей проснулся от холода. Задвижки в печной трубе не было, избушка выстыла, но жилой дух в ней еще сохранился. В единственное окно пробивался хмурый субботний рассвет, значит, было примерно около восьми утра. До приезда Рязанцева оставалось три с лишним часа, и можно было не торопиться.

Он лежал на спине, уставившись в побеленный потолок, и по крупицам собирал недоступную ему ранее фантастическую мозаику. Впервые ночное видение не улетучилось. Напротив, высветилось ярче, чем во сне, и наложилось на прежде виденное.

Это он плыл той ночью по Оке, думая, что навсегда простился со своим Островом. Он и никто другой, не выдержав напряга будней, решил свести счеты с жизнью. Это и был побег от действительности, от каждодневного маразма, в мир вечности и покоя.

Но мир, контролирующий планету по имени Земля, не дал ему это сделать. Он познакомился с этим мудрым и доброжелательным миром аэолов. Ему отчетливо вспомнились все видения, ускользавшие прежде из памяти. Однажды Оника показала ему на планшете заседание совета мудрецов. Они были в синих одеждах, с голыми вытянутыми черепами и зелеными лентами, опоясывающими лоб. Лица с такими черепами были изображены на фресках, найденных в египетских пирамидах. А зеленые ленты, как объяснила Оника, прикрывали внутренний глаз, способный поникать через толщу и расстояния.

Теперь Алексей знал, что такое Неопознанные Летающие Объекты, вокруг которых рождалось столько пересудов. Это — корабли древнейшей цивилизации, покинувшей планету, называемую в те времена Аэолой. Той цивилизации, которая, перед тем, как отправиться в иные звездные миры, заселила планету клонами, способными мыслить и иметь потомство. Но ген аэолов сохранился. Его разбросали по чревам женщин поселенцев те, кого Мудрецы оставили на погибающей планете. Приснившийся Алексею обреченный на распятие Иешу — не легенда, не выдумка церковников. Он имел живую плоть, умел любить, и его любили. Сеял добро и проповедовал равенство людей. Он был прямым потомком тех, кто когда-то населял планету.

По воле рока Алексей оказался носителем гена аэолов. Потому корабль пришельцев не дал ему покинуть земное бытие. Уровень знаний позволил им собрать телесную оболочку заново и вдохнуть в нее жизнь. Однако они не захотели принять его к себе. Он нужен им на Земле в качестве приёмо-передаточного организма информации. К тому же он грешник. Попытка побега из жизни до обозначенного срока — великий грех.

Теперь Алексей понимал, почему он помолодел и стал выше ростом, его смонтировали по образцу и подобию давних предков. И проявившиеся у него неземные способности улавливать мысли, восстанавливаться за счет ресурсов организма после травм и ранений, излучать энергию исцеления — тоже от них. Обрел живую плоть и смутный силуэт юной зеленоволосой женщины с ласковыми кошачьими глазами, которая присутствовала в каждом его видении. Она не просто присутствовала. Между ними возникло незримое тяготение, какое происходит среди разнополых землян, симпатизирующих друг другу.

Он вспомнил все, во что она его посвящала. Пусть не в полной мере, но ему стали известны древняя трагедия планеты и тайна возникновения жизни на Земле. Он воочию мог представить тронный зал, в котором Хранители мудрости решают судьбу тысяч появившихся по их воле поселенцев, так и не сумевших прочесть адресованные им закодированные послания. Самим же поселенцам не хватило разума постигнуть смысл и законы бытия, как единственного условия сохранения здоровья планеты.

Вопрос: быть или не быть? — возник не на пустом месте. Его поставил перед землянами Вселенский Разум, досадующий на непонятливость новых планетян и их воинствующий пофигизм. «Быть» — значит, покаяться в грехах, искупить их благими деяниями. «Не быть» — погрязнуть в трясине вражды и насилия, во всем том, что укладывается в короткое слово «зло».

Создатели изложили эту безальтернативную программу в Книге знаний, но земляне приняли ее за абстракцию.

Ну, а он, Алексей, мизерная вселенская пылинка, легкая хвоинка из людского муравейника — он-то здесь причем? Но, если его вернули на планету, значит, все-таки причем! Значит, ему уготована особая миссия! Нет, не особая, это слишком громко. Но все равно — миссия, которую он обязан исполнить. Только бы понять, в чем она заключается…

Время между тем продолжало свой бесконечный бег и приближалось к сроку, когда должен был появиться Рязанцев. До прихода электрички оставалось двадцать минут, плюс полчаса на пешую дорогу. Вполне достаточно, чтобы собраться и провести рекогносцировку местности.

Алексей встал, достал в изголовье трофейный ПМ, сунул его за пояс. Затем быстро заправил постель, соорудил нехитрый завтрак с крепким горячим чаем. Наскоро перекусив, побросал оставшиеся продукты в найденную в доме старенькую спортивную сумку. Экспроприировал у Рязанцева дачный свитер и видавшую виды порыжевшую кожанку. Обрядился в нее, оставив взамен почти новый камуфляжный бушлат ограбленного охранника. Уложил сотовые телефоны и бумажник Юсупа во внутренний карман, прихватил на всякий случай сумку с продуктами и вышел. Запер дверь, сунул ключ под крыльцо, огляделся.

Было пустынно и тихо: ни человечьих голосов, ни собачьего бреха. Если и был тут дачный сторож, то, наверняка, считал ниже своего достоинства обходить вверенную ему территорию. Да и погода — только сидеть у печки и дуть самогон.

Падал редкий снежок. Он еще не успел укрыть землю, и это было Алексею на руку: не останется бросающихся в глаза следов. Узкая щебеночная тропинка вела от крыльца к туалету, сколоченному из горбыля. Небольшой дровяник с тремя сучковатыми чурбаками имел с туалетом общую стенку. Еще один чурбак валялся рядом, видно служил колодой при колке дров. За санитарно-хозяйственным блоком было вполне достаточно места не только для одного человека. К тому же оттуда просматривались въездные ворота и узкая улочка, ведущая к дому.

Алексей прошагал по щебеночной дорожке, скакнул подле дровяника на колоду, с нее сделал широкий прыжок и оказался за глухой стенкой. Рязанцев, наверняка, уже был где-то на подходе. Ждать оставалось совсем недолго.

Он появился неожиданно для Алексея. Наверное, спрямил путь и, минуя ворота, прошел через какой-нибудь пролом в ненадежном ограждении дачных участков. Вышел в улочку рядом с общественным колодцем. Отворил скрипучую калитку и, увидев на дверях замок, остановился в недоумении у крыльца.

Алексей не стал его окликать, чтобы не выдать раньше времени свое присутствие. И не напрасно. У колодца нарисовалась еще одна фигура и вихлястой походкой засеменила по улочке. Личность оказалась для Алексея очень даже знакомой: Серый!

Мимо калитки он протопал, когда Рязанцев, достав из-под крыльца ключ, крутил его в замке. Дождавшись, когда за хозяином захлопнется дверь, Серый остановился. Повертел головой на тонкой шее, перемахнул через огородный штакетник и трусцой побежал за туалет. Алексей достал пистолет и изготовился.

Увидев его, Серый будто налетел с разбега на бетонный столб.

— Привет, — ткнул ему ствол в лисью физиономию Алексей. — Подними ручки и становись личиком к стенке!

Поездной знакомец лишь таращил глаза, словно утратил способность понимать, что бы то ни было. А в голове не шевелилось ни одной, даже самой захудалой или панической мыслишки, иначе бы Алексей уловил.

— Два раза не повторяю, Серый!

И тот, став, наконец, воспринимать слова, торопливо исполнил приказ. Алексей обшарил одежду и карманы. Добычей стали заткнутый за ремень револьвер-самоделка, финка с наборной ручкой, двести долларов и тощая пачка сторублевок. Все это, нисколько не комплексуя, Алексей сбросил в прихваченную у Рязанцевых сумку и разрешил Серому повернуться и опустить руки.

— Отвечай, как на духу, сколько вас здесь?

— Од-дин я, как есть, — язык у храбреца заплетался.

— Не стыдно тебе врать? Где напарник, с которым ты ехал?

В голове у того прострелило: опять пасли! У Утопленника везде свои люди!

— Он — это… тёлку в вагоне снял. К ней поехал.

— Как же он тебя одного отпустил на серьезное дело?

— Дык, это я его отпустил. Дела-то нету. В натуре. Только дачу мужика срисовать.

— А пушку зачем прихватил?

— Я — это… на всякий случай. Мочить мужика велено не было. Только пасти. Куда и к кому ходит. Срисовать и доложить Юсупу. Конкретно.

Все мысли его были, как рваные строчки на бумаге. По всему выходило, что он не врал, и лишь мечтал вырваться от страшного Утопленника живым. Значит, и ночной звонок Рязанцеву не успели или не додумались перехватить. Пасли на всякий случай.

— Когда вы встречаетесь с напарником?

— Он мне позвонить должен, когда в Москву вернется. К Юсупу ему хода нет.

Алексей вспомнил мелькнувшую в сознании картинку: окровавленный Горилла на заляпанном полу. Поинтересовался:

— Как Горилла поживает?

— Замочили его.

— Кто?

— Вроде бы охранники хозяина психушки.

— Кто он, этот хозяин?

— Я не в курсах. Век воли не видать! Его только Юсуп знает.

«И я знаю», — мимолетно подумал Алексей. Вернулся мысленно к Горилле. Значит, картина, привидевшаяся ему — не игра воображения, а реальность. Выходит, он способен ко всему прочему видеть через расстояние. Еще одно ранее скрытое качество, обретенное после общения с аэолами.

— Пошли! — показал Серому стволом на дорожку Алексей.

— К-куда?

— В дом, с хозяином знакомиться.

— Отпусти, а?

— Я уже отпустил тебя один раз. А ты опять попался мне на дороге…

Рязанцев не на шутку удивился, увидев в дверях Алексея, да еще и не одного, а с каким-то типом, блатной облик которого не могли скрыть ни модные джинсы, ни новый кожаный клифт.

— Кто это? — спросил друг вместо приветствия. — Я его в электричке видел.

— Юный следопыт. За тобой увязался. Вот я его и завел побеседовать. Подойди сюда, Серый!

Тот сделал два шажка вперед. Алексей достал из кармана финку, выщелкнул лезвие.

— Не надо! — завопил Следопыт — Я всё скажу, как есть!

— Если очко играет, снимай штаны.

— З-зачем?

— Меня твоя задница не интересует, снимай!

Тот с горестным выражением на лисьей физиономии стянул джинсы. Алексей вытянул из них кожаный ремень, и, не особо аккуратничая, срезал финкой замок ширинки и отхватил поясную заклепку. Кинул штаны владельцу:

— Надевай. Теперь не убежишь. Ремень верну, когда отпущу.

И тут только вспомнил, что в кармане оставленного бушлата лежат наручники. Можно было и не калечить джинсы.

— Валер, достань из бушлата браслеты, — попросил друга.

Тот, взиравший на происходящее с нескрываемым недоумением, подал наручники. Алексей вывел придерживавшего джинсы Серого в коридорчик и пристегнул к газовой плите.

— Не скучай, дурачок, — посоветовал. — Подумай пока о жизни, — и вернулся в комнату.

— С тобой не соскучишься, — покачал головой Рязанцев.

Алексей поведал все, что произошло по дороге в Алма-Ату и после его возвращения от Алёнки, вплоть до появления на дачном участке незадачливого следопыта.

— Ну, и что ты собираешься делать с этим типом? — спросил друг.

— Отпущу. Его можно не опасаться. Трясется за свою шкуру. Боится, как бы Юсуп не узнал, что он продал напарника, да и всю кодлу. Доложит то, что я ему велю.

— А сам ты?

— Здесь мне нельзя оставаться, твоя дача засвечена. Буду пробираться в Самару. Храню в памяти один адресок.

— Я тебе деньги привез. Не много, но на первое время хватит.

— Не надо, Валера. Я позаимствовал восемьсот долларов у бандитов.

— Ну, ты даёшь! Все равно возьми, — протянул ему четыре пятисотки.

— Нет, Валер.

— Ладно, как хочешь.

— Я конфискую у тебя дачный лапсердак. Взамен оставляю тебе почти новый камуфляжный бушлат. Ты уйдешь с дачи первым, потом мы. Постарайся до весны здесь не показываться, дачу могут взять под колпак. Да, кстати, вот тебе выкидная финка на память о встрече с уголовничком.

Отстегнув пленника от газовой плиты и снова сунув в карман наручники, Алексей завел его в комнату.

— Скажешь Юсупу, что дачу вы срисовали. Хозяин в ней был один. Побыл около часу, забрал какие-то вещи и свалил назад в Москву. Понял?

— Как есть понял.

— Можешь даже показать дачу браткам. Но если с этим вот человеком, — кивнул на Рязанцева, — что-нибудь случится, Юсуп сразу узнает, что ты ограбил Керима и продал его. Усек?

— Как есть.

— А теперь можешь взять свой ремень и пушку. Патроны из барабана я выщелкнул…

Рязанцев, как и договаривались, ушел первым. На крыльце, где они попрощались, он сказал Алексею:

— Ты хоть дай знать о себе, что у тебя и как.

— Ладно, Валер. Сообщу, когда будет можно. А ты позвони моей жене и скажи, что я в загранкомандировке. Вернусь через год — два…

Блуждание

1

Из Москвы Алексей выбрался на попутках. Доехал до Рязани, а оттуда — на электричке до станции Сасово. Это было большое село на реке Цна — с храмом, многоэтажными строениями, торговой площадью и трактиром для водителей — дальнобойщиков.

На неохраняемой стоянке припарковались несколько безлюдных фур. Только в одной из них сидел в кабине, навалившись на руль, худой остроскулый шофер.

Алексей открыл дверцу:

— В какую сторону едешь, земляк?

— Померкни! — буркнул тот, не поднимая головы.

Водитель явно был не в себе, и Алексей уловил исходящие от него сигналы боли.

— Голова? — спросил он участливо.

Шофер оторвался от руля, скосил глаза:

— А ты — что, доктор?

— Лекарь.

— Мочи нет, аж в глазах свербит. И напарник на больничном.

Алексей, не спрашивая разрешения, забросил в кабину одолженную у Рязанцева старенькую сумку, сам взобрался на сиденье. Заставил шофера сесть прямо, взял его голову в обе руки. Потер виски, нащупал в затылочной части горячий участочек, мягко сдавил его, стал массировать. Шофёр безропотно терпел. Минут через пять высвободил голову из рук Алексея, удивленно посмотрел на него ясными глазами:

— Слышь, а ведь отпустило! Точно отпустило! И без таблеток!

— Таблетки тебе без надобности.

— Я их столько уже заглотил, считать устал. Надолго отпустило?

— Надолго.

— Выходит, ты и в самом деле доктор. А по одежке и не скажешь. Про что ты спрашивал-то?

— В какую сторону едешь, спрашивал.

— В Тольятти качу. За запчастями. Тебе куда?

— В Самару.

— По пути. Багаж какой есть?

— Всё при мне.

— Тогда поехали! — повернул ключ зажигания, запустил стартер. Мотор заработал без чиха и перебоев. — Да и мне спокойнее: вдруг в дороге опять прихватит.

— Не прихватит.

— Дай Бог!

Попетляв по улицам, они выехали на автотрассу.

— Меня Афанасием зовут, — представился дальнобойщик. — А тебя?

— Алексей.

— Значит, божий человек.

— Почему божий?

— Бабка мне в детстве объясняла, какое имя что означает.

Алексей никак не отреагировал на слова остроскулого Афанасия, хотя мысленный мостик машинально перебросил к Онике, сообщившей, что он — носитель гена аэолов.

— Если ты такой классный доктор, — не успокаивался дальнобойщик, — почто бродяжничаешь? Мог бы в поликлинике работать.

— Я не доктор. Лекарь.

— Какая разница?

— Большая. Врачую без таблеток и без диплома. Таких, как я, считают шарлатанами.

— Сами они шарлатаны! Вон по телеку реклама про лекарства чуть ли не от всех болезней — всё брехня! У тебя же без брехни: пощупал — и голова, как новая. Давно бомжуешь?

— Неделю.

— Жилье за долги профукал?

— Нет. В квартире жена осталась.

— Развелся?

Алексей не ответил, и шофер обошел скользкую тему:

— Кто у тебя в Самаре-то?

— Друг.

— На поезд, наверно, денег не хватило?

— Деньги есть. Я заплачу тебе.

— Это я тебе должен заплатить за лечение. А если при деньгах — чего не на поезде?

— Нельзя мне на поезде.

— В розыске что ли?

— Не в розыске, но все равно бегу от лихих людей.

— Весь век бегать не будешь. Определяться с местом надо, божий человек.

— Определюсь.

— На перекладных-то притомился, наверно?

— Немного есть, — признался Алексей.

— Полезай назад на спальное место и меркни минут сто пятьдесят, — предложил Афанасий и притормозил у обочины. — Как подъедем к одной деревенской харчевне, я тебя разбужу. Перекусим — и дальше.

В задней кабине было достаточно комфортно с учетом походных условий. Тепло, несмотря на минусовую температуру снаружи. Нашлись простыни, подушка, плед. Алексей сунул простыни под подушку, аккуратно сложил рязанцевскую дачную кожанку с пистолетом во внутреннем кармане, улегся и прикрылся пледом.

Перед глазами ленивой вереницей проплывало все, что произошло с ним в последнее время. Единоборство с Фуршетом, сетчатый мешок, наброшенный кривоногим гуру, подвальная пыточная с волосатым Гориллой и, наконец, удачный побег с территории психушного санатория — все это уплывало назад, не оставляя в сознании заметных следов.

Лишь холодный и умный взгляд безгубого чиновника Заурбекова царапал память, как глубокосидящая заноза. Он был сеятелем зла, которого следовало изгнать с общественной нивы. Только найдется ли рисковый человек, чтобы встать на пути главаря уголовников и властного, незапятнанного тюремными нарами чиновника в одном лице?.. Неужели эта миссия возложена на него, Алексея? Но он уже далеко от Москвы, а значит, и от Заурбекова с Юсупом, и с каждым часом удалялся все дальше.

Самарский адрес, продиктованный в вагоне алма-атинского поезда беглецом Игорем Рысевым, всплыл в памяти Алексея перед тем, как он обнаружил в дачном поселке шестерку Юсупа, следившего за Рязанцевым.

Добрался ли Рысев до Самары? Если добрался — успел ли сменить фамилию? Купила ли его бабуля домик на Волге?.. Полтора месяца прошло, как они расстались. Всякое могло случиться за это время. Куда топать Алексею, если он не разыщет Рысева?..

Автотрасса была ровной, видно недавно сдана в эксплуатацию и не успела обрасти выбоинами. Под легкое потряхивание и шуршание шин напряжение, державшее Алексея в своих цепких объятиях несколько суток, улетучилось.

Теперь Алексей легко мог вызвать в воображении образ юной женщины с зеленоватыми прядями волос. Ему казалось, что при желании он смог бы даже пообщаться с ней через звездные миры. Но такое желание почему-то не возникало, либо он просто побаивался живого общения. Хотя и понимал, что в будущем этого не избежать…

Резкое торможение прервало ход мыслей. Фуру качнуло, она свернула на обочину. Дверца распахнулась, и Алексей услышал начальственный басок:

— Куда едем?

Все ясно: махнул жезлом гаишник, намылившийся поживиться за счет дальнобойщика.

— В Тольятти, порожний, — ответил Петр. — Пустой. Экспедитор поездом катит.

Гаишник в звании лейтенанта глянул с подножки в спальную кабину:

— Кто у тебя там? — голос продолжал звучать с официальной требовательностью.

— Напарник отдыхает, всю ночь рулил. Ловите кого что ли?

— Ориентировка из главка пришла на одного уголовника. Вооружен и очень опасен. Так что гляди в оба, не останавливайся на пустой дороге.

— Знаю, не первый раз еду.

Алексея информация об ориентировке, хоть и насторожила, но особо не встревожила. Он допускал такой вариант и не исключал также возможности своего задержания. Однако без надобности не собирался пускать в ход трофейный пистолет. А если все же придется его применить, то ни в коем случае не стрелять на поражение. Служивые люди не виноваты, они выполняют приказы, даже если те исходят от мерзавцев, облеченных властью. И довольствуются мизерной зарплатой.

Гаишник не торопился давать «добро» водителю. Тот терпеливо ждал. Наконец, страж дорожного порядка спросил вполне по-человечески:

— Девку надо?

— Не надо, командир. Мы уже не в том возрасте.

— Тогда добрось ее до Инзы. Она живет там, — голова лейтенанта исчезла из кабины. — Эй, двигай сюда!

Через минуту на пассажирское сидение вскарабкалась навязанная гаишником попутчица. Ростика невеликого, так что Алексею был виден только ее русоволосый затылок. Фура снова выехала на асфальтовое полотно и набрала ход. Через какое-то время Алексей услышал, как Афанасий недовольно пробурчал:

— Не задирай подол, шалава! Сиди смирно!

— Строгий ты, дядя, — голос у нее оказался молодым и неожиданно певучим.

— Померкни!

Но девица меркнуть не собиралась:

— Закурить у тебя не найдется?

— Не найдется.

— Жалко. Мою пачку менты выкурили. Хорошо, что зажигалка осталась. Хочешь, подарю?

— У меня спички, — отказался от подарка Афанасий, всем видом показывая, что пустой болтовней не намерен заниматься.

— В Тольятти едете? — не желала угомониться девица.

— В Инзе сойдешь. Гаишник велел там высадить тебя.

— Вот козел! Мне не надо в Инзу!

— Что, не охота домой?

— Не живу я в этой занюханной Инзе.

— Где же ты живешь?

Сумела она все-таки втянуть в разговор недовольного водилу.

— В Иваново.

— Чего же из дома сбегла?

— А кто бы не сбёг, если в одной комнате семь человек крутятся!

Остроскулый Афанасий задумался, прокручивал, видно, как выглядят семь человек в одной комнате. А возможно, что такое ему и самому было ведомо.

— Как тебя зовут, дуреха? — спросил он после небольшой паузы.

— Юдифь.

— Я не про кличку, про имя.

— Некрасивое оно у меня: Капка. Капитолина по паспорту.

— Нормальное имя. В школе-то училась?

— Восемь классов кончила.

— Не богато по нонешним меркам… Кому сказал, не задирай подол!

— Я тебе не нравлюсь?

— Ремнем бы тебя по жопе!

— Напугал! Ремнем меня с детства отец охаживал. Сам алкашил по-чёрному, а туда же, воспитывал. Да и мент, козёл этот, пряжкой сегодня огрел, когда я из будки удрать хотела. Ладно, хоть паспорт отдал.

— Ты и ментов обслуживаешь?

— А куда денешься? В кутузку затолкают — и по месту жительства. Да еще квитанцию пришлют, чтобы оплатили отправку.

— Бесплатно с ментами-то?

— От них дождешься! Даже пожрать не дадут!

— Есть, наверно, хочешь?

— А то!

— Ладно, сейчас к харчевне подъедем, я тебя покормлю. А потом — можешь в любую сторону. Все равно в Инзе высажу.

— А, может, довезешь до Тольятти? Там черных клиентов с бабками навалом.

— Шалава ты — и есть шалава.

— А ты — чурбак бесчувственный.

Афанасий молча проглотил «чурбака». Девица тоже замолкла. Но невмоготу ей было молчание. Через недолгую паузу спросила:

— А что твой напарник, дрыхнет и дрыхнет?

— Устал, ночь — за рулем.

— Он молодой?

— Старее меня.

— Во, блин, невезуха!

В этот момент фура сделала правый поворот, затряслась явно не по федеральной трассе и вскоре остановилась.

— Спишь, божий человек? — услышал Алексей голос Афанасия. — Вылазь, перекусим.

Харчевня стояла чуть на отшибе от головной трассы, но от недостатка клиентов, видать, не страдала. Свободный пластиковый столик нашелся лишь около распахнутой двери в кухню, откуда доносились довольно аппетитные запахи.

Капка, пристроившаяся на некрашеной табуретке, оказалась довольно смазливой девицей. Если бы стереть с физиономии лишнюю косметику и отмыть в горячей воде, вообще бы выглядела на все сто. Лет семнадцати на вид, она была не просто русоволосой, а натуральной блондинкой с чуть вздернутым аккуратным носиком.

К столику подошла официантка в чистом фартуке и с кружевной наколкой на голове.

— Комплексный — на всех, — сделал заказ Афанасий.

— Сей момент! — и проворно скрылась в кухне.

Алексей внимательно изучал Капкино лицо, и она не выдержала:

— Чего уставился?

— Душа у тебя светлая.

У нее даже рот приоткрылся от изумления. Сквозь намалеванную косметику на щеках выступил неровный румянец. Отвела от Алексея глаза и проговорила:

— Скажешь тоже.

— Скажу еще, что тебя ждет новая жизнь. Замуж выйдешь за красивого парня и будешь счастлива.

— Кто ж меня возьмет, дорожную?

— Уйдешь с дороги.

— Куда, интересно?

— Со мной.

— Уж, не ты ли, молодой и красивый, собрался на мне жениться?

— Не я.

Официантка прикатила столик с судками, двумя чайниками и блюдцем с девятью кубиками рафинада. Расставила посуду на столе.

— Сто девяносто три рубля с едока, — объявила.

Цена за полный обед была божеской, а по московским меркам, даже смешной. Афанасий полез в карман, но Алексей остановил его. Достал пятисотрублевую и сотенную купюры, вручил официантке.

— Богатенький Буратино, — бормотнула Капка.

— Померкни! — сердито бросил ей Афанасий.

Еда и впрямь оказалась по-деревенски вкусной. В борще — кусок мяса, к картофельному пюре прилагалась котлета, хлеба и чая — сколько брюхо пожелает…

Меньше, чем через час, они снова были в пути. Алексей, как и до этого, занял лежанку. После сытного обеда ему и в самом деле захотелось спать.

Перед тем, как отключиться, он услышал, как Капка сказала Афанасию:

— Чудной у тебя напарник. Не страшный, а давит, как бульдозер. Даже мурашки по коже. Не знаешь, куда этот гадальщик хочет меня забрать?

— В монастырь.

— Какой монастырь! Ты с ума сошел!

— Он — божий человек.

— Твой напарник — божий?

— Последний рейс у него.

— А потом он куда?

— Я же сказал, в монастырь.

— Ну, и пускай сам валит туда! Я-то причем?

— Притом. Если он сказал, то уже не отпустит.

— Ну, дурдом! Высади-ка меня, найду другую попутку.

Алексей приподнялся со своего ложа, коснулся рукой головы Капитолины, произнес шепотом:

— Повернись ко мне!

Она съежилась и через желание повернулась.

— Поедешь со мной, — тем же властным шепотом проговорил Алексей, — у тебя будет другая, наполненная смыслом жизнь. И муж станет тебя крепко любить. Поняла?

— Поняла, — словно во сне пробормотала она.

— А теперь усни и забудь всё, что было с тобой, как дурное видение.

Она с минуту сидела, застывши, затем закрыла глаза и засопела.

— Неужели уснула? — удивленно спросил Афанасий.

— Уснула.

— Ну, ты даешь, божий человек! Прямо колдун!

Инзу они проехали, когда завечерело. Афанасий хотел затормозить, но Алексей сделал ему знак, чтобы не останавливался.

— Ты — что, в самом деле, хочешь ее с собой забрать? — удивленно спросил тот.

— В самом деле.

— На кой хрен она тебе? У самого ни кола, ни двора! Ты к другу, а ее куда?

— Мир не без добрых людей.

Дальнобойщик осуждающе покачал головой и ничего больше не сказал.

В Тольятти въехали ночью. Афанасий зарулил на вокзал и высадил попутчиков. Капка переминалась с ноги на ногу в своих кроссовках и ежилась от ночного заморозка, запахнувшись в куртку на рыбьем меху. Прощаясь, Афанасий виновато произнес:

— Добросил бы до Самары, но обернуться не успею. В девять утра экспедитор явится. С утреца электричка пойдет, на ней и доедете до Самары…

2

Электричка прибыла в Самару, когда не выспавшийся трудовой люд давился в городском транспорте, боясь опоздать на работу. Алексей бывал здесь по корреспондентским делам, когда город еще носил имя пламенного революционера Валериана Куйбышева. Годы, казалось бы, стерли в памяти названия районов и улиц. Но стоило оказаться на привокзальной площади, как в голове Алексея высветился троллейбусный маршрут, идущий в сторону нужной ему улицы Чкалова, где жила родственница Рысева — Белякова Анна Васильевна.

Падал крупными хлопьями снег. Табло на здании вокзала высвечивало попеременно время — 8.14 и температуру воздуха — минус 4 градуса по Цельсию. Капка, похожая на взъерошенного воробья, цеплялась одной рукой за висевшую на плече Алексея сумку, будто боялась потеряться в посадочной толчее. Нетерпеливая толпа внесла их в троллейбус, утрамбовала и прижала друг к другу. На нужной остановке они еле продрались сквозь людскую гущу наружу.

Дом они нашли примерно через полчаса. Это была облупившаяся пятиэтажка с распахнутыми настежь подъездными дверями. Квартира №74 располагалась на четвертом этаже. Алексей позвонил. Дверь ему без вопросов открыла грузная пожилая матрона с абсолютно седыми кудерьками и непроницаемым гладким лицом. Безбоязненно глянула на неухоженных попрошаек:

— Сейчас хлеба вынесу, — сказала.

— Вы Анна Васильевна? — спросил Алексей.

— Я буду, — ответила она, стоя в дверях.

— Мне нужен Игорь Рысев.

Гладкое лицо седовласой дамы не дрогнуло, но в голове заметались панические мысли: «Правильно Игорек говорил, что его искать могут. Вот и явились — уголовные рожи!». Однако вслух она произнесла:

— Ты, наверно, адресом ошибся, мил-человек. Такой тут отродясь не проживал.

— Может, он фамилию сменил?

«Беляковым стал», — уловил Алексей и услышал сердитое:

— Я же сказала, что не знаю никакого Рысева.

— У соседей разве спросить? Он мог тут жить раньше, а потом взял и переехал.

— Не знаю! — А в голове уже прокрутилось сначала название станции Кинель, затем деревни — Бобровка.

— Извините, наверно, я все же ошибся, — произнес он и заметил вдох облегчения, вырвавшийся у матроны. — До свидания.

Хозяйка торопливо захлопнула дверь. Алексей с Капкой, покинув негостеприимный дом, снова потряслись в уже не так набитом троллейбусе на вокзал, чтобы отправиться на станцию Кинель. Они не успели до перерыва, последняя электричка только что отчалила от перрона. Следующая отправлялась через два с небольшим часа.

Минут сорок они скоротали в буфете, где съели по два пирожка с ливером, запивая их кофейной бурдой. Затем Алексей завел Капку в привокзальный магазинчик с призывным названием: «Загляни перед дорогой!». Но призыв не действовал на пассажиров, продавщица магазина скучала в полном одиночестве. Алексей оглядел плотно забитые полки. Его внимание привлекли меховые бежевые сапожки с невысоким каблучком и с бумажной биркой, рассчитанной на покупателей — 999 рублей: глядите, мол, дешевка, цена даже до тысячи не дотягивает.

— Какой размер обуви носишь? — спросил Алексей Капку.

— Тридцать четвертый, а что?

Алексей показал продавщице на сапожки:

— Дайте померить.

— Вряд ли подойдут, маломерки, — ответила та, подавая залежалый обувной товар. — Потому и не берет никто.

На подошве значилась цифра 36. И все же сапоги оказались Капке в самую пору.

— Не снимай, в них поедешь. А кроссовки сложи в коробку, с собой заберешь.

Было заметно, что подарок девчонке понравился. Даже в полупустом зале ожидания, где ждали отправления электрички, она время от времени косила взглядом на обновку.

— Увязалась я за тобой, а как тебя зовут — не знаю, — сказала она вдруг.

— Алексей Николаевич.

— Мне так и звать тебя по отчеству?

— И по отчеству, и на «вы».

— К кому мы едем хоть?

— К моему другу.

— У него ночевать будем?

— Посмотрим.

— Выходит, и сам мало что знаешь, да еще меня сговорил за тобой мотнуться.

— Боишься?

— Чего мне бояться, я уже пуганая. Да и мужик ты добрый.

Электричку объявили, когда она, привалившись головенкой к плечу Алексея, сладко позевывала. Он встряхнул ее, и они потопали на посадку.

Станция Кинель оказалась узловой. В разные стороны разбегались, стыковались, множились железнодорожные пути и убегали в неизвестность. Первая же встреченная бабенка сообщила, что в деревню Бобровка транспорт не ходит. Только рано утром оттуда приезжают молоковозы, а обратно идут порожними. Могут и попутчиков подбросить. Теперь же можно доехать только до военного городка на попутке, военные машины часто ходят. Лучше угадать на их служебный автобус, который подъезжает к приходу обеденной и вечерней электрички. Он должен сейчас быть на стоянке. От городка до деревни пехом — всего два километра.

Старый носатый пазик с военными номерами Алексей отыскал без труда. Постучал в лобовое стекло, водитель открыл дверь рычажной рукояткой.

— С вас по три червонца, вы не наши.

Алексей расплатился, и они влезли в автобус.

Пять полнотелых молодух в одинаковых дубленках занимали передние места. Конечно же, офицерские жены, отоварившиеся шубейками в гарнизонном военторге. Наверно, выезжали в Самару развеяться и теперь возвращались к вечно занятым на службе мужьям. Картина была Алексею знакома по давним командировкам в отдаленные гарнизоны.

Они протиснулись в узком проходе мимо молодух, их ног и сумок, уселись на свободное заднее сиденье. По соседству с ними дремал небритый мужичок в телогрейке, в валенках и в явно маловатой ему шапке-ушанке. Черты его лица были настолько мелкими, что и не разберешь — старый он или просто в возрасте. Алексей тронул его за рукав. Тот встрепенулся.

— Не подскажете, Бобровка далеко от военного городка?

— Близко. Мне самому туда топать. А вы к кому, если не секрет?

— К Беляковым.

— Это которые же у нас Беляковы? — вслух стал размышлять мужичок.

— Они недавно у вас, — подсказал Алексей.

— А-а, Игорь-тракторист с бабкой! Не привык я еще к их фамилии. Да и пришлых у нас полно, особливо таджиков, верно говорю. А Беляковы из города. Большие деньги за избу с мебелями отвалили, целых четыреста тыщ. Но изба того стоит, верно говорю. Одних комнат — штук шесть да еще кухня. Самый богатый дом в селе, в нем председатель колхоза раньше жил. А жена его у нас сельпом заведовала. Оба жулики!

— Их — что? Посадили?

— Нет, в Кинель перебрались. Сам районным начальником заделался. Жена — в универмаге директором. А у нас в председателях теперь немец, верно говорю.

— Из Германии приехал? — вклинилась в разговор Капка.

— Местный. Агрономом раньше работал.

Общительным оказался попутчик, повезло им, можно сказать.

— Меня в селе все знают, даже приезжие. Спросите любого, где Диоген живет, каждый покажет.

— Интересное у вас имя, — сказал.

— Отец так назвал. Потому как он был из дворян, верно говорю. А дворяне — все, как один, образованные.

— Вы не возражаете, Диоген, если мы с вами до Бобровки дошагаем?

— Чего это возражаю? Ничего не возражаю. А кто вы Беляковым будете?

— Родня.

— Чего ж телеграмму не отбили? Игорь бы вас на мотоцикле с коляской встретил.

— Беспокоить не хотел.

— Говорят, он жигуль собирается покупать. Откуда у людей такие деньги!

Алексей знал, откуда у курносого беглеца «такие деньги». За них парня вполне могли замочить быки Исмагилова, если бы не «мистер Икс», отбивший его у охраны.

Офицерши по-прежнему балаболили, затем как-то враз стихли, и самая зевластая крикнула водителю:

— Время, Антоныч! Трогай!

Мотор пазика простужено зачихал, закашлял, но заводиться отказывался. Лишь когда шофер вылез с заводной рукояткой и вручную крутанул несколько раз стартер, движок испуганно выстрелил выхлопными газами и одышливо зафыркал.

— Откуда будете? — продолжал любопытствовать мелколицый Диоген.

— Из Иванова, — соврал Алексей.

— Говорят, там девок невпроворот, а женихов — кот наплакал. Врут, поди?

— Вовсе не врут! — откликнулась Капка.

Автобус уже полз по разбитому до основания шоссе, треща и щелкая всеми старческими суставами. Тряска не располагала к беседе, и сосед успокоился.

В ноябре темнеет рано, и, когда шофер выпустил у КПП попутных пассажиров, сумерки уже упали на заснеженное поле.

Мужичок с именем Диоген показал на тропинку сбоку от проходной:

— Самый наикратчайший путь, верно говорю. Прапорщики натоптали. Трое из Бобровки тут на контракте. И то — не в земле ковыряются.

Он споро двинулся по тропинке. За ним засеменила Капка. Следом — Алексей. С километр прошагали по полю, затем — по мохнатому от снега подлеску. На одном из поворотов Диоген задел головой ветку, шапка слетела, и его густо обсыпало снегом. Он оглянулся на спутников, коротко матюгнулся, напялил, не отряхивая, шапку и снова зашагал. Вскоре замелькали оконные светляки деревенских изб. В улицу они вышли по узкому проходу между огородными пряслами.

Диоген сбавил прыть, обождал попутчиков и не без горделивости высказался:

— Наша Бобровка не загнулась, не то, что иные деревни. Как было пять рядов, так и осталось. Эта вот — улица Ленинская. Ни одного брошенного дома в деревне нет, верно, говорю. Проданные есть, а брошенных нет. Потому как места у нас шибко красивые.

Замолчав, он рванул по Ленинской улице, будто торопился на свидание. Капка еле поспевала за ним и перевела дух, когда он неожиданно остановился.

— Я в этой вот избе обитаю, — показал на слепую развалюху с двором без ограды и покосившейся калиткой. — А Беляковы — на том конце, ближе к речке. Как Ленинская улица повернет направо, по ней и шагайте. Самый большой дом по правому ряду — Беляковых. Около них фонарь на столбе горит, верно говорю.

— Спасибо! — крикнул ему в спину Алексей.

Дом под кровлей из гонта, хоть и был двухэтажным, однако не поражал размерами, как предполагал Алексей, наслушавшись попутчика. У крашеного зеленой краской забора лежало проморенное дождями и снегами толстое бревно, предназначенное, видимо, для сидения долгими летними вечерами кумушек-соседок. Дощатая калитка не была заперта.

Они вошли во двор. Их встретил лохматый щенок, обнюхал и завилял коротким хвостом. Над крытой верандой со столиком и двумя скамейками горела лампочка в круглом матовом абажуре. В ее свете просматривались в глубине двора фруктовые деревья, ягодные кусты и обшитые вагонкой баня и хозблок с двумя дверями.

Они поднялись на веранду. Сбоку обтянутой бордовым дерматином двери чернела пуговка звонка. Алексей вдавил ее, дверь распахнулась, и на пороге появилась усохшая старушка в ситцевом платочке и цветастой байковой кофте.

— Вам кого?

— Меня зовут Алексей Николаевич. Игоря я могу увидеть?

Она не замешкалась с ответом, лишь пристально глянула на него.

— Вы с ним в поезде ехали?

— Да.

— Игорек рассказывал о вас. Проходите. Он еще на работе, скоро подъедет.

Из просторных сеней они попали в большую прихожую. Широкая вешалка с тумбочкой для обуви будто вросла в левую стенку, вдоль которой шла лестница на второй этаж.

— Раздевайтесь, у нас тепло, — и, спохватившись, представилась: — Я — Татьяна Васильевна. А тебя, дочка, как зовут? — обратилась она к Капке.

— Капитолина.

— Какое имя хорошее!

Та зарделась, как маков цвет, и шмыгнула носом.

В горнице было светло от многорожковой люстры. Посередине стоял стол, накрытый гобеленовой скатертью и прозрачной клеенкой. У глухой, с ковром во все пространство, стены — диван на гнутых ножках. На двух больших окошках тюлевые шторы до пола и тяжелые портьеры по бокам. В простенке — ходики с кукушкой. Две распахнутые двери вели в кухню и еще в одну комнату, проходную, с мебельной стенкой и тахтой.

— Умывайтесь с дороги, в умывальню ход из кухни. Зверобойным чаем вас напою, — сказала Татьяна Васильевна.

Чаевничать до прихода Игоря Алексей категорически отказался. Принял холодный душ. Капка от душа отказалась, умылась над раковиной, смыла с себя косметику и устроилась пай-девочкой на диване рядом с Алексеем. Она по-прежнему напоминала воробушка, только уже не нахохлившегося, а почистившего перышки. Он обратил внимание, что колготки у нее продырявились на пальцах, и укорил себя, что не догадался купить ей хотя бы носки. Татьяна Васильевна будто прочитала его мысли, принесла толстые шерстяные носки до колен.

— Надевай, дочка.

— Ой, да что вы! Не надо, — опять закраснелась Капка, а носки все же быстренько натянула.

— Хороший у вас дом, Татьяна Васильевна! — сказал Алексей.

— И не нарадуюсь. Игорек спроворил.

О прибытии алма-атинского беглеца возвестила мотоциклетная дробь. Какое-то время мотоциклист возился во дворе, наверное, загонял на ночлег своего трехколесного коня. Потоптался в сенях, распахнул дверь и при виде нежданных гостей встал столбом:

— Ну, здравствуй, Игорь, — подошел к нему Алексей.

— Не может быть! Вы ли, Алексей Николаевич?

— Как видишь. На постой примешь?

— Хоть на всю жизнь! — а сам стриг глазами сидевшую на диване Капку.

— На всю жизнь — надоедим, Игорь. А это моя племянница — Капитолина, познакомься.

Тот шагнул к дивану, «племянница» торопливо встала ему навстречу, и Алексей легко уловил ее мысли: «Красивый парень. Может, про него нагадал дядечка?».

А Татьяна Васильевна уже таскала от кухонной печи на стол наполненные снедью миски, тарелки. Капка метнулась помочь ей, и старушка не отказалась от помощи. Минут через пять все дружной семьей уселись за стол, в центре которого красовалась бутылка водки с названием «Русский размер».

Игорь разлил водку в граненые стопки. Поднял свой стаканчик, глянул на Алексея, задержался взглядом на Капке. Произнес с чувством:

— Со встречей! — и махом опрокинул содержимое в рот.

Капка, как приличная девушка, опростала рюмку наполовину. Пригубила и Татьяна Васильевна. Алексей понюхал свою стопку и отставил.

— Со встречей же! — укоризненно сказал ему Игорь.

Ох, уж этот русский обычай!

Алексей понимал, что обижать гостеприимных хозяев просто неприлично. Снова поднял стопарик и одним глотком протолкнул водку внутрь. Голова сразу же отяжелела, сознание замкнуло. Он, словно во сне, увидел точеное лицо Оники с грустными кошачьими глазами. «Не делай больше этого!». «Не буду». В голове стукнули молоточки, затем она прояснилась, возвратив восприятие. Наверное, его отключка длилась мгновенье, потому что все активно работали ложками и вилками.

Алексею надо было переговорить с Игорем один на один. Такой момент наступил после самоварного чаепития, когда Татьяна Васильевна с Капитолиной стали убирать посуду. Игорь заглянул на минутку в свою спальню, после чего они, набросив куртки, устроились на веранде.

— Я должен вам, — сказал Игорь и протянул три стодолларовых купюры.

Деньги у Алексея были, но надо еще приодеться им с Капитолиной, да и иждивенцем жить у Игоря не хотелось. Потому он спокойно уложил ассигнации в карман:

— Спасибо. Как раз ко времени. До Самары тогда без приключений добрался?

— С вашей легкой руки. В основном, на попутках. Вы как меня нашли — через Анну Васильевну?

— Через нее, — ответил Алексей и, в общем-то, был прав.

— Я не верил, что вы ее адрес запомнили. Хорошо, что приехали. Надолго?

— Не знаю.

— У вас что-нибудь случилось?

— Случилось.

— Тоже бежать пришлось?

— Пришлось, как видишь.

— Я сразу понял это по вашей одёжке. Ищут, как и меня искали?

— Думаю, что ищут.

— Те же самые?

— Они. И милиция, наверное, тоже.

— Твари продажные! Между прочим, могу помочь вам фамилию сменить. У Анны Васильевны дочь в паспортном столе в Кинеле работает. А ее муж — майор милиции.

— Тоже продажный?

— Что вы? Он — старой закалки.

— А как же поддельный паспорт?

— Только для меня. И для вас. Мы же не преступники, даже наоборот!

— Сколько будет стоить фальшивка?

— Нисколько! Бесплатно. В выходной съездим в Кинель, раньше у меня не получится. Вы там сфотографируетесь, потом тетку навестим.

В Бобровке, как и во всем Поволжье, гуляла незлая зима. В свете фонаря хорошо было видно, как мохнатые снежинки медленно опускаются на землю, покрывая пушистым белым одеялом огород, дворовые постройки, кусты и деревья.

— С директором ладишь?

— А чего не ладить? Он, хоть и крутой по характеру, но справедливый. Только с дочкой ему не повезло: падучая у нее. На вид нормальная девчонка. Я один раз летом видел, как она брякнулась около их дома. Корчилась, будто в нее бесы вселились. Отец с матерью едва сладили с дочерью. Она даже в школу не ходит, мать с ней дома занимается.

Алексей представил мысленно худенькую рослую девочку с выпирающими ключицами и пульсирующей жилкой на длинной шее. На миг почувствовал жар в ладонях, поспешил отодвинуть видение. Но все равно ощущал какую-то внутреннюю силу, так и рвущуюся наружу. Такого прежде не было с ним.

— Давно у нее эта болезнь? — спросил после недолгого молчания.

— Не знаю. Директор и в Москве ее врачам показывал, и за границу возил. И знахарку приглашал. Только без пользы.

— Припадок сразу не происходит, Игорь. Больной его заранее предчувствует. Подскажи отцу, пусть позовет меня перед припадком.

— А вы что? Врачевать можете?

— Иногда получается.

— Да если вы поможете, он все, что угодно для вас сделает.

Алексей не отреагировал на его слова. Игорь продолжал расхваливать директора:

— Мужик он очень даже понимающий. И хозяин толковый. Закупил технику, восстановил фермы, построил птичник, молокозавод и общежитие для приезжих. В Кинеле свой продуктовый магазин держит. В общем, не бедствует хозяйство. Ну, и сам, конечно, прилично имеет.

— А рабочие?

— Люди рады, что работа есть и стабильный заработок. Шесть тысяч в месяц для наших мест — очень даже неплохо. И продукты по себестоимости. Не все, понятно, довольны: директор, мол, деньги лопатой гребет, а нам рубли платит. Есть у нас тут один, его Диогеном прозвали, больше других бурчит.

— Встретили мы его сегодня. Так это его прозвище — Диоген?

— Ну, да. Сам себя и прозвал. А имя — Абросим.

— Он, действительно, из дворян?

— Ну, пустобрех! Отец его был в колхозе пастухом, дед — дьячком в церкви. Сам разнорабочий, но лодырь. Живет в развалюхе, да еще и похваляется: могу, мол, и в бочке жить, как Диоген, ума от этого не убавится. Весь его ум в болтовню уходит.

— Ты, Игорь, тоже шесть тысяч получаешь?

— Нет, четырнадцать. Вкалываю и на тракторе, и на молоковозе, и на самосвале. Кстати, Алексей Николаевич, если нуждаетесь, могу одолжить любую сумму.

— Пока не надо. Думаю, и потом не понадобится.

— Сколько лет вашей племяннице? — спросил вдруг Игорь, а воображение его нарисовало ухоженную куколку Исмагилова, но с Капкиным лицом.

Алексей понятия не имел, сколько «племяннице» лет. Но помнил ее разговор с остроскулым дальнобойщиком Афанасием. Тогда она сказала, что закончила восемь классов полтора года назад. Значит, ей лет восемнадцать или около этого.

— Восемнадцать, — ответил наугад.

— Между прочим, она похожа на кореянку Вику.

«А ведь и в самом деле какое-то сходство есть, в фигуре, в овале лица», — подумал Алексей, но вслух ничего не сказал. После недолгого молчания спросил:

— Какая-нибудь работа у вас для нее найдется?

— Запросто. Рабочих рук не хватает на молокозаводе, на птичнике.

— Похлопочешь, чтобы ее приняли птичницей?

— Может, лучше в контору? Птичницы работают посменно, то с самого ранья, то до самого поздна, и по ночам дежурят. Выходные у них, как по графику получится.

— И все же лучше на птичник. И, по возможности, чтобы койку в общежитии выделили.

— Зачем общежитие? Мы же вдвоем с бабаней. Живите у нас, сколько хотите!

— Ладно, оставим этот вопрос на будущее.

В дом они вернулись, когда стол уже был прибран, и посуда перемыта. Татьяна Васильевна пошепталась с сыном и позвала Капитолину:

— Пошли постели готовить.

Провожаемая взглядом Игоря, та беспрекословно затопала в новых шерстяных носках вслед за хозяйкой на второй этаж. Быстро же освоилась «племянница» в незнакомой обстановке. Видать, понравилось ей тут. Наверху было три комнаты — для Игоря, Алексея и Капитолины.

3

Утром, еще затемно, Игорь умотал на своем тарахтящем «Урале» на работу.

Капка сладко спала, видно, намаялась в бесконечной дороге. Алексей разбудил ее.

— Поедем сегодня в Кинель, — сказал ей.

— Зачем?

— Одежду тебе покупать.

— А деньги откуда?

— Игорь дал.

— Мне?!

— Тебе-тебе.

В ее мыслях заметалось: значит, понравилась я ему, может, и правда, замуж возьмет! Алексей глядел на нее с пониманием и грустью. Набедовалась девчонка за свою недлинную жизнь, и нормальные отношения ей кажутся сказкой.

— И паспорт с собой прихвати.

Она согласно кивнула, даже не поинтересовавшись, зачем нужен Алексею ее главный и единственный документ. Сама же продолжала витать в розовых облаках.

После блинов, которыми их попотчевала на завтрак Татьяна Васильевна, они отправились за покупками. Хмурь сошла с неба, освободив место солнцу. В его лучах округа выглядела совсем по-другому, не то, что ночью. В той стороне, где протекала речка Самарка, прорисовывался поросший лесом холм. Он был похож на выглянувший из туманной дымки верблюжий горб.

Попутку они поймали сразу. Прапорщик, сидевший в уазике рядом с солдатом-водителем, произнес знакомую фразу:

— Садитесь. По три червонца с носа.

В универмаге работал обменник. Алексей поменял четыреста долларов на рубли. Вручил Капке восемь тысяч.

— Ты лучше знаешь, что тебе надо. И не забудь купить колготки. Дай мне свой паспорт. Я тебя на улице подожду.

Она без возражений и уточнений протянула ему свой замызганный документ и нырнула в магазинную сутолоку. Алексей же отправился в примеченную по дороге лавчонку с громкой надписью «Евросеть» и без проблем приобрел там трубку сотового телефона и оформил на паспорт Капитолины подключение с роумингом к сети оператора. Затем, вспомнив рассказ Игоря в поезде про письмо на имя генерального прокурора, решил последовать его примеру. В газетном киоске купил два конверта и тетрадь в косую линейку.

Денег у него осталось еще вполне достаточно, но все равно следовало экономить. Он вспомнил, с какой легкостью они доставались ему в Москве. Наверняка, и в Самаре найдутся личности, готовые поделиться своим неправедным доходом. Всему свое время.

Алексей вернулся к универмагу и стал ждать Капитолину, прохаживаясь у входа.

Ох, уж эти женщины! Пока не обойдут все отделы и не обсмотрят все магазинные прилавки, не успокоятся. Алексей нашагал не меньше километра, пока объявилась Капка с объемным пакетом. На ней было новое, бежевое в тон сапожкам, удлиненное пальто в талию и такого же цвета шапчонка из искусственного меха.

До военного городка их довезла попутная санитарная машина. По дороге в Бобровку Капка вернула Алексею оставшиеся после покупок 360 рублей. До дома они дотопали за полчаса. Татьяна Алексеевна встретила их словами:

— Я баню затопила. Сейчас Игорек приедет, обедать будем.

Капка со своими покупками сразу же скрылась в спаленке. Приехавший Игорь сообщил:

— Я сказал директору про вас, Алексей Николаевич, насчет его дочки. Он спросил, кто вы такой. Я ответил, что наш дальний родственник. В общем-то, не шибко он поверил насчет лечения, но все равно поехал домой, чтобы жену предупредить.

Он хотел еще что-то сказать, но появление Капки сразило его, как пуля снайпера.

Она была в черной плиссированной юбке до колен и в белой кружевной кофточке, не скрывавшей острые бугорки грудей. Ноги в новых колготках с черными орнаментными строчками украшали золотистые комнатные тапочки.

«Вот козявка! — подумал Алексей. — Вырядилась в обновки и бани не дождалась».

— Здравствуйте, Игорь, — сказала Капка и потупилась.

Тот справился со столбняком и, не раздумывая, брякнул:

— А ты ведь красавица, Капитолина!

Она стрельнула в него глазками и отправилась на кухню к Татьяне Васильевне помогать собирать на стол.

Но Алексею пообедать не пришлось. Мимо окна скользнула «Нива» и, взвизгнув тормозами, затормозила у ворот.

— Директор, — сказал Игорь и вышел встретить начальника.

— Приступ вот-вот начнется, Алексей Николаевич, — произнес тот с порога.

— Поехали, — сказал Алексей и, не одеваясь, направился вслед за директором.

Девочка оказалась такой, какой она накануне вечером предстала в его воображении: лет десяти — одиннадцати, худенькая, длинноногая, с выпирающими ключицами. Она лежала на широкой кровати в майке и трусиках и тоскливо глядела на приблизившегося Алексея. Лицо в обрамлении рыжеватых завитков белым пятном выделялось на голубоватой наволочке. Правая рука на груди, левая, сжатая в кулачок, вытянута вдоль тела.

Рядом с кроватью стоял стул с полотенцем на спинке. На стуле лежала деревянная отшлифованная лопатка, напоминающая ложку. Она была нужна, чтобы сунуть ее во время приступа в рот больной, иначе та может прокусить язык. Алексей сел к девочке на кровать. Отец и мать, пышная женщина с тронутой сединой длинной косой, топтались рядом.

— Выйдите, — попросил он их.

Отец собрался возразить, но жена тронула его за руку, и они безропотно скрылись в другой комнате.

Алексей возложил ладони на виски и щеки девочки. Они были сухими и пылали жаром, хотя она ежилась, словно ей было холодно. Жар толчками стал переливаться по пальцам Алексея в запястья, подниматься по рукам и скапливаться в предплечьях.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Оля, — шевельнула бескровными губами больная.

— Ты боишься приступов?

— Да.

— Не бойся. Поверь мне, больше приступов не будет.

Она вздрогнула всем телом. Бессвязно что-то проговорила. Алексей еле разобрал:

— Ложка на стуле.

— Сегодня она тебе не понадобится, Оля. Вытяни обе руки.

— Не могу.

— Можешь! Вытяни!

Она с усилием убрала правую руку с груди и, снова вздрогнув, медленно распрямила.

Огонь в предплечьях Алексея усиливался. Он оторвал ладони от висков девочки, привстал с кровати и несколько раз тряхнул руками. Жар, опять же толчками, стёк по пальцам вниз. Никто и никогда не учил этому Алексея, но он был уверен, что все делает правильно. Снова дотронулся до висков больной, представляя, как вытягивает злую змеевидную энергию, концентрирует ее в своих ладонях и гонит по вытянутым рукам девочки в пространство.

Время застопорилось для Алексея. Он впал в состояние, если и не полубезумное, то близкое к этому, когда исчезает надобность задаваться вопросами: почему, как, ради чего человек что-то делает. Лишь ощущал, что лицо его заливает потом, который просто не было возможности смахнуть. Он боялся даже на мгновенье оторвать ладони от врачевания, чтобы не расслабиться, не дать теряющей силу болезни выскользнуть и затаиться.

В какой-то момент Алексей почувствовал, что жар улетучился без остатка. Глаза Оли закрылись, и дыхание ее стало ровным, как у человека, погруженного в глубокий сон. Он взял со стула полотенце, отер лицо и шею. Рубашка тоже пропиталась потом, но запасной у него не было, ни под рукой, ни вообще. Впрочем, это его не волновало. Рубашка высохнет, и ее можно будет носить, пока он не приобретет новую.

Алексей глянул на девочку. Она лежала недвижимо, однако лицо ее уже утратило нездоровую бледность и даже слегка порозовело. Сон должен быть длительным и оздоровительным.

Ему тоже захотелось уснуть. Но он превозмог себя, однако продолжал, не двигаясь, сидеть в ногах уснувшей девочки. На какой-то миг ему почудилось, что это не Оля, дочь незнакомого ему человека, а его Аленушка. Вспомнил, как он прижимал худенькое дочкино тельце и тоже чувствовал, как ее болезненная горячность перетекает в него. Тогда он даже не предполагал у себя каких-то лекарских способностей, все делал неосознанно, движимый лишь любовью и жалостью. Теперь — всё по-иному, теперь он может бороться с недугом, целенаправленно концентрируя свою энергию.

А на любом ли человеке? Перед ним проплыли лица безгубого Заурбекова, жирного Юсупа, волосатого палача Гориллы. Нет, он не смог бы вытащить из них даже самую малую болячку. Алексей услышал, как скрипнула дверь, и встал с кровати. В комнату осторожно вошла мать Оли. Глянула вопросительно на Алексея.

— Спит, — ответил он на ее немой вопрос.

— Приступа не было? — шепотом спросила она.

— Нет. Надо перенести Олю в другую комнату и укрыть одеялом. А в этой комнате открыть все окна часа на полтора. Пусть воздух освежится.

— Веня! — негромко позвала она.

Отец видно дожидался у дверей, появился сразу же.

— Отнеси Оленьку в спальню.

Алексей вышел вслед за ними в прихожую, которую правильнее было назвать холлом: настолько она была просторной. Ему хотелось домой, вернее, в Игорев дом, где уже, наверное, истопилась баня. Сюда он приехал на «Ниве» в одной рубашке, и идти в ней по морозцу в другой конец деревни не стоило. Стоял и ждал, когда выйдет хозяин и доставит его обратно.

Олины родители появились из спальни вместе. Мать кинулась в дочерину комнату открывать окошки. Отец тронул Алексея за плечо:

— Пройдемте на кухню, поговорим.

На кухонном столе красовались нарезанные ломтиками лимоны, две хрустальные рюмки, бутылка армянского коньяка, три бокала и кувшин с красным напитком. При виде его Алексей ощутил сосущую жажду.

— Давайте познакомимся, — сказал директор. — Эмблер Вилен Григорьевич.

«Имя ему дали родители со смыслом и с дальним прицелом — В.И.ЛЕНин», — отстраненно подумал Алексей и тоже назвал себя.

— Выпьете? — спросил хозяин и взялся за бутылку.

— Не пью.

— Я тоже трезвенник, — отставил бутылку.

Только теперь Алексей сумел рассмотреть его. И без того высокий лоб удлиняли залысины, переходившие в рыжеватый ёжик волос. Крутой подбородок предполагал упорство характера и умение добиваться поставленной цели. Светло-голубые глаза смотрели цепко, будто пытались разглядеть, что там скрыто под черепушкой у собеседника.

— Вы убеждены, что припадков у Ольги больше не будет?

— Убежден.

— Как ни странно, но я почему-то верю вам. Хотя множество раз обманывался.

— Разрешите? — спросил Алексей, кивнув на графин с напитком.

Хозяин сам наполнил бокал. Алексей опростал его, не отрываясь. И попросил:

— Отвезите меня к Беляковым, Вилен Григорьевич.

— Не торопитесь. Сейчас жена явится, пообедаем.

— Я устал после сеанса, мне надо отдохнуть.

— Хорошо. Но мы еще обязательно увидимся…

На другой день Капка оформилась на работу птичницей. Причем определили ее не в смену, а установили нормальную рабочую пятидневку с двумя выходными. Алексей решил, что так распорядился директор в знак благодарности за лечение дочери. По дому Капка разгуливала в недавно купленных китайских джинсах и сером свитере в обтяжку. К своим курам и индюкам уезжала в старенькой куртке вместе с Игорем затемно. И возвращалась опять же с ним на заднем сиденье мотоцикла, обхватив водителя обеими руками. Ничего удивительного в том не было, их роман развивался по классическим законам жанра.

Капка теперь ничем не напоминала расхристанную девицу, которую Алексей впервые увидел на автотрассе. Не похожа была и на нахохлившегося воробья. Она окончательно притихла, перестала балабонить и, когда Игорь смотрел на нее долгим взглядом, лишь опускала опушенные густыми ресницами глаза.

Уж не актерничает ли? — подумал поначалу Алексей.

Но, прислушавшись к тому, что творилось в ее головке, понял: влюбилась девчонка впервые в жизни. Бог ей судья!

Алексей сочинил на четырех тетрадных страницах письмо в адрес генерального прокурора России, где подробно изложил про чиновника и главаря бандитов Заурбекова, уголовника Юсупа и всю их криминальную компанию. Однако конверт с письмом дожидался своего часа в кармане куртки. В окружении прокурора вполне могли быть купленные Заурбековым чиновники с большими звездами. Им совсем ни к чему было знать, где написано письмо. Алексей собирался подойти к московскому поезду и попросить кого-либо из пассажиров бросить конверт в почтовый ящик в столице. Пускай автора ищут в Москве.

Написал он и Аленке с Анютой. Осторожно сообщил, что от него может не быть вестей очень долго, потому что отправляется в длительную поездку, о которой когда-нибудь расскажет. Если появится возможность, пообещал обязательно позвонить. Это письмо можно было безбоязненно отправлять: их алма-атинский адрес нигде не был засвечен.

Колдун

1

Весть о том, что гость Беляковых вылечил дочку директора от падучей, облетела всю Бобровку и вызвала у жителей нездоровое любопытство к лекарю.

— Знаете, как вас называют? — спросил в пятницу вернувшийся с работы Игорь. — Колдуном! Любопытствуют не только бабы, но и мужики. А Диоген, тот, вообще, сказки рассказывает. Вроде бы, когда вы шли с ним от военного городка, то взглядом сшибли с него шапку и обсыпали плешь снегом, хотя снег тогда и не падал.

Выслушав, Алексей грустно улыбнулся.

— Между прочим, — продолжал Игорь, — директор сказал мне, что в субботу к нам в гости собирается. Потолковать с вами хочет. Днем-то он по объектам мотается, а к вечеру быть обещал.

Наверное, о дочке поговорить хочет, предположил Алексей. Возможно, и гонорар за лечение вручит. Деньги не помешают, дачные одежки все же надо сменить, а то, действительно, на бомжа похож…

Вилен Григорьевич Эмблер прибыл, когда село уже было окутано густыми сумерками. И не один, а с женой.

Татьяна Васильевна с Капитолиной не ударили в грязь лицом, готовясь к их визиту. Стол был уставлен деревенскими разносолами и, конечно же, не обошлось без выпивки. На столе красовались целых три бутылки: вино, коньяк и водка. Однако директор, а следом и Алексей от спиртного отказались. Пришлось Игорю чокнуться лишь с женщинами. К его огорчению, нормального русского застолья не получилось. Зато, к удовольствию Татьяны Васильевны, ее стряпню гости оценили.

Прав оказался Алексей в своем предположении. Директор извинился перед хозяевами и увлек его подышать свежим воздухом. Вечер был тихим и звездным. Снег искрился и поскрипывал под ногами. Они вышли за калитку, неспешно зашагали по улице. Эмблер достал из кармана конверт и протянул его Алексею.

— Не отказывайтесь, каждый труд должен быть соответственно оплачен. Это аванс.

Алексей не собирался отказываться. Положил конверт Вилена Григорьевича в карман. Парадокс, конечно, что имя директора никак не соответствовало взглядам вождя мирового пролетариата, ярого противника частной собственности.

— Спасибо, Вилен Григорьевич, но больше не надо. Просто в настоящее время я нуждаюсь в деньгах.

— Это я должен благодарить вас. Вы сотворили чудо, вопреки мнению медицинских светил. Ольга спала целые сутки, мы даже беспокоиться начали. А проснулась — есть попросила. Сейчас не могу на нее нарадоваться. Скачет по дому, как козленок, и все время напевает. Как вы думаете, рецидива не будет?

— Не будет.

— Вы откуда к нам приехали?

— Из Москвы, — не стал скрывать Алексей.

— Надолго?

— Пока не знаю.

Эмблер мазнул его пытливым взглядом. Алексей уловил его невысказанную мысль: вероятно, от семейных проблем сбежал. И решил ответить:

— Проблемы есть, но не семейные.

— Вы — еще и телепат? — удивленно спросил директор.

— Случается.

— Вы кто по образованию?

— Журналист, — честно ответил Алексей.

— Хотите врачом у нас работать? Медпункт есть, фельдшер есть, а врача нет. Я даже готов лазарет построить, если согласитесь.

— Господь с вами, Вилен Григорьевич! Я же не врач, а лекарь-самоучка, знахарь.

— Зато какой знахарь! Меня интересует не диплом, а знания и умение. А название должности для вас я придумаю. Ну, как, договорились?

— Нет.

— Жаль.

— Но помогать страждущим не отказываюсь…

Когда гости убыли, Алексей заглянул в конверт: в нем было пять тысяч долларов.

В воскресенье Игорь и Алексей отправились на мотоцикле в Кинель. Но до тетки Игоря добрались не сразу. К станции они подъехали, когда по радио объявили о прибытии фирменного поезда «Уфа — Москва». Алексей нашел пассажирку-москвичку и передал ей письмо, адресованное генеральному прокурору.

Еще час у них ушел на ознакомление с ассортиментом местного, совсем не бедного универмага. Он не привередничал и особо не выбирал. Покупал то, что было в пору или подходило по размеру. Переоделся в примерочной. А прежнее барахлишко оставил в туалетной урне.

В новом джинсовом костюме он и запечатлел свою физиономию у шустрого молодого человека, установившего свой фотоагрегат здесь же, в универмаге. Когда Алексей появился на обледеневшем крыльце в дубленке местного пошива, зимней шапке с козырьком, в новых ботинках белорусского производства и со спортивной сумкой с множеством молниевых замочков, Игорь сказал:

— Теперь вы на себя похожи. Такой же, как в поезде. Катим к тетке!

Тетка Игоря оказалась ширококостной, высокой дамой с узлом волос на голове, скрепленным фигурной заколкой. Муж был заметно ниже нее, худосочный, носатый, с глазами-маслинами.

— Гала, — представилась она и представила супруга: — Ноиль.

Похоже, что дома майором была жена, а муж тянул не больше, чем на лейтенанта. Алексей с обоими поручкался, назвал себя по имени, после чего Игорь увлек тетку, которую он называл просто по имени, в кухню «пошептаться».

«Шептание» прошло, как по нотам. Гала сразу объявила:

— Сделаю!

Затем усадила Алексея за стол, положила перед ним лист бумаги, авторучку и приказным тоном велела:

— Пишите фамилию, имя, отчество, которые бы вы хотели иметь, и год рождения.

Никакой неприязни в свой адрес Алексей не уловил с ее стороны, разве что изрядную долю любопытства. Впрочем, этот порок присущ всей прекрасной половине человечества, и эта половина особо от него не страдает.

Фамилию Алексей придумал себе — Уральцев. Вспомнив, что резко помолодел после происшествия на Острове, убавил количество прожитых лет на два десятка. Все остальное оставил в прежнем виде. Прочитав его опус, Гала внесла поправку:

— Отчество тоже замените, если хотите, чтобы вас не вычислили. В эпоху всемирной паутины это вполне возможно. Возьмите отчество Мусиевич с намеком на еврейские корни.

Алексей усомнился насчет «еврейских корней». Имя Мусий нередко встречалось у запорожских казаков. Так что корни вполне могли быть славянскими.

Традиционное застолье с бутылкой под названием «На троих» не заставило себя ждать. Водка и пошла на троих. Хозяйка, предупрежденная Игорем, особо Алексея не уговаривала, но рюмку перед ним поставила. Худосочному и молчаливому мужу Ноилю она наливала заметно меньше. Но спиртное все равно подействовало на него, это стало заметно по тому, что майор вдруг разговорился.

— Была бы моя воля, своими руками пристрелил бы Баклажана.

— Хватит! — остановила его Гала.

Ноиль недовольно скривился, и Алексей, чтобы поддержать мужика, спросил:

— Кто такой Баклажан?

Ответил Игорь:

— Авторитет с Безымянки. Безымянка — район Самары, самый ближний к Кинелю.

— Из местных он, — снова заговорил Ноиль. — Нос у него на баклажан похож. Да и фамилия его Носов. Сначала шпаной здесь верховодил. Сел на шесть лет. Через четыре года вышел и сколотил банду. Всех торговцев обложил данью. Потом перебрался в Безымянку, простора захотел. После кровавой разборки подмял под себя безымянских. Отгрохал особняк, ездит на джипе и в ус не дует. А в Кинеле посадил кореша, с которым чалился в одной зоне.

— Что же вы его не возьмете? — полюбопытствовал Алексей.

— Брали. И отпускали. Да еще и извинялись. У него все схвачено. Глава нашей администрации — тоже. Между прочим, он бывший председатель колхоза в Бобровке.

— Хватит! — снова и на этот раз весьма решительно вмешалась Гала. И объяснила Алексею: — У мужа свои счеты с Баклажаном. Дважды заводил дело: один раз на самого, другой — на его кинельского дружка. И оба раза дело до суда не дошло. А все шишки на Ноиля. Даже в должности понизили. Потому и психует.

— Не психую я, — бормотнул супруг. — А их все равно достану…

Распрощались они с гостеприимной родней Игоря после полудня.

В Бобровку въехали, когда близился вечер. Подъезжая к дому, Алексей обратил внимание на сидевших на бревне под фонарем трех мужичков. Один из них был Абросим — Диоген, другой — дедок с жидкой седой бороденкой, третий — криво улыбающийся скуластый парень лет тридцати в телогрейке, без головного убора, давно не стриженный и с покарябанным лицом. Все трое встали, когда мотоцикл остановился.

Капка встречала их на крыльце.

— У нас гостья, Алексей Николаевич. Тетка Матрена, вас дожидается, — и упорхнула во двор, чтобы помочь Игорю закатить мотоцикл в сарай.

Тетке Матрене на вид было лет шестьдесят. Хотя, возможно, и меньше. Густая сетка мелких морщин и сгорбленная фигура отнюдь не молодили ее. Увидев Алексея, она, не дав ему снять верхнюю одежду, приблизилась, взглянула выцветшими глазами и произнесла:

— Помоги, батюшка!

В ее воображении тут же предстал скуластый покарябанный парень, сидевший на бревне возле дома со скептической ухмылкой на лице. Он и был болячкой матери, растившей единственного сына в одиночку.

— Как сына зовут? — спросил Алексей.

— Андрей.

— Давно пьет?

— Как из армии пришел, так и запил. Девчонка не дождалась, замуж в Самару вышла. Он нашел ее и пырнул по пьяни ножом.

— Жива девчонка?

— Жива — жива. Все равно четыре года дали. А отсидел — еще больше запил. Восемь годков не просыхает.

Из сеней появились раскрасневшиеся то ли от морозца, то ли отчего другого Игорь с Капитолиной. Вникнув в обстановку, Игорь увлек ее на кухню, где позвякивала посудой Татьяна Васильевна. Так что никто не мешал тетке Матрене изливать свое горе.

— Сын работает? — спросил ее Алексей.

— Нет, батюшка. На мою пенсию живем. Два раза брал его директор на работу. День проработает и запьет.

— Где деньги берет на выпивку?

В голове у матери возникли пузырьки с синеватой жидкостью для чистки стекол.

— Даже говорить совестно. Ворует. Куда пенсию ни спрячу — найдет. Все в доме тащит, что можно продать. Банки с соленьями, что на зиму сготовлю, в военный городок перетаскал и продал ихним бабам по дешевке. У родни тоже ворует, его уже и в избы не пускают. Стыдоба на всю деревню. Избавь его, батюшка, от пагубы!

— Сам-то он хочет избавиться?

— Когда тверезый — хочет. Божится, что бросит пить, что свое дело заведет, зарабатывать станет. Вы не думайте, нутро у него хорошее. И руки золотые. А как глотнет косорыловки с Диогеном да с Наумычем, все забывает. Наумыч гонит ее, окаянную, из гнилой картошки.

— Диоген тоже пьет?

— По-черному не пьет. Но потребляет.

— Ваш Андрей сейчас трезвый?

— Второй день, как в рот не брал.

— Зовите его сюда.

Старушонка проворно засеменила к двери. Алексей разделся. Выставил стул на середину горницы, сел. Через пару минут мать ввела за руку своего лоботряса. Телогрейку тот, видно, оставил на попечение собутыльников, был в залатанной, но чистой рубашке и в спортивных штанах с пузырями на коленках.

— Сымай бахилы, — велела ему мать.

Он сбросил с ног головки подшитых валенок и остался босиком.

— Встань передо мной! — строго произнес Алексей.

Ростом лоботряс явно не вышел, про таких говорят «метр с кепкой», но был крепенький, как еще не трухлявый пенек. В глазах, утонувших в серых запойных полукружьях, застыли отчуждение и опаска. Алексей впился в него взглядом, отчего парень почувствовал себя весьма неуютно и переступил с ноги на ногу.

— Имя? — требовательно спросил Алексей.

— Чего? — не понял тот.

— Зовут как?

— Андрюха.

— Кто тебя покарябал, Андрюха?

— Никто. Сам упал.

— Ноги слабые? Давно коленки дрожат?

— Не дрожат они у меня, — а сам украдкой глянул на коленные пузыри.

В глазах его заплескался откровенный страх: пузыри ходили ходуном от дрожи в коленях. Ему явно хотелось куда-нибудь присесть. Он даже сделал попытку опуститься на корточки.

— Стоять! — приказал Алексей.

Андрюха с трудом выпрямился.

— Почему до сих пор не женился?

Напряжение отпустило парня, колени перестали дрожать. Он глубоко вздохнул, провожая мысленно образ чернявой девицы с побрякушками в ушах. Алексей не торопил его с ответом.

— Рано жениться, — угрюмо ответил парень.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать три.

— Возраст Иисуса Христа.

— Знаю.

— А разве не знаешь, что воровать грешно?

— Я не ворую.

— Воруешь, Андрюха! Ну-ка вспомни! Летом к вам приехали из города твоя двоюродная сестра с мужем Валерой. Они отправились на речку, а ты залез в его барсетку, где лежали две пятисотки. Одну ассигнацию украл. Было такое?

Колени у парня снова начали дрожать.

— Только один раз.

— Не ври! Что пил позавчера?

— С-самогонку, — ответил с запинкой, а воображение нарисовало совсем иное.

— Опять врешь! Ты утащил вчера у матери трехлитровую банку малинового варенья и обменял ее у продавщицы военторга на четыре пузырька синюхи. Их вы прикончили в халупе у Диогена. Ты смотрел на себя в зеркало?

— Н-нет.

— Синюха уже вылезла наружу около глаз. Сначала ослепнешь, потом откажут ноги. Дай-ка мне твои ладони!

— З-зачем? — в голосе Андрюхи слышался не просто испуг, а ужас. Но подрагивающие ладони все-таки протянул.

Воображение Алексея нарисовало карту ладоней с большими и малыми линиями судьбы и многочисленными точками, напоминающими крохотные линзы. Одни из них были выпуклыми, другие вогнутыми. Там, где сходились магистральные линии, располагался бугорок Люцифера. В нем концентрировались нервные регуляторы пагубных страстей. Ничего этого Алексей, при здравом размышлении, знать не мог. Но в этот момент память вытолкнула знание из самых потаенных, спавших до поры до времени глубин. Слова, произносимые им, словно нашептывал кто-то со стороны, а он лишь озвучивал их.

— Я вижу твой замерзший труп с открытыми незрячими глазами в канаве. Над трупом кружит ворон, чтобы их выклевать. Чувствуешь резь в глазах?

— Ага.

— Так начинается слепота.

— Не х-хочу-у! — прохрипел Андрюха.

Бугорок Люцифера был жестким, как просяное зернышко. Алексей сдавливал его, и он, сопротивляясь, начинал рассасываться.

— Не хочу-у! — продолжал хрипеть парень.

— Чего не хочешь?

— Чтобы ворон.… Не надо-о!

— Выпить желаешь?

— Н-нет!

Андрюха стал опускаться на пол.

Алексей не мешал ему, но ладони не выпускал, пока не перестал ощущать люциферово зернышко. Откинулся на спинку стула, вытер платком вспотевший лоб. Глянул на скорчившегося на полу босого парня. Тот шарил безумными глазами по комнате, боясь встречаться взглядом с колдуном.

Из кухни выглянула напуганная тетка Матрена и перекрестилась.

— Все в порядке, — успокоил ее Алексей.

— А чего он на полу-то?

— Отдыхает. Позовите Игоря, а сами обождите на кухне.

Она попятилась. Появился Игорь, брезгливо оглядел валявшегося Андрюху.

— Водка в доме есть? — спросил его Алексей.

— Есть.

— Налей полстакана.

Игорь направился к холодильнику. Андрюха с кряхтением стал подниматься. Встал на нетвердые ноги. Игорь принес водку. Алексей взял у него граненый стакан, тронул Андрюху:

— Пошли.

— К-куда?

— Во двор. В летний туалет. Опохмелишься там.

— Н-не хочу.

— А если черный ворон прилетит?

Парень покорно заковылял на выход. Сунул босые ноги в бахилы, открыл дверь.

Увидев своего приятеля на крыльце рядом с колдуном, Диоген и Наумыч поднялись с бревна и провожали их взглядами, пока Алексей не прикрыл дверь довольно просторного туалета с тумбочкой в углу.

— Пей! — велел Андрюхе.

Тот взял дрожащими руками стакан, передернулся от отвращения. Закрыл глаза и залпом опрокинул водку в рот. Тут же скорчился. Стакан вывалился из рук. Андрюха навалился на очко, и его стало полоскать так, что сотрясались плечи.

Из туалета он вывалился посиневший и мутноглазый. Цепанул в пригоршню снега, затолкал в рот. Диоген и Наумыч продолжали стоять и пялиться на них. На веранде выстроились домочадцы во главе с Игорем. У крыльца стояла тетка Матрена с Андрюхиной телогрейкой. Подсеменила к сыну, помогла ему просунуть руки в рукава. Он, заплетаясь, двинулся к калитке. Тетка Матрена, задержавшись, спросила Алексея:

— Ну, как, батюшка?

— Пить больше не будет.

— Господи, благослови тебя! Ты не обессудь, Николаич, безденежная я сейчас.

— Не вздумай прогневить Господа! — строго ответил «Николаич».

За калиткой она, уцепившись за сынов локоть, зло прокричала его собутыльникам:

— На глаза не показывайтесь! А то черный ворон вам зенки выклюет!

В ответ Диоген лишь разинул щербатый рот, а Наумыч возмущенно тряхнул жидкой бороденкой. Когда мать с сыном, а следом и Диоген с Наумычем, скрылись в улице, Игорь сказал Алексею:

— Выходит, вы и на самом деле, колдун. Если этот недомерок перестанет пить, знаете, что здесь будет? От баб не отобьетесь. В очередь к вам станут записываться!..

Алексей был уверен, что «недомерок» пить больше не будет. Его не обеспокоило и то, что местные бабы станут одолевать его своими бедами. Он чувствовал, что на этом жизненном витке он все делает правильно.

2

Размеренную жизнь сельчан в Бобровке всколыхнул визит тетки Матрены с непутевым сыном Андреем к колдуну. Мужики недоверчиво выжидали, когда тот начнет снова пить, и кучковались на бревне у дома Игоря. С наступлением сумерек являлись вечно небритый мелколицый Диоген с Наумычем, позже к ним присоединялись прямой, как палка, дед Петухов и немногословный статный татарин средних лет Амир Насыров, работавший жестянщиком. Сидели и гадали, сколько дней сможет воздержаться от выпивки Андрей.

Бабы же шастали у дома тетки Матрены и любопытствовали: неужли Андрюха совсем пить перестал? А сноха Наумыча — Ирка, тоже не дура поддать, и привечавшая Андрюху в отсутствие отправившегося на заработки мужа, безапелляционно заявляла:

— Пил и будет пить!

Тетка Матрена гнала любопытствующих, но это их только подогревало. И они уговаривали Ирку, чтобы та затащила Андрюху в свою избу «на испытание», даже бутылку самогонки выделили ей на этот случай. Примерно через неделю Ирка выбрала момент, когда тетка Матрена уехала за пенсией, и исполнила бабий наказ.

Андрюха выбрался из ее избы серый, как смерть, и чуть ли не на карачках пополз домой. Бабы толпой ринулись к Ирке. Она стояла нагишом перед тазом с водой и смывала с себя зеленую слизь. Разобранная кровать тоже была в слизи.

— Ну? — спросили ее бабы.

— Салазки гну! — зло ответила она.

— Да ты не злись, обскажи, как было.

— Хрен вам!

— Литровку двойной перегонки дадим, обскажи!

— А и нечего обсказывать. Сказала ему: не дам, пока не выпьешь. Поднесла в постели полстакана. Он и облевал меня. Ставьте литровку!..

Весть об Иркином эксперименте разнеслась по Бобровке в мгновенье ока. Игорь в тот день гонял в Самару грузовую «газель», отвозил на ярмарку овощи и курятину. Капка, не дождавшись его, притопала вечером с птичника пешком и сразу же вывалила новость Алексею. Выслушав, что произошло, он сказал:

— Библию Андрею надо читать.

— Само собой, — согласилась Капка. — А от питья ему, как я понимаю, полный отворот?

— Полный.

— Наша заведующая, Алексей Николаевич, тоже просит вылечить мужа. Но он не хочет лечиться.

Алексей, хоть и значился по паспорту Мусиевичем, но не считал нужным афишировать новое отчество.

— Если не соглашается, не смогу помочь, Капитолина. Так и передай заведующей.

Напевая, Капка умотала во двор, где Татьяна Васильевна кормила курей и поросенка. Очень уж она хотела понравиться бабушке Игоря. Но делала это без натуги, даже весело, и Татьяна Васильевна поглядывала на квартирантку с умилением, лелея тайную мысль принять ее в невестки.

Для Алексея не стало секретом, что в одну из ночей Игорь потихоньку юркнул в Капкину комнату и вышел оттуда только под утро, когда пришла пора собираться на работу.

Не сдержалась дурёха, подставилась, не сообразила, что обесценила себя в его глазах. Однако не похоже было, что обесценила. С той ночи они спали вместе, хотя и скрывали это.

В один из вечеров Игорь припозднился. Капка отказалась от ужина, то и дело выскакивала за калитку, и, не обращая внимания на ухмылки сидевших на бревне мужиков, выглядывала милёнка. Фары полоснули по окнам, когда кукушка в часах уже прокуковала девять раз.

— «Газель»! — воскликнула Капка и, накинув куртку, выскочила во двор.

Минут через пять на веранде забухали сапоги. Дверь открылась, и в проеме показались тащившие нечто громоздкое Игорь с татарином Амиром. Алексей поспешил к ним на помощь, но Игорь остановил его:

— Не надо. Амир вот вызвался помочь. Так что мы сами. Спальный гарнитур приобрел.

В его голове нарисовалось в этот миг квадратное ложе с Капитолиной на белых простынях. «Ох, неспроста!» — подумал Алексей…

Шли дни, и близился новый год.

Алексей отпустил усы и бородку, каждое утро облагораживал их бритвенным станком и стал похож на священника. Оглядывал себя в зеркале и приходил к выводу, что вряд ли теперь узнают его по фотографии ищейки тонкогубого Заурбекова, если он случайно попадется им на глаза.

Время от времени деревенские бабы отлавливали Алексея на улице и просили заколдовать мужей от пьянства. Но лишь одна уверенно заявила, что ее ненаглядный сам хочет избавиться от пьяной напасти, и выказала готовность привести его на лечение в любое удобное время. Алексей не собирался превращать дом Игоря в приемную знахаря, сам пришел в избу просительницы. Сеанс внушения был гораздо легче, чем с Андреем. Мужика наглухо отвратило от спиртного, и молва о колдуне загуляла с новой силой.

В последний день старого года к Татьяне Васильевне пожаловали гости.

Алексей сидел на диване и с тщанием перечитывал Евангелие от Матфея, принадлежавшее хозяйке. Тут и появились младшая сестра бабушки Игоря — Анна Васильевна и ее дородная дочь паспортистка Гала. Облобызавшись на входе, они зашли в дом. Ее мать напряженно застыла на пороге, и какой-то момент приглядывалась к Алексею. Признав в нем не столь давнего визитера с уголовной рожей, позвонившего ранним утром в ее квартиру, она резко попятилась и потянула за собой в сени дочь и Татьяну Васильевну.

Алексею слышно было, как за дверью она горячо что-то доказывала. Потом голоса смолкли. В горницу с улыбкой до ушей вплыла Гала.

— А борода вам идет, Алексей Мусиевич.

Вот как! Даже запомнила новое его отчество!

— Почему вы без Ноиля? — спросил ее Алексей.

— Дежурит. Он же у меня безотказный. Подъедет, если ничего не случится.

Прошло некоторое время, пока сестры-бабушки, наконец-то, появились в доме.

— Знакомьтесь, Алексей Николаевич, — произнесла хозяйка, — моя сестра.

— Мы слегка знакомы с Анной Васильевной, — ответил он и церемонно поклонился гостье. — Я тот самый уголовник, которому вы не захотели дать адрес Игоря.

— Извиняйте, — проговорила та с некоторой натянутостью, не покинувшей ее и в новогоднее застолье до той минуты, пока не объявился муж дочери.

Российский президент как раз пожелал подданным счастья и здоровья в новом году, когда Ноиль, в парадной милицейской форме с майорскими погонами и в брюках на выпуск, перешагнул через порог. Похоже, что он уже принял с сослуживцами на грудь. Но неопытному глазу этого было не заметить. Майор стремительно сбросил с себя шинель и успел к столу с последним ударом кремлевских курантов. Пробормотал: «Чтобы Баклажан сдох!» и махнул рюмку водки то ли за президентскую здравицу, то ли за скорую кончину авторитета с Безымянки.

— Предпраздничную выручку самарского ЦУМа вчера увел, — объявил он. — Больше тридцати миллионов! Инкассаторов положил. Алиби — не подкопаешься.

— Перестань, Ноиль! — сердито тормознула его жена, и муж заткнулся, как дисциплинированный ефрейтор перед старшиной.

Шампанское так и осталось не распечатанным, не нашлось желающих приобщиться к гусарскому напитку. Алексей пил боржоми. Обе бабушки и Капка, сидевшая рядом с Игорем, цедили домашнюю вишневку. Капка даже не пила, а только пригубливала. И ничего не ела. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, дважды уронила на пол вилку, суетливо ее подняла. И время от времени украдкой взглядывала на Игоря.

Наконец, тот покровительственно тронул за плечо съежившуюся подругу. Наполнил рюмки, со значением оглядел присутствующих. И объявил:

— Мы с Капитолиной решили пожениться! Просим вашего благословения.

Татьяна Васильевна охнула, но взяла себя в руки, молвила:

— Слава Богу! — и перевела взгляд на Алексея, требуя его согласия.

А тот и запамятовал, что назвал Капку племянницей. Поднялся, строго спросил:

— Хорошо ли вы продумали свое решение?

— Хорошо, — пискнула Капка.

— Заявление после Рождества подадим, — добавил Игорь.

— Благословляю вас!

— Горько! — вскричал Ноиль.

— Сиди! — остановила мужа дородная Гала. — Это тебе не свадьба. Запишутся, тогда и будет «горько». За будущую семью! — Опрокинула рюмку и обратилась к жениху с невестой: — Вам испытательный срок после подачи заявления нужен?

— Зачем он нам? — ответил Игорь.

— Правильно, не стоит тянуть резину. Я договорюсь, чтобы вас сразу зарегистрировали и позвоню, когда приезжать…

После нового года к посиделкам на бревне примкнули новые лица. Постепенно колдун перестал будоражить их воображение, они стали воспринимать его, как данность. А посиделки на свежем воздухе стали походить на малый сход жителей, где обсуждалось деревенское житьё-бытьё, перемывались косточки ближних и дальних соседей и, конечно же, пересказывались и активно комментировались политические новости.

Капитолина с Игорем каждый вечер благоустраивали свое семейное гнездышко. Их супружеская лежанка поражала воображение своими размерами. На ней можно было располагаться и вдоль, и поперек, и все равно еще оставалось свободное место. В сочельник они, с помощью пробивной тетки стали мужем и женой.

На Рождество Христово была устроена трехдневная свадебная гульба, в которой разговлялось чуть ли не все село.

Хоть горница и была просторной, но вместить всех желающих не могла. Потому в первый день гуляли только родня, друзья и приглашенное на торжество начальство. Алексея усадили на почетное место около невесты, обряженной в пышное белое платье и фату. По другую сторону от Алексея сидели Вилен Григорьевич Эмблер с супругой. Тетка Гала осуществляла руководство между кухней и горницей. А сестры-бабушки то и дело подносили к глазам платочки. Когда свадебное веселье достигло надежного градуса, Алексей с директором вышли на веранду.

— Слухи о вас дошли до райцентра и выше, — сказал Эмблер. — Даже глава администрации района просил меня познакомить с вами.

Алексею тут же вспомнился визит к тетке Игоря — паспортистке Гале. Ее муж Ноиль с бессильным раздражением сетовал тогда, что у криминального авторитета по кличке Баклажан все куплено, и что его даже глава администрации защищает.

— У меня нет желания знакомиться, — ответил Алексей. — Как чувствует себя Оленька, Вилен Григорьевич?

— Прекрасно. Мы теперь спокойно оставляем ее дома одну. Я не забыл, что еще в долгу перед вами и готов немедленно заплатить любой гонорар.

— Не возьму. Но если вы дадите мне машину съездить в Самару в книжный магазин, буду вам благодарен.

— Без проблем. Какая литература вас интересует?

— О мировых вероучениях, включая апокрифы, легенды и мифы.

— У меня большая библиотека, есть религиозные издания. Готов их вам подарить.

— Дарить не надо. А почитать — не против.

— Как я понял, мы оба не любители застолий. Давайте прямо сейчас подъедем ко мне, и вы покопаетесь на полках. Едем?

— Едем.

Директор в своей вотчине — особа неприкосновенная. Хоть и принял одну рюмку за здоровье молодых, но и за рулем он хозяин — барин. Тем более что никакой дорожно-постовой службы в Бобровке не наблюдалось.

Не успел Алексей оглянуться, а их уже встретила румяная Оленька. Церемонно поздоровалась с нежданным гостем, назвав его дядей Лёшей. Она же и сопроводила его к книжным полкам.

Один шкаф полностью занимали агрономические издания. Из многих книг выглядывали закладки, чувствовалось, что хозяин пользуется ими частенько. В другом шкафу религиозные издания покоились вперемешку с атеистической литературой. Тут были Библейская энциклопедия, Тора, Коран, ведические мантры, православный молитвослов, три Библии, причем одно издание дореволюционное.

Отдельной стопкой уложены брошюры. Алексей просмотрел их. Это были апокрифы, не признаваемые христианским вероучением. По соседству с ними глаза выхватили новенький корешок с надписью «Евангелие от Иуды». Вот даже как! Оказывается, и христопродавец описывал житие своего наставника. Впрочем, всего скорее, это коммерческая подделка, однако все равно любопытно.

Алексей нагрузился книгами. Спросил хозяина:

— Вы атеист?

— Почему вы так решили?

— Христианин не будет держать в доме Коран, а мусульманин — Библию.

— Я верю во вселенский разум. Все вероучения имеют один источник от недоступной нам космической цивилизации.

Не прост директор! Алексею, чтобы познать это, понадобилось знакомство с Аэолой. А Эмблер сам дошел до этого…

Усаживаясь за руль, директор вдруг сказал:

— Между прочим, вы напрасно не хотите познакомиться с главой администрации.

Алексей глянул на него с некоторым недоумением, и тот поспешил объяснить:

— Время сейчас анархическое. Многое зависит от властного лица.

— Мне от властного лица нечего не надо. Да и не люблю я любопытства.

— А если у него не просто любопытство?

— А что? Кто-то болен в семье?

Вилен Григорьевич не ответил, запустил мотор. Их ждало застольное торжество, на котором они были кем-то вроде свадебных генералов. От этой роли их пока никто не освобождал…

На второй день гулянка продолжалась, так что двери едва успевали закрываться. Поздравлять молодых являлись званые, незваные и просто желающие опохмелиться. Пришла и тетка Матрена, одна, без Андрея. Поставила перед молодыми трехлитровую банку малинового варенья:

— Чтобы не простужались!

Затем подошла к Алексею, поклонилась ему:

— Спасибо тебе, божий человек. Отвратил моего сынка от зелья.

— Как он, тихо себя ведет?

— Тихо. Боится дружков и компаний. Директор смилостивился, в сварщики его определил.

К Алексею гости проявляли поначалу не меньший интерес, чем к молодым.

Но после пары тостов интерес иссякал, и он растворялся в гостевой массе. Народ кричал «горько», галдел, затягивал песни, пил и лез обниматься.

Гулять на Руси любят. И побахвалиться тоже. Раньше и Алексею по душе были широкие застолья. Теперь долгая гулянка и болтовня утомляли его. Он оделся и вышел на веранду, прихватив книгу «Евангелие от Иуды». Там и обнаружил его вышедший покурить татарин Амир.

Алексею было известно, что он — вдовец, живет в Бобровке вдвоем с матерью. Навязывалась к нему в любовницы сноха Наумыча Ирка, но он невежливо отшил ее, и теперь она поливает его на всех перекрестках, обзывая то мерином, то, импотентом. Никто ей не верил, потому как на выходные к Амиру приезжала из Кинеля женщина.

Амир молчал, но Алексей уловил, что он хочет высказаться, но не решается.

— Говори, не стесняйся, — подбодрил он его.

Тот не удивился, воспринял угадку, как само собой разумеющееся.

— Мы, Николаич, люди темные. Что по телевизору говорят, тому и верим. А говорят все правильно. Сидим и разбираемся, кто сволочь, а кто — нет. Ты — человек грамотный и угадливый, знаешь больше нас. Вот и просвещай по возможности.

— Каким образом? Политзанятия проводить?

— На хрена нам политзанятия? Послушай, о чем мы толкуем, и рассуди.

— Я ведь и ошибиться могу, Амир.

— Нет, Николаич, ты не ошибешься…

Амир зашел в избу. Алексей вновь открыл «Евангелие от Иуды». Христос у Иуды выглядел более человечным, чем в других житиях: смеялся, когда было смешно, с улыбкой творил свои чудеса, лобзал Марию Магдалину. Если это и фальсификация, то весьма разумная, основанная на вероучении гностиков — христиан. Они утверждали, что люди находятся в плену у своей плоти, и ее утрата — есть освобождение из плена для иного, высшего бытия…

Всему есть предел. Трехдневное свадебное гуляние закончилось. Гости разошлись и разъехались. Молодые облегченно вздохнули. Отдохнув неделю, отпущенную им директором Эмблером, вышли на работу. Возобновились вечерние посиделки на бревне.

С наступлением сумерек Алексей, накинув дубленку, вышел на крыльцо, чтобы включить дворовое освещение и невольно прислушался к голосам мужиков. Они явно приняли на грудь, но без излишка. Тон задавали Диоген с Наумычем.

— Небось, Газпром платит этому Куприянову тыщи, — ораторствовал Наумыч, — вот он и катит бочку на белорусов. Я так понимаю, что нашему государству ставит палки в колеса не Лукашенко, а олигархи. А батька им — кукиш им без масла!

— Он же не Ющенко, которого на Украину американцы заслали, — подхватил разговорную нить Амир. — Даже свою бабу ему подсунули.

— Какую бабу? — заинтересовался тенорок, принадлежавший сидевшему с краю молодому лохматому парню без шапки.

— Американскую. Он с ней в Киев приехал.

— Баба-то хоть красивая?

— Богатая. А богатым бабам, Димка, красота до лампочки. Нынче политики не на красоту западают, а на доллары.

— Ну, и как они в Киеве?

— Как-как.… Отрабатывают иудины серебряники, вот как. А Белоруссия — сама по себе. Там батька правит. Он такой же мужик, как и мы, из колхозников.

— Но он же за наш счет живет! — возразил тот же тенорок.

— Темный ты, Димка! — фыркнул на него Наумыч. — Меньше слушай всяких куприяновых. Они свой навар отбивают. Мол, не понимают белорусы рыночных отношений, потому и не хотят платить за газ, как немцы.

— Немцы — народ правильный, — откликнулся Амир.

— А чего в них правильного? — возмутился Наумыч. — Гитлер что ли правильный?

— В семье не без урода, — проскрипел прямой, как палка, дед Петухов.

— Вот именно, — воспринял поддержку Амир. — Наш директор — тоже немец, а не дал разорить Бобровку.

Наумыч не собирался выпускать из рук нить диспута.

— Ты его хвалишь, потому что работаешь у него.

— Работаю. А в других деревнях работы нет.

— Мне ее и не надо. Я своё оттрубил. Если бы не рыночные отношения, жил бы на свою пенсию в 120 рубликов, как король на именинах. Пил бы казенную, а не вонючий самотряс. Короли теперь — воры и спекулянты.

Алексей понял, что обсуждается «газовая война» между Россией и Белоруссией. Он тоже видел по телевидению этот сюжет и подумал, что он очень даже н