автордың кітабын онлайн тегін оқу Тяжёлая корона
Софи Ларк
Тяжёлая корона
Sophie Lark
Heavy Crown
* * *
Copyright © 2021 by Sophie Lark
© Комаревич-Коношенкова А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
* * *
Для всех поклонников моего творчества,
благодаря которым цикл «От врагов к возлюбленным»
обрел такой невероятный успех!
Надеюсь, эти книги доставили вам
столько же удовольствия, сколько и мне.
Это был безумный год, но мы прожили его вместе ♥
Xoxoxo
Софи
Плей-лист
1. Blood // Water – grandson
2. Bubblegum Bitch – MARINA
3. Deep End – Fousheé
4. Naval – Yann Tiersen
5. Once Upon a December – Emile Pandolfi
6. City Of Stars – Gavin James
7. Hate The Way – G-Eazy
8. Where Is My Mind? – Pixies
9. Riptide – Vance Joy
10. Prisoner – Miley Cyrus, Dua Lipa
11. But I Like It – Lauren Sanderson
12. I See Red – Everybody Loves an Outlaw
13. Fetish – Selena Gomez
14. Sucker for Pain – Lil Wayne
15. Play with Fire – Sam Tinnesz
16. River – Bishop Briggs
17. Saints – Echos
18. O Death – Kate Mann
19. Bulletproof – La Roux
20. Willow – Taylor Swift
Себастиан
Я сижу за угловым столиком в ресторане «Ла-Мер» с двумя моими братьями и младшей сестрой Аидой. Ресторан уже час как закрылся, так что официанты давно убрали со столов скатерти и стеклянную посуду, а повара как раз заканчивают очищать плиты и холодильники.
Бармен все еще проводит свою ежевечернюю инвентаризацию – дольше обычного, вероятно, на случай, если кто-то из нас захочет выпить напоследок. Удобно быть владельцем ресторана – никто и не подумает тебя выгнать.
«Ла-Мер» славится своими высококлассными морепродуктами: палтус, лосось, а также ножки камчатского краба, что длиннее вашей руки, каждое утро доставляют самолетом с восточного побережья. Ранее мы отужинали сочным лобстером, и последние несколько часов просто потягиваем напитки и разговариваем. Возможно, это наш последний вечер вместе на долгое время.
Завтра утром Данте улетает в Париж. Мой брат везет свою жену, сына и недавно родившуюся дочурку за океан в расширенное свадебное путешествие, как он его называет. Но почему-то мне кажется, что возвращаться они не планируют.
Данте никогда не хотел становиться capocrimine. Последние несколько лет он был, по факту, главой нашей семьи, но лишь потому, что он старший, а не из-за своих амбиций.
Разумеется, настоящий дон до сих пор мой отец, но его здоровье ухудшается с каждым годом. Он все больше и больше делегирует нам управление делами семьи. Раньше papa лично решал все вопросы других итальянских семей, какими бы незначительными они ни были, теперь же он надевает свой костюм и выходит из дома только ради самых безотлагательных дел.
Papa стал затворником в нашем доме на Норт-Уиленд-стрит. Если бы с отцом не жила наша экономка Грета, составляя ему компанию за обедом и выслушивая его жалобы на то, что Стейнбек должен стоять выше Хемингуэя в писательском пантеоне, я мог бы всерьез начать за него беспокоиться.
Пожалуй, я испытываю чувство вины, ведь я тоже мог бы жить с ними. Все остальные отпрыски семейства Галло уже съехали из дома: Данте женился, Аида вышла замуж, а Неро живет со своей девушкой Камиллой в квартире над ее новой мастерской автотюнинга.
Закончив универ, я мог бы вернуться домой, но не стал, а вместо этого снимаю квартиру на пару со своим товарищем Джейсом в Гайд-парке.
Я объяснял это себе тем, что мне нужно больше личного пространства, чтобы приводить девчонок или засиживаться допоздна. Но правда в том, что я чувствую, словно мои отношения с семьей дали трещину. Я будто плыву по течению – на виду у остальных, но в другой лодке.
Все так быстро изменились, да и я тоже. Но, похоже, изменились мы по-разному.
Со времен нашей последней стычки с Гриффинами прошло три года.
Та ночь изменила мою жизнь.
Все началось с ужина, похожего на этот – не считая того, что мы сидели на крыше нашего дома, в котором мы все тогда еще жили. Мы увидели салют над озером и поняли, что Гриффины устраивают праздник в честь младшей дочери.
Насколько иной была бы наша жизнь, если бы не этот салют и если бы не Аида, которая восприняла его как вызов или попытку взять нас на слабо.
Я помню, как разноцветные вспышки отражались в глазах сестры, когда она повернулась ко мне и прошептала: «Мы должны испортить им праздник».
Мы проникли в дом Гриффинов, и Аида украла часы их прадеда и случайно подожгла библиотеку, отчего Кэллам Гриффин отправился на поиски. Он нашел нас на пирсе, и тогда его телохранитель сломал мне колено.
Это был поворотный момент, после которого моя жизнь потекла в совсем ином русле.
До этого я мог думать только о баскетболе. Я каждый день подолгу играл. Теперь же мне сложно припомнить, насколько сильно я был поглощен игрой. Куда бы я ни шел, со мной всегда был мяч, и при любой возможности я тренировал дриблинг и кроссоверы, а перед сном пересматривал старые матчи. Я вычитал, что Коби Брайант не переставал тренироваться, пока ему не удавалось забить минимум четыреста мячей за день, и решил увеличить это количество до пятисот. Я оставался после тренировок до тех пор, пока уборщики не выключали в зале свет.
Ритм и ощущение мяча в руках запечатлелись в моем мозгу. Его шероховатая текстура была мне знакома как ничто, а самым узнаваемым звуком стал скрип кроссовок по твердой древесине.
Это была единственная истинная любовь моей жизни. Мое отношение к игре было серьезнее, чем к любой девушке, базовым потребностям, развлечениям или чему-либо другому.
Когда ботинок телохранителя опустился на мое колено и я почувствовал эту ослепляющую тошнотворную вспышку боли, я понял, что с моими мечтами покончено. Профи возвращаются в большой спорт после травм, но травмированные игроки не становятся профи.
Почти год я проживал стадию отрицания. Я проходил реабилитацию каждый божий день. Я перенес операцию, прикладывание грелок, пакетов льда, ультразвуковое воздействие на рубцовую ткань, электростимуляцию окружающих мышц и бесчисленные часы утомительной физиотерапии.
Каждый день я ходил в спортзал, чтобы поддерживать тело в наилучшей форме. Наращивал тридцать фунтов[1] мышц в долговязое когда-то тело.
Но все было напрасно. Я избавился от хромоты, но скорость ко мне так и не вернулась. К тому времени, как я должен был стать еще быстрее и искуснее, я еще даже не наверстал упущенное. Я плыл против течения, и меня медленно сносило назад.
И теперь я живу в этой странной альтернативной реальности, где Гриффины наши ближайшие союзники, а моя сестра Аида замужем за мужчиной, который приказал размозжить мне колено.
А самое странное, что я и сам не ненавижу Кэллама. Он добр к моей сестре. Они безумно влюблены друг в друга и растят сына – наследника обеих семей, Майлза Гриффина. Гриффины выполнили свою часть брачного договора. Они нам верны.
Но я все равно чертовски зол.
Ярость бурлит и кипит во мне каждый божий день.
Я всегда знал, чем занимается моя семья. Это такая же часть Галло, как наша плоть и кровь. Мы мафиози.
Я никогда в этом не сомневался.
Но я думал, что у меня есть выбор.
Я думал, что смогу обходить стороной семейный бизнес, оставаясь при этом свободным и способным добиться всего, чего захочу в жизни.
Я не понимал, насколько сильно меня уже поглотила эта жизнь. У меня никогда не было выбора. Мне было суждено так или иначе стать ее частью.
И действительно, как только я сломал колено и потерял место в команде, мои братья стали все чаще звать меня на задания.
Когда поляки похитили Нессу Гриффин, мы присоединились к войне Гриффинов против польской мафии. В ту ночь я впервые застрелил человека.
Я не знаю, как описать этот момент. У меня в руке был пистолет, но я не собирался его использовать. Я считал, что я там для прикрытия – в лучшем случае, постоять на шухере. Но затем я увидел, как один из польских наемников наставил пистолет на голову моего брата, и инстинкты взяли верх. Моя рука взлетела, прицелившись поляку прямо между глаз. Я без промедления спустил курок.
Шатаясь, он сделал пару шагов назад. Я ожидал ощутить хоть что-то: шок, ужас, вину.
Но вместо этого я… не почувствовал вообще ничего. Это казалось неизбежным. Словно мне всегда было суждено кого-нибудь убить. Словно такова моя природа.
И тогда я понял, что я вовсе не хороший человек.
Я всегда считал иначе. Наверное, все так про себя думают.
Я думал, что я добросердечнее моего брата Данте. Не такой психопат, как Неро. Ответственнее Аиды. Я считал себя добрым, трудолюбивым, хорошим человеком.
В тот момент я понял, что жестокость всегда была во мне, как и эгоизм. Я не собирался жертвовать своим братом ради кого-то другого. И уж тем более я не собирался жертвовать собой. Я был готов причинять боль и убивать. Или чего похуже.
Странно узнавать о себе такое.
Я оглядываю своих братьев и сестру за столом. У всех нас так или иначе руки в крови, но, глядя на нас, этого не скажешь. Ну, разве что, скажешь, глядя на Данте – его ладони похожи на покрытые шрамами бейсбольные перчатки. Они были созданы, чтобы разрывать людей на части. Будь мой брат гладиатором, римляне бы выставляли его против льва, чтобы бой был честным.
Но все они выглядят счастливее, чем когда-либо. Глаза Аиды сияют от радости, она раскраснелась от вина. Сестра не пила, пока кормила грудью, и теперь она взбудоражена возможностью снова почувствовать себя немного подшофе.
Данте блаженствует, словно уже сидит на уличной террасе парижского ресторана. Словно его «долго и счастливо» уже началось.
Даже Неро изменился. А уж про моего брата никто бы не подумал, что ему суждено обрести счастье.
Он всегда был жестоким и наполненным яростью. Я искренне считал брата социопатом, когда мы были подростками: казалось, его вообще никто не волнует, даже его собственная семья. Во всяком случае, по-настоящему.
А затем Неро встретил Камиллу и ни с того ни с сего стал совершенно другим человеком. Я бы не назвал его славным малым – брат все еще чертовски груб и безжалостен, но тот присущий ему нигилизм исчез. Теперь он более сосредоточен, более осмотрителен, чем когда-либо. Теперь Неро есть что терять.
Аида спрашивает Данте:
– Ты собираешься учить французский?
– Да, – утробным голосом отвечает тот.
– Не могу себе этого представить, – замечает Неро.
– Я могу выучить французский, – защищается Данте. – Я же не тупой.
– Дело не в твоих умственных способностях, – поясняет Аида. – А в произношении.
– Что ты имеешь в виду?
Аида и Неро обмениваются смешливыми взглядами.
– Даже твое итальянское произношение… оставляет желать лучшего, – говорит сестра.
– О чем это вы? – требовательно спрашивает Данте.
– Скажи что-нибудь по-итальянски, – подначивает его Аида.
– Ладно, – с упрямством говорит Данте. – Voi due siete degli stronzi. – «Вы двое – придурки».
Это предложение абсолютно правильное. Проблема в том, что Данте произнес его все с тем же ровным чикагским акцентом, так что получилось что-то вроде: «Voy doo-way see-etay deg-lee strawn-zee», словно фермер со Среднего Запада пытается заказать блюдо в дорогом итальянском ресторане.
Аида и Неро прыскают от смеха, и я тоже не могу удержаться от того, чтобы не фыркнуть. Данте угрюмо глядит на нас – он так ничего и не заметил.
– Что? – требует он ответа. – Что здесь, черт побери, смешного?
– Лучше пусть говорить будет Симона, – сквозь смех замечает Аида.
– Ну, я не то чтобы жил в Италии! – рычит Данте. – Я, между прочим, говорю еще и на арабском, и это уже больше, чем знаете вы, двое оболтусов.
Когда они не перестают смеяться, он добавляет:
– Идите в жопу! Я культурный.
– Такой же культурный, как йогурт[2], – отвечает Неро, чем вызывает новый взрыв хохота.
Думаю, в прежние времена Данте бы стукнул их головами друг о друга, но теперь, став отцом и мужем, он выше этих глупостей. Он просто качает головой и дает знак бармену налить еще.
Аида с материнством ничуть не стала выше чего-либо. Понимая, что Данте не собирается больше реагировать на ее шутки, она обращает взгляд своих серых глаз через стол и останавливает его на мне.
– Вот у Себа талант к языкам, – говорит она. – Помнишь, как мы возвращались с Сардинии, и ты думал, что должен говорить с пограничниками на итальянском? Они все задавали тебе вопросы, чтобы убедиться, что ты гражданин США, а ты не отвечал ничего, кроме: «Il mio nome è Sebastian».
Это правда. Мне было семь лет, и я растерялся оттого, что все эти взрослые глазели и рявкали на меня. Я так сильно загорел после лета, проведенного в Италии, что это, должно быть, выглядело так, будто мой отец похитил какого-то маленького островитянина с Коста-Рей и пытается перевезти его через Атлантику.
Пограничники пытались добиться от меня ответа, вопрошая: «Это твоя семья? Ты американец?», а я по какой-то причине решил, что должен отвечать им на их родном языке, хотя они обращались ко мне на английском. В тот момент я был способен лишь снова и снова повторять: «Меня зовут Себастиан».
Черт бы побрал Аиду за то, что она это вспомнила – ей самой-то было всего пять. Но моя сестра никогда не забудет какую-нибудь неловкую ситуацию, если потом ее можно припомнить в самый неподходящий момент.
– Хотел остаться на каникулах чуть подольше, – холодно говорю я ей.
– Неплохая стратегия, – отвечает она. – Чуть не остался навсегда.
Я буду скучать по Данте. Чем глубже мои братья и сестра погружаются в собственные заботы, тем больше я скучаю.
Они могут вести себя раздражающе и неуместно, но они любят меня. Они принимают меня таким, какой я есть, со всеми моими ошибками и недочетами, и я знаю, что в критический момент могу на них положиться. Я тоже явлюсь по первому их зову, неважно, когда и куда. Это мощная связь между нами.
– Мы приедем в гости, – говорю я Данте.
Он слегка улыбается.
– Только не все одновременно, пожалуйста, – говорит брат. – Я не хочу спугнуть Симону, когда мы только, наконец, поженились.
– Симона меня обожает, – говорит Аида. – И я уже проложила себе путь к сердцу твоих детей. Самый верный способ стать любимой тетушкой – дарить им опасные подарки, которые ни за что не разрешили бы их родители.
– Видимо, поэтому ты и любила дядю Франческо, – замечаю я. – Он подарил тебе лук и стрелы.
– Именно, – отвечает Аида. – Я его обожала.
Я тоже. Но мы потеряли дядю Франческо спустя два года после этого подарка. «Братва» отрезала ему пальцы и подожгла живьем. Результатом этого стали две кровавые бойни между нами и русскими. Мой отец был в такой ярости, каким я его еще не видел. Он вытеснил русскую мафию с ее территории в западной части города и убил в отместку восьмерых их людей. Я не знаю, что papa сделал с тем bratok, который бросил спичку в дядю Франческо, но я помню, как в тот вечер он вернулся домой в рубашке, пропитанной кровью настолько, что на ней больше не было видно ни единого дюйма белого хлопка.
Я сохранил свой любимый подарок от дяди Франческо – небольшой золотой медальон с изображением святого Евстафия. Я ношу его каждый день.
Дядя Франческо был хорошим человеком – очаровательным и забавным, страстным во всем. Он любил готовить и играть в теннис. Он брал нас с Неро с собой на корт, чтобы сыграть двое на одного, и всякий раз разносил нас в пух и прах. Дядя был невысоким, но плотным и жилистым, и мог запустить мяч в самый дальний угол площадки – так, чтобы он при этом касался линий, оставаясь внутри площадки. Отбить такой удар было невозможно. Мы с Неро обливались по́том, тяжело дышали и клялись, что однажды наконец-то победим его.
Порой мне хочется вернуть дядю хоть на денек, чтобы он увидел, какими мы стали. Чтобы поговорить с ним на равных.
Мне хочется того же и с мамой.
Интересно, была бы она рада?
Mama никогда не любила преступную жизнь. Она игнорировала ее, делая вид, что не в курсе, чем занимается ее муж. Она была пианисткой и давала концерты, во время одного их них ее увидал papa и с тех пор преследовал неустанно. Он был гораздо старше нее, но, я уверен, обаял своей начитанностью, манерой речи и знанием трех языков. А еще тем, что его аура власти тоже произвела на нее впечатление – к тому времени отец уже был главным доном Чикаго, одним из могущественнейших людей города. Mama любила отца за то, кем он был, но не за то, что он делал.
Что бы она подумала о нас? О том, какие поступки мы совершали?
Мы только что завершили масштабное строительство в Саут-Шоре. Смотрела бы она на это в благоговении или думала бы, что каждое из этих зданий построено на кровавые деньги? Стала бы она восхищаться сооружениями, которые мы создали, или представляла бы себе скелеты, погребенные под их фундаментом?
Бармен приносит Данте напиток.
– Еще кому-нибудь повторить? – спрашивает он.
– Да! – тут же отвечает Аида.
– Давайте, – соглашается Неро.
– Мне не нужно, – говорю я. – Я буду собираться.
– К чему такая спешка? – спрашивает Неро.
– Ни к чему, – пожимаю плечами я.
Я не знаю, как выразить то нетерпение и беспокойство, которое я испытываю. Наверное, мне просто завидно, что Данте улетает в Париж со своей женой. Возможно, я завидую Неро и Аиде тоже. Кажется, они не сомневаются в выбранном пути и счастливо живут свои жизни.
Но не я. Я вообще не знаю, какого хрена я творю.
Данте встает, чтобы выпустить меня из-за стола. Он обнимает меня на прощание, и его огромные руки сдавливают мои ребра почти до треска.
– Спасибо, что выбрался, – говорит брат.
– Разумеется. Пришли открытку.
– В жопу открытки. Пришли мне шоколад! – подает голос Аида.
Я киваю на прощание ей и Неро.
– Она давненько уже не пила, – говорю я ему. – Надеюсь, ты подвезешь ее до дома.
– Подвезу, – отвечает Неро. – Но, если ты наблюешь в моей машине, Аида, я порежу тебя к чертям.
– Да ни в жизнь, – уверяет она.
– У тебя уже был опыт, – ворчит брат.
Я оставляю их за столом и ныряю в теплый чикагский вечер. Сейчас лето, и даже в десять часов вечера жара еще только начинает спадать.
Мы недалеко от реки. Я мог бы пройтись до дома по Рандольф-стрит, но вместо этого предпочитаю прогуляться вдоль набережной мимо ресторанов, свет которых отражается от темной поверхности воды. Я пересекаю реку и оказываюсь в районе Ривер-Норт, где улицы тише и не так ярко освещены. Я неспешно шагаю, сунув руки в карманы. Это приличный район, а я ростом 6 футов 7 дюймов[3]. Мне нечего опасаться грабителей.
И все же, услышав крик, я напрягаюсь и оглядываюсь в поисках источника звука.
В пятидесяти ярдах[4] от себя я вижу блондинку, отбивающуюся от мужчины в темной одежде, здоровяка с татуировкой в виде стрелы на бритой голове. Кажется, он пытается впихнуть девушку в открытый багажник своего автомобиля.
Блондинка выглядит так, словно собралась на вечеринку: на ней короткое платье и туфли на высоких каблуках, которые ничуть не помогают ей удержать равновесие, когда мужчина сбивает девушку с ног и пытается зашвырнуть спиной в багажник. Она высвобождает руку и дает ему пощечину – с такой силой, что я слышу звук удара, который разносится по всей улице. В ответ он бьет ее еще сильнее.
Это по-настоящему выводит меня из себя. Не успев сообразить, что я делаю, я уже несусь по тротуару прямо на громилу.
Ровно в тот момент, когда ему удается запихнуть девушку в багажник, но до того, как над ней закрывается крышка, я налетаю на мужчину сбоку. Я сильно бью его плечом, отчего здоровяк отлетает к кованой ограде.
Он врезается в нее, но через мгновение снова встает на ноги и бросается на меня, размахивая кулаками.
У меня не особо большой опыт в драках, я дрался раза три или четыре, в то время как Неро побывал, наверное, в сотне заварушек. Но я огромный, блин, чувак с большим замахом. А когда у тебя двое старших братьев, кое-что ты все-таки умеешь.
Мужик молниеносно атакует меня, размахивая кулаками. Я тоже поднимаю руки, блокируя большинство его ударов в лицо. Он пару раз бьет меня по корпусу, и это не очень-то приятно. Я жду, когда он откроется. Здоровяк делает еще один кросс справа мне в лицо, и в этот момент я отступаю в сторону и бью его в глаз левой, отчего его голова запрокидывается назад. Мужчина продолжает надвигаться на меня, но уже не так уверенно.
У него широкое уродливое лицо, потемневшие зубы и кожа цвета сырого теста. Обливаясь по́том и тяжело дыша, здоровяк в ярости рычит на меня, продолжая пытаться наносить удары, которые не долетают до моего лица.
Я не даю волю гневу. Наоборот, теперь я ощущаю себя хладнокровнее и продуманнее. Я анализирую соперника, словно персонажа в компьютерной игре, в поисках лучшего и наиболее быстрого способа его обезвредить.
Я снова и снова наношу ему удары по лицу и животу, ощущая мощь и удовлетворение, словно бью тяжелую грушу. Каждый стон боли, издаваемый этим ублюдком, доставляет мне огромное удовольствие.
Он попадает мне по губам, и я чувствую вкус крови во рту, что лишь злит меня еще больше. Я хватаю его за голову, будто подбрасываю баскетбольный мяч, и бью ее об ограждение. Я проделываю это три или четыре раза, пока свет не гаснет у него в глазах и он не оседает на тротуар. Я даже не пытаюсь смягчить его падение.
К этому времени блондинка уже вылезла из багажника. Видя своего обидчика поверженным на тротуаре, она подбегает и пинает его в живот.
– Chtob u tebya hren vo lbu vyros! – кричит она, отводя ногу и пиная его снова.
Честно говоря, я и забыл про девушку на минуту, пока выбивал дерьмо из этого мужика. Теперь я оборачиваюсь и впервые смотрю на нее по-настоящему.
Она высокая, даже учитывая мой собственный рост. На своих каблуках блондинка тянет футов на шесть[5]. Ее лицо, раскрасневшееся от гнева, напоминает мне о мстительных валькириях. Светлые волосы девушки собраны в высокий хвост на макушке, а черты ее лица острые и необычные – высокие скулы, миндалевидные глаза, полные губы, белые зубы, оскалившиеся в гневе. А это тело…
Мне немного не по себе от этих мыслей, учитывая, что какой-то хрен только что пытался ее похитить. Но совершенно невозможно игнорировать эту фигуру амазонки, упакованную в тесное платье. Полные груди, тонкая талия, бесконечные ноги… мне непросто смотреть ей в глаза при разговоре.
– Ты в порядке? – спрашиваю я девушку.
Ее левая щека покраснела и припухла там, где ее стукнул мужчина. Я вижу отпечатки его пальцев на ее лице.
– Все нормально! – сердито отвечает блондинка. В ее речи слышится небольшой акцент, и я почти уверен, что минуту назад она кричала что-то на русском.
– Что ты сказала мужику? – спрашиваю я.
– Что?
– Когда ты его пинала, что ты говорила?
– Ой, – девушка нетерпеливо мотает головой. – Это значит… что-то вроде «Пусть у тебя на лбу вырастет член».
Я фыркаю.
– Правда?
– Да, – нахмурившись, отвечает она. – Это довольно распространенное оскорбление в русском. Очень грубое, уж поверь. Ему бы не понравилось, если бы он услышал.
– Что ж, сейчас он не слышит ни черта, – замечаю я. – Но он это заслужил.
– Он заслужил кастрацию! – восклицает девушка и сплевывает на тротуар рядом с поверженным обидчиком. Забавно – сплевывать совсем не в духе девушек, но мне это даже нравится. Веет чем-то диким и чужеземным, словно она – королева воинов.
Кстати говоря…
– Ты знаешь, кто он? – спрашиваю я. – Почему он тебя схватил?
Девушка резко и презрительно фыркает.
– Тебе не понять, – отвечает она.
Теперь мне любопытно.
– А я попробую, – говорю я.
Блондинка оглядывает меня с ног до головы, словно пытается оценить. Наконец она пожимает плечами – возможно, думает, что должна передо мной объясниться.
– Мой отец – влиятельный человек, – говорит девушка. – У него много врагов. Видимо, этот решил, что напасть на меня будет проще.
– Кто твой отец? – спрашиваю я.
– Алексей Енин, – отвечает она, не ожидая, что имя будет мне знакомо.
Но я его знаю. Это глава чикагской «Братвы». Вернее, следует сказать, новый глава, ведь прошлого убили Гриффины.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Елена Енина, – отвечает девушка, гордо вздергивая подбородок.
– Себастиан Галло, – представляюсь я, но не вижу вспышки узнавания в ее глазах. Похоже, она о моей семье не наслышана.
Вместо этого Елена снова оглядывает меня с ног до головы с недоверчивым выражением лица.
– Почему ты такой огромный? – требовательно спрашивает она, словно обладать моим ростом подозрительно.
– Генетика, – мягко замечаю я.
– Нет, – качает головой блондинка. – Ты умеешь драться. Чем ты занимаешься?
– В плане работы?
– Разумеется, в плане работы, – огрызается она.
Меня забавляет, что девушка не кажется слишком благодарной за свое спасение. Наоборот, она ведет себя надменно и высокомерно.
Впрочем, я не знаю, как ответить на ее вопрос.
В последнее время я занимался разным, и все в интересах семьи. Руководил нашей подпольной игорной сетью, решал различные проблемы, возникающие в наших ресторанах и клубах. Также делал кое-что по нашему проекту в Саут-Шоре, хотя в основном им занимается Неро.
– У моей семьи несколько бизнесов, – расплывчато отвечаю я. – Рестораны и всякое такое.
– Угу, – говорит девушка, все еще глядя на меня с подозрением.
– Куда ты идешь? – спрашиваю я. – Тебя проводить?
– Почему бы и нет, – отвечает она, словно делая мне одолжение. – Здесь недалеко.
– Секунду, – говорю я.
Я хватаю ее похитителя за рубашку и поднимаю его. Голова мужчины безвольно болтается. Я бросаю его в багажник его же машины и захлопываю крышку.
– Посмотрим, как ему понравится выбираться оттуда, когда очнется, – говорю я.
Девушка издает короткий смешок.
– Ну и ну, – произносит она. – А я уж подумала, что ты хороший мальчик – с таким-то лицом.
– Каким? – ухмыляюсь я.
– Гладкие щечки. Большие глаза. Мягкие кудряшки. Как у малыша, – говорит она.
Я понимаю, что девушка дразнит меня, но мне плевать.
– А ты напоминаешь мне викингов, – говорю ей я.
Елена не собирается улыбаться, но я вижу, что ей приятно.
Я замечаю, что ее глаза необычного цвета – скорее фиолетовые, чем синие. Они ярко выделяются на фоне ее волос и бледной кожи. Я никогда не встречал подобной женщины. Она не похожа ни на кого вокруг.
– Итак, куда мы идем?
– Что еще за мы? – спрашивает девушка.
– Это вечеринка? – не унимаюсь я. – Я люблю вечеринки.
– Тебя не приглашали, – говорит она, и на ее полных губах играет подобие улыбки.
– Думаю, ты могла бы меня провести.
– Могла бы, – отвечает Елена. – Если бы ты был моей парой.
Я смотрю на девушку, и теперь она улыбается вовсю.
– Вот как? – говорю я. – И что же мне сделать, чтобы стать твоей парой?
Примерно 45 м.
Примерно 2 м.
Примерно 180 см.
Шутка, основанная на игре слов в оригинале: cultured – культурный, cultured yogurt («культурный» йогурт – молочный продукт, в процессе производства которого используются специальные бактерии (стартерные культуры).
Примерно 13,6 кг.
Елена
Себастиан проводит меня три квартала до вечеринки. Должна признать, что он действительно очень красив, хотя меня воспитывали так, чтобы не обращать внимания на смазливых мальчиков. В России красота – удел женщин. Удел мужчин – сила.
Что по-настоящему впечатляет меня, так это его рост. Я еще никогда не видела мужчину, на фоне которого чувствовала бы себя крошкой. Хоть я и на каблуках, Себастиан возвышается надо мной. Мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.
Свой рост я всегда любила и ненавидела в то же время. Мне нравится чувствовать силу. Но меня бесит, как все норовят его прокомментировать, словно никто и никогда раньше до них не замечал этого. Их шутки всегда банальны, но хуже всего взгляды, которыми они скользят по моему телу – словно я коллекционная карточка, которая дополнит их набор, и потому меня необходимо прибрать к рукам.
Но, разумеется, меня так просто не возьмешь.
Я дочь Алексея Енина, пахана чикагской «Братвы». Мой отец сам найдет мне подходящую пару в нужное время.
Не то чтобы я была в восторге от этого. Судя по тому, что я видела, брак трудно назвать счастливой затеей. Слишком много мужей избивают своих жен, контролируют их каждую секунду и заводят любовниц, когда им вздумается.
В России избить жену не преступление – если только она не попадет в больницу. Тогда виновнику придется заплатить небольшой штраф, но не женщине, а государству.
Даже мой отец несколько раз бил мою мать у меня на глазах. А ведь она была хорошей женой.
Я сомневаюсь, что буду такой.
Из меня и дочь-то не очень. Во всяком случае, по словам отца.
Лучше уж быть умной, чем хорошей.
Мы подходим к дому на Мэдисон-стрит, где Гриша устраивает свою вечеринку. Это мой троюродный брат. Он любит красивых девушек, быстрые тачки и дорогие наркотики[6]. Я бы не сказала, что мы близки, но мне можно ходить к нему в гости, потому что Гриша часть семьи.
Сегодня мы отмечаем его двадцать первый день рождения. Мне на той неделе исполнилось двадцать пять, но никакой вечеринки мне не полагалось – отец лишь смерил меня холодным взглядом и отметил, что я старею. Он часто повторял моей матери: «Мужчины стареют как вино, а женщины – как молоко».
Что ж, теперь она стареет как кость, потому что лежит в гробу.
Как тебе повезло, отец. Твой взор не оскорбят морщины на ее лице.
Вот о чем я думаю, поднимаясь по ступенькам Гришиного дома. Это не самые радостные мысли, так что его друг Андрей вздрагивает, открывая дверь.
– Ты выглядишь так, словно хочешь кого-то убить, – говорит он мне.
– Все может быть, – отвечаю я, проталкиваясь в дом.
Себастиан идет следом. Похоже, парня не смущает, что он никого здесь не знает. Наверное, такого здоровяка вообще мало что смущает.
Внутри темно, комнаты освещены лишь синими трековыми светильниками, отчего вид у всех слегка инопланетный. Дом сотрясается от музыки. Воздух влажный от тепла человеческих тел.
Я нахожу Гришу, который уже несколько пьян. Его обычно зачесанные назад волосы спадают на глаза, а рубашка наполовину расстегнута, демонстрируя обнаженную грудь и коллекцию золотых цепочек.
Он закидывает руку мне на плечо и крепко целует в щеку.
– А вот и она, – говорит по-русски Гриша. – Моя маленькая Эльза.
– Не называй меня так, – огрызаюсь я по-английски.
– Ты ведь сказала, что тебя зовут Елена, – отмечает Себастиан.
– Он имеет в виду Эльзу из «Холодного сердца», – отвечаю я, закатывая глаза.
– Ты меня заморозишь? – весело спрашивает Себастиан.
– Она может, – говорит Гриша. – Елене не нравятся мужчины, прямо как Эльзе.
– Ты мне нравишься, – мило говорю я Грише. – Правда, мужчиной тебя назвать трудно.
Гриша смеется и делает еще один глоток. Он пьет водку прямо из бутылки.
– Хочешь? – предлагает он мне.
– Еще бы, – дерзко отвечаю я. Тут полно людей, готовых донести моему отцу, что я пила, но прямо сейчас мне абсолютно насрать. Я делаю большой глоток, наслаждаясь ярким цитрусовым вкусом дорогой водки. Я могла бы искупаться в ней.
Гриша бросает взгляд на Себастиана.
– Твое лицо кажется знакомым, – говорит он.
Себастиан кивает, словно привык слышать подобное.
– Я был разыгрывающим в баскетбольной команде Чикагского университета, – отвечает парень.
Гриша мотает головой.
– Не-не, – говорит он, а затем щелкает пальцами. – Точно! Я знаю твоего брата, Неро. Мы вместе участвовали в гонках.
Себастиан ухмыляется.
– Ты победил?
Гриша хмурится.
– Нет! Он ловкий ублюдок. Увел у меня двадцать тысяч.
– Типичный Неро, – соглашается Себастиан.
Устав от братца, я увожу парня прочь от Гриши. Дай ему волю, так он до утра будет разглагольствовать о драг-рейсинге. А я уже более чем наслушалась.
Лучше я послушаю кое о чем другом, что упоминал Себастиан.
– Ты спортсмен? – спрашиваю я.
Он качает головой:
– Больше нет.
Впервые за вечер улыбка гаснет на лице парня.
– Ты играл в баскетбол?
– Ага, – отвечает он.
– Хорошо?
– Да, – отвечает он без тени заносчивости. – Довольно хорошо.
– Почему бросил?
Себастиан колеблется лишь долю секунды.
– Надоело.
Хм-м. Похоже, хороший мальчик Себастиан только что соврал мне.
Тот глоток водки начинает давать о себе знать, и я чувствую, как по телу растекается приятное тепло. Мое настроение чуть-чуть улучшается.
– Хочешь тоже выпить? – почти дружелюбно предлагаю я Себастиану.
Мы направляемся к кухне, где у Гриши в изобилии хранится алкоголь: крепкие напитки и то, чем их можно разбавить; пиво всех сортов; а также ужасающего вида пунш, который я не стала бы пить даже под дулом пистолета.
– Что предпочитаешь? – спрашиваю я.
– Ты когда-нибудь пила текилу? – задает вопрос Себастиан.
Я морщу нос.
– Мы что, в Тихуане?
Себастиан хмыкает.
– Она не так уж плоха, – говорит он. – Если правильно пить.
Парень берет меня за руку, и его большие теплые пальцы смыкаются вокруг моих. Я позволяю ему это нахальство, потому что мне интересно, что будет дальше. Себастиан подводит меня к стойке, где я вижу несколько бутылок текилы «Патрон».
Он наливает нам по стопке. Я тянусь за своей, но парень останавливает:
– Погоди. – Себастиан берет мою руку и переворачивает ее ладонью вверх, обнажая мое запястье, а затем подносит губы к нежной коже, там, где сквозь нее просвечивают голубые вены. Себастиан целует меня туда. Это мимолетный поцелуй, но я ощущаю тепло его полных губ, и по всему телу пробегают мурашки. Парень смотрит на меня своими глубокими темными глазами из-под густых бровей.
– Теперь соль, – произносит он.
Себастиан берет солонку и посыпает мое запястье солью, и она пристает там, где меня коснулись его губы.
– Вот так, – говорит он.
Себастиан слизывает соль с моего запястья. Его язык шершавый и теплый. Одним глотком парень выпивает текилу, затем закусывает кусочком лимона на шпажке и эффектно ставит стопку на место.
– Попробуй, – велит он.
Мы стоим очень близко на жаркой кухне. Этот его способ просто нелепый, однако я не могу отрицать, что мое сердцебиение участилось, и я ощущаю странный порыв сделать именно так, как он сказал. В движениях парня была элегантность, и мне интересно, смогу ли я ее повторить.
Я беру его за руку, которая почти вдвое толще моей. У Себастиана бессовестно длинные пальцы. Держу пари, он смог бы сыграть две октавы на пианино.
Я поворачиваю его руку и вижу гладкое запястье, худое и загорелое, с сухожилиями на предплечье. Я подношу запястье к губам и прижимаюсь ими к его коже, а затем посыпаю солью влажный след. Затем, не сводя с Себастиана взгляда, я скольжу языком по его руке, чувствуя, как покрывается мурашками его кожа, и замечая, как дергается желвак у него на лице. Я ощущаю привкус соли.
Я выпиваю текилу и закусываю ее лимоном. Это по-прежнему отвратительно, но все же чуть лучше, чем обычно.
Интересно, почувствовала бы я вкус текилы на губах Себастиана, если бы поцеловала его?
Разумеется, я не собираюсь его целовать.
Но я не могу отвести взгляд от губ парня, полных и идеально очерченных. Я никогда не видела мужчин с подобным лицом. Со своими крупными кудрями, обрамляющими его лицо, Себастиан напоминает мне святого с картины маслом.
Он так отличается от наемников, которых мне обычно приходится видеть. Сначала это вызвало у меня презрение. Но теперь я… заинтригована.
– Хочешь потанцевать? – спрашивает Себастиан.
В гостиной полно людей, которые трутся друг о друга. В доме Гриши пять этажей. Дом в ужасном состоянии, потому что брат постоянно устраивает вечеринки и выводит из себя домработниц, так что они увольняются, и ему приходится нанимать новых.
Я знаю всех Гришиных друзей и не хочу танцевать с Себастианом под прицелом их глаз.
Наверху куча людей занимается сексом в каждой свободной комнате или играет в блек-джек этажом выше. На крыше Гриша установил баню-бочку, вмещающую восемь человек, и большую гидромассажную ванну рядом с ней. Он пускает девушек в джакузи, только если те снимают верх от купальника.
Все это звучит не слишком заманчиво, так что я говорю: «Пойдем» – и веду Себастиана в сторону подвала.
Ремонт там еще не закончен, так что туда мало кто спускается. С потолка свисают голые лампочки. Пол цементный. Здесь намного прохладнее, чем наверху. Пахнет сыростью, а потолок нависает так угрожающе, что кажется, будто он вот-вот рухнет под тяжестью этажей.
Себастиану приходится пригнуться, чтобы спуститься по лестнице.
Я нахожу выключатель, который просто вделан в металл без какой-либо коробки, и щелкаю. Лампочки загораются, отбрасывая колеблющиеся круги света.
– Играешь в бильярд? – будничным тоном спрашиваю я Себастиана.
– Иногда, – отвечает он.
Я снимаю со стены два кия и протягиваю парню более длинный, оставляя себе свой любимый.
– Как насчет дружеской ставки? – предлагаю я.
– Без проблем, – соглашается Себастиан. – Насколько дружеской?
– Предлагаю для начала сотню.
Он тихонько присвистывает.
– Дай-ка я посмотрю, что у меня есть.
Себастиан вынимает бумажник, который кажется довольно толстым. Он достает оттуда сотку, не показывая другие купюры. Будь на его месте Гриша, он бы не преминул продемонстрировать мне все содержимое своего кошелька.
Себастиан кладет банкноту на полированный деревянный бортик бильярдного стола.
– Ну а ты что? – поддразнивающее спрашивает он. – Откуда мне знать, годишься ли ты в соперники?
– Ты не увидишь моих денег, – сообщаю я. – Ни сейчас, ни после.
Себастиан смеется.
– Мне нравится твоя уверенность, – говорит он.
Он складывает шары в треугольник, а я готовлюсь разбивать. Аккуратным ударом я посылаю шары рикошетом во все стороны по гладкому зеленому покрытию. Забив девятку, я перехожу к полосатым шарам и примеряюсь к одиннадцатому, ощущая на себе взгляд Себастиана, когда наклоняюсь над столом. Мне приходится сильно наклоняться из-за каблуков, и я чувствую, как задирается моя юбка.
Я с силой отправляю биток в одиннадцатый шар чуть левее центра. Тот отлетает вправо и, вращаясь, попадает прямо в боковую лунку, приземляясь с приятным звуком. Не останавливаясь, я забиваю также тринадцатый и четырнадцатый.
– Ой-ой, – негромко говорит Себастиан. – Похоже, у меня неприятности.
Следующим ударом я промахиваюсь буквально на дюйм. Парень берет свой кий и осматривает стол. Быстро и плавно Себастиан забивает двойку и четверку. Он твердо упирается своими длинными пальцами в войлок, удерживая кий, и ему достаточно бросить взгляд на шар, чтобы рассчитать угол, с которого он его ударит.
Парень невероятно точен и невероятно уверен в себе. Он забивает также первый и пятый шар, прежде чем промахнуться с третьим.
Я даже не заметила, что все это время стояла не дыша. Я понимаю, что если снова промахнусь, то шансов у меня, скорее всего, не останется.
Нахмурившись, я подхожу к столу, словно это поле битвы. Я представляю себе, где окажется биток после каждого удара, чтобы убедиться, что не помешаю сама себе. Определившись со стратегией, я быстро забиваю десятый, двенадцатый и пятнадцатый шары подряд.
Теперь у меня остается только восьмерка. Она прижалась к тройке Себастиана. Оба шара находятся довольно близко к левой угловой лузе. Я боюсь забить их вместе, если не буду осторожна.
Я прицеливаюсь, и мне удается разделить шары, загнав восьмой в лузу, а третий оттолкнув в сторону. Биток откатывается слишком далеко и дрожит на краю стола. Если он тоже упадет в лузу, я проиграю. Но он остается на месте.
Я беру стодолларовую купюру Себастиана и засовываю ее в лифчик.
– Я выиграла, – говорю я.
– Кажется, я отвлекся, – замечает он.
– Что ж, ты не первый, – уверяю я.
Мужчины вечно переоценивают свои способности. И недооценивают мои.
– Сыграем еще раз? – предлагает Себастиан.
– Удваиваем ставку?
– Не уверен, что у тебя есть деньги, – говорит парень с нахальной улыбкой. – Кроме тех, что ты забрала у меня. Как насчет того, чтобы… за каждый забитый мною шар ты снимала один элемент одежды? Я буду делать так же.
Я усмехаюсь, качая головой. Это явная уловка.
С другой стороны… я не могу устоять перед искушением унизить его еще сильнее. Я с удовольствием выиграю игру, глядя, как он стоит там в своих боксерских трусах.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Но я разбиваю.
– Ты разбивала в прошлый раз, – замечает Себастиан.
– Так или никак.
– Ну что ж, значит, так, – низким голосом решительно говорит он.
Себастиан снова выставляет шары, а я занимаю свое место по другую сторону стола. Я разбиваю, хоть и не так аккуратно, как в прошлый раз. Лишь один шар попадает в боковую лузу – третий – да и тот едва-едва. Я бросаю взгляд на Себастиана.
– Это один, – говорю я.
– Разбивка тоже считается? – спрашивает он.
– Разумеется.
– Как скажешь, – пожимает плечами парень.
Скрестив руки перед собой, он хватается за края черной футболки и стаскивает ее через голову, и я не могу отвести взгляд от его длинного худого торса, загорелого и мускулистого. Он даже более подтянут, чем я себе представляла. У Себастиана широкие плечи и грудь, рельефные мышцы живота. Полоска темных волос тянется от пупка к поясу джинсов. Я провожаю ее взглядом до самого низа.
Когда я снова поднимаю глаза, парень ухмыляется, глядя на меня.
– Нравится? – спрашивает он.
Я презрительно перекидываю хвост через плечо и снова поворачиваюсь к бильярдному столу.
Не знаю, то ли от вида полуобнаженного Себастиана, то ли из-за того, что я торопилась продолжить игру, но следующим ударом я промахиваюсь. Хуже того, биток оказывается в лузе, так что мой соперник может поставить его куда угодно.
– Chyort! – раздраженно вскрикиваю я.
Еще больше меня бесит самодовольное выражение лица Себастиана, когда тот встает у стола. Даже не целясь, он забивает десятку.
– Твоя очередь, – говорит парень.
Он имеет в виду, что моя очередь раздеваться, а не бить. Я сердито снимаю левую туфлю. Это «Маноло Бланик», и я не в восторге от мысли, что мне придется надевать ее после того, как испачкаю стопу о пыльный цементный пол.
Себастиан забивает и двенадцатый шар.
– Не будешь же ты стоять на одной ноге, – ухмыляется он.
Я снимаю правую туфлю, и теперь мое сердце бьется чаще. Я собиралась побеждать, а не подставлять себя под удар. Поверить не могу, что промахнулась.
Себастиан забивает пятнадцатый шар в угловую лузу.
Я угрюмо снимаю резинку с хвоста, и мои волосы свободно рассыпаются по плечам.
– Не уверен, что это считается за одежду, – говорит Себастиан.
– Нет, считается, – раздраженно шиплю я.
– Как скажешь.
Он с легкостью забивает четырнадцатый.
Черт.
Мне стоило приодеться, прежде чем соглашаться на эту игру.
Медленно я тянусь за спину, чтобы расстегнуть свое мини-платье цвета электрик. Оно и так скрывало не многое, но вскоре будет видно еще больше.
Я спускаю лямки, и платье падает прямо в грязь. Теперь очередь Себастиана потерять свою челюсть.
Что ж, по крайней мере его реакция вызывает у меня удовлетворение. Парень выглядит слегка ошеломленным, словно его только что ударили по голове. Он даже не пытается сделать вид, что не скользит взглядом по моему телу в черном шелковом лифчике и трусиках.
Надеюсь, что моя фигура окажет на него тот же эффект, и Себастиан промажет.
Однако все случается ровно наоборот, и парень поворачивается к столу с новой решимостью в глазах. Если раньше он лишь забавлялся, то теперь он настроен серьезно. Себастиан намерен победить.
Следующий удар будет непростым. Мои шары пересекают его траекторию и мешают нанести точный удар. Парню приходится отбивать девятку от стенки, чтобы отправить ее в боковую лузу.
Себастиан бьет по мячу немного не по центру, и на секунду мне кажется, что он промахнется. Но шар ударяется о край лузы и падает внутрь.
Парень молча поворачивается ко мне лицом.
Не знаю, почему я так волнуюсь.
Я не думала, что игра зайдет так далеко.
Внезапно я осознаю, какой он на самом деле высокий, особенно теперь, когда я без каблуков, и понимаю, что мы здесь внизу одни в полумраке, а наверху громко играет музыка, и никто нас не услышит. Темные глаза Себастиана почти не видны в тени надбровных дуг.
Ставка есть ставка.
Трясущимися руками я тянусь за спину, чтобы расстегнуть лифчик.
– Погоди, – говорит Себастиан.
В два шага он преодолевает пространство между нами и смотрит вниз мне в глаза. Парень пока не касается меня, но я ощущаю жар, исходящий от его обнаженной груди. Я прижата к бильярдному столу, отступать некуда.
– Ты не обязана раздеваться, – говорит он.
Я облизываю пересохшие губы.
– Но мы заключили пари.
– Мне плевать, – отвечает он. – Мне нужно кое-что другое…
Я смотрю в его карие глаза, вижу в них золотые искорки, замечаю, какие густые и темные у него ресницы.
– Что? – шепотом спрашиваю я.
Парень наклоняется и касается своими губами моих.
Он целует меня, и я ощущаю тепло и легкий привкус соли и лимона. Его губы еще нежнее, чем казались на моей коже, но сам поцелуй совсем не нежный. Себастиан целует меня крепко, голодно.
Его правая рука находит мое бедро, а левая скользит в мои волосы и обхватывает затылок, чтобы прижать меня еще ближе.
Кажется, что весь мир растворился в этом поцелуе. Я не чувствую холодный бетон под ногами и не слышу громкую музыку над головой. Я слышу лишь, как кровь стучит у меня в ушах, пока я парю в невесомости.
Затем мы отрываемся друг от друга, и я снова стою в подвале.
– Будем заканчивать игру? – спрашивает Себастиан.
– Нет, – качаю я головой. – Мне пора домой.
Он кажется разочарованным, но не сердится. Парень помогает мне собрать вещи, чтобы я могла привести себя в приличный вид.
– Не забудь свою футболку, – напоминаю я.
– Ой, – смеется он. – Точно.
Одевшись, Себастиан следует за мной вверх по ступенькам, а затем ждет, пока я вызову такси, и даже предлагает доехать со мной до дома.
– Просто за компанию, – говорит он.
Я качаю головой.
– Моему отцу это не понравится.
– Но номер свой ты мне дашь? – спрашивает Себастиан.
Я немного колеблюсь. Я знаю, что должна сделать, но внезапно мне совсем этого не хочется.
– Да, – отвечаю я. – Дам.
Себастиан, довольный, записывает мой номер.
– Созвонимся, – говорит он.
Я еду домой, чувствуя, как скручивается желудок.
Мой отец купил этот впечатляющий каменный особняк два года назад, когда приехал, чтобы сменить Колю Кристоффа на посту главы «Братвы». Он никогда не спрашивал ни моего брата, ни меня, хотим ли мы переехать из Москвы в Чикаго. Наши желания нисколько его не волнуют.
На всем первом этаже горит свет.
Отец ждет меня.
Ворота открываются автоматически, и я велю водителю подъехать ко входу. Он с некоторым трепетом смотрит на дом.
– Вы здесь живете? – спрашивает таксист.
– Да, – отвечаю я. – К сожалению.
Я выбираюсь из машины. Иов открывает дверь раньше, чем я успеваю взяться за ручку. Лицо мужчины в синяках, и он слегка горбится, как будто у него сломано ребро.
– Не нужно было меня пинать, – угрюмо говорит он.
– Ты слишком сильно меня ударил, – отвечаю я.
Я протискиваюсь мимо него – мне не терпится попасть в дом. Я очень устала и хочу спать.
Но сначала мне нужно поговорить с отцом.
Он бесшумно входит в прихожую, одетый в бархатные тапочки, шелковую пижаму и длинный халат с поясом. Его седая борода аккуратно расчесана, как и густые седые волосы, доходящие до плеч. Отец похож на средневекового короля. Из тех, кто без колебаний вторгнется в чужую страну.
– Как все прошло? – спрашивает он.
– Именно так, как ты и предполагал, – отвечаю я.
Кончики его губ подергиваются в легкой улыбке.
– Тебе удалось его заинтересовать?
– Разумеется, – говорю я.
Теперь отец по-настоящему улыбается, демонстрируя ровные белые зубы.
– Хорошо, – произносит он. – Молодец, дочка.
Наркотики запрещены законодательством Российской Федерации, наносят вред вашему здоровью и влекут применение административной и уголовной ответственности.
Себастиан
Я не могу перестать думать о Елене.
Я никогда не видел девушки столь же яростной, надменной и совершенно сногсшибательной.
У меня нет проблем заполучить девчонку. Когда я был звездой баскетбольной команды, они сами падали к моим ногам после каждой игры. На одной из афтерпати я попросил чирлидершу сделать сальто назад у меня на коленях. Она была немного пьяна и ударила меня каблуком, но я все равно позволил ей сделать мне минет, чтобы загладить свою вину.
Даже теперь мне не составляет труда снять девчонку в клубе или на вечеринке.
Но это просто случайный перепихон. Пара свиданий, много секса, и я уже готов к следующему знакомству.
У меня ни разу не было настоящих отношений, да я их и не хотел. Поначалу я был слишком сосредоточен на спорте, а затем меня поглотила фрустрация, и мне казалось, что я ненавижу всех и вся.
Но это… это что-то другое.
Я хочу эту девушку.
Хочу невероятно.
Стоило позволить ей снять лифчик. Уж поверьте, мне хотелось увидеть эти груди обнаженными и вблизи. Я остановил ее лишь потому, что чувствовал легкий укол вины за свои успехи. К тому же, зная теперь, кто ее отец, мне стоит быть осторожнее.
Сейчас мы не в лучших отношениях с русскими.
Последние десять лет чикагская «Братва» переживает непростой период, и многие их проблемы прямо или косвенно связаны с моей семьей.
